— А войска уже погрузились на корабли?
   — Надеюсь, это происходит как раз в эту минуту. Гости собираются на экскурсию в горы, чтобы осмотреть место для занятий спортом, так что до вечера никто яз них здесь не появится. А из подданных императора на острове никто и глазом не моргнет, даже если заметит что-то необычное.
   — Тогда не должно быть никаких неожиданностей! — сделала вывод Женевьева с присущей ей логикой. — Я бы предпочла остаться здесь, с тобой, и принять участие в волнующем событии.
   Глаза Доминика сузились:
   — Надеюсь, вы не забыли, мадемуазель Латур, что, плавая на моем корабле, вы безоговорочно подчиняетесь мне.
   Женевьева вспыхнула: это замечание разбудило былые воспоминания. Она действительно забыла, что хозяин фрегата — хозяин и всего, что на нем есть. Просто в последние дни у Женевьевы не было повода думать об этом.
   — Ну пожалуйста, — умоляющим голосом попросила она, используя другую тактику, которая с новым, покладистым Домиником могла бы рассчитывать на больший успех, но не в данной ситуации.
   — Нет. Я не хочу, чтобы ты путалась у меня под ногами.
   — Чтобы тебе не пришлось обо мне беспокоиться? Но я не…
   — Женевьева!
   Побежденная, она сникла. Женевьеве все равно не переломить его, следовательно, глупо нарушать установившееся между ними согласие бессмысленными спорами.
   — Тогда я пойду соберу вещи.
   — Сайлас уже собрал. Он ждет тебя в спальне. Как только гости отбудут в горы, вы отправитесь в порт, — Доминик вдруг рассмеялся и ущипнул ее за щеку. — Не будь так неутешна, фея. Ты еще много чего увидишь интересного.
   — Но я не хочу, чтобы меня убирали с дороги, как беспомощную, — насупилась она. — Я не твоя подопечная.
   Его теперешняя терпимость была безгранична: Доминик лишь спокойно повторил:
   — Пока ты плаваешь со мной, ты моя подопечная. На земле, полагаю, мы равные партнеры, но на корабле все подчиняются мне. Все. Меня ждет Бонапарт, и будет неловко объяснять свое опоздание тем, что пришлось урезонивать ярую спорщицу, которая не знает слова «нет».
   — О, конечно, я понимаю, что это не прибавит тебе авторитета. — Женевьева озорно улыбнулась. — Но ты уверен, что не хочешь пойти со мной? Я могу придумать гораздо более интересные способы провести день, чем сидеть взаперти с Наполеоном или наблюдать за тем, как грузится на корабли его армия.
   — Ты распутница, — не без удовольствия констатировал Доминик. — Я вообще-то тоже, но подобные предложения могут помешать мне сосредоточиться на главном. Так что прочь отсюда. Можешь потратить остаток дня на то, чтобы придумать развлечение для меня, когда я вернусь. — Он коснулся пальцем кончика ее носа и зашагал к выходу, но у самой двери обернулся:
   — Да, фея, когда будешь придумывать, не скупись на фантазию. — С этим Доминик вышел, оставив Женевьеву в приятном возбуждении, от которого даже стало приятно покалывать кожу.
   Спустя час Сайлас посадил ее в ландо у ступенек дворца и, взобравшись на козлы, отпустил вожжи. Нетерпеливо бивший копытом мул тут же тронулся с места.
   "Танцовщица» покачивалась на рейде — один из пяти больших кораблей флотилии, изготовившихся к плаванию. Женевьева проворно прыгнула в корабельную шлюпку, ожидавшую у пристани. Шлюпка направилась к грациозному фрегату. Там Сайлас оставил Женевьеву, а сам отбыл на «Святой Дух» — торговый корабль, нанятый Домиником в Легорне.
   Женевьева спустилась в каюту, чтобы сменить элегантное платье для дворцовых приемов на простое хлопчатобумажное. Изящные туфли уступили место детским башмачкам. Золотистая копна волос была стянута в узел шарфом Доминика. Приготовившись таким образом, Женевьева вышла на шканцы и заняла там свою обычную позицию — у гакаборта, откуда могла наблюдать за всем, что происходит в гавани, а равно и на самой «Танцовщице».
   Ее присутствие на фрегате стало уже таким привычным, что даже боцман относился к девушке с некоторым уважением, показателем чего могло служить признание за ней этого места как законного — хозяин четко дал понять, что сюда нельзя вторгаться никому. Если Женевьеве что-то требовалось — еда, кофе или вода, а Сайласа не было или он был занят своими матросскими обязанностями, ей и в голову не приходило попросить кого-то другого исполнить обязанности камердинера. Она сама заботилась о себе, тихо пробираясь вдоль перил, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Такое поведение не осталось незамеченным и было оценено.
   Облокотившись на перила, Женевьева разглядывала стоявшие в гавани корабли, и ей становилось все яснее, что там происходит необычно активное движение. Личный бриг Наполеона «Непостоянный» был перекрашен под английский. Маленькое суденышко сновало в бухте, подвозя к нему последние запасы: печенье, рис, овощи, сыр, солонину, крепкие напитки и пресную воду. Когда Нила Кэмпбела не было на острове, никому и в голову не приходило спрашивать, что происходит. Для островитян Наполеон не был пленником, он ничего не обещал им и распоряжался собственными армией и флотом, как считал нужным. Просто если бы он захотел покинуть остров, французские и британские патрульные суда остановили бы его. Но для этого им сначала нужно было его поймать.
   Женевьева с сомнением покачала головой: Доминик был убежден, что им удастся обойти патрульные корабли. Сам Наполеон нисколько не сомневался в успехе — его уверенность базировалась на осознании своей миссии: снова освободить Францию от Бурбонов и восстановить империю. Но наблюдательнице с «Танцовщицы» было видно, что шансы беглецов весьма призрачны. Единственное, на что они могли рассчитывать, так это на то, что план неожиданного побега окружен строгой секретностью, а поэтому ни у кого не возникнет подозрений. Наполеон исподволь готовил свой флот к прорыву, при этом оживленно обсуждая строительство дорог, организацию больниц и новый бюджет Эльбы на 1815 год.
   "Он так же лукав и хитер, как старый лис Фуше», — подумала Женевьева и восхищенно улыбнулась. Она знала, что Доминик подпал под чары Наполеона, и понимала почему. И даже думала, что если бы ей позволили присутствовать во время обсуждения их планов, то тоже оказалась бы под обаянием Бонапарта. А так она видела в происходящем лишь продолжение приключения, начавшегося в день несостоявшейся помолвки и дающего возможность находиться рядом с мужчиной, который был в ее жизни всем, без которого…
   Стоп, это запретная тема, ей нет места в сегодняшней реальности. Единственной мечтой Женевьевы было каким-нибудь образом стать неотъемлемой частью, невидимой тканью жизни Доминика Делакруа и не поднимать разговоров о будущем: пусть оно придет само собой.
   Громкие приветственные крики по левому борту привлекли внимание Женевьевы. Она перегнулась через перила: небольшой тендер, набитый мужчинами в форме жандармов так, что осел почти по самый планшир, качался па волне под кормовым трапом. И жандармы неуклюже — рапиры путались у них в ногах — стали взбираться по качающейся веревочной лестнице. Солнце сияло на их серебряных пуговицах, на золоте эполет и блестящих пряжках.
   — Два часа в море — и у них все кишки вывернет наизнанку, — сказал штурвальный у Женевьевы за плечом. — Очень им тогда помогут эти их пижонские мундиры!
   Женевьева, которая только раз испытала превратности морской болезни, бросила на него укоризненный взгляд, но штурвальный лишь фыркнул, явно не испытывая угрызений совести, и Женевьева не удержалась от ответной улыбки. Наблюдая, как неловко вновь прибывшие пытаются приспособиться к качающейся под ногами палубе, тесным помещениям и отсутствию привычных удобств, она посочувствовала боцману, который был ответствен за их размещение и устройство. Вернувшись на корабль, Доминик не захочет, чтобы его беспокоили жалобами с той или другой стороны: любой жалобщик будет быстро поставлен на место. А боцман в этом случае неминуемо пострадает от острого языка хозяина.
   Два-три любопытных взгляда остановились на ней, но Женевьева продолжала стоять на шканцах в сторонке, пока на закате не появилась целая стая тендеров, плывущая от пристани. Головной тендер направился к «Непостоянному», и император под звуки горнов взошел на его борт. Второй тендер подошел к «Танцовщице». Доминик безо всяких церемоний взлетел наверх по кормовому трапу. Его сопровождали два гражданских лица, которые так же неуверенно держались на качающейся палубе, как и жандармы, и были несколько обескуражены холодной встречей.
