– Я что, рыжий? – нахохлился медик.
   Наорд удивленно приподнял брови:
   – Не сказал бы… А это имеет какое-то значение?
   – Ладно, понял, замяли… – Аркаша вздохнул. – Я в том смысле, что почему вдруг сразу я?
   – Таковы условия Белой Колдуньи, – не стал скрывать диктатор, рассудив, что рано или поздно молодой человек все равно все узнает.
   Феникс в клетке шарахнулся к противоположной решетке:
   – Белая Колдунья?! Зияющий Разлом?! Проклятая трещина, куда может попасть любой, а выйти еще никто не выходил?! Не соглашайся, лекарь! На верную смерть тебя посылают! И меня заодно!!
   – Молчать! – рыкнул правитель.
   Ильин присвистнул: кажется, диктатором этого товарища прозвали не просто так… А с виду такой цивилизованный!
   – Вы отвезете его, – Наорд кивнул в сторону перепуганного древнего мифа, – туда, куда вам скажу я! Это не обсуждается. Если хотите, могу дать охрану, но это не очень поможет – через границу Разлома они все равно не пойдут, даже по моему приказу.
   – А сами сопровождать не желаете? – предложил медик, прикидывая, можно ли взять сурового правителя на слабо.
   – Я похож на дурака? – спокойно осведомился диктатор. Вирусолог посмотрел на его умное загорелое лицо и был вынужден признать, что не похож. – Зияющий Разлом – не то место, которое мне когда-нибудь захотелось бы посетить.
   – Считаете, что мне захочется? – фыркнул Аркаша. – Я, знаете ли, тоже не клинический идиот! И если птичка при одном упоминании об этом месте в истерике бьется, а вы, ваше величество, меня туда заместо своей персоны пихаете – значит, делать там нечего! И я туда ни за какие коврижки не пойду, ясно?! Даже не просите!
   – А я и не прошу, – ровно сказал Наорд. – Я приказываю.
   – Да начхать мне на ваши приказы! – не на шутку разозлился вирусолог. – Я, кажется, не ваш подданный! Вам так надо – идите сами!
   – А я?! – заверещал Феликс. – Меня им на растерзание отдашь, да?! Я же знаю, зачем я колдунье нужен! Сначала границу откроет, а потом зарежет как куренка, не станет легенду беречь ради Силы!
   – Ты же все равно возродишься! – отмахнулся от него Аркадий и, сложив руки на груди, в упор посмотрел на недовольного правителя. – Так что делать будем, ваше величество? Мое мнение вы слышали.
   – Слышал. – Диктатор развел руками. – Очень жаль, что вы такой упрямец. Я думал, мы сможем договориться полюбовно, но раз вы так не хотите, придется вас заставить. Шантаж – не мое призвание, да и не люблю я это, но другого выбора вы мне не оставляете.
   – Если будете грозиться застенками и палачами, то заранее извиняюсь – мне это не страшно, – ухмыльнулся медик. – Потому как мне и так жить – на два раза покашлять, и я предпочту отъехать на небеса, не пачкая рук предательством. Может, Феликс мне и не ахти какой дружбан, но то, что вы мне предлагаете, ваше величество, извините, низость…
   Диктатор Наорд действительно не любил шантажа. Но он им пользовался, если это было надо. А сейчас, как он сам понимал, без этого было уже не обойтись. Орать и топать ногами можно позволить себе в присутствии запуганных придворных. А на этого молодчика, судя по всему, такие меры не действуют…
   – Хорошо, – кивнул государь. – Тогда, позвольте вас спросить, господин чистоплюй, будущее вашего друга, барона Эйгона, если не ошибаюсь, вам столь же безразлично, как ваше собственное?
   Аркадий усмехнулся:
   – Ну и гад же вы, ваше величество… Причем хорошо информированный…
   – Уже за одно это высказывание тебя можно отправить на виселицу, – с трудом сдержавшись, процедил Наорд. – Но я только повторю свой вопрос… Или вопросов все-таки больше не нужно?
