Феваль-Сын Поль. Кокардас и Паспуаль

   – Еще бы! Правда, женщины в «Клоповнике» не так хороши, как в Опере…
   – Для понимающего человека женщины все хороши, – с жаром возразил брат Паспуаль.
   – Верно! А для хорошей глотки хороши все вина. Я на свою до сих пор не жаловался.
   Гасконец алкал тем больше, чем больше пил. Так же и Паспуаль вдвое больше желал любви, насладившись ею. Оба заранее предвкушали удовольствие: Кокардас грезил о больших кружках с вином, Паспуаль – о прелестях Подстилки. Что с того, что накануне они пили самые благородные вина и целовали самых изысканных женщин Парижа, а теперь их ожидал какой-нибудь воверский горлодер и кабацкие девки? Они и не думали об этом: к нашим друзьям вполне можно было бы отнести знаменитый стих, будь он уже сочинен в ту пору:
    «Что для меня бутыль? Пришло бы упоенье!»
   Смущало их только одно: как Подстилка их примет? Особенно боялся нормандец. Он думал о том, что нарушил, так сказать, приказ явиться на другой день, а эта женщина была из тех, которые любят, чтобы их слушались. Паспуаль не знал, как обуздать гнев страшной матроны, и трепетал при мысли о встрече.
   Кокардас, услышав об этом, расхохотался:
   – Я тебя умоляю, лысенький мой! Положи пару экю в кошелек – и красотка сразу присмиреет, как овечка. Неужто ты до сих пор не знаешь: мужчин усмиряют сталью, а женщин – серебром?
   – Ты, по обыкновению, прав, Кокардас. А теперь – не поспать ли нам часок-другой? Ведь ночью спать снова не придется.
   – Как хочешь, дружок. А по мне лучше распить бутылочку с нашим другом Берришоном за здоровье его почтенной бабушки.
   – Э, нет, мэтр Кокардас! – воскликнула Франсуаза. – Мало того, что вы учите мальчика резать своих ближних, так еще хотите сделать из него пьяницу и бабника! Пошли вон с кухни!
   – Вот что, любезнейшая: дело мужчины – драться, любить и пить, понятно? Вот взять хоть нас с лысеньким: он любит, я пью, оба мы деремся – и чувствуем себя как нельзя лучше. То же будет и с внучком вашим, обещаю!
   – В его годы… – промурлыкал чувствительный Амабль, – я соблазнил…
   Он не договорил: почтенная бабушка Франсуаза швырнула ему мокрую тряпку прямо в физиономию, взяла друзей за плечи, развернула и вытолкала с кухни.
   Весь день они скитались, как души в чистилище, в ожидании грядущих блаженств. Друзья, однако, и не подозревали, что гасконец ошибался, утверждая, будто барышни из оперы – у них в долгу. Конечно, балерины подарили бретерам свои ласки – ведь те выручили их из крупной переделки. Но и они, в свою очередь, спасли друзей от западни, в которой запросто можно было сложить головы.
   Часто тот, кто считает себя благодетелем, сам облагодетельствован еще больше. Честь актрис и шкура бретеров одинаково весили на весах Судьбы.

IX
НОЧНЫЕ РОЗЫСКИ

   Вернемся назад и посмотрим, что происходило накануне вечером в «Клоповнике» и «Лопни-Брюхе». Ведь в обоих заведениях ожидали двух наших приятелей…
   Едва они удалились, Подстилка сразу забеспокоилась: вернутся или нет? И дело тут было вовсе не в нежных чувствах. Хозяйка собиралась просто держать нормандца (если недобрый ветер все же занесет его к ней) на крючке пустыми обещаниями, которые никогда не будут исполнены, – а тем временем денежки двух друзей будут капать к ней в кошелек. Это для нее и было главное. Она всегда вела тонкую игру, не пытаясь сразу, одним махом выпотрошить простаков, которых Бог или черт посылали ей навстречу.
   С кого шкуру дерут, тот всегда орет, гласит мудрая пословица. Косоглазая кабатчица не хотела, чтобы кто-нибудь услыхал крики ее жертв. Поэтому рот им она зажимала поцелуем, а руку меж тем запускала в карман. За самые малые вольности ей платили дорого, а кто хотел получить все – должен был выложить очень толстый кошелек.
