- член немецкой партийной организации, делегат от партийных товарищей из
Бремена на Хемницкий партсъезд, постоянный член вашего органа и имею право
на защиту по немецкому партийному уставу от таких попыток политического
вероломного убийства.
Пока я не получу от вас как от правления немецкой партии ясного
решения, что я не могу воспользоваться моими правами, что меня временно
освобождают от обязанностей до полного выяснения дела (организационной и
писательской деятельности), я буду продолжать преследовать своих
противников, разумеется, представив в редакции "Leipziger Volkszeitung",
"Bremer Burgerzeitung" и бременскую партийную инстанцию документы по этому
делу. Ясно, что без твердого решения немецких партийных инстанций здесь
нельзя обойтись (ибо я не знаю какого-либо "чрезвычайного" случая в моей
деятельности в польском рабочем движении, который дискредитировал бы меня).
Здесь совершенно не имеет значения, будет ли это решение соответствовать
моим чувствам или нет. Я прошу вас, если Вы будете решать вопрос о моем
положении в немецкой организации, выслушать меня на заседании правления в
полном составе.
Далее, обращаю ваше внимание на то, и такое решение абсолютно
необходимо, чтобы правление польской партии сообщило вам об исходе
чрезвычайного суда, чтобы дело уладилось до Хемницкого партсъезда с тем,
чтобы избежать на этом съезде нападок на меня правлением польской партии и
чтобы мне не пришлось обращаться к партийной общественности с просьбой о
защите. Если необходимо обсудить дело (т. е. не только мою точку зрения) в
немецкой организации, то я прошу дать мне время для уведомления моих
польских и немецких доверенных лиц.
Я прошу вас о скорейшем решении вопроса по делу, и я не хотел бы
специально подчеркивать, что я отношусь с полным доверием к вашему мнению.
С партприветом
Карл Радек
25 августа 1912 г.
В порядке очередности документов далее идет следующее заявление
правлению партии:
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!
Как члены социал-демократии России, Польши и Литвы, как товарищи,
знающие жизнь нашей партии (так как мы занимаем ответственные посты в партии
и были на двух последних партсъездах выбраны в правление), мы считаем
необходимым обратиться к вам, чтобы выполнить наш долг перед товарищем
Радеком.
Как нам стало известно, тов. Радек должен предстать перед партийным
судом, организованным правлением социал-демократической партии России и
Польши. Мы знаем также, что вы оповещены уже о выдвинутых правлением
польской партии против тов. Радека обвинениях. Вы должны, вероятно, также
заняться этим делом. Лучше было бы, если бы вы имели возможность
познакомиться не только с точкой зрения правления польской партии, но и с
нашей точкой зрения об этом деле. Здесь стоит вопрос о моральной жизни или
смерти товарища, речь идет о его политическом существовании.
Правление польской .партии направило дело Радека на состоявшуюся
недавно партконференцию. Оно сообщило тов. Радеку решение, в котором
говорится, что он приглашается на чрезвычайный суд. В то же время по этому
решению тов. Радек лишается права отклонить часть судей.
Мы должны заявить по этому поводу следующее. Способ и вид образования
суда является прямым превышением буквы и смысла партийных законов, которые
созданы для того, чтобы каждому члену партии обеспечить правовые гарантии.
Наш организационный устав не знает чрезвычайных судов и не предоставляет
права партийным инстанциям лишать товарища права отклонения части судей.
Подобные нарушения соответствующих партийных законов лишают доверия к такому
суду, и товарищ Радек имеет право подобному суду не вручать дело о его
чести.
Далее мы должны подчеркнуть, что вообще все дело носит ярко выраженный
политический характер, что здесь речь идет о явно тенденциозном процессе.
Это видно уже из тех фактов, что комиссия по расследованию, созданная
правлением польской партии и по требованию тов. Радека, в однобоко собранном
материале правления партии не нашла достаточных причин для выдвижения
обвинений. А правление партии на основе этого материала выдвинуло обвинения
без всяких церемоний. Те люди из правления партии, которые рискнули без
каких-либо явных причин бросить в лицо варшавской партийной организации
неслыханное обвинение - что они якобы были орудием тайной полиции - те же
люди хотят не судить тов. Радека как своего политического противника, а
убить его.
И так же, как варшавская организация с документами в руках доказывает и
уже доказала всему миру, что правление партии хочет добиться ее
политического и морального убийства, так и мы считаем своим долгом выразить
наш горячий протест против неслыханной попытки правления польской партии
морально убить товарища за его политические убеждения.
Тов. Радек уже два года назад подвергался нападкам, самым хамским и
низким, со стороны своих политических противников из буржуазного и
социал-националистического лагеря. Нам очень жаль, что теперь то же самое
правление партии, которое тогда сочло нужным энергично защитить тов. Радека
от этих грязных нападок, встало на путь уничтожения Радека как политического
противника.
К сожалению, положение в нашей партии таково, что в ней нет объективных
инстанций, которые бы при всеобщем доверии имели возможность рассмотреть
дело, отбрасывая в сторону политические страсти.
Поэтому мы обращаемся к вам, уважаемые товарищи, с просьбой взять дело
в свои руки с целью беспристрастной проверки фактов и для избежания
политического убийства товарища.
Если вам понадобится какая-либо другая информация, мы просим обращаться
по адресу...
С партийным приветом
Малецкий, Ганецкий
Краков, 23 августа, 1912 г.
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!
Мы считаем необходимым поставить вас в известность, что правление
партии социал-демократов России, Польши и Литвы решением от 26 июля
организовало партийный суд по делу тов. Карла Радека, который должен
рассмотреть, виновен ли он в совершенных 8-6 лет назад трех моральных
проступках.
Против этого решения протестовало большинство бюро зарубежных групп
социал-демократии России, Польши и Литвы, так как оно идет вразрез с нашим
организационным уставом. Параграф 18 утвержденного правлением партии устава
о нашей зарубежной деятельности гласит: "По мотивированному обоснованию не
менее трех партийных товарищей член секции может подвергнуться партийному
суду; секция, к которой относится обвиняемый, определяет, должен ли он
предстать перед партийным судом или необходимо дело передать в третейский
суд. Партийный суд должен состоять из пяти человек, выбираемых бюро
зарубежных секций нашей партии, причем обвиняемый имеет право отклонить
кандидатуры двух судей".
Правление партии не придерживается этого пункта, причем оно лишило
берлинскую секцию нашей партии (к которой принадлежит названный Радек) права
решать, действительно ли необходимо устроить партийный суд для разбора
обвинений, выдвинутых против тов. Радека.
Правление партии не приняло во внимание этот наш протест, а передало
дело состоявшейся недавно партийной конференции. Она решила предать тов.
Радека специально созданному чрезвычайному суду всего из трех человек, не
заслушав тов. Карла Радека, не учитывая протеста и результатов, полученных
комиссией по расследованию обвинений, выдвинутых против тов. Радека,
комиссией, организованной правлением партии. Эта комиссия заявила, что
собранный материал является односторонним, так как тов. Радек не был
заслушан по ряду вопросов, связанных с обвинением, выдвинутым правлением
партии. Но даже этот материал не свидетельствовал о виновности Радека.
Основываясь на ярко выраженном чрезвычайном характера суда, конференция
лишила Радека его права изменить половину членов суда, права, которое
гарантируется ему и уставом зарубежных секций, и общим партийным уставом.
Несмотря на это, тов. Радек появился перед судом. Но после того как ему
отказали в присутствии на заседании суда двух его доверенных лиц и его жены;
отказали в объяснении причин образования не предусмотренного в партийном
уставе чрезвычайного суда; отказали в выдаче обвинительного акта для
необходимого оповещения по телеграфу свидетелей,- тов. Радек заявил, что он
подчинится приговору суда только в том случае, если тов. Гаазе, Каутский и
Гильфердинг проверят формальную сторону дела. В этом случае он обязан
признать этот суд. Когда и это предложение, было отклонено по требованию
правления партии, тов. Радек покинул заседание этого суда, оставляя за собой
право письменного протеста против таких неслыханных действий.
Мы, нижеподписавшиеся, образуем большинство зарубежного бюро
социал-демократии России, Польши и Литвы. Поэтому мы объявляем этот
чрезвычайный суд не только абсолютно незаконным, противоречащим партийному
уставу, но и заявляем также, что выражаем заранее самый энергичный протест
против какого-либо приговора этого суда. Нарушение партийного устава и всех
правовых норм правлением партии указывает на то, что нельзя говорить об
объективном расследовании каких-то моральных проступков тов. Радека. Если бы
Радек такие проступки совершил, то комиссия по расследованию передала бы его
дело в обыкновенный партийный суд, который и вынес бы приговор без лишения
тов. Радека прав на защиту. Нарушение партийного устава и прав тов. Радека
служит доказательством того, что в этой комедии с судом речь идет о попытке
политического убийства тов. Радека, который с начала раскола мнений в нашей
партии стал противником правления партии и кажется ему особенно опасным, как
один из немногих противников оппортунистического направления.
На основе этих фактов и на основе заявления комиссии по расследованию
(в котором говорится, что комиссия не нашла в односторонне собранном против
тов. Радека материале доказательств выдвинутых против него обвинений), мы
заявляем, что мы, как и раньше, полностью доверяем тов. Радеку, будем и
далее давать ему партийные поручения и возьмем его под защиту против любых
нападок на него, задевающих его политическую и моральную честь, которая
может быть затронута в приговоре незаконного, неавторитетного суда, принятом
в отсутствие Радека.
Это наше заявление мы направляем правлению партии немецкой
социал-демократии, редакциям газет "Vorwarts", "Neue Zeit", "Leipziger
Volkszeitung", "Bremer Burgerzeitung" и органам всех направлений
социал-демократии России.
Большинство бюро зарубежных секций социал-демократии России, Польши и
Литвы.
Кракус, Александр 26 августа 1912 г.
Правлению социал-демократической партии Германии
Я получил сегодня приговор чрезвычайного суда, датированный 21 числа с.
м., который расследовал в мое отсутствие выдвинутые против меня обвинения.
Меня обвиняют в присвоении книг (дважды) в 1904 г. и в присвоении партийных
денег в 1906 году.
По этому приговору, о формальной стороне которого я уже писал в моем
первом письме, я хочу заявить лишь самое существенное:
1. По делу Зембатого (1-й пункт обвинения) у меня есть приговор
третейского суда от 1909 г., председателем которого был тот же Доманский,
который сейчас как обвинитель от имени правления польской партии считает
допустимым, чтобы старое дело (третейский суд под его председательством
объявил меня невиновным) вновь было проверено, хотя никаких новых моментов
здесь не появилось. У меня на руках заявление, сделанное в прошлом году
вышеуказанным Доманским, что тогда (в 1909 г.) я был признан невиновным. В
заключение: я не был заслушан по этому делу на-предварительном
расследовании.
2. По делу книг редакция "Naprzod" ссылается на мое письмо к Тышке от
29 сентября 1910 года. Это письмо - единственный документ по этому делу.
Однако это не помешало Тышке от имени редакции нашего партийного листка
взять меня под защиту самым энергичным образом как человека и партийного
товарища (заявление от 9 октября 1910 г.) и даже позволило ему написать мне
письмо от 28 сентября 1910 г. (оно у меня на руках), в котором он сердечно
сообщает, что сожалеет о том, что не может оказать мне еще большую защиту по
цензурным соображениям. А сейчас меня на основании этого письма заклеймили
вором. И по этому вопросу я не был заслушан на предварительном заседании.
3. Посягатели на мою честь все же чувствуют, что вопрос, продал ли
голодный юноша чужую книгу, не может убить политика и писателя не только в
капиталистическом, но даже в социалистическом мире. Они приплели мне
присвоение 300 руб. партийных денег, т. к. они уверены, что это может убить
меня в глазах каждого рабочего. Прежде чем я докажу полную несостоятельность
такого обвинения, я обращу ваше внимание на следующие пункты:
а) Из самого приговора вытекает, что дело уже проверялось зимой 1908
года. Из высказываний Доманского следует, что оно было проверено и второй
раз правлением польской партии в 1910 году. В основу были положены показания
свидетеля, который возбудил иск (отмечены разночтения моих утверждений и
товарища Станислава). Хотя польскому правлению не пришло в голову тогда
обвинить меня в нечестности. Даже оно предложило в 1908г. мою кандидатуру
эзенстохаурской организации при выборах на партийный съезд, а в 1910г.
послало меня на Копенгагенский международный конгресс.
б) Во всем обосновании приговора суд не может утверждать, что
существует малейшее доказательство того, что эти 300 руб. пропали. Я в 1908
г. объяснил, что я их получил, а Станислав - что я их ему не передавал.
Поскольку не было расследования того, кто именно из нас двоих мог хранить
деньги, был сделан вывод, что я эти деньги взял. Вероятность ошибки здесь
учтена не была.
в) Меня вынудили (хотя я до сих пор избегал этого делать) в моем
протесте-заявлении "чрезвычайному суду" (о чем я сообщал вам в моем письме
от 25 числа сего месяца) обратить внимание суда на полную неправдоподобность
показаний главного свидетеля - Станислава. Я просил пригласить товарища Я.
Ганецкого, члена правления партии, который во время революции заведовал
кассой партии, для выяснения показаний Станислава. Я установил, что этот суд
счел возможным поверить заявлению товарища Станислава на основе одного
подтверждения Доманского и не счел нужным обратиться к товарищу Ганецкому.
Несколько важнейших моментов этого "приговора". Я докажу перед форумом
русских и польских социал-демократов, что в этой циничной и притом неуклюжей
попытке убить меня как политика виновны не подписавшие приговор судьи (они
только слепые орудия), а те четверо из недееспособного правления партии,
которые сейчас разваливают нашу партию. Я буду вести борьбу с помощью моих
польских и русских партийных друзей за свою честь до тех пор, пока не
заклеймлю позором эту подлость.
К вам, правлению социал-демократии Германии, членом которой я состою, я
обращаюсь с просьбой предпринять необходимые шаги для образования партийного
суда, который рассмотрит выдвинутые против меня обвинения. Я не требую
ничего, кроме строгой и объективной проверки, и я уверен, что после этой
проверки я буду продолжать бороться в рядах немецкой социал-демократии как
полноправный ее член (я состою в партии уже четыре года).
Я прошу о допущении на ваше заседание, где будет обсуждаться в моем
присутствии дело, трех моих немецких партийных товарищей, чьи имена я еще
назову, и товарища А. Малецкого, члена правления польской партии.
С партийным приветом
К. Радек
27 августа 1912 г.
Из заявления правления социал-демократической партии России, Польши и
Литвы
...Мы не собираемся вступать в какую-либо полемику с К. Радеком после
того, как он был изобличен и исключен из партии.
I. Если К. Радек пытается оспаривать компетенцию правления партии в
создании партийного суда по его делу и утверждает, что дело по иску могла
рассматривать только зарубежная группа (секция) социал-демократии России и
Польши, к которой он относится, причем он ссылается на ї 18 регламента этой
группы, то это только уловка. Этот параграф, как и другие упоминаемые
параграфы относительно судопроизводства и нашего партийного устава, касаются
третейских и партийных судов, образованных по заявлению отдельных товарищей,
но не касаются партийных судов, которые образуются вследствие вмешательства
партийных инстанций - правления партии, руководящих комитетов местных
организаций, партийного съезда.
Право правления на создание партийных судов так же мало подлежит
сомнению, как, например, и право на них партийного съезда (хотя в немецком
партийном уставе это право не упоминается). Это право было и остается, и
практикуется, разумеется, в нашей партии, причем, в 1906 г. партийная
конференция даже выразила правлению партии признательность за то, что оно
учредило суд над человеком, вредящем делу партии. Последняя конференция (о
положении таких конференций согласно партийному уставу будет ниже) заявила
без ссылки на дело Радека следующее: "Конференция установила право правления
партии как высшей и руководящей инстанции создавать суд для членов партии и
образовывать суд; это право не подвергается сомнению и используется в
интересах самой партии".
Это постановление конференции последовательно вытекает из положений
партийного устава, который, исходя из существующих нелегальных условий
работы партии, предоставляет руководству партии более широкие полномочия,
чем это дается в легальных партиях. Так, ї 13 партийного устава гласит:
"Правление руководит политической деятельностью партии по всей стране и
представляет ее за рубежом; контролирует и руководит деятельностью локальных
организаций и зарубежных организаций; контролирует исполнение решений
партийного съезда; утверждает вновь созданные партийные организации и
распускает их в случае тяжелых ошибок в отношении партийной дисциплины и
партийных интересов; решает вопрос о распределении сил и партийных средств;
руководит партийной кассой; решает спорные вопросы внутри организаций и
между ними; назначает представителей социал-демократии России, Польши и
Литвы в орган общей партии и представителя в Интернациональное
социалистическое бюро".
Ясно, что правление, которому дано право роспуска целой организации
(что, например, необходимо при быстром решении вопроса в случае втирания в
ряды партии шпионов и провокаторов), также имеет возможность поставить
отдельных членов перед партийным судом. Никто еще не оспаривал этого права,
кроме Радека и его друзей.
Понятно, что К. Радек предпочитает быть судимым не высшими партийными
органами, а одной из зарубежных секций, которая насчитывает десяток членов,
среди которых он сам, его жена, его свекр и пара его личных друзей. Поэтому
нет никаких оснований для партийного правления действовать вопреки своим
обязанностям.
II. После того как К. Радек не признал права правления партии, он и его
друзья отказали еще в этом праве и конференции, которая завершила создание
суда по делу Радека. Тем, что они не признали решений конференции, они
поставили себя вне партии. Ибо решения наших партийных конференций
обязательны для каждого ее члена. Эти конференции не факультативные
совещания, а учреждения, предусмотренные уставом, с самыми широкими
полномочиями (ї 14 устава). Конференции- это представители всей партии, всех
партийных организаций в стране, они представлены на них каждым вторым
делегатом. Конференции дополняют правление партии, и правление при
проведении важных мероприятий (как цитируется выше) должно получать на это
согласие конференции.
Важное значение конференций для нашей партийной жизни доказывается,
например, тем, что последняя конференция решала следующие вопросы:
избирательная тактика при выборах в Думу, положение нашей партии при
распаде всероссийской партии (к которой мы относимся как составная часть),
социальные вопросы. Эта конференция имела такое же значение, что и партийный
съезд, а то и большее, так как она была проведена с участием, с
совещательным голосом, представителей наших профсоюзов.
Когда Радек и его друзья говорят о "чрезвычайных" судах - это только
одна из бесчисленных неудачных уловок. Суд чрезвычайный постольку, поскольку
образование судов не относится к постоянным функциям как конференций, так и
партийных съездов всех без исключения социалистических партий.
Что касается самого суда, то следует заметить:
1. Он был образован не по поручению правления партии, которое не
включало дело Радека в повестку дня из-за перегруженности программы
конференции, а вследствие иска К. Радека и его друзей к конференции против
правления партии.
2. Именно поэтому конференция не предлагала создать суд правлению
партии, а организовала его сама.
3. Правление партии не участвовало в голосовании по этому вопросу и не
предлагало кандидатов в судьи.
4. Судьями были выбраны надежные товарищи, которые уже десяток лет
участвуют в движении, и ни один из ни не знал К. Радека персонально. Поэтому
у него не было оснований на право отклонения судей, что в данных условиях и
не было практически проведено. Позже Радек во время переговоров сам говорил,
что ничего не имел против состава суда.
5. Когда К. Радек хотел поставить членов суда в зависимость от мнения
трех немецких товарищей, это было ничем иным как попыткой оттянуть время.
Суд получил свой мандат от конференции и не может быть в зависимости от
вмешательства посторонних товарищей.
III. Письмо так называемого "большинства зарубежных секций",
подписанное Кракусом и Александром - блеф и введение в заблуждение немецких
товарищей, не знающих всех тонкостей:
1) бюро состоит из четырех человек, которые равноправны в праве голоса,
из которых двое - секретарь бюро и представитель правления в бюро
протестовали самым решительным образом против написанного Радеком и
подписанного двумя его марионетками заявления;
2) письмо не было представлено бюро и было отослано без
предварительного согласия с двумя его другими членами;
3) если бы оно не было отослано, оно было бы отклонено;
4) письмо - фальсификация, так как создает впечатление, что исходит от
важной партийной организации. Мы утверждаем, что зарубежные секции - это
вообще не партийные организации в полном смысле слова, и если они не
подчиняются нашим партийным инстанциям, то не имеют большего значения, чем
относящийся к германской партии немецкий социал-демократический читательский
клуб в Лондоне, Париже и т. д. В решении нашего VI партийного съезда сказано
ясно: "Зарубежные секции, которые занимают в партийных инстанциях только
положение вспомогательной группы, не могут считаться правомерными партийными
организациями в стране и т. д." (Протоколы VI партсъезда, с. 21).
Эти эмигрантские и студенческие группы подчинены, согласно партийному
уставу, правлению, которое руководит их деятельностью через "бюро зарубежных
секций", причем своему представителю в этом бюро правление предоставило
право вето (ї 27 устава партии). На основе всего вышесказанного
значительность этого "большинства" можно рассматривать как курьез.
Но для этого блефа характерно следующее: в письме описывается со всеми
подробностями предварительное заседание, в котором два доверенных лица
Радека не участвовали, и один из них был от суда на расстоянии 20 часов по
железной дороге. То, что обсуждать судопроизводство не входит в функции
бюро, понятно само собой.
IV. Комиссия по расследованию была ничем иным, как техническим
вспомогательным органом правления партии. Причины ее роспуска видны из
примечания приговора суда, где суд вынужден был объявить серьезное порицание
комиссии. Она была распущена:
а) из-за халатной работы; работа комиссии тянулась девять месяцев и
была еще на шесть недель прервана из-за разъездов одного из членов;
б) два члена комиссии позволили себе в последнее время пренебрежение
своими обязанностями, фактически стали доверенными людьми Радека, а не
партии. Они дошли до бессмыслицы, отвергая представительство партии в
комиссии по желанию Радека. Радек становился ответственным за деятельность
комиссии, которая была создана по его требованию и предложения которой он
одобрял или отбрасывал. Оба члена комиссии особенно виновны в том, что
прежде несколько раз подчеркивали незначительность дела Радека, а теперь,
когда в их руках уже не было материала и они находились друг от друга на
далеком расстоянии, объявили приговор суда значительным. Так все и
проявилось.
V. По письму, подписанному Малецким и Ганецким, мы не можем не
выступить. Они не являются членами правления партии, как утверждает Радек, и
какой-либо деятельностью для партии на протяжении нескольких лет уже не
занимаются. Ганецкий известен как постоянный лгун. Оба представляют собой
эмигрантское отребье со всей их грязью и скандальностью.
VI. К. Радек одержим идеей представить себя жертвой своих политических
убеждений. Мы же утверждаем:
1. Он встал в оппозицию к правлению, так как правление расследовало его
криминальные действия и назвало их мошенническими.
Бремена на Хемницкий партсъезд, постоянный член вашего органа и имею право
на защиту по немецкому партийному уставу от таких попыток политического
вероломного убийства.
Пока я не получу от вас как от правления немецкой партии ясного
решения, что я не могу воспользоваться моими правами, что меня временно
освобождают от обязанностей до полного выяснения дела (организационной и
писательской деятельности), я буду продолжать преследовать своих
противников, разумеется, представив в редакции "Leipziger Volkszeitung",
"Bremer Burgerzeitung" и бременскую партийную инстанцию документы по этому
делу. Ясно, что без твердого решения немецких партийных инстанций здесь
нельзя обойтись (ибо я не знаю какого-либо "чрезвычайного" случая в моей
деятельности в польском рабочем движении, который дискредитировал бы меня).
Здесь совершенно не имеет значения, будет ли это решение соответствовать
моим чувствам или нет. Я прошу вас, если Вы будете решать вопрос о моем
положении в немецкой организации, выслушать меня на заседании правления в
полном составе.
Далее, обращаю ваше внимание на то, и такое решение абсолютно
необходимо, чтобы правление польской партии сообщило вам об исходе
чрезвычайного суда, чтобы дело уладилось до Хемницкого партсъезда с тем,
чтобы избежать на этом съезде нападок на меня правлением польской партии и
чтобы мне не пришлось обращаться к партийной общественности с просьбой о
защите. Если необходимо обсудить дело (т. е. не только мою точку зрения) в
немецкой организации, то я прошу дать мне время для уведомления моих
польских и немецких доверенных лиц.
Я прошу вас о скорейшем решении вопроса по делу, и я не хотел бы
специально подчеркивать, что я отношусь с полным доверием к вашему мнению.
С партприветом
Карл Радек
25 августа 1912 г.
В порядке очередности документов далее идет следующее заявление
правлению партии:
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!
Как члены социал-демократии России, Польши и Литвы, как товарищи,
знающие жизнь нашей партии (так как мы занимаем ответственные посты в партии
и были на двух последних партсъездах выбраны в правление), мы считаем
необходимым обратиться к вам, чтобы выполнить наш долг перед товарищем
Радеком.
Как нам стало известно, тов. Радек должен предстать перед партийным
судом, организованным правлением социал-демократической партии России и
Польши. Мы знаем также, что вы оповещены уже о выдвинутых правлением
польской партии против тов. Радека обвинениях. Вы должны, вероятно, также
заняться этим делом. Лучше было бы, если бы вы имели возможность
познакомиться не только с точкой зрения правления польской партии, но и с
нашей точкой зрения об этом деле. Здесь стоит вопрос о моральной жизни или
смерти товарища, речь идет о его политическом существовании.
Правление польской .партии направило дело Радека на состоявшуюся
недавно партконференцию. Оно сообщило тов. Радеку решение, в котором
говорится, что он приглашается на чрезвычайный суд. В то же время по этому
решению тов. Радек лишается права отклонить часть судей.
Мы должны заявить по этому поводу следующее. Способ и вид образования
суда является прямым превышением буквы и смысла партийных законов, которые
созданы для того, чтобы каждому члену партии обеспечить правовые гарантии.
Наш организационный устав не знает чрезвычайных судов и не предоставляет
права партийным инстанциям лишать товарища права отклонения части судей.
Подобные нарушения соответствующих партийных законов лишают доверия к такому
суду, и товарищ Радек имеет право подобному суду не вручать дело о его
чести.
Далее мы должны подчеркнуть, что вообще все дело носит ярко выраженный
политический характер, что здесь речь идет о явно тенденциозном процессе.
Это видно уже из тех фактов, что комиссия по расследованию, созданная
правлением польской партии и по требованию тов. Радека, в однобоко собранном
материале правления партии не нашла достаточных причин для выдвижения
обвинений. А правление партии на основе этого материала выдвинуло обвинения
без всяких церемоний. Те люди из правления партии, которые рискнули без
каких-либо явных причин бросить в лицо варшавской партийной организации
неслыханное обвинение - что они якобы были орудием тайной полиции - те же
люди хотят не судить тов. Радека как своего политического противника, а
убить его.
И так же, как варшавская организация с документами в руках доказывает и
уже доказала всему миру, что правление партии хочет добиться ее
политического и морального убийства, так и мы считаем своим долгом выразить
наш горячий протест против неслыханной попытки правления польской партии
морально убить товарища за его политические убеждения.
Тов. Радек уже два года назад подвергался нападкам, самым хамским и
низким, со стороны своих политических противников из буржуазного и
социал-националистического лагеря. Нам очень жаль, что теперь то же самое
правление партии, которое тогда сочло нужным энергично защитить тов. Радека
от этих грязных нападок, встало на путь уничтожения Радека как политического
противника.
К сожалению, положение в нашей партии таково, что в ней нет объективных
инстанций, которые бы при всеобщем доверии имели возможность рассмотреть
дело, отбрасывая в сторону политические страсти.
Поэтому мы обращаемся к вам, уважаемые товарищи, с просьбой взять дело
в свои руки с целью беспристрастной проверки фактов и для избежания
политического убийства товарища.
Если вам понадобится какая-либо другая информация, мы просим обращаться
по адресу...
С партийным приветом
Малецкий, Ганецкий
Краков, 23 августа, 1912 г.
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!
Мы считаем необходимым поставить вас в известность, что правление
партии социал-демократов России, Польши и Литвы решением от 26 июля
организовало партийный суд по делу тов. Карла Радека, который должен
рассмотреть, виновен ли он в совершенных 8-6 лет назад трех моральных
проступках.
Против этого решения протестовало большинство бюро зарубежных групп
социал-демократии России, Польши и Литвы, так как оно идет вразрез с нашим
организационным уставом. Параграф 18 утвержденного правлением партии устава
о нашей зарубежной деятельности гласит: "По мотивированному обоснованию не
менее трех партийных товарищей член секции может подвергнуться партийному
суду; секция, к которой относится обвиняемый, определяет, должен ли он
предстать перед партийным судом или необходимо дело передать в третейский
суд. Партийный суд должен состоять из пяти человек, выбираемых бюро
зарубежных секций нашей партии, причем обвиняемый имеет право отклонить
кандидатуры двух судей".
Правление партии не придерживается этого пункта, причем оно лишило
берлинскую секцию нашей партии (к которой принадлежит названный Радек) права
решать, действительно ли необходимо устроить партийный суд для разбора
обвинений, выдвинутых против тов. Радека.
Правление партии не приняло во внимание этот наш протест, а передало
дело состоявшейся недавно партийной конференции. Она решила предать тов.
Радека специально созданному чрезвычайному суду всего из трех человек, не
заслушав тов. Карла Радека, не учитывая протеста и результатов, полученных
комиссией по расследованию обвинений, выдвинутых против тов. Радека,
комиссией, организованной правлением партии. Эта комиссия заявила, что
собранный материал является односторонним, так как тов. Радек не был
заслушан по ряду вопросов, связанных с обвинением, выдвинутым правлением
партии. Но даже этот материал не свидетельствовал о виновности Радека.
Основываясь на ярко выраженном чрезвычайном характера суда, конференция
лишила Радека его права изменить половину членов суда, права, которое
гарантируется ему и уставом зарубежных секций, и общим партийным уставом.
Несмотря на это, тов. Радек появился перед судом. Но после того как ему
отказали в присутствии на заседании суда двух его доверенных лиц и его жены;
отказали в объяснении причин образования не предусмотренного в партийном
уставе чрезвычайного суда; отказали в выдаче обвинительного акта для
необходимого оповещения по телеграфу свидетелей,- тов. Радек заявил, что он
подчинится приговору суда только в том случае, если тов. Гаазе, Каутский и
Гильфердинг проверят формальную сторону дела. В этом случае он обязан
признать этот суд. Когда и это предложение, было отклонено по требованию
правления партии, тов. Радек покинул заседание этого суда, оставляя за собой
право письменного протеста против таких неслыханных действий.
Мы, нижеподписавшиеся, образуем большинство зарубежного бюро
социал-демократии России, Польши и Литвы. Поэтому мы объявляем этот
чрезвычайный суд не только абсолютно незаконным, противоречащим партийному
уставу, но и заявляем также, что выражаем заранее самый энергичный протест
против какого-либо приговора этого суда. Нарушение партийного устава и всех
правовых норм правлением партии указывает на то, что нельзя говорить об
объективном расследовании каких-то моральных проступков тов. Радека. Если бы
Радек такие проступки совершил, то комиссия по расследованию передала бы его
дело в обыкновенный партийный суд, который и вынес бы приговор без лишения
тов. Радека прав на защиту. Нарушение партийного устава и прав тов. Радека
служит доказательством того, что в этой комедии с судом речь идет о попытке
политического убийства тов. Радека, который с начала раскола мнений в нашей
партии стал противником правления партии и кажется ему особенно опасным, как
один из немногих противников оппортунистического направления.
На основе этих фактов и на основе заявления комиссии по расследованию
(в котором говорится, что комиссия не нашла в односторонне собранном против
тов. Радека материале доказательств выдвинутых против него обвинений), мы
заявляем, что мы, как и раньше, полностью доверяем тов. Радеку, будем и
далее давать ему партийные поручения и возьмем его под защиту против любых
нападок на него, задевающих его политическую и моральную честь, которая
может быть затронута в приговоре незаконного, неавторитетного суда, принятом
в отсутствие Радека.
Это наше заявление мы направляем правлению партии немецкой
социал-демократии, редакциям газет "Vorwarts", "Neue Zeit", "Leipziger
Volkszeitung", "Bremer Burgerzeitung" и органам всех направлений
социал-демократии России.
Большинство бюро зарубежных секций социал-демократии России, Польши и
Литвы.
Кракус, Александр 26 августа 1912 г.
Правлению социал-демократической партии Германии
Я получил сегодня приговор чрезвычайного суда, датированный 21 числа с.
м., который расследовал в мое отсутствие выдвинутые против меня обвинения.
Меня обвиняют в присвоении книг (дважды) в 1904 г. и в присвоении партийных
денег в 1906 году.
По этому приговору, о формальной стороне которого я уже писал в моем
первом письме, я хочу заявить лишь самое существенное:
1. По делу Зембатого (1-й пункт обвинения) у меня есть приговор
третейского суда от 1909 г., председателем которого был тот же Доманский,
который сейчас как обвинитель от имени правления польской партии считает
допустимым, чтобы старое дело (третейский суд под его председательством
объявил меня невиновным) вновь было проверено, хотя никаких новых моментов
здесь не появилось. У меня на руках заявление, сделанное в прошлом году
вышеуказанным Доманским, что тогда (в 1909 г.) я был признан невиновным. В
заключение: я не был заслушан по этому делу на-предварительном
расследовании.
2. По делу книг редакция "Naprzod" ссылается на мое письмо к Тышке от
29 сентября 1910 года. Это письмо - единственный документ по этому делу.
Однако это не помешало Тышке от имени редакции нашего партийного листка
взять меня под защиту самым энергичным образом как человека и партийного
товарища (заявление от 9 октября 1910 г.) и даже позволило ему написать мне
письмо от 28 сентября 1910 г. (оно у меня на руках), в котором он сердечно
сообщает, что сожалеет о том, что не может оказать мне еще большую защиту по
цензурным соображениям. А сейчас меня на основании этого письма заклеймили
вором. И по этому вопросу я не был заслушан на предварительном заседании.
3. Посягатели на мою честь все же чувствуют, что вопрос, продал ли
голодный юноша чужую книгу, не может убить политика и писателя не только в
капиталистическом, но даже в социалистическом мире. Они приплели мне
присвоение 300 руб. партийных денег, т. к. они уверены, что это может убить
меня в глазах каждого рабочего. Прежде чем я докажу полную несостоятельность
такого обвинения, я обращу ваше внимание на следующие пункты:
а) Из самого приговора вытекает, что дело уже проверялось зимой 1908
года. Из высказываний Доманского следует, что оно было проверено и второй
раз правлением польской партии в 1910 году. В основу были положены показания
свидетеля, который возбудил иск (отмечены разночтения моих утверждений и
товарища Станислава). Хотя польскому правлению не пришло в голову тогда
обвинить меня в нечестности. Даже оно предложило в 1908г. мою кандидатуру
эзенстохаурской организации при выборах на партийный съезд, а в 1910г.
послало меня на Копенгагенский международный конгресс.
б) Во всем обосновании приговора суд не может утверждать, что
существует малейшее доказательство того, что эти 300 руб. пропали. Я в 1908
г. объяснил, что я их получил, а Станислав - что я их ему не передавал.
Поскольку не было расследования того, кто именно из нас двоих мог хранить
деньги, был сделан вывод, что я эти деньги взял. Вероятность ошибки здесь
учтена не была.
в) Меня вынудили (хотя я до сих пор избегал этого делать) в моем
протесте-заявлении "чрезвычайному суду" (о чем я сообщал вам в моем письме
от 25 числа сего месяца) обратить внимание суда на полную неправдоподобность
показаний главного свидетеля - Станислава. Я просил пригласить товарища Я.
Ганецкого, члена правления партии, который во время революции заведовал
кассой партии, для выяснения показаний Станислава. Я установил, что этот суд
счел возможным поверить заявлению товарища Станислава на основе одного
подтверждения Доманского и не счел нужным обратиться к товарищу Ганецкому.
Несколько важнейших моментов этого "приговора". Я докажу перед форумом
русских и польских социал-демократов, что в этой циничной и притом неуклюжей
попытке убить меня как политика виновны не подписавшие приговор судьи (они
только слепые орудия), а те четверо из недееспособного правления партии,
которые сейчас разваливают нашу партию. Я буду вести борьбу с помощью моих
польских и русских партийных друзей за свою честь до тех пор, пока не
заклеймлю позором эту подлость.
К вам, правлению социал-демократии Германии, членом которой я состою, я
обращаюсь с просьбой предпринять необходимые шаги для образования партийного
суда, который рассмотрит выдвинутые против меня обвинения. Я не требую
ничего, кроме строгой и объективной проверки, и я уверен, что после этой
проверки я буду продолжать бороться в рядах немецкой социал-демократии как
полноправный ее член (я состою в партии уже четыре года).
Я прошу о допущении на ваше заседание, где будет обсуждаться в моем
присутствии дело, трех моих немецких партийных товарищей, чьи имена я еще
назову, и товарища А. Малецкого, члена правления польской партии.
С партийным приветом
К. Радек
27 августа 1912 г.
Из заявления правления социал-демократической партии России, Польши и
Литвы
...Мы не собираемся вступать в какую-либо полемику с К. Радеком после
того, как он был изобличен и исключен из партии.
I. Если К. Радек пытается оспаривать компетенцию правления партии в
создании партийного суда по его делу и утверждает, что дело по иску могла
рассматривать только зарубежная группа (секция) социал-демократии России и
Польши, к которой он относится, причем он ссылается на ї 18 регламента этой
группы, то это только уловка. Этот параграф, как и другие упоминаемые
параграфы относительно судопроизводства и нашего партийного устава, касаются
третейских и партийных судов, образованных по заявлению отдельных товарищей,
но не касаются партийных судов, которые образуются вследствие вмешательства
партийных инстанций - правления партии, руководящих комитетов местных
организаций, партийного съезда.
Право правления на создание партийных судов так же мало подлежит
сомнению, как, например, и право на них партийного съезда (хотя в немецком
партийном уставе это право не упоминается). Это право было и остается, и
практикуется, разумеется, в нашей партии, причем, в 1906 г. партийная
конференция даже выразила правлению партии признательность за то, что оно
учредило суд над человеком, вредящем делу партии. Последняя конференция (о
положении таких конференций согласно партийному уставу будет ниже) заявила
без ссылки на дело Радека следующее: "Конференция установила право правления
партии как высшей и руководящей инстанции создавать суд для членов партии и
образовывать суд; это право не подвергается сомнению и используется в
интересах самой партии".
Это постановление конференции последовательно вытекает из положений
партийного устава, который, исходя из существующих нелегальных условий
работы партии, предоставляет руководству партии более широкие полномочия,
чем это дается в легальных партиях. Так, ї 13 партийного устава гласит:
"Правление руководит политической деятельностью партии по всей стране и
представляет ее за рубежом; контролирует и руководит деятельностью локальных
организаций и зарубежных организаций; контролирует исполнение решений
партийного съезда; утверждает вновь созданные партийные организации и
распускает их в случае тяжелых ошибок в отношении партийной дисциплины и
партийных интересов; решает вопрос о распределении сил и партийных средств;
руководит партийной кассой; решает спорные вопросы внутри организаций и
между ними; назначает представителей социал-демократии России, Польши и
Литвы в орган общей партии и представителя в Интернациональное
социалистическое бюро".
Ясно, что правление, которому дано право роспуска целой организации
(что, например, необходимо при быстром решении вопроса в случае втирания в
ряды партии шпионов и провокаторов), также имеет возможность поставить
отдельных членов перед партийным судом. Никто еще не оспаривал этого права,
кроме Радека и его друзей.
Понятно, что К. Радек предпочитает быть судимым не высшими партийными
органами, а одной из зарубежных секций, которая насчитывает десяток членов,
среди которых он сам, его жена, его свекр и пара его личных друзей. Поэтому
нет никаких оснований для партийного правления действовать вопреки своим
обязанностям.
II. После того как К. Радек не признал права правления партии, он и его
друзья отказали еще в этом праве и конференции, которая завершила создание
суда по делу Радека. Тем, что они не признали решений конференции, они
поставили себя вне партии. Ибо решения наших партийных конференций
обязательны для каждого ее члена. Эти конференции не факультативные
совещания, а учреждения, предусмотренные уставом, с самыми широкими
полномочиями (ї 14 устава). Конференции- это представители всей партии, всех
партийных организаций в стране, они представлены на них каждым вторым
делегатом. Конференции дополняют правление партии, и правление при
проведении важных мероприятий (как цитируется выше) должно получать на это
согласие конференции.
Важное значение конференций для нашей партийной жизни доказывается,
например, тем, что последняя конференция решала следующие вопросы:
избирательная тактика при выборах в Думу, положение нашей партии при
распаде всероссийской партии (к которой мы относимся как составная часть),
социальные вопросы. Эта конференция имела такое же значение, что и партийный
съезд, а то и большее, так как она была проведена с участием, с
совещательным голосом, представителей наших профсоюзов.
Когда Радек и его друзья говорят о "чрезвычайных" судах - это только
одна из бесчисленных неудачных уловок. Суд чрезвычайный постольку, поскольку
образование судов не относится к постоянным функциям как конференций, так и
партийных съездов всех без исключения социалистических партий.
Что касается самого суда, то следует заметить:
1. Он был образован не по поручению правления партии, которое не
включало дело Радека в повестку дня из-за перегруженности программы
конференции, а вследствие иска К. Радека и его друзей к конференции против
правления партии.
2. Именно поэтому конференция не предлагала создать суд правлению
партии, а организовала его сама.
3. Правление партии не участвовало в голосовании по этому вопросу и не
предлагало кандидатов в судьи.
4. Судьями были выбраны надежные товарищи, которые уже десяток лет
участвуют в движении, и ни один из ни не знал К. Радека персонально. Поэтому
у него не было оснований на право отклонения судей, что в данных условиях и
не было практически проведено. Позже Радек во время переговоров сам говорил,
что ничего не имел против состава суда.
5. Когда К. Радек хотел поставить членов суда в зависимость от мнения
трех немецких товарищей, это было ничем иным как попыткой оттянуть время.
Суд получил свой мандат от конференции и не может быть в зависимости от
вмешательства посторонних товарищей.
III. Письмо так называемого "большинства зарубежных секций",
подписанное Кракусом и Александром - блеф и введение в заблуждение немецких
товарищей, не знающих всех тонкостей:
1) бюро состоит из четырех человек, которые равноправны в праве голоса,
из которых двое - секретарь бюро и представитель правления в бюро
протестовали самым решительным образом против написанного Радеком и
подписанного двумя его марионетками заявления;
2) письмо не было представлено бюро и было отослано без
предварительного согласия с двумя его другими членами;
3) если бы оно не было отослано, оно было бы отклонено;
4) письмо - фальсификация, так как создает впечатление, что исходит от
важной партийной организации. Мы утверждаем, что зарубежные секции - это
вообще не партийные организации в полном смысле слова, и если они не
подчиняются нашим партийным инстанциям, то не имеют большего значения, чем
относящийся к германской партии немецкий социал-демократический читательский
клуб в Лондоне, Париже и т. д. В решении нашего VI партийного съезда сказано
ясно: "Зарубежные секции, которые занимают в партийных инстанциях только
положение вспомогательной группы, не могут считаться правомерными партийными
организациями в стране и т. д." (Протоколы VI партсъезда, с. 21).
Эти эмигрантские и студенческие группы подчинены, согласно партийному
уставу, правлению, которое руководит их деятельностью через "бюро зарубежных
секций", причем своему представителю в этом бюро правление предоставило
право вето (ї 27 устава партии). На основе всего вышесказанного
значительность этого "большинства" можно рассматривать как курьез.
Но для этого блефа характерно следующее: в письме описывается со всеми
подробностями предварительное заседание, в котором два доверенных лица
Радека не участвовали, и один из них был от суда на расстоянии 20 часов по
железной дороге. То, что обсуждать судопроизводство не входит в функции
бюро, понятно само собой.
IV. Комиссия по расследованию была ничем иным, как техническим
вспомогательным органом правления партии. Причины ее роспуска видны из
примечания приговора суда, где суд вынужден был объявить серьезное порицание
комиссии. Она была распущена:
а) из-за халатной работы; работа комиссии тянулась девять месяцев и
была еще на шесть недель прервана из-за разъездов одного из членов;
б) два члена комиссии позволили себе в последнее время пренебрежение
своими обязанностями, фактически стали доверенными людьми Радека, а не
партии. Они дошли до бессмыслицы, отвергая представительство партии в
комиссии по желанию Радека. Радек становился ответственным за деятельность
комиссии, которая была создана по его требованию и предложения которой он
одобрял или отбрасывал. Оба члена комиссии особенно виновны в том, что
прежде несколько раз подчеркивали незначительность дела Радека, а теперь,
когда в их руках уже не было материала и они находились друг от друга на
далеком расстоянии, объявили приговор суда значительным. Так все и
проявилось.
V. По письму, подписанному Малецким и Ганецким, мы не можем не
выступить. Они не являются членами правления партии, как утверждает Радек, и
какой-либо деятельностью для партии на протяжении нескольких лет уже не
занимаются. Ганецкий известен как постоянный лгун. Оба представляют собой
эмигрантское отребье со всей их грязью и скандальностью.
VI. К. Радек одержим идеей представить себя жертвой своих политических
убеждений. Мы же утверждаем:
1. Он встал в оппозицию к правлению, так как правление расследовало его
криминальные действия и назвало их мошенническими.