Женская крестьянская одежда

   Деревенской женской одеждой исстари служил САРАФАН — длинное безрукавное платье с наплечьями и пояском. Перед приступом пугачевцев на Белогорскую крепость («Капитанская дочка» Пушкина) ее комендант говорит жене: «Коли успеешь, надень на Машу сарафан». Деталь, современным читателем не замечаемая, но существенная: комендант рассчитывает, что в деревенской одежде, в случае взятия крепости, дочь затеряется в толпе крестьянских девушек и не будет опознана как дворянка — капитанская дочка.
   Замужние носили ПАНЁВУ или ПОНЁВУ — домотканую, обычно полосатую или клетчатую шерстяную юбку, зимой — с телогрейкой. О купчихе Большовой приказчик Подхалюзин в комедии Островского «Свои люди — сочтемся!» с презрением говорит, что она «чуть-чуть не поневница», намекая на ее простонародное происхождение. В «Воскресении» Л. Толстого отмечается, что бабы в сельской церкви были в панёвах. В будни на голове носили ПОВОЙНИК — платок, обвитый вокруг головы, в праздники КОКОШНИК — довольно сложное сооружение в виде полукруглого щитка надо лбом и с тульей сзади, или КИКУ (КИЧКУ) — убор с выдающимися вперед выступами — «рогами».
   Появиться на людях с непокрытой головой для замужней крестьянки считалось большим позором. Отсюда «опростоволоситься», то есть опозориться, оскандалиться.
   Слово «ШУШУН» — род деревенской телогрейки, короткой кофты или шубки, памятно нам по популярному «Письму матери» С. А. Есенина. Но встречается оно в литературе много раньше, еще в «Арапе Петра Великого» Пушкина.

Некоторые детали туалета и прически

   Иные из них, давно вышедшие из обихода, сохранились в текстах классических художественных произведений, затрудняя наше восприятие. Объясним те, что встречаются относительно чаще других.
   БУКЛЯ, или ПУКЛЯ, — завиток волос, выпущенный на лоб или виски, очень модный во второй половине XVIII века. Одно время букли обязаны были носить даже солдаты.
   КУАФЮРА — пышная дамская прическа, реже — головной убор.
   МАНИШКА — надевалась мужчинами на грудь, имитируя перед сорочки. Носится под фраком и в наши дни.
   ОМБРЕЛЬКА — зонтик от солнца (от французского «ombre» — тень). Об омбрельке как о зонтике, «ненужном ночью», говорит рассказчик в «Преступлении и наказании» Достоевского (часть 2, глава 7).
   ПАЧУЛИ — распространенные в прошлом веке сильно пахнущие дешевые духи. Для Лаврецкого в «Дворянском гнезде» Тургенева запах этот «весьма ему противный», Гаев в «Вишневом саде» Чехова дразнит лакея Яшу за то, что от него пачулями пахнет.
   ТОК — высокая дамская шляпа без полей.
   ТУПЕЙ — старинная мужская прическа — взбитый на голове хохол. Судя по портретам, его носил и Суворов. Фамусов в «Горе от ума» говорит о важных вельможах времен Екатерины II: «Раскланяйся — тупеем не кивнут». У Лескова есть рассказ о крепостном парикмахере «Тупейный художник».
   ТУРНЮР — валик, подкладываемый сзади под дамское платье ниже талии для придания пышности фигуре, или широкая юбка соответствующего фасона.
   Но тут надо сделать оговорку. В романе Тургенева «Новь» читаем об одном из героев: «Опытный глаз парижанки тотчас подметил в его туалете, в его турнюре, в самой его походке… отсутствие настоящего чистокровного шику». Как, неужели и мужчины носили турнюры? Нет, здесь турнюр — передача французского слова «tournure» в смысле «манера держаться». В этом значении слово не привилось в русском языке, его нет ни в одном русском словаре.
   ТЮРЛЮРЛЮ — легкая мантилька. Это манерное слово произносит Наталья Дмитриевна в «Горе от ума»: «Нет, если б видели мой тюрлюрлю атласный».
   ШЕМИЗЕТКА — легкая кофта, но чаще вставка на груди женских блузок.

