Страница:
Джулиан не сводил с нее глаз.
— И из чего же оно состоит, это сокровище?
— Ну, это плоды разбоя, накопления за целую жизнь, сэр, — сказала она сухо. — Как положено: золото, серебро, драгоценные камни. Дублоны, дукаты, франки. Целое состояние.
— Боже милостивый! — пробормотал он слабым голосом. — Так, вероятно, эта банда дезертиров… Ел лицо напряглось:
— Конечно, они охотились за сокровищем. Они слышали о несметном богатстве Эль Барона, но не могли его найти. Барон был не дурак. Только он и Габриэль знали, где оно. Видите ли, отец, если бы дело дошло до пыток, мог доверять только себе и Габриэлю.
— Понимаю. — Джулиан не нашелся, что еще сказать.
— Как вы считаете: через Португалию нам следует ехать под армейским конвоем?
— Я еще не думал об этом. Но, учитывая новые обстоятельства, считаю, что нам потребуется надежная защита.
Он скорчил гримасу, размышляя о том, какую ответственность берет на себя, собираясь сопровождать и обеспечить сохранность такого груза. Путь в Лиссабон лежал через горы, и хотя Португалия была дружественной страной, благодарной английской армии за освобождение от Наполеона, но на горных перевалах все еще пошаливали разбойники.
— О, Габриэль сам подберет людей, — сказала Тэмсин. — И это будут не солдаты. Я спросила о конвое, так как не считаю это удачной мыслью. Габриэль не любит солдат — точнее, любит их не больше, чем я… а иногда он бывает… — Она помолчала. — Ну, иногда он бывает немного непредсказуемым, особенно если выпьет.
— Что ты хочешь этим сказать? Что значит «непредсказуемым»? — отрывисто спросил Джулиан, вспоминая ощущение от прикосновения палаша гиганта к своей обнаженной спине и выражение глаз Тэмсин, когда она доказывала, что была добровольной партнершей в этом страстном переплетении тел у реки.
— Он вспыльчив, — пояснила Тэмсин, размышляя про себя о том, что это было серьезным преуменьшением. Но не стоило слишком тревожить полковника.
— Боже милостивый, — пробормотал Джулиан. Ему предстояло путешествие в мучительном обществе Виолетты, он нес ответственность за сохранность немыслимого богатства, и все это еще усугублялось присутствием человека, склонного к насилию в пьяном виде.
— Это с ним бывает не так часто, — успокоила Тэмсин. — И Хосефа очень хорошо умеет с ним обращаться… если ей удается вмешаться вовремя, — добавила она, когда они поравнялись с домиком сеньоры Браганца.
Джулиан воздержался от комментариев.
— Здесь я вас оставлю, — сказал он. — Как только сделаю необходимые приготовления, сообщу.
— О? — Тэмсин нахмурилась. — И когда же это будет?
— Узнаешь. Я предлагаю пока тебе заняться своим гардеробом. Еще потребуется костюм для верховой езды в дамском седле. Полагаю, ты сумеешь справиться с Цезарем, если сядешь в дамское седло? Если нет, то придется раздобыть для тебя другую верховую лошадь.
Он резко повернулся к Габриэлю:
— Габриэль, на одно слово… Вы собираетесь нанять людей, чтобы охранять вот это, — он жестом показал на вьючных мулов с поклажей, — во время нашего путешествия в Лиссабон?
— В Лиссабон? Так вот куда мы отправляемся? — Габриэль флегматично пожал плечами. — Тогда, я думаю, нам понадобится пара надежных людей. Я найду их где-нибудь поблизости.
— Мы могли бы путешествовать под защитой армейского конвоя. Они все время курсируют, сопровождая раненых. Габриэль покачал головой и сплюнул.
— Не якшаюсь с солдатами, полковник. Конечно, присутствующие не в счет.
— О, разумеется, — сухо заметил Джулиан. — Итак, предоставляю это вам. На подготовку остается пара дней, может быть, меньше.
Он посмотрел в ту сторону, где Тэмсин и Хосефа оживленно беседовали с сеньорой Браганца, при этом темпераментно жестикулируя.
Габриэль проследил за его взглядом.
— Женщины все уладят. Будет тишь, да гладь, да божья благодать. Для этого они и созданы, — заметил он. — Ну а я пока займусь разгрузкой. Не нравится мне, когда такое стоит на улице. Увидимся позже, полковник.
Гигант отвернулся, снял с мула окованный железом сундук и взгромоздил его на свое мощное плечо.
Джулиан уже было хотел предложить помощь, но потом передумал. Данные ему указания, хоть и были необычными, все-таки не включали переноску тяжестей и прочую физическую работу, достойную батрака на ферме. Полковник зашагал прочь, направляясь к зданию, где располагалась штаб-квартира главнокомандующего.
Тэмсин, хмурясь, смотрела ему вслед. Он так стремился уйти от нее, а ей не нравилось, когда ее так легко покидали.
Предоставив сеньоре демонстрировать Хосефе скромные преимущества жизни в домике, она вернулась к воротам и, проскользнув мимо Габриэля, топавшего ей навстречу со следующим сундуком, оказалась на улице.
— Эй, парнишка! — окликнула она мальчугана, гонявшего по улице камень. — Видишь вон того полковника? — Тэмсин показала на широкую спину удалявшегося Джулиана.
Паренек кивнул.
— Отправляйся за ним и дай мне знать, где он проводит вечер. Может быть, он вернется в лагерь, а может, останется в штаб-квартире. Потом придешь сюда и расскажешь, а я припасу для тебя крусадо[14].
Парнишка ухмыльнулся и побежал вслед за полковником, а когда объект его наблюдения скрылся в здании штаб-квартиры, устроился на улице.
Не подозревая, что за ним следует юный сыщик, Джулиан вошел в апартаменты Веллингтона. Главнокомандующий и присутствовавшие офицеры оживленно приветствовали его.
— Сент-Саймон, поужинайте с нами, Мы все ломаем головы, о чем же вам все-таки следует говорить в Вестминстере…
Следует ли просить максимум и потом пойти на попятный?
Или наши требования должны быть разумными с самого начала, чтоб не вызвать в министерстве лишних волнений?
Джулиан на время забыл о Тэмсин, сокровищах и непредсказуемом Габриэле. Хотя эта дипломатическая миссия и не вызывала у него восторга, он понимал ее важность.
Парнишка ждал его до темноты. Полковник так и не вышел. Зато появилась целая процессия слуг, несущих с кухни, расположенной в соседнем здании, подносы с едой. Сквозь открытые окна послышалось звяканье фарфора и звон стекла, время от времени доносились голоса сотрапезников, и на улицу заструились ароматы кушаний.
Мальчик побежал к дому вдовы. Дверь была распахнута настежь, что позволяло свободно вливаться в помещение ласковому весеннему воздуху. Он просунул голову в освещаемую свечой кухню, где за обедом, сервированным гораздо скромнее, чем в штаб-квартире, сидели Тэмсин, Габриэль, Хосефа и сеньора Браганца.
— А, вот и наш разведчик, — приветствовала его Тэмсин и встала. — Так где полковник?
— Ужинает в штаб-квартире, сеньорита. Он вошел туда и до сих пор не выходил. Я ни на минуту не спускал глаз с двери.
— Хорошо, — кивнула Тэмсин. — Габриэль, у тебя найдется крусадо?
Габриэль пошарил в кармане и бросил серебряную монетку стоявшему у двери мальчику.
Тэмсин улыбнулась и сунула в рот оливку.
— У меня есть идея. Примерно через полчаса ты пойдешь в штаб-квартиру и скажешь полковнику, что мне надо переговорить с ним по крайне важному делу.
Габриэль оторвал ножку от лежавшей перед ним на тарелке курицы.
— Как скажешь, малышка. — И он впился зубами в мясо.
Тэмсин удовлетворенно кивнула, вынула изо рта оливковую косточку и бросила в сад.
— Мне надо сделать кое-какие приготовления. Запомни, через полчаса. К тому времени они пустят по кругу портвейн.
Она скрылась наверху, предоставив остальным заканчивать обед. Никто не усмотрел ничего странного ни в ее инструкциях, ни в исчезновении. Оставшиеся продолжали есть с завидным аппетитом.
Через полчаса в штаб-квартиру явился Габриэль, он поднялся по лестнице на площадку и коротким кивком головы приветствовал лейтенанта.
— Полковник Сент-Саймон здесь? — Он сделал жест в сторону двери, ведущей в апартаменты герцога.
— Да, но он занят, — ответил Сандерсон высокомерно, пристально разглядывая мощную фигуру мужлана, одетого в кожаные бриджи и куртку и грубую домотканую рубашку. Шея верзилы была повязана не слишком чистым платком, а седые волосы собраны на затылке.
— А вы кто, собственно говоря?
— Не твое дело, парнишка, — сказал Габриэль дружелюбно. — Пойду приведу полковника.
— Нет! — Видя, что посетитель направился к двери, Сандерсон вскочил, чтобы преградить ему дорогу. — Туда нельзя!
— Мне все можно, паренек, — Габриэль схватил возмущенного лейтенанта за ворот и приподнял.
— Давай-ка не будем спорить. Ты сам побежишь туда доложить или мне это сделать?
Сандерсон открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Габриэль уже швырнул его на стул, дружелюбно заметив:
— Я сам о себе доложу!
К тому времени, когда появились двое запыхавшихся от бега пехотинцев, Габриэль уже был в святилище главнокомандующего.
Офицеры, сидевшие вокруг стола, с изумлением подняли головы, а Джулиан с покорным вздохом на мгновение закрыл глаза.
Сандерсон и его помощники ворвались в комнату, следуя по пятам за великаном.
— Прошу прощения, сэр, мне не удалось задержать его. Веллингтон взял монокль и, осмотрев вошедшего, язвительно резюмировал:
— Пожалуй, это действительно было нелегко. С кем имею честь?..
Габриэль не счел нужным представиться и сразу перешел к делу;
— Извините, что прервал вашу трапезу, джентльмены. Но я пришел за полковником Сент-Саймоном. Девочке он срочно нужен.
— Он имеет в виду Виолетту, — процедил сквозь зубы Джулиан, откинувшись на спинку стула и машинально крутя в руках стакан с портвейном.
— Что ей понадобилось теперь, Габриэль? Габриэль пожал плечами.
— Не могу сказать, полковник. Она просто велела мне вас привести.
Джулиан осушил стакан и поднялся.
— Прошу прощения, джентльмены. Не могу заставлять леди ждать, — Тон его был саркастическим, и Габриэль нахмурился.
— Вы ведь не хотели оскорбить малышку, полковник, а?
— Существо, которое вы, Габриэль, упорно величаете «малышкой» и «девчушкой», на самом деле маленький хитрый дьяволенок, — заявил Джулиан. — И если вы хотите из-за этого сразиться со мной, я предлагаю выйти.
Наступило напряженное молчание, потом Габриэль разразился хохотом, раскатившимся по комнате так, что задребезжал фарфор.
— Ладно, не буду с тобой ссориться, парень. Так пойдем? Джулиан кивнул, отвесил поклон товарищам и последовал за Габриэлем к двери. Сандерсон и его помощники вышли за ними.
— Ну так как, посвятила она вас в свой безумный план? — поинтересовался Джулиан, пока они шли по освещенным светом фонарей улицам Эльваса.
— Пока еще нет, — ответил Габриэль невозмутимо. — Она все скажет в свое время, когда ее душеньке будет угодно.
— И не любопытно узнать? Габриэль покачал головой.
— Все равно я поеду туда, куда поедет она. Они уже дошли до домика вдовы, и Джулиан замешкался в крошечной прихожей. Из кухни доносились голоса двух старших дам.
— Так где она?
— Думаю, наверху, — ответил Габриэль. — Я пойду в сад выкурить трубку. — И он вышел, плотно притворив за собой дверь.
Джулиан тихонько выругался сквозь зубы. Тэмсин снова принялась за свои фокусы, он в этом не сомневался. Он поднял голову и взглянул на узкую деревянную лестницу. Потом, нетерпеливо тряхнув головой, решительно зашагал вверх и, достигнув площадки, громко постучал. Тихий голос пригласил его войти, он толкнул дверь и оказался в комнатушке под крышей.
Но тотчас же остановился на пороге не веря своим глазам. Из маленького круглого оконца молочный звездный свет падал на «пещеру Аладдина». На полу стояли раскрытые сундуки, из которых вываливалось содержимое: сверкающие шелка, богатые отрезы бархата, темно-зеленые изумруды, алмазы, слепящие своим блеском, темные густо-красные рубины, зеленые, как морская волна, аквамарины, блестящая бирюза. Пока он стоял, потрясенный, и созерцал это великолепие, с низкой и узкой походной кровати послышался тихий смех. Он медленно повернул голову, и на минуту показалось, что все это приснилось ему в каком-то безумном сне, достойном пациента Бедлама.
Золото покрывало постель, и не только ее. Оно покрывало все тело Виолетты. Сплошным золотым покрывалом лежали на нем монеты всех стран, блестевшие в лунном свете и переливавшиеся, когда дыхание приподнимало ее грудь.
— Иисус, Мария и Иосиф, — прошептал он. — Что ты тут делаешь, во имя Господа?
— Выберите себе что-нибудь, — сказала она, не двигаясь с постели. — Вы имеете право на компенсацию за тот тяжкий труд, который я на вас возложила. — Посмотрите…
В нем вспыхнул гнев и окрасил румянцем щеки:
— Ты предлагаешь мне плату? — спросил он, не веря своим ушам.
— Компенсацию, — пробормотала Тэмсин. — Посмотрите и подумайте, что вам нравится.
— Ты смеешь предлагать мне награбленное золото? — Он шагнул к кровати, глаза его потемнели от гнева. — Из всех оскорблений…
— Не делайте необоснованных выводов, — перебила она с улыбкой, и глаза ее сверкали, как драгоценные камни. Только лицо оставалось открытым, и он поймал себя на том, что его взгляд медленно скользит вниз по ее телу, зачарованный всхолмлениями грудей, прикрытых золотом, и маленькими розовыми бутонами, увенчивающими их и проглядывающими сквозь золотой покров.
Золото лежало, образуя целые гроздья, во впадине ее живота, из углубления пупка застенчиво выглядывал изумруд, дукаты расположились кругами на бедрах, и не в один слой, и на каждом из пальцев ног был хорошо отполированный сверкающий дублон.
— Здесь есть сокровища на разный вкус, — пробормотала она. — Если вы отвергаете золото, взгляните, что под ним. Может быть, что-нибудь привлечет вас…
Очень осторожно она раздвинула ноги, и на фоне тусклого блеска загорелся яркий огонь алмазов.
— Ты… ты… — у него не хватало слов.
Он смотрел сверху вниз, туда, где алмазы поблескивали заманчиво и лукаво, посылая приглашение.
Джулиан встал на колени рядом с постелью и осторожно смахнул монеты с ее грудей, прикасаясь к ним кончиками пальцев и обнажая нежные бледные округлости. Он наклонил голову и коснулся языком ее приподнятых сосков, ощутив теплую сладость ее кожи со слабым металлическим привкусом золота.
Тэмсин лежала неподвижно и молча, и он освобождал ее тело от золотого покрова медленно, снимая монету за монетой и складывая их кучками на полу возле своих ног. Так он обнажал ее кожу, участок за участком, и на каждом его губы оставляли влажную печать.
Лежать неподвижно становилось все трудней. Она-то думала, что он в порыве страсти смахнет с ее тела все монеты разом, опьяненный гневом и желанием. Но это восхитительно медленное действие заставляло каждый ее нерв трепетать и посылало волну тепла, приливавшего к коже каждый раз, когда ее обжигали его пламенные поцелуи, и кровь бешено мчалась по ее венам.
Он не тронул изумруд в углублении ее пупка, продолжая обнажать живот, а его язык оставлял огненный след на ее влажной коже. Медленно он открывал ее бедра, икры, ступни, поцеловал каждый маленький розовый пальчик, пока она наконец не застонала, выражая не вполне искренний протест против щекотки.
Джулиан смотрел на ее распростертое тело. Из темноты ему подмигивали алмазы.
— Волшебница, — сказал он тихо. За долгие минуты это было первое произнесенное вслух слово в маленькой, сплошь заваленной драгоценностями комнате.
Он поднялся с колен, и она повернула голову, чтобы увидеть, как он наклонился над одной из шкатулок, перебирая камни, выбирая и откладывая.
Он повернулся к кровати, держа в руках пригоршню ожерелий и браслетов. Встав на колени снова, он начал украшать ее тело. Его лицо было сосредоточенным. Он надел и застегнул браслеты на запястьях и щиколотках. Переливающееся тусклым блеском жемчужное ожерелье надел ей на шею. Золотую цепь, усыпанную изумрудами, осторожно просунул под ее тело и застегнул, охватив им талию. Другим ожерельем он обвил ее грудь.
Потом отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. На губах его появилась едва заметная улыбка. Он посмотрел на отполированный алмаз на своей ладони, и улыбка коснулась и его глаз и осветила их.
— Повернись. — Его голос едва заметно дрожал. — Но сделай это очень осторожно.
Тэмсин осторожно перевернулась на живот, и золотой пояс с изумрудами прижался к ее коже. Она ощутила его прохладу и твердость.
Джулиан склонился над ее распростертым телом, и кожа ее собралась в крошечные складочки, как рябь на воде, под краем алмаза, которым он провел вдоль спины, прочертил им линии на ее лопатках, обведя ребра, пройдясь по позвоночнику. Ее пальцы изогнулись и зарылись в матрас, когда он начал чертить алмазом узоры на пояснице, а потом прошелся по ягодицам, медленно обводя их очертания до того, как раздвинуть нежные складки и вставить драгоценный камень в алмазный сад, расцветший между бедер.
Тэмсин быстро, почти испуганно вздохнула, потом улыбнулась про себя. Это был такой любовник, который охотно шел навстречу ее фантазиям и разделял их. Когда Джулиан выпрямился, она снова перевернулась на спину и сделала это очень осторожно, чтобы не потревожить свой алмазный сад.
Она жадно смотрела, как он раздевается, медленно, будто ему некуда было спешить. Будто он не горел желанием так же, как и она. Когда он встал перед нею обнаженный, она с неукротимой и неутолимой жадностью стала рассматривать его возбужденное желанием тело и наконец протянула к нему руки… Он склонился над ней, прижавшись ртом к ее губам, и в его поцелуе была свирепость и жажда утверждения. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы приоткрылись, уступая этой настойчивой жажде обладания, она вся раскрылась для его ласк.
Наконец он оторвался от нее и отодвинулся, но продолжал смотреть, и в глазах его появилось нечто хищное, они были полны требовательного желания. Он медленно провел руками по всему ее телу, играя цепями и камнями, опоясывающими его. И наконец он раздвинул ее бедра, открывая потайные места и сокровища, которые были там скрыты.
— А теперь, — сказал он, — поищем клад.
Глава 11
Эта краткая, но исчерпывающая характеристика королевской семьи была принята в мрачном, но сочувственном молчании. Говоривший отхлебнул добрый глоток вина и оглядел сидевших за столом в одной из комнат Вестминстерского дворца, как бы бросая вызов потенциальному противнику. Это был человек лет шестидесяти с лишним — с черными, жесткими как кремень глазами, зорко смотрящими из-под кустистых седых бровей, с гривой серых как железо волос.
— И к тому же они слишком дорого нам обходятся, — пророкотал один из сидевших за столом мужчин, откидываясь на спинку стула и расстегивая пуговицу на полосатом жилете, туго обтягивавшем его обширное брюшко. — Да, это так, Пенхэллан.
— Павильон Принни в Брайтоне — нечто чудовищное! Никогда не видел ничего подобного. Чего стоят все эти купола и драконы!
Седрик Пенхэллан фыркнул.
— Потрясающее уродство! А общество сияет и расплывается в улыбках, и рассыпается в поздравлениях этому идиоту, хваля его вкус и фантазию, а парламент одобряет законопроекты.
— Совершенно верно, — согласился премьер-министр, сидевший так прямо, будто аршин проглотил, и имевший такой вид, будто решил наконец взять бразды правления в свои руки. — В этом-то и состоит суть вопроса, джентльмены. У нас на шее Веллингтон, с каждым почтовым судном присылающий просьбы о деньгах, адмиралтейство, желающее новых кораблей, а королевский двор день ото дня становится все более алчным. Мы не можем одновременно разбивать Наполеона и потрафлять странным причудам Принни, не говоря уж о требованиях его братьев по гражданскому ведомству.
Седрик Пенхэллан взял яблоко из серебряной, украшенной гравировкой вазы и начал тщательно очищать кожицу крошечным десертным ножом. Кожура снималась одной непрерывной, совершенной по форме спиралью. Беседа за обедом у премьер-министра, пригласившего на него своих немногих близких друзей, приняла знакомый оборот: говорили о том, как совместить расходы, необходимые стране для ведения войны, с финансовыми требованиями праздного регента-автократа, не понимавшего, почему его желания не могут мгновенно удовлетворяться рабски послушным парламентом.
— Стюарты дорого заплатили за науку, — сказал Пенхэллан с циничной усмешкой. — Может быть, нам следует и Ганноверскому дому дать попробовать лекарство Стюартов, пусть узнают, каково оно на вкус.
Наступила минута изумленного молчания — потом смущенный смех рябью прошел вдоль стола.
Люди, имевшие обыкновение обедать с лордом Пенхэлланом, всегда готовы были ожидать от него сардонической резкости оценок и готовности предложить самые крайние средства для решения проблем. Но даже для его близких друзей было чересчур выслушивать рекомендации Пенхэллана устроить революцию и организовать цареубийство, пусть это и было сказано в шутку.
— У вас опасное чувство юмора, Седрик, — заметил премьер-министр, чувствуя, что должен слегка пожурить друга.
— Да разве я шутил? — возразил лорд Пенхэллан, поднимая брови, а в глазах его заблестели насмешливые искорки. — Как долго еще английское правительство будет потворствовать вульгарной расточительности немецкого хама?
Он отодвинул свой стул.
— Вы должны меня извинить, джентльмены, и вы, милорд. — Он кивнул премьер-министру. — Великолепный обед. Я рассчитываю увидеть вас в Гровнор Сквер в следующий четверг. Наклевывается партия бургундского, хотелось бы, чтобы вы его оценили.
Попрощавшись, Седрик Пенхэллан оставил своих сотрапезников и вышел в холодный мартовский вечер. Он был утомлен и рассержен, но зато и им дал почувствовать свое раздражение и надеялся, что посеял в коридорах власти семена, которые смогут принести плоды. Должен же кто-нибудь положить конец расточительности королевского семейства, и он считал, что момент этот наступил. Пришло время напомнить королю и его семье, что они всего-навсего глупые смертные, которых может обуздать парламент.
Он улыбнулся про себя и бодро зашагал по улицам. Для такого крупного мужчины походка у него была на удивление легкой. Ему нравилось шокировать их небрежными намеками на казнь Карла Первого[15]. Конечно, он никогда не стал бы серьезно ратовать за такие меры, и они это знали… Или по крайней мере думали, что знают.
Он наращивал свое политическое влияние большей частью за кулисами действа, больше шепотом и намеками, чем прямыми заявлениями. В Палате лордов его редко можно было видеть поднявшимся с места и произносящим речь, но лорд Пенхэллан обладал огромным влиянием, и власть его простиралась далеко. Его улыбка стала еще шире, и он поднялся по ступенькам к парадному входу в свой дом.
Дверь перед ним распахнулась еще до того, как он взял в руки дверной молоток, и дворецкий приветствовал его поклоном:
— Добрый вечер, милорд. Полагаю, вы приятно провели время.
Седрик не ответил. Он хмуро застыл в колеблющемся свете свечи. Из библиотеки доносился пронзительный визг, перемежающийся взрывом пьяного мужского смеха.
— Мои племянники сегодня развлекаются дома, — кисло заметил он.
Теперь наступила очередь дворецкого промолчать. Седрик подошел к двери библиотеки и резко распахнул ее. При виде безобразной сцены, представшей перед ним, губы его искривились. Три женщины, на которых не было ничего, если не считать румян на щеках, исполняли на столе какой-то непристойный танец, а пятеро мужчин развалились на диванах и стульях со стаканами в руках.
— О, опекун! Не ожидали, что вы вернетесь так скоро. — Один из зрителей поднялся, с трудом удерживаясь на ногах, в его пьяном бормотании слышался страх.
— Конечно, нет, — не скрывая отвращения, подтвердил его дядя. — Я ведь уже говорил тебе, чтоб ты не превращал мой дом в бордель. Убери отсюда этих шлюх и развлекайся с ними в свинарнике, где им и тебе самое место.
Он посторонился, с презрением наблюдая, как мужчины с трудом поднимались на ноги, бормоча извинения, а дамы, спрыгнув со стола, начали торопливо натягивать платья и нижние юбки. Глаза их остекленели от выпитого, но все же в них можно было разглядеть хищный голодный огонь. Одна из девиц приблизилась к Дэвиду Пенхэллану с заискивающей улыбкой.
— Каждой по гинее, сэр, — напомнила она. — Вы обещали.
Племянник Седрика ударил ее по щеке тыльной стороной ладони.
— Думаешь, я такой дурак, чтобы заплатить гинею пьяному тощему мешку с костями? — спросил он яростно. — Убирайтесь отсюда, вы все! — Он снова поднял руку, и женщина съежилась, прикрывая пятно, оставленное пощечиной.
— Дэвид, давай дадим им что-нибудь за танец, — подал голос брат-близнец Дэвида, сопровождая свои слова хихиканьем, которое звучало скорее угрожающе, чем весело.
Чарльз запустил руку в карман и бросил женщинам пригоршню пенсов. Да так, что монетка угодила в глаз одной из женщин, и та с криком боли рухнула на спину, но кое-как поднялась и присоединилась к остальным, которые ползали по полу, собирая монеты. Прочие гуляки с хохотом подключились к новой забаве, и теперь монеты сыпались градом. Но жертвы обстрела не могли себе позволить убежать.
— И из чего же оно состоит, это сокровище?
— Ну, это плоды разбоя, накопления за целую жизнь, сэр, — сказала она сухо. — Как положено: золото, серебро, драгоценные камни. Дублоны, дукаты, франки. Целое состояние.
— Боже милостивый! — пробормотал он слабым голосом. — Так, вероятно, эта банда дезертиров… Ел лицо напряглось:
— Конечно, они охотились за сокровищем. Они слышали о несметном богатстве Эль Барона, но не могли его найти. Барон был не дурак. Только он и Габриэль знали, где оно. Видите ли, отец, если бы дело дошло до пыток, мог доверять только себе и Габриэлю.
— Понимаю. — Джулиан не нашелся, что еще сказать.
— Как вы считаете: через Португалию нам следует ехать под армейским конвоем?
— Я еще не думал об этом. Но, учитывая новые обстоятельства, считаю, что нам потребуется надежная защита.
Он скорчил гримасу, размышляя о том, какую ответственность берет на себя, собираясь сопровождать и обеспечить сохранность такого груза. Путь в Лиссабон лежал через горы, и хотя Португалия была дружественной страной, благодарной английской армии за освобождение от Наполеона, но на горных перевалах все еще пошаливали разбойники.
— О, Габриэль сам подберет людей, — сказала Тэмсин. — И это будут не солдаты. Я спросила о конвое, так как не считаю это удачной мыслью. Габриэль не любит солдат — точнее, любит их не больше, чем я… а иногда он бывает… — Она помолчала. — Ну, иногда он бывает немного непредсказуемым, особенно если выпьет.
— Что ты хочешь этим сказать? Что значит «непредсказуемым»? — отрывисто спросил Джулиан, вспоминая ощущение от прикосновения палаша гиганта к своей обнаженной спине и выражение глаз Тэмсин, когда она доказывала, что была добровольной партнершей в этом страстном переплетении тел у реки.
— Он вспыльчив, — пояснила Тэмсин, размышляя про себя о том, что это было серьезным преуменьшением. Но не стоило слишком тревожить полковника.
— Боже милостивый, — пробормотал Джулиан. Ему предстояло путешествие в мучительном обществе Виолетты, он нес ответственность за сохранность немыслимого богатства, и все это еще усугублялось присутствием человека, склонного к насилию в пьяном виде.
— Это с ним бывает не так часто, — успокоила Тэмсин. — И Хосефа очень хорошо умеет с ним обращаться… если ей удается вмешаться вовремя, — добавила она, когда они поравнялись с домиком сеньоры Браганца.
Джулиан воздержался от комментариев.
— Здесь я вас оставлю, — сказал он. — Как только сделаю необходимые приготовления, сообщу.
— О? — Тэмсин нахмурилась. — И когда же это будет?
— Узнаешь. Я предлагаю пока тебе заняться своим гардеробом. Еще потребуется костюм для верховой езды в дамском седле. Полагаю, ты сумеешь справиться с Цезарем, если сядешь в дамское седло? Если нет, то придется раздобыть для тебя другую верховую лошадь.
Он резко повернулся к Габриэлю:
— Габриэль, на одно слово… Вы собираетесь нанять людей, чтобы охранять вот это, — он жестом показал на вьючных мулов с поклажей, — во время нашего путешествия в Лиссабон?
— В Лиссабон? Так вот куда мы отправляемся? — Габриэль флегматично пожал плечами. — Тогда, я думаю, нам понадобится пара надежных людей. Я найду их где-нибудь поблизости.
— Мы могли бы путешествовать под защитой армейского конвоя. Они все время курсируют, сопровождая раненых. Габриэль покачал головой и сплюнул.
— Не якшаюсь с солдатами, полковник. Конечно, присутствующие не в счет.
— О, разумеется, — сухо заметил Джулиан. — Итак, предоставляю это вам. На подготовку остается пара дней, может быть, меньше.
Он посмотрел в ту сторону, где Тэмсин и Хосефа оживленно беседовали с сеньорой Браганца, при этом темпераментно жестикулируя.
Габриэль проследил за его взглядом.
— Женщины все уладят. Будет тишь, да гладь, да божья благодать. Для этого они и созданы, — заметил он. — Ну а я пока займусь разгрузкой. Не нравится мне, когда такое стоит на улице. Увидимся позже, полковник.
Гигант отвернулся, снял с мула окованный железом сундук и взгромоздил его на свое мощное плечо.
Джулиан уже было хотел предложить помощь, но потом передумал. Данные ему указания, хоть и были необычными, все-таки не включали переноску тяжестей и прочую физическую работу, достойную батрака на ферме. Полковник зашагал прочь, направляясь к зданию, где располагалась штаб-квартира главнокомандующего.
Тэмсин, хмурясь, смотрела ему вслед. Он так стремился уйти от нее, а ей не нравилось, когда ее так легко покидали.
Предоставив сеньоре демонстрировать Хосефе скромные преимущества жизни в домике, она вернулась к воротам и, проскользнув мимо Габриэля, топавшего ей навстречу со следующим сундуком, оказалась на улице.
— Эй, парнишка! — окликнула она мальчугана, гонявшего по улице камень. — Видишь вон того полковника? — Тэмсин показала на широкую спину удалявшегося Джулиана.
Паренек кивнул.
— Отправляйся за ним и дай мне знать, где он проводит вечер. Может быть, он вернется в лагерь, а может, останется в штаб-квартире. Потом придешь сюда и расскажешь, а я припасу для тебя крусадо[14].
Парнишка ухмыльнулся и побежал вслед за полковником, а когда объект его наблюдения скрылся в здании штаб-квартиры, устроился на улице.
Не подозревая, что за ним следует юный сыщик, Джулиан вошел в апартаменты Веллингтона. Главнокомандующий и присутствовавшие офицеры оживленно приветствовали его.
— Сент-Саймон, поужинайте с нами, Мы все ломаем головы, о чем же вам все-таки следует говорить в Вестминстере…
Следует ли просить максимум и потом пойти на попятный?
Или наши требования должны быть разумными с самого начала, чтоб не вызвать в министерстве лишних волнений?
Джулиан на время забыл о Тэмсин, сокровищах и непредсказуемом Габриэле. Хотя эта дипломатическая миссия и не вызывала у него восторга, он понимал ее важность.
Парнишка ждал его до темноты. Полковник так и не вышел. Зато появилась целая процессия слуг, несущих с кухни, расположенной в соседнем здании, подносы с едой. Сквозь открытые окна послышалось звяканье фарфора и звон стекла, время от времени доносились голоса сотрапезников, и на улицу заструились ароматы кушаний.
Мальчик побежал к дому вдовы. Дверь была распахнута настежь, что позволяло свободно вливаться в помещение ласковому весеннему воздуху. Он просунул голову в освещаемую свечой кухню, где за обедом, сервированным гораздо скромнее, чем в штаб-квартире, сидели Тэмсин, Габриэль, Хосефа и сеньора Браганца.
— А, вот и наш разведчик, — приветствовала его Тэмсин и встала. — Так где полковник?
— Ужинает в штаб-квартире, сеньорита. Он вошел туда и до сих пор не выходил. Я ни на минуту не спускал глаз с двери.
— Хорошо, — кивнула Тэмсин. — Габриэль, у тебя найдется крусадо?
Габриэль пошарил в кармане и бросил серебряную монетку стоявшему у двери мальчику.
Тэмсин улыбнулась и сунула в рот оливку.
— У меня есть идея. Примерно через полчаса ты пойдешь в штаб-квартиру и скажешь полковнику, что мне надо переговорить с ним по крайне важному делу.
Габриэль оторвал ножку от лежавшей перед ним на тарелке курицы.
— Как скажешь, малышка. — И он впился зубами в мясо.
Тэмсин удовлетворенно кивнула, вынула изо рта оливковую косточку и бросила в сад.
— Мне надо сделать кое-какие приготовления. Запомни, через полчаса. К тому времени они пустят по кругу портвейн.
Она скрылась наверху, предоставив остальным заканчивать обед. Никто не усмотрел ничего странного ни в ее инструкциях, ни в исчезновении. Оставшиеся продолжали есть с завидным аппетитом.
Через полчаса в штаб-квартиру явился Габриэль, он поднялся по лестнице на площадку и коротким кивком головы приветствовал лейтенанта.
— Полковник Сент-Саймон здесь? — Он сделал жест в сторону двери, ведущей в апартаменты герцога.
— Да, но он занят, — ответил Сандерсон высокомерно, пристально разглядывая мощную фигуру мужлана, одетого в кожаные бриджи и куртку и грубую домотканую рубашку. Шея верзилы была повязана не слишком чистым платком, а седые волосы собраны на затылке.
— А вы кто, собственно говоря?
— Не твое дело, парнишка, — сказал Габриэль дружелюбно. — Пойду приведу полковника.
— Нет! — Видя, что посетитель направился к двери, Сандерсон вскочил, чтобы преградить ему дорогу. — Туда нельзя!
— Мне все можно, паренек, — Габриэль схватил возмущенного лейтенанта за ворот и приподнял.
— Давай-ка не будем спорить. Ты сам побежишь туда доложить или мне это сделать?
Сандерсон открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Габриэль уже швырнул его на стул, дружелюбно заметив:
— Я сам о себе доложу!
К тому времени, когда появились двое запыхавшихся от бега пехотинцев, Габриэль уже был в святилище главнокомандующего.
Офицеры, сидевшие вокруг стола, с изумлением подняли головы, а Джулиан с покорным вздохом на мгновение закрыл глаза.
Сандерсон и его помощники ворвались в комнату, следуя по пятам за великаном.
— Прошу прощения, сэр, мне не удалось задержать его. Веллингтон взял монокль и, осмотрев вошедшего, язвительно резюмировал:
— Пожалуй, это действительно было нелегко. С кем имею честь?..
Габриэль не счел нужным представиться и сразу перешел к делу;
— Извините, что прервал вашу трапезу, джентльмены. Но я пришел за полковником Сент-Саймоном. Девочке он срочно нужен.
— Он имеет в виду Виолетту, — процедил сквозь зубы Джулиан, откинувшись на спинку стула и машинально крутя в руках стакан с портвейном.
— Что ей понадобилось теперь, Габриэль? Габриэль пожал плечами.
— Не могу сказать, полковник. Она просто велела мне вас привести.
Джулиан осушил стакан и поднялся.
— Прошу прощения, джентльмены. Не могу заставлять леди ждать, — Тон его был саркастическим, и Габриэль нахмурился.
— Вы ведь не хотели оскорбить малышку, полковник, а?
— Существо, которое вы, Габриэль, упорно величаете «малышкой» и «девчушкой», на самом деле маленький хитрый дьяволенок, — заявил Джулиан. — И если вы хотите из-за этого сразиться со мной, я предлагаю выйти.
Наступило напряженное молчание, потом Габриэль разразился хохотом, раскатившимся по комнате так, что задребезжал фарфор.
— Ладно, не буду с тобой ссориться, парень. Так пойдем? Джулиан кивнул, отвесил поклон товарищам и последовал за Габриэлем к двери. Сандерсон и его помощники вышли за ними.
— Ну так как, посвятила она вас в свой безумный план? — поинтересовался Джулиан, пока они шли по освещенным светом фонарей улицам Эльваса.
— Пока еще нет, — ответил Габриэль невозмутимо. — Она все скажет в свое время, когда ее душеньке будет угодно.
— И не любопытно узнать? Габриэль покачал головой.
— Все равно я поеду туда, куда поедет она. Они уже дошли до домика вдовы, и Джулиан замешкался в крошечной прихожей. Из кухни доносились голоса двух старших дам.
— Так где она?
— Думаю, наверху, — ответил Габриэль. — Я пойду в сад выкурить трубку. — И он вышел, плотно притворив за собой дверь.
Джулиан тихонько выругался сквозь зубы. Тэмсин снова принялась за свои фокусы, он в этом не сомневался. Он поднял голову и взглянул на узкую деревянную лестницу. Потом, нетерпеливо тряхнув головой, решительно зашагал вверх и, достигнув площадки, громко постучал. Тихий голос пригласил его войти, он толкнул дверь и оказался в комнатушке под крышей.
Но тотчас же остановился на пороге не веря своим глазам. Из маленького круглого оконца молочный звездный свет падал на «пещеру Аладдина». На полу стояли раскрытые сундуки, из которых вываливалось содержимое: сверкающие шелка, богатые отрезы бархата, темно-зеленые изумруды, алмазы, слепящие своим блеском, темные густо-красные рубины, зеленые, как морская волна, аквамарины, блестящая бирюза. Пока он стоял, потрясенный, и созерцал это великолепие, с низкой и узкой походной кровати послышался тихий смех. Он медленно повернул голову, и на минуту показалось, что все это приснилось ему в каком-то безумном сне, достойном пациента Бедлама.
Золото покрывало постель, и не только ее. Оно покрывало все тело Виолетты. Сплошным золотым покрывалом лежали на нем монеты всех стран, блестевшие в лунном свете и переливавшиеся, когда дыхание приподнимало ее грудь.
— Иисус, Мария и Иосиф, — прошептал он. — Что ты тут делаешь, во имя Господа?
— Выберите себе что-нибудь, — сказала она, не двигаясь с постели. — Вы имеете право на компенсацию за тот тяжкий труд, который я на вас возложила. — Посмотрите…
В нем вспыхнул гнев и окрасил румянцем щеки:
— Ты предлагаешь мне плату? — спросил он, не веря своим ушам.
— Компенсацию, — пробормотала Тэмсин. — Посмотрите и подумайте, что вам нравится.
— Ты смеешь предлагать мне награбленное золото? — Он шагнул к кровати, глаза его потемнели от гнева. — Из всех оскорблений…
— Не делайте необоснованных выводов, — перебила она с улыбкой, и глаза ее сверкали, как драгоценные камни. Только лицо оставалось открытым, и он поймал себя на том, что его взгляд медленно скользит вниз по ее телу, зачарованный всхолмлениями грудей, прикрытых золотом, и маленькими розовыми бутонами, увенчивающими их и проглядывающими сквозь золотой покров.
Золото лежало, образуя целые гроздья, во впадине ее живота, из углубления пупка застенчиво выглядывал изумруд, дукаты расположились кругами на бедрах, и не в один слой, и на каждом из пальцев ног был хорошо отполированный сверкающий дублон.
— Здесь есть сокровища на разный вкус, — пробормотала она. — Если вы отвергаете золото, взгляните, что под ним. Может быть, что-нибудь привлечет вас…
Очень осторожно она раздвинула ноги, и на фоне тусклого блеска загорелся яркий огонь алмазов.
— Ты… ты… — у него не хватало слов.
Он смотрел сверху вниз, туда, где алмазы поблескивали заманчиво и лукаво, посылая приглашение.
Джулиан встал на колени рядом с постелью и осторожно смахнул монеты с ее грудей, прикасаясь к ним кончиками пальцев и обнажая нежные бледные округлости. Он наклонил голову и коснулся языком ее приподнятых сосков, ощутив теплую сладость ее кожи со слабым металлическим привкусом золота.
Тэмсин лежала неподвижно и молча, и он освобождал ее тело от золотого покрова медленно, снимая монету за монетой и складывая их кучками на полу возле своих ног. Так он обнажал ее кожу, участок за участком, и на каждом его губы оставляли влажную печать.
Лежать неподвижно становилось все трудней. Она-то думала, что он в порыве страсти смахнет с ее тела все монеты разом, опьяненный гневом и желанием. Но это восхитительно медленное действие заставляло каждый ее нерв трепетать и посылало волну тепла, приливавшего к коже каждый раз, когда ее обжигали его пламенные поцелуи, и кровь бешено мчалась по ее венам.
Он не тронул изумруд в углублении ее пупка, продолжая обнажать живот, а его язык оставлял огненный след на ее влажной коже. Медленно он открывал ее бедра, икры, ступни, поцеловал каждый маленький розовый пальчик, пока она наконец не застонала, выражая не вполне искренний протест против щекотки.
Джулиан смотрел на ее распростертое тело. Из темноты ему подмигивали алмазы.
— Волшебница, — сказал он тихо. За долгие минуты это было первое произнесенное вслух слово в маленькой, сплошь заваленной драгоценностями комнате.
Он поднялся с колен, и она повернула голову, чтобы увидеть, как он наклонился над одной из шкатулок, перебирая камни, выбирая и откладывая.
Он повернулся к кровати, держа в руках пригоршню ожерелий и браслетов. Встав на колени снова, он начал украшать ее тело. Его лицо было сосредоточенным. Он надел и застегнул браслеты на запястьях и щиколотках. Переливающееся тусклым блеском жемчужное ожерелье надел ей на шею. Золотую цепь, усыпанную изумрудами, осторожно просунул под ее тело и застегнул, охватив им талию. Другим ожерельем он обвил ее грудь.
Потом отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. На губах его появилась едва заметная улыбка. Он посмотрел на отполированный алмаз на своей ладони, и улыбка коснулась и его глаз и осветила их.
— Повернись. — Его голос едва заметно дрожал. — Но сделай это очень осторожно.
Тэмсин осторожно перевернулась на живот, и золотой пояс с изумрудами прижался к ее коже. Она ощутила его прохладу и твердость.
Джулиан склонился над ее распростертым телом, и кожа ее собралась в крошечные складочки, как рябь на воде, под краем алмаза, которым он провел вдоль спины, прочертил им линии на ее лопатках, обведя ребра, пройдясь по позвоночнику. Ее пальцы изогнулись и зарылись в матрас, когда он начал чертить алмазом узоры на пояснице, а потом прошелся по ягодицам, медленно обводя их очертания до того, как раздвинуть нежные складки и вставить драгоценный камень в алмазный сад, расцветший между бедер.
Тэмсин быстро, почти испуганно вздохнула, потом улыбнулась про себя. Это был такой любовник, который охотно шел навстречу ее фантазиям и разделял их. Когда Джулиан выпрямился, она снова перевернулась на спину и сделала это очень осторожно, чтобы не потревожить свой алмазный сад.
Она жадно смотрела, как он раздевается, медленно, будто ему некуда было спешить. Будто он не горел желанием так же, как и она. Когда он встал перед нею обнаженный, она с неукротимой и неутолимой жадностью стала рассматривать его возбужденное желанием тело и наконец протянула к нему руки… Он склонился над ней, прижавшись ртом к ее губам, и в его поцелуе была свирепость и жажда утверждения. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы приоткрылись, уступая этой настойчивой жажде обладания, она вся раскрылась для его ласк.
Наконец он оторвался от нее и отодвинулся, но продолжал смотреть, и в глазах его появилось нечто хищное, они были полны требовательного желания. Он медленно провел руками по всему ее телу, играя цепями и камнями, опоясывающими его. И наконец он раздвинул ее бедра, открывая потайные места и сокровища, которые были там скрыты.
— А теперь, — сказал он, — поищем клад.
Глава 11
Лондон
— Король безумен, Принни — высокомерный болван, а все остальные в этой семейке — идиоты.Эта краткая, но исчерпывающая характеристика королевской семьи была принята в мрачном, но сочувственном молчании. Говоривший отхлебнул добрый глоток вина и оглядел сидевших за столом в одной из комнат Вестминстерского дворца, как бы бросая вызов потенциальному противнику. Это был человек лет шестидесяти с лишним — с черными, жесткими как кремень глазами, зорко смотрящими из-под кустистых седых бровей, с гривой серых как железо волос.
— И к тому же они слишком дорого нам обходятся, — пророкотал один из сидевших за столом мужчин, откидываясь на спинку стула и расстегивая пуговицу на полосатом жилете, туго обтягивавшем его обширное брюшко. — Да, это так, Пенхэллан.
— Павильон Принни в Брайтоне — нечто чудовищное! Никогда не видел ничего подобного. Чего стоят все эти купола и драконы!
Седрик Пенхэллан фыркнул.
— Потрясающее уродство! А общество сияет и расплывается в улыбках, и рассыпается в поздравлениях этому идиоту, хваля его вкус и фантазию, а парламент одобряет законопроекты.
— Совершенно верно, — согласился премьер-министр, сидевший так прямо, будто аршин проглотил, и имевший такой вид, будто решил наконец взять бразды правления в свои руки. — В этом-то и состоит суть вопроса, джентльмены. У нас на шее Веллингтон, с каждым почтовым судном присылающий просьбы о деньгах, адмиралтейство, желающее новых кораблей, а королевский двор день ото дня становится все более алчным. Мы не можем одновременно разбивать Наполеона и потрафлять странным причудам Принни, не говоря уж о требованиях его братьев по гражданскому ведомству.
Седрик Пенхэллан взял яблоко из серебряной, украшенной гравировкой вазы и начал тщательно очищать кожицу крошечным десертным ножом. Кожура снималась одной непрерывной, совершенной по форме спиралью. Беседа за обедом у премьер-министра, пригласившего на него своих немногих близких друзей, приняла знакомый оборот: говорили о том, как совместить расходы, необходимые стране для ведения войны, с финансовыми требованиями праздного регента-автократа, не понимавшего, почему его желания не могут мгновенно удовлетворяться рабски послушным парламентом.
— Стюарты дорого заплатили за науку, — сказал Пенхэллан с циничной усмешкой. — Может быть, нам следует и Ганноверскому дому дать попробовать лекарство Стюартов, пусть узнают, каково оно на вкус.
Наступила минута изумленного молчания — потом смущенный смех рябью прошел вдоль стола.
Люди, имевшие обыкновение обедать с лордом Пенхэлланом, всегда готовы были ожидать от него сардонической резкости оценок и готовности предложить самые крайние средства для решения проблем. Но даже для его близких друзей было чересчур выслушивать рекомендации Пенхэллана устроить революцию и организовать цареубийство, пусть это и было сказано в шутку.
— У вас опасное чувство юмора, Седрик, — заметил премьер-министр, чувствуя, что должен слегка пожурить друга.
— Да разве я шутил? — возразил лорд Пенхэллан, поднимая брови, а в глазах его заблестели насмешливые искорки. — Как долго еще английское правительство будет потворствовать вульгарной расточительности немецкого хама?
Он отодвинул свой стул.
— Вы должны меня извинить, джентльмены, и вы, милорд. — Он кивнул премьер-министру. — Великолепный обед. Я рассчитываю увидеть вас в Гровнор Сквер в следующий четверг. Наклевывается партия бургундского, хотелось бы, чтобы вы его оценили.
Попрощавшись, Седрик Пенхэллан оставил своих сотрапезников и вышел в холодный мартовский вечер. Он был утомлен и рассержен, но зато и им дал почувствовать свое раздражение и надеялся, что посеял в коридорах власти семена, которые смогут принести плоды. Должен же кто-нибудь положить конец расточительности королевского семейства, и он считал, что момент этот наступил. Пришло время напомнить королю и его семье, что они всего-навсего глупые смертные, которых может обуздать парламент.
Он улыбнулся про себя и бодро зашагал по улицам. Для такого крупного мужчины походка у него была на удивление легкой. Ему нравилось шокировать их небрежными намеками на казнь Карла Первого[15]. Конечно, он никогда не стал бы серьезно ратовать за такие меры, и они это знали… Или по крайней мере думали, что знают.
Он наращивал свое политическое влияние большей частью за кулисами действа, больше шепотом и намеками, чем прямыми заявлениями. В Палате лордов его редко можно было видеть поднявшимся с места и произносящим речь, но лорд Пенхэллан обладал огромным влиянием, и власть его простиралась далеко. Его улыбка стала еще шире, и он поднялся по ступенькам к парадному входу в свой дом.
Дверь перед ним распахнулась еще до того, как он взял в руки дверной молоток, и дворецкий приветствовал его поклоном:
— Добрый вечер, милорд. Полагаю, вы приятно провели время.
Седрик не ответил. Он хмуро застыл в колеблющемся свете свечи. Из библиотеки доносился пронзительный визг, перемежающийся взрывом пьяного мужского смеха.
— Мои племянники сегодня развлекаются дома, — кисло заметил он.
Теперь наступила очередь дворецкого промолчать. Седрик подошел к двери библиотеки и резко распахнул ее. При виде безобразной сцены, представшей перед ним, губы его искривились. Три женщины, на которых не было ничего, если не считать румян на щеках, исполняли на столе какой-то непристойный танец, а пятеро мужчин развалились на диванах и стульях со стаканами в руках.
— О, опекун! Не ожидали, что вы вернетесь так скоро. — Один из зрителей поднялся, с трудом удерживаясь на ногах, в его пьяном бормотании слышался страх.
— Конечно, нет, — не скрывая отвращения, подтвердил его дядя. — Я ведь уже говорил тебе, чтоб ты не превращал мой дом в бордель. Убери отсюда этих шлюх и развлекайся с ними в свинарнике, где им и тебе самое место.
Он посторонился, с презрением наблюдая, как мужчины с трудом поднимались на ноги, бормоча извинения, а дамы, спрыгнув со стола, начали торопливо натягивать платья и нижние юбки. Глаза их остекленели от выпитого, но все же в них можно было разглядеть хищный голодный огонь. Одна из девиц приблизилась к Дэвиду Пенхэллану с заискивающей улыбкой.
— Каждой по гинее, сэр, — напомнила она. — Вы обещали.
Племянник Седрика ударил ее по щеке тыльной стороной ладони.
— Думаешь, я такой дурак, чтобы заплатить гинею пьяному тощему мешку с костями? — спросил он яростно. — Убирайтесь отсюда, вы все! — Он снова поднял руку, и женщина съежилась, прикрывая пятно, оставленное пощечиной.
— Дэвид, давай дадим им что-нибудь за танец, — подал голос брат-близнец Дэвида, сопровождая свои слова хихиканьем, которое звучало скорее угрожающе, чем весело.
Чарльз запустил руку в карман и бросил женщинам пригоршню пенсов. Да так, что монетка угодила в глаз одной из женщин, и та с криком боли рухнула на спину, но кое-как поднялась и присоединилась к остальным, которые ползали по полу, собирая монеты. Прочие гуляки с хохотом подключились к новой забаве, и теперь монеты сыпались градом. Но жертвы обстрела не могли себе позволить убежать.