Страница:
Вдруг Ариэль резко села в постели и взглянула на часы. Было уже почти половина девятого. Эдгар уже давно должен был привезти Дженни.
Едва она подумала про собак, как те уже заскреблись у входа в ее комнату и ворвались внутрь, едва только Дорис открыла дверь.
— Простите, леди Ариэль, но они совершенно загоняли меня, — выговорила девушка, с трудом переводя дыхание. — Здесь мисс Дженни, она пришла навестить вас.
— Спасибо за собак, Дорис, — тепло улыбнулась девушке Ариэль. — А я уже беспокоилась о тебе, Дженни.
Выпростав из-под одеяла руку, она протянула ее слепой, когда та приблизилась к кровати.
— Как хорошо, что Эдгар не забыл заехать за тобой!
— Не совсем так, — уклончиво ответила Дженни, едва заметно кивая в сторону прибиравшей комнату Дорис, которая могла слышать их разговор. — Как вы себя чувствуете сегодня?
И она положила прохладную руку на лоб Ариэль.
— Я вижу, температуры уже нет.
— Да, жар спал еще ночью, — сказала Ариэль, расстегивая рубашку, чтобы Дженни могла выслушать ее легкие. — Я вся так пропотела, что бедному Саймону приходилось то и дело менять простыни.
— Так он оказался хорошей сиделкой? — спросила Дженни каким-то странно ровным тоном.
— Да, на удивление.
Раздавшийся от двери сухой ответ Саймона заставил Дженни негромко ойкнуть от неожиданности.
Но она тут же взяла себя в руки и начала осматривать горло Ариэль, одновременно произнеся ничего не выражающим тоном:
— Доброе утро, милорд.
— Доброе утро, Дженни. Как вы находите свою пациентку?
— Гораздо лучше. Но ведь горло еще болит, Ариэль?
— Очень.
— Надо положить компресс из теплой фланели, — повернулась она к служанке. — Сходите на кухню, Дорис, и попросите миссис Гертруду согреть в духовке кусок фланели.
— Слушаюсь, мисс.
Дорис проскользнула мимо графа, все еще стоявшего в дверях, не заметив удивленного выражения у него во взгляде.
Дженни, похоже, всячески избегала общения с ним. Когда он подошел поближе к кровати, она сделала шаг в сторону, напрягшись всем телом. Что такое с ней происходит?
— Ладно, не буду вам мешать, — сказал он, так как почти невозможно было скрывать неловкость создавшегося положения. — Думаю, что у вас куда более опытные руки, чем у меня, Дженни.
Та ничего не ответила, делая вид, что считает пульс Ариэль.
— Отправляйтесь на оленью охоту, милорд, — сказала Ариэль. — Как бы я хотела быть там с вами!..
— Увы, этого нельзя, — ответил Саймон, наклоняясь, чтобы поцеловать жену. — Полежи здесь с компрессом на горле, а потом мы вместе пообедаем у камина.
Как только дверь за графом закрылась, Ариэль нетерпеливо произнесла:
— Что случилось с Эдгаром?
Дженни присела на край постели.
— Очевидно, он выпил вечером подмешанное ему сильное снотворное и проспал.
— Что ты имеешь в виду под очевидно! — спросила Ариэль нахмурясь — такие уловки никогда не ускользали от ее внимания.
Дженни прикусила губу.
— В кувшине было не только пиво и яблочное бренди, Ариэль.
— А что же еще? — вся напряглась Ариэль, глядя на девушку округлившимися глазами.
— Безусловно, вербена и, может быть, белладонна. А еще я совершенно определенно узнала вкус белены.
— О! — взглянула на Дженни Ариэль. — Ты хочешь сказать, что все это было подмешано в питье?
Дженни пожала плечами.
— Там оставалось всего несколько капель. Я могла и ошибиться.
— Да нет, не могла, — ровным тоном произнесла Ариэль. — Где сейчас Эдгар?
— Смотрит лошадей.
Ариэль почувствовала, как похолодело у нее в груди от неприятного предчувствия. В молчаливом ужасе глядела она на Дженни, стоявшую рядом с постелью.
Обе женщины молча ждали. Ждали того, что, они знали, им придется услышать.
Когда несколько минут спустя в комнату вошел Эдгар с бледным как мел лицом, Ариэль своим вопросом упредила его.
— Что у нас пропало?
— Жеребая кобыла, — ответил он, беспомощно разведя руками. — Не могу этому поверить. И еще не могу поверить, что я так напился, но… все же я напился.
В отчаянии он опустил голову, нервно сжимая и разжимая кулаки.
— Я сейчас же уйду, миледи. Хочу только, чтобы вы знали: мне очень жаль…
— Не надо терзаться, Эдгар, — быстро прервала его Ариэль. — Это не твоя вина. К напитку в твоем кувшине было подмешано снотворное. Дженни узнала его на вкус.
— Подмешано? — переспросил Эдгар; мышцы его напряглись, он весь подобрался. — Кто-то хотел, чтобы я не путался под ногами.
Ариэль отбросила в сторону одеяло, словно оно душило ее.
— Это Рэнальф, — сказала она.
Эдгар внезапно отвел взгляд в сторону.
— Тот кувшин, миледи… ведь он… — Голос его дрогнул.
Дженни закончила за него спокойным и холодным тоном:
— Эдгар раньше сказал мне, что пиво было передано ему от имени графа Хоуксмура.
— Мальчишка, который принес мне кувшин, миледи, сказал, что его светлость посылает его мне с благодарностью. Я и подумал, что это за то, что я возился с чалой. — Эдгар снова замолчал, не в силах смотреть в побледневшее лицо Ариэль.
Саймон? Неужели это Саймон усыпил Эдгара, а потом приказал увести аргамаков? Саймон знал, что она разводит их. Как опытный лошадник, он с первого взгляда прекрасно оценил все их достоинства. А его поместье представляло собой прекрасное укрытие, куда можно было перевезти их на барже по реке, а потом по осушительным каналам. Неужели он сообразил, что в ее конюшне скрыта золотая жила? Неужели он решил, что молодая наивная девушка просто не понимает, сколь доходным может быть ее увлечение? Саймон? Неужели такое возможно? Нет, никогда!
— А кто из мальчишек принес тебе пиво, Эдгар? — спросила Ариэль, садясь в кровати и протягивая руку к накидке, висевшей на спинке в ногах.
— Я его не знаю, миледи, — пробормотал Эдгар, переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд в окно.
К своему стыду и досаде, он вломился в спальню леди Ариэль, даже не подумав, сколь интимная там может быть обстановка. И вид хозяйки, сидевшей на краю кровати, опустив на пол босые ноги, привел его в крайнее смущение.
— Так ты думаешь, он не из наших? — продолжала расспрашивать Ариэль, набрасывая себе на плечи накидку и этим приводя Эдгара в еще большее смущение.
— Возможно, миледи. А может быть, он из новеньких, которых я еще не видел.
— Тогда ступай на кухню и поспрашивай там о нем! — все так же отрывисто велела ему Ариэль. — Найди того, кто знает, откуда он появился. А потом разыщи его самого. А я спущусь в конюшню и посмотрю остальных лошадей.
— И в самом деле, миледи. — Эдгар облегченно направился к двери. — Я уже осмотрел сегодня чалую, с ней все в порядке. Раны затянулись, она уже немного поела.
— Хорошо, — сказала Ариэль, вставая с кровати и прислушиваясь к ощущениям в своем теле. — Ступай.
Эдгар вышел, а Ариэль принялась мерить шагами спальню.
— Не могу поверить, что Саймон способен украсть кобылу.
— Тем не менее у него была такая возможность, — заметила Дженни.
— Да, но я не могу представить, что он способен на такую подлость. Это куда больше в духе Рэнальфа. Он уже расспрашивал про лошадей, и Эдгар сказал мне — брат был вне себя, когда я отправила жеребенка. Кто-то ему обо всем доносит, и скорее всего Рэнальф прознал о том, что я нашла покупателя и на кобылу.
В других обстоятельствах Дженни непременно улыбнулась бы тому, что Ариэль защищает Хоуксмура — человека, которого она еще совсем недавно считала способным на все, человека, которого всего лишь несколько дней назад она с удовольствием отправила бы в самое страшное адское пекло.
— Ну ладно, ваш это брат или нет, вряд ли кому-нибудь пойдет на пользу, если вы сейчас снова выйдете на холод, — резонно заметила она.
— И в самом деле, — ответила Ариэль, садясь в кресло-качалку и поплотнее запахиваясь в халат. — Ты права, я никуда не пойду.
Она принялась лихорадочно размышлять. Теперь необходимо действовать как можно быстрее. Рэнальф не ограничится одной только кобылой.
Глава 17
Едва она подумала про собак, как те уже заскреблись у входа в ее комнату и ворвались внутрь, едва только Дорис открыла дверь.
— Простите, леди Ариэль, но они совершенно загоняли меня, — выговорила девушка, с трудом переводя дыхание. — Здесь мисс Дженни, она пришла навестить вас.
— Спасибо за собак, Дорис, — тепло улыбнулась девушке Ариэль. — А я уже беспокоилась о тебе, Дженни.
Выпростав из-под одеяла руку, она протянула ее слепой, когда та приблизилась к кровати.
— Как хорошо, что Эдгар не забыл заехать за тобой!
— Не совсем так, — уклончиво ответила Дженни, едва заметно кивая в сторону прибиравшей комнату Дорис, которая могла слышать их разговор. — Как вы себя чувствуете сегодня?
И она положила прохладную руку на лоб Ариэль.
— Я вижу, температуры уже нет.
— Да, жар спал еще ночью, — сказала Ариэль, расстегивая рубашку, чтобы Дженни могла выслушать ее легкие. — Я вся так пропотела, что бедному Саймону приходилось то и дело менять простыни.
— Так он оказался хорошей сиделкой? — спросила Дженни каким-то странно ровным тоном.
— Да, на удивление.
Раздавшийся от двери сухой ответ Саймона заставил Дженни негромко ойкнуть от неожиданности.
Но она тут же взяла себя в руки и начала осматривать горло Ариэль, одновременно произнеся ничего не выражающим тоном:
— Доброе утро, милорд.
— Доброе утро, Дженни. Как вы находите свою пациентку?
— Гораздо лучше. Но ведь горло еще болит, Ариэль?
— Очень.
— Надо положить компресс из теплой фланели, — повернулась она к служанке. — Сходите на кухню, Дорис, и попросите миссис Гертруду согреть в духовке кусок фланели.
— Слушаюсь, мисс.
Дорис проскользнула мимо графа, все еще стоявшего в дверях, не заметив удивленного выражения у него во взгляде.
Дженни, похоже, всячески избегала общения с ним. Когда он подошел поближе к кровати, она сделала шаг в сторону, напрягшись всем телом. Что такое с ней происходит?
— Ладно, не буду вам мешать, — сказал он, так как почти невозможно было скрывать неловкость создавшегося положения. — Думаю, что у вас куда более опытные руки, чем у меня, Дженни.
Та ничего не ответила, делая вид, что считает пульс Ариэль.
— Отправляйтесь на оленью охоту, милорд, — сказала Ариэль. — Как бы я хотела быть там с вами!..
— Увы, этого нельзя, — ответил Саймон, наклоняясь, чтобы поцеловать жену. — Полежи здесь с компрессом на горле, а потом мы вместе пообедаем у камина.
Как только дверь за графом закрылась, Ариэль нетерпеливо произнесла:
— Что случилось с Эдгаром?
Дженни присела на край постели.
— Очевидно, он выпил вечером подмешанное ему сильное снотворное и проспал.
— Что ты имеешь в виду под очевидно! — спросила Ариэль нахмурясь — такие уловки никогда не ускользали от ее внимания.
Дженни прикусила губу.
— В кувшине было не только пиво и яблочное бренди, Ариэль.
— А что же еще? — вся напряглась Ариэль, глядя на девушку округлившимися глазами.
— Безусловно, вербена и, может быть, белладонна. А еще я совершенно определенно узнала вкус белены.
— О! — взглянула на Дженни Ариэль. — Ты хочешь сказать, что все это было подмешано в питье?
Дженни пожала плечами.
— Там оставалось всего несколько капель. Я могла и ошибиться.
— Да нет, не могла, — ровным тоном произнесла Ариэль. — Где сейчас Эдгар?
— Смотрит лошадей.
Ариэль почувствовала, как похолодело у нее в груди от неприятного предчувствия. В молчаливом ужасе глядела она на Дженни, стоявшую рядом с постелью.
Обе женщины молча ждали. Ждали того, что, они знали, им придется услышать.
Когда несколько минут спустя в комнату вошел Эдгар с бледным как мел лицом, Ариэль своим вопросом упредила его.
— Что у нас пропало?
— Жеребая кобыла, — ответил он, беспомощно разведя руками. — Не могу этому поверить. И еще не могу поверить, что я так напился, но… все же я напился.
В отчаянии он опустил голову, нервно сжимая и разжимая кулаки.
— Я сейчас же уйду, миледи. Хочу только, чтобы вы знали: мне очень жаль…
— Не надо терзаться, Эдгар, — быстро прервала его Ариэль. — Это не твоя вина. К напитку в твоем кувшине было подмешано снотворное. Дженни узнала его на вкус.
— Подмешано? — переспросил Эдгар; мышцы его напряглись, он весь подобрался. — Кто-то хотел, чтобы я не путался под ногами.
Ариэль отбросила в сторону одеяло, словно оно душило ее.
— Это Рэнальф, — сказала она.
Эдгар внезапно отвел взгляд в сторону.
— Тот кувшин, миледи… ведь он… — Голос его дрогнул.
Дженни закончила за него спокойным и холодным тоном:
— Эдгар раньше сказал мне, что пиво было передано ему от имени графа Хоуксмура.
— Мальчишка, который принес мне кувшин, миледи, сказал, что его светлость посылает его мне с благодарностью. Я и подумал, что это за то, что я возился с чалой. — Эдгар снова замолчал, не в силах смотреть в побледневшее лицо Ариэль.
Саймон? Неужели это Саймон усыпил Эдгара, а потом приказал увести аргамаков? Саймон знал, что она разводит их. Как опытный лошадник, он с первого взгляда прекрасно оценил все их достоинства. А его поместье представляло собой прекрасное укрытие, куда можно было перевезти их на барже по реке, а потом по осушительным каналам. Неужели он сообразил, что в ее конюшне скрыта золотая жила? Неужели он решил, что молодая наивная девушка просто не понимает, сколь доходным может быть ее увлечение? Саймон? Неужели такое возможно? Нет, никогда!
— А кто из мальчишек принес тебе пиво, Эдгар? — спросила Ариэль, садясь в кровати и протягивая руку к накидке, висевшей на спинке в ногах.
— Я его не знаю, миледи, — пробормотал Эдгар, переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд в окно.
К своему стыду и досаде, он вломился в спальню леди Ариэль, даже не подумав, сколь интимная там может быть обстановка. И вид хозяйки, сидевшей на краю кровати, опустив на пол босые ноги, привел его в крайнее смущение.
— Так ты думаешь, он не из наших? — продолжала расспрашивать Ариэль, набрасывая себе на плечи накидку и этим приводя Эдгара в еще большее смущение.
— Возможно, миледи. А может быть, он из новеньких, которых я еще не видел.
— Тогда ступай на кухню и поспрашивай там о нем! — все так же отрывисто велела ему Ариэль. — Найди того, кто знает, откуда он появился. А потом разыщи его самого. А я спущусь в конюшню и посмотрю остальных лошадей.
— И в самом деле, миледи. — Эдгар облегченно направился к двери. — Я уже осмотрел сегодня чалую, с ней все в порядке. Раны затянулись, она уже немного поела.
— Хорошо, — сказала Ариэль, вставая с кровати и прислушиваясь к ощущениям в своем теле. — Ступай.
Эдгар вышел, а Ариэль принялась мерить шагами спальню.
— Не могу поверить, что Саймон способен украсть кобылу.
— Тем не менее у него была такая возможность, — заметила Дженни.
— Да, но я не могу представить, что он способен на такую подлость. Это куда больше в духе Рэнальфа. Он уже расспрашивал про лошадей, и Эдгар сказал мне — брат был вне себя, когда я отправила жеребенка. Кто-то ему обо всем доносит, и скорее всего Рэнальф прознал о том, что я нашла покупателя и на кобылу.
В других обстоятельствах Дженни непременно улыбнулась бы тому, что Ариэль защищает Хоуксмура — человека, которого она еще совсем недавно считала способным на все, человека, которого всего лишь несколько дней назад она с удовольствием отправила бы в самое страшное адское пекло.
— Ну ладно, ваш это брат или нет, вряд ли кому-нибудь пойдет на пользу, если вы сейчас снова выйдете на холод, — резонно заметила она.
— И в самом деле, — ответила Ариэль, садясь в кресло-качалку и поплотнее запахиваясь в халат. — Ты права, я никуда не пойду.
Она принялась лихорадочно размышлять. Теперь необходимо действовать как можно быстрее. Рэнальф не ограничится одной только кобылой.
Глава 17
«У Рэнальфа сегодня более чем довольный вид», — подумал Саймон, глядя, как граф Равенспир поворачивает коня к подъемному мосту и во главе группы охотников въезжает во внутренний двор замка.
Гарцуя на коне рядом со своим шурином, он позволил себе сделать несколько замечаний по поводу сегодняшней охоты.
— Мы бы поохотились куда лучше, — ответил Рэнальф, — если бы Ральф как следует сделал свое дело.
И он бросил суровый взгляд на младшего брата, ехавшего позади него. Молодой человек покраснел.
— Я не могу отвечать за меткость стрелков. Я расставил загонщиков, все им объяснил и удостоверился, что в лесу достаточно дичи. Что еще от меня надо?
Рэнальф ничего не ответил.
— Вы собираетесь бывать при дворе, когда уедете от нас, Хоуксмур? — Голос Рэнальфа звучал любезно, словно он разговаривал со своим лучшим другом. — Как я понимаю, вам протежирует герцогиня Мальборо?
— У нас с Сарой есть кое-какие общие интересы, — ответил Саймон. — Мы с ней больше всего озабочены здоровьем и благополучием ее мужа.
— Ну да, нашего милого Джона, герцога Мальборо! — едко заметил Роланд. — До меня доходили слухи, что королева Анна уже стала уставать от его подвигов.
Губы Саймона на мгновение сжались, однако он улыбнулся и пожал плечами.
— Такие люди, как Мальборо, не склонны танцевать под чью-то дудку — пусть даже на ней играет сам монарх. Но мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь оспаривал его преданность престолу.
Роланд уже придумывал уничтожающий ответ: он не привык оставлять последнее слово за собеседником, даже если тот был его лучшим другом.
— Приходилось ли вам что-нибудь слышать о женщине по имени Эстер, живущей в этих местах, Равенспир? — обратился Саймон к Рэнальфу все тем же Небрежным тоном. — Она появилась здесь лет тридцать назад. А может, и раньше.
Лицо Рэнальфа приняло удивленное выражение.
— Но мне тогда было всего десять лет!
— Я просто поинтересовался. Хотел бы найти ее, если она еще жива.
Рэнальф был явно заинтригован.
— Но кто она вам, Хоуксмур?
— Да, собственно говоря, никто. Просто с ней связана какая-то семейная тайна, — ответил Саймон, снова пожимая плечами, — а я терпеть не могу тайн.
— Она пришла на наши земли из поместья Хоуксмуров? — напрягшись, спросил Роланд.
Как всегда, он первым из братьев понял, о чем идет речь.
— Вполне возможно.
— Вам кажется, что эта женщина как-то связана с нашими семьями?
— У меня нет оснований так думать, — осторожно ответил Саймон. — Просто ее имя упоминалось в бумагах моего отца. Собственно, там нет ничего определенного, кроме того, что она ушла с земель Хоуксмуров и, по слухам, перебралась на земли Равенспиров. Меня это заинтересовало, и я просто захотел узнать, приходилось ли вам слышать ее имя.
— Мне — нет, — заявил Роланд. Обернувшись, он бросил через плечо:
— Ральф, ты слышал что-нибудь о женщине по имени Эстер, которая живет где-то на наших землях?
Ральф приблизился к своим братьям. С лица его все еще не сошло обиженное выражение.
— Не могу же я знать каждого крестьянина по имени, не говоря уже о всяких бродяжках.
— Да, уж если кто и может знать, так это Ариэль, — заметил Рэнальф. — Надо спросить вашу жену, Хоуксмур. И если Ариэль ничего не слышала об этой женщине, вы можете быть уверены, что такой здесь нет… Возможно, ее уже нет и в живых…
Он покачал головой, пришпорил лошадь и пустился за сворой собак, с лаем несущихся к дальней рощице.
Остальные охотники последовали за ним, а Саймон придержал коня, чтобы очутиться в окружении своих друзей. Ариэль ничего не слышала про эту женщину. Возможно, Рэнальф был прав и ее уже нет в живых. Тридцать лет — весьма длинный срок, и если кто-нибудь из Равенспиров имел отношение к Эстер, это, вполне вероятно, мог быть отец Рэнальфа или даже кто-то из его дядьев. Что бы ни случилось тогда, все погребено под покровом времени. И если бы в бумагах Равенспиров существовало бы хоть малейшее упоминание об этой женщине, Рэнальф должен был о нем знать. Его равнодушие к расспросам Саймона было явно не наигранным.
Но что могло случиться с ребенком? В бумагах отца совершенно определенно говорилось про ребенка Эстер, которого усыновил родной брат Джеффри. Ребенок, ответственность за которого после смерти его отца взял на себя сам Джеффри. Но Саймон не мог припомнить, чтобы отец когда-либо упоминал про неведомого кузена или кузину. Ни единым словом не обмолвилась про этого ребенка и мать. Был ли этот ребенок мальчиком или девочкой? Даже этой простой вещи нельзя было понять из бумаг Джеффри Хоуксмура.
Саймон нашел эти бумаги всего лишь несколько месяцев назад, обнаружив их в тайнике письменного стола отца. Даже это само по себе тоже было загадкой. Почему Джеффри скрывал этот благородный поступок от окружающего мира? Не потому ли, что этот поступок был связан с тайной, касавшейся матери ребенка? В бумагах смутно упоминалось про внезапное исчезновение женщины, несмотря на несколько попыток Джеффри отыскать ее.
Но больше всего заинтриговал Саймона этот неизвестный ему родственник. Если отец взял на себя ответственность за этого ребенка, то почему в своем завещании не выделил никаких средств в его пользу? Если этот родственник существует, то Саймон, единственный наследник обширных владений своего отца, должен восстановить справедливость. Он не знал, почему считает необходимым выполнить этот долг, но дело обстояло именно так.
В самом конце личных бумаг отца было и одно упоминание о Равенспирах. Единственный намек, который обнаружил Саймон: «…Единственное, что я могу предположить, — к ее исчезновению приложила руку эта дьявольская банда. Не в правилах Равенспиров оставлять какие-нибудь следы, пусть даже сейчас она не представляет никакой угрозы для них. Но они могут держать ее под присмотром хотя бы на тот случай, если обстоятельства изменятся».
Собственная мать всегда вспоминалась Саймону бледной, туманной фигурой. Целые дни она проводила лежа на кушетке. И все вокруг нее тоже было бледным: волосы, светлые до белизны, бледное лицо, на котором почти не выделялись светло-голубые глаза, прозрачная кожа. Она носила одежду пастельных тонов, в ее будуаре стояли блеклые цветы, окна закрывали полупрозрачные шторы. Вокруг нее царила атмосфера приглушенных голосов, осторожных движений, едва слышных шагов.
Хотя Саймон был еще совсем ребенком, навещая ее, он всегда казался самому себе громадным, неуклюжим, каким-то до неприличия ярким существом. Сидя на стуле рядом с ее кушеткой, он не поднимал взгляд от своих ладоней — грязных и грубых по сравнению с тонкими, бескровными пальцами матери. Он стыдился своих ног в грубых башмаках с деревянными подошвами, своего голоса, чересчур громкого, хотя он все время старался говорить шепотом. И мать очень быстро уставала от него. Спустя несколько минут она с утомленной улыбкой делала знак рукой, и нянька уводила его, порой не успевшего обменяться с матерью ни единым словом.
Насколько он помнил, смерть матери не так уж сильно потрясла его. Он присутствовал на ее похоронах, сидел рядом с отцом в катафалке, стоял у края могилы, бросил горсть земли на гроб. Саймон помнил полумрак в доме, завешенные черной материей зеркала и окна, темную фигуру отца, свои собственные черные одежды. Но когда закончился официальный траур отца, все изменилось. В доме снова стало людно и весело, появились гости. Отец брал его с собой на охоту и рыбную ловлю. Всегда, когда граф бывал в своем загородном доме, они вместе обедали, и Джеффри, как казалось Саймону, совершенно переменился: теперь это был сияющий, всегда улыбающийся веселый человек.
Вплоть до того страшного дня, когда Саймону исполнилось десять лет. В тот день ему сказали, что его отец мертв. Но правду о его смерти он узнал только несколько лет спустя. Правду о том, что его отец любил жену графа Равенспира. Что любовники были захвачены на месте преступления. Что граф Равенспир хладнокровно убил свою жену и ее возлюбленного на заснеженной лондонской улице.
Джеффри Хоуксмур любил Маргарет Равенспир. А теперь сын Джеффри Хоуксмура, как по мановению волшебной палочки, соединился законным браком с дочерью Маргарет Равенспир.
Саймон оторвался от своих невеселых дум и понял, что его друзья смотрят на него со смешанным выражением интереса и тревоги на лицах.
— Тебя что-нибудь тревожит, Саймон? — спросил Питер.
Саймон усмехнулся, но по его улыбке нельзя было сказать, что ему весело.
— Ты хочешь сказать, беспокоит ли меня что-нибудь еще, кроме необходимости из последних сил терпеть гостеприимство отвратительного семейства, жаждущего моей крови?
Саймон покачал головой.
— Ладно, будем догонять остальных.
Было уже далеко за полдень, когда Ариэль услышала, что охота возвращается, — во дворе замка заклацали подковы, раздались выкрики слуги охотников, всадники спешивались, бросали поводья ожидающим их грумам и направлялись в большой зал, где их уже ждали вино и ужин.
Ариэль сидела в кресле-качалке у камина, собаки лежали у ее ног. Дженни давно ушла. Эдгар, сбившийся с ног в безуспешных поисках загадочного мальчишки, принесшего ему снотворное питье, повез ее домой. В комнате было тепло; лампы заливали ее мягким светом; на сковороде тлел пучок ароматных трав. На столике рядом с Ариэль стояли графин вина и чаша вкуснейшего печенья.
Услышав шум, донесшийся со двора, Ариэль оторвалась от своих размышлений и развязала фланелевую повязку, которая согревала ей горло. Лечение дало неплохие результаты: Ариэль уже не так хрипела, горло почти не болело. Но она все еще чувствовала усталость после ночного жара и вялость, которые даже притупили ее раздражение и гнев. Однако Ариэль все же собиралась присутствовать на ужине, так как пришло время стряхнуть с себя последствия простуды.
Она уже решила для себя, что не будет ничего говорить про исчезновение кобылы ни Саймону, ни Рэнальфу. Не надо показывать им, сколь важны для нее ее лошади.
Собаки насторожили уши и подошли к двери незадолго до того, как Саймон, коротко стукнув и не дожидаясь ответа, вошел в ее комнату. На собачий восторг при его появлении он ответил только кратким: «Лежать!» — и когда они огорченно направились к своему месту у камина, Саймон с улыбкой на лице повернулся к жене.
— Ты выглядишь гораздо лучше. А как чувствуешь себя?
— Достаточно хорошо, чтобы поужинать вместе со всеми, — заверила мужа Ариэль. — Хочешь вина?
— С удовольствием! Хочу пить, как верблюд в пустыне.
Саймон легонько провел согнутым пальцем по щеке жены и с удивлением увидел, как она отстранилась при этой ласке. Вспомнив поведение Дженни сегодняшним утром, он нахмурился.
Ариэль повернулась и наполнила вином два кубка, стоявшие на подносе.
— Хочешь сандвич с сыром?
— Благодарю.
Взяв хлеб и сыр, он повернулся спиной к огню и принялся за еду, внимательно глядя на Ариэль.
— Ты хорошо провела день?
— Вполне, — ответила она, не глядя на мужа, и отхлебнула вина из своего кубка. — Эдгар сказал, что с чалой тоже все в порядке. Завтра я хочу сама взглянуть на нее.
— Но разумно ли так скоро выходить на холод?
— Со мной все будет в порядке, — сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал ее тревогу. — Кроме того, мне надо кое-чем заняться с моими лошадьми. Тем, что не способен сделать Эдгар. Он прекрасный исполнитель, но сам знает, что ему недостает инициативы.
— Да, по-своему он замечательный человек, — согласился с ней Саймон. — Я знавал таких людей, за которыми было надежно, как за каменной стеной. У меня в армии был один такой капрал. Воплощенная надежность.
Граф отпил еще один глоток вина.
— Джексон вытащил меня с поля боя при Мальплаке и был убит в тот самый момент, когда стоял на коленях рядом со мной, пытаясь остановить кровь голыми руками, без всяких приспособлений.
Лицо Саймона при этих словах погрустнело, но в голосе послышались теплые нотки. Запрокинув голову, он допил вино из своего кубка, и Ариэль не могла оторвать взгляда от его мощной загорелой шеи: несмотря на слабость и подозрения, глубоко внутри разгоралось желание.
Саймон поставил осушенный бокал на стол.
— Мне надо переодеться к ужину. Ты уверена, что тебе стоит спускаться вниз?
— Если я останусь здесь, то сойду с ума.
— Могу я составить тебе компанию за ужином? — спросил он, ругая себя за неуверенность в голосе. Саймон сомневался, примет ли жена его предложение.
Ариэль кивнула головой.
— Вам нет смысла замыкаться в своей комнате, милорд. Мы спустимся вниз вместе.
— Отлично, — ответил он, отвесил полупоклон и вышел из комнаты.
Ариэль поднялась с кресла-качалки и медленным, не совсем уверенным шагом, словно лунатик, направилась к гардеробу. Сейчас на ней было одно из ее старых платьев, удобное, но вышедшее из моды даже на самый снисходительный взгляд. Хотя переодеваться Ариэль совершенно не хотелось, гордость заставила ее решиться надеