"дела Радека". Состав парижского партийного суда дает группе полную
уверенность в том, что суд проводился абсолютно объективно и внепартийно.
С наилучшим партийным приветом
Троцкий
5 мая 1914 г., Вена".
Теперь наш читатель может составить собственное мнение о заявлении так
называемого правления польской партии, которое остается в блестящей
изоляции, покидаемое всеми членами.
Но необходимо выяснить и поведение правления немецкой партии в
отношении этого дела. То же самое правление партии, которое вначале отказало
в публикации парижского решения, вдруг заторопилось проинформировать об этом
деле партийную прессу, когда заговорил Иоганн Тышка. Подобными действиями
правление партии подтверждает то мнение, которое сложилось с самого начала
разбора дела о Радеке: правление не в состоянии судить об этом деле с полной
объективностью, необходимой для самых высших инстанций партии, стремящейся
быть в первых рядах международного социал-демократического движения, каковой
является социал-демократическая партия Германии. И это надо иметь в виду
следующему партийному съезду, если он не хочет повторить ошибку Йенского
конгресса, и определить свою самостоятельную точку зрения по делу Радека.
No 2. [Информация для партийной прессы]
Не подлежит опубликованию в печати=3.
21 августа 1912г. правление социал-демократической партии России,
Польши и Литвы сообщило социал-демократической партии Германии, что товарищ
Карл Радек исключен из рядов партии.
Затем 26 августа в правление партии поступил обвинительный приговор по
делу Радека и одновременно протест Радека по этому приговору. Так как
"заявления" друзей Радека, направленные правлению партии, в скором времени
будут опубликованы в некоторых немецких партийных газетах, то правление
партии сочло необходимым предоставить всей партийной прессе следующие
документы для информации:
1. Приговор по делу Радека.
2. Письмо Радека от 25 августа 1912 года.
3. Письмо Малецкого и Ганецкого.
4. Письмо Кракуса и Александра.
5. Письмо Радека от 27 августа 1912 года.
6. Заявление правления социал-демократической партии России, Польши и
Литвы.
Правление партии передает германской партийной прессе полученное от
правления социал-демократической партии России, Польши и Литвы сообщение об
исключении одновременно с соответствующими документами. Партийная пресса
должна с особой осторожностью рассмотреть это неприятное дело, которое
раньше было внутренним делом социал-демократической партии России и Польши.
Приговор партийного суда по делу Радека
После проверки показаний и документов по делу Радека, обвиняемого по
следующим пунктам:
1) кража книги Зембатого и ее продажа;
2) кража книг из редакции "Naprzod" и их продажа;
3) кража 300 руб., принадлежавших профсоюзам, взятых Радеком на
временное хранение и не переведенных на счет;
4) сокрытие от партийных инстанций во время приема в партию в 1905 г.
фактов, указанных в пунктах 1 и 2 и других небольших деликтов,
- суд признал виновность Радека по этим пунктам.
Что касается п. 1, суд счел необходимым проверить это дело, хотя оно
уже разбиралось судом в 1904 году. Основанием для новой проверки этого дела
настоящим судом послужило то обстоятельство, что объяснения Радека,
сделанные на предыдущем разбирательстве, привели к решению о
несостоятельности обвинения, в то время как сами объяснения были лживыми.
Суд в своем решении основывался на следующих фактах:
I. Кража и продажа книги Зембатого.
В письме от 24 сентября 1910 г. Радек называет Зембатого
"многоуважаемым товарищем". Это не помешало Радеку "позаимствовать" у него
книгу особой ценности. В письме от 21 января 1912 г. Зембатый сообщает
следующее:
"С приближением праздничных дней я хотел покинуть Краков. Карл Радек не
имел квартиры для ночлега, поэтому я дал ему ключи от своей квартиры с тем,
чтобы ему было где переночевать. У меня в квартире много книг; наиболее
ценные были в закрытой коробке, в том числе труд Струве "История философии",
принадлежавший не мне. Когда я вернулся, Карл Радек уже подыскал себе другую
квартиру и больше у меня не ночевал. В какой-то момент владелец книги
потребовал книгу обратно... Тут я и обнаружил отсутствие книги, чем был
очень огорчен, ибо книга стоила дорого (10 крон), а издание редкое. Я уже не
говорю о том, что, кроме этих книг, отсутствовали кое-какие другие. Через
некоторое время, две-три недели, коллега Вессербергер, владелец книги,
известил меня о том, что он нашел ее и знает, кто вор. Владелец книги
рассказал, что когда искал один учебник в антикварной лавке Диаманда на
Шпитальгассе, то увидел пропавшую книгу сочинений Струве, которую узнал по
нескольким знакомым ему пятнышкам. Он просмотрел ее и заметил на последней
странице дату поступления книги в лавку и имя продавшего ее человека.-
Карл...=4 (это была запись антиквара). Когда я узнал об этом, то обратился к
Радеку с требованием возврата мне книги. Я написал ему по этому поводу
письмо. Он ответил мне руганью. Возникла необходимость судебной проверки
этого дела. Такой суд состоялся. Суд официально установил, что Радек
действительно продал книгу (два представителя суда установили это у
владельца лавки Диаманда). Приговор повлек бы за собой исключение Радека из
союза "Рух"=5 и падение в глазах коллег и среди членов партии. Поэтому ко
мне обратились коллеги Мозцоро и Доманский с ходатайством прекратить
официальное рассмотрение дела, дабы не порочить честь и будущее коллеги.
Радек обещал, что отныне он будет честен и возместит ущерб. По этим мотивам
и по просьбе Мозцоро и Доманского я прекратил дело. Я должен сказать, что
товарищ Радек не только не возвратил мне книгу, но и не выполнил ни одного
из данных мне обещаний.
Доманский, верховный третейский судья в упомянутом свидетелем
третейском суде, состоявшем из пяти человек, заявил 31 марта 1912 г.: "Суд
убедился в виновности Радека в том, что он действительно продал книгу
Зембатого. Однако, принимая во внимание молодость Радека и стремясь не
портить ему будущее, суд не выносит ему наказания, а ограничивается
предупреждением. Зембатый, со своей стороны, также признал, что считает дело
улаженным".
Далее, 31 марта 1912 г. Доманский показал, что когда в 1911 г. к нему
как к арбитру с просьбой о подтверждении приговора 1904 г. обратился Радек,
то он, Доманский, имел об этом разговор с Гроссманом, одним из арбитров. Оба
они установили, что суд все же признал вину Радека. Гроссман в мае 1911 г.
сделал письменное заявление, которое Доманский, как он сейчас утверждает,
послал Радеку. В этом заявлении Гроссман говорит, что суд вынес Радеку
предупреждение с надеждой, что в будущем он (Радек) не позволит себе ничего
подобного.
Далее, другой член суда 1904 г., Гл...=6, в письме от 21 ноября 1911 г.
пытается воздержаться от показаний, ибо "показания Зембатого и Доманского
достаточно убедительны". Этим он подчеркивает свое полное доверие к
правдивости показаний этих свидетелей, которые принимали участие в суде 1904
году.
Суд напоминает, что все названные здесь свидетели по этому делу, за
исключением Дж. Доманского, ни во время суда 1904 г., ни позднее не
принадлежали к нашей партии. И Радек не был тогда членом партии.
II. Дело о краже и продаже книг из редакции "Naprzod".
Обвинение основывается на признании, которое вынужден был сделать сам
Радек в письме от 24 сентября 1910 г. в редакцию одной из наших партийных
газет, когда он искал защиты у партии против опубликованных Геккером в
прессе обвинений против Радека.
В этом письме Радек пишет: "Единственное, в чем меня могут обвинить в
этой области=7, это случай, когда я взял на время некоторое количество хлама
- книг, которые были присланы в редакцию для рецензий и свалены в кучу. В
критическом для себя положении в начале 1904 г. я их продал. Исходя из того,
что Геккер не сделал это дело достоянием гласности, я заключаю, что об этом
не знают; но хочу заметить, что перед судом я об этом скажу"=8.
Как видно из приведенных слов Радека, речь идет не о взятии книг для
ознакомления, а о краже. Такие обороты речи Радека, как 1) речь идет о
"хламе", 2) редакторы "Naprzod"'а все равно забрали бы книги себе- суд не
принял во внимание, ибо 1) книги были ценными, так как Радек смог их
продать, 2) стоимость играет здесь второстепенную роль, так как речь идет о
присвоении книг тайком, без уведомления редакции. Когда Радек далее
утверждает, что редакторы "Naprzod" взяли бы книги себе, то это ни в коей
мере не оправдывает Радека, даже если бы это и было так. Однако нет никакого
основания предполагать, что они это сделали бы тайком и собственность
партийного органа реализовали бы в свою пользу, в то время как именно этот
факт и составляет содержание обвинения против Радека.
III. Дело о краже профсоюзных денег.
Суд не считает значительным для себя вопрос, от какого товарища Радек
принял деньги для перевода на счет, был ли это товарищ Юлиан или другой член
Центральной комиссии профсоюзов. Для суда важно следующее:
1) Радек не может отрицать и сам признает факт, что он получил деньги
профсоюза для перевода их на счет;
2) эти деньги не переведены на счет;
3) тов. Станислав, которому, по утверждению Радека, он передал деньги
для перевода на счет, категорически это отрицает; Радек не приводит
абсолютно никаких доказательств того, что деньги были переданы тов.
Станиславу;
4) высказывание Радека (письмо от 18 февраля 1908 г. к Доманскому,
который рассматривал это дело) находится в острейшем противоречии с письмом
Радека к тов.Станиславу от 10 марта 1908 г. по этому делу. В письме к тов.
Доманскому Радек категорически утверждает, что передал тов. Станиславу
деньги. В то же время тремя неделями позже в письме к тов. Станиславу Радек
всего лишь ставит вопрос о том, не передавал ли он ему денег, причем
добавляет: "мне (Радеку) кажется", что передавал и т. д.;
5) после получения ответа от тов. Станислава на свое письмо от 10 марта
1908 г. Радек не переслал этот ответ Доманскому и не показал его до сих пор,
хотя, по его утверждению, в этом ответном письме якобы подтверждается
передача денег; в то же время Радек утверждает в заявлении от 6 декабря 1911
г., что тов. Станислав, видимо, должен был ему ответить, но точно, дескать,
Радек этого не помнит. В действительности, тов. Станислав категорически
отрицает, что в своем ответном письме Радеку он подтвердил получение
каких-либо от Радека денег (да и Радек ответа этого не предъявлял);
6) нет никаких сомнений в достоверности слов тов. Станислава. Это
подтверждает и представитель правления партии;
7) неясен в высказываниях Радека и размер полученной им суммы:
один раз он называет цифру в 300-500 руб., другой - 200-300 руб.,
третий - 300 рублей. В связи с этим суд считает, что Радек не считает нужным
вспомнить точную цифру для того, чтобы намеренно преуменьшить само дело;
8) целый ряд противоречий имеется в высказываниях Радека относительно
лица, от которого он получил деньги. Его показания теряют всякую
достоверность в свете категорических показаний кассира комиссии профсоюзов
тов. Макара. Более того, они только подтверждают тот факт, что Радек тов.
Станиславу денег не передавал;
9) Радек, кроме этого единственного случая, больше ни разу не занимался
денежными делами профсоюзов. Этот единственный случай он, наверняка, должен
был помнить. И противоречия в его показаниях наводят на размышления;
10) утверждение Радека, что он передал деньги тов. Станиславу,
заслуживает мало доверия, так как, по словам кассира Макара, Радек был
обязан вручить деньги не тов. Станиславу и не кому-либо другому, а только и
единственно ему, Макару. Радек знал это, но сказал Макару, что не передаст
ему денег, а оставит их у себя, поскольку ввиду болезни Макара так будет
надежнее;
11) об этом свидетельствует также сопоставление всех временных данных,
которые указаны Радеком относительно передачи денег тов. Станиславу, с
данными в показаниях Макара.
IV. Дело об утаивании от партийных инстанций во время приема Радека в
партию в 1905 г. фактов, указанных в обвинении в пунктах 1 и 2, других,
более мелких деликтов.
Суд установил, что Радек при своем вступлении в партию умолчал перед
партийными инстанциями о деликтах, указанных в пунктах 1 и 2. Напротив, в
незначительных проступках он признался, чем вызвал впечатление откровенного
и раскаявшегося. А именно, в своем письме от 6 сентября 1905 г., в котором
он просил о принятии в партию, Радек признает свои проступки: "не оплачен
частный долг, партийный счет, не оплачена сумма в пару крон, мелкие обманы".
Этот перечень был неполным, ибо [хотя] Радек не утаил вышеуказанные
"юношеские шалости", как он их называет в письме, но проинформировал
неправильно. Как следует из показаний Зембатого, Радек получал от него в
1904г. различные материалы для распространения, на довольно большую сумму,
причем около 90 крон Радек из нее присвоил.
Скрывая свое прошлое и изображая его фальшиво, он ввел в заблуждение
редакцию "Sozialdemokratische Rundschau", которая впоследствии встала на его
защиту. Точно такого же результата добился Радек в редакции партийной
"Wochen", которая взяла его под защиту в деле Радек - Геккер. В своем письме
от 24 сентября 1910 г. он обещал о каждом своем позорном пятне из прошлого
рассказать на третейском суде. Среди прочего он писал:
"Я не хочу вывернуться с помощью лжи, но человеку необходимо дать
возможность исправиться".
Это обещание он повторил в своем письме от 6 мая 1911 г., когда член
правления партии задал ему вопрос, может ли он, согласно своему обещанию,
изложить третейскому суду дело о краже книг из редакции "Naprzod". Тогда он
писал: "Партии и мне необходимо использовать выдвинутые против меня Геккером
обвинения для радикального выяснения моего прошлого, о котором полно слухов,
наносящих мне и партии вред". Но когда дело дошло до перехода от обещаний к
делу, Радек неизменно от этого отказывался.
V. Относительно других дел, кроме этих четырех, суд заявил:
а) По делу Радек - Геккер из материалов, собранных комиссией, можно со
всей уверенностью сказать, что обвинения Геккера были безосновательны и
носили ложный характер. Суд установил при этом, что Геккер и Дажинский
отказались предоставить доказательства их обвинения для третейского суда, о
чем было опубликовано в "Verein Arbeiterpresse". Они также отказались дать
показания нашей комиссии по расследованию.
б) Что касается материала, предоставленного нашему суду, и других
обвинений, выдвинутых против Радека, то суд считает этот материал
недостаточным для вынесения приговора. Во всяком случае суд партии имеет
своей целью установление не меры наказания обвиняемого, а его морального
облика, чтобы защитить партию от лиц, чей моральный облик не соответствует
требованиям социалистической партии.
Суд считает необходимым констатировать, что эти материалы содержат, с
учетом других обвинений, очень характерные детали. Так, например, Зембатый
показал, что когда он однажды попал в очень тяжелое материальное положение и
узнал, что Радек получил деньги, то потребовал от него возвратить долг в 50
франков. Радек ответил цинично, что его социал-демократические убеждения
запрещают ему возвращать долги. Другой свидетель, Гейнар, знакомый Радека,
пишет, что Радек в 1903-1904 гг., будучи студентом университета, совершил
следующий непристойный поступок. После того, как Радек провел у него ночь в
Тарнове, он рано утром, в отсутствие хозяина, намеренно осквернил его
кровать... (дано непарламентское выражение) и взял его костюм. Радек потом
сказал, что это была шутка. Одежду он, впрочем, не вернул.
Относительно всех вышеизложенных фактов суд постановляет:
Если бы Радека можно было обвинить только в краже книг у Зембатого и из
редакции "Naprzod", то с учетом того, что в последующие годы его
деятельность и его вклад в общее дело свидетельствовали о том, что его
моральный облик изменился к лучшему, эти проступки можно было бы объяснить
его молодостью и считать, что он искупил грехи молодости своей деятельностью
во время революции. Однако кража 300 руб. в 1906 г. показала, что революция
не смогла поднять его моральный облик, и он не побоялся совершить поступок,
который в тяжелых условиях нашей борьбы мог подорвать доверие к профсоюзной
организации и к партии, а именно - умолчать о содеянном и нанести
материальных ущерб профсоюзной организации, которая с большим трудом
собирает свои мизерные средства. Учитывая все это, суд усматривает в краже
Радеком профсоюзных денег продолжение прежнего его образа жизни и
рассматривает все указанные действия Радека в их взаимосвязи.
Исходя из этих соображений, суд признает, что моральный облик Радека
несовместим с принадлежностью к партии, нарушает интересы партии и, согласно
параграфу 1 устава партии, исключает Радека из социал-демократической партии
России, Польши и Литвы.
Суд рекомендует правлению партии востребовать с Карла Радека 300 рублей
профсоюзных денег=9.
21 августа 1912 г.
Следуют подписи членов судейской коллегии
* * *
Помимо приговора имеется следующее письмо Радека правлению партии:
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!
29 июля я получил от правления социал-демократической партии России,
Польши и Литвы, членом которой я являюсь с 1905 г., сообщение, что на его
заседании от 26 числа принято решение о передаче партийному суду
расследования вопроса- совершил ли я три моральных проступка (в 1904 и 1906
годах). В партийном уставе иностранных групп ясно указано, что подобное
решение может приниматься только зарубежной группой (секцией), к которой
принадлежит соответствующий товарищ, так что решение правления польской
партии носит явно выраженный незаконный характер. Но так как я считаю
недопустимым делать что-либо на свой страх и риск, то я обратился в бюро
зарубежных групп нашей партии с просьбой решить, должен ли я подчиниться
этому решению. 16 числа этого месяца я получил сообщение о заседании
партийной конференции, где правление польской партии хотело бы рассмотреть и
мое дело. Я обратился к партконференции с просьбой разрешить мне представить
ей существо дела с формальной стороны, на что я и получил 18 числа этого
месяца следующий ответ:
"Союзная профсоюзная и партийная конференция решила на совместном
заседании после предварительного прочтения писем Радека и Кракуса
организовать суд из трех участников конференции для расследования обвинений,
указанных в решении правления партии, и вынести приговор.
Если Радек не предстанет перед судом, то дело будет проверяться без его
присутствия и приговор будет вынесен на основе документов. Обоснованный
приговор должен быть опубликован. Что касается жалобы Радека на действия
правления партии, которое якобы действовало по отношению к нему на основе
предвзятых побуждений, то конференция постановила, что для вынесения
приговора будут расследованы следующие вопросы: были ли безосновательны
выдвинутые против Радека обвинения, имели ли они фактическое обоснование;
или же это были лишь предположения правления партии; имеет ли Радек право
обжаловать действия правления партии и требовать разъяснений.
В заседании суда принимает участие как наблюдатель и в качестве
секретаря член правления партии, избранный конференцией, но не состоящий
членом суда. Так как суд чрезвычайный, то его состав, избранный на
профсоюзной и партийной конференциях, не подлежит изменению по требованию
обвиняемого". Это решение от первой до последней строчки является нарушением
нашего партийного устава, как и устава зарубежных групп, изменить который
может только партийный съезд, но не конференция.
Ибо 1) наш партийный устав не признает никаких совместных конференций
профсоюзов и партии, ни объединенных заседаний таких собранных по
отдельности конференций;
2) наш устав не предоставляет конференциям права организовывать суды и
определять их состав;
3) право создавать суды имеют по партийному уставу только местные
организации и зарубежные группы, причем состав суда определяет бюро
зарубежных секций, если лицо, подавшее жалобу, член зарубежной организации;
4) решением отклонено мое право на защиту; в решении снижено количество
членов суда до трех человек (по уставу зарубежных групп число членов
определено пятью); я имею право на отклонение двух судей;
5) решение означает вмешательство в компетенцию суда, так как не дает
возможности проверить роль правления партии во всем деле и определяет
необходимость вынесения судом приговора:
6) решение подчеркивает чрезвычайный характер суда, хотя ни устав
зарубежных групп, ни устав социал-демократической партии России и Польши, ни
устав социал-демократии России (являющейся частью первой партии) не говорят
что-либо о чрезвычайных судах.
Хотя это решение, как и его полуторагодовая история, показало мне
очевидность того, что здесь речь идет об ударе против меня, подготовленном
по политическим причинам, как против представителя направления,
ведущего около двух лет открытую борьбу с правлением
социал-демократической партии России и Польши, я пришел на заседание суда и
вел в течение часа переговоры. Они, к сожалению, закончились тем, что я
заявил, что не в состоянии доверить свою честь этому чрезвычайному суду. Я
покинул заседание после того, как оставил председательствующему, совершенно
незнакомому мне рабочему, следующее заявление:
Суду, образованному конференцией социал-демократии России, Польши и
Литвы
Я утверждаю, что ни устав зарубежных групп нашей партии, ни устав
партии не знает чрезвычайного суда, что по уставу зарубежных групп я могу
быть предан суду только на основании решения группы.
Но если даже чрезвычайный суд при особых обстоятельствах и допустим, то
я должен знать (прежде чем вручить свою честь такому суду), почему
конференция организовала такой чрезвычайный суд.
Суд отказался мне объяснить, почему число судей определено тремя, а не
пятью лицами, что за условия заставили изменить объективность расследования
дела. Суд отказался мне объяснить, почему у меня нет права отклонить
половину судей, что гарантировано мне по уставу.
Далее, суд отклонил протест представителя правления партии тов.
Доманского, не допустил моих доверенных лиц, товарищей Малецкого и Кракуса,
что не позволял себе даже царский военный суд в отношении обвиняемого.
Суд пошел дальше: он отказался выдать мне на руки обвинительный акт,
что лишило меня возможности пригласить таких важных свидетелей, как тов.
Ганецкий, который мог бы пролить свет на все недоразумения, связанные с
делом о деньгах (оно известно правлению партии); он решает это дело с
помощью тов. Станислава, единственного свидетеля этого важнейшего дела о 300
рублях. Тов. Доманский, играющий роль обвинителя, пошел еще дальше. Он
воспользовался своим правом решить данный вопрос без заслушивания главного
свидетеля, тов. Ганецкого.
В таких условиях суд не имеет ни малейшей возможности объективного
рассмотрения дела. Но так как я полностью осознаю значение отклонения мною
такого суда, я готов признать его правомерность, если три выдающихся
немецких товарища -- тов. К. Каутский. Гаазе, председатель немецкой
социал-демократии, и тов. Р. Гильфердинг, редактор центрального органа
немецкой социал-демократии, после предварительной проверки формальной
стороны дела решат, что я должен подчиниться этому суду.
Если суд отклонит эти мои требования, то я не смогу признать этот суд
объективным, и мне останется только обратиться как к польским, так и к
международным кругам с вопросом, допустимо ли осуждать товарища полевым
судом.
Карл Радек
19 августа 1912 г.
"Суд" отклонил мое последнее требование, поэтому я покинул его
заседание. Приговор этого суда мне вручен не был.
Я считаю необходимым сообщить вам эти факты, так как мне известно, что
правление польской партии оповестило вас о назначенном против меня процессе
с тем, чтобы, вероятно, повлиять на мое положение -- действительного члена
немецкой социал-демократии и сотрудника немецкой партийной прессы.
Я не могу вам сразу представить документы, из которых было бы ясно
видно, что все дела, на основании которых сейчас правление польской партии
пытается приписать мне моральные ошибки, были ему прекрасно известны в 1908
и 1910 гг., когда правление энергичным образом защищало меня против грязных
нападок моих политических противников. Я не буду сейчас описывать
политическую подоплеку дела. Формальная сторона его (что касается польской
партийной организации) ясно видна как из сказанного, так и из направленного
вам заявления большинства нашего зарубежного бюро, тов. Малецкого и
Ганецкого. Она также освещена ведущими товарищами русской социал-демократии,
к которым я обратился. Самое существенное вытекает из заявления комиссии по
расследованию. Я ни секунды не сомневаюсь, что вам должна быть совершенно
ясна формальная сторона такого суда и каждое его решение, если Вы считаете,
что без согласия польской социал-демократии Вы не имеете права проверять
фактическую сторону дела.
Но прежде, чем Вы проверите, я хотел бы обратить внимание на другое. Я
уверенность в том, что суд проводился абсолютно объективно и внепартийно.
С наилучшим партийным приветом
Троцкий
5 мая 1914 г., Вена".
Теперь наш читатель может составить собственное мнение о заявлении так
называемого правления польской партии, которое остается в блестящей
изоляции, покидаемое всеми членами.
Но необходимо выяснить и поведение правления немецкой партии в
отношении этого дела. То же самое правление партии, которое вначале отказало
в публикации парижского решения, вдруг заторопилось проинформировать об этом
деле партийную прессу, когда заговорил Иоганн Тышка. Подобными действиями
правление партии подтверждает то мнение, которое сложилось с самого начала
разбора дела о Радеке: правление не в состоянии судить об этом деле с полной
объективностью, необходимой для самых высших инстанций партии, стремящейся
быть в первых рядах международного социал-демократического движения, каковой
является социал-демократическая партия Германии. И это надо иметь в виду
следующему партийному съезду, если он не хочет повторить ошибку Йенского
конгресса, и определить свою самостоятельную точку зрения по делу Радека.
No 2. [Информация для партийной прессы]
Не подлежит опубликованию в печати=3.
21 августа 1912г. правление социал-демократической партии России,
Польши и Литвы сообщило социал-демократической партии Германии, что товарищ
Карл Радек исключен из рядов партии.
Затем 26 августа в правление партии поступил обвинительный приговор по
делу Радека и одновременно протест Радека по этому приговору. Так как
"заявления" друзей Радека, направленные правлению партии, в скором времени
будут опубликованы в некоторых немецких партийных газетах, то правление
партии сочло необходимым предоставить всей партийной прессе следующие
документы для информации:
1. Приговор по делу Радека.
2. Письмо Радека от 25 августа 1912 года.
3. Письмо Малецкого и Ганецкого.
4. Письмо Кракуса и Александра.
5. Письмо Радека от 27 августа 1912 года.
6. Заявление правления социал-демократической партии России, Польши и
Литвы.
Правление партии передает германской партийной прессе полученное от
правления социал-демократической партии России, Польши и Литвы сообщение об
исключении одновременно с соответствующими документами. Партийная пресса
должна с особой осторожностью рассмотреть это неприятное дело, которое
раньше было внутренним делом социал-демократической партии России и Польши.
Приговор партийного суда по делу Радека
После проверки показаний и документов по делу Радека, обвиняемого по
следующим пунктам:
1) кража книги Зембатого и ее продажа;
2) кража книг из редакции "Naprzod" и их продажа;
3) кража 300 руб., принадлежавших профсоюзам, взятых Радеком на
временное хранение и не переведенных на счет;
4) сокрытие от партийных инстанций во время приема в партию в 1905 г.
фактов, указанных в пунктах 1 и 2 и других небольших деликтов,
- суд признал виновность Радека по этим пунктам.
Что касается п. 1, суд счел необходимым проверить это дело, хотя оно
уже разбиралось судом в 1904 году. Основанием для новой проверки этого дела
настоящим судом послужило то обстоятельство, что объяснения Радека,
сделанные на предыдущем разбирательстве, привели к решению о
несостоятельности обвинения, в то время как сами объяснения были лживыми.
Суд в своем решении основывался на следующих фактах:
I. Кража и продажа книги Зембатого.
В письме от 24 сентября 1910 г. Радек называет Зембатого
"многоуважаемым товарищем". Это не помешало Радеку "позаимствовать" у него
книгу особой ценности. В письме от 21 января 1912 г. Зембатый сообщает
следующее:
"С приближением праздничных дней я хотел покинуть Краков. Карл Радек не
имел квартиры для ночлега, поэтому я дал ему ключи от своей квартиры с тем,
чтобы ему было где переночевать. У меня в квартире много книг; наиболее
ценные были в закрытой коробке, в том числе труд Струве "История философии",
принадлежавший не мне. Когда я вернулся, Карл Радек уже подыскал себе другую
квартиру и больше у меня не ночевал. В какой-то момент владелец книги
потребовал книгу обратно... Тут я и обнаружил отсутствие книги, чем был
очень огорчен, ибо книга стоила дорого (10 крон), а издание редкое. Я уже не
говорю о том, что, кроме этих книг, отсутствовали кое-какие другие. Через
некоторое время, две-три недели, коллега Вессербергер, владелец книги,
известил меня о том, что он нашел ее и знает, кто вор. Владелец книги
рассказал, что когда искал один учебник в антикварной лавке Диаманда на
Шпитальгассе, то увидел пропавшую книгу сочинений Струве, которую узнал по
нескольким знакомым ему пятнышкам. Он просмотрел ее и заметил на последней
странице дату поступления книги в лавку и имя продавшего ее человека.-
Карл...=4 (это была запись антиквара). Когда я узнал об этом, то обратился к
Радеку с требованием возврата мне книги. Я написал ему по этому поводу
письмо. Он ответил мне руганью. Возникла необходимость судебной проверки
этого дела. Такой суд состоялся. Суд официально установил, что Радек
действительно продал книгу (два представителя суда установили это у
владельца лавки Диаманда). Приговор повлек бы за собой исключение Радека из
союза "Рух"=5 и падение в глазах коллег и среди членов партии. Поэтому ко
мне обратились коллеги Мозцоро и Доманский с ходатайством прекратить
официальное рассмотрение дела, дабы не порочить честь и будущее коллеги.
Радек обещал, что отныне он будет честен и возместит ущерб. По этим мотивам
и по просьбе Мозцоро и Доманского я прекратил дело. Я должен сказать, что
товарищ Радек не только не возвратил мне книгу, но и не выполнил ни одного
из данных мне обещаний.
Доманский, верховный третейский судья в упомянутом свидетелем
третейском суде, состоявшем из пяти человек, заявил 31 марта 1912 г.: "Суд
убедился в виновности Радека в том, что он действительно продал книгу
Зембатого. Однако, принимая во внимание молодость Радека и стремясь не
портить ему будущее, суд не выносит ему наказания, а ограничивается
предупреждением. Зембатый, со своей стороны, также признал, что считает дело
улаженным".