   Понятно, что два бретера привлекли внимание Подстилки, особенно ее заинтересовал Паспуаль: она поняла, что нормандец был из тех любвеобильных простофиль, которые за один ласковый взгляд готовы все отдать.
   Ив де Жюган и Рафаэль Пинто ожидали новых знакомцев по другой причине. Мы с вами помним, как они строили вместе с Готье Жандри и Китом коварные планы в притоне на улице Гизард.
   Гигант бросил торговлю миндалем – она принесла ему одни убытки, а узнать он так ничего и не узнал. Тем больше он точил зуб на двух приятелей-фехтмейстеров: ведь они помешали ему расправиться с Жаном-Мари! Что ж, думал он, мальчишка не уйдет, а вот свести счеты с обидчиками можно уже сегодня…
   Итак, в «Клоповнике» покушались не столько на добродетель, сколько на кошелек наших друзей, а в «Лопни-Брюхе» вовсю готовились отобрать у них жизнь.
   Но в нашей земной юдоли самые заветные желания исполняются редко. Как ни озиралась Подстилка, выйдя за порог своего кабака, как ни чистили четыре бандита рапиры в ожидании помощников Лагардера, все было напрасно: друзья не появлялись.
   Итак, под вечер Жандри и Кит воротились в «Лопни-Брюхо», а Ив де Жюган с Рафаэлем Пинто – в «Клоповник». Там не было ни одного посетителя.
   – Как это! Неужели наших вчерашних приятелей еще нет? – спросил Ив де Жюган.
   – Не видала, – ответила Подстилка. – Да ведь рано еще.
   – А я думал, что они уже здесь, хотел пригласить их на ужин. Ну и черт с ними – лишь бы вообще пришли. У меня в кошельке пусто, очень нужно разжиться парочкой экю.
   – Э, не спеши! – возразила кабатчица. – Я тоже с вами сяду. А коли так, хозяйка по справедливости должна выигрывать сама.
   – Еще посмотрим, красавица, – не сдавались юнцы. – Собери пока на стол да открой вина для Кокардаса побольше: ему здесь жарко придется.
   Целый час молодые головорезы работали челюстями так усердно, как возможно только в двадцать лет. Они лишь пару раз подняли головы от тарелок и обменялись сальными шуточками со служанками.
   Двух бретеров все не было. Подстилка, не пытаясь скрыть волнения, то и дело бегала от стола к двери и обратно.
   Молодые люди тоже были встревожены. Они начали партию в кости, но игра не занимала их. Ив де Жюган вышел даже на улицу. Перед дверью «Лопни-Брюха» он свистнул. Явился Готье Жандри.
   – Что, пришли? – спросил он.
   – Да нет, что-то задерживаются. Ничего, придут.
   – Точно на сегодня уговаривались?
   – Точно.
   – Главное, напоить Кокардаса, а если получится, то и обоих. Когда соберутся уходить – дай мне знать, мы пойдем за вами.
   Ив де Жюган вернулся к Пинто. Прождали еще с час.
   – Нет и нет, – проворчала хозяйка. – Ну, не поздоровится этому Паспуалю, если вздумает меня обмануть!
   – Глупо сделает, если не придет, – со смешком отозвался Пинто. – Кто же этак бросается милостями Венеры!
   – Замолчи ты, молокосос! – закричала хозяйка. – Я уж разберусь со своими милостями. Тебе и так ничего не обломится.
   – Гляди! – не унимался Пинто. – А то, может, мы их заменим, если все-таки не придут? Дождемся такой чести?
   – Молчи, говорят тебе! – замахнулась на Пинто хозяйка.
   – Тот проворно нырнул под стол.
   Ив де Жюган поспешил навести порядок – уж очень некстати было бы теперь вылететь за дверь.
   – Они придут, это точно, – сказал он. – Да вот уже кто-то идет.
   В кабак, вкладывая на ходу шпагу в ножны, вошел какой-то человек. Он был бледен и пошатывался. С первого взгляда было видно, что это один из бандитов, так и кишевших вокруг Лагранж-Бательер. Вид и наряд у него были – хуже некуда.
   – Что случилось? – спросил Пинто.
   Незнакомец искоса взглянул на него:
   – Не твое дело. Ничего не случилось. – Он сел за стол и приказал хозяйке: – Подавай мне вина, да живей!
   – Ты не кричи! Командир нашелся! – отвечала Подстилка. – А деньги есть у тебя?
   – С монетного двора денег нет, а золото найдется.
   Он вытащил из кармана дамскую золотую цепочку, обкрутил вокруг руки и сказал:
   – Видишь? Хватит всю ночь пить, а там можешь себе надеть на шею.
   Хозяйка потянулась к цепочке – попробовать на вес. Гость зажал ее в кулаке:
   – Эй, убери руки, толстуха! Когда напьюсь вволю, тогда получишь.
   – А откуда она у тебя? – спросила Подстилка.
   – Тебе-то что?
   Хозяйка подбоченилась:
   – Ты не виляй у меня. Ты, приятель, только что стибрил ее где-то неподалеку, а мне, знаешь ли, любопытно, что вокруг моего заведения творится. Сама никуда не хожу, так хоть люди расскажут.
   – Вот шла бы сама да и посмотрела.
   – Нет уж, лучше ты мне расскажи, что видел.
   – Ничего я не видел!
   – Рассказывай – ничего не видел! Подстилку не проведешь! А шпагой ты что – орехи колол?
   Разбойник все упирался:
   – Говорю – не видел, значит, не видел. Темно было. И не трогай меня, а то уйду. Раз не хочу говорить, ты, кумушка, мне язык не развяжешь.
   – Еще как развяжу! – воскликнула Подстилка, внезапно вырвала у гостя шпагу из ножен, другой рукой достала из-за корсажа пистолет и приставила незнакомцу к виску. – Многим здесь приходилось говорить. Не ты первый, не ты последний. Будешь упираться – еще не то сделаю.
   Ив де Жюган и Рафаэль Пинто с изумлением наблюдали за этой сценой. Служанки, которым такое было не в диковинку, радостными воплями поддерживали хозяйку.
   – Видишь? – сказала Подстилка, кивнув на своих девиц. – У меня банда не хуже твоей – никакой мужчина их не напугает. Говори лучше, а то у них в руках тебе плохо придется.
   Бандит хотел удрать, но одна из служанок бросилась ему наперерез к двери и так стукнула гостя головой в живот, что тот покатился под стол.
   – Отлично, – одобрила Подстилка. – Чтоб посмирней был.
   – Но посетитель не сдавался:
   – Как я тебе скажу? А вон этих я не знаю!
   Он кивнул на Пинто с Жюганом. Те расхохотались:
   – Не бойся, дядя, мы не из полиции. Говори все, нас это, может быть, тоже касается. Дай-ка ему выпить, чтоб стал посговорчивей.
   Увидев кружки с вином, гость сдался.
   – Вы, может, видели, – начал он свой рассказ, – здесь сегодня гуляли хорошенькие дамочки. Гуляли да припозднились – поневоле, скажу вам, припозднились: мы напоили их кучера да подпилили ось у кареты.
   – Что за дамочки?
   – А мы не спрашивали. Видим – у них есть дорогие вещи и золотые монеты, а у нас нет, вот и соблазнились. Да и под себя подмять хорошенькую девочку вечером в тумане никому не повредит.
   – Ну, ясно, – перебила Подстилка. – И вы на них напали, чтобы обчистить и все прочее.
   – Ну да, красавица. Все мы хорошо придумали, все шло как по маслу: и ось сломалась, и карета опрокинулась – тут мы и явились, чтобы ей легче было ехать после починки. Тогда-то я и нащупал эту цепочку – рванул легонько и в карман.
   – А сколько вас там было?
   – Нас двенадцать и женщин как раз двенадцать. Кареты пустые мы бы отпустили, а утром бы и дамочки вернулись без единой царапинки.
   – Трусы вы поганые! – сказала хозяйка. – Кто ж так нападает на беззащитных женщин! Сунулись бы к моим, они бы вам показали!
   – Ваши, тетушка, – одно дело, а те – совсем другое. По нам лишь бы у овечек была шкурка мягкая да золото бренчало.
   – А потом что?
   – А потом не досталось нам ни золота, ни девочек; половина из нас тут же смылась, а пять человек так и лежат там на земле.
   – Половина – шесть, да пять, остался ты…
   – Хорошо считаешь, красавица. Я остался последний и решил: чего мне с остальными валяться? Взял ноги в руки и сюда прибежал.
   – Да, хорошая история… А кто ж вас так отделал? Ведь не дамочки?
   – Да нет: явились откуда-то два человека… не люди, а черти! Вот уж умеют работать шпагой!
   Ив де Жюган и Пинто переглянулись и в один голос спросили:
   – Каковы они из себя?
   – Один длинный, беспрестанно ругается и все метит прямо в грудь или в лоб.
   – Кокардас! – шепнул Пинто Жюгану.
   – А другой не хуже: с виду замухрышка, а прыгает, как на пружинах. Этот больше молчит: за него шпага разговаривает.
   – Паспуаль! – шепнул Жюган Пинто.
   – Откуда взялись, – продолжал бандит, – не знаю, адреса у них не спросил. Да и вряд ли еще придется повстречаться…
   Он замолчал. Подстилка поняла, в чем дело, и положила могучую руку гостю на плечо:
   – Почему это? А ну, говори!
   – Так что ж – мы им спуску тоже не дали, вот они сейчас, должно быть, и подыхают там рядом с нашими. Я, понимаешь ли, не дождался конца, не знаю.
   – Ах ты, сволочь! – заорала Подстилка. – Заплатишь ты мне, если с ними что случилось!
   – А что, ты их знаешь?
   – А мы-то их тут два часа битых дожидаемся! Жалко, они вас всех на вертел не насадили, как цыплят, и тебя, негодяя, первого!
   – Э, не говори: для вас же лучше вышло. Не добеги я до вас, вы бы ничего и не узнали бы, а они, может быть, все равно живы не остались.
   Подстилка хлопнула себя по лбу:
   – Вот ты и покажешь, живы они или нет. Веди нас туда да отдавай свою цепочку.
   – Погоди-погоди, я еще столько не выпил.
   – Все, поговорили! Давай сейчас, а то сам жив не будешь.
   Бандит понял, придется подчиниться. И цепочка с шеи Сидализы на другое же утро украсила грудь кабатчицы Подстилки.
   Ив де Жюган, улучив минутку, рассказал обо всем Готье Жандри. Тот решил как бы случайно вместе с Китом выйти из дома и повстречать всю компанию. Если тела двух друзей обнаружат – значит, дело сделано.
   Кабатчица дала один фонарь Пинто, другой разбойнику, сама взяла пистолет и пошла сзади.
   – А вы, – приказала она служанкам, – приготовьте постели: если они лежат раненые, мы отнесем их сюда. Ну, пошли, да поскорей.
   Минут через десять они увидели на земле обезображенный труп. Подстилка поглядела на него:
   – Не знаю такого.
   Они стояли среди смешанной с кровью грязи.
   – А вот второй, – пнула хозяйка ногой еще один труп.
   – Помню, помню, – сказал бандит. – Его в лоб убили.
   Подстилка нагнулась и посмотрела повнимательней:
   – Чистая работа. Видно, не впервые эта рука посылает людей в мир иной, не испортив им камзола.
   Пять почти окоченевших уже тел лежала рядам. Кроме них, сколько ни искали, никого не нашли. Вдруг сзади кто-то спросил.
   – Эй, друзья, вы чего ищете?
   Это подошли Жандри и Кит. Кабатчица недружелюбно посмотрела на них:
   – А вы здесь что делаете?
   – Ну, голубушка, не надо сердиться. Вы знакомых разыскиваете? Если можем вам помочь, то всегда пожалуйста.
   – Никто нам не нужен, – сердито ответила Подстилка.
   Тогда Жандри отвернулся от нее и обратился к Жюгану. Тот все ему любезно рассказал.
   – А вы, значит, провели покойникам поверку, и двое не отозвались? – спросил отставной сержант.
   – Точно так. Не хватает Кокардаса и Паспуаля.
   – Как ты сказал? Кокардаса и Паспуаля? Да это же мои друзья! Жаль, очень жаль, что с ними случилось несчастье. Ищите лучше: может, мы еще успеем им помочь.
   – Я же ничего еще толком не знаю, – объяснил последний свидетель стычки. – Вдруг они просто ранены.
   – Если ранены, то могли и отползти.
   Готье Жандри взял у Пинто фонарь и принялся тщательнейшим образом обшаривать все близлежащие кусты. Он бы дорого дал, чтобы увидеть там мертвые тела Кокардаса и Паспуаля… или хотя бы одного из них! Вскоре надежды его рухнули. Тогда отставной сержант, тщательно пытаясь изобразить волнение, произнес похвальное слово своим мнимым друзьям. Он только что не проливал слезы об их безвременной кончине!
   Подстилка с разбойниками обшаривали другую сторону дороги. Вдруг бандит воскликнул:
   – Я понял!
   – Понял, так говори скорее, – сурово сказала кабатчица.
   – Мы их ранили, а те дамочки, которых они защищали, их не бросили – взяли с собой и отвезли в Париж. Нет здесь никого.
   – Пожалуй, что так, – сказала Подстилка, немного подумав. – Обидно – лучше б я сама за ними поухаживала.
   Она умолчала, почему именно ей обидно: раненые заплатить не смогут.
   Готье Жандри присоединился к общему мнению, но с оговоркой – слишком уж хотелось ему принять желаемое за действительное:
   – Может, он и прав, только они, небось, все равно в дороге умерли.
   С ним тоже согласились, и все общество направилось обратно к «Клоповнику». По пути Жандри не переставал оплакивать друзей. У дверей кабака он распрощался с Подстилкой и пообещал ей все разузнать, а, разузнав, немедленно рассказать. Они с Китом удалились, смахивая с глаз слезы.
   Итак, пока Кокардас с Паспуалем в самом добром здравии вкушали все возможные сласти стола и ложа, над ними произносилась надгробная речь. Повстречай они Готье Жандри, они бы пропели по нему не такую отходную…

X
У ПОДСТИЛКИ

   – Эх, лысенький, – говорил Кокардас своему другу, выходя из ворот Ришелье. – Хороший вечерок, ничего не скажешь!
   – Вечер любви! – вздохнул Паспуаль: сердце его всегда пламенело.
   – Ты, Амабль, не человек, а фитиль! Хотя мы и правда идем в храм любви – тамошние дамочки очень не прочь порезвиться, дьявол меня раздери.
   – Но в нашем возрасте…
   – Что ты мелешь?! Твоя мамаша родила тебя ничуть не раньше, чем моя, а я чувствую себя сильным и юным!
   – Пожалуй, мой благородный друг… Я тоже юн… сердцем. А вот твое, пожалуй, давно захлебнулось в вине.
   – Ну уж нет, малыш! Тем благородный человек и отличается от всяких прочих, что умеет пить. Только молодые дурачки да старые развалины тратят время на комплименты девушкам. Да это же просто помешательство какое-то!
   Паспуаль с жалостью смотрел на гасконца.
   – А ведь у тебя перед глазами есть совсем другие примеры, – заговорил он ласково и проникновенно. – Разве Лагардер не способен перевернуть весь мир ради своей любимой? Разве маркиз Шаверни не сгорает от любви к мадемуазель Флор? Во всем нашем доме одна Хасинта и слышать не хочет о браке.
   – А ты бы сказал ей об этом два словечка.
   – Я еле успел сказать одно, как получил хорошую пощечину от ее прекрасной ручки… и это еще счастье!
   – Вот как! – рассмеялся гасконец. – Поговори с ней еще раз. Терпением, дьявол меня раздери, всего достигнешь!
   – Видишь ли, она сама не очень терпелива, во второй раз одной пощечиной я уже не отделаюсь. А мы бы с ней были славная пара.
   – А может, оно и к лучшему, голубь мой? Слишком она молода и хороша для такой старой обезьяны. Как бы с тобой, брат Амабль, беды не случилось.
   – Ну, ты не говори! – живо возразил нормандец. – Хасинта достаточно сильна, чтобы отбиться от всяких там…
   – Дьявольщина! Да ты, бедняжка, заговорил как старый муж! Нет, лысенький, мы не из такого теста сделаны. Союз между Кокардасом и Паспуалем лучше любого брачного союза!
   – Многих радостей ему не хватает… – вздохнул Паспуаль.
   – Просто ты не умеешь их видеть, вот что я тебе скажу. А по мне так нет лучше жены, чем Петронилья: всегда молчит, никогда не обманет, да и работа в руках горит. И потом, голубь мой, мы с тобой слишком многих оставили вдовами, чтобы самим обзавестись женами.
   – У каждого свои мысли. Мы с тобой друзья, но тут я с тобой расхожусь.
   – И напрасно, дьявол меня раздери! Впрочем, нам ведь еще не сегодня жениться.
   – Как знать, Кокардас? Бывает, сердце заговорит в такой миг, что ты и не ждешь…
   – Нет уж, мое наверняка промолчит, будь спокоен! А какого ж дьявола ты вчера терялся? Мадемуазель Сидализа – чем не госпожа Паспуаль?
   Нормандец с невыразимой тоской поглядел на друга:
   – Ох, нет… Этот башмачок мне не по ноге.
   – Где ж тебе, бедняжка, по мерке взять? Вот Подстилка точно велика будет.
   – А была бы хороша, если б не косой глаз! Но я, Кокардас, ее не столько хочу, сколько боюсь.
   – Если жена смотрит вкось, ей все кажется, что муж идет не прямо. Ты, дружочек, остерегись попасться к ней на крючок! Главой в доме ты не будешь, а у подкаблучника жизнь несладкая.
   – Тут я с тобой согласен, Кокардас. Что ж, поживем – увидим, на Подстилке и Сидализе свет клином не сошелся. Все вокруг женятся – придет и наш черед.
   – Ну уж нет! Если сыну Кокардаса-старшего придется все-таки помереть, он помрет холостяком!
   За этими разговорами друзья ушли уже далеко от города. Они шагали скоро и уверенно, как люди, которым нечего бояться, ибо они презирают любые опасности.
   Темнело; окрестные предметы понемногу скрывались в тумане, поднимавшемся с болот. Гасконец то и дело попадал ногой в лужу и страшно ругался. С нормандцем нередко случалось то же, и ему это очень не нравилось.
   – Нет, – сказал он, – тут решительно не рай земной, особенно в потемках. Я думаю, если Подстилка не продержит нас до утра, невесело нам будет среди ночи здесь ковылять.
   – Дьявол меня раздери! На два шага вперед видно – и ладно. Мы же с тобой в темноте не заплутаемся, мы же как летучие мыши.
   – Да, и скоро нам это может пригодиться…
   – Чего это ты так волнуешься? Мы и не подумаем до рассвета уходить из «Клоповника». Косая хозяйка с тобой ласкова, так что тебе, лысенький, ночка коротка покажется, – а я, пока вина хватит, тоже, небось, не заскучаю!
   Наконец они дошли до харчевни. Яркий свет лился на улицу из ее распахнутой двери. Чуть дальше, как два кроваво-красных глаза, светились узкие решетчатые оконца «Лопни-Брюха».
   Длинная тень Кокардаса возникла в дверном проеме. Затем гасконец обернулся к товарищу:
   – Все хорошо, дружок! Заходи, мы в гавани!
   Он переступил порог и помахал истрепанной шляпой:
   – Добрый вечер, дамы! Привет, господа!
   Брат Паспуаль держался чуть позади. Ему весьма не терпелось кинуть в этой гавани якорь, однако он пытался – и напрасно – поймать ускользающий взгляд хозяйки, чтобы понять, не собирается ли гроза.
   – Дьявол меня раздери! – вновь прогремел его приятель. – Что такое? Кокардас-младший приветствует почтенных дам и господ, а никто даже не пошевелится!
   В кабаке кроме самой хозяйки со служанками были только Ив де Жюган и Рафаэль Пинто. Они радостно переглянулись, а женщины все закричали:
   – Кокардас! Паспуаль!
   Подстилка бросилась навстречу двум бретерам:
   – Слава Богу, вы живы-здоровы, ничего с вами не случилось!
   – А что с нами, черт возьми, могло случиться?
   – Вы не ранены?
   Наши друзья обменялись взглядами. Паспуаль, как галантный человек, счел долгом ответить, прижав руку к груди:
   – О да, Венера, – ранены в самое сердце!
   – Карамба! – свирепо прорычал Кокардас. – Когда эта петарда научится владеть своими страстями! А кто же мог осмелиться поцарапать наши шкуры, хозяйка?
   – Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь, – сказала Подстилка. – Мы знаем, что вчера вечером вы оба дрались как львы и спасли жизнь неким прекрасным дамам.
   – Ну да! Мы с лысеньким никогда не позволяли, чтобы при нас обижали дам, что верно, то верно! Только откуда вы про это узнали?
   Хозяйка так проворно, что тот и ахнуть не успел, прижала к груди Паспуаля и проговорила как можно более нежным голосом:
   – Как ты хорошо поступил, сладкий мой! А я так беспокоилась за тебя с товарищем!
   – Почему? – спросил нормандец: его тревожило, что женщина что-то прослышала о вчерашнем приключении.
   – Нам сказали, что вас ранили, а то и убили! Мы сразу побежали вас искать, да не нашли. А вы целы и невредимы. Ну и хороша!
   – Вот как? Это что же, дьявол меня раздери, за остолоп рассказал такую чепуху? Он что, не знает, что моя Петронилья заколдована?
   – Заколдована? – с некоторым беспокойством переспросил Ив де Жюган. – Вы что, заключили договор с дьяволом?
   – Э, нет, мы с ним не знакомы, – а впрочем, мы с Амаблем столько душ отправили к лукавому на сковородку, что он должен ценить наши услуги.
   – И много вы людей в своей жизни убили?
   – Сколько бы ни убили, убьем вперед еще больше, мальчик мой!
   – А точно не знаем, – небрежно вставил Паспуаль. – Лень считать.
   Он хотел не уступить приятелю и придать себе веса в глазах «царицы любви», как он уже называл в душе Подстилку.
   – И вот что смешней всего, – продолжал гасконец. – Эти чертяки как будто сами лезут нам на шпагу – вот как мошки на свет. Я даже думаю, что и сейчас к нам кто-то подлетает, и уже опаленными крылышками они не отделаются.
   Молодые люди, насторожившись при этом намеке, переглянулись.
   – А вы знаете, кто это?
   – Ну, дружок, если бы мы знали, их бы уже давно на свете не было! Да нам-то что за дело – все равно никуда не денутся. От судьбы не уйдешь. За их жизнь я ломаного гроша не дам, вот что я скажу!
   Собеседники вздрогнули от такой похвальбы и поторопились переменить разговор:
   – Давайте выпьем за ваше здоровье!
   – Садитесь, садитесь, – поддержала их хозяйка, – а мы вам расскажем, что тут без вас вчера было.
   – Что ж, красавица, ты права! Сейчас, птенчики, вы увидите, какая глотка у Кокардаса-младшего!
   Вскоре все потонуло в стуке кружек, звоне стаканов, бульканье вина, полупьяных криках… Брат Паспуаль возлежал на груди у хозяйки, обвитый ее полуобнаженными руками, и чувствовал себя так уютно, как никогда в жизни.
   Ив де Жюган никому не уступил чести рассказать о вчерашних событиях. Таким образом он скрыл кое-какие подробности – прежде всего, конечно, ни словом не обмолвился о том, что в поле к ним подошли еще два человека. Если бы кто-нибудь все же указал ему на забывчивость, бретонец, не моргнув глазом, сказал бы, что не знает этих людей.
   Но хозяйка радовалась, что два простофили попались к ней в сети, и совсем не обращала внимания на рассказ юнца.
   – Карамба! – вскричал, расчувствовавшись, Кокардас. – Вы наши верные друзья! Поцелуй соседку, лысенький, за себя и за меня, если только она позволит.
   Амабль не заставил себя долго просить, а Подстилка не только позволила, но и каждый поцелуй отдарила вчетверо.
   – А я такие постели вам приготовила! – проворковала она. – Так бы мы за вами ухаживали, так бы вас нежили, если бы вас хоть чуточку ранили!