Бороды и усы

   Ношение их строго регламентировалось. Петр I приказал брить бороду, оставив ее только крестьянам, купцам, мещанам и духовенству. Этот указ очень долго оставался в силе. Усы до 1832 года могли носить только гусары и уланы, затем разрешили всем остальным офицерам. В 1837 году царь Николай I строго запретил носить бороду и усы чиновникам, хотя и до того лица, состоящие на государственной службе, отпускали бороду крайне редко. В 1848 году Николай пошел еще дальше: приказал брить бороду всем дворянам без исключения, даже не служащим, видя, в связи с революционным движением на Западе, в бороде примету вольномыслия.
   После воцарения Александра II законы смягчились, однако чиновникам разрешалось носить только бакенбарды, которыми щеголял и сам император. Тем не менее борода с усами с 1860-х годов стала принадлежностью чуть ли не всех неслужащих мужчин, своего рода модой. В романе «Идиот» Достоевского о Птицыне говорится: «Темно-русая бородка обозначала в нем человека с неслужебным занятием». Толстовский Каренин, важный сановник, ходит в бакенбардах.
   С 1880-х годов бороды разрешили носить всем чиновникам, офицерам и солдатам, однако в отдельных полках на этот счет были свои правила. Слугам же носить бороды и усы возбранялось, за исключением кучеров и дворников.

Ткани

   Их разнообразие было велико, а мода и промышленность вводили все новые, заставляя забывать старые. Поясним в словарном порядке только те названия, которые чаще всего встречаются в литературных произведениях, оставаясь для нас непонятными.
   АЛЕКСАНДРЕЙКА, или КСАНДРЕЙКА, — красная или розовая хлопчатобумажная ткань в белую, розовую либо синюю полоску. Охотно использовалась для крестьянских рубах, считаясь очень нарядной.
   БАРЕЖ — легкая шерстяная или шелковая ткань с узорами. Из нее чаще всего шились в прошлом веке платья и блузки.
   БАРАКАН, или БАРКАН, — плотная шерстяная ткань. Использовалась для обивки мебели.
   БУМАЖНЫЙ. Осторожней с этим словом! Читая у классиков, что кто-то надел бумажный колпак или что Герасим в «Муму» подарил Тане бумажный платок, не следует понимать это в современном смысле; «бумажный» в старину означало «хлопчатобумажный».
   ГАРНИТУР — испорченное «гродетур», плотная шелковая ткань.
   ГАРУС — грубоватая шерстяная ткань или подобная ей хлопчатобумажная.
   ДЕМИКОТОН — плотная хлопчатобумажная ткань.
   ДРАДЕДАМ — тонкое сукно, буквально «дамское».
   ЗАМАШКА — то же, что посконина (см. ниже). На Бирюке в одноименном рассказе Тургенева — замашная рубашка.
   ЗАТРАПЕЗА — дешевая хлопчатобумажная ткань из разноцветных ниток. Изготовлялась на фабрике купца Затрапезнова в Ярославле. Ткань исчезла, а слово «затрапезный» — будничный, второсортный — в языке осталось.
   КАЗИНЕТ — гладкая полушерстяная ткань.
   КАМЛОТ — плотная шерстяная или полушерстяная ткань в полоску грубой выработки.
   КАНАУС — дешевая шелковая ткань.
   КАНИФАС — хлопчатобумажная ткань в полоску.
   КАСТОР — сорт тонкого плотного сукна. Использовался для шляп и перчаток.
   КАШЕМИР — дорогая мягкая и тонкая шерсть или полушерсть.
   КИТАЙКА — гладкая хлопчатобумажная ткань, обычно синяя.
   КОЛЕНКОР — дешевая хлопчатобумажная ткань, одноцветная или белая.
   КОЛОМЯНКА — домодельная пестрая шерстяная или льняная ткань.
   КРЕТОН — плотная цветная ткань, использовавшаяся для обивки мебели и штофных обоев.
   ЛЮСТРИН — шерстяная ткань с глянцем.
   МУХОЯР — хлопчатобумажная пестрая ткань с примесью шелка или шерсти.
   НАНКА — популярная среди крестьян хлопчатобумажная плотная ткань. По названию китайского города Нанкин.
   ПЕСТРЯДЬ — грубая льняная или хлопчатобумажная ткань из разноцветных ниток.
   ПЛИС — плотная хлопчатобумажная ткань с ворсом, напоминающая бархат. Слово того же происхождения, что и плюш. Из плиса шили дешевую верхнюю одежду и обувь.
   ПОСКОНИНА — домотканый холст из конопляного волокна, часто использовалась для крестьянской одежды.
   ПРЮНЕЛЬ — плотная шерстяная или шелковая ткань, из которой шили дамскую обувь.
   САРПИНКА — тонкая хлопчатобумажная ткань в клетку или полоску.
   СЕРПЯНКА — грубая хлопчатобумажная ткань редкого плетения.
   ТАРЛАТАН — прозрачная, легкая ткань, похожая на кисею.
   ТАРМАЛАМА — плотная шелковая или полушелковая ткань, из которой шили халаты.
   ТРИП — шерстяная ворсистая ткань вроде бархата.
   ФУЛЯР — легкий шелк, из которого чаще всего изготовлялись головные, шейные и носовые платки, иногда последние поэтому назывались фулярами.
   ХОЛСТИНКА — легкая полотняная или хлопчатобумажная ткань.
   ШАЛОН — плотная шерсть, из которой шилась верхняя одежда.
   И в заключение о некоторых РАСЦВЕТКАХ.
   АДЕЛАИДА — темно-синий цвет.
   БЛАНЖЕВЫЙ — телесного цвета.
   ДВУЛИЧНЕВЫЙ — с переливом, как бы двух цветов с лицевой стороны.
   ДИКИЙ, ДИКЕНЬКИЙ — светло-серый.
   МАСАКА — темно-красный.
   ПУКЕТОВЫЙ (от испорченного «букет») — расписанный цветами.
   ПЮСОВЫЙ (от французского «puce» — блоха) — темно-коричневый.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
НА ЧЕМ ПЕРЕДВИГАЛИСЬ

Средства передвижения

   Невозможно представить себе героя «Путешествия из Петербурга в Москву» без его неизменной кибитки, Чичикова — без брички, которую мчит по просторам Руси «птица тройка», путешествующего по Европе Онегина — без его «легкой коляски». Но хорошо ли мы представляем себе эти экипажи? И почему автор назначает своему герою именно такое средство передвижения, а не другое?
   У классиков не бывает случайностей. Вид повозки, количество впряженных лошадей, способ путешествия (на своих или на почтовых), скорость движения — все это не только исторически точно и осмысленно, но и глубоко продумано и обосновано.
   В далекие времена, когда еще не было ни железных дорог, ни автобусов, конные экипажи на колесах или полозьях представляли собой единственное средство передвижения на более или менее дальние расстояния. Каким же образом передвигались наши герои за пределами города или собственного имения?
   Способов было четыре. Самый дешевый — разумеется, для имущих — в личном экипаже, со своим кучером, на собственных лошадях. Но это требовало длительного времени: лошадей надо было часто останавливать для отдыха и кормления. Это называлось ездить «НА СВОИХ», или «НА ДОЛГИХ». Именно таким, наиболее экономным способом добиралась Татьяна Ларина до Москвы — предположительно из псковской деревни:
 
К несчастью, Ларина тащилась,
Боясь прогонов дорогих,
Не на почтовых, на своих,
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне.
 
   Второй способ — езда НА ПОЧТОВЫХ, или НА ПЕРЕКЛАДНЫХ, — был возможен только на ПОЧТОВЫХ ТРАКТАХ, то есть на дорогах с движением почтовых карет и станциями, расположенными верстах в тридцати одна от другой. Для такой поездки требовалось выписать в местной полиции ПОДОРОЖНУЮ, то есть свидетельство, дающее право на определенное, соответственно чину и званию, количество лошадей. Если вы ехали по личной надобности, то предварительно вносили плату и получали простую подорожную, если же, как лермонтовский Печорин, «по казенной надобности», то есть по делам службы, то вам выдавалась подорожная, оплаченная казной. Плату — она называлась ПРОГОНЫ или ПРОГОННЫЕ — брали поверстно, то есть с версты. Если вы задумали бы выехать из города без подорожной, вас задержал бы дежурящий на заставе караульный офицер.
   В распоряжении этого офицера состоял нестроевой солдат, по тогдашней терминологии ИНВАЛИД (вовсе не обязательно увечный), который по его команде поднимал или опускал шлагбаум.
   В стихотворении «Дорожные жалобы», размышляя о том, как он кончит дни свои, Пушкин допускает и такое:
 
…Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
 
   Итак, вы оплатили поездку, если этого не сделала казна, и оформили все документы. Заранее нанятый ямщик в обусловленное время приезжал с лошадьми к вам в дом или в гостиницу. Они впрягались в подготовленный вами собственный экипаж, и вы становились путешественником: следовали до ближайшей ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ (иначе — ПОЧТОВЫЙ ДВОР или ЯМ — отсюда и слово «ЯМЩИК»). Здесь путник предъявлял СТАНЦИОННОМУ СМОТРИТЕЛЮ подорожную, его записывали в особую книгу, после чего, при наличии свежих лошадей (а их иногда приходилось подолгу дожидаться: расписания не было), ехали до следующей станции, где повторялась та же процедура.
   Обстановка почтовых станций, хлопоты замученных станционных смотрителей, утомительное ожидание освободившихся лошадей, наглость высоких чинов или просто нахалов, требующих упряжки в первую очередь, тяжкие ночевки в неблагоустроенных и тесных помещениях — все это нам знакомо по многим литературным произведениям. «Обычные сцены: на станциях ад — / Ругаются, спорят, толкутся», — читаем в поэме Некрасова «Русские женщины». Зато «езда на почтовых» (на них именно летел Онегин к заболевшему дяде) была наиболее быстрой, в особенности же, если это были КУРЬЕРСКИЕ — лошади, приберегаемые для экстренных случаев, правительственных курьеров — фельдъегерей и особо важных персон.
   Разница в скорости между обоими видами образно отражена в попреке Иудушки Головлева племяннице Анненьке: «Ты вот на почтовых суп скушала, а я — на долгих ем».
   Третий способ — езда НА ВОЛЬНЫХ, или НА ОБЫВАТЕЛЬСКИХ. Тут уже не требовалась подорожная, но цена была гораздо более высокой. На почтовой станции вы нанимали по договоренной цене ямщика из местных жителей, с лошадьми, который вез вас до ближайшей станции, где нанимались новые лошади с ямщиком. В этом случае экипаж мог принадлежать не ездоку, а ямщику, что стоило, конечно, много дороже. Иногда этот способ передвижения назывался ездой НА СДАТОЧНЫХ, а лошади и кареты — ЯМСКИМИ. Возле почтовых дорог располагались деревни с ямщиками, обычно — оброчными крестьянами, ведал ими ЯМЩИЦКИЙ СТАРОСТА.
   И, наконец, четвертый способ передвижения стал возможен только начиная с 1820 года, когда между Петербургом и Москвой стал регулярно ходить рейсовый экипаж — ДИЛИЖАНС. Вскоре дилижансы стали курсировать и по другим маршрутам между крупными городами. Путешественники вначале негодовали: в отличие от старых возков или кибиток, где можно было лежать, в дилижансах приходилось только сидеть, притом в тесноте. Отсюда дилижанс (от франц. «diligence») насмешливо перекрестили в НЕЛЕЖАНС или СИДЕЙКУ.
   В статье «Путешествие из Москвы в Петербург» Пушкин отмечает удобство «поспешного дилижанса» по сравнению с прежней почтовой каретой. С прокладкой шоссе рейс между двумя столицами — 726 верст — дилижанс стал проделывать в двое суток с половиной, вместо четырех — четырех с половиной на перекладных до того.
   Мест в дилижансе было зимой четыре, летом — шесть. Дилижанс запрягался четырьмя лошадьми в ряд. Что касается почтовых лошадей, то по закону, в зависимости от чина и должности заказавшего, количество лошадей составляло: до трех — для неслужащих и чиновников низшего ранга, до 20 — для особ I класса табели о рангах. Важный сановник Каренин получал прогонные деньги на 12 лошадей.
   Рассказчик в повести Пушкина «Станционный смотритель», титулярный советник, указывает: «Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади».
   Даже для собственных экипажей количество лошадей строго регламентировалось в зависимости от чина и сословия владельца. Купчиха Большова в комедии Островского «Свои люди — сочтемся!» говорит о своей дочери, мечтающей выйти замуж за дворянина: «Только бы ей в карете ехать шестеркой». На что муж ее замечает: «Поедет и парочкой — не велика помещица!» Незначащий, казалось бы, разговор, однако за ним — существенные исторические реалии: ШЕСТЕРКОЙ в дореформенное время разрешалось ездить только дворянам, купцам же — не более чем на одной паре лошадей.
   Скорость движения почтовых экипажей составляла зимой не более 12 верст в час, летом — 8-10, осенью — не более 8 по немощеной дороге. В сутки проезжали 100-150 верст. Только фельдъегеря обязаны были ехать «столь поспешно, сколько сие будет возможно», и иногда проделывали в день 200 верст.
   В наш век сверхскоростей любопытно узнать, что называлось в старину нормальной скоростью, а что повышенной. В «Братьях Карамазовых» Достоевского узнаем, что Дмитрий «проехал до Мокрого на тройке час с четвертью при расстоянии 20 верст с небольшим». Если принять эти «20 верст с небольшим» за 23 километра, то ехал он со скоростью чуть более 18 километров в час, при этом «быстрая езда как бы вдруг освежила Митю». Ничего себе быстрая езда!
   Ямщик Балага в «Войне и мире», которого Анатоль Курагин нанял для того, чтобы увезти Наташу Ростову, «любил эту безумную езду, по восемнадцать верст в час», то есть 19 километров с небольшим. Какой помехой стал бы Балага на современных дорогах!
   Что касается «своих» или «долгих», то в «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин отмечает: «В старину помещики берегли лошадей и ездили медленно, не более семи верст в час» (летом).
   Почтовые тракты иногда назывались СТОЛБОВЫМИ ДОРОГАМИ, так как расстояния на них отмечались ВЕРСТОВЫМИ СТОЛБАМИ. Поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» начинается с того, что «на столбовой дороженьке / Сошлись семь мужиков».
   В некоторых произведениях встречается непонятное ныне слово «подстава». В «Войне и мире» навстречу немцу доктору, ехавшему из Москвы, была выслана «подстава на большую дорогу». ПОДСТАВОЙ назывались свежие лошади, высылаемые с кучером в обусловленное место для перепряжки их в экипаж взамен уставших.

Упряжки

   Прежде всего о выражении «ЗАКЛАДЫВАТЬ ЛОШАДЕЙ». Это означало запрячь их в экипаж; ОТКЛАДЫВАТЬ, или РАСКЛАДЫВАТЬ, — распрячь, отпрячь; ПЕРЕКЛАДЫВАТЬ (отсюда и слово «ПЕРЕКЛАДНЫЕ») — перепрячь, заменить одних лошадей другими.
   УПРЯЖКИ бывали разными, и отличались они не только количеством лошадей, но и порядком их расположения. Наиболее популярной в России была ТРОЙКА: средняя лошадь, наиболее крепкая, называлась КОРЕННОЙ или КОРЕННИКОМ, на нее приходилась главная нагрузка. Боковые лошади назывались ПРИСТЯЖНЫМИ. Коренник бежал рысью, пристяжные галопом. Тройка воспета в десятках русских стихотворений, песен и романсов, не потерявших своей популярности и в наши дни. Гоголевская «птица тройка», которой писатель уподобил Русь, памятна каждому.
   Ездили и на ЧЕТВЕРКАХ, или ЧЕТВЕРНЯХ, — четырех лошадях, запряженных в ряд, что было возможно только для широких дорог, а чаще запряженных попарно, одна пара за другой, то есть ЦУГОМ. ШЕСТЕРКИ, или ШЕСТЕРНИ, ВОСЬМЕРКИ т.д. также впрягались парами, в линию. Пары лошадей, впряженные справа и слева от ДЫШЛА, то есть одиночной оглобли, назывались ДЫШЛОВЫМИ — правой и левой. Передняя пара лошадей именовалась УНОСНОЙ.
   Упряжка парой, когда в оглобли впрягался коренник, а к нему привязывалась ПРИСТЯЖНАЯ, называлась ПАРОЙ НА ОТЛЕТЕ или ПАРОЙ С ОТЛЕТОМ.
   ЦУГОМ, то есть с большим количеством лошадей, не менее четырех, впряженных попарно, ездили очень богатые, сановитые люди. «…Весь в орденах, езжал-то вечно цугом…» — восторженно говорит Фамусов о важном вельможе Максиме Петровиче.
   ГУСЕМ, то есть одна за другой (до пяти), запрягались лошади, как правило, за городом, на узкой зимней дороге, чтобы не увязнуть в сугробе. В рассказе Чехова «По делам службы» после метельной ночи «лошади, запряженные гусем, ожидали у крыльца с пяти часов утра»: к ним идут доктор и следователь в шубах и валенках. При запряжке цугом на одной из передних лошадей непременно сидел верхом ФОРЕЙТОР (в переводе с немецкого — передний всадник), в народном произношении ФАЛЕТОР, обычно мальчишка или же, как исключение, взрослый человек малого веса, чтобы не отягощать лошади. Обязанностью форейтора было управлять передней парой лошадей, которые служили направляющими для остальных.
   Приближение почтового экипажа оповещал звон КОЛОКОЛЬЧИКА, прикрепленного под дугой коренника. У пристяжных лошадей, ходивших без дуги, к сбруе подвешивались БУБЕНЦЫ. Крупные бубенцы, издававшие глухой звук, назывались ГЛУХАРЯМИ. Звон колокольчиков и бубенцов многократно описан в старой литературе. Чацкий, вспоминая о своей поездке в Москву на почтовой тройке, говорит Софье:
 
…Звонками только что гремя
И день и ночь по снеговой пустыне
Спешу к вам голову сломя.
 
   Пушкин в «Графе Нулине» обобщает:
 
Кто долго жил в глуши печальной,
Друзья, тот верно знает сам,
Как сильно колокольчик дальный
Порой волнует сердце нам.
 
   В главе XVII 3-й части 3-го тома романа «Война и мир» Л. Толстой чрезвычайно картинно и подробно, на целой странице, описывает отправление из Москвы кареты графини Ростовой: долго укладываются, два гайдука готовятся подсадить графиню, но она приказывает удобнее переложить сидение. Старый кучер Ефим терпеливо ждет, когда прикажут трогаться. «Наконец, все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась…
   — С Богом! — сказал Ефим, надев шляпу. — Вытягивай! — Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов, лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице».
   Остановимся на РЕССОРАХ. В древности их не было: для смягчения дорожной тряски кузова экипажей подвешивались к раме, снабженной столбиками, на ремнях. К концу XVIII века появляются металлические рессоры. Сначала это были высокие, они же стоячие, или круглые, рессоры — полукружия, соединяющие раму с кузовом по вертикали: именно такими была снабжена карета Ростовых. Вскоре их заменили лежачие, или плоские, рессоры — две или более скрепленные по краям пластины, расположенные горизонтально, сжимающиеся под воздействием дорожных неровностей — в принципе такие же, как у современных грузовиков. Подобные усовершенствованные рессоры долгое время считались признаком особого комфорта и достатка владельца экипажа, предметом его гордости и зависти окружающих.
   Теперь нам яснее становится концовка стихотворения Некрасова «Гадающей невесте», в которой автор, как бы обращаясь к влюбленной в модного хлыща девушке, пророчит:
 
Он твои пленительные взоры,
Нежность сердца, музыку речей —
Все отдаст за плоские рессоры
И за пару кровных лошадей!
 
   Особым шиком считалось прокатиться на ямской тройке с набором — в такую поездку собираются персонажи «Женитьбы Бальзаминова» Островского. НАБОРОМ называлась упряжь, богато украшенная блестящими бляхами.

Виды экипажей

   Наиболее удобным, дорогим и комфортабельным экипажем была КАРЕТА, отличавшаяся полностью закрытым кузовом, с обязательными рессорами. Кучер располагался на передке — КОЗЛАХ, подвергаясь, в отличие от ездоков, всем воздействиям непогоды. В экипажах попроще козел могло не быть, и тогда возница сидел просто на высоком краю, окаймлявшем повозку, который назывался ОБЛУЧКОМ. Внутри карета имела мягкие сидения — от двух до шести, окошечки по бокам и спереди — для общения с кучером. Позади кузова, на ЗАПЯТКАХ, то есть специальной подножке, при особо торжественных выездах стояли один или два ВЫЕЗДНЫХ ЛАКЕЯ — ГАЙДУКИ. Для входа в карету служили дверцы, к ним вела ступенька-подножка, закидывающаяся после посадки внутрь кареты и откидываемая гайдуком после остановки. Часто подножки закидывались и откидывались с грохотом, так, во всяком случае, говорится в «Двух гусарах» Л. Толстого. По бокам кареты в темное время горели фонари.
   Кареты чаще всего закладывались тройкой или четверкой, легкие кареты — парой. На приемы и балы полагалось ехать в карете; если не было своей, нанимали ямскую. Так, Евгений Онегин поскакал на бал «стремглав в ямской карете». Аристократические персонажи «Анны Карениной» разъезжают в собственных каретах; однако, уйдя от мужа, Анна Каренина едет к сыну Сереже, наняв «извозчичью карету».
   Забитый чиновник Макар Девушкин («Бедные люди» Достоевского) так передает свои впечатления от карет: «Пышные экипажи такие, стекла, как зеркало, внутри бархат и шелк… Я во все кареты заклядывал, всё дамы сидят, такие разодетые, может быть, и княжны и графини».
   ДОРМЕЗОМ (в переводе с французского «спальная») называлась просторная карета со спальными местами, предназначенная для дальних поездок. Такая карета, унаследованная от родителей, была у Л.Н. Толстого, как вспоминал его старший сын, ее везли шесть лошадей. У дорожных экипажей наверху были ВАЖИ, или ВАШИ, — ящики для поклажи, а сзади ГОРБОК, тоже служивший для помещения багажа.
   Более простыми и легкими экипажами были КОЛЯСКИ. В отличие от карет кузов у них был открытый, но с откидным верхом. Коляски обычно запрягались парой или тройкой лошадей, однако очень богатые люди, вроде Троекурова в «Дубровском», Андрея Болконского в «Войне и мире» или губернаторской дочки в «Мертвых душах», ездили в коляске шестериком.
   Известен рассказ Гоголя «Коляска», в котором гости обнаруживают спрятавшегося от них хозяина в его новой коляске. В рассказе Чехова «Враги» различие кареты и коляски служит важной характеристикой социального и нравственного различия персонажей. Богатый помещик заезжает за доктором в коляске. Когда выясняется, что вызов был ложным и ненужным, доктор, у которого только что умер сын, высказывает свое негодование помещику, после чего тот приказывает лакею: «Пошел, скажи, чтобы этому господину подали коляску, а для меня вели заложить карету». Карета подчеркивала материальное превосходство помещика над доктором.