   Все трое прошли на мостик, и, когда они представлялись так называемой мадам Делакруа, Женевьева едва сдержалась от смеха. Это были мэр Портоферайо и его заместитель. Господа явно с почтением относились к ритуалам, условностям, у них было свое представление о месте женщины — и это место было отнюдь не на мостике фрегата, который вот-вот должен пуститься в славное плавание.
   — Где они будут спать? — шепотом спросила Женевьева, когда гости отошли к перилам, чтобы посмотреть на другие корабли флотилии.
   — В каюте Сайласа, — ответил Доминик. — Там две койки. Мы отплываем через час, так что времени готовить ужин нет. Посмотри, что можно найти в кладовой, чтобы это не оскорбило их изысканного вкуса.
   — Слушаюсь, месье, — ответила Женевьева и, точно подражая Сайласу, приставила пальцы к виску.
   — Нарываешься на неприятности, — заметил Доминик. Женевьева покачала головой:
   — На неприятности — нет… а на кое-что другое — разумеется. В конце концов, ты же мне обещал. — Она подмигнула ему, и капер хмыкнул.
   — Ты бесстыжая распутница, Женевьева Латур. В ближайшие несколько часов я должен обеспечить побег самого известного и тщательно охраняемого человека в Европе, так что единственное, на что ты можешь рассчитывать, — соблазнить меня.
   — Это поможет прочистить тебе мозги, — пробормотала она, шаловливо прижимаясь к нему и не обращая никакого внимания на присутствие посторонних.
   — Тогда марш вниз. — Доминик резко оборвал ее фривольные заигрывания, взяв за плечо и развернув к лестнице. — У нас очень мало времени.
   — Будь посерьезнее, — фыркнула Женевьева, скользя по палубе, в то время как Доминик весьма решительно подталкивал ее.
   — Я совершенно серьезен, — ответил он с вежливой улыбкой. — Никогда не был так серьезен. Насколько я помню, это ты начала.
   — Но ты должен вести корабль! — Женевьева была взволнована и нервно смеялась, а он тащил ее в каюту, не обращая внимания на напоминание о капитанских обязанностях.
   — Ну, поторопись же! — Доминик сел на кровать, быстро снял сапоги и носки, встал, чтобы стянуть бриджи, отбросил сюртук и рубашку на стул и бухнулся в постель, откровенно рассматривая Женевьеву.
   Такой неожиданный поворот событий выбил ее из колеи настолько, что она едва справлялась с пуговицами и крючками на платье, а глаза ее между тем скользили по обнаженному телу на кровати — обнаженному и мощно восставшему…
   — Ты просто сумасшедший, — выдохнула она, стягивая платье через голову. — А что, если ты кому-нибудь будешь нужен?
   — Я думал, что кое-кому я уже нужен, — лениво улыбнувшись, пробормотал Доминик. — Разве не поэтому мы здесь? Я всегда к твоим услугам…
   Женевьева захихикала от возбуждения. Он лежал на постели, предлагая ей себя так, словно она была пашой в женском обличье со своим мужским гаремом. Раздевшись, Женевьева подошла к кровати и остановилась. Она пожирала взглядом это стройное, бронзовое, сильное мужское тело.
   — Это все ваше, мадам, — улыбнулся он и заложил руки за голову. — Прошу вас.
   Медленно облизывая губы, Женевьева кивнула, потом, опустившись рядом с кроватью на колени, начала касаться его тела, исследовать его, словно то было нечто таинственное и доселе ей неизвестное. Он лежал совершенно неподвижно, в то время как ее трепетные руки скользили по упругим мышцам его живота, крепко сжимали жилистые бедра. Доминик не шелохнулся до тех пор, пока Женевьева не заключила в свои ладони корень его мужского естества и не начала медленно, а потом чуть быстрее тереться о него шелковистым бедром. Все сдерживающие оковы отлетели, Доминик тихо застонал, и Женевьева, удовлетворенно улыбнувшись, легко опустилась на его незыблемо восставшую мужскую плоть.
   Бирюзовые глаза загорелись огнем, однако руки Доминик по-прежнему держал за головой, предоставляя Женевьеве вести свою партию. Ей такая полная пассивность, очевидно, доставляла не меньшее удовольствие, чем ему. Но внезапно эта пленительная игра была прервана громким стуком в дверь.
   — Месье? — послышался голос боцмана.
   Женевьева замерла, глаза тревожно расширились, однако Доминик лишь ободряюще улыбнулся.
   — Через десять минут, — крикнул он тем голосом, которого не ослушался бы ни один матрос, даже если бы корабль в этот момент шел ко дну.
   — Не останавливайся, — спокойно сказал он Женевьеве, — у тебя есть еще десять минут. Похоже, я там очень нужен.
   Это рассмешило ее, и она наклонилась, чтобы поцеловать Доминика, жадно обхватив его губы своими, как это обычно делал он, и продолжая с нарастающей скоростью ритмично двигаться, при этом оба испытывали огромное наслаждение, смеялись и наконец вместе пришли к финальному взрыву.
   Доминик ласково шлепнул ее по попке и легко снял с себя.
   — Надеюсь это удовлетворит твой ненасытный аппетит хотя бы на несколько ближайших часов, потому что мне действительно нужно вести корабль. — Проворно соскочив с постели, энергичный, как и прежде, он быстро оделся, в то время как Женевьева, томная и расслабленная, как всегда после мгновений любви, лежала и лениво наблюдала за ним. — Соберись-ка теперь, фея, и ты. Тебе ведь нужно покормить гостей.
   — Здесь или на палубе? — Женевьева села и, сладко потянувшись, вздохнула.
   — Здесь. Я не хочу, чтобы они болтались наверху. Ты сумеешь сыграть роль гостеприимной хозяйки, правда ведь? А я поем на палубе.
   — О, Доминик, нет, — всполошилась Женевьева, испуганная такой перспективой. — Разве они не могут поужинать одни? В конце концов, это ведь чистая случайность, что я здесь. На любом другом корабле они и не ждали бы, что кто-то станет их развлекать.
   — Но ты здесь, — напомнил он, — и будешь делать свое дело, как любой другой член команды, не так ли, Женевьева? Она наморщила носик от невольного отвращения:
   — Да, наверное. Ты хочешь, чтобы они тебе не мешали, и я должна об этом позаботиться.
   Доминик утвердительно кивнул:
   — Умница. Пусти-ка в ход все свои неотразимые чары, и, если удача нам улыбнется, мы будем в открытом море раньше, чем они решат подышать свежим воздухом после ужина. — Короткий, крепкий поцелуй — и он ушел, оставив ее переодеваться, прибирать каюту, а потом инспектировать кладовку и готовить аппетитный ужин.
   На палубу Женевьева вышла в тот момент, когда поднимали якорь. Как всегда, она старалась держаться подальше от Доминика и обращать на себя как можно меньше внимания. Оба штатских, напротив, околачивались возле рулевого и энергичной жестикуляцией сопровождали проход других судов мимо «Танцовщицы», особенно «Непостоянного» с императором на борту. Женевьева видела, что Доминика это раздражает, он время от времени начинал нервно ходить по мостику, но его вельможные пассажиры все время вертелись рядом, забегая вперед, заслоняя ему обзор и задавая глупые вопросы.
   — Месье, должен просить вас спуститься вниз, — наконец сказал Доминик, четко выговаривая каждое слово. — Мне предстоит проложить курс для всей флотилии, а я не смогу этого сделать, если вы все время будете бубнить мне в уши.
   Мэр недовольно фыркнул и потребовал, чтобы Доминик извинился за столь оскорбительное выражение.
   Вместо этого мэр получил безоговорочный приказ немедленно покинуть мостик и не появляться на нем до тех пор, пока его не позовут. Поняв, что, как бы ей этого не хотелось, настала очередь вступать в игру, Женевьева подошла, очаровательно улыбнулась и предложила господам выпить вина и поужинать. Поскольку ее приглашение позволяло инспектирующим сохранить лицо, они дали увести себя с мостика, и Доминик со штурвальным облегченно вздохнули.
   Два часа Женевьева провела в невыразимой тоске, слушая выспренние разглагольствования своих гостей. Она рвалась на палубу, но была уверена, что, если появится там слишком рано, хозяин «Танцовщицы» просто отошлет ее назад, продолжать исполнение порученных им обязанностей. После роббера в вист на троих мэр и его заместитель стали обнаруживать явные признаки нетерпения, и Женевьева предложила всем вместе подняться наверх, но оставаться при этом на корме, где они никому не будут мешать. Ее спутники вспылили в ответ на такое предложение, но быстро вспомнили голос и взгляд пирата, прогонявшего их с мостика, и, ворча, неохотно согласились.
   Стояла глубокая ночь, но, как и предсказывал Доминик, яркая луна сияла посреди блестящих звезд на совершенно ясном небе. Южный ветер туго натягивал паруса, и «Танцовщица» легко скользила по спокойным волнам. Семь ее соратников так же двигались неплохо, хотя с «Танцовщицей» ни в скорости, ни в изяществе сравниться не могли. Женевьева посмотрела вверх, на топ-мачту, на которой, как она и ожидала, сидел матрос с подзорной трубой. Было известно, что в настоящий момент в этих водах патрулируют один британский и три французских корабля, поэтому, когда впередсмотрящий прокричал: «Парус с севера!» — она оставила своих спутников и побежала на шканцы.
   Доминик осматривал горизонт в подзорную трубу. Женевьева подошла и тихо встала рядом.
   — Похоже на «Куропатку», — сказал он. — Если повезет, они с такого расстояния не узнают «Непостоянного». — В ожидании действий британского судна на «Танцовщице» воцарилась напряженная тишина; через пять минут Доминик оторвал трубу от глаз и вспомнил:
   — А что ты сделала со своими подопечными?
   — Оставила на корме, — ответила она. — Внизу я их больше держать не могла.
   — Ну, если они не будут делать попыток заявиться сюда, пусть там и остаются.
   Тут снова раздался крик впередсмотрящего, Доминик поднял к глазам подзорную трубу.
   — «Ландыш», — коротко комментировал он. — Тоже слишком далеко, надеюсь. Британцы именно там, где я и ожидал их увидеть; это единственное, что радует.
   Женевьева с уважением посмотрела на капера. Она хотела спросить, откуда ему известна дислокация французских и британских судов, но сейчас был неподходящий для этого момент. Вместо этого она спросила:
   — Мы и других сумеем обойти? Доминик поскреб подбородок:
   — Сомнительно. Видишь вон там остров? — Он показал на северо-запад, и Женевьева с трудом различила вдали темный горб земли. — Остров находится как раз на нашем пути во Францию. Полагаю, что вблизи него придется столкнуться еще с, парой французских кораблей.
   — Ты примешь бой?
   — Хотелось бы избежать этого. Но если они узнают «Непостоянного», будем надеяться, что капитану Тайаду удастся прорваться сквозь них.
   — А если не удастся? — Женевьева понимала, что испытывает его терпение, задавая столько вопросов, но Доминик казался добродушным и расслабившимся, как бывало с ним всегда в предчувствии опасности. Чем выше было нервное напряжение, тем спокойнее внешне он становился.
   — Значит, «Танцовщица» и «Святой Дух» затеют сражение и отвлекут внимание на себя, чтобы дать ускользнуть остальным?
   Остров приблизился, Доминик снова посмотрел в подзорную трубу. По его озабоченному лицу Женевьева поняла, что больше вопросов задавать не следует. Через несколько минут она увидела приближающийся с запада парус и почувствовала, какое тревожное напряжение охватило Доминика.
   — «Зефир», — спокойно сказал он. — Как я и ожидал. Всех наверх, боцман, занять боевые позиции.
   — Слушаюсь, месье. — Боцман неслышно исчез.
   Все распоряжения отдавались шепотом. Через несколько минут все матросы были на своих местах и застыли в боевой готовности стрелять или идти на абордаж — что потребуется. Женевьева знала, такие же приготовления проведены Сайласом на «Святом Духе». Она быстро ретировалась в тень, чтобы Доминик не решил, что ее присутствие наверху в столь опасный момент крайне неуместно.
   В тот момент когда «Зефир» засек «Непостоянного», над морем, посеребренным лунным светом, поднялся шум. Женевьева услышала, как на борту «Зефира» люди громко обменивались репликами, ветер далеко разносил их голоса. Капитан «Зефира» запрашивал «Непостоянного» о причине его появления в этих водах. Однако запрос был дружеским, похоже, формальным. По тону капитанов было ясно, что они старые знакомые. Капитан Тайад заверил приятеля, будто совершает обычный рейс в Геную, а Наполеон благополучно отдыхает на Эльбе. Его заверения были без колебаний приняты коллегой, у которого не было оснований сомневаться в их правдивости.
   Потом капитаны обменялись на прощание добрыми пожеланиями, и «Зефир» сменил галс. Команде был дан отбой, но лишь через два часа Доминик смог спокойно вздохнуть и закурить свою маленькую сигару.
   Миссия, которую Доминик Делакруа принял на себя много недель назад по предложению отцов Нового Орлеана, была выполнена.
   — Это все? — прошептала Женевьева; это были ее первые слова с тех пор, как был замечен «Зефир».
   — Ты бы шла в постель, — ответил Доминик и затянулся сигарой так, что кончик ее ярко засветился во мраке. — Да, мы прорвались. Удача, правильная оценка и расстановка сил снова нам помогли. Через три дня будем в бухте Хуан.
   — А потом?
   Вместо ответа Доминик, прислонившись к перилам, протянул к ней руки, и Женевьева вошла в их кольцо.
   — А потом посмотрим. — Он рассеянно и ласково погладил ее по волосам, этот жест всегда успокаивал Женевьеву, в такие минуты ей казалось, что она — часть его самого, неотделимая и признанная им. — Это безумная авантюра, фея, и мне хочется досмотреть ее до конца.
   — Мне тоже.
   — Ну разумеется, — тихо согласился он. Сердце у Женевьевы подпрыгнуло от счастья: она стояла рядом с Домиником, и эта ночь принадлежала только им двоим.

Глава 24

   — Скорее всего они отправились на Эльбу с пилигримами. — Великий князь Сергей горько усмехнулся. — Мариотти говорит, что Делакруа внедрились в разведывательную сеть, как настоящие профессионалы. Бартолуччи им мало чем помог.
   — Мадам Делакруа наверняка использовала те крупицы информации, которые получила, играя в пике, — проворчал Себастиани. — Полагаю, господа, что наш долг задержать столь искусную шпионку и передать ее в руки правосудия.
   — Но если Наполеону удастся вернуться во Францию, друг мой, то мадам Делакруа будет шпионкой победителя, — заметил Легран. — Она станет преданной слугой, заслуживающей скорее награды, чем наказания.
   — Бонапарт еще не победил, — возразил Чолмондели. — Ему лишь предстоит вернуть себе титул императора, а пока Париж в руках Бурбонов.
   — Мариотти считает, что эта чета помогла Бонапарту бежать с Эльбы, — продолжил князь Сергей. — У месье Делакруа, судя по всему, есть фрегат, и к тому же он нанял торговое судно.
   — Значит, они с Бонапартом высадились три дня назад в бухте Хуан. — Легран подошел к окну и посмотрел на простиравшийся перед ним залив. — Вопрос в том, останется ли эта парочка при Бонапарте или, считая свою миссию завершенной, переберется на свежее пастбище?
   — Это будет нетрудно узнать. Губернатор Антиба присутствовал при высадке. Вероятно, он обратил внимание на спутников Бонапарта. Такую исключительную личность, как мадам Делакруа, трудно не заметить, — Тогда предлагаю ехать в Антиб, — улыбнулся Себастиани своей постной улыбкой. — Если они идут вместе с Бонапартом, мы легко догоним их. Четверо мужчин могут двигаться гораздо быстрее, чем торжественная победоносная процессия императора. Меня лично мало интересует муж, но я сгораю от нетерпения сыграть еще раз в пике с мадам.
   — Я тоже, — присоединился Легран. — И если закон не сумеет наказать шпионку, мы сделаем это сами.
   — Между нами говоря, думаю, что мы можем придумать весьма подходящую месть — вкрадчиво сказал Себастиани. — Но будем честны, господа, и признаем, что руководствуемся в значительной мере личными побуждениями. — Он небрежно пожал плечом. — Шпионская деятельность мадам как таковая меня не смущает. Смущают методы. — Он внимательно посмотрел в глаза каждому. — Быть подобным образом одураченным более чем унизительно. Ведь у дамы и в мыслях не было выполнять свои обещания.
   — Тогда, вероятно, следует помочь ей исправить ошибку, — невинно предложил француз. — Это, как известно, никогда не поздно.
   — Совершенно верно. — Чолмондели встал, глаза у него возбужденно сверкали. — Итак, в Антиб.
 
   — Он великолепен, — выдохнула Женевьева, успокаивая свою лошадь, застоявшуюся и в нервном напряженном ожидании. Они находились в предместье Гренобля.
   Наполеон и его быстро растущее сопровождение впервые встретились здесь с враждебно настроенным гарнизоном.
   Маленький круглый человек, облаченный в скромную, но впечатляющую форму, величественно и невозмутимо окинул взглядом шеренги солдат, выстроившиеся под штандартом Бурбонов. Потом с неподражаемой эффектностью распахнув свою серую шинель и подставив грудь под дула вражеских ружей, высокопарно обратился к гарнизону:
   — Солдаты, если есть среди вас хоть один, кто желает убить своего императора, он может это сделать сейчас: вот я! Доминик тихо присвистнул и в изумлении покачал головой: