– Послушай, – жалобно окликнула она, – прости меня, я не имела в виду ничего плохого. Я только хотела сделать тебе приятное. Мне еще ни разу в жизни не удалось дойти до конца. Я даже не представляю, что при этом происходит. Я хотела, чтобы ты получил удовольствие. – Она разрыдалась. – Умоляю тебя, не сердись...
   – Твое притворство унижает нас обоих. Не смей больше этого делать. Никогда.
   Его отчужденность больно ранила Джетту. Она плакала, сидя на краю кровати, не в силах даже одеться.
   – Ты сам требовал, чтобы я кончила. Мне и самой этого хотелось. Я старалась.
   Лучше бы она этого не говорила.
   – Одевайся. Я позвоню своему шоферу, чтобы он отвез тебя в «Амбассадор». Там ты пересядешь в свою машину, – сказал он, снимая трубку. – Я его отпустил, но придется ему приехать еще раз.
   Содрогаясь от рыданий, она стала одеваться.
* * *
   Прошла не одна неделя, прежде чем Джетта оправилась от пережитого унижения. В отеле «Спаго» она получила от Нико визитную карточку с изящной гравировкой. Теперь она не могла решить, то ли разорвать ее на клочки, то ли набрать указанный в ней номер.
   Он не позвонил.
   Она не позвонила.
   Однако карточку она не порвала.
   Даже череда пятнадцатичасовых съемочных дней не могла истощить нервную энергию Джетты. Она продержалась несколько недель, борясь с депрессией. Писем от зрителей приходило все больше, к крайнему неудовольствию Дэррил Бойер.
   Подумаешь – Нико! Пуп земли! – утешала себя Джетта. Таких как он – хоть пруд пруди.
   Однажды вниманием Джетты завладел один из каскадеров, специализировавшийся на автомобильных погонях, молодой израильтянин с блестящими черными кудрями. Он рассказал ей, как сражался в секторе Газа и спал одетым, сжимая в руках автомат. После этого они поехали к нему и занимались любовью семь часов кряду.
   С ним у Джетты тоже ничего не вышло.
* * *
   Весной над студенческим городком колледжа Вассар клубилась бело-розовая пена цветущих зарослей. По берегам озеpa Сансет и у старинных каменных стен красовались купы боярышника, диких яблонь, грушевых и персиковых деревьев.
   Александра шла на занятия по французскому, повторяя к предстоящей контрольной неправильные глаголы.
   Сотни студенток, расстелив на лужайках одеяла, наслаждались погожим весенним утром.
   Вдруг Александра остановилась как вкопанная. До ее слуха донесся из чьего-то транзисторного приемника знакомый женский голос: Оливия Ньютон-Джон исполняла песню «Ласковая женщина».
   Кровь прилила к ее щекам и застучала в висках.
   Ее песня в эфире. Звучит для миллионов слушателей!
   Александра знала, что опаздывает на французский, но не могла сдвинуться с места, хотя готова была лететь как на крыльях. На нее нахлынуло такое счастье, ради которого стоило мучиться, проглатывать обиду и ждать.
   Только теперь «Ласковая женщина» превратилась в настоящую песню. Только теперь произошло ее подлинное рождение. Теперь она принадлежала всему миру.
* * *
   Джетта услышала песню в тот же самый день и сразу позвонила Александре из Лос-Анджелеса.
   – Это будет настоящий хит! – Она захлебывалась от восторга, словно сама сочинила эту песню. – Поверь, Александра, я знаю, что говорю. Ты станешь знаменитой. Придется тебе сменить номер телефона. А еще лучше установить второй телефон и посадить кого-нибудь отвечать на звонки.
   – У меня другой план, – засмеялась Александра. – Как ты смотришь на то, чтобы приехать к нам на пару дней и побыть моей личной секретаршей?
   – Договорились! – сказала Джетта.
* * *
   Джетта сдержала свое обещание и прилетела в Покипси.
   Подруги втроем сидели на травке перед главным зданием, подставив лица весеннему солнцу.
   – О-о-ох! – потянулась Джетта. – Благодать! Здесь такая безмятежность, такая тишина. Вы не представляете, как мне этого не хватает. А в Голливуде столько всяких гадостей, с ума сойти можно.
   – Скажи, трудно быть телезвездой? – спросила Александра.
   – Вкалываю по пятнадцать часов в сутки, – вздохнула Джетта. – Между прочим, Роб Кремер вроде бы «голубой». А я... – она хотела сказать что-то еще, но передумала. – Ладно, Бог с ним.
   – Ну, за эти выходные ты придешь в себя, – обнадежила ее Александра. – Мы тебя приглашаем на ужин, а потом купим хорошего вина, пойдем к нам в комнату и обо всем поболтаем.
   У Александры была с собой стопка учебников, а Мэри-Ли, лежа на животе, царапала что-то в тетради. Она залечила лодыжку и еще больше похудела, а ее тициановские волосы были теперь заплетены в тяжелую косу, так что она стала похожа на валькирию.
   – Что ты там строчишь? – полюбопытствовала Джетта.
   – А, ерунда. Записываю кое-какие мысли для статьи, – туманно объяснила Мэри-Ли.
   Через полчаса Мэри-Ли извинилась и покинула их под тем предлогом, что ей надо было позаниматься в лингафонной лаборатории. Они договорились встретиться перед ужином.
   – Джетта, что тебя гложет? – спросила Александра, когда высокая, безупречно стройная фигура их подруги скрылась за деревьями.
   Джетта ответила не сразу, но потом ее словно прорвало:
   – Ты когда-нибудь притворялась в постели?
   – В каком смысле?
   – Сама знаешь. Притворялась? Изображала оргазм? – К своему стыду, Джетта расплакалась. – Я тут попробовала... Это был такой ужас...
   Александра сочувственно подсела к Джетте поближе и обняла ее за плечи.
   – Кошмарное унижение... Он... он... просто выставил меня за дверь.
   Всхлипывая и вытирая нос бумажным платком, Джетта рассказала ей о своих злоключениях. Единственно, о чем она умолчала, – это о причастности семьи Провенцо к мафии. Она опасалась, что для Александры это будет слишком большим потрясением.
   – Я правильно поняла: ты притворилась, что испытала все до конца, а он разозлился? – переспросила Александра, покачивая головой.
   – Ну да. Ужасная глупость, правда? Я себя ненавижу. Почему, почему я ни на что не способна? У других все как у людей, а иначе он не требовал бы этого от меня. Если уж совсем честно говорить, – Джетта вконец смешалась, – я хочу по крайней мере знать, что именно я должна изображать, раз иначе у меня ничего не получается. Понимаешь, получается, что я вела себя как последняя дура.
   Серебристый смех Александры зазвучал среди цветущих деревьев. Помимо своей воли Джетта тоже рассмеялась.
   – Ну, что скажешь? Можешь помочь мне советом?
   Александра прошептала:
   – Надо, чтобы внутри... понимаешь... как будто пробежала судорога.
   – Что?
   – Ну, в самом конце внутри все сокращается, оттуда по телу расходится сладостная дрожь. Если опять придется притворяться, надо будет, наверно, так и действовать.
   Джетта была озадачена:
   – Каким образом?
   Александра коротко рассмеялась:
   – Джетта, у тебя, как и у всех, внизу есть мышцы. Ты же их сокращаешь, когда, к примеру, ходишь в туалет.
   – Поняла. Это у меня получится.
   – Дыши учащенно, слегка постанывай. Можешь вообще дать себе волю и делать, что в голову придет. Если не сдерживаться, то вообще легче достичь кульминации. Тот, кто стонет и даже кричит, продляет себе удовольствие. Наверно, при этом высвобождаются какие-то сдерживающие центры.
   – Поняла, – сказала Джетта, покривив душой.
   – Но самое главное, – добавила напоследок Александра, – старайся об этом не думать. Вообще не думайоб этом.
* * *
   Вечером они втроем, как и в прежние времена, сидели у себя в комнате в спальном корпусе, сплетничали, смеялись, поддразнивали друг друга, а между делом красили ресницы и обсуждали, что надеть на ужин.
   – Что происходит с Мэри-Ли? – спросила Джетта Александру, когда их подруга пошла в ванную, чтобы переплести косу. – Ее что-то гнетет. Да еще она так исхудала – все ребра можно пересчитать.
   – Действительно, она сама не своя. С тех самых пор, как мы вернулись из Дейтоны. Мать все время пишет ей в письмах разные гадости, издевается, дразнит толстухой, всячески обзывает. Потом звонит по телефону и повторяет то же самое. А Мэри-Ли безропотно выслушивает, только повторяет: «Да, мама», «Нет, мама», «Прости, мама».
   – Кошмар!
   – Мэри-Ли так жаждет материнской любви, что готова проглотить любую обиду, – объяснила Александра. – Страшно подумать: родная мать только и думает, как бы побольнее ее уколоть. Мэри-Ли постоянно делает какие-то записи и прячет от меня тетрадку. Кроме того, она все время звонит кому-то по телефону, но не из нашей комнаты, а снизу, из вестибюля.
   Джетта покачала головой.
   – Прямо мистика. Может быть, хоть сегодня она разговорится? С кем же ей еще поделиться, если не с нами?
   Однако после ужина к ним на огонек забежало несколько студенток. Они засиделись до половины четвертого, рассказывали о своих приключениях и выпили несколько бутылок вина.
   На следующее утро Джетта прощалась с подругами на остановке маршрутного автобуса.
   Мэри-Ли нервничала и суетилась. Она попросила Джетту:
   – Если услышишь какие-нибудь сплетни про мою мать, сразу сообщи мне, ладно? Или, может быть, прочтешь о ней заметку в газете, пусть даже в несколько строчек, – вырежь и перешли мне. В службе информации такая услуга стоит слишком дорого.
   Джетта искоса посмотрела на нее и ответила:
   – Будь спокойна, все сделаю.
   Она обнялась с подругами и добавила:
   – Смотрите меня по «ящику», девчонки.
   Джетта скользнула в автобус и опустила дымчатое стекло, чтобы помахать им на прощание.
   Александра и Мэри-Ли стояли обнявшись. Джетта уезжала от них в свой далекий мир.
* * *
   Вернувшись в Беверли-Хиллз, Джетта с головой ушла в работу, решив навсегда вычеркнуть из памяти Нико, а вместе с ним и свои неудачи в постели. Зрительскую почту по-прежнему приносили ей мешками. Писем каждую неделю становилось все больше. Она несколько раз поймала на себе одобрительный взгляд режиссера, а однажды, к ее огромной радости, вся съемочная группа зааплодировала ей после особенно трудной сцены.
   Прямо в павильон ежедневно доставлялись пышные букеты темно-красных роз для Дэррил Бойер. Их присылал ее жених, Ричард Кокс. Актриса расставляла их на столах у себя в гримерной и не убирала, пока они не осыпались. Отношения жениха и невесты были окружены романтическим ореолом: богатый, привлекательный мужчина встретил красавицу-актрису и влюбился без памяти с первого взгляда.
   Показ сериала «Кэньон-Драйв» приостанавливали до осени, и бракосочетание было приурочено к окончанию съемочного сезона. В порыве великодушия Дэррил пригласила на свадьбу всю съемочную бригаду, от звезд первой величины до осветителей. Торжественный ужин был заказан в саду отеля «Бел-Эйр».
* * *
   Содержание последней серии, в которой рассказывалось об авиакатастрофе, держали в строжайшей тайне. Даже сами актеры не знали, кому из персонажей суждено выжить и вновь появиться на экране в следующем сезоне. В студии только и разговоров было о том, кого вычеркнут из сюжета. Все трое сценаристов как в рот воды набрали и целыми днями совещались за закрытыми дверьми.
   – Не иначе как выбросят моюроль, – сетовала Памела, пока они с Джеттой ожидали своей очереди в костюмерной. – Мне уже за пятьдесят, а зрителям подавай молоденьких. Писем я получаю много меньше, чем Дэррил. Да и на что можно рассчитывать, когда под глазами мешки, а шея вся в морщинах?
   – Ерунда, – возразила Джетта, – вас все любят. И никаких мешков под глазами у вас нет.
   Памела грустно улыбнулась:
   – Милая моя, если бы только под глазами! Я и сама уже почти как мешок. Правда, можно обнадеживать себя тем, что они пощадят единственную старушенцию в этом семействе. Бог даст, сколько-нибудь еще продержусь.
   Однажды утром Джетта забежала в кабинку женского туалета. До нее донеслись два женских голоса: в туалет зашли покурить две гримерши – Линда, свидетельница ее стычки с Дэррил, и Тилли Милгром, которую нередко присылали в помощь Линде.
   – С ума сойти, что делается, – говорила Линда. – Эта Дэррил Бойер всех переплюнула. Говорят, с ней спят и Расти Коула, и Бен. И ее собственный женишок.
   Джетта боялась пошевелиться. Расти Коула был помощником продюсера, а Бен Мартильяна – главным оператором «Кэньон-Драйв».
   – Она хоть с удавом в постель ляжет, лишь бы получить роль, – лениво сказала Тилли.
   – Сейчас у нее одна забота: удержатьсвою роль. Она сегодня при мне разговаривала с Расти. Как ни странно, он ее внимательно слушал – наверно, она его здорово ублажает, – продолжала Линда.
   – Ты так считаешь?
   – Ну конечно. А услышала я вот что: первой, кто сгорит ясным пламенем в этой авиакатастрофе, будет Джетта Мишо. Жаль ее, симпатичная девчонка. Но Дэррил ее сожрет и не поперхнется. Знаешь ведь, как говорят: «Кто прогневал леди Дэррил...»
   Наконец обе гримерши вышли из туалетной комнаты, оставив за собой густое облако табачного дыма.
   Только тогда из кабинки появилась Джетта. Ее душила обида, на глаза навернулись слезы. Значит, ее роль выбросят из сценария. Она снялась всего лишь в восьми сериях; эта роль впервые дала ей возможность заявить о себе. Какая вопиющая несправедливость...
   Джетта напряженно задумалась и нахмурила брови. Если Дэррил не гнушается оказывать давление на продюсера, то и ей не зазорно будет заняться тем же, только с умом. Кто поможет ей подобраться к Расти Коупа?
   Ответ нашелся быстро. Нико.
* * *
   В Чикаго бушевал ветер. Джетта взяла такси и, доехав до Лейк-Шор-Драйв, сразу заметила восьмиэтажный комплекс «Провенцо Плаза билдинг».
   – Маленькая Сицилия, – понимающе сказал молодой таксист-грек. Он всю дорогу пытался назначить Джетте свидание.
   Она вытащила из сумки кошелек.
   – Слушайте, вы хотите, чтобы я ждать здесь? Или приехать за вами позже. Что угодно. Вот моя карточка. Питер Спиро. Звоните мне в любое время. В любое время.
   – Я точно не знаю, сколько здесь пробуду, – сказала Джетта.
   – Будьте осторожны, – предупредил он, когда Джетта выходила из машины.
   Она захлопнула за собой дверцу и, придерживая подол красного шелкового платья, направилась к главному входу, отворачивая лицо от колючего ветра.
   Ветер впереди нее ворвался в просторный мраморный вестибюль.
   – Вы к кому? – За столиком с мраморной столешницей сидел вооруженный охранник. Перед ним стояли телефонный аппарат, монитор и видеотелефон.
   – К Нико Провенцо, – ответила Джетта, предъявляя охраннику визитную карточку Нико. – Скажите, пожалуйста, номер его квартиры.
   Охранник не спускал с нее глаз.
   – Вам назначено?
   – Да, – солгала она. – Я... по важному делу.
   По его непроницаемому виду трудно было понять, поверил он или нет.
   – Ваша фамилия?
   – Мисс Мишо.
   – Подождите, я позвоню.
   Джетта шагала взад-вперед по вестибюлю. Ее высокие каблучки стучали по мраморному полу. Сейчас она была довольна, что все идет по плану. Хорошо, что она не стала предварительно звонить ему и просить о встрече. Не прогонит же он ее, если она уже здесь. Откроет дверь хотя бы из любопытства.
   Она достала пудреницу и привычно посмотрелась в зеркальце, потом быстро достала помаду и слегка подкрасила сочные, яркие от природы губы. Подумаешь, сказала она себе, на пробах было еще страшнее, однако все сложилось наилучшим образом. Она и в этот раз добьется своего. Надо только ловить момент и говорить быстро.
* * *
   На шестом этаже шло совещание. Семеро мужчин сидели за столом. В комнате надрывалось радио. Эта необходимая мера предосторожности принималась на тот случай, если ФБР установило в здании подслушивающие устройства.
   На фирменных конвертах и бланках, изготовленных из самой дорогой бумаги цвета слоновой кости, красовалась со вкусом выгравированная шапка: Провенцо Груп, Инк. Председателем правления был Сэм Провенцо. Президентом значился Джованни Д'Стефано, по прозвищу Вэн, возглавлявший финансово-кредитный банк «Италио-Америкэн Сэйвингс энд Лоун», который также контролировала семья Провенцо.
   Сэм Провенцо, патриарх семьи, обвел глазами круглый дубовый стол. Его охватила гордость, к которой примешивалась тревога.
   По правую руку от него сидел Ричард Фрэнсуорт, при рождении нареченный Рикко Фрондитти, вице-президент того же финансово-кредитного банка. Ему, выпускнику одной из лучших школ бизнеса, были доверены семейные банковские операции. Как и Д'Стефано, Фрондитти приходился близким родственником Провенцо и был связан с ними кровной клятвой.
   Рядом с Фрэнсуортом сидел старший сын Сэма, Марко. Ему уже исполнилось сорок шесть лет. Он откинулся на спинку стула и постукивал по столу костяшками пальцев. Марко отвечал за казино, букмекерские конторы, нелегальный тотализатор, а также за прогулочные суда, приспособленные для игры в рулетку, в кости и в карты.
   Взгляд Сэма переместился на Джо, который украдкой приглаживал лоснящиеся черные волосы. В свои сорок четыре года Щеголь-Джо не пропускал ни одной юбки. На нем были узкие брюки, шелковая рубашка и замшевый пиджак. В семье Джо ведал наркобизнесом: конечно, никаких опасных новшеств, только марихуана и героин, ну и, само собой, кокаин.
   Прямо напротив Сэма расположился Леонардо, почти лысый в свои сорок лет, выбритый до синевы. Ленни отличался незаурядной деловой хваткой, поэтому ему были поручены все легальные предприятия, от крупного строительства до мясокомбинатов и прачечных.
   Дальше сидел Нико, самый младший из взрослых сыновей Сэма.
   Николо. Двадцать семь лет. Баловень семьи. Любимец отца. Они не только были родными по крови – Нико появился на свет в день рождения Сэма. Нико держал под контролем все, что касалось автомобилей, от угона до подпольных ремонтных мастерских. В сферу его обязанностей входило также отмывание денег в Лос-Анджелесе, Далласе, Сан-Франциско и Сиэтле. От него требовалось тонкое деловое чутье. Нико метил выше, но Сэм не спешил давать ему зеленую улицу: он хотел, чтобы Нико постепенно прошел все ступени. Его сыновья должны сами прокладывать себе дорогу, а не приходить на готовое. Сэму нужны были не выскочки, а настоящие мужчины.
   Д'Стефано закончил свой отчет. Цифры обнадеживали. Сэм снова обвел взглядом присутствующих.
   – Какие есть соображения?
   – Надо бы увеличить долю прибыли, которая направляется на отмывание, – начал Ленни. – Стоит подумать о расширении наших границ. Конечно, это потребует больших трудов...
   – Тебе за труды деньги платят, – перебил его Сэм и повернулся к Д'Стефано. – Ну, что там у тебя еще? Я сюда пришел не в носу ковырять. Выкладывай.
   – Обслуживание по вызову, – продолжил Д'Стефано. Речь шла об организованной проституции. – Нико до сих пор неплохо справлялся с мелкими поручениями, навел мосты в Лос-Анджелесе. Мы хотим поручить ему набрать девчонок для работы на выездах. Как в Лас-Вегасе. Начинающие актриски, смазливые бабы из массовки, стриптизерки. Самые качественные, по тысяче баксов за ночь. Давайте поручим это нашему младшему. Испытаем его в серьезном деле.
   Все головы повернулись к Нико.
   – Нашли в чем меня испытывать! – презрительно фыркнул он. – Потаскух набирать! Я хочу заниматься наркотой. Там хоть есть где развернуться.
   – Будешь делать то, что тебе поручат, – рявкнул банкир.
   – Вот и нечего поручать мне всякое дерьмо, – огрызнулся Нико. – У меня в кармане диплом Гарварда, а вы меня держите на побегушках. Я хочу настоящего дела.
   Все неловко заерзали на стульях. При всей своей образованности Нико был еще слишком молод и неопытен. Но Сэм превыше всего ценил преданность семье. Либо ты предан семье, либо тебе не место среди своих. Тогда семья вычеркнет из памяти твое имя. Аминь.
   Д'Стефано взглянул на Сэма и прокашлялся:
   – Значит, решено, – подытожил он. – Нико, будешь набирать «девушек по вызову». Помни, никакой дешевки. Далее. Все тот же Гордон Сейбэрн. Уже на тридцать дней задерживает выплату задолженности по кредиту.
   – Вот что я скажу, – авторитетным тоном начал Ленни. – Здесь дело ясное. Надо рассчитать сумму выплат процентной ставки на девяносто дней вперед, с тем чтобы...
   – Бред сивой кобылы!.. – Нико стукнул кулаком по столу. – Мы что, желторотые сосунки? Или монашки? Еще не хватало нам гроши высчитывать! Надо дать ему как следует по башке, чтобы научился нас уважать. Этот парень частенько наведывается в Вегас, так? Вот и пусть впредь ездит туда в инвалидной коляске.
    – Bastardo! —неслышно выругался Сэм, а затем продолжил в полный голос: – Глупый мальчишка. Кем ты себя возомнил? Аль-Капоне? Мы солидные бизнесмены, а не уличная шпана.
   – Мы – мафиози, – тихо сказал Нико. – Siciliano.
   По комнате пронесся недовольный ропот. Сэм провел рукой по густым поседевшим усам. Строптивость младшего ранила его в самое сердце.
   – Где ты наслушался таких глупостей, сынок?
   – Всякая шваль на нас плюет! – Нико не желал отступать.
   – Придержи язык! – не выдержал Ленни и вскочил с места.
   –  Bocchinoro!– заорал Нико и бросился на него. Ленни не успел даже закрыться рукой. Он зашатался от страшного удара. Из разбитого носа хлынула кровь.
   Двое других братьев оттащили Нико.
   – Будьте вы прокляты! – взорвался Сэм. – Прямо на семейном совете готовы вцепиться друг другу в глотку! Анджело! – позвал он своего телохранителя.
   Анджело осторожно просунул голову в дверь.
   – А ну давай живо в кухню, тащи лед.
   Сэм опять повернулся к столу, но весь ход деловых обсуждений уже был нарушен. Ленни стоял, согнувшись, бормотал проклятия и вытирал окровавленный нос. Двое других с трудом удерживали Нико, который в бешенстве сверкал глазами.
   – Отпустите его.
   Все удивленно посмотрели на Сэма.
   – Что, оглохли? Я сказал, отпустите. – Сэм сплюнул на пол. – А теперь всем сесть за стол. Мы еще не закончили.
   Джо и Марко нехотя ослабили свою хватку. Нико брезгливо оттолкнул их и, ни на кого не глядя, вышел из комнаты.
   Наступило молчание.
   – Совсем спятил, – ворчливо пробормотал Ленни, качая головой. – Заводится с пол-оборота. Мы все из-за него погорим.
   Сэм пресек эти разговоры:
   –  Basta!
    Вот увидите, он нас когда-нибудь подставит, – не унимался Пенни.
   – Я сказал, хватит!
* * *
   Когда Нико вышел из лифта, у него был такой вид, словно он собирается кого-то убить. Джетта поднялась с кожаного кресла. При виде Нико у нее заметно поубавилось решимости.
   – Нико! – окликнула она. Он остановился.
   – Джетта? – сказал он без улыбки. – Что ты здесь делаешь?
   – Я приехала к тебе. Мне нужно... с тобой поговорить. Это минутное дело. Замечай по часам: ровно шестьдесят секунд.
   – Ты случайно не беременна?
   – Нет, – вспыхнула она. – А хоть бы и так, я бы тебе об этом не сказала.
   Они смотрели друг на друга и чувствовали, как между ними снова накаляется воздух.
   – Похоже, я здорово провинилась, – сказала Джетта с напускной игривостью. – Летела за тридевять земель, а ты на меня смотришь волком.
   – Ничего подобного.
   – В таком случае пригласи меня пообедать. Мне нужно с тобой поговорить. Поверь, не о ребенке.
   Нико колебался. Наконец злобный огонек в его глазах угас. Буря утихла. Он даже соблаговолил улыбнуться:
   – Приглашаю.
   Они отправились в итальянский ресторан на Норт-Мичиган авеню. Нико сам заказал для нее обед: ризотто с баклажанами, помидорами и сыром, жареную говядину с розмарином, перцем, оливковым маслом и лимонным соком. На десерт им подали блюдо клубники в кольце нежнейшего сбивного крема.
   За едой они поболтали о лос-анджелесских ресторанах, потом о песне «Ласковая женщина», которую сочинила Александра. Песня занимала вторую позицию в списке хитов недели и должна была вот-вот выйти на первое место.
   – Музыка – моя страсть, – говорил Нико. – Она чиста, безгрешна. В нее можно уйти от мира и от самого себя. Когда у меня тяжело на душе, я слушаю григорианские песнопения.
   Джетта уже собиралась заговорить о своей просьбе, но тут подошел официант и подал счет. Нико не глядя выписал чек, положил его на поднос и встал, отодвигая стул.
   – Теперь поедем кататься. У меня потрясающий «ламборджини», я держу его в гараже под домом.
   – Кататься? Но Нико, я хотела рассказать тебе...
   – Успеется, – перебил он.
   Он гнал машину к северу по скоростным магистралям Чикаго.
   Восемьдесят миль в час.
   Девяносто.
   Потом девяносто пять.
   У Джетты захватило дух. Она вздрагивала и закрывала глаза, когда Нико лавировал среди грузовиков и легковых автомобилей. На дороге он вел себя дерзко: подрезал другие машины, вытеснял из ряда тех, кто ему мешал. Он держался за рулем совершенно непринужденно, с легкой полуулыбкой глядя в пространство.
   В какой-то момент они попали в пробку. Нико чертыхнулся и нажал на тормоз. Они чудом не врезались в остановившийся перед ними «форд».
   Джетта решилась.
   – Я прилетела к тебе потому... потому что у меня возникли сложности на съемках «Кэньон-Драйв», – начала она. – В последней серии планируется авиакатастрофа. Она нужна как предлог, чтобы вычеркнуть из сценария двух-трех персонажей. В том числе и мою роль. Дэррил Бойер намерена от меня избавиться – она мне завидует. А Расти Коула идет у нее на поводу.
   Нико недоверчиво покосился на нее:
   – Коула?
   – Ты ведь с ним знаком, да? Я видела, как вы разговаривали в павильоне. – Джетта тронула его за рукав. – Ну, согласись, ведь он... ведь это несправедливо. Он пляшет под ее дудку, потому что она с ним спит.
   Нико повернулся на сиденье и оказался к ней лицом:
   – А ты с кем спишь?
   – Ни с кем! Мне... очень дорога эта роль. Не мог бы ты замолвить за меня словечко? Тебе это ничего не стоит – один телефонный звонок, – говорила она с надеждой.