Фэйзер Джейн. Фиалка

   — Нет, — заявил Джулиан. — Ты пойдешь между нами. Тогда, если что-нибудь произойдет и тебя схватят, мы сможем напасть с обеих сторон.
   — А если схватят вас?
   — Корнише нужна ты, — огрызнулся он. — Однажды я тебя уже проморгал, и будь я проклят, если соглашусь потерять тебя снова. Я не собираюсь ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, подвергать нашу и без того нелегкую миссию большему риску.
   Тэмсин быстро посовещалась сама с собой. Англичанин не остановил бы ее, если бы она бросилась через линию пикетов. Габриэль, конечно, последует за ней, и они прекрасно справятся и без этого надменного полковника. Но все-таки он был прав, и здравый смысл победил.
   Она не ответила, только переместилась на корточках под прикрытие куста. Джулиан кивнул Габриэлю, и, когда патрульный повернулся спиной, чтобы идти в обратную сторону, гигант прыгнул вперед. Он вжимался в голую землю, но в течение нескольких страшных секунд его можно было разглядеть в лунном свете, потом он исчез в тени за линией пикетов.
   Двое замерли, боясь пошевельнуться. Патрульный вернулся и ушел снова. Тэмсин не стала ждать знака полковника. Низко пригнувшись, она стрелой пронеслась через дорогу, ее, крошечная летящая фигурка мелькнула и исчезла в тени.
   Сент-Саймон остался один, не задумываясь больше о смысле этой вылазки. Теперь, когда они уже заварили эту кашу, все его силы были направлены на то, чтобы все успешно завершилось. Наступила его очередь, и он выбежал из укрытия, чувствуя, как сабля бьет его по бедру. Нога задела о камень, и Джулиан чуть не споткнулся, ругая себя за неуклюжесть, но в полной форме кавалерийского офицера, со всеми регалиями, ему приходилось труднее, чем его спутникам.
   — Сюда, — прошипела Тэмсин, делая ему знаки из темноты, и он упал на землю около них, рядом с поленницей дров.
   Лагерь был на удивление тихим для этого времени, хотя до них и доносились приглушенные голоса и редкие взрывы смеха из палаток и хижин.
   — Давайте-ка займем позиции. — С этими словами Тэмсин шагнула вперед, но Джулиан схватил ее за руку — пальцы его были сильными, а глаза светились в темноте.
   — Порядок такой же, как и раньше.
   Она молча подчинилась, и они остались ждать, пока Габриэль, петляя между деревьями, проделал путь до выступавшего горбом полотняного навеса над офицерским нужником и исчез за этим сооружением.
   — Теперь ты.
   Кажется, англичанин вообразил, что командует здесь он… Но не было времени останавливаться и спорить. Тэмсин метнулась вперед, вся в предвкушении забавы, думая только о мести Корнише. Чтобы совершить это, можно было даже примириться с командирскими манерами английского милорда.
   Ровно в одиннадцать часов из хижины появился полковник Корнише со стаканом коньяка в руке. Он остановился и посмотрел на небо, вдыхая свежесть вечернего воздуха. Теперь, когда дождь прекратился, Бадахосу вновь грозила осада. Его отряд был слишком малочисленным, чтобы прийти на помощь осажденным горожанам и гарнизону. Вот если бы он не упустил Фиалку, то мог бы теперь стереть с лица земли несколько партизанских отрядов и составить карту перевалов, которые люди герильи использовали для перехода через горы. Это было бы бесценным вкладом в дело французской армии.
   Корнише уже составил план и чуть было не ударил по врагу, что принесло бы ему похвалу и поздравления начальников и почти наверняка продвижение по службе. Тогда бы он, возможно, выбрался из этой забытой Богом страны до того, как начнется лето и все связанные с ним неприятности. Но теперь перехитрившие его англичане, вероятно, уже вытрясли всю ценную информацию из Фиалки.
   Пребывая в таком мрачном настроении, полковник Корнише шествовал по лагерю, совершая обычный обход пикетов в суровом молчании, прервать которое не решался никто из подчиненных. Потом он повернулся и направился к нужникам.
   — Идет, — тихонько заметил пехотинец, обращаясь к приятелю. — По старику часы можно проверять.
   Скабрезный ответ товарища вызвал у обоих приступ хохота: они наблюдали за полковником, откинувшим полотняную занавеску и исчезнувшим из виду.
   Он уже собирался комфортабельно расположиться на деревянной перекладине, сооруженной над ямой, когда острие ножа прорвало полотно.
   Полковник уставился на него, не вполне понимая, что бы это могло значить. Раздался резкий треск рвущейся ткани, дыра в полотне увеличилась, и в образовавшемся отверстии, к безмерному удивлению француза, появилось личико Фиалки.
   — Полковник Корнише, — ее белые зубы блеснули в улыбке, весьма далекой от дружелюбия, а острие ее ножа оказалось прижатым к его горлу, — у нас с вами осталось одно незаконченное дельце… Не кричите, — добавила она тихо, видя, что он пытается собраться с мыслями. — Если вы откроете рот, мой друг вышибет к чертовой бабушке ваши мозги.
   Ошеломленный Корнише встретился взглядом с обманчиво бесстрастным взором Габриэля, стоящего за спиной девушки. Сквозь отверстие, прорезанное в полотне, на Корнише было нацелено дуло ружья.
   При виде этого призрака полковник чертыхнулся.
   — Дьявол! — пробормотал он, отчаянно ощупывая свои спущенные штаны и стараясь не шевелиться, чтобы нож не вонзился ему в горло.
   — Не очень приятное ощущение, верно, полковник? — сказала девушка, все еще улыбаясь, но глаза ее были твердыми и холодными, как фиолетовые камни. Нож проколол кожу, и на шее появилась капелька крови, круглая, как бусинка, и стекла вниз, запачкав складки его белого шарфа.
   Адамово яблоко Корнише судорожно задвигалось, и кончик ножа скользнул вверх и прижался к мягкой коже под подбородком. Француз уже не пытался привести в порядок свою одежду, по лбу у него катились крупные капли пота.
   — Есть старая пословица, полковник. Поступайте с людьми так, как хотите, чтобы поступали с вами, — продолжала Фиалка. — О, еще, припоминаю, говорят о сладости мести.
   Кончик ножа очертил круг на его коже.
   — Ради Бога, — прошептал он хрипло. — Если вы собираетесь это сделать, не мешкайте.
   Она покачала головой, и, увидев выражение ее глаз, он содрогнулся. Но прежде чем Фиалка успела продолжить, вмешался Сент-Саймон. Его слова, полные нетерпения, донеслись откуда-то из темноты.
   — Ради Бога, девушка! Ты с ним играешь, как кошка с мышью. Давай покончим с этим и уберемся отсюда.
   Онемевший Корнише не сводил глаз с высокого закутанного в плащ англичанина, оттолкнувшего мучительницу и шагнувшего вперед. В правой руке тот держал кавалерийскую саблю.
   — Простите меня, Корнише, но мне от вас кое-что надо. Его сабля дважды блеснула, движения были столь быстрыми, что француз едва успел перевести дыхание, как богато украшенные золотым галуном эполеты с всплеском упали в яму.
   — И пуговицы, — потребовала Фиалка из темноты. Джулиан вздохнул.
   — Еще раз прошу прощения, Корнише, но я заключил сделку с этой мстительной бабенкой.
   Снова блеснула сабля, и золоченые пуговицы с выгравированным на них наполеоновским орлом одна за другой последовали за эполетами в отверстие нужника. Корнише остолбенел. Глаза его выкатились из орбит, челюсть отвисла, но прежде чем он сумел взять себя в руки, незваный гость отпрыгнул в сторону, и полковник остался один в крохотном вонючем закутке. Если бы не дыра в полотне и его мундир, лишенный эполет и пуговиц, он был бы готов поверить, что весь этот унизительный кошмар ему приснился.
   Полковник схватился за штаны, подтянул их к поясу, завопил:
   — Ко мне! — и рванулся к ограде.
   Со всех сторон к нему бежали люди, а разгневанный командир сыпал распоряжениями и что-то сбивчиво объяснял, не переставая сражаться со своими штанами, а его лишенный пуговиц мундир все время распахивался.
   Когда маленький партизанский отряд добрался до леса, преследуемый воплями французов, Джулиан вдруг понял, что Габриэль исчез.
   — Нам надо разделиться. — закричала Тэмсин, когда они голова к голове мчались сквозь кустарник. — Если мы разделимся, нас будет труднее преследовать.
   — Я не выпущу тебя из виду, — сквозь зубы пробормотал Джулиан, успев схватить ее за запястье, когда она попыталась нырнуть в сторону.
   — Я дала вам слово!
   — И все же я не выпущу тебя из поля зрения. А теперь беги.
   — А что же я, по-вашему, делаю? — спросила она сердито. — И, если у вас есть мозги, а не одни только уши, милорд полковник, вы должны бы сообразить, что Цезарь остался с вашими людьми, и будь я проклята, если подарю свою лошадь вам.
   — Подстраховаться всегда не вредно, — последовал холодный ответ.
   — Вы не знаете главной заповеди партизанской войны… И это были последние слова, которыми они обменялись, пока продирались вперед, не обращая внимания на шум и на то, что оставляют следы, — сейчас все решала скорость.
   Сзади доносились неразборчивые крики и трещали беспорядочные выстрелы. Послышался крик боли, за ним последовал полный ярости вопль.
   — Похоже, они перестреляют друг друга, — задыхаясь прошептала Тэмсин и злорадно ухмыльнулась. — Они не знают, кого искать. Представьте себе Корнише, пытающегося объяснить, что случилось…
   — Прекрати зубоскалить и замолчи, — приказал Джулиан, хотя его собственные губы подергивались в усмешке при мысли об обычно безупречном полковнике с нафабренными усами, стоящем в оскверненном мундире, подтягивающем спущенные штаны и пытающемся описать странную встречу в сортире.
   Над их головами просвистела пуля, и желание смеяться их оставило. Они теперь старались держаться поближе к опушке леса, где расположилась шестая бригада, но эта относительная близость не могла спасти, когда пули свистели у самого уха.
   Тэмсин петляла из стороны в сторону и тащила за собой Сент-Саймона, продираясь сквозь колючие кусты, казавшиеся ему непроходимыми. Но каким-то образом им удалось пробраться сквозь заросли, хотя шипы и рвали одежду, и перед ними открылась тропинка.
   Наконец им удалось добраться до прогалины. Услышав шум и звуки выстрелов, сержант отдал команду, и двадцать солдат шестой бригады сели на коней и с обнаженными саблями в руках ждали следующего приказа. Тэмсин вскочила на своего Цезаря, как только Габриэль появился на поляне с обнаженным палашом. Он поднял руку в знак приветствия — при этом лицо его было, как всегда, благодушным и безмятежным — и взгромоздился на лошадь.
   — Люди истомились в ожидании хорошей потасовки, сэр, — сказал сержант, поглаживая рукоять сабли. — Думаю, они заслужили потеху.
   Полковник Сент-Саймон покачал головой;
   — В Бадахосе этого будет хоть отбавляй. Он повернул коня и, подняв руку, дал знак к выступлению. Отряд уже тронулся, когда на поляне показалась группа преследователей. Но французы были пешими и могли лишь в бессильной ярости наблюдать, как их добыча скрывается в темноте.
   Сент-Саймон поравнялся с молочно-белым арабским жеребцом Тэмсин. Он заметил на щеке у нее большую царапину, оставленную колючими кустами, через которые они продирались при отступлении. Но это, как видно, мало тревожило ее.
   Какого черта она претендовала на родство с какой-то корнуолльской семьей? По правде говоря, это не лезло ни в какие ворота. Он поймал себя на том, что разглядывает Фиалку, ища признаки английской крови. Она не обладала оливковой кожей, черными волосами и глазами — признаками, свойственными типичным представителям испанской расы. Напротив, кожа у нее была белая, волосы светлые, а глаза фиалковые, что чаще встречается у англичан. Но это еще ни о чем не говорило. В общем, ее внешность вряд ли могла помочь установить ее истинное происхождение. Эта девушка смешанных кровей несомненно обладала яркими чертами не только внешности, но и характера. Хотя скорее унаследовала их от разбойничьего барона, а не от смиренной английской девы… Ну хотя бы ее безжалостность и высокомерие.
   — Полагаю, ты довольна, что я выполнил свою часть сделки? — с иронией поинтересовался Джулиан.
   — Вполне, милорд полковник, — ответила Тэмсин. — И не притворяйтесь, что вам это не доставило удовольствия. Я видела, как блестели ваши глаза.
   — Я совершенно уверен, что мои глаза никогда не блестят, — Сказал полковник.
   — О! Но они сверкают, — уверила она его с усмешкой, блеснув в лунном свете великолепными зубами. — Просто вы никогда не смотрели в зеркало в подходящий момент.
   Он не нашелся, что сказать, и потому сменил тему.
   — Мы остановимся, лишь когда это окажется совершенно необходимым, — заметил Сент-Саймон. — Больше я не намерен задерживаться, пока мы не доберемся до Эльваса.
   — Цезарь очень вынослив, — ответила она спокойно. — И он хорошо отдохнул в лагере Корнише.
   — Но ты давно не спала, — заметил он.
   — Я могу поспать и в седле. Мне частенько случалось это делать. — Она искоса бросила на него взгляд. — Не беспокойтесь, милорд полковник. Я готова выполнить свою часть сделки. И я еще никогда не отставала на марше.
   И снова он почувствовал, какая сила скрывается в этом стройном теле… Она вся была воплощением целеустремленности и решительности, и внезапно Джулиану стало не по себе.
   Он чувствовал, что энергия Фиалки направлена не на доброе дело.

Глава 5

   Непрерывный треск ружейных выстрелов, доносившийся от осажденного Бадахоса, поглощал все остальные звуки, и под этот аккомпанемент кавалькада приблизилась к городу, стоявшему посреди равнины.
   Небо металлического цвета, облака, низко нависшие над серой землей. Весь пейзаж был уныл и бесцветен. Цветовую гамму разнообразили лишь красные мундиры кавалеристов.
   Джулиан, ехавший впереди отряда, наблюдал за Габриэлем и Виолеттой, как обычно, державшимися обочины дороги. Он не мог слышать, о чем они говорили, но, судя по жестикуляции, было понятно, что они спорили. Девушка ожесточенно размахивала руками, видимо, пытаясь что-то доказать. Гигант Габриэль, напротив, казался выточенным из цельной гранитной глыбы. Он лишь иногда качал головой, тем самым, видимо, демонстрируя неодобрение.
   Отряд находился в двух часах езды от португальского приграничного городка Эльваса, и, стало быть, Джулиан мог доставить свой цветочек в штаб-квартиру англичан как раз по истечении условленного пятидневного срока. Правда, с ним ехала не покорная и напуганная пленница, а сильная и самостоятельно принимающая решения личность. Возможно, ее придется упрашивать продать свои секреты и, вероятно, удастся убедить, но невозможно рассчитывать на то, что она смиренно их предоставит по первой же просьбе. Любопытно будет посмотреть, как поведет себя с ней Веллингтон и какова будет роль полковника в этом спектакле.
   Джулиан состроил гримасу. Придется еще объяснять, как он ухитрился потерять пленницу и почему был вынужден согласиться на сделку. Правда была слишком унизительной. Он мог только надеяться на то, что Фиалка будет держать рот на замке и не расскажет о безумии, охватившем его на берегу реки.
   Он заметил, что двое всадников направились в его сторону. У Габриэля был недовольный вид, но лицо девушки оставалось бесстрастным. Они подскакали к нему и поехали рядом.
   — Когда меня не будет, ответственность за ребенка будете нести вы, полковник, — заявил Габриэль хмуро, как бы случайно положив руку на рукоять своего массивного палаша.
   — «Не будет»? А куда вы денетесь?
   — Неважно, но за девочку отвечаете вы, запомните это, хорошенько.
   Джулиан покачал головой, еле сдержав смех, уж очень забавной показалась ему предполагаемая роль.
   — И ты хочешь, чтобы я нес ответственность за действия Фиалки? Боже милостивый, парень, я знаю, что могу, а чего — нет.
   — Не за ее действия, а за ее безопасность, — уточнил Габриэль, прежде чем Тэмсин успела вмешаться и выразить свое возмущение.
   — А вы не думаете, что две эти вещи связаны? — спросил Джулиан кислым тоном.
   — Я сама несу ответственность за свои действия, — вмешалась наконец Тэмсин нетерпеливо. — И за свою безопасность тоже. Габриэль, ты становишься похожим на старую бабу.
   — Эль Барон поручил мне тебя охранять. — Лицо гиганта выражало непоколебимое ослиное упрямство. — А если ты захочешь пошалить, малышка, я буду действовать так, как, по-моему, было бы угодно твоему отцу.
   Он обжег Сент-Саймона мрачным взглядом:
   — Итак, английский полковник, если хоть один волосок упадет с ее головы, я отрублю вашу. Тэмсин подняла глаза к небу.
   — Мне не причинят вреда в английской ставке, Габриэль.
   — За это я ручаюсь, — сказал Джулиан, решив не обращать внимания на излишне враждебный тон Габриэля. — Пока она будет в штаб-квартире, можете быть спокойны. Но если она окажется за пределами Эльваса, я ни в чем не могу быть уверен. Я не нянька.
   — А мне и не требуется нянька, — огрызнулась Тэмсин. — Да и телохранитель тоже. А теперь отправляйся, Габриэль. Чем скорее уедешь, тем скорее вернешься.
   — Сначала дай мне слово, что, пока я не вернусь, ты никуда не уедешь из Эльваса. — С несчастным видом он воззрился на девушку.
   — Даю тебе слово. — Она подалась к гиганту и нежно погладила его по щеке кончиками пальцев. Глаза ее потеплели, а на губах появилась ласковая улыбка. — А сейчас не сердись. Я буду в полной безопасности, и ты сам знаешь, что ехать тебе все равно надо.
   Габриэль вздохнул.
   — Только ради тебя, малышка.
   Он повернул боевого коня и ускакал прочь, отсалютовав на прощание поднятой рукой.
   — Бедный Габриэль, он и в самом деле не хочет уезжать, — сказала Тэмсин; с ее губ все еще не сходила нежная улыбка. — Он не переносит, когда я не у него на глазах, с тех пор, как… — Она осеклась, глаза ее посуровели, улыбка исчезла.
   — С тех пор, как?… — подсказал Джулиан.
   Тэмсин пожала плечами.
   — Это уже история, милорд полковник.
   Она прикрыла глаза рукой, как козырьком, пытаясь на таком расстоянии разглядеть стены Бадахоса. Сейчас земля под ними сотрясалась от пушечной пальбы, и был ясно слышен вой снарядов. Это звучал ответный огонь с французской стороны.
   — Куда Габриэль собрался?
   Она снова пожала плечами.
   — Просто кое-что привезти. Мы подъезжаем. Казалось, Виолетта больше не намерена распространяться о цели таинственного путешествия Габриэля, и Джулиан кивнул.
   — Мы ведем обстрел бастионов Санта-Мария и Тринидад — на них сосредоточено все внимание.
   — Когда Веллингтон ожидает, что сюда пожалует Сульт^[6] из Кадикса?
   — Ты хорошо информирована, — заметил он, вопросительно поднимая брови.
   Больше всего Веллингтон боялся прибытия французского маршала, намеревавшегося снять осаду с Бадахоса.
   — Конечно. Я тоже участвую в этой войне, полковник.
   — Ты воюешь ради собственной выгоды, — сказал он с тупым упрямством.
   Глаза Тэмсин загорелись гневом.
   — Как и ваша армия, сэр. Только партизаны воюют за свою страну, а я с ними вместе.
   — Но ты же торгуешь своими услугами? — спросил Джулиан.
   Она бросила на него взгляд, полный безграничного презрения.
   — Я продаю их тем, кто достаточно богат, чтобы за них заплатить. Тем, кто заплатить не может, я помогаю бесплатно. Здоровые деловые принципы, милорд полковник. А война — это дело, и вы, черт возьми, это прекрасно знаете. Немало людей во время войны делают деньги.
   — Спекулянты, — заявил он с отвращением.
   — А вы-то зачем ввязались в это, английский милорд? — презрительно поинтересовалась Тэмсин. — Уж, конечно, не из-за такой вульгарной вещи, как богатство. Так из-за чего же? Слава? Ордена? Звания?
   Джулиан не ответил. Да, конечно, и слава, и звания, и ордена волновали его, но, кроме того, он воевал за честь своей страны, и причиной тому были верность и патриотизм. Но он не собирался говорить с этой бандиткой о столь высоких вещах — она бы только высмеяла его.
   Теперь они подъехали к траншеям, расположенным у самых стен осажденного города, и звук пальбы стал оглушительным. Арабский жеребец Тэмсин пугался, встряхивал головой, высоко поднимал ноги. Казалось, он выбирал место, куда ступить на размякшей, пропитанной дождевой водой земле. Кавалерийские же лошади, привыкшие к шуму, пальбе орудий и неровным дорогам, уверенно шли вперед.
   Когда в нескольких футах от них разорвался снаряд, подняв фонтан грязи, Цезарь тонко заржал и отпрянул в сторону. Джулиан инстинктивно схватился за узду, чтобы успокоить коня.
   — Уберите руки! — скомандовала она с такой яростью, что он тотчас же послушался.
   Девушка привычно успокоила жеребца, заговорив с ним по-испански, а после снова повернулась к полковнику — глаза ее полыхали гневом.
   — Как вы смеете касаться моей уздечки?
   — Прошу прощения. — Его и впрямь обескуражила ее ярость. — Я привык ездить со своей сестрой. О ней не скажешь, что она прирожденная наездница, и мне все время приходится быть начеку.
   — Ну так знайте, что я не ваша сестра, — заявила Тэмсин, все еще полная негодования.
   — Учитывая обстоятельства, могу только сказать, что рад этому, — пробормотал Сент-Саймон.
   Тэмсин быстро взглянула на него и расхохоталась.
   — Как вы правы, полковник. Есть вещи, недопустимые даже для разбойницы.
   Ее неуместное веселье так же быстро прошло, как и началось.
   — Если не возражаешь, давай больше не будем говорить об этом, — сказал он с неловкостью.
   Тэмсин покосилась на расстроенное лицо англичанина, и шаловливая улыбка тронула ее губы.
   — Осмелюсь предположить, вам бы не хотелось, чтобы командующий узнал, как вы забавлялись с пленной.
   — Да, черт возьми, не хотелось бы! — огрызнулся он.
   — И не хотели бы, чтобы это случилось снова? — как бы размышляла она вслух. — Вы меня огорчаете, полковник. Признаюсь, мне было бы приятно повторить.
   — Извини за прямоту, но мне бы этого не хотелось, — заявил он решительно, поворачивая коня и отъезжая от нее. — Сержант, заберите людей и возвращайтесь. Я переправлюсь через реку по восточному понтонному мосту.
   — Хорошо, сэр.
   Сержант отдал команду, и отряд вслед за ним поскакал к палаточному военному городку, расположенному невдалеке от берега Гвадианы. Полковник же и его спутница направились к одному из понтонных мостов, соединявших военный лагерь со штаб-квартирой в Эльвасе.
   Тэмсин покачала головой. Как-то не верилось ей, что полковник говорил правду. Неужели, раз пережив такое пьянящее безумие, можно было не желать продолжения? В ее памяти возник голос Сесили, ее нежный и чувственный смех: она рассказывала дочери, что чем чаще позволяешь себе уступить всепоглощающему пламени желания, тем ярче разгорается его огонь. Тэмсин вспоминала ответный смешок Барона, видела, как его темные хищные глаза обращались к лицу матери с таким выражением, будто он был готов ее съесть.
   Ее захлестнула знакомая волна печали. Она ей не противилась — просто ждала, когда грусть рассеется. Тэмсин печалилась не о них, а о себе, о своей потере. Она так привыкла к присутствию рядом этих двоих, воедино слитых душами, к обволакивающему и согревающему теплу их взаимной любви… Неужели смерть смогла разлучить их?
   Тэмсин и Джулиан въехали по понтонному мосту в Эльвас. При виде полковника часовые встали по стойке «смирно». На вымощенных камнем улицах толпились солдаты: там были стрелки в зеленых мундирах, пехотинцы и кавалеристы в красных; адъютанты сновали между командными постами, тяжело груженные интендантские телеги громыхали через город, развозя припасы по траншеям.
   Цезарь шарахнулся, когда из переулка стрелой выскочила шелудивая собака, преследуемая целой стаей оборванных мальчишек.
   — Это животное слишком впечатлительно, — заметил Джулиан, пока Тэмсин успокаивала лошадь.
   — Он не привык к городу, — быстро ответила она, грудью кинувшись на защиту своего любимого Цезаря. — Не привык к такому количеству людей. Но он промчится со мной на спине сотню миль без пришпоривания или хлыста по горным тропам и обгонит любую лошадь из ваших конюшен, милорд полковник.
   — Не сомневаюсь.
   Сент-Саймон остался доволен сухостью своего тона: его раздражало обращение «милорд полковник». В ее устах оно приобретало саркастический оттенок.
   Он направился к конюшням, расположенным за зданиями штаб-квартиры.
   — Можно надеяться, что столь чувствительная лошадь будет вести себя прилично с грумами?
   — У Цезаря прекрасные манеры, — ответила она, несмотря на усталость ловко спрыгивая на землю. Подбежал грум: при виде великолепного жеребца глаза его загорелись.
   — Вот это красавец, ну просто красавец, сэр! — сказал он полковнику с восхищением, бросив искоса любопытный взгляд на необычную спутницу Сент-Саймона.
   — Да, но он нервный, — пояснил полковник. — Поэтому будь с ним осторожен. Я не хотел бы искать ему замену.
   — Вы и не нашли бы, — заявила Тэмсин, вручая груму поводья. — Он единственный в своем роде.
   Она погладила жеребца по шее, пошептала ему что-то, и лошадь успокоилась.
   — Забери его, — сказала она груму. — Теперь он будет вести себя хорошо.
   — Пошли, — бросил Сент-Саймон отрывисто. Он повернулся и зашагал к лестнице, ступеньки которой заканчивались у двери деревянного строения.
   Тэмсин последовала за ним и вдруг ощутила смертельную усталость. Она была в полном изнеможении, а в таком состоянии нельзя было вести переговоры с Веллингтоном. Прежде всего ей были необходимы постель и еда, а уж потом она смогла бы попытаться выполнить поставленную ею дерзкую задачу.