 
   Столичная тюрьма государства Тайгет, в отличие от других здешних построек, возведена была на совесть. Стены – каменные, толстенные, окошки узкие, двери крепкие, засовы – нержавые. Ну такие мелочи, как откормленные стражники и пара десятков цепных псов по всей территории, – это само собой, можно было даже и не упоминать…
   – Этого куда? – поинтересовался главный тюремщик, мельком взглянув на Хайдена.
   Сэр Эйгон, как, апофеоз человеческой недальновидности и невоздержанности на язык, мрачно стоял между двумя блюстителями порядка и смотрел в пол. Орать на всю столицу бранные слова в адрес диктатора он прекратил уже после пятого удара по лицу и сейчас на «добавку» не напрашивался. Молча стоял, ожидая, что по пути в камеру его, скорее всего, придушат где-нибудь в темном закутке. Впрочем, самого барона это почему-то не расстраивало. На него, казалось бы, снова невесть откуда снизошло привычное равнодушие. Ну придушат – и придушат. В сущности, сам виноват…
   – Вниз, – ответил один из конвоиров, огромный как шкаф. – Личным распоряжением королевы – бросить Образине на растерзание.
   – На окончательное? – зачем-то уточнил тюремщик, поднимаясь с табурета и гремя ключами.
   «Как будто оно может быть частичным, – вяло удивился Хайден. – Странные у них тут понятия о казни…»
   – Окончательное, – кивнул второй конвоир, помельче, подталкивая барона в спину, – прямо в клеть бросай. Только одежду сними сначала, не порти…
   – Вещи – мне! – заявил тюремщик, оценивающе оглядывая барона с ног до головы.
   Конвоир нахмурился:
   – На тебя не налезет!
   – Продам, – не смутился тюремщик. – Имущество казненного принадлежит палачу! Образина – не в счет, так что все достается мне! А будешь руки тянуть, куда не следует – я тебя самого сюда упеку…
   – Судья меня упечет, а не ты, – хмыкнул конвоир, – да и то откуплюсь, коли надо будет… Ладно, забирай, нам королева все равно заплатила… – Он снова толкнул барона в спину и, препоручив его заботам тюремщика, кивнул сослуживцу: – Пошли. Надо отчитаться.
   – Меч, – сквозь зубы сказал Хайден.
   – Что? – приостановились блюстители порядка.
   – Мой меч. – Барон поднял голову. – Верните.
   – Сейчас! – расхохотался второй конвоир, тот, что помельче. – Своими руками и отдам! Слушай, Хапс, уведи ты его от греха подальше…
   – И откуда такой взялся? – хмыкнул конвоир-громила. – Сразу видно – Эндлесс! Они там все такие, помирать с мечом ложатся… Хапс, зараза жирная, куда руки тянешь? Оружие наше!
   – Жлобье… – проворчал тюремщик, облизываясь на баронский меч, который держал в руках конвоир, отстающий по размерам от своего напарника. – Давайте, выметайтесь! Без вас, дармоедов, дел по горло…
   Блюстители порядка, посмеиваясь, удалились. Наверное, отчитываться. И, вероятно, перед ее величеством…
   Шагая впереди тюремщика по узкому и плохо освещенному коридору, барон отстраненно подумал: при чем тут королева? Лично ее он ничем не оскорбил, мало того – вообще в жизни ни разу не видел, при скандале в забегаловке она не присутствовала… Это что же получается – когда стражники явились в трактир, они точно знали, кого искать и что делать, когда найдут? И все эти обвинения в «словесном оскорблении престола» – всего лишь… как выражается сэр Аркадий… «гнилые отмазки»? Да тут чем-то очень нехорошим попахивает…
   Чем именно – Хайден додумать не успел. Потому что ушлый Хапс, умело приложив погруженного в размышления пленника кулаком по затылку, попытался, не откладывая дела в долгий ящик, присвоить себе ладно скроенный баронский камзол… Попытался – потому что у него это не получилось. Нет, все-таки вернувшаяся память не способствовала уравновешенности доблестного сэра Эйгона, напротив – только обострила все его дремавшие до поры чувства. Меч отобрали, лицо набили, в тюрьму отправили, казнить собрались, еще и раздеть пытаются самым бессовестным манером?! Нет уж! Пускай руки у Хайдена были надежно связаны за спиной, но умирать от лап неизвестной Образины еще и постыдно голым он не собирался! Тюремщик схлопотал коленом в солнечное сплетение, выругался и скрепя сердце решил, что как-нибудь перебьется без той пары золотых, что можно было бы выручить на продаже вещей…
   – Катись! – напутствовал обозленный Хапс, распахивая какую-то обитую железом дверь и дополнив сказанное крепким пинком.
   Барон не успел даже ответить, как, переступив порог, вверх тормашками полетел в темноту…
   Похоже, злополучная дверь находилась как минимум метрах в трех от пола камеры. Пол был каменный, холодный и очень твердый… Основательно приложившись и без того разбитой физиономией о неровные булыжники, Хайден сначала подумал, что благополучно убился при падении. Потом решил, что мертвые думать не умеют, и попытался подняться.
   И услышал чье-то урчание.
   «Меча нет, – пронеслось в голове у барона, – руки связаны… Ногами отмахиваться, что ли? А темно, хоть глаз выколи! И не посмотреть, кому меня на «окончательное растерзание» отдали!»
   – Эй! – хрипло позвал барон. – Есть тут кто?
   Неуверенное рычание подтвердило, что есть.
   – Ты, что ли, Образина? – храбрился Хайден, поднимаясь на ноги и нащупывая спиной стену. Может, острый выступ какой найдется, веревку перетереть да умереть с честью…
   – Я не образина, – обиженно ответствовали из темноты басом, – один подлец обозвал, так вы и рады! Все вы, люди, одинаковые…
   Барон замер, осененный невероятной догадкой. А потом негромко спросил:
   – Барбуз?
   – Вот хоть кто-то… – пробурчал неведомый собеседник и поперхнулся собственными словами. – Откуда вы знаете?!
   – Еще бы мне не знать имя одного подлого людоеда, что завел нас в лес и там бросил, украв мою лошадь! – расхохотался Хайден. – Так это они тебе меня скормить собирались?
   – Мне! – радостно взвизгнул трусливый людоед, кидаясь навстречу барону и в порыве чувств сгребая его в охапку. – Мне! Они меня тут держат… Тоже поймали и держат! Пленниками кормят… Господин, а вас-то за что?
   – Было за что, – нехотя сказал барон. – Развязать меня сможешь?
   – Конечно! – Великан с усердием развернул сэра Эйгона спиной и зубами впился в крепко затянутые узлы. – Вы уж простите, что я сбежал тогда! Просто Хозяина леса испугался… Еще и Пецилла из мешка как давай зудеть: «Остолоп, уноси ноги, они до людей дойдут, так тебя же первого на колья в яму бросят…» Вот я, дурак, ее и послушал… А за коня вы на меня не серчайте, господин! Он сам за мной увязался! Ржал так злобно, все норовил цапнуть за что-нибудь… Так досюда и добежали! А тут эти вот… Сетью изловили, совсем как мы тогда вас в озере, и в подвал бросили!
   – А Пециллу? – Барон стряхнул с запястий обрывки обслюнявленных веревок и потряс руками.
   – Не знаю, – горестно вздохнул несчастный людоед. – Она же в мешке сидела, а мешок отобрали… И коня вашего тоже поймали, кажется. Я только крики слышал и топот копытный. Наверное, он, конь ваш, не одного меня так гонял…
   – Да, – улыбнулся в темноте Хайден. – Он такой, только меня слушается… И давно ты здесь сидишь, Барбуз?
   – Не знаю… Окон же нет, не поймешь – то ли день, то ли ночь… Сам измучился, даже аппетит чуть не пропал! И за Пециллу волнуюсь… Вдруг обидят?!
   – Гм… – прокашлялся барон. – Это навряд ли. Твоя супруга, она, знаешь… дама с характером и не из пугливых! Наверное, ее так и не нашли в том мешке, иначе она бы уже тут была… А тюрьмы бы не было!
   – Почему?
   – Ты же свою жену лучше меня знаешь, – сказал барон. – Разнесла бы все тут по камушку…
   – А… Это она может! – согласился, поразмыслив, великан. – Особенно если очень голодна!
   Снаружи что-то грохнуло. Завыли псы. Оба пленника примолкли, настороженно прислушиваясь. Сюда, в подвал, звуки проникали плохо, но даже сквозь толстую каменную кладку было слышно, что наверху происходит нечто из ряда вон выходящее… К собачьему вою и грохоту добавились людские вопли. Потом – остервенелое конское ржание и топот. За стеной кто-то раскатисто зарычал.
   – Неужели госпожа Пецилла все-таки выбралась наружу?! – поразился Хайден.
   Барбуз хорошенько прислушался и ответил:
   – Если вы про рычание, господин, то это не она! У нее мелодичнее выходит, ведь женщина все-таки! А тут в соседнем помещении львов держат…
   – Для «растерзания»? – догадался барон.
   – Ага! Только что-то они как взбесились…
   – А-а-а-а!!! – завопил кто-то наверху. Хайден узнал голос толстого тюремщика. С ума они все сошли, что ли? Не тюрьма, а балаган! – А-а-а-а! – надрывался все тот же голос. – Убери! Убери их от меня! Сожрут же ведь, смилуйся, погубитель!
   Очередной львиный рык, перекрытый исступленным собачьим лаем. И второй голос, по-мальчишески звонкий и очень злой:
   – Сожрут! Как сэра Хайдена сожрали! И я даже не подумаю их останавливать!
   – Какого сэра Хайдена?! – визжал Хапс. – Не было тут такого! Богами клянусь!
   – Врешь, подонок! – закричал барон, который узнал в собеседнике тюремщика Лира. – Это меня-то тут «не было»?! А кого ты только что Образине бросил?! Барбуз, не сердись, по-другому он не поймет…
   – Да уж ладно…
   – Сэр Хайден?! – радостно проорали сверху. – Вы живы?!
   – Жив! – ответил узник. – И даже здоров… почти. Выпусти нас отсюда!
   – Сейчас… Аркадий с вами? И Кармен?
   – Нет, их тут нет. Здесь кое-кто другой, я вас позже познакомлю…
   – Подождите чуть-чуть! Ты, морда поганая, быстро открывай!!
   – А т-ты этих вот… уберешь?
   – Откроешь – подумаю! Бери ключи!
   – Ррр!
   – Тсс, тихо, киса, пока не надо… Ты глухой?! Кошки голодные!
   – Сейчас-сейчас! Только придержи их, всем святым умоляю…
   В замочной скважине проскрежетал ключ, и дверь наверху распахнулась.
   – Вот, прошу…
   – Лир, не смей! – выкрикнул барон, задрав голову к прямоугольнику света. – Здесь нет лестницы!
   – Вижу… – ответил паренек. – Ты, жирный, обмануть меня решил?
   – Н-нет!
   – Нет? Кис-кис-кис…
   – А-а-а!! Не надо-о!
   Под очередной львиный рык в дверной проем кувыркнулась чья-то объемистая фигура…
   Хайден мстительно усмехнулся и шепнул людоеду:
   – Барбуз, знаешь, кто к нам пожаловал?
   – Кто?
   – Тот, кто прозвал тебя Образиной…
   – Так это он?! – не хуже Лировых «кисок» взрычал оскорбленный великан. – А ну-ка дайте поближе посмотреть…
   – А-а-а-а!!!
   – Лир! – посмеиваясь, крикнул вверх барон. – Скинь мне сюда хотя бы веревку!
   – Сейчас! – Над порогом показалась веселая мордашка горе-проводника в окружении умильных львиных и собачьих морд. – А что этот обманщик? Шею не свернул, когда падал?
   – Нет, – ответил благородный сэр, наслаждаясь воплями толстого Хапса, которого вовсю сейчас мутузил Барбуз. Судя по переливам голоса, тюремщик лишился как минимум уха. – Не свернул. И, кажется, сейчас об этом чрезвычайно жалеет!
   Сверху в подвал упал конец толстой веревки.

ГЛАВА 14

   Диктатор Наорд отвлекся на звук хлопнувших дверей в тронном зале. Не иначе как глава дворцовой стражи… «Как будто я не правитель, а малолетний ребенок, – раздраженно подумал Наорд, – и если меня не охранять…»
   – Ваше величество!
   Нет, голос другой. Тогда тем более – кто смеет вот так, без доклада, вламываться сюда, если было сказано – никого не впускать?!
   – Ваше величество! – Занавес колыхнулся, и в комнатку ввалился помощник главы дворцовой стражи. – Срочный доклад!
   – Я занят, – с неудовольствием сказал Наорд.
   Аркадий, о чем-то шепчущийся с Феликсом через прутья клетки, обернулся.
   – Это очень важно! – Помощник съежился под гневным взглядом господина, но не ушел. – Государственная тюрьма… Там такое случилось!
   – Что именно? – сдвинул брови диктатор.
   – Массовый побег заключенных!
   – Что?! – рявкнул Наорд. – Из государственной тюрьмы?! А охрана?!
   – Разбежалась… то есть кто убежать успел, конечно…
   – Убежать от кого?!
   – От собак… – забормотал стражник, – и от львов… А потом из-за львов взбесились лошади…
   Диктатор скрипнул зубами, с трудом преодолев желание хорошенько стукнуть возбужденно докладывающего подданного, и медленно выговорил:
   – Подробно!
   – Ваше величество, вы только не гневайтесь… Стражники сами ничего понять не успели… Явился, говорят, какой-то мальчишка, юнец совсем, таких даже в армию не берут… И потребовал, чтобы одного пленника из тюрьмы выпустили. Охрана, понятное дело, давай выталкивать наглеца взашей, а он упирается… говорит – не хотите мирно, будет вам всем сейчас! Старший по дневному караулу хотел уже было проучить юнца как следует, да и глазом, говорит, моргнуть не успел, как его же цепные псы на него набросились! Еле спасся, на крышу караулки залез… А паренек тот почесал собак, сказал им что-то тихо и в здание тюрьмы побежал! И половина всей своры за ним! Ваше величество, вы же сами этих псов отбираете по злобности! Понятное дело, никто из охранников им в зубы соваться не осмелился… Даже главный псарь!
   – Дальше, – кивнул Наорд, не веря своим ушам.
   Для охраны территории тюрьмы выращивались собаки специальной породы – тайгетские медвежьи гончие. Гончие – потому что кого хочешь догонят, медвежьи – потому что один на один косолапого задрать могут… И слушаются только одного человека – того, кто вырастил. В данном случае – упомянутого главного псаря. Но раз даже тот ничего сделать не смог?!
   – Дальше этот парень натравил псов на внутренних стражников, добрался до клетки со львами и…
   – Выпустил! – захихикал Аркаша, подмигнув фениксу. Значит, Лир, молодчага, никуда не сбежал, а просто отследил, куда Хайдена уволокли, да и применил свои замечательные способности. – И звери, разумеется, на него даже не рыкнули?
   – Да… – понуро кивнул помощник главы дворцовой стражи. – А потом он нашел главного тюремщика, отобрал у него ключи от всех камер и спустил на него львов!
   – Какого именно пленника он искал? – спросил Наорд, хотя и так уже обо всем догадался.
   – Эндлесского дворянина. Которого в подвал к Образине бросили…
   – К Образине? – Диктатор удивился. – Но я не отдавал такого распоряжения!
   – Личный приказ ее величества, – развел руками подданный. – Никто не смел ослушаться!
   – С каких это пор королева выполняет функции судьи? – ровно, как-то слишком ровно поинтересовался диктатор, глядя в глаза вздрогнувшего помощника главы дворцовой стражи. – И хотелось бы мне знать, почему мне об этом не сообщили?
   – Н-но, в-ваше величество, мы думали…
   – Вам платят не за это! – рыкнул взбешенный правитель. – Думать должны те, кому это положено по должности! Как вы посмели что-то решать за меня?! И без меня?! Я лично приказывал вам казнить пленника?!
   – Нет, ваше величество, – мертвея, прошептал помощник. – Но… мы думали, что вы… Простите, ваше величество! Не казните, ваше величество!!
   – Да вас всех за самовольство перевешать надо… – сквозь зубы просвистел Наорд. – Дальше можешь не рассказывать. Вероятно, узнав, что искомый пленник растерзан, этот юнец сровнял мою тюрьму с землей?
   – Нет.
   – Не сровнял?
   – Нет, он ничего такого не делал, – покачал головой несчастный подданный. – Если, конечно, не считать трех серьезно покусанных псами караульщиков, сердечного приступа у псаря и оставшегося без ушей и пальцев главного тюремщика…
   – Тюремщика – львы?
   – Нет. Образина! Львы Хапса в подвал к Образине загнали, а уж там…
   – Заклинателя зверей, разумеется, не поймали?
   – Куда там! – вздохнул помощник главы дворцовой стражи. – Он-то беспрепятственно ушел, а животные до сих пор по территории бродят! Псы вроде опомнились, а вот со львами беда – двух лошадей задрали и конюха…
   – А Образина? – настороженно спросил диктатор.
   – Так он с этим заклинателем вместе и сбежал. И с дворянином из Эндлесса.
   – Погоди! Так Образина не тронул пленника?!
   – Нет! Караульщики говорят, что, наоборот, всячески вокруг него скакал радостно и называл «господином». За уши тюремщиковы очень благодарил, мол, когда не сушеные, так это даже и вкуснее… Бррр!
   – Барбуз?! – выпалил Аркаша.
   – Вот-вот! – оживился помощник главы дворцовой стражи. – Пленник его так называл!
   – Вернее было бы Хайда ко львам бросить! – хихикнул вирусолог. – А теперь, ваше величество, поздняк метаться! Хм, а бородавчатый-то молодец! Удачно реабилитировался…
   – Ты, – кивнул стражнику правитель, – вон! Завтра с вами разберусь… И сию минуту передай королеве, что я желаю ее видеть! Здесь и сейчас!
   Подданный поклонился и убежал, про себя вознося хвалу духам полей за то, что остался жив…
   Диктатор повернулся к ухмыляющемуся Аркадию:
   – А что касается тебя…
   – А меня уже ничего не касается! – обнаглевший на радостях медик небрежно оперся о клетку с фениксом. – Хайда вы заново полжизни ловить будете – с Барбузом и Лиром ему ваши полицаи все равно что пустое место! А больше вам крыть нечем!
   Диктатор молчал, глядя в сторону.
   – Так что, ваше величество, я могу идти?
   Наорд бросил на нахала уничтожающий взгляд и собирался уже достойно ответить, как занавес снова разошелся в стороны, и на пороге возникла запыхавшаяся Гатта:
   – Вы хотели меня видеть, супруг мой? Ой! А разве феникс еще здесь?
   – Здесь, – ухмыльнулся медик. – И никуда не денется, если, конечно, ваш муж сам в этот Разлом не поедет! Я умываю руки!
   – Но…
   – Гатта, – прервал королеву правитель, – изволь объяснить, из каких соображений ты без моего согласия отдала приказ о срочной казни пленника из Эндлесса?
   – Я?
   – Не отпирайся, мне доложили.
   – Но… муж мой… я же хотела как лучше! – жалобно вскричала уличенная в проступке королева. – Он же… хотел вас убить!!
   – Он мог хотеть все что угодно, – сухо сказал диктатор. – И я сильно сомневаюсь, что человек, действительно жаждущий моей смерти, стал бы вопить об этом в людном месте, в присутствии отряда блюстителей порядка… Из-за твоего необдуманного приказа, Гатта, мы теперь имеем полнейший разгром в государственной тюрьме, десяток пострадавших… И главное, заставить вот этого человека отвезти птицу твоей тетке я теперь не могу. Единственный наш козырь в лице эндлесского дворянина благополучно сбежал из тюрьмы под ручку с Образиной.
   – Что?! – поперхнулась королева.
   – Этого человека, – Наорд шевельнул плечом в сторону вирусолога, – мы, само собой, казним. Не хватало, чтобы его дружки мне еще и дворец вверх дном перевернули. Но феникса кто-то должен доставить в Зияющий Разлом. Это не обсуждается, моя дорогая. Посему туда поедет ваш старинный приятель…
   – Дженг?! – Женщина побледнела. – Ваше величество! Разве капитан в чем-то перед вами провинился?
   – Напротив, – согласился правитель, – он показал себя наилучшим образом. Поэтому я думаю, что и в этот раз накладок не будет…
   – Но… он не герой!
   – А этот, – насмешливо фыркнул Наорд, глядя на Аркашу, которому уже было не так весело, – герой? Ты посмотри на него!
   – Тетушка сказала, что должен прийти именно он! – Гатта свела соболиные брови. – И он пойдет!
   – И не мечтайте, красотуля! – отрезал медик. – Герой я или нет, но к черту в пасть ласточкой прыгать не собираюсь!
   – Пойдешь! – зашипела королева, сжимая кулаки.
   – Госсподи… – вздохнул Ильин. – В русском языке есть замечательное слово из трех букв… и означает оно – «НЕТ», но пишется и произносится совсем по-другому! Дамочка, я не джентльмен. Так что не напрашивайтесь на комплименты, мне ваша красота отбрить вас совершенно не помешает… даже в присутствии мужа!
   – Ты забываешься, холоп! – побагровел диктатор. – Стража!!
   – От холопа и слышу! – заявил Аркаша. – У меня за спиной, по крайней мере, жены по-тихому не командуют!
   – Что-о?! – От злости правителя Тайгета чуть удар не хватил. – Я хотел даровать тебе легкую смерть, но теперь…
   – Смерть ему в Разломе тетушка обеспечит! – вздернула подбородок оскорбленная королева.
   Аркаша закатил глаза:
   – Женщина, вы у лора давно не были?! Вам тут два человека уже пять минут объясняют – я никуда не поеду!!
   – Поедешь. – Гатта вежливым жестом остановила и дернувшегося супруга, и появившихся по его зову стражников. – Если хочешь еще хоть раз увидеть свою подружку!
   – Что ты с ней сделала, метелка в брюликах?! – взревел бледнеющий вирусолог, порываясь вынуть из королевы душу.
   Вообще-то руку на женщину он бы никогда не поднял, но за такое…
   – Гатта. – У правителя уже голова пошла кругом. – Если я сейчас услышу, что ты и девушку…
   – Нет! – улыбнулась королева. – С ней все в порядке… пока что!
   – Где она?! – взревел медик.
   Ее величество отступила на шаг, убедилась, что нервного героя надежно взяли в кольцо вооруженные стражники, и торжествующе сказала:
   – Она сейчас на пути к Зияющему Разлому. И никто ее не заставлял, сама попросила…
   – Так я тебе и поверил!!
   – К тете во дворец забрел один путник, – улыбнулась Гатта, – по имени Педро… Я так поняла, это жених твоей подружки? Которого она ищет, да?
   Ильин издал страдальческий стон и схватился за голову. Королева улыбнулась еще шире:
   – Когда девушка узнала об этом, она выпросила у меня того бешеного мула, что оставили в нашей конюшне блюстители порядка, и отправилась к своему жениху… Разве я могла ей отказать? Любая женщина на моем месте поступила бы так же…
   – Стерва ты, а не женщина! – выдохнул Аркадий, сжимая виски пальцами. Опять проснулась проклятая боль… Как всегда, в самый неподходящий момент…
   Диктатор улыбнулся и приобнял жену за плечи:
   – Я был несправедлив к вам, дорогая. Можете спокойно возвращаться в свои покои, я приду позже… Только закончу с этими утомительными уговорами. Ну так что, Аркадий? Теперь, я надеюсь, вы перестанете упрямиться?