Далее, 31 марта 1912 г. Доманский показал, что когда в 1911 г. к нему
как к арбитру с просьбой о подтверждении приговора 1904 г. обратился Радек,
то он, Доманский, имел об этом разговор с Гроссманом, одним из арбитров. Оба
они установили, что суд все же признал вину Радека. Гроссман в мае 1911 г.
сделал письменное заявление, которое Доманский, как он сейчас утверждает,
послал Радеку. В этом заявлении Гроссман говорит, что суд вынес Радеку
предупреждение с надеждой, что в будущем он (Радек) не позволит себе ничего
подобного.
Далее, другой член суда 1904 г., Гл...=6, в письме от 21 ноября 1911 г.
пытается воздержаться от показаний, ибо "показания Зембатого и Доманского
достаточно убедительны". Этим он подчеркивает свое полное доверие к
правдивости показаний этих свидетелей, которые принимали участие в суде 1904
году.
Суд напоминает, что все названные здесь свидетели по этому делу, за
исключением Дж. Доманского, ни во время суда 1904 г., ни позднее не
принадлежали к нашей партии. И Радек не был тогда членом партии.
II. Дело о краже и продаже книг из редакции "Naprzod".
Обвинение основывается на признании, которое вынужден был сделать сам
Радек в письме от 24 сентября 1910 г. в редакцию одной из наших партийных
газет, когда он искал защиты у партии против опубликованных Геккером в
прессе обвинений против Радека.
В этом письме Радек пишет: "Единственное, в чем меня могут обвинить в
этой области=7, это случай, когда я взял на время некоторое количество хлама
- книг, которые были присланы в редакцию для рецензий и свалены в кучу. В
критическом для себя положении в начале 1904 г. я их продал. Исходя из того,
что Геккер не сделал это дело достоянием гласности, я заключаю, что об этом
не знают; но хочу заметить, что перед судом я об этом скажу"=8.
Как видно из приведенных слов Радека, речь идет не о взятии книг для
ознакомления, а о краже. Такие обороты речи Радека, как 1) речь идет о
"хламе", 2) редакторы "Naprzod"'а все равно забрали бы книги себе- суд не
принял во внимание, ибо 1) книги были ценными, так как Радек смог их
продать, 2) стоимость играет здесь второстепенную роль, так как речь идет о
присвоении книг тайком, без уведомления редакции. Когда Радек далее
утверждает, что редакторы "Naprzod" взяли бы книги себе, то это ни в коей
мере не оправдывает Радека, даже если бы это и было так. Однако нет никакого
основания предполагать, что они это сделали бы тайком и собственность
партийного органа реализовали бы в свою пользу, в то время как именно этот
факт и составляет содержание обвинения против Радека.
III. Дело о краже профсоюзных денег.
Суд не считает значительным для себя вопрос, от какого товарища Радек
принял деньги для перевода на счет, был ли это товарищ Юлиан или другой член
Центральной комиссии профсоюзов. Для суда важно следующее:
1) Радек не может отрицать и сам признает факт, что он получил деньги
профсоюза для перевода их на счет;
2) эти деньги не переведены на счет;
3) тов. Станислав, которому, по утверждению Радека, он передал деньги
для перевода на счет, категорически это отрицает; Радек не приводит
абсолютно никаких доказательств того, что деньги были переданы тов.
Станиславу;
4) высказывание Радека (письмо от 18 февраля 1908 г. к Доманскому,
который рассматривал это дело) находится в острейшем противоречии с письмом
Радека к тов.Станиславу от 10 марта 1908 г. по этому делу. В письме к тов.
Доманскому Радек категорически утверждает, что передал тов. Станиславу
деньги. В то же время тремя неделями позже в письме к тов. Станиславу Радек
всего лишь ставит вопрос о том, не передавал ли он ему денег, причем
добавляет: "мне (Радеку) кажется", что передавал и т. д.;
5) после получения ответа от тов. Станислава на свое письмо от 10 марта
1908 г. Радек не переслал этот ответ Доманскому и не показал его до сих пор,
хотя, по его утверждению, в этом ответном письме якобы подтверждается
передача денег; в то же время Радек утверждает в заявлении от 6 декабря 1911
г., что тов. Станислав, видимо, должен был ему ответить, но точно, дескать,
Радек этого не помнит. В действительности, тов. Станислав категорически
отрицает, что в своем ответном письме Радеку он подтвердил получение
каких-либо от Радека денег (да и Радек ответа этого не предъявлял);
6) нет никаких сомнений в достоверности слов тов. Станислава. Это
подтверждает и представитель правления партии;
7) неясен в высказываниях Радека и размер полученной им суммы:
один раз он называет цифру в 300-500 руб., другой - 200-300 руб.,
третий - 300 рублей. В связи с этим суд считает, что Радек не считает нужным
вспомнить точную цифру для того, чтобы намеренно преуменьшить само дело;
8) целый ряд противоречий имеется в высказываниях Радека относительно
лица, от которого он получил деньги. Его показания теряют всякую
достоверность в свете категорических показаний кассира комиссии профсоюзов
тов. Макара. Более того, они только подтверждают тот факт, что Радек тов.
Станиславу денег не передавал;
9) Радек, кроме этого единственного случая, больше ни разу не занимался
денежными делами профсоюзов. Этот единственный случай он, наверняка, должен
был помнить. И противоречия в его показаниях наводят на размышления;
10) утверждение Радека, что он передал деньги тов. Станиславу,
заслуживает мало доверия, так как, по словам кассира Макара, Радек был
обязан вручить деньги не тов. Станиславу и не кому-либо другому, а только и
единственно ему, Макару. Радек знал это, но сказал Макару, что не передаст
ему денег, а оставит их у себя, поскольку ввиду болезни Макара так будет
надежнее;
11) об этом свидетельствует также сопоставление всех временных данных,
которые указаны Радеком относительно передачи денег тов. Станиславу, с
данными в показаниях Макара.
IV. Дело об утаивании от партийных инстанций во время приема Радека в
партию в 1905 г. фактов, указанных в обвинении в пунктах 1 и 2, других,
более мелких деликтов.
Суд установил, что Радек при своем вступлении в партию умолчал перед
партийными инстанциями о деликтах, указанных в пунктах 1 и 2. Напротив, в
незначительных проступках он признался, чем вызвал впечатление откровенного
и раскаявшегося. А именно, в своем письме от 6 сентября 1905 г., в котором
он просил о принятии в партию, Радек признает свои проступки: "не оплачен
частный долг, партийный счет, не оплачена сумма в пару крон, мелкие обманы".
Этот перечень был неполным, ибо [хотя] Радек не утаил вышеуказанные
"юношеские шалости", как он их называет в письме, но проинформировал
неправильно. Как следует из показаний Зембатого, Радек получал от него в
1904г. различные материалы для распространения, на довольно большую сумму,
причем около 90 крон Радек из нее присвоил.
Скрывая свое прошлое и изображая его фальшиво, он ввел в заблуждение
редакцию "Sozialdemokratische Rundschau", которая впоследствии встала на его
защиту. Точно такого же результата добился Радек в редакции партийной
"Wochen", которая взяла его под защиту в деле Радек - Геккер. В своем письме
от 24 сентября 1910 г. он обещал о каждом своем позорном пятне из прошлого
рассказать на третейском суде. Среди прочего он писал:
"Я не хочу вывернуться с помощью лжи, но человеку необходимо дать
возможность исправиться".
Это обещание он повторил в своем письме от 6 мая 1911 г., когда член
правления партии задал ему вопрос, может ли он, согласно своему обещанию,
изложить третейскому суду дело о краже книг из редакции "Naprzod". Тогда он
писал: "Партии и мне необходимо использовать выдвинутые против меня Геккером
обвинения для радикального выяснения моего прошлого, о котором полно слухов,
наносящих мне и партии вред". Но когда дело дошло до перехода от обещаний к
делу, Радек неизменно от этого отказывался.
V. Относительно других дел, кроме этих четырех, суд заявил:
а) По делу Радек - Геккер из материалов, собранных комиссией, можно со
всей уверенностью сказать, что обвинения Геккера были безосновательны и
носили ложный характер. Суд установил при этом, что Геккер и Дажинский
отказались предоставить доказательства их обвинения для третейского суда, о
чем было опубликовано в "Verein Arbeiterpresse". Они также отказались дать
показания нашей комиссии по расследованию.
б) Что касается материала, предоставленного нашему суду, и других
обвинений, выдвинутых против Радека, то суд считает этот материал
недостаточным для вынесения приговора. Во всяком случае суд партии имеет
своей целью установление не меры наказания обвиняемого, а его морального
облика, чтобы защитить партию от лиц, чей моральный облик не соответствует
требованиям социалистической партии.
Суд считает необходимым констатировать, что эти материалы содержат, с
учетом других обвинений, очень характерные детали. Так, например, Зембатый
показал, что когда он однажды попал в очень тяжелое материальное положение и
узнал, что Радек получил деньги, то потребовал от него возвратить долг в 50
франков. Радек ответил цинично, что его социал-демократические убеждения
запрещают ему возвращать долги. Другой свидетель, Гейнар, знакомый Радека,
пишет, что Радек в 1903-1904 гг., будучи студентом университета, совершил
следующий непристойный поступок. После того, как Радек провел у него ночь в
Тарнове, он рано утром, в отсутствие хозяина, намеренно осквернил его
кровать... (дано непарламентское выражение) и взял его костюм. Радек потом
сказал, что это была шутка. Одежду он, впрочем, не вернул.
Относительно всех вышеизложенных фактов суд постановляет:
Если бы Радека можно было обвинить только в краже книг у Зембатого и из
редакции "Naprzod", то с учетом того, что в последующие годы его
деятельность и его вклад в общее дело свидетельствовали о том, что его
моральный облик изменился к лучшему, эти проступки можно было бы объяснить
его молодостью и считать, что он искупил грехи молодости своей деятельностью
во время революции. Однако кража 300 руб. в 1906 г. показала, что революция
не смогла поднять его моральный облик, и он не побоялся совершить поступок,
который в тяжелых условиях нашей борьбы мог подорвать доверие к профсоюзной
организации и к партии, а именно - умолчать о содеянном и нанести
материальных ущерб профсоюзной организации, которая с большим трудом
собирает свои мизерные средства. Учитывая все это, суд усматривает в краже
Радеком профсоюзных денег продолжение прежнего его образа жизни и
рассматривает все указанные действия Радека в их взаимосвязи.
Исходя из этих соображений, суд признает, что моральный облик Радека
несовместим с принадлежностью к партии, нарушает интересы партии и, согласно
параграфу 1 устава партии, исключает Радека из социал-демократической партии
России, Польши и Литвы.
Суд рекомендует правлению партии востребовать с Карла Радека 300 рублей
профсоюзных денег=9.
21 августа 1912 г.
Следуют подписи членов судейской коллегии
* * *
Помимо приговора имеется следующее письмо Радека правлению партии:
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!
29 июля я получил от правления социал-демократической партии России,
Польши и Литвы, членом которой я являюсь с 1905 г., сообщение, что на его
заседании от 26 числа принято решение о передаче партийному суду
расследования вопроса- совершил ли я три моральных проступка (в 1904 и 1906
годах). В партийном уставе иностранных групп ясно указано, что подобное
решение может приниматься только зарубежной группой (секцией), к которой
принадлежит соответствующий товарищ, так что решение правления польской
партии носит явно выраженный незаконный характер. Но так как я считаю
недопустимым делать что-либо на свой страх и риск, то я обратился в бюро
зарубежных групп нашей партии с просьбой решить, должен ли я подчиниться
этому решению. 16 числа этого месяца я получил сообщение о заседании
партийной конференции, где правление польской партии хотело бы рассмотреть и
мое дело. Я обратился к партконференции с просьбой разрешить мне представить
ей существо дела с формальной стороны, на что я и получил 18 числа этого
месяца следующий ответ:
"Союзная профсоюзная и партийная конференция решила на совместном
заседании после предварительного прочтения писем Радека и Кракуса
организовать суд из трех участников конференции для расследования обвинений,
указанных в решении правления партии, и вынести приговор.
Если Радек не предстанет перед судом, то дело будет проверяться без его
присутствия и приговор будет вынесен на основе документов. Обоснованный
приговор должен быть опубликован. Что касается жалобы Радека на действия
правления партии, которое якобы действовало по отношению к нему на основе
предвзятых побуждений, то конференция постановила, что для вынесения
приговора будут расследованы следующие вопросы: были ли безосновательны
выдвинутые против Радека обвинения, имели ли они фактическое обоснование;
или же это были лишь предположения правления партии; имеет ли Радек право
обжаловать действия правления партии и требовать разъяснений.
В заседании суда принимает участие как наблюдатель и в качестве
секретаря член правления партии, избранный конференцией, но не состоящий
членом суда. Так как суд чрезвычайный, то его состав, избранный на
профсоюзной и партийной конференциях, не подлежит изменению по требованию
обвиняемого". Это решение от первой до последней строчки является нарушением
нашего партийного устава, как и устава зарубежных групп, изменить который
может только партийный съезд, но не конференция.
Ибо 1) наш партийный устав не признает никаких совместных конференций
профсоюзов и партии, ни объединенных заседаний таких собранных по
отдельности конференций;
2) наш устав не предоставляет конференциям права организовывать суды и
определять их состав;
3) право создавать суды имеют по партийному уставу только местные
организации и зарубежные группы, причем состав суда определяет бюро
зарубежных секций, если лицо, подавшее жалобу, член зарубежной организации;
4) решением отклонено мое право на защиту; в решении снижено количество
членов суда до трех человек (по уставу зарубежных групп число членов
определено пятью); я имею право на отклонение двух судей;
5) решение означает вмешательство в компетенцию суда, так как не дает
возможности проверить роль правления партии во всем деле и определяет
необходимость вынесения судом приговора:
6) решение подчеркивает чрезвычайный характер суда, хотя ни устав
зарубежных групп, ни устав социал-демократической партии России и Польши, ни
устав социал-демократии России (являющейся частью первой партии) не говорят
что-либо о чрезвычайных судах.
Хотя это решение, как и его полуторагодовая история, показало мне
очевидность того, что здесь речь идет об ударе против меня, подготовленном
по политическим причинам, как против представителя направления,
ведущего около двух лет открытую борьбу с правлением
социал-демократической партии России и Польши, я пришел на заседание суда и
вел в течение часа переговоры. Они, к сожалению, закончились тем, что я
заявил, что не в состоянии доверить свою честь этому чрезвычайному суду. Я
покинул заседание после того, как оставил председательствующему, совершенно
незнакомому мне рабочему, следующее заявление:
Суду, образованному конференцией социал-демократии России, Польши и
Литвы
Я утверждаю, что ни устав зарубежных групп нашей партии, ни устав
партии не знает чрезвычайного суда, что по уставу зарубежных групп я могу
быть предан суду только на основании решения группы.
Но если даже чрезвычайный суд при особых обстоятельствах и допустим, то
я должен знать (прежде чем вручить свою честь такому суду), почему
конференция организовала такой чрезвычайный суд.
Суд отказался мне объяснить, почему число судей определено тремя, а не
пятью лицами, что за условия заставили изменить объективность расследования
дела. Суд отказался мне объяснить, почему у меня нет права отклонить
половину судей, что гарантировано мне по уставу.
Далее, суд отклонил протест представителя правления партии тов.
Доманского, не допустил моих доверенных лиц, товарищей Малецкого и Кракуса,
что не позволял себе даже царский военный суд в отношении обвиняемого.
Суд пошел дальше: он отказался выдать мне на руки обвинительный акт,
что лишило меня возможности пригласить таких важных свидетелей, как тов.
Ганецкий, который мог бы пролить свет на все недоразумения, связанные с
делом о деньгах (оно известно правлению партии); он решает это дело с
помощью тов. Станислава, единственного свидетеля этого важнейшего дела о 300
рублях. Тов. Доманский, играющий роль обвинителя, пошел еще дальше. Он
воспользовался своим правом решить данный вопрос без заслушивания главного
свидетеля, тов. Ганецкого.
В таких условиях суд не имеет ни малейшей возможности объективного
рассмотрения дела. Но так как я полностью осознаю значение отклонения мною
такого суда, я готов признать его правомерность, если три выдающихся
немецких товарища -- тов. К. Каутский. Гаазе, председатель немецкой
социал-демократии, и тов. Р. Гильфердинг, редактор центрального органа
немецкой социал-демократии, после предварительной проверки формальной
стороны дела решат, что я должен подчиниться этому суду.
Если суд отклонит эти мои требования, то я не смогу признать этот суд
объективным, и мне останется только обратиться как к польским, так и к
международным кругам с вопросом, допустимо ли осуждать товарища полевым
судом.
Карл Радек
19 августа 1912 г.
"Суд" отклонил мое последнее требование, поэтому я покинул его
заседание. Приговор этого суда мне вручен не был.
Я считаю необходимым сообщить вам эти факты, так как мне известно, что
правление польской партии оповестило вас о назначенном против меня процессе
с тем, чтобы, вероятно, повлиять на мое положение -- действительного члена
немецкой социал-демократии и сотрудника немецкой партийной прессы.
Я не могу вам сразу представить документы, из которых было бы ясно
видно, что все дела, на основании которых сейчас правление польской партии
пытается приписать мне моральные ошибки, были ему прекрасно известны в 1908
и 1910 гг., когда правление энергичным образом защищало меня против грязных
нападок моих политических противников. Я не буду сейчас описывать
политическую подоплеку дела. Формальная сторона его (что касается польской
партийной организации) ясно видна как из сказанного, так и из направленного
вам заявления большинства нашего зарубежного бюро, тов. Малецкого и
Ганецкого. Она также освещена ведущими товарищами русской социал-демократии,
к которым я обратился. Самое существенное вытекает из заявления комиссии по
расследованию. Я ни секунды не сомневаюсь, что вам должна быть совершенно
ясна формальная сторона такого суда и каждое его решение, если Вы считаете,
что без согласия польской социал-демократии Вы не имеете права проверять
фактическую сторону дела.
Но прежде, чем Вы проверите, я хотел бы обратить внимание на другое. Я