Страница:
— Отлично! — вскричал король. — Скажите мне, сеньор Асканио, не родственник ли вы Энею и его сыну, носящему одно с вами имя?
— Я всегда думал, ваше величество, — серьезно отвечал Макароне, — что это большой пробел в титулах моей фамилии, но наши летописи доходят только до Тарквиния Древнего, пятого римского царя, это большое несчастье.
— Ну, граф, — сказал Альфонс, — во всем христианском мире ты не найдешь более древнего рода. Поцелуй его и начнем.
Макароне оставил подножие эстрады и подошел к Кастельмелору, подражая как умел манерам французской знати, где он действительно был лакеем у какого-то вельможи.
Прекрасный падуанец был одет в роскошный костюм. Его руки тонули в волнах кружев, а перья на его шляпе, которую он держал под мышкой, чуть не доставали до полу. Лицо его сияло. Его неожиданное благополучие и мечты, основанные на обещаниях Конти, положительно вскружили ему голову. Кастельмелор смерил его презрительным взглядом и первым его движением было повернуться спиной к Асканио; но зайдя уже слишком далеко, чтобы отступить, он с таким видимым отвращением подставил щеку, что этим развеселил короля. Макароне очень любезно наклонился и поцеловал графа.
Подняв глаза, Кастельмелор мог видеть издали взгляд Балтазара, устремленный на него с выражением презрения и сострадания.
Мы обойдем молчанием множество странных испытаний, которым подвергался посвящаемый, точно так же, как и длинную речь Альфонса, встреченную, как и следовало, рукоплесканиями.
Тоска снедала Кастельмелора, холодный пот струился у него по лбу. Он не только страдал от этих унижений, но еще и думал о словах Балтазара и трепетал от мысли, что весь этот позор, может быть, он сносит напрасно.
Терпение его уже готово было лопнуть, как вдруг одно неожиданное обстоятельство положило конец его мучениям и избавило его от последних испытаний, В залу неожиданно вошел Конти, поспешно прошел через толпу и бросился к королевской эстраде.
— Все идет отлично, — прошептал он по дороге на ухо Макароне.
Затем, войдя на ступени эстрады, он преклонил колено и стал что-то шептать королю.
Альфонс принял его сначала сурово, но, вероятно, фаворит сумел удовлетворительно объяснить свое отсутствие, потому что лицо Альфонса вдруг прояснилось.
— Итак, ты сделал предварительные шаги? — спросил он, потирая руки.
— Позвольте мне, ваше величество, рассказать вам в нескольких словах о моем свидании с королевой-матерью, — отвечал фаворит.
— Завтра, Винтимиль, завтра, ты мне расскажешь об этом. Сегодня же вечером мы займемся охотой; будет ли дичь?
— Дичь приготовлена, ваше величество, я знаю, где найти ее.
— Кто такая?
— Самая красивая сеньорита во всем Лиссабоне, может быть даже во всей Португалии, но надо поторопиться!
— В таком случае к черту посвящение, поди сюда, Кастельмелор.
Кастельмелор поднялся на ступени эстрады в сопровождении падуанца, своего крестного отца. Альфонс встал и сделал знак Конти, который поднял бархатный занавес, о котором мы уже говорили. Статуи Венеры и Бахуса явились в блестящем освещении.
— Сеньор граф, — продолжал король, — клянетесь ли вы в верности Венере и Бахусу, нашим божествам?
— Клянусь, — проговорил Луи, стараясь улыбнуться.
— Клянетесь ли вы хранить в тайне все, что вы здесь увидите и услышите?
— Клянусь, — снова повторил Луи.
— Клянетесь ли вы, и это самое главное, отказать в вашей помощи всякой женщине, преследуемой вашими братьями, рыцарями Небесного Свода, будь эта женщина ваша мать или невеста?
Конти насмешливо взглянул на молодого человека. Кастельмелор отступил и молчал.
— Клянись за него, — сказал король, обращаясь к Асканио.
Потом, схватив шпагу Асканио, он ударил ею плашмя Кастельмелора по плечу и, смеясь, закричал во все горло:
— Во имя дьявола, Венеры и Бахуса, я делаю тебя рыцарем, граф!.. А теперь, господа, на охоту!
Трубачи затрубили, и вся толпа с королем во главе шумно понеслась из залы.
Асканио подбежал к Балтазару.
— Пора действовать, — сказал он, — иди за мной и будь готов.
Балтазар молча последовал за ним.
Кастельмелор на коленях остался на эстраде, озадаченный всем происшедшим; но когда замолкли последние звуки труб, он как бы пробудился от сна.
— Неужели подобное унижение и есть плата за близость к трону? — прошептал он. — О! Альфонс! Альфонс! Сначала я буду твоим фаворитом, потом…
Он не договорил, но молния гнева, промелькнувшая в его взгляде, достаточно объяснила его мысль.
Вместо того, чтобы следовать за королевской охотой, он приказал оседлать лошадь и во весь опор поскакал к отелю Суза.
Глава XIII. КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
Глава XIV. ПОДВИГИ ЛИССАБОНЦЕВ
— Я всегда думал, ваше величество, — серьезно отвечал Макароне, — что это большой пробел в титулах моей фамилии, но наши летописи доходят только до Тарквиния Древнего, пятого римского царя, это большое несчастье.
— Ну, граф, — сказал Альфонс, — во всем христианском мире ты не найдешь более древнего рода. Поцелуй его и начнем.
Макароне оставил подножие эстрады и подошел к Кастельмелору, подражая как умел манерам французской знати, где он действительно был лакеем у какого-то вельможи.
Прекрасный падуанец был одет в роскошный костюм. Его руки тонули в волнах кружев, а перья на его шляпе, которую он держал под мышкой, чуть не доставали до полу. Лицо его сияло. Его неожиданное благополучие и мечты, основанные на обещаниях Конти, положительно вскружили ему голову. Кастельмелор смерил его презрительным взглядом и первым его движением было повернуться спиной к Асканио; но зайдя уже слишком далеко, чтобы отступить, он с таким видимым отвращением подставил щеку, что этим развеселил короля. Макароне очень любезно наклонился и поцеловал графа.
Подняв глаза, Кастельмелор мог видеть издали взгляд Балтазара, устремленный на него с выражением презрения и сострадания.
Мы обойдем молчанием множество странных испытаний, которым подвергался посвящаемый, точно так же, как и длинную речь Альфонса, встреченную, как и следовало, рукоплесканиями.
Тоска снедала Кастельмелора, холодный пот струился у него по лбу. Он не только страдал от этих унижений, но еще и думал о словах Балтазара и трепетал от мысли, что весь этот позор, может быть, он сносит напрасно.
Терпение его уже готово было лопнуть, как вдруг одно неожиданное обстоятельство положило конец его мучениям и избавило его от последних испытаний, В залу неожиданно вошел Конти, поспешно прошел через толпу и бросился к королевской эстраде.
— Все идет отлично, — прошептал он по дороге на ухо Макароне.
Затем, войдя на ступени эстрады, он преклонил колено и стал что-то шептать королю.
Альфонс принял его сначала сурово, но, вероятно, фаворит сумел удовлетворительно объяснить свое отсутствие, потому что лицо Альфонса вдруг прояснилось.
— Итак, ты сделал предварительные шаги? — спросил он, потирая руки.
— Позвольте мне, ваше величество, рассказать вам в нескольких словах о моем свидании с королевой-матерью, — отвечал фаворит.
— Завтра, Винтимиль, завтра, ты мне расскажешь об этом. Сегодня же вечером мы займемся охотой; будет ли дичь?
— Дичь приготовлена, ваше величество, я знаю, где найти ее.
— Кто такая?
— Самая красивая сеньорита во всем Лиссабоне, может быть даже во всей Португалии, но надо поторопиться!
— В таком случае к черту посвящение, поди сюда, Кастельмелор.
Кастельмелор поднялся на ступени эстрады в сопровождении падуанца, своего крестного отца. Альфонс встал и сделал знак Конти, который поднял бархатный занавес, о котором мы уже говорили. Статуи Венеры и Бахуса явились в блестящем освещении.
— Сеньор граф, — продолжал король, — клянетесь ли вы в верности Венере и Бахусу, нашим божествам?
— Клянусь, — проговорил Луи, стараясь улыбнуться.
— Клянетесь ли вы хранить в тайне все, что вы здесь увидите и услышите?
— Клянусь, — снова повторил Луи.
— Клянетесь ли вы, и это самое главное, отказать в вашей помощи всякой женщине, преследуемой вашими братьями, рыцарями Небесного Свода, будь эта женщина ваша мать или невеста?
Конти насмешливо взглянул на молодого человека. Кастельмелор отступил и молчал.
— Клянись за него, — сказал король, обращаясь к Асканио.
Потом, схватив шпагу Асканио, он ударил ею плашмя Кастельмелора по плечу и, смеясь, закричал во все горло:
— Во имя дьявола, Венеры и Бахуса, я делаю тебя рыцарем, граф!.. А теперь, господа, на охоту!
Трубачи затрубили, и вся толпа с королем во главе шумно понеслась из залы.
Асканио подбежал к Балтазару.
— Пора действовать, — сказал он, — иди за мной и будь готов.
Балтазар молча последовал за ним.
Кастельмелор на коленях остался на эстраде, озадаченный всем происшедшим; но когда замолкли последние звуки труб, он как бы пробудился от сна.
— Неужели подобное унижение и есть плата за близость к трону? — прошептал он. — О! Альфонс! Альфонс! Сначала я буду твоим фаворитом, потом…
Он не договорил, но молния гнева, промелькнувшая в его взгляде, достаточно объяснила его мысль.
Вместо того, чтобы следовать за королевской охотой, он приказал оседлать лошадь и во весь опор поскакал к отелю Суза.
Глава XIII. КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
Мы оставили донну Химену, когда она приняла решение умолять о помощи королеву-мать, чтобы та отменила изгнание Васконселлоса и приказ, принуждавший донну Инессу Кадаваль выйти замуж за Кастельмелора. Хотя она бывала у королевы каждый день, но в этот день она не могла привести в исполнение задуманное. Она нежно любила обоих сыновей, и мысль о том, что дон Луи покрыл себя позором, так сильно поразила ее, что она слегла в постель.
Всю ночь вдова Жуана Сузы мучилась самыми ужасными сомнениями. Свидание с королевой, явившееся ей сначала как единственное средство спасения, теперь пугало ее.
Донна Луиза Гусман так глубоко любила своего старшего
сына! Ей были до такой степени не известны увлечения безумного короля! И ей, Химене, другу королевы, предстояло превратить ее спокойствие в страдания и наполнить горечью последние дни ее жизни.
Эта мысль только увеличивала ее терзания. С другой стороны, кто кроме королевы мог защитить ее от произвола короля?
Не находя никакого средства выйти из этого ужасного затруднения, графиня чувствовала, что голова ее идет кругом и отчаяние овладевает ею. В эти минуты ее беспокойство за Симона, уменьшенное было словами Балтазара, сообщившего, что Симон в безопасности, снова овладело ею. День застал ее все еще бодрствующей.
Наконец она почувствовала себя лучше. Горячая молитва еще более утвердила ее в решимости идти броситься к ногам королевы, постаравшись в то же время пощадить насколько возможно сердце несчастной матери и насколько возможно извинить в ее глазах Альфонса.
Когда наступил час, в который донна Химена имела обыкновение отправляться в монастырь Богоматери, она встала с постели, и хотя была еще слаба, села в носилки вместе с донной Инессой.
Обыкновенно донну Химену сейчас же по ее появлению проводили к королеве; но на этот раз, ее не впустили. Королева уже более двух часов занималась своими двумя близкими советниками и посланным короля. Графиня села в кресло в приемной и стала ждать. Посланный был никто иной, как Антуан Конти Винтимиль, употребивший в дело пустой лист с подписью, данный ему королем. Он объяснил вдове Иоанна IV, что король, уже несколько месяцев как вступивший в совершеннолетие, желает впредь править сам и требует, чтобы его мать торжественно отказалась от регентства и передала ему скипетр и корону в присутствии грандов Португалии.
При чтении этого послания своего сына королева была сначала удивлена, потом обрадовалась. Уже давно мечтала она о той минуте, когда сложит с себя тяжелое бремя управления страною и вполне посвятит себя Богу. Тем не менее в таком важном деле она считала своим долгом не брать на себя всю ответственность в окончательном решении и послала за своим духовником, доном Мигуэлем Мелло де Торрес, и маркизом Салданга, своими неизменными советниками.
Маркиз Салданга, друг и родственник покойного графа Кастельмелора, был суровый и справедливый старик, но его ум, ослабевший с годами, едва ли мог достойно справиться с задачей, предложенной ему его повелительницей.
Дон Мигуэль, напротив того, был человек умный и ученый, принимавший участие в том сопротивлении, которое Жуан Суза организовал некогда против союза с Англией, и очень часто помогал своими советами Иоанну IV в трудные времена, последовавшие за его возвращением на престол своих предков.
Салданга настолько был привязан к королеве, что постоянно готов был во всем соглашаться с ней, что же касается дона Мигуэля, то он готов был даже навлечь на себя временное неудовольствие королевы, когда думал, что, поступая таким образом, он служит общественным интересам.
В присутствии этих двух лиц Конти снова передал желание короля и прочитал его письмо. Салданга сейчас же выразил мнение, что следует уступить желанию Альфонса, который, на основании португальских законов, имеет право взять в руки бразды правления. Мигуэль Мелло живо восстал против этого. Не думая оспаривать законных прав Альфонса, он советовал королеве собрать государственные штаты, чтобы обсудить, как следует поступить в этом случае.
— Если бы мне позволено было выразить мое мнение перед ее величеством, — сказал Конти, — то я заметил бы, что принять такое решение, это значит обратиться к различным партиям, раздирающим Португалию, и что сам дон Филипп Испанский не мог бы дать лучшего совета.
— Сеньор Конти, — сурово отвечал дон Мигуэль, — бывают обстоятельства, когда совет смертельного врага лучше совета неблагородного друга. Если бы при дворе Альфонса VI было одним человеком меньше — а этим человеком являетесь вы, сеньор, — то я посоветовал бы королеве сегодня же передать свою власть в руки короля, ее сына.
Конти презрительно улыбнулся и приготовился отвечать.
— Мир, сеньоры! — сказала королева.
В Луизе Гусман было так много истинного величия, что фаворит сейчас же опустил голову и не сказал ни слова.
— Маркиз Салданга и вы дон Мигуэль, — продолжала королева, — я вас благодарю от всего сердца. Так как ваши мнения разделились, а я одинаково доверяю вам обоим, то я решусь на то, что мне подскажет мое собственное сердце.
Она твердыми шагами прошла через комнату и опустилась на колени перед распятием, где осталась несколько минут, погруженная в размышления. Когда она поднялась, решение ее было готово.
— Дон Мигуэль Мелло де Торрес, — сказала она, — мы поручаем вам созвать завтра в полдень инфанта нашего сына, министров, высших сановников, губернаторов, землевладельцев, дворян, духовенство и префектов, находящихся в настоящее время в Лиссабоне. Перед этим собранием мы выразим нашу волю.
Она протянула руку, которую маркиз почтительно поцеловал. Дон Мигуэль поклонился, сложив на груди руки, и оба вышли в сопровождении Конти. Проходя через приемную, фаворит заметил графиню Химену и ее воспитанницу.
« Вот счастливый день, — подумал он. — Завтра Альфонс будет неограниченным властелином Португалии, сегодня вечером я овладею женщиной, которая послужит мне последней ступенью к счастью, и в то же время отомщу ненавистному Кастельмелору, который угрожает похитить у меня милость короля «.
Он сел в экипаж и во весь опор поскакал по дороге в Алькантару.
Что касается графини, то она еще долго просидела в передней, надеясь, что королева позовет ее. Но донна Луиза, вся занятая предстоящим событием, молилась и обдумывала его. Наконец одна из ее женщин пришла сказать графине, что королева не примет ее в этот вечер.
Тогда обе дамы сели обратно в носилки. Звон о тушении огня уже был дан, и на улицах не видно было нигде ни огонька. Вдали в городе слышался странный шум, который в это время ночи был бы необъясним во всяком другом городе кроме Лиссабона, этот шум походил на шум охоты. Каждый раз, когда носилки графини проходили мимо какой-нибудь улицы, ведущей к предместью Алькантары, внезапно раздавался звук рога. Затем все снова смолкало.
Для людей, знавших придворные нравы, эти звуки были бы ужасным предзнаменованием. Но люди Сузы приехали вместе со своей госпожой из замка Васконселлос и ничего не ведая, не думали спешить. Свита графини состояла из двенадцати человек, кроме носильщиков, все были верхом и хорошо вооружены и не думали, что им следовало бояться чего бы то ни было в мирном городе в этот поздний час.
Между тем шум быстро приближался, слышался галоп лошадей. На повороте одной из улиц свита графини неожиданно увидела перед собой около двенадцати человек всадников, скакавших и размахивавших факелами. В то же время несколько человек, измученных и усталых, со страхом пробежали мимо носилок, крича:
— Спасайся кто может!.. Королевская охота!
Этот крик был слишком известен. Свита графини поняла наконец опасность и хотела возвратиться обратно. Но было уже поздно. Всадники, заметив носилки, сейчас же погасили факелы, крича:» А-ту! А-ту!»В ту же минуту с другой стороны улицы появился пеший отряд королевского патруля, и носилки были окружены со всех сторон.
Первый натиск конного патруля привел в беспорядок свиту графини, но это были старые солдаты, товарищи по оружию графа Жуана, они поспешно оправились. Четыре носильщика, поставив носилки, так же вынули шпаги, чтобы защищать синьор. Стычка была отчаянная и кровавая и угрожала затянуться надолго, потому что темнота благоприятствовала защитникам, но вскоре громкий шум известил о прибытии новых нападающих.
Отважная графиня выглянула из носилок.
— Что это значит? — спросила она.
— А-ту! А-ту! — отвечал на некотором расстоянии резкий голос самого Альфонса VI.
— Вы не знаете на кого нападаете, — продолжала донна Химена, — я графиня Кастельмелор.
— О-о! — вскричал король. — Этот шалун граф не сказал нам, что он женат. Это измена!.. А-ту! А-ту!
Битва продолжалась, подстегиваемая возбуждающими криками короля и начальников патруля.
Многие из защитников графини уже пали, остальные начали ослабевать, как вдруг сквозь линию их прорвался человек громадного роста, одетый в костюм королевского патруля; выбив шпагу из рук лакея, защищавшего дверцы, он поспешно открыл дверь и просунул голову внутрь носилок.
Донна Инесса с ужасом откинулась назад. Сама графиня вздрогнула.
— Которая из вас невеста Симона Васконселлоса? — спросил великан.
— Вы хотите ее похитить? — вскричала графиня.
— Отчего бы нет? — холодно отвечал солдат.
Донна Химена вспомнила, что где-то слышала этот голос и эту фразу, но в эту минуту она не могла припоминать, где это было, и бросилась вперед, чтобы защитить собой свою воспитанницу.
— Почему бы нет, — повторил Балтазар, — если это единственное средство спасти ее. Поторопитесь, время не терпит, и я хочу спасти только невесту дона Симона Васконселлоса.
