Страница:
В отдельных селах (одном или нескольких) судебно-полицейской властью обладал сельский сход во главе с выбранным старостой. Еще при крепостном праве сельский сход избирал из своей среды для выполнения различных общественных и административных обязанностей ДЕСЯТСКИХ и СОТСКИХ. Названия обеих должностей — от числа выделявших их дворов.
Десятские определяли пришлых людей на ночлег, исполняли обязанности курьеров и т.п. В «Тамани» Лермонтова десятский подыскивает Печорину ночлег. Иногда десятский управлял далеко отстоящим от села хутором — так в рассказе Тургенева «Смерть».
После крестьянской реформы сотские («звание крайне униженное», отмечает в своем словаре Даль), как и десятские, превратились в низших полицейских служителей на селе.
В рассказе Матрены Тимофеевны («Кому на Руси жить хорошо» Некрасова) показано, как десятник и сотский исполняют в деревне по указанию властей чисто полицейские функции.
У Чехова в рассказе «Мечты» выразительно нарисованы образы двух сотских, конвоирующих в уездный город беспаспортного бродягу. Сочувствуя полуживому, больному человеку, оба мужика, однако, не скрывают, что считают его мечты о привольной жизни в Сибири несбыточными, так как дни его сочтены.
Сходная ситуация в рассказе Горького «Товарищ». Староста приказывает сотскому отвести к становому приставу беспаспортного бродягу. Неожиданно в пути выясняется, что арестант — давний дружок конвоира.
Сильнейший образ сотского выведен Чеховым в рассказе «По делам службы». Илья Лошадин, называющий себя «цоцкай», рассказывает приезжим чиновникам о своей многотрудной жизни, поражая непоколебимой покорностью судьбе.
Сотские и десятские формы не носили — об их должности свидетельствовала особая медная бляха, повешенная на груди.
Яркие фигуры пореформенных сельских должностных лиц предстают перед нами в рассказах Чехова «Староста», «Скорая помощь», «Унтер Пришибеев» и многих других.
Все это бремя власти вынужден был выносить освобожденный от крепостной зависимости, но оставшийся бесправным простой крестьянин. Символический «мальчик без штанов» в очерках Салтыкова-Щедрина «За рубежом» как бы от лица миллионов крестьян говорит: «А нас, брат, так и сейчас походя ругают. Кому не лень, только тот не ругает, и все самыми скверными словами. Даже нам надоело слушать. Исправник ругается, становой ругается, посредник ругается, старшина ругается, староста ругается, а нынче еще урядников ругаться наняли».
Судебной инстанцией в волости после 1864 года был ежегодно избираемый волостным сходом ВОЛОСТНОЙ СУД. Он разбирал мелкие гражданские и уголовные дела, имея право приговорить крестьянина к штрафу, кратковременному заключению, телесному наказанию.
Одна из арестанток, сидящая в камере с Катюшей Масловой («Воскресение» Л. Толстого), рассказывает: «Я однова видела, как в волостном мужика драли». Ее прервали, но все же она «досказала свою историю, как она испужалась в волостном, когда там в сарае мужика секли, как у ней вся внутренность отскочила».
В «Анне Карениной» седоусый помещик, закоренелый крепостник, выражает недовольство новыми, пореформенными порядками, якобы потворствующими мужику. «Только и держится все волостным судом да старшиной. Этот отпорет его по-старинному».
В 1903 году, в связи с ростом стихийных выступлений крестьян, был учрежден новый низший полицейский чин — СТРАЖНИКИ, подчиненные урядникам. Вызвано это было тем, что десятские и сотские утратили доверие начальства, так как часто присоединялись к восставшим крестьянам. Однако и стражники не стали надежной опорой властей. В рассказе Бунина «Ночной разговор», касающемся событий 1905 года, один из персонажей повествует: «Затеялись там мужики барина разбивать… а навстречу им — стражники. Мужики с кольями, с косами — на них. Стражники сделали залп да, понятно, драло….»
Волостные старшины, писаря, сельские старосты, сотские, десятские… Все они навеки ушли в историю, почти не запечатлевшись на ее страницах. Как же мы должны быть благодарны писателям за то, что образы этих людей, со всеми их характерными особенностями и свойствами, оживают для нас в художественных произведениях!
Пореформенные учреждения
Пореформенный суд
Жандармерия
Некоторые забытые должности
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Государственные служащие
Десятские определяли пришлых людей на ночлег, исполняли обязанности курьеров и т.п. В «Тамани» Лермонтова десятский подыскивает Печорину ночлег. Иногда десятский управлял далеко отстоящим от села хутором — так в рассказе Тургенева «Смерть».
После крестьянской реформы сотские («звание крайне униженное», отмечает в своем словаре Даль), как и десятские, превратились в низших полицейских служителей на селе.
В рассказе Матрены Тимофеевны («Кому на Руси жить хорошо» Некрасова) показано, как десятник и сотский исполняют в деревне по указанию властей чисто полицейские функции.
У Чехова в рассказе «Мечты» выразительно нарисованы образы двух сотских, конвоирующих в уездный город беспаспортного бродягу. Сочувствуя полуживому, больному человеку, оба мужика, однако, не скрывают, что считают его мечты о привольной жизни в Сибири несбыточными, так как дни его сочтены.
Сходная ситуация в рассказе Горького «Товарищ». Староста приказывает сотскому отвести к становому приставу беспаспортного бродягу. Неожиданно в пути выясняется, что арестант — давний дружок конвоира.
Сильнейший образ сотского выведен Чеховым в рассказе «По делам службы». Илья Лошадин, называющий себя «цоцкай», рассказывает приезжим чиновникам о своей многотрудной жизни, поражая непоколебимой покорностью судьбе.
Сотские и десятские формы не носили — об их должности свидетельствовала особая медная бляха, повешенная на груди.
Яркие фигуры пореформенных сельских должностных лиц предстают перед нами в рассказах Чехова «Староста», «Скорая помощь», «Унтер Пришибеев» и многих других.
Все это бремя власти вынужден был выносить освобожденный от крепостной зависимости, но оставшийся бесправным простой крестьянин. Символический «мальчик без штанов» в очерках Салтыкова-Щедрина «За рубежом» как бы от лица миллионов крестьян говорит: «А нас, брат, так и сейчас походя ругают. Кому не лень, только тот не ругает, и все самыми скверными словами. Даже нам надоело слушать. Исправник ругается, становой ругается, посредник ругается, старшина ругается, староста ругается, а нынче еще урядников ругаться наняли».
Судебной инстанцией в волости после 1864 года был ежегодно избираемый волостным сходом ВОЛОСТНОЙ СУД. Он разбирал мелкие гражданские и уголовные дела, имея право приговорить крестьянина к штрафу, кратковременному заключению, телесному наказанию.
Одна из арестанток, сидящая в камере с Катюшей Масловой («Воскресение» Л. Толстого), рассказывает: «Я однова видела, как в волостном мужика драли». Ее прервали, но все же она «досказала свою историю, как она испужалась в волостном, когда там в сарае мужика секли, как у ней вся внутренность отскочила».
В «Анне Карениной» седоусый помещик, закоренелый крепостник, выражает недовольство новыми, пореформенными порядками, якобы потворствующими мужику. «Только и держится все волостным судом да старшиной. Этот отпорет его по-старинному».
В 1903 году, в связи с ростом стихийных выступлений крестьян, был учрежден новый низший полицейский чин — СТРАЖНИКИ, подчиненные урядникам. Вызвано это было тем, что десятские и сотские утратили доверие начальства, так как часто присоединялись к восставшим крестьянам. Однако и стражники не стали надежной опорой властей. В рассказе Бунина «Ночной разговор», касающемся событий 1905 года, один из персонажей повествует: «Затеялись там мужики барина разбивать… а навстречу им — стражники. Мужики с кольями, с косами — на них. Стражники сделали залп да, понятно, драло….»
Волостные старшины, писаря, сельские старосты, сотские, десятские… Все они навеки ушли в историю, почти не запечатлевшись на ее страницах. Как же мы должны быть благодарны писателям за то, что образы этих людей, со всеми их характерными особенностями и свойствами, оживают для нас в художественных произведениях!
Пореформенные учреждения
Вскоре после отмены крепостного права, в 1864 году, в губерниях и городах были созданы новые выборные органы местного управления — ЗЕМСТВА. Уездные и губернские земские собрания избирали исполнительные органы — ЗЕМСКИЕ УПРАВЫ во главе с ПРЕДСЕДАТЕЛЯМИ. Эти органы были всесословными, но участие в них сильно ограничивалось имущественным цензом. Таким образом, в земских управах заседали преимущественно крупные землевладельцы, то есть те же дворяне-помещики.
Полномочия земских органов ограничивались местными хозяйственными делами. Они прокладывали дороги и строили мосты, открывали школы и больницы, вели борьбу с голодом, эпидемиями и эпизоотиями[1], занимались страхованием имущества. На все это нужны были средства. Земствам разрешалось облагать население сборами и налагать на него повинности. Деятельность земств строго контролировалась местными губернаторами.
При всей своей ограниченности деятельность земств была, бесспорно, прогрессивной. В произведениях классиков мы встречаем образы земских деятелей и служащих, искренно заинтересованных в помощи трудовому населению.
Работа земства вызвала недовольство и сопротивление реакционных дворян, вчерашних крепостников. Помещик Бодаев в пьесе Островского «Лес» заявляет, что не заплатит на земство «ни одной копейки, пока жив; пускай описывают имение… Никакой пользы, один грабеж».
Заматерелый крепостник помещик Калломейцев («Новь» Тургенева) ругает земство, которое, по его мнению, «только ослабляет администрацию и возбуждает лишние мысли и несбыточные надежды».
Однако и у прогрессивных дворян деятельность земств часто вызывала разочарование. Так, Константин Левин в «Анне Карениной» — образ, в который Л. Толстой вложил много своего, личного, — вскоре отказывается от участия в работе земства: «…я убедился, что никакой земской деятельности нет и быть не может… — говорит Левин Стиве Облонскому. — С одной стороны, игрушка, играют в парламент… а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie[2] наживать деньжонки… в виде незаслуженного жалованья».
И в самом деле: многие разоряющиеся дворяне искали в земской деятельности не участия в облегчении народных нужд, а укрепления своих позиций и новых источников дохода. На это рассчитывает женившийся на помещице Гурмыжской недоучившийся дворянчик Буланов («Лес» Островского). Старый помещик Милонов его ободряет: «Для новых учреждений нужны новые люди, а их нет. Вот они!» Правда, по возрасту юный Буланов еще не подходит, но Милонов его и тут утешает: «Ну, что ж, мы подождем годика два; а там и в управу или другую почетную должность найдем». Буланов же заверяет соседних помещиков: «…вы найдете во мне самого горячего защитника наших интересов и привилегий».
Запашин в комедии Островского «Светит, да не греет» говорит: «Хозяйничаем немножко: иногда проедешь на земство, позеваешь, подремлешь там среди наших доморощенных ораторов».
Лида в рассказе Чехова «Дом с мезонином» жалуется: «Весь наш уезд находится в руках Балагана. Сам он председатель управы, и все должности в уезде роздал своим племянникам и зятьям и делает, что хочет. Надо бороться».
К руководству земствами подчас пробирались люди вовсе недостойные. Председатель земской управы Лебедев в «Иванове» Чехова — безвольный и опустившийся «толстоносый пьяница».
В скромной должности секретаря земской уездной управы состоит обедневший дворянин, вялый и бесхарактерный Андрей Прозоров («Три сестры» Чехова). Он когда-то мечтал стать знаменитым ученым, а вынужден подчиняться председателю этой управы, всеми презираемому Протопопову, который становится любовником его жены.
На известной картине художника Г. Г. Мясоедова «Земство обедает» (1872) сочувственно изображены крестьяне-ходоки, пришедшие издалека в земство и терпеливо ожидающие конца его обеда.
В сказке Салтыкова-Щедрина «Земский деятель» автор с иронией описал, как губернатор придавил все земские учреждения своей губернии.
Между тем в земских учреждениях работало немало истинных подвижников, прежде всего врачей и учителей, принесших много пользы простому народу.
Разнообразные типы земских врачей нарисованы Чеховым в рассказах «Неприятность», «Темнота», «Беглец», пьесах «Иванов» и «Дядя Ваня». Героя рассказа «Ионыч», земского доктора Старцева, лишенного гражданских идеалов, засосала провинциальная тина.
Аналогичной земской реформе была городская: в 1870 году все граждане, платящие городские повинности с земли, торговли или промысла, получали право избирать ГЛАСНЫХ (депутатов) в ГОРОДСКУЮ ДУМУ. Исполнительным органом думы была ГОРОДСКАЯ УПРАВА во главе с ГОРОДСКИМ ГОЛОВОЙ. Действовавшая со времен Екатерины II почти бесправная ШЕСТИГЛАСНАЯ ДУМА с ее городским головой была упразднена, так же как и МАГИСТРАТЫ — сословная судебная инстанция для купцов и мещан.
Городская дума с городской управой ведали всем городским хозяйством. Их деятельность строго контролировалась губернатором. Избранный думой городской голова также утверждался губернатором, а в Москве и Петербурге — царем. Нежелательные кандидатуры отметались. Тем не менее авторитет городской думы был весьма значителен. Руководящую роль в этих думах получило крупное дворянство и купечество. Председателем думы, как правило, избирался либо состоятельный дворянин, либо крупный фабрикант.
Заседание городской думы очень комично изображено в рассказе Чехова «Господа обыватели».
Престижная должность городского головы представлялась весьма заманчивой для многих купцов и богатых мещан; при выборах между ними развертывалась острая борьба.
«— …Не быть мне головой! — сокрушается Бессеменов в пьесе Горького «Мещане». — Федька Досекин, слесарного цеха старшина, в головы метит… Мальчишка! Щенок!»
В «Варварах» Горького один из персонажей — городской голова Редозубов, человек тщеславный и властный. «Это не голова, а пасть… глупая и жадная пасть», — так говорят о нем.
Купец Прохор Храпов в «Вассе Железновой» сокрушается, что после осуждения его зятя (мужа сестры) ему уже не быть городской головой — репутация семьи запятнана.
В рассказе Чехова «Мороз» выведен городской голова купец Кремеев — миллионер, в молодости служивший сидельцем в рыбной лавке. В другом рассказе Чехова «Лев и солнце» показан объятый тщеславием городской голова купец Куцын, который нагло вымогает для себя у приезжего персидского сановника иностранный орден.
О ликвидации в 1917 году должности городских голов вместе со всем прежним строем напоминает реплика Губина Нестрашному в пьесе Горького «Достигаев и другие»: «Что, брат? Вышиб меня из градских голов, а теперь и тебя вышибли? Да и кто вышиб, а?»
Полномочия земских органов ограничивались местными хозяйственными делами. Они прокладывали дороги и строили мосты, открывали школы и больницы, вели борьбу с голодом, эпидемиями и эпизоотиями[1], занимались страхованием имущества. На все это нужны были средства. Земствам разрешалось облагать население сборами и налагать на него повинности. Деятельность земств строго контролировалась местными губернаторами.
При всей своей ограниченности деятельность земств была, бесспорно, прогрессивной. В произведениях классиков мы встречаем образы земских деятелей и служащих, искренно заинтересованных в помощи трудовому населению.
Работа земства вызвала недовольство и сопротивление реакционных дворян, вчерашних крепостников. Помещик Бодаев в пьесе Островского «Лес» заявляет, что не заплатит на земство «ни одной копейки, пока жив; пускай описывают имение… Никакой пользы, один грабеж».
Заматерелый крепостник помещик Калломейцев («Новь» Тургенева) ругает земство, которое, по его мнению, «только ослабляет администрацию и возбуждает лишние мысли и несбыточные надежды».
Однако и у прогрессивных дворян деятельность земств часто вызывала разочарование. Так, Константин Левин в «Анне Карениной» — образ, в который Л. Толстой вложил много своего, личного, — вскоре отказывается от участия в работе земства: «…я убедился, что никакой земской деятельности нет и быть не может… — говорит Левин Стиве Облонскому. — С одной стороны, игрушка, играют в парламент… а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie[2] наживать деньжонки… в виде незаслуженного жалованья».
И в самом деле: многие разоряющиеся дворяне искали в земской деятельности не участия в облегчении народных нужд, а укрепления своих позиций и новых источников дохода. На это рассчитывает женившийся на помещице Гурмыжской недоучившийся дворянчик Буланов («Лес» Островского). Старый помещик Милонов его ободряет: «Для новых учреждений нужны новые люди, а их нет. Вот они!» Правда, по возрасту юный Буланов еще не подходит, но Милонов его и тут утешает: «Ну, что ж, мы подождем годика два; а там и в управу или другую почетную должность найдем». Буланов же заверяет соседних помещиков: «…вы найдете во мне самого горячего защитника наших интересов и привилегий».
Запашин в комедии Островского «Светит, да не греет» говорит: «Хозяйничаем немножко: иногда проедешь на земство, позеваешь, подремлешь там среди наших доморощенных ораторов».
Лида в рассказе Чехова «Дом с мезонином» жалуется: «Весь наш уезд находится в руках Балагана. Сам он председатель управы, и все должности в уезде роздал своим племянникам и зятьям и делает, что хочет. Надо бороться».
К руководству земствами подчас пробирались люди вовсе недостойные. Председатель земской управы Лебедев в «Иванове» Чехова — безвольный и опустившийся «толстоносый пьяница».
В скромной должности секретаря земской уездной управы состоит обедневший дворянин, вялый и бесхарактерный Андрей Прозоров («Три сестры» Чехова). Он когда-то мечтал стать знаменитым ученым, а вынужден подчиняться председателю этой управы, всеми презираемому Протопопову, который становится любовником его жены.
На известной картине художника Г. Г. Мясоедова «Земство обедает» (1872) сочувственно изображены крестьяне-ходоки, пришедшие издалека в земство и терпеливо ожидающие конца его обеда.
В сказке Салтыкова-Щедрина «Земский деятель» автор с иронией описал, как губернатор придавил все земские учреждения своей губернии.
Между тем в земских учреждениях работало немало истинных подвижников, прежде всего врачей и учителей, принесших много пользы простому народу.
Разнообразные типы земских врачей нарисованы Чеховым в рассказах «Неприятность», «Темнота», «Беглец», пьесах «Иванов» и «Дядя Ваня». Героя рассказа «Ионыч», земского доктора Старцева, лишенного гражданских идеалов, засосала провинциальная тина.
Аналогичной земской реформе была городская: в 1870 году все граждане, платящие городские повинности с земли, торговли или промысла, получали право избирать ГЛАСНЫХ (депутатов) в ГОРОДСКУЮ ДУМУ. Исполнительным органом думы была ГОРОДСКАЯ УПРАВА во главе с ГОРОДСКИМ ГОЛОВОЙ. Действовавшая со времен Екатерины II почти бесправная ШЕСТИГЛАСНАЯ ДУМА с ее городским головой была упразднена, так же как и МАГИСТРАТЫ — сословная судебная инстанция для купцов и мещан.
Городская дума с городской управой ведали всем городским хозяйством. Их деятельность строго контролировалась губернатором. Избранный думой городской голова также утверждался губернатором, а в Москве и Петербурге — царем. Нежелательные кандидатуры отметались. Тем не менее авторитет городской думы был весьма значителен. Руководящую роль в этих думах получило крупное дворянство и купечество. Председателем думы, как правило, избирался либо состоятельный дворянин, либо крупный фабрикант.
Заседание городской думы очень комично изображено в рассказе Чехова «Господа обыватели».
Престижная должность городского головы представлялась весьма заманчивой для многих купцов и богатых мещан; при выборах между ними развертывалась острая борьба.
«— …Не быть мне головой! — сокрушается Бессеменов в пьесе Горького «Мещане». — Федька Досекин, слесарного цеха старшина, в головы метит… Мальчишка! Щенок!»
В «Варварах» Горького один из персонажей — городской голова Редозубов, человек тщеславный и властный. «Это не голова, а пасть… глупая и жадная пасть», — так говорят о нем.
Купец Прохор Храпов в «Вассе Железновой» сокрушается, что после осуждения его зятя (мужа сестры) ему уже не быть городской головой — репутация семьи запятнана.
В рассказе Чехова «Мороз» выведен городской голова купец Кремеев — миллионер, в молодости служивший сидельцем в рыбной лавке. В другом рассказе Чехова «Лев и солнце» показан объятый тщеславием городской голова купец Куцын, который нагло вымогает для себя у приезжего персидского сановника иностранный орден.
О ликвидации в 1917 году должности городских голов вместе со всем прежним строем напоминает реплика Губина Нестрашному в пьесе Горького «Достигаев и другие»: «Что, брат? Вышиб меня из градских голов, а теперь и тебя вышибли? Да и кто вышиб, а?»
Пореформенный суд
В 1864 году была проведена реформа суда. Прежний суд был сословным, для каждого сословия или нескольких сословий — свой. Не было ни предварительного следствия, ни прений сторон, пи защиты. Суды целиком зависели от администрации.
Новый суд был объявлен независимым. В нем участвовали адвокаты, состоящие на государственной службе. Они назывались ПРИСЯЖНЫМИ ПОВЕРЕННЫМИ. Были еще и ЧАСТНЫЕ ПОВЕРЕННЫЕ — адвокаты, имевшие право выступать не во всяких судах, а только в тех, которые им выдавали разрешение на эту деятельность. Заседания суда сделались открытыми, публичными. В решении наиболее важных дел принимали участие ПРИСЯЖНЫЕ ЗАСЕДАТЕЛИ (12 человек), привлекаемые по жребию преимущественно из высших слоев местного населения. Они выносили свое мнение о виновности или невиновности обвиняемого, меру же наказания определял суд.
Сцены такого рода судебных разбирательств показаны в «Братьях Карамазовых» Достоевского, «Воскресении» и «Живом трупе» Л. Толстого.
Мелкие дела единолично разбирали МИРОВЫЕ СУДЬИ, избираемые на три года уездными земскими собраниями и городскими думами. Фигура мирового судьи, с которым наиболее часто приходилось сталкиваться населению, постоянно встречается на страницах русской литературы. В просторечии его называли «мировой», пренебрежительно — МИРОШКА. Однако в деревне мирового судью с 1889 по 1912 год сменил всемогущий ЗЕМСКИЙ НАЧАЛЬНИК.
Решение мирового судьи можно было обжаловать съезду мировых судей — МИРОВОМУ СЪЕЗДУ, кулуарная обстановка которого с юмором описана в известном рассказе Чехова «Сирена».
Чеховского унтера Пришибеева судит мировой судья, который приговаривает его к месячному аресту. Рассказ написан в 1885 году, а после 1889 года такой суд на селе был бы невозможен: дело разбирал бы земский начальник.
Мировому судье беспрестанно жаловался на крестьян кляузный и мелочный Иудушка Головлев в романе Салтыкова-Щедрина.
В мировые судьи хочет баллотироваться незадачливый жених Ларисы Огудаловой — мелкий чиновник Карандышев («Бесприданница» Островского). Он надеется получить эту должность в захудалом уезде. Лариса объясняет: там кандидатов меньше, наверное, выберут.
Была и должность ПОЧЕТНОГО МИРОВОГО СУДЬИ — более представительская, чем реальная. Для почетного мирового судьи эта должность не являлась постоянной, штатной работой. Он замещал мирового судью в его отсутствие, то есть на короткое время. Такая честь была оказана Вронскому в «Анне Карениной», и он этим гордился: «Я считаю, что для меня обязанность отправляться на съезд, обсуждать дело мужика о лошади так же важна, как и все, что я могу сделать».
Почетным мировым судьей выступает и богатый помещик Лыняев в комедии Островского «Волки и овцы».
Должность мирового судьи в 1889 году отменили не только в деревнях, но и в большинстве городов, где мировой суд заменили назначенным правительственными органами ГОРОДСКИМ СУДОМ. Только в 1912 году, под воздействием революционного движения, мировые суды были восстановлены, хотя и не повсюду.
Новый суд был объявлен независимым. В нем участвовали адвокаты, состоящие на государственной службе. Они назывались ПРИСЯЖНЫМИ ПОВЕРЕННЫМИ. Были еще и ЧАСТНЫЕ ПОВЕРЕННЫЕ — адвокаты, имевшие право выступать не во всяких судах, а только в тех, которые им выдавали разрешение на эту деятельность. Заседания суда сделались открытыми, публичными. В решении наиболее важных дел принимали участие ПРИСЯЖНЫЕ ЗАСЕДАТЕЛИ (12 человек), привлекаемые по жребию преимущественно из высших слоев местного населения. Они выносили свое мнение о виновности или невиновности обвиняемого, меру же наказания определял суд.
Сцены такого рода судебных разбирательств показаны в «Братьях Карамазовых» Достоевского, «Воскресении» и «Живом трупе» Л. Толстого.
Мелкие дела единолично разбирали МИРОВЫЕ СУДЬИ, избираемые на три года уездными земскими собраниями и городскими думами. Фигура мирового судьи, с которым наиболее часто приходилось сталкиваться населению, постоянно встречается на страницах русской литературы. В просторечии его называли «мировой», пренебрежительно — МИРОШКА. Однако в деревне мирового судью с 1889 по 1912 год сменил всемогущий ЗЕМСКИЙ НАЧАЛЬНИК.
Решение мирового судьи можно было обжаловать съезду мировых судей — МИРОВОМУ СЪЕЗДУ, кулуарная обстановка которого с юмором описана в известном рассказе Чехова «Сирена».
Чеховского унтера Пришибеева судит мировой судья, который приговаривает его к месячному аресту. Рассказ написан в 1885 году, а после 1889 года такой суд на селе был бы невозможен: дело разбирал бы земский начальник.
Мировому судье беспрестанно жаловался на крестьян кляузный и мелочный Иудушка Головлев в романе Салтыкова-Щедрина.
В мировые судьи хочет баллотироваться незадачливый жених Ларисы Огудаловой — мелкий чиновник Карандышев («Бесприданница» Островского). Он надеется получить эту должность в захудалом уезде. Лариса объясняет: там кандидатов меньше, наверное, выберут.
Была и должность ПОЧЕТНОГО МИРОВОГО СУДЬИ — более представительская, чем реальная. Для почетного мирового судьи эта должность не являлась постоянной, штатной работой. Он замещал мирового судью в его отсутствие, то есть на короткое время. Такая честь была оказана Вронскому в «Анне Карениной», и он этим гордился: «Я считаю, что для меня обязанность отправляться на съезд, обсуждать дело мужика о лошади так же важна, как и все, что я могу сделать».
Почетным мировым судьей выступает и богатый помещик Лыняев в комедии Островского «Волки и овцы».
Должность мирового судьи в 1889 году отменили не только в деревнях, но и в большинстве городов, где мировой суд заменили назначенным правительственными органами ГОРОДСКИМ СУДОМ. Только в 1912 году, под воздействием революционного движения, мировые суды были восстановлены, хотя и не повсюду.
Жандармерия
Вскоре после восстания декабристов Николай I учредил в 1827 году ЖАНДАРМСКИЙ КОРПУС, во главе которого поставил своего любимца Бенкендорфа. ЖАНДАРМЕРИЯ (франц. жандарм — вооруженный человек) служила карательным органом для борьбы самодержавия с революционным и освободительным движением. Если полиция подчинялась министерству внутренних дел, то жандармерией ведал сам император; до 1880 года — через пресловутое «Третье отделение собственной Его императорского Величества канцелярии».
Один лишь вид ЖАНДАРМА внушал людям неопреодолимый страх. У жандармерии была голубая форма. Отсюда острословы стали и называть голубой цвет жандармским. В стихотворении, сочиненном при отъезде на Кавказ, Лермонтов писал:
Кто появляется в финале «Ревизора», вызывая остолбенение чиновников — «немую сцену»? Жандарм. Обратим внимание на его фразу: «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе». ИМЕННОЕ ПОВЕЛЕНИЕ — приказ, лично отданный самим императором. Подлинного ревизора сопровождает жандармский офицер. Было от чего остолбенеть чиновникам.
В каждом губернском городе было жандармское отделение во главе с жандармским офицером, обычно полковником. В городе, в котором находился Чичиков, местный жандармский полковник оказался в числе тех, кто «были довольны приездом нового лица», то есть Чичикова. Жандармский полковник, человек явно не очень образованный, говорил о Чичикове, что тот ученый человек.
Именно жандарм, не местный, а несомненно приехавший с высоким начальством, вызывает Чичикова к генерал-губернатору. Вот как описывает Гоголь этого жандарма: «Перед ним (Чичиковым. — Ю.Ф.) торчало страшилище с усами, лошадиный хвост на голове, через плечо перевязь, через другое перевязь, огромнейший палаш привешен к боку. Ему показалось, что при другом боку висело и ружье, и черт знает что: целое войско в одном только!»
Жандармы охраняли особо важные государственные объекты, следили за порядком на железных дорогах. Жалобная книга в широко известной юмореске Чехова лежит «в специально построенной для нее конторке на станции железной дороги», ключ от которой «хранится у станционного жандарма». В одной из записей книги содержится и жалоба на станционного жандарма.
В рассказе Бунина «Путаница» на платформе железнодорожной станции показан «жандармский полковник с великолепными подусниками и с безмятежными голубыми глазами в тон околышу фуражки».
В начале XX века значение жандармерии как политической полиции усилилось. Жандармерия производит обыски и аресты — это мы знаем из произведений Горького «Мать» и «Жизнь Клима Самгина».
В пьесе Горького «Враги» на фабрике убили директора, вспыхнула забастовка. Для расправы приезжает с отрядом жандармский ротмистр Бобоедов, который выражает свое недовольство местной полицией и становым.
Один лишь вид ЖАНДАРМА внушал людям неопреодолимый страх. У жандармерии была голубая форма. Отсюда острословы стали и называть голубой цвет жандармским. В стихотворении, сочиненном при отъезде на Кавказ, Лермонтов писал:
Описывая свой арест, Герцен в «Былом и думах» вспоминал: «Писаря, адъютанты, офицеры — все было голубое». Далее появляется «голубой полковник». Дореволюционному читателю эти приметы ясно указывали, что речь шла о жандармах.
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Кто появляется в финале «Ревизора», вызывая остолбенение чиновников — «немую сцену»? Жандарм. Обратим внимание на его фразу: «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе». ИМЕННОЕ ПОВЕЛЕНИЕ — приказ, лично отданный самим императором. Подлинного ревизора сопровождает жандармский офицер. Было от чего остолбенеть чиновникам.
В каждом губернском городе было жандармское отделение во главе с жандармским офицером, обычно полковником. В городе, в котором находился Чичиков, местный жандармский полковник оказался в числе тех, кто «были довольны приездом нового лица», то есть Чичикова. Жандармский полковник, человек явно не очень образованный, говорил о Чичикове, что тот ученый человек.
Именно жандарм, не местный, а несомненно приехавший с высоким начальством, вызывает Чичикова к генерал-губернатору. Вот как описывает Гоголь этого жандарма: «Перед ним (Чичиковым. — Ю.Ф.) торчало страшилище с усами, лошадиный хвост на голове, через плечо перевязь, через другое перевязь, огромнейший палаш привешен к боку. Ему показалось, что при другом боку висело и ружье, и черт знает что: целое войско в одном только!»
Жандармы охраняли особо важные государственные объекты, следили за порядком на железных дорогах. Жалобная книга в широко известной юмореске Чехова лежит «в специально построенной для нее конторке на станции железной дороги», ключ от которой «хранится у станционного жандарма». В одной из записей книги содержится и жалоба на станционного жандарма.
В рассказе Бунина «Путаница» на платформе железнодорожной станции показан «жандармский полковник с великолепными подусниками и с безмятежными голубыми глазами в тон околышу фуражки».
В начале XX века значение жандармерии как политической полиции усилилось. Жандармерия производит обыски и аресты — это мы знаем из произведений Горького «Мать» и «Жизнь Клима Самгина».
В пьесе Горького «Враги» на фабрике убили директора, вспыхнула забастовка. Для расправы приезжает с отрядом жандармский ротмистр Бобоедов, который выражает свое недовольство местной полицией и становым.
Некоторые забытые должности
В заключение разъясним в словарном порядке некоторые названия давным-давно упраздненных, но встречающихся в литературных произведениях должностей.
АКЦИЗНЫЙ ЧИНОВНИК. АКЦИЗОМ назывался косвенный налог на некоторые товары широкого потребления, например, табак, вино, сахар. Акцизные чиновники контролировали поступление такого рода налогов в казну. Должность считалась не престижной, в литературе о ней говорится с иронией, да и представители акцизного дела выведены людьми мелкими, незначительными. Таков, например, вздорный и мелочный Косых в драме Чехова «Иванов», жалкий Монахов в «Варварах» Горького. Именно фамилию акцизного чиновника Овсова, умевшего заговаривать зубную боль, забыл приказчик генерала Булдеева в известном рассказе Чехова «Лошадиная фамилия».
ЖУРНАЛИСТ. В старину слово имело и второе, ныне утраченное течение — канцелярист, ведущий журнал входящих и исходящих документов. Именно такой «журнальной работой» собирается заняться Погуляев в пьесе Островского «Пучина». В рассказе Бунина «Миллионер» «собрались гости у холостого журналиста почтовой конторы Ракитина».
НЕПРЕМЕННЫЙ ЧЛЕН, ЗАСЕДАТЕЛЬ и т.п. Означало постоянный, а не переизбираемый на очередных выборах, назначенный свыше.
ПИСЬМОВОДИТЕЛЬ. Служащий, занимающийся ведением корреспонденции, делопроизводством. Были и частные письмоводители — домашние секретари: Тетин в пьесе Горького «Егор Булычев и другие», Глеб в «Дачниках».
ПОДАТНОЙ ИНСПЕКТОР. Податная инспекция ведала сбором ПОДАТЕЙ, то есть налогов, которые взимались с имущества представителей «податных сословий» — крестьян и мещан.
ПОПЕЧИТЕЛЬ. Так назывались начальники некоторых ведомств; Земляника в «Ревизоре» — попечитель, то есть управитель, богоугодных заведений. Были и попечители учебных округов.
ПОЧТМЕЙСТЕР. Начальник почтовой конторы. Как мы помним, любознательный почтмейстер Шпекин играет важную роль в действии «Ревизора».
СТРЯПЧИЙ. Должность юридическая. Стряпчими именовались некоторые судебные чиновники, например, помощники губернского прокурора; в уезде им подчинялся уездный стряпчий. Кроме того — ходатай по частным делам (Рисположенский в комедии Островского «Свои люди — сочтемся!»). В 1863 году должность упразднена.
ТОВАРИЩ МИНИСТРА, ПРОКУРОРА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и т.д. — помощник, заместитель.
ЧИНОВНИК ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ. Обычно молодой, многообещающий чиновник при губернаторе или другом крупном начальнике, посылаемый с особыми полномочиями в служебные поездки для изучения и расследования разного рода важных дел. Должность считалась перспективной, карьерной. В ней служили Паншин в «Дворянском гнезде» Тургенева, Викентьев в «Обрыве» Гончарова, Петр Адуев в «Обыкновенной истории». Гоголь писал об этой должности в «Невском проспекте» так: «…те, которых завидная судьба наделила благословенным званием чиновников по особенным поручениям».
ЭКЗЕКУТОР. Известно слово экзекуция — телесное наказание; действительно, когда-то экзекуторы, как, например, Жеребятников в «Записках из Мертвого дома» Достоевского, занимались таким позорным делом. Но остальные экзекуторы, встречающиеся в русской литературе, — сугубо мирные люди: Яичница в «Женитьбе» Гоголя, Червяков в рассказе Чехова «Смерть чиновника». Экзекутором назначался чиновник, ведавший хозяйством и наблюдавший за порядком в учреждениях.
АКЦИЗНЫЙ ЧИНОВНИК. АКЦИЗОМ назывался косвенный налог на некоторые товары широкого потребления, например, табак, вино, сахар. Акцизные чиновники контролировали поступление такого рода налогов в казну. Должность считалась не престижной, в литературе о ней говорится с иронией, да и представители акцизного дела выведены людьми мелкими, незначительными. Таков, например, вздорный и мелочный Косых в драме Чехова «Иванов», жалкий Монахов в «Варварах» Горького. Именно фамилию акцизного чиновника Овсова, умевшего заговаривать зубную боль, забыл приказчик генерала Булдеева в известном рассказе Чехова «Лошадиная фамилия».
ЖУРНАЛИСТ. В старину слово имело и второе, ныне утраченное течение — канцелярист, ведущий журнал входящих и исходящих документов. Именно такой «журнальной работой» собирается заняться Погуляев в пьесе Островского «Пучина». В рассказе Бунина «Миллионер» «собрались гости у холостого журналиста почтовой конторы Ракитина».
НЕПРЕМЕННЫЙ ЧЛЕН, ЗАСЕДАТЕЛЬ и т.п. Означало постоянный, а не переизбираемый на очередных выборах, назначенный свыше.
ПИСЬМОВОДИТЕЛЬ. Служащий, занимающийся ведением корреспонденции, делопроизводством. Были и частные письмоводители — домашние секретари: Тетин в пьесе Горького «Егор Булычев и другие», Глеб в «Дачниках».
ПОДАТНОЙ ИНСПЕКТОР. Податная инспекция ведала сбором ПОДАТЕЙ, то есть налогов, которые взимались с имущества представителей «податных сословий» — крестьян и мещан.
ПОПЕЧИТЕЛЬ. Так назывались начальники некоторых ведомств; Земляника в «Ревизоре» — попечитель, то есть управитель, богоугодных заведений. Были и попечители учебных округов.
ПОЧТМЕЙСТЕР. Начальник почтовой конторы. Как мы помним, любознательный почтмейстер Шпекин играет важную роль в действии «Ревизора».
СТРЯПЧИЙ. Должность юридическая. Стряпчими именовались некоторые судебные чиновники, например, помощники губернского прокурора; в уезде им подчинялся уездный стряпчий. Кроме того — ходатай по частным делам (Рисположенский в комедии Островского «Свои люди — сочтемся!»). В 1863 году должность упразднена.
ТОВАРИЩ МИНИСТРА, ПРОКУРОРА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и т.д. — помощник, заместитель.
ЧИНОВНИК ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ. Обычно молодой, многообещающий чиновник при губернаторе или другом крупном начальнике, посылаемый с особыми полномочиями в служебные поездки для изучения и расследования разного рода важных дел. Должность считалась перспективной, карьерной. В ней служили Паншин в «Дворянском гнезде» Тургенева, Викентьев в «Обрыве» Гончарова, Петр Адуев в «Обыкновенной истории». Гоголь писал об этой должности в «Невском проспекте» так: «…те, которых завидная судьба наделила благословенным званием чиновников по особенным поручениям».
ЭКЗЕКУТОР. Известно слово экзекуция — телесное наказание; действительно, когда-то экзекуторы, как, например, Жеребятников в «Записках из Мертвого дома» Достоевского, занимались таким позорным делом. Но остальные экзекуторы, встречающиеся в русской литературе, — сугубо мирные люди: Яичница в «Женитьбе» Гоголя, Червяков в рассказе Чехова «Смерть чиновника». Экзекутором назначался чиновник, ведавший хозяйством и наблюдавший за порядком в учреждениях.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ЧИНЫ И ЗВАНИЯ
Государственные служащие
Что такое ЧИНОВНИК? До революции так назывался государственный служащий, обладающий чином, то есть определенным, строго установленным званием. Начало этой иерархии полоз Петр I, утвердивший в 1722 году «ТАБЕЛЬ О РАНГАХ» по трем видам — военные, штатские и придворные. Петровская табель рангах, претерпевшая с течением времени некоторые изменения в целом оставалась незыблемой до самого свержения самодержавия. Окончательно табель о рангах была ликвидирована декретом ВЦИК и Совнаркома 11 ноября 1917 года «Об уничтожении сословий и гражданских чинов». Вскоре были ликвидированы военные чины.
Чиновная карьера привлекала определенной степенью независимости и обеспечения личного достоинства (чин, даже малый, в частности, избавлял от телесного наказания), возможностью для малоимущих дослужиться «до степеней известных», материальными благами, перспективой служебной карьеры и приобщения (для разночинцев) к привилегированному сословию дворян.
Звание чиновника, как и офицера, было престижным, определяло прочное социальное положение человека. Известен забавный каламбур Чехова: «Настоящий мужчина состоит из мужа и чина».
Будучи прочной опорой самодержавия, стоящая над народом каста чиновников не пользовалась симпатиями. Люди, зависимые от чиновников, награждали, прежде всего мелких из них, многими обидными прозвищами, вроде «приказная крыса», «крапивное семя», «чернильная душа», «канцелярский крючок» или «крючкотвор», «строкулист» (от слова «строка» и «лист»). В ходу были и старые допетровские названия канцелярских служителей, получившие пренебрежительный оттенок: приказный, подьячий, повытчик.
«Людишки, пишущая тварь», — так оскорбительно аттестует грибоедовский Репетилов мелких чиновников, сделавших себе быструю карьеру. Сравнительно безобидно звучало общее насмешливое определение чиновников «люди 20-го числа» — в этот день ежемесячно они получали жалованье.
Нельзя, однако, не указать на то, что среди тысяч взяточников и бюрократов, карьеристов и казнокрадов встречалось немало чиновников, старавшихся честно и благородно служить народу — таких больше всего было в сфере образования, здравоохранения, в среде инженерно-технических работников. В числе видных и уважаемых деятелей нашего Отечества мы найдем немало людей, носящих чины; без этого нельзя было занимать сколько-нибудь значительный пост на государственной службе.
Однако основная масса чиновников была чужда и враждебна пароду. Не случайно в русской классической литературе положительные образы чиновников, в особенности крупных, крайне редки. Молодые люди прогрессивных убеждений чурались чиновничьей карьеры. Окончивший филологический факультет Андрей Андреич в рассказе Чехова «Невеста» говорит: «Отчего мне так противна даже мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лоб кокарду и пойду служить?»
Культурный уровень низшего чиновничества в XIX веке был крайне невысок. Взятого на службу молодого человека, еще не имеющего чина, сажали на должность писца: хороший почерк был непременным условием успешной чиновничьей карьеры. Пишущие машинки стали входить в канцелярский обиход России только с 1890-х годов. Можно себе представить, сколько людей и сил требовала обширнейшая канцелярская переписка в департаментах и иных «присутствиях»! При этом требовалась безукоризненная чистота и разборчивость документа, что при писании гусиными перьями (стальными стали широко пользоваться только с середины XIX века) было делом мудреным. Поэтому начинающему канцеляристу поручали поначалу ЧИНКУ ПЕРЬЕВ, что было тоже своего рода искусством, которое давалось не каждому.
Приехавшему в Петербург обедневшему князю Мышкину («Идиот» Достоевского) генерал Епанчин прежде всего учиняет экзамен на почерк; Мышкин пишет чудесно; Ганя Иволгин смеется. «Смейся, смейся, — говорит генерал, — а ведь тут карьера». И обещает Мышкину устроить его писцом с хорошим окладом. Такому же «экзамену на почерк» подвергается молодой провинциал Александр Адуев («Обыкновенная история» Гончарова), приехавший в Петербург, чтобы делать чиновничью карьеру. Точно так же у высланного в Вятку Герцена, где его обязали служить чиновником, прежде всего проверяют почерк («Былое и думы», часть 1, глава 14).
Чиновная карьера привлекала определенной степенью независимости и обеспечения личного достоинства (чин, даже малый, в частности, избавлял от телесного наказания), возможностью для малоимущих дослужиться «до степеней известных», материальными благами, перспективой служебной карьеры и приобщения (для разночинцев) к привилегированному сословию дворян.
Звание чиновника, как и офицера, было престижным, определяло прочное социальное положение человека. Известен забавный каламбур Чехова: «Настоящий мужчина состоит из мужа и чина».
Будучи прочной опорой самодержавия, стоящая над народом каста чиновников не пользовалась симпатиями. Люди, зависимые от чиновников, награждали, прежде всего мелких из них, многими обидными прозвищами, вроде «приказная крыса», «крапивное семя», «чернильная душа», «канцелярский крючок» или «крючкотвор», «строкулист» (от слова «строка» и «лист»). В ходу были и старые допетровские названия канцелярских служителей, получившие пренебрежительный оттенок: приказный, подьячий, повытчик.
«Людишки, пишущая тварь», — так оскорбительно аттестует грибоедовский Репетилов мелких чиновников, сделавших себе быструю карьеру. Сравнительно безобидно звучало общее насмешливое определение чиновников «люди 20-го числа» — в этот день ежемесячно они получали жалованье.
Нельзя, однако, не указать на то, что среди тысяч взяточников и бюрократов, карьеристов и казнокрадов встречалось немало чиновников, старавшихся честно и благородно служить народу — таких больше всего было в сфере образования, здравоохранения, в среде инженерно-технических работников. В числе видных и уважаемых деятелей нашего Отечества мы найдем немало людей, носящих чины; без этого нельзя было занимать сколько-нибудь значительный пост на государственной службе.
Однако основная масса чиновников была чужда и враждебна пароду. Не случайно в русской классической литературе положительные образы чиновников, в особенности крупных, крайне редки. Молодые люди прогрессивных убеждений чурались чиновничьей карьеры. Окончивший филологический факультет Андрей Андреич в рассказе Чехова «Невеста» говорит: «Отчего мне так противна даже мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лоб кокарду и пойду служить?»
Культурный уровень низшего чиновничества в XIX веке был крайне невысок. Взятого на службу молодого человека, еще не имеющего чина, сажали на должность писца: хороший почерк был непременным условием успешной чиновничьей карьеры. Пишущие машинки стали входить в канцелярский обиход России только с 1890-х годов. Можно себе представить, сколько людей и сил требовала обширнейшая канцелярская переписка в департаментах и иных «присутствиях»! При этом требовалась безукоризненная чистота и разборчивость документа, что при писании гусиными перьями (стальными стали широко пользоваться только с середины XIX века) было делом мудреным. Поэтому начинающему канцеляристу поручали поначалу ЧИНКУ ПЕРЬЕВ, что было тоже своего рода искусством, которое давалось не каждому.
Приехавшему в Петербург обедневшему князю Мышкину («Идиот» Достоевского) генерал Епанчин прежде всего учиняет экзамен на почерк; Мышкин пишет чудесно; Ганя Иволгин смеется. «Смейся, смейся, — говорит генерал, — а ведь тут карьера». И обещает Мышкину устроить его писцом с хорошим окладом. Такому же «экзамену на почерк» подвергается молодой провинциал Александр Адуев («Обыкновенная история» Гончарова), приехавший в Петербург, чтобы делать чиновничью карьеру. Точно так же у высланного в Вятку Герцена, где его обязали служить чиновником, прежде всего проверяют почерк («Былое и думы», часть 1, глава 14).