Страница:
– А у меня какая шишка на черепе? Черт побери, даже носу моему досталось изрядно! Он весь побагровел…
– А я думал, что это бывает от вина! – прыснул стоящий рядом мальчишка.
– Ах ты, плут! Выпей сначала с мое, а уж потом скаль зубы! Эх вы, раззявы! Упустили мерзавцев… пусть только попадутся мне, я им кишки наружу выпущу!
– Надо их найти! В Сену подлецов! Вздернуть на фонаре! – раздались со всех сторон восклицания.
Лагардер, переглянувшись с мастерами, тихо сказал:
– Приспешники Гонзага… Значит, уже приехали! Они выдали себя…
– Ад и дьявол! Если это они, им придется дорого заплатить за омерзительный бульон, что плещется у меня в желудке.
Толпа между тем пришла в такую ярость, что если бы Носе и Лавалад не унесли вовремя ноги, то их, скорее всего, растерзали бы на месте. Но благоразумные сообщники принца решили предоставить другим приятную обязанность вылавливать трупы Кокардаса и Паспуаля. Разумеется, им и в голову не могло прийти, что вместе с мастерами был Лагардер, – они напали на тех, кого узнали, и были полностью убеждены, что с этими двумя врагами наконец-то покончено.
Удачное начало сулило успех всему предприятию. Их пребывание в Париже ограничивалось пока всего одним часом, однако времени даром они не теряли. Даже ворчливому Пейролю придется признать, что они славно потрудились, а Гонзага, несомненно, щедро вознаградит их за услугу. Когда же до столицы доберутся прочие сообщники, настанет пора расквитаться и с самим Лагардером.
X
XI
– А я думал, что это бывает от вина! – прыснул стоящий рядом мальчишка.
– Ах ты, плут! Выпей сначала с мое, а уж потом скаль зубы! Эх вы, раззявы! Упустили мерзавцев… пусть только попадутся мне, я им кишки наружу выпущу!
– Надо их найти! В Сену подлецов! Вздернуть на фонаре! – раздались со всех сторон восклицания.
Лагардер, переглянувшись с мастерами, тихо сказал:
– Приспешники Гонзага… Значит, уже приехали! Они выдали себя…
– Ад и дьявол! Если это они, им придется дорого заплатить за омерзительный бульон, что плещется у меня в желудке.
Толпа между тем пришла в такую ярость, что если бы Носе и Лавалад не унесли вовремя ноги, то их, скорее всего, растерзали бы на месте. Но благоразумные сообщники принца решили предоставить другим приятную обязанность вылавливать трупы Кокардаса и Паспуаля. Разумеется, им и в голову не могло прийти, что вместе с мастерами был Лагардер, – они напали на тех, кого узнали, и были полностью убеждены, что с этими двумя врагами наконец-то покончено.
Удачное начало сулило успех всему предприятию. Их пребывание в Париже ограничивалось пока всего одним часом, однако времени даром они не теряли. Даже ворчливому Пейролю придется признать, что они славно потрудились, а Гонзага, несомненно, щедро вознаградит их за услугу. Когда же до столицы доберутся прочие сообщники, настанет пора расквитаться и с самим Лагардером.
X
КАФЕ «ПРОКОП»
Из всей банды – или, говоря точнее, из двух банд наемных убийц – в распоряжении Гонзага оставалось только два человека: Рафаэль Пинто и Грюэль, по прозвищу Кит.
С какой стороны ни взглянуть, этого было явно недостаточно. Во-первых, незадачливые бандиты имели неосторожность напороться на шпагу своих противников: одному нужно было залечить плечо, а второму – бедро. Во-вторых, от них было бы совсем немного толку, даже если бы они находились в полном здравии. Сын туринской мадонны только начинал карьеру бретера, а Кит отличался необыкновенной тупостью. На роль подручных они еще годились, но сами по себе мало чего стоили.
В те благословенные для наемных убийц времена почти на каждой парижской улице можно было без труда найти одного или даже нескольких костоправов: гордо именуя себя «хирургами», они храбро – хотя и без особого успеха – кромсали человеческую плоть. Никто из них не отличался скромностью прославленного Амбруаза Паре, который любил говорить: «Я лечил, а исцелил Господь». Эти же достойные врачеватели до небес превозносили свои заслуги, утверждая, что вырвали из лап смерти множество храбрецов. Правдой здесь было только то, что они редко оставались без работы, ибо кровь в Париже лилась рекой.
Каждое утро они просыпались в сладкой надежде, что Бог пошлет к их дверям богатого дворянина, который щедро заплатит за труды, – однако большей частью им приходилось иметь дело с головорезами, чья благодарность выражалась пинками и оскорблениями. Справедливости ради надо сказать, что многие из них и не заслуживали лучшей участи, ибо весь их медицинский багаж состоял из нескольких латинских слов, пропыленной корпии и грязных бинтов.
Оба раненых бандита, потерпевших поражение там, где надеялись взять верх, покинули поле боя и всего в нескольких шагах от Монмартрских ворот увидели вывеску одного из подобных шарлатанов.
«Хирург», получивший сомнительную честь перевязать раны Пинто и Грюэля, сразу заметил, что у молодого человека кожа очень тонкая, так что проткнуть ее не составляло особого труда. Напротив, Кит по толщине шкуры вполне мог соперничать с быком, и, стало быть, потребовалась большая сила, чтобы вонзить в нее рапиру.
Весьма довольный своей проницательностью, костоправ начал потирать руки, чем вызвал законное неудовольствие Грюэля. Расценив этот диагноз как весьма поверхностный, великан схватил эскулапа за ворот и принялся трясти, словно грушу, из чего тот заключил – будучи любителем логических построений, – что лучше бы Кит, а не Пинто, получил удар в плечо.
– Хватит болтать, – прорычал бандит, – давай лечи нас! И если завтра ко мне не вернется резвость зайца, тебе не поздоровится. В отличие от меня, ты сляжешь надолго.
Эта угроза возымела немедленное действие. Врачеватель, можно сказать, превзошел самого себя. Когда же он закончил, Грюэль наставительно произнес:
– За всякий труд полагается плата. Денег мы тебе дать не можем по той простой причине, что у нас их нет. Зато ты получишь от нас хороший совет…
– Ах, любезные господа, советами не прокормишься, – робко заметил костоправ, не смея, однако, огорчать попреками своих опасных пациентов и надеясь разжалобить их.
– Нам до этого нет дела, – отрезал Кит. – А если хочешь заработать, ступай скорее к Монмартрским воротам. Это всего в двух шагах отсюда, и там ты найдешь множество рук, ног, голов, которые требуют штопки. Кого сумеешь вылечить, тот и за нас заплатит.
Поддерживая друг друга, оба бандита двинулись и сами в ту же сторону. Они рассчитывали увидеть своих целыми и невредимыми, а Кокардаса с Паспуалем лежащими на земле вместе с мальчишкой, которого они даже толком не успели разглядеть. Несомненно, Жандри должен был наколоть его на шпагу, как цыпленка.
Сумерки уже опускались на площадь, осенив своей тенью крыши домов. Двое негодяев с большим удивлением обнаружили, что все закончилось и толпа разошлась. Но если живых здесь не оказалось, то на земле уже издали можно было заметить большие продолговатые пятна, подсвеченные красными лучами заходящего солнца. Никакого сомнения в том, что это за пятна, у бандитов не возникало.
– Наши, должно быть, уже ушли, – сказал Кит, уверенный в победе банды. – Этот треклятый болтун заморочил нам голову своей латынью, и мы опоздали! Теперь придется тащиться в наш кабачок.
– А многовато их набирается, – промолвил Пинто, кивнув на продолговатые предметы, усеявшие площадь. – Похоже на ковер из шкуры пантеры. Может, посмотрим на них?
– Если тебе так хочется, приятель. Наверное, Бланкроше потерял кое-кого из своих. А остальные – это мастера, дерзкий уродец и молодой петушок, которого мы привезли с собой.
– Давай все же взглянем!
– Будь по-твоему! – согласился Грюэль. – В конце концов мне всегда хотелось узнать, будет ли мертвый Кокардас занимать столько же места, сколько занимал живой…
За спиной они услышали шаги и обернулись: расстроенный костоправ решил все-таки попытать счастья еще раз и явился за пациентами к месту сражения. Поманив его рукой, великан произнес:
– Иди-ка сюда поближе! Скажешь нам, кто готов, а кто еще дышит. Возможно, их придется прикончить.
– Убивать раненых? – воскликнул врач, отпрянув в испуге и негодовании.
– Заткнись! – злобно крикнул Кит. – Как бы тебе самому не лечь с ними рядом… Пошел!
Все трое двинулись на площадь. Первым они опознали труп Готье Жандри.
– Что это значит? – вздрогнув, прошептал Грюэль.
Врач, встав на колени, приложил ладонь к груди мертвеца.
– Этому уже ничем не поможешь, – сказал он, вставая.
Чуть дальше лежали тела Бланкроше и Добри.
– Оба мертвы, – промолвил эскулап, быстро осмотрев трупы.
Затем настал черед четвертого убитого, пятого и так дальше. Каждый раз хирург произносил одно и то же слово: «Мертв».
– Очень любопытно, – сказал он вдруг. – У многих из них одинаковая рана – небольшая дырочка во лбу, такая ровная и аккуратная, что, если бы она не была треугольной формы, указывающей на клинок шпаги, я бы подумал, что все эти люди убиты выстрелом из мушкета. Они умерли легко. Прободение лобной кости вызывает мгновенную смерть!
Бандиты переглянулись.
– Удар Невера! – сказали они в один голос.
– Кто это говорит об ударе Невера? – раздался вдруг чей-то голос за их спиной.
– Смотри-ка, господин де Пейроль! – воскликнул Кит, обернувшись, и низко поклонился интенданту.
– А, это ты? Где остальные: Бланкроше, Жандри?..
– Здесь! – ответил великан, показывая рукой на трупы.
– Как? Все?
– Да, все… Только мы двое и остались, да и то едва стоим на ногах. Выходит, нам повезло!
– А Кокардас с Паспуалем?
– Должно быть, ищут вас, – проворчал Грюэль.
– Неужели мастера сумели уложить всех наших при помощи этого проклятого удара Невера?
– Нет, это не они…
– Кто же тогда?
Бретер, наклонившись к самому уху фактотума, еле слышно произнес:
– Лагардер!
Пейроль вздрогнул так сильно, что меховая шапка сползла ему на глаза.
– Ты уверен? – прошептал он.
– Не могу сказать, что уверен… но очень этого боюсь.
Пейроль искоса взглянул на хирурга, который с видимым интересом прислушивался к беседе и был, по-видимому, крайне удивлен тем, что богатый иностранец имеет общие дела с бандитом.
– Это кто такой? – тихо спросил фактотум.
– Мэтр Ле Буате, хирург короля, монсеньор, – ответил за Грюэля врач, склонившись в глубоком поклоне.
– Хирург дьявола! – бросил презрительно Кит. – Ступай отсюда, приятель, больше тебе здесь делать нечего.
– Нет-нет, – поспешно сказал интендант. – Подождите, мэтр Ле Буате. Вот, держите, это вам на расходы, чтобы пристойно похоронить убитых. Прошу вас, займитесь этим…
Он сунул горсть золотых монет в руку изумленного врача, который, не помня себя от счастья, рассыпался в благодарностях.
Излишне говорить, что деньги эти навечно осели в его карманах. В конце концов, если полиция была не в состоянии бороться с дуэлянтами, то уж убирать трупы было ее святой обязанностью. Иначе, зачем она вообще существовала?
– Вы оба идите со мной, – сказал Пейроль. – Нам надо поговорить, но там, где нет любопытных ушей. Слава богу, хоть вы уцелели… По крайней мере, я буду знать, что произошло.
– Легко сказать: идите за мной, – буркнул Кит. – Пинто еще может это сделать, а мне куда с раненой ногой? Надолго меня не хватит, учтите… А все этот мерзавец Паспуаль! Ловко проткнул мне бедро, ничего не скажешь!
Пейроль задумался. Ему не терпелось покинуть зловещее место, но он не мог не признать правоту Грюэля. К счастью, в этот момент он заметил, что неподалеку проезжает пустая повозка, и тут же окликнул возчика:
– Куда ты направляешься, приятель?
– Куда пожелаете, мой господин, если, конечно, вы мне заплатите.
– Черт возьми! Разумеется, тебе заплатят. Ну, забирайтесь, а я буду показывать дорогу.
Нельзя сказать, чтобы экипаж этот отличался большим удобством. Вместо бархатных подушек бретерам пришлось довольствоваться соломой. Вдобавок повозка подпрыгивала на ухабах, и каждый толчок сопровождался отчаянными ругательствами Кита.
Но всему приходит конец, и Пейроль, шагавший впереди, довел телегу с живым грузом до улицы Фоссе-Сен-Жермен. Здесь он отпустил возчика, щедро его вознаградив, а затем направился к дверям кафе, носившего название «Прокоп».
Здесь собирались обычно писатели, художники и актеры. Заведение пользовалось большой популярностью как в описываемую нами эпоху, так и позднее, когда сюда заходили Вольтер, Руссо, Пирон, Ламот, д'Аламбер, Дидро и Фрерон.
Пейроль, встав на пороге, окинул быстрым взглядом зал.
– Заходите, – сказал он наемным убийцам. – Полагаю, вам следует подкрепить силы хорошим обедом и вином.
В этот час в зале почти никого не было – лишь за несколькими столиками сидели любители шахмат, целиком поглощенные игрой.
В стороне от всех держался голландский торговец, который с виду был гораздо старше Пейроля. На столике перед ним стояла чашка дымящегося кофе, и он, не торопясь, помешивал ложечкой сахар. Этого молчаливого иностранца частенько видели в кафе «Прокоп». Видимо, ему нравилась спокойная и доброжелательная атмосфера уютного заведения.
В противоположном углу помещался сморщенный и хилый человечек, голова которого едва возвышалась над столиком. Он был одет как бедный студент. Перед ним лежали два огромных фолианта – явно слишком тяжелых для его ручонок. Впрочем, вряд ли были ему доступны многомудрые рассуждения, содержащиеся в этих двух томах.
То ли по слабости здоровья, то ли от избытка усердия, но бедняга был так бледен, что жить ему, судя по всему, оставалось не более нескольких месяцев. Даже несклонный к состраданию Пейроль взглянул на него с жалостью.
Студент, казалось, прилагал неслыханные усилия, чтобы не задремать над учебниками. Даже при появлении новых посетителей он с трудом разлепил сонные веки. Но если бы кто-нибудь сумел заглянуть ему в глаза, то увидел бы, как ярко они сверкали.
Фактотум направился прямо к пожилому голландцу, который был не кто иной, как Филипп Мантуанский, принц Гонзага. Бандитов он усадил за соседний столик, приказав подать им чего пожелают.
Поступая таким образом, господин де Пейроль не столько демонстрировал заботу по отношению к незадачливым сообщникам, сколько желал выиграть время, необходимое ему, чтобы посвятить принца во все подробности роковой дуэли у Монмартрских ворот.
Прежде чем начать, он внимательно посмотрел на больного студента, дабы увериться, что тот не подслушивает. Карлик мирно спал.
– Дурные новости, монсеньор, – произнес интендант вполголоса.
– Головорезы Бланкроше отказались сражаться?
– Гораздо хуже. Банды больше нет… я привел двоих, которым удалось спастись.
Филипп Мантуанский нахмурил брови. Он не ожидал такого оглушительного поражения.
– Весьма печально, – сказал он. – Однако раненые и убитые должны быть не только с нашей стороны… Как обстоят дела у врагов? От кого мы сумели избавиться?
– У них потерь нет!
Гонзага поднял свою чашку и отпил большой глоток; затем с наслаждением вдохнул аромат кофе и кивнул Пейролю, приказывая продолжать.
– И это еще не все, – прошептал фактотум. – Знаете, отчего они победили? Их вел вожак!
– Что ты хочешь сказать? Неужели маленький маркиз посмел…
– Я говорю не о нашем бывшем друге Шаверни… Здесь не обошлось без другого человека! Это был Анри де Лагардер!
Гонзага выронил чашку, которая разлетелась на куски, упав на пол. Одновременно спящий студент со вздохом пошевелился: похоже, ему снился какой-то дурной сон.
– Лагардер здесь? – в бешенстве произнес принц.
– Не так громко, монсеньор…
– Черт возьми! От кого ты это знаешь?
– Кит говорит, что видел его собственными глазами… точнее, видел горбуна, под обличьем которого, скорее всего, скрывается граф.
Филипп Мантуанский насмешливо улыбнулся:
– У страха глаза велики! Вы теперь каждого урода будете принимать за этого авантюриста… Кит увидал спину, выгнутую кренделем, и испугался! И ты тоже боишься, Пейроль…
– Я видел и еще кое-что, монсеньор!
– Что же, позвольте узнать?
– Трупы с раной вот здесь! – Он прикоснулся пальцем к середине лба.
– Эка важность! Разве фехтмейстерам неизвестен этот удар? Они давно переняли его от своего господина… да и кто теперь его не знает?
– А вы сами знаете его, монсеньор? Мастера, конечно, могли научиться от Лагардера, но применяют они этот удар только в его присутствии… Я почти убежден, что он участвовал в деле у Монмартрских ворот.
Гонзага на мгновение задумался, а затем заказал вторую чашку кофе.
– Доедайте скорее, – сказал он бретерам, – и расскажите мне подробно обо всем, что видели, если, конечно, вам есть что добавить.
Грюэль, давясь и чавкая, опустошил свою тарелку, осушив стакан вина, и поспешно подошел к принцу.
Подробнее всего бретер мог рассказать о начале схватки: о появлении маленького человечка, о его заносчивых словах и о его жалкой одежонке. Однако дальше следовал провал: занятый своей раной, Кит не видел, как сражался таинственный горбун и каким манером сумел уложить таких отчаянных рубак, как Бланкроше и Жандри.
– Все это вам почудилось, – проворчал недовольно Гонзага. – Никакого Лагардера там и в помине не было. Просто мало среди вас таких, кто может противостоять мастерам фехтования… Они для начала разделались с самыми опасными противниками, а затем перерезали остальных, словно стадо баранов… Вы и сами-то ускользнули только потому, что с ними был новичок.
– Мне рану нанес гасконец! – воскликнул Пинто, чье самолюбие было не на шутку уязвлено.
– А меня подколол Паспуаль, – добавил Кит. – Но ничего, я с ним расквитаюсь очень скоро.
– Иными словами, никогда! – шепнул над ухом Гонзага чей-то голос, показавшийся ему знакомым.
Примерно в середине описанного нами разговора в зал вошли двое не совсем обычных посетителей, которые стали обходить столики, строя рожи и отпуская шуточки. Большинство из завсегдатаев кафе не обратило на них ни малейшего внимания. Частенько случалось так, что с наступлением темноты жонглеры и бродячие фокусники с Нового моста разбредались по ближайшим кабачкам и тавернам, хозяева которых соглашались терпеть их присутствие. Тем самым бедняги могли заработать несколько лишних монеток. В кафе «Прокоп» собиралась обычно весьма разношерстная публика, не склонная к снобизму и ценившая меткое словцо. Поэтому здесь бродячих шутов никогда не гнали – разумеется, если те не оскорбляли взор лохмотьями и чрезмерной грязью.
Вошедшие недавно фокусники с этой точки зрения выгодно отличались от своих собратьев, да и шутки их были, пожалуй, потоньше, чем те, что обычно свойственны уличным комедиантам.
Хилый студент при их появлении проснулся. По-видимому, новое развлечение пришлось ему по нраву: пока фокусники находились в другом конце залы, он с видимым интересом присматривался к их трюкам. Несколько раз на его бледных губах даже мелькнула улыбка. Однако, когда они приблизились к его столику, он снова впал в дрему. Очевидно, эти шумные выкрики и бурная жестикуляция вконец его утомили: слишком слабое у него было здоровье, чтобы он мог выдержать подобное зрелище целиком.
В зале нашелся еще один человек, который с неослабным вниманием следил за проделками фокусников. Это был не кто иной, как господин де Пейроль, зоркий фактотум принца Гонзага. Едва бродячие актеры оказались у столика, где сидели голландские торговцы, как интендант дружелюбно махнул рукой, приглашая фокусников присесть.
– Веселые вы ребята, как я погляжу! – произнес он громко. – У нас в в Амстердаме таких ловкачей нет. Покажите-ка нам свои трюки! Да не бойтесь, мы с вами конкурировать не станем… просто, когда вернемся домой, сможем сказать, что видели в Париже такое, чего никто не видел!
Жонглеры, не заставив себя дважды просить, тут же примостились рядом с интендантом, а тот поторопился налить им вина. За столиком сразу начался тихий разговор, но речь в нем шла отнюдь не о фокусах, ибо Гонзага первым делом спросил:
– Ну, Носе, объясни, что ты имел в виду, когда сказал, что Киту никогда не удастся расквитаться с Паспуалем.
– Не удастся, потому что обоих мастеров или уже выловили сегодня в Сен-Клу, или же вытащат на берег чуть позже.
– Откуда ты это знаешь?
– Мы имели честь лично потопить их. Палкой по голове – вот и вся история.
И он рассказал, как они с Лаваладом, едва успев прибыть в Париж и собираясь отправиться на встречу с принцем, оказались по счастливейшей случайности на Красном мосту – и именно в тот момент, когда Кокардас с Паспуалем карабкались по сваям наверх. Не было ничего проще столкнуть их в воду под видом помощи.
– Кто был с ними? – спросил Гонзага, как только Носе кончил.
– Двое, которых мы не знаем… Один похож на испанского или басконского нищего…
– Это и есть мой горбун! – торопливо сказал Кит.
– Горбун? – повторил Носе и задумался. – Может, и горбун… Маленький и уродливый, без всякого сомнения…
– По утверждению некоторых из присутствующих, – промолвил Гонзага насмешливо, – этого уродца зовут Анри де Лагардер.
Носе от души расхохотался.
– Да будет вам! – вскричал он. – Я его видел так, как вижу вас, а уж я-то способен опознать Лагардера, какое бы обличье тот не принял…
– Никто не может быть в этом уверен, – прошептал Пейроль.
– Носе смерил интенданта презрительным взглядом:
– Можете не сомневаться. Я готов поручиться, что это не он.
– Я тоже, – прибавил Гонзага. – Пойдемте спать, господа, и не стоит больше говорить о горбунах, иначе это превратится в кошмар. Кончится тем, что мы начнем видеть уродов повсюду.
– Остальные, вероятно, прибудут завтра, – тихо сказал интендант Носе Лаваладу. – Если вы увидите их раньше, чем мы, то передайте, что принц остановился неподалеку отсюда, в гостинице под названием «У чернильницы».
Филипп Мантуанский и его сообщники уже собирались уходить, когда бледный студент, расплатившись за выпитое, с трудом поволок свои талмуды к дверям.
Пейроль проводил его взглядом, полным безразличного изумления.
– Вот вам еще один горбун, – рассмеялся Гонзага. – Что скажешь? Может быть, и это Лагардер?
В двадцати шагах от кафе «Прокоп» граф Анри также улыбнулся, но веселье это не предвещало ничего хорошего его врагам.
– Спите сладко, – говорил он себе, – пока еще у вас есть время! Слепцы! Эзоп Второй из Золотого дома – тот самый, что довольствовался собачьей будкой, – умеет менять обличье подобно хамелеону! Спите, и пусть вам снятся хорошие сны! Час возмездия близок, и, когда он пробьет, горбун, так смешивший вас, исчезнет навсегда!
С какой стороны ни взглянуть, этого было явно недостаточно. Во-первых, незадачливые бандиты имели неосторожность напороться на шпагу своих противников: одному нужно было залечить плечо, а второму – бедро. Во-вторых, от них было бы совсем немного толку, даже если бы они находились в полном здравии. Сын туринской мадонны только начинал карьеру бретера, а Кит отличался необыкновенной тупостью. На роль подручных они еще годились, но сами по себе мало чего стоили.
В те благословенные для наемных убийц времена почти на каждой парижской улице можно было без труда найти одного или даже нескольких костоправов: гордо именуя себя «хирургами», они храбро – хотя и без особого успеха – кромсали человеческую плоть. Никто из них не отличался скромностью прославленного Амбруаза Паре, который любил говорить: «Я лечил, а исцелил Господь». Эти же достойные врачеватели до небес превозносили свои заслуги, утверждая, что вырвали из лап смерти множество храбрецов. Правдой здесь было только то, что они редко оставались без работы, ибо кровь в Париже лилась рекой.
Каждое утро они просыпались в сладкой надежде, что Бог пошлет к их дверям богатого дворянина, который щедро заплатит за труды, – однако большей частью им приходилось иметь дело с головорезами, чья благодарность выражалась пинками и оскорблениями. Справедливости ради надо сказать, что многие из них и не заслуживали лучшей участи, ибо весь их медицинский багаж состоял из нескольких латинских слов, пропыленной корпии и грязных бинтов.
Оба раненых бандита, потерпевших поражение там, где надеялись взять верх, покинули поле боя и всего в нескольких шагах от Монмартрских ворот увидели вывеску одного из подобных шарлатанов.
«Хирург», получивший сомнительную честь перевязать раны Пинто и Грюэля, сразу заметил, что у молодого человека кожа очень тонкая, так что проткнуть ее не составляло особого труда. Напротив, Кит по толщине шкуры вполне мог соперничать с быком, и, стало быть, потребовалась большая сила, чтобы вонзить в нее рапиру.
Весьма довольный своей проницательностью, костоправ начал потирать руки, чем вызвал законное неудовольствие Грюэля. Расценив этот диагноз как весьма поверхностный, великан схватил эскулапа за ворот и принялся трясти, словно грушу, из чего тот заключил – будучи любителем логических построений, – что лучше бы Кит, а не Пинто, получил удар в плечо.
– Хватит болтать, – прорычал бандит, – давай лечи нас! И если завтра ко мне не вернется резвость зайца, тебе не поздоровится. В отличие от меня, ты сляжешь надолго.
Эта угроза возымела немедленное действие. Врачеватель, можно сказать, превзошел самого себя. Когда же он закончил, Грюэль наставительно произнес:
– За всякий труд полагается плата. Денег мы тебе дать не можем по той простой причине, что у нас их нет. Зато ты получишь от нас хороший совет…
– Ах, любезные господа, советами не прокормишься, – робко заметил костоправ, не смея, однако, огорчать попреками своих опасных пациентов и надеясь разжалобить их.
– Нам до этого нет дела, – отрезал Кит. – А если хочешь заработать, ступай скорее к Монмартрским воротам. Это всего в двух шагах отсюда, и там ты найдешь множество рук, ног, голов, которые требуют штопки. Кого сумеешь вылечить, тот и за нас заплатит.
Поддерживая друг друга, оба бандита двинулись и сами в ту же сторону. Они рассчитывали увидеть своих целыми и невредимыми, а Кокардаса с Паспуалем лежащими на земле вместе с мальчишкой, которого они даже толком не успели разглядеть. Несомненно, Жандри должен был наколоть его на шпагу, как цыпленка.
Сумерки уже опускались на площадь, осенив своей тенью крыши домов. Двое негодяев с большим удивлением обнаружили, что все закончилось и толпа разошлась. Но если живых здесь не оказалось, то на земле уже издали можно было заметить большие продолговатые пятна, подсвеченные красными лучами заходящего солнца. Никакого сомнения в том, что это за пятна, у бандитов не возникало.
– Наши, должно быть, уже ушли, – сказал Кит, уверенный в победе банды. – Этот треклятый болтун заморочил нам голову своей латынью, и мы опоздали! Теперь придется тащиться в наш кабачок.
– А многовато их набирается, – промолвил Пинто, кивнув на продолговатые предметы, усеявшие площадь. – Похоже на ковер из шкуры пантеры. Может, посмотрим на них?
– Если тебе так хочется, приятель. Наверное, Бланкроше потерял кое-кого из своих. А остальные – это мастера, дерзкий уродец и молодой петушок, которого мы привезли с собой.
– Давай все же взглянем!
– Будь по-твоему! – согласился Грюэль. – В конце концов мне всегда хотелось узнать, будет ли мертвый Кокардас занимать столько же места, сколько занимал живой…
За спиной они услышали шаги и обернулись: расстроенный костоправ решил все-таки попытать счастья еще раз и явился за пациентами к месту сражения. Поманив его рукой, великан произнес:
– Иди-ка сюда поближе! Скажешь нам, кто готов, а кто еще дышит. Возможно, их придется прикончить.
– Убивать раненых? – воскликнул врач, отпрянув в испуге и негодовании.
– Заткнись! – злобно крикнул Кит. – Как бы тебе самому не лечь с ними рядом… Пошел!
Все трое двинулись на площадь. Первым они опознали труп Готье Жандри.
– Что это значит? – вздрогнув, прошептал Грюэль.
Врач, встав на колени, приложил ладонь к груди мертвеца.
– Этому уже ничем не поможешь, – сказал он, вставая.
Чуть дальше лежали тела Бланкроше и Добри.
– Оба мертвы, – промолвил эскулап, быстро осмотрев трупы.
Затем настал черед четвертого убитого, пятого и так дальше. Каждый раз хирург произносил одно и то же слово: «Мертв».
– Очень любопытно, – сказал он вдруг. – У многих из них одинаковая рана – небольшая дырочка во лбу, такая ровная и аккуратная, что, если бы она не была треугольной формы, указывающей на клинок шпаги, я бы подумал, что все эти люди убиты выстрелом из мушкета. Они умерли легко. Прободение лобной кости вызывает мгновенную смерть!
Бандиты переглянулись.
– Удар Невера! – сказали они в один голос.
– Кто это говорит об ударе Невера? – раздался вдруг чей-то голос за их спиной.
– Смотри-ка, господин де Пейроль! – воскликнул Кит, обернувшись, и низко поклонился интенданту.
– А, это ты? Где остальные: Бланкроше, Жандри?..
– Здесь! – ответил великан, показывая рукой на трупы.
– Как? Все?
– Да, все… Только мы двое и остались, да и то едва стоим на ногах. Выходит, нам повезло!
– А Кокардас с Паспуалем?
– Должно быть, ищут вас, – проворчал Грюэль.
– Неужели мастера сумели уложить всех наших при помощи этого проклятого удара Невера?
– Нет, это не они…
– Кто же тогда?
Бретер, наклонившись к самому уху фактотума, еле слышно произнес:
– Лагардер!
Пейроль вздрогнул так сильно, что меховая шапка сползла ему на глаза.
– Ты уверен? – прошептал он.
– Не могу сказать, что уверен… но очень этого боюсь.
Пейроль искоса взглянул на хирурга, который с видимым интересом прислушивался к беседе и был, по-видимому, крайне удивлен тем, что богатый иностранец имеет общие дела с бандитом.
– Это кто такой? – тихо спросил фактотум.
– Мэтр Ле Буате, хирург короля, монсеньор, – ответил за Грюэля врач, склонившись в глубоком поклоне.
– Хирург дьявола! – бросил презрительно Кит. – Ступай отсюда, приятель, больше тебе здесь делать нечего.
– Нет-нет, – поспешно сказал интендант. – Подождите, мэтр Ле Буате. Вот, держите, это вам на расходы, чтобы пристойно похоронить убитых. Прошу вас, займитесь этим…
Он сунул горсть золотых монет в руку изумленного врача, который, не помня себя от счастья, рассыпался в благодарностях.
Излишне говорить, что деньги эти навечно осели в его карманах. В конце концов, если полиция была не в состоянии бороться с дуэлянтами, то уж убирать трупы было ее святой обязанностью. Иначе, зачем она вообще существовала?
– Вы оба идите со мной, – сказал Пейроль. – Нам надо поговорить, но там, где нет любопытных ушей. Слава богу, хоть вы уцелели… По крайней мере, я буду знать, что произошло.
– Легко сказать: идите за мной, – буркнул Кит. – Пинто еще может это сделать, а мне куда с раненой ногой? Надолго меня не хватит, учтите… А все этот мерзавец Паспуаль! Ловко проткнул мне бедро, ничего не скажешь!
Пейроль задумался. Ему не терпелось покинуть зловещее место, но он не мог не признать правоту Грюэля. К счастью, в этот момент он заметил, что неподалеку проезжает пустая повозка, и тут же окликнул возчика:
– Куда ты направляешься, приятель?
– Куда пожелаете, мой господин, если, конечно, вы мне заплатите.
– Черт возьми! Разумеется, тебе заплатят. Ну, забирайтесь, а я буду показывать дорогу.
Нельзя сказать, чтобы экипаж этот отличался большим удобством. Вместо бархатных подушек бретерам пришлось довольствоваться соломой. Вдобавок повозка подпрыгивала на ухабах, и каждый толчок сопровождался отчаянными ругательствами Кита.
Но всему приходит конец, и Пейроль, шагавший впереди, довел телегу с живым грузом до улицы Фоссе-Сен-Жермен. Здесь он отпустил возчика, щедро его вознаградив, а затем направился к дверям кафе, носившего название «Прокоп».
Здесь собирались обычно писатели, художники и актеры. Заведение пользовалось большой популярностью как в описываемую нами эпоху, так и позднее, когда сюда заходили Вольтер, Руссо, Пирон, Ламот, д'Аламбер, Дидро и Фрерон.
Пейроль, встав на пороге, окинул быстрым взглядом зал.
– Заходите, – сказал он наемным убийцам. – Полагаю, вам следует подкрепить силы хорошим обедом и вином.
В этот час в зале почти никого не было – лишь за несколькими столиками сидели любители шахмат, целиком поглощенные игрой.
В стороне от всех держался голландский торговец, который с виду был гораздо старше Пейроля. На столике перед ним стояла чашка дымящегося кофе, и он, не торопясь, помешивал ложечкой сахар. Этого молчаливого иностранца частенько видели в кафе «Прокоп». Видимо, ему нравилась спокойная и доброжелательная атмосфера уютного заведения.
В противоположном углу помещался сморщенный и хилый человечек, голова которого едва возвышалась над столиком. Он был одет как бедный студент. Перед ним лежали два огромных фолианта – явно слишком тяжелых для его ручонок. Впрочем, вряд ли были ему доступны многомудрые рассуждения, содержащиеся в этих двух томах.
То ли по слабости здоровья, то ли от избытка усердия, но бедняга был так бледен, что жить ему, судя по всему, оставалось не более нескольких месяцев. Даже несклонный к состраданию Пейроль взглянул на него с жалостью.
Студент, казалось, прилагал неслыханные усилия, чтобы не задремать над учебниками. Даже при появлении новых посетителей он с трудом разлепил сонные веки. Но если бы кто-нибудь сумел заглянуть ему в глаза, то увидел бы, как ярко они сверкали.
Фактотум направился прямо к пожилому голландцу, который был не кто иной, как Филипп Мантуанский, принц Гонзага. Бандитов он усадил за соседний столик, приказав подать им чего пожелают.
Поступая таким образом, господин де Пейроль не столько демонстрировал заботу по отношению к незадачливым сообщникам, сколько желал выиграть время, необходимое ему, чтобы посвятить принца во все подробности роковой дуэли у Монмартрских ворот.
Прежде чем начать, он внимательно посмотрел на больного студента, дабы увериться, что тот не подслушивает. Карлик мирно спал.
– Дурные новости, монсеньор, – произнес интендант вполголоса.
– Головорезы Бланкроше отказались сражаться?
– Гораздо хуже. Банды больше нет… я привел двоих, которым удалось спастись.
Филипп Мантуанский нахмурил брови. Он не ожидал такого оглушительного поражения.
– Весьма печально, – сказал он. – Однако раненые и убитые должны быть не только с нашей стороны… Как обстоят дела у врагов? От кого мы сумели избавиться?
– У них потерь нет!
Гонзага поднял свою чашку и отпил большой глоток; затем с наслаждением вдохнул аромат кофе и кивнул Пейролю, приказывая продолжать.
– И это еще не все, – прошептал фактотум. – Знаете, отчего они победили? Их вел вожак!
– Что ты хочешь сказать? Неужели маленький маркиз посмел…
– Я говорю не о нашем бывшем друге Шаверни… Здесь не обошлось без другого человека! Это был Анри де Лагардер!
Гонзага выронил чашку, которая разлетелась на куски, упав на пол. Одновременно спящий студент со вздохом пошевелился: похоже, ему снился какой-то дурной сон.
– Лагардер здесь? – в бешенстве произнес принц.
– Не так громко, монсеньор…
– Черт возьми! От кого ты это знаешь?
– Кит говорит, что видел его собственными глазами… точнее, видел горбуна, под обличьем которого, скорее всего, скрывается граф.
Филипп Мантуанский насмешливо улыбнулся:
– У страха глаза велики! Вы теперь каждого урода будете принимать за этого авантюриста… Кит увидал спину, выгнутую кренделем, и испугался! И ты тоже боишься, Пейроль…
– Я видел и еще кое-что, монсеньор!
– Что же, позвольте узнать?
– Трупы с раной вот здесь! – Он прикоснулся пальцем к середине лба.
– Эка важность! Разве фехтмейстерам неизвестен этот удар? Они давно переняли его от своего господина… да и кто теперь его не знает?
– А вы сами знаете его, монсеньор? Мастера, конечно, могли научиться от Лагардера, но применяют они этот удар только в его присутствии… Я почти убежден, что он участвовал в деле у Монмартрских ворот.
Гонзага на мгновение задумался, а затем заказал вторую чашку кофе.
– Доедайте скорее, – сказал он бретерам, – и расскажите мне подробно обо всем, что видели, если, конечно, вам есть что добавить.
Грюэль, давясь и чавкая, опустошил свою тарелку, осушив стакан вина, и поспешно подошел к принцу.
Подробнее всего бретер мог рассказать о начале схватки: о появлении маленького человечка, о его заносчивых словах и о его жалкой одежонке. Однако дальше следовал провал: занятый своей раной, Кит не видел, как сражался таинственный горбун и каким манером сумел уложить таких отчаянных рубак, как Бланкроше и Жандри.
– Все это вам почудилось, – проворчал недовольно Гонзага. – Никакого Лагардера там и в помине не было. Просто мало среди вас таких, кто может противостоять мастерам фехтования… Они для начала разделались с самыми опасными противниками, а затем перерезали остальных, словно стадо баранов… Вы и сами-то ускользнули только потому, что с ними был новичок.
– Мне рану нанес гасконец! – воскликнул Пинто, чье самолюбие было не на шутку уязвлено.
– А меня подколол Паспуаль, – добавил Кит. – Но ничего, я с ним расквитаюсь очень скоро.
– Иными словами, никогда! – шепнул над ухом Гонзага чей-то голос, показавшийся ему знакомым.
Примерно в середине описанного нами разговора в зал вошли двое не совсем обычных посетителей, которые стали обходить столики, строя рожи и отпуская шуточки. Большинство из завсегдатаев кафе не обратило на них ни малейшего внимания. Частенько случалось так, что с наступлением темноты жонглеры и бродячие фокусники с Нового моста разбредались по ближайшим кабачкам и тавернам, хозяева которых соглашались терпеть их присутствие. Тем самым бедняги могли заработать несколько лишних монеток. В кафе «Прокоп» собиралась обычно весьма разношерстная публика, не склонная к снобизму и ценившая меткое словцо. Поэтому здесь бродячих шутов никогда не гнали – разумеется, если те не оскорбляли взор лохмотьями и чрезмерной грязью.
Вошедшие недавно фокусники с этой точки зрения выгодно отличались от своих собратьев, да и шутки их были, пожалуй, потоньше, чем те, что обычно свойственны уличным комедиантам.
Хилый студент при их появлении проснулся. По-видимому, новое развлечение пришлось ему по нраву: пока фокусники находились в другом конце залы, он с видимым интересом присматривался к их трюкам. Несколько раз на его бледных губах даже мелькнула улыбка. Однако, когда они приблизились к его столику, он снова впал в дрему. Очевидно, эти шумные выкрики и бурная жестикуляция вконец его утомили: слишком слабое у него было здоровье, чтобы он мог выдержать подобное зрелище целиком.
В зале нашелся еще один человек, который с неослабным вниманием следил за проделками фокусников. Это был не кто иной, как господин де Пейроль, зоркий фактотум принца Гонзага. Едва бродячие актеры оказались у столика, где сидели голландские торговцы, как интендант дружелюбно махнул рукой, приглашая фокусников присесть.
– Веселые вы ребята, как я погляжу! – произнес он громко. – У нас в в Амстердаме таких ловкачей нет. Покажите-ка нам свои трюки! Да не бойтесь, мы с вами конкурировать не станем… просто, когда вернемся домой, сможем сказать, что видели в Париже такое, чего никто не видел!
Жонглеры, не заставив себя дважды просить, тут же примостились рядом с интендантом, а тот поторопился налить им вина. За столиком сразу начался тихий разговор, но речь в нем шла отнюдь не о фокусах, ибо Гонзага первым делом спросил:
– Ну, Носе, объясни, что ты имел в виду, когда сказал, что Киту никогда не удастся расквитаться с Паспуалем.
– Не удастся, потому что обоих мастеров или уже выловили сегодня в Сен-Клу, или же вытащат на берег чуть позже.
– Откуда ты это знаешь?
– Мы имели честь лично потопить их. Палкой по голове – вот и вся история.
И он рассказал, как они с Лаваладом, едва успев прибыть в Париж и собираясь отправиться на встречу с принцем, оказались по счастливейшей случайности на Красном мосту – и именно в тот момент, когда Кокардас с Паспуалем карабкались по сваям наверх. Не было ничего проще столкнуть их в воду под видом помощи.
– Кто был с ними? – спросил Гонзага, как только Носе кончил.
– Двое, которых мы не знаем… Один похож на испанского или басконского нищего…
– Это и есть мой горбун! – торопливо сказал Кит.
– Горбун? – повторил Носе и задумался. – Может, и горбун… Маленький и уродливый, без всякого сомнения…
– По утверждению некоторых из присутствующих, – промолвил Гонзага насмешливо, – этого уродца зовут Анри де Лагардер.
Носе от души расхохотался.
– Да будет вам! – вскричал он. – Я его видел так, как вижу вас, а уж я-то способен опознать Лагардера, какое бы обличье тот не принял…
– Никто не может быть в этом уверен, – прошептал Пейроль.
– Носе смерил интенданта презрительным взглядом:
– Можете не сомневаться. Я готов поручиться, что это не он.
– Я тоже, – прибавил Гонзага. – Пойдемте спать, господа, и не стоит больше говорить о горбунах, иначе это превратится в кошмар. Кончится тем, что мы начнем видеть уродов повсюду.
– Остальные, вероятно, прибудут завтра, – тихо сказал интендант Носе Лаваладу. – Если вы увидите их раньше, чем мы, то передайте, что принц остановился неподалеку отсюда, в гостинице под названием «У чернильницы».
Филипп Мантуанский и его сообщники уже собирались уходить, когда бледный студент, расплатившись за выпитое, с трудом поволок свои талмуды к дверям.
Пейроль проводил его взглядом, полным безразличного изумления.
– Вот вам еще один горбун, – рассмеялся Гонзага. – Что скажешь? Может быть, и это Лагардер?
В двадцати шагах от кафе «Прокоп» граф Анри также улыбнулся, но веселье это не предвещало ничего хорошего его врагам.
– Спите сладко, – говорил он себе, – пока еще у вас есть время! Слепцы! Эзоп Второй из Золотого дома – тот самый, что довольствовался собачьей будкой, – умеет менять обличье подобно хамелеону! Спите, и пусть вам снятся хорошие сны! Час возмездия близок, и, когда он пробьет, горбун, так смешивший вас, исчезнет навсегда!
XI
НЕОСТОРОЖНАЯ БОЛТОВНЯ
Граф Анри, безусловно, не потерял времени даром. Поужинав в кафе «Прокоп», он сумел выведать, где поселились и под каким обличьем укрылись убийцы Невера. Для него не была такой уж неожиданностью, что подручные Гонзага, забыв о своем дворянском достоинстве, преобразились в бродячих шутов. Но если с Носе и Лаваладом все было ясно, то ухищрения остальных еще предстояло раскрыть. Они не могли явиться в Париж под собственным именем и в подобающих их званию костюмах, ибо всем им без исключения грозила Бастилия.
Самому Лагардеру их уловки были не страшны – зато мастерам фехтования грозила серьезная опасность. В предстоящем решающем сражении Кокардасу и Паспуалю предстояло играть значительную роль: граф готов был поставить на карту их жизни, равно как и свою – однако подставлять своих друзей под удары затаившихся врагов не собирался. Сегодня вечером гасконцу с нормандцем с трудом удалось избежать гибели, поскольку напали на них невесть откуда взявшиеся бродячие фокусники, от которых, разумеется, никто не мог ожидать подобного.
На секунду Лагардеру пришла в голову мысль также прибегнуть к маскараду. Но при любом переодевании Кокардас с Паспуалем лишились бы своих шпаг, что было бы в высшей степени неразумно.
– Оставим все как есть и будем уповать на помощь Господню! – промолвил он после долгих размышлений. – Этих двух молодцов голыми руками не возьмешь… они сумеют выпутаться из любой передряги. Если бы они узнали о моих намерениях оградить их от опасности, то разобиделись бы не на шутку. Все равно наша возьмет!
И, сделав это оптимистическое заключение, маленький студент вошел в мясную лавку, чтобы купить себе кусок вырезки.
– Ах, бедняга, – воскликнул торговец, который, очевидно, его знал, – так ты еще не ужинал? Тебе надо есть побольше, тогда на щеках появится румянец!
Лагардер, улыбнувшись, сунул сверток в карман камзола, и, не спеша, направился к маленькой улочке возле Нового моста, где находилось его жилище. Это была небольшая мансарда под самой крышей, и он имел собственный ключ. Заперев за собой дверь, граф швырнул в угол толстые фолианты и скинул камзол, представ в своем естественном обличье – иными словами, прямым и стройным, как тополь.
Вопреки предположениям мясника, он и не подумал заняться приготовлениями к ужину. Впрочем, в его маленькой мансарде пожарить мясо было бы просто не на чем, а сам Лагардер успел плотно поесть еще до визита в кафе «Прокоп», где ему предстояло играть роль тщедушного студента.
Но мясо было куплено не зря. У Лагардера имелся товарищ с очень хорошим аппетитом – не случайно для него был припасен такой огромный кусок. Сотрапезник этот был необычным, ибо Анри держал его в той самой котомке, о которой мы уже как-то упоминали. В настоящий момент холщовый мешок буквально ходил ходуном – очевидно, странное существо почуяло запах мяса. Но Лагардер не торопился удовлетворить законное желание своего спутника – прежде чем выпустить того из мешка, он тщательно проверил, надежно ли закрывает ключ замочную скважину. Поскольку наш герой проявляет такую заботу о сохранении тайны, то и мы пока воздержимся от объяснений. Единственное, что можно сказать читателю: час спустя граф спал крепким сном, равно как и его спутник – о чем неопровержимо свидетельствовала полная неподвижность холщовой котомки.
Однако в Неверском дворце Морфей появиться не спешил: Кокардас и Паспуаль, несмотря на все треволнения этого трудного дня, никак не могли заснуть. Лежа в постелях, они тщетно призывали милосердный сон снизойти к их усталости. Стоило одному смежить веки, как второй тут же изгонял легкую еще дрему громким восклицанием.
– Радость-то какая, лысенький! – раздавался вдруг голос Кокардаса. – Вернулся наш Лагардер…
– Черт возьми, мой благородный друг! Я уже засыпал…
– Да как же ты можешь спать? Подумай, ведь Маленький Парижанин уже мог бы быть здесь, и мадемуазель Аврора не мучилась бы. Наверное, тоже не спала бы, как и мы…
Самому Лагардеру их уловки были не страшны – зато мастерам фехтования грозила серьезная опасность. В предстоящем решающем сражении Кокардасу и Паспуалю предстояло играть значительную роль: граф готов был поставить на карту их жизни, равно как и свою – однако подставлять своих друзей под удары затаившихся врагов не собирался. Сегодня вечером гасконцу с нормандцем с трудом удалось избежать гибели, поскольку напали на них невесть откуда взявшиеся бродячие фокусники, от которых, разумеется, никто не мог ожидать подобного.
На секунду Лагардеру пришла в голову мысль также прибегнуть к маскараду. Но при любом переодевании Кокардас с Паспуалем лишились бы своих шпаг, что было бы в высшей степени неразумно.
– Оставим все как есть и будем уповать на помощь Господню! – промолвил он после долгих размышлений. – Этих двух молодцов голыми руками не возьмешь… они сумеют выпутаться из любой передряги. Если бы они узнали о моих намерениях оградить их от опасности, то разобиделись бы не на шутку. Все равно наша возьмет!
И, сделав это оптимистическое заключение, маленький студент вошел в мясную лавку, чтобы купить себе кусок вырезки.
– Ах, бедняга, – воскликнул торговец, который, очевидно, его знал, – так ты еще не ужинал? Тебе надо есть побольше, тогда на щеках появится румянец!
Лагардер, улыбнувшись, сунул сверток в карман камзола, и, не спеша, направился к маленькой улочке возле Нового моста, где находилось его жилище. Это была небольшая мансарда под самой крышей, и он имел собственный ключ. Заперев за собой дверь, граф швырнул в угол толстые фолианты и скинул камзол, представ в своем естественном обличье – иными словами, прямым и стройным, как тополь.
Вопреки предположениям мясника, он и не подумал заняться приготовлениями к ужину. Впрочем, в его маленькой мансарде пожарить мясо было бы просто не на чем, а сам Лагардер успел плотно поесть еще до визита в кафе «Прокоп», где ему предстояло играть роль тщедушного студента.
Но мясо было куплено не зря. У Лагардера имелся товарищ с очень хорошим аппетитом – не случайно для него был припасен такой огромный кусок. Сотрапезник этот был необычным, ибо Анри держал его в той самой котомке, о которой мы уже как-то упоминали. В настоящий момент холщовый мешок буквально ходил ходуном – очевидно, странное существо почуяло запах мяса. Но Лагардер не торопился удовлетворить законное желание своего спутника – прежде чем выпустить того из мешка, он тщательно проверил, надежно ли закрывает ключ замочную скважину. Поскольку наш герой проявляет такую заботу о сохранении тайны, то и мы пока воздержимся от объяснений. Единственное, что можно сказать читателю: час спустя граф спал крепким сном, равно как и его спутник – о чем неопровержимо свидетельствовала полная неподвижность холщовой котомки.
Однако в Неверском дворце Морфей появиться не спешил: Кокардас и Паспуаль, несмотря на все треволнения этого трудного дня, никак не могли заснуть. Лежа в постелях, они тщетно призывали милосердный сон снизойти к их усталости. Стоило одному смежить веки, как второй тут же изгонял легкую еще дрему громким восклицанием.
– Радость-то какая, лысенький! – раздавался вдруг голос Кокардаса. – Вернулся наш Лагардер…
– Черт возьми, мой благородный друг! Я уже засыпал…
– Да как же ты можешь спать? Подумай, ведь Маленький Парижанин уже мог бы быть здесь, и мадемуазель Аврора не мучилась бы. Наверное, тоже не спала бы, как и мы…