— Кто вы?
— Вы не знаете моего имени, хотя я посылал вам записки с хорошими советами, которыми вы, очевидно, пренебрегли, раз я встречаю вас здесь. Я думаю, что вы мать, но здесь ничего не видно, и я боюсь ошибиться. Отвечайте!
Между тем победа осталась за ночными охотниками, и противоположная дверца носилок была поспешно открыта.
— Где наш дорогой Конти? — проговорил Альфонс. — Трубите трубы… Это очень забавно!
— Моя дочь! Мое бедное дитя! — с отчаянием закричала графиня.
Сильная рука оттолкнула ее в сторону.
Когда графиня обернулась, Инессы возле нее не было.
Факелы были снова зажжены, вокруг раздавались стоны, проклятия и крики. Графиня бросилась к дверцам, ища глазами Инессу Кадаваль. Вот что она увидела.
Шагах в двадцати она увидела человека высокого роста, лицо которого она не могла разглядеть, державшего одной рукой Инессу, а другой длинную шпагу. Его окружала тесная толпа, которая смеялась и кричала, стараясь вырвать у него добычу.
— Сжальтесь! Сжальтесь! — кричала графиня. — Это моя дочь, убейте этого человека, укравшего у меня мое дитя!
Но ее голос терялся в общем шуме.
Балтазар спокойно отражал натиск своих врагов. Он караулил минуту, когда толпа раздастся. Графиня с смертельным ужасом смотрела на дерущихся, которые казались ей демонами, нападающими на бедную Инессу; тем не менее она все еще не теряла надежды.
— Сейчас придет король, — с надеждой проговорила она.
— Прекрасная дама, — сказал в эту минуту Альфонс, с нетерпением ожидавший у другой дверцы, — разве вы не покажете нам вашего прелестного лица?
Он хотел взять ее руку.
— Назад! — закричала донна Химена, к которой возвратилась вся ее энергия. — Кто ты, осмеливающийся дотронуться до руки вдовы Жуаны Сузы?
— Не более как сын его друга, Иоанна IV Португальского, — отвечал Альфонс с иронической почтительностью.
— Король! — прошептала пораженная графиня.
— Пропустите королевскую дичь! — закричал в эту минуту громовым голосом Балтазар и бросился вперед.
Донна Химена обернулась и не увидела Инессы.
— Похищена! — вскричала она. — И это все вы, вы король! О! Будь ты проклят, недостойный сын великого отца!
Силы оставили ее вместе с последней надеждой, и она без чувств упала в носилки.
В том месте, где мы оставили Балтазара, поднялся страшный шум. Видя, что число нападавших не уменьшается, а прибывает, он испустил крик, который услышала графиня.
В то же время он бросился вперед, потрясая шпагой и вырываясь из толпы.
Время от времени, когда кто-нибудь пытался остановить его, он повторял свой крик:
— Пропустите королевскую дичь!
И каждый раз, как он пускал в ход оружие, препятствие уничтожалось.
Вскоре он очутился на темной и пустынной улице, где впереди перед ним не было уже никого, а за ним следовал один человек.
— Подожди меня, подожди же меня! — кричал последний. — О! Какая прекрасная комедия! Как ты с ними справился, товарищ! Да постой же немного, дай мне перевести дух и насмеяться вволю.
Балтазар не слушал и продолжал бежать.
— Да стой же! Разве ты не узнаешь своего приятеля Асканио Макароне дель Аквамонда, который обещал тебе двадцать пистолей и спешит отдать их тебе?.. Остановись же!
Балтазар не останавливался. Подозрения закрались в душу Асканио, и он удвоил усилия, тем более, что его приятель направлялся не к Алькантаре, а к нижнему городу. Несмотря на силу Балтазара, ноша затрудняла его бег, так что итальянец скоро нагнал его.
— Ты, кажется, с ума сошел, приятель, — сказал Асканио, загораживая дорогу Балтазару. — Возвращайся назад, нам еще далеко до дворца.
— А вы отправляетесь во дворец? — спокойно спросил Балтазар, положивший свою ношу на каменную скамью, чтобы перевести дух.
— Конечно, и ты также, мой милый, — отвечал падуанец.
Инесса была без чувств, но холод камня, на который Балтазар положил ее, привел ее в себя.
— Матушка… Симон! Спасите меня! — прошептала она.
— Успокойтесь, сеньора, — сказал Балтазар, — вы теперь под моей защитой, а я верный слуга Васконселлоса.
— Благодарю! О! Благодарю! — сказала Инесса, глаза которой снова закрылись.
« Этот великан — настоящее сокровище! — подумал Макароне. — Он дерется, как геркулес, и врет почти так же хорошо, как я… «
— Ну, идем, — продолжал он вслух.
— Сеньор Асканио, — отвечал Балтазар, — мне с вами не по дороге.
— Я пойду по какой хочешь дороге, только идем!
— Я пойду по такой, по какой вы не пойдете, сеньор Асканио.
— Ты шутишь? — вскричал Макароне, к которому возвратились его подозрения.
— Я редко шучу, и никогда с людьми вашего сорта. Вы слышали, что я сказал молодой даме, — это правда!
Асканио поглядел на Балтазара и ему показалось, что последний не видит в нем опасности. Он быстро выхватил кинжал и приготовился ударить им Балтазара прямо в сердце. К несчастью для Макароне, Балтазар, несмотря на свою внешнюю беззаботность, не терял из виду ни одного движения итальянца и быстро отскочил в сторону. Затем, прежде чем Асканио успел опомниться, Балтазар так сильно ударил его ножнами шпаги по голове, что тот без памяти упал на землю.
После этого он быстро снова взял Инессу на руки и продолжил путь.
Между тем король остался там, где мы его оставили, то есть около носилок графини. Он просунул голову внутрь и увидел, что донна Химена одна. Несколько мгновений спустя к нему подошел Конти и с печальным лицом объявил, что младшая из дам бежала. Но под видом этой печали фаворит с трудом скрывал радость: он думал, что Инесса в его власти. Действительно, все меры были приняты и план падуанца, по всем признакам, должен был иметь успех. К несчастью для себя, они ошиблись в Балтазаре.
— Друг Винтимиль, — сказал зевая король, — мать этого забавника графа говорит, что ты — бесчестье для меня; мне же кажется в свою очередь, что тебе нечем больше забавлять меня.
Все охотники уже собрались вместе, и Конти мог заметить, что этот публичный знак немилости вызвал улыбку одобрения почти на всех лицах.
Он утешился, думая о своем предстоящем герцогстве. Инесса в это время была уже, вероятно, у него в доме, и верный Асканио воспевал похвалы могущественному дону Антуану Конти-Винтимиль, который силой вырвал ее из рук короля, рискуя своей жизнью.
« Разве бывало когда-нибудь, чтобы подобная сказка не произвела своего действия на сердце молодой девушки!» — убеждал себя фаворит.
— Ты не делаешь больше ничего забавного, — продолжал король, — вот уже целый век, как я не слыхал, чтобы ты клялся своими благородными предками; это было очень забавно.
— Ваше величество имеет право смеяться над своим верным слугой, — сказал Конти, скрывая досаду. — Не угодно ли вам продолжать охоту?
Король зевнул во весь рот; это был роковой симптом.
— Я хочу спать, — сказал он. — Ты хороший слуга, Конти; но ты не гидальго и начинаешь делаться скучным… В мизинце Кастельмелора более ума, чем во всей твоей голове.
— Ваше величество… — начал было Конти.
— Твои благородные предки не оставили тебе ничего, кроме бесстыдства. Жуан, твой брат, был гораздо лучше тебя, да и тот не Бог весть чего стоил… Убирайся и не возвращайся более, друг мой.
Конти низко поклонился. Придворные, колеблясь между отвращением к фавориту и боязнью, что король завтра забудет минутную досаду, с холодным почтением пропустили фаворита.
— Завтра Альфонс будет царствовать, — с яростью говорил себе Конти, — а сегодня он меня прогоняет! Я трудился не для того.
— А теперь, — продолжал между тем король, — пусть приведут к нам Кастельмелора, живого или мертвого! Я хочу! Он забавляет меня… Кстати, эта дама в носилках не может быть его женой, так как меня заставили вчера подписать один приказ… Значит, это его мать. Пусть графиню Кастельмелор проводят в отель Суза с подобающими почестями и извинятся перед ней от моего имени. Это мы делаем ради забавного графа, который может, пожалуй, рассердиться… Мои носилки, и в путь!
Всю ночь вдова Жуана Сузы мучилась самыми ужасными сомнениями. Свидание с королевой, явившееся ей сначала как единственное средство спасения, теперь пугало ее.
Донна Луиза Гусман так глубоко любила своего старшего
сына! Ей были до такой степени не известны увлечения безумного короля! И ей, Химене, другу королевы, предстояло превратить ее спокойствие в страдания и наполнить горечью последние дни ее жизни.
Эта мысль только увеличивала ее терзания. С другой стороны, кто кроме королевы мог защитить ее от произвола короля?
Не находя никакого средства выйти из этого ужасного затруднения, графиня чувствовала, что голова ее идет кругом и отчаяние овладевает ею. В эти минуты ее беспокойство за Симона, уменьшенное было словами Балтазара, сообщившего, что Симон в безопасности, снова овладело ею. День застал ее все еще бодрствующей.
Наконец она почувствовала себя лучше. Горячая молитва еще более утвердила ее в решимости идти броситься к ногам королевы, постаравшись в то же время пощадить насколько возможно сердце несчастной матери и насколько возможно извинить в ее глазах Альфонса.
Когда наступил час, в который донна Химена имела обыкновение отправляться в монастырь Богоматери, она встала с постели, и хотя была еще слаба, села в носилки вместе с донной Инессой.
Обыкновенно донну Химену сейчас же по ее появлению проводили к королеве; но на этот раз, ее не впустили. Королева уже более двух часов занималась своими двумя близкими советниками и посланным короля. Графиня села в кресло в приемной и стала ждать. Посланный был никто иной, как Антуан Конти Винтимиль, употребивший в дело пустой лист с подписью, данный ему королем. Он объяснил вдове Иоанна IV, что король, уже несколько месяцев как вступивший в совершеннолетие, желает впредь править сам и требует, чтобы его мать торжественно отказалась от регентства и передала ему скипетр и корону в присутствии грандов Португалии.
При чтении этого послания своего сына королева была сначала удивлена, потом обрадовалась. Уже давно мечтала она о той минуте, когда сложит с себя тяжелое бремя управления страною и вполне посвятит себя Богу. Тем не менее в таком важном деле она считала своим долгом не брать на себя всю ответственность в окончательном решении и послала за своим духовником, доном Мигуэлем Мелло де Торрес, и маркизом Салданга, своими неизменными советниками.
Маркиз Салданга, друг и родственник покойного графа Кастельмелора, был суровый и справедливый старик, но его ум, ослабевший с годами, едва ли мог достойно справиться с задачей, предложенной ему его повелительницей.
Дон Мигуэль, напротив того, был человек умный и ученый, принимавший участие в том сопротивлении, которое Жуан Суза организовал некогда против союза с Англией, и очень часто помогал своими советами Иоанну IV в трудные времена, последовавшие за его возвращением на престол своих предков.
Салданга настолько был привязан к королеве, что постоянно готов был во всем соглашаться с ней, что же касается дона Мигуэля, то он готов был даже навлечь на себя временное неудовольствие королевы, когда думал, что, поступая таким образом, он служит общественным интересам.
В присутствии этих двух лиц Конти снова передал желание короля и прочитал его письмо. Салданга сейчас же выразил мнение, что следует уступить желанию Альфонса, который, на основании португальских законов, имеет право взять в руки бразды правления. Мигуэль Мелло живо восстал против этого. Не думая оспаривать законных прав Альфонса, он советовал королеве собрать государственные штаты, чтобы обсудить, как следует поступить в этом случае.
— Если бы мне позволено было выразить мое мнение перед ее величеством, — сказал Конти, — то я заметил бы, что принять такое решение, это значит обратиться к различным партиям, раздирающим Португалию, и что сам дон Филипп Испанский не мог бы дать лучшего совета.
— Сеньор Конти, — сурово отвечал дон Мигуэль, — бывают обстоятельства, когда совет смертельного врага лучше совета неблагородного друга. Если бы при дворе Альфонса VI было одним человеком меньше — а этим человеком являетесь вы, сеньор, — то я посоветовал бы королеве сегодня же передать свою власть в руки короля, ее сына.
Конти презрительно улыбнулся и приготовился отвечать.
— Мир, сеньоры! — сказала королева.
В Луизе Гусман было так много истинного величия, что фаворит сейчас же опустил голову и не сказал ни слова.
— Маркиз Салданга и вы дон Мигуэль, — продолжала королева, — я вас благодарю от всего сердца. Так как ваши мнения разделились, а я одинаково доверяю вам обоим, то я решусь на то, что мне подскажет мое собственное сердце.
Она твердыми шагами прошла через комнату и опустилась на колени перед распятием, где осталась несколько минут, погруженная в размышления. Когда она поднялась, решение ее было готово.
— Дон Мигуэль Мелло де Торрес, — сказала она, — мы поручаем вам созвать завтра в полдень инфанта нашего сына, министров, высших сановников, губернаторов, землевладельцев, дворян, духовенство и префектов, находящихся в настоящее время в Лиссабоне. Перед этим собранием мы выразим нашу волю.
Она протянула руку, которую маркиз почтительно поцеловал. Дон Мигуэль поклонился, сложив на груди руки, и оба вышли в сопровождении Конти. Проходя через приемную, фаворит заметил графиню Химену и ее воспитанницу.
« Вот счастливый день, — подумал он. — Завтра Альфонс будет неограниченным властелином Португалии, сегодня вечером я овладею женщиной, которая послужит мне последней ступенью к счастью, и в то же время отомщу ненавистному Кастельмелору, который угрожает похитить у меня милость короля «.
Он сел в экипаж и во весь опор поскакал по дороге в Алькантару.
Что касается графини, то она еще долго просидела в передней, надеясь, что королева позовет ее. Но донна Луиза, вся занятая предстоящим событием, молилась и обдумывала его. Наконец одна из ее женщин пришла сказать графине, что королева не примет ее в этот вечер.
Тогда обе дамы сели обратно в носилки. Звон о тушении огня уже был дан, и на улицах не видно было нигде ни огонька. Вдали в городе слышался странный шум, который в это время ночи был бы необъясним во всяком другом городе кроме Лиссабона, этот шум походил на шум охоты. Каждый раз, когда носилки графини проходили мимо какой-нибудь улицы, ведущей к предместью Алькантары, внезапно раздавался звук рога. Затем все снова смолкало.
Для людей, знавших придворные нравы, эти звуки были бы ужасным предзнаменованием. Но люди Сузы приехали вместе со своей госпожой из замка Васконселлос и ничего не ведая, не думали спешить. Свита графини состояла из двенадцати человек, кроме носильщиков, все были верхом и хорошо вооружены и не думали, что им следовало бояться чего бы то ни было в мирном городе в этот поздний час.
Между тем шум быстро приближался, слышался галоп лошадей. На повороте одной из улиц свита графини неожиданно увидела перед собой около двенадцати человек всадников, скакавших и размахивавших факелами. В то же время несколько человек, измученных и усталых, со страхом пробежали мимо носилок, крича:
— Спасайся кто может!.. Королевская охота!
Этот крик был слишком известен. Свита графини поняла наконец опасность и хотела возвратиться обратно. Но было уже поздно. Всадники, заметив носилки, сейчас же погасили факелы, крича:» А-ту! А-ту!»В ту же минуту с другой стороны улицы появился пеший отряд королевского патруля, и носилки были окружены со всех сторон.
Первый натиск конного патруля привел в беспорядок свиту графини, но это были старые солдаты, товарищи по оружию графа Жуана, они поспешно оправились. Четыре носильщика, поставив носилки, так же вынули шпаги, чтобы защищать синьор. Стычка была отчаянная и кровавая и угрожала затянуться надолго, потому что темнота благоприятствовала защитникам, но вскоре громкий шум известил о прибытии новых нападающих.
Отважная графиня выглянула из носилок.
— Что это значит? — спросила она.
— А-ту! А-ту! — отвечал на некотором расстоянии резкий голос самого Альфонса VI.
— Вы не знаете на кого нападаете, — продолжала донна Химена, — я графиня Кастельмелор.
— О-о! — вскричал король. — Этот шалун граф не сказал нам, что он женат. Это измена!.. А-ту! А-ту!
Битва продолжалась, подстегиваемая возбуждающими криками короля и начальников патруля.
Многие из защитников графини уже пали, остальные начали ослабевать, как вдруг сквозь линию их прорвался человек громадного роста, одетый в костюм королевского патруля; выбив шпагу из рук лакея, защищавшего дверцы, он поспешно открыл дверь и просунул голову внутрь носилок.
Донна Инесса с ужасом откинулась назад. Сама графиня вздрогнула.
— Которая из вас невеста Симона Васконселлоса? — спросил великан.
— Вы хотите ее похитить? — вскричала графиня.
— Отчего бы нет? — холодно отвечал солдат.
Донна Химена вспомнила, что где-то слышала этот голос и эту фразу, но в эту минуту она не могла припоминать, где это было, и бросилась вперед, чтобы защитить собой свою воспитанницу.
— Почему бы нет, — повторил Балтазар, — если это единственное средство спасти ее. Поторопитесь, время не терпит, и я хочу спасти только невесту дона Симона Васконселлоса.
— Кто вы?
— Вы не знаете моего имени, хотя я посылал вам записки с хорошими советами, которыми вы, очевидно, пренебрегли, раз я встречаю вас здесь. Я думаю, что вы мать, но здесь ничего не видно, и я боюсь ошибиться. Отвечайте!
Между тем победа осталась за ночными охотниками, и противоположная дверца носилок была поспешно открыта.
— Где наш дорогой Конти? — проговорил Альфонс. — Трубите трубы… Это очень забавно!
— Моя дочь! Мое бедное дитя! — с отчаянием закричала графиня.
Сильная рука оттолкнула ее в сторону.
Когда графиня обернулась, Инессы возле нее не было.
Факелы были снова зажжены, вокруг раздавались стоны, проклятия и крики. Графиня бросилась к дверцам, ища глазами Инессу Кадаваль. Вот что она увидела.
Шагах в двадцати она увидела человека высокого роста, лицо которого она не могла разглядеть, державшего одной рукой Инессу, а другой длинную шпагу. Его окружала тесная толпа, которая смеялась и кричала, стараясь вырвать у него добычу.
— Сжальтесь! Сжальтесь! — кричала графиня. — Это моя дочь, убейте этого человека, укравшего у меня мое дитя!
Но ее голос терялся в общем шуме.
Балтазар спокойно отражал натиск своих врагов. Он караулил минуту, когда толпа раздастся. Графиня с смертельным ужасом смотрела на дерущихся, которые казались ей демонами, нападающими на бедную Инессу; тем не менее она все еще не теряла надежды.
— Сейчас придет король, — с надеждой проговорила она.
— Прекрасная дама, — сказал в эту минуту Альфонс, с нетерпением ожидавший у другой дверцы, — разве вы не покажете нам вашего прелестного лица?
Он хотел взять ее руку.
— Назад! — закричала донна Химена, к которой возвратилась вся ее энергия. — Кто ты, осмеливающийся дотронуться до руки вдовы Жуаны Сузы?
— Не более как сын его друга, Иоанна IV Португальского, — отвечал Альфонс с иронической почтительностью.
— Король! — прошептала пораженная графиня.
— Пропустите королевскую дичь! — закричал в эту минуту громовым голосом Балтазар и бросился вперед.
Донна Химена обернулась и не увидела Инессы.
— Похищена! — вскричала она. — И это все вы, вы король! О! Будь ты проклят, недостойный сын великого отца!
Силы оставили ее вместе с последней надеждой, и она без чувств упала в носилки.
В том месте, где мы оставили Балтазара, поднялся страшный шум. Видя, что число нападавших не уменьшается, а прибывает, он испустил крик, который услышала графиня.
В то же время он бросился вперед, потрясая шпагой и вырываясь из толпы.
Время от времени, когда кто-нибудь пытался остановить его, он повторял свой крик:
— Пропустите королевскую дичь!
И каждый раз, как он пускал в ход оружие, препятствие уничтожалось.
Вскоре он очутился на темной и пустынной улице, где впереди перед ним не было уже никого, а за ним следовал один человек.
— Подожди меня, подожди же меня! — кричал последний. — О! Какая прекрасная комедия! Как ты с ними справился, товарищ! Да постой же немного, дай мне перевести дух и насмеяться вволю.
Балтазар не слушал и продолжал бежать.
— Да стой же! Разве ты не узнаешь своего приятеля Асканио Макароне дель Аквамонда, который обещал тебе двадцать пистолей и спешит отдать их тебе?.. Остановись же!
Балтазар не останавливался. Подозрения закрались в душу Асканио, и он удвоил усилия, тем более, что его приятель направлялся не к Алькантаре, а к нижнему городу. Несмотря на силу Балтазара, ноша затрудняла его бег, так что итальянец скоро нагнал его.
— Ты, кажется, с ума сошел, приятель, — сказал Асканио, загораживая дорогу Балтазару. — Возвращайся назад, нам еще далеко до дворца.
— А вы отправляетесь во дворец? — спокойно спросил Балтазар, положивший свою ношу на каменную скамью, чтобы перевести дух.
— Конечно, и ты также, мой милый, — отвечал падуанец.
Инесса была без чувств, но холод камня, на который Балтазар положил ее, привел ее в себя.
— Матушка… Симон! Спасите меня! — прошептала она.
— Успокойтесь, сеньора, — сказал Балтазар, — вы теперь под моей защитой, а я верный слуга Васконселлоса.
— Благодарю! О! Благодарю! — сказала Инесса, глаза которой снова закрылись.
« Этот великан — настоящее сокровище! — подумал Макароне. — Он дерется, как геркулес, и врет почти так же хорошо, как я… «
— Ну, идем, — продолжал он вслух.
— Сеньор Асканио, — отвечал Балтазар, — мне с вами не по дороге.
— Я пойду по какой хочешь дороге, только идем!
— Я пойду по такой, по какой вы не пойдете, сеньор Асканио.
— Ты шутишь? — вскричал Макароне, к которому возвратились его подозрения.
— Я редко шучу, и никогда с людьми вашего сорта. Вы слышали, что я сказал молодой даме, — это правда!
Асканио поглядел на Балтазара и ему показалось, что последний не видит в нем опасности. Он быстро выхватил кинжал и приготовился ударить им Балтазара прямо в сердце. К несчастью для Макароне, Балтазар, несмотря на свою внешнюю беззаботность, не терял из виду ни одного движения итальянца и быстро отскочил в сторону. Затем, прежде чем Асканио успел опомниться, Балтазар так сильно ударил его ножнами шпаги по голове, что тот без памяти упал на землю.
После этого он быстро снова взял Инессу на руки и продолжил путь.
Между тем король остался там, где мы его оставили, то есть около носилок графини. Он просунул голову внутрь и увидел, что донна Химена одна. Несколько мгновений спустя к нему подошел Конти и с печальным лицом объявил, что младшая из дам бежала. Но под видом этой печали фаворит с трудом скрывал радость: он думал, что Инесса в его власти. Действительно, все меры были приняты и план падуанца, по всем признакам, должен был иметь успех. К несчастью для себя, они ошиблись в Балтазаре.
— Друг Винтимиль, — сказал зевая король, — мать этого забавника графа говорит, что ты — бесчестье для меня; мне же кажется в свою очередь, что тебе нечем больше забавлять меня.
Все охотники уже собрались вместе, и Конти мог заметить, что этот публичный знак немилости вызвал улыбку одобрения почти на всех лицах.
Он утешился, думая о своем предстоящем герцогстве. Инесса в это время была уже, вероятно, у него в доме, и верный Асканио воспевал похвалы могущественному дону Антуану Конти-Винтимиль, который силой вырвал ее из рук короля, рискуя своей жизнью.
« Разве бывало когда-нибудь, чтобы подобная сказка не произвела своего действия на сердце молодой девушки!» — убеждал себя фаворит.
— Ты не делаешь больше ничего забавного, — продолжал король, — вот уже целый век, как я не слыхал, чтобы ты клялся своими благородными предками; это было очень забавно.
— Ваше величество имеет право смеяться над своим верным слугой, — сказал Конти, скрывая досаду. — Не угодно ли вам продолжать охоту?
Король зевнул во весь рот; это был роковой симптом.
— Я хочу спать, — сказал он. — Ты хороший слуга, Конти; но ты не гидальго и начинаешь делаться скучным… В мизинце Кастельмелора более ума, чем во всей твоей голове.
— Ваше величество… — начал было Конти.
— Твои благородные предки не оставили тебе ничего, кроме бесстыдства. Жуан, твой брат, был гораздо лучше тебя, да и тот не Бог весть чего стоил… Убирайся и не возвращайся более, друг мой.
Конти низко поклонился. Придворные, колеблясь между отвращением к фавориту и боязнью, что король завтра забудет минутную досаду, с холодным почтением пропустили фаворита.
— Завтра Альфонс будет царствовать, — с яростью говорил себе Конти, — а сегодня он меня прогоняет! Я трудился не для того.
— А теперь, — продолжал между тем король, — пусть приведут к нам Кастельмелора, живого или мертвого! Я хочу! Он забавляет меня… Кстати, эта дама в носилках не может быть его женой, так как меня заставили вчера подписать один приказ… Значит, это его мать. Пусть графиню Кастельмелор проводят в отель Суза с подобающими почестями и извинятся перед ней от моего имени. Это мы делаем ради забавного графа, который может, пожалуй, рассердиться… Мои носилки, и в путь!
Глава XIV. ПОДВИГИ ЛИССАБОНЦЕВ
В той самой зале отеля Сузы, в которой мы с читателем уже были, встретились граф Кастельмелор и Симон Васконселлос.
Симон прождал Балтазара целый день, но не видя его и не будучи в состоянии преодолеть своего волнения, он, когда наступила ночь, закутался в плащ и направился к отелю своей матери. Когда он пришел, графини не было дома. На столе лежало развернутое письмо Балтазара. Симон прочитал его.
Он прождал целый час один, в страшном волнении. Наконец дверь отворилась, и вошел Кастельмелор.
Новый фаворит был бледен и его блуждающий взгляд выдавал сильное волнение. При виде Симона он отступил, как пораженный громом.
— Вы здесь! — прошептал он.
— Оправьтесь, дон Луи, — спокойно сказал Симон, — вам нечего бояться моих упреков. Где наша мать? Где Инесса?
— Вы меня об этом спрашиваете? — отвечал Кастельмелор. — Мне сейчас сказали, что Инесса похищена, и я нахожу здесь вас…
— Похищена! — повторил Васконселлос в отчаянии.
— Так, значит, не вы ее похитили?
— Брат мой, — сказал Симон дрожащим голосом, — вы хотели причинить мне много зла. Дай Бог, чтобы это зло не пало на голову Инессы!
— Что заставляет вас предполагать опасность?
— Это письмо, написанное к моей матери; в нем совет ей быть осторожной, смотреть за Инессой, и в особенности не оставлять отеля… Моя мать выехала. Вы сами, разве вы не сказали мне сейчас, что Инесса похищена?
— Вероятно, это фальшивое известие, один незнакомый мне человек, один из тех негодяев, которые носят форму ночного патруля Альфонса…
— Вы очень строги к тем, кто носит эту форму, дон Луи, — перебил Васконселлос.
Говоря это, он дотронулся рукой до звезды, сверкавшей на груди брата. Кастельмелор поспешно сорвал ее и затоптал ногами.
— В другой раз, — Симон удовлетворенно кивнул. — вы будете снимать ее прежде, чем войти под кров наших предков. Но что сказал вам этот человек?
— Он сказал мне… Но, может быть, это ложь: этот человек мой враг, вчера он чуть не убил меня.
— А! — воскликнул Симон, взглянув прямо в лицо Кастельмелору. — Не потому ли он хотел убить вас, что вы похитили его тайну, назвавшись именем вашего брата?
Дон Луи молча опустил глаза.
— Этот человек действительно ваш враг, — продолжал Васконселлос, — потому что он счел подлостью желание человека разбить счастье своего брата, чтобы только сделать еще один шаг к трону. Но то, что он вам сказал, — истина, потому что этот человек не умеет лгать.
— Тогда, — прошептал Кастельмелор, — Инесса погибла.
Васконселлос неподвижно остановился у окна, а дон Луи продолжал ходить по комнате широкими шагами. Братья не разговаривали больше.
Много часов прошло таким образом, и ночь уже давно наступила, когда перед воротами отеля остановились носилки. Сердца молодых людей сильно забились. Инстинктивным движением они подошли друг к другу, взялись за руки и с беспокойством прислушались.
Симон прождал Балтазара целый день, но не видя его и не будучи в состоянии преодолеть своего волнения, он, когда наступила ночь, закутался в плащ и направился к отелю своей матери. Когда он пришел, графини не было дома. На столе лежало развернутое письмо Балтазара. Симон прочитал его.
Он прождал целый час один, в страшном волнении. Наконец дверь отворилась, и вошел Кастельмелор.
Новый фаворит был бледен и его блуждающий взгляд выдавал сильное волнение. При виде Симона он отступил, как пораженный громом.
— Вы здесь! — прошептал он.
— Оправьтесь, дон Луи, — спокойно сказал Симон, — вам нечего бояться моих упреков. Где наша мать? Где Инесса?
— Вы меня об этом спрашиваете? — отвечал Кастельмелор. — Мне сейчас сказали, что Инесса похищена, и я нахожу здесь вас…
— Похищена! — повторил Васконселлос в отчаянии.
— Так, значит, не вы ее похитили?
— Брат мой, — сказал Симон дрожащим голосом, — вы хотели причинить мне много зла. Дай Бог, чтобы это зло не пало на голову Инессы!
— Что заставляет вас предполагать опасность?
— Это письмо, написанное к моей матери; в нем совет ей быть осторожной, смотреть за Инессой, и в особенности не оставлять отеля… Моя мать выехала. Вы сами, разве вы не сказали мне сейчас, что Инесса похищена?
— Вероятно, это фальшивое известие, один незнакомый мне человек, один из тех негодяев, которые носят форму ночного патруля Альфонса…
— Вы очень строги к тем, кто носит эту форму, дон Луи, — перебил Васконселлос.
Говоря это, он дотронулся рукой до звезды, сверкавшей на груди брата. Кастельмелор поспешно сорвал ее и затоптал ногами.
— В другой раз, — Симон удовлетворенно кивнул. — вы будете снимать ее прежде, чем войти под кров наших предков. Но что сказал вам этот человек?
— Он сказал мне… Но, может быть, это ложь: этот человек мой враг, вчера он чуть не убил меня.
— А! — воскликнул Симон, взглянув прямо в лицо Кастельмелору. — Не потому ли он хотел убить вас, что вы похитили его тайну, назвавшись именем вашего брата?
Дон Луи молча опустил глаза.
— Этот человек действительно ваш враг, — продолжал Васконселлос, — потому что он счел подлостью желание человека разбить счастье своего брата, чтобы только сделать еще один шаг к трону. Но то, что он вам сказал, — истина, потому что этот человек не умеет лгать.
— Тогда, — прошептал Кастельмелор, — Инесса погибла.
Васконселлос неподвижно остановился у окна, а дон Луи продолжал ходить по комнате широкими шагами. Братья не разговаривали больше.
Много часов прошло таким образом, и ночь уже давно наступила, когда перед воротами отеля остановились носилки. Сердца молодых людей сильно забились. Инстинктивным движением они подошли друг к другу, взялись за руки и с беспокойством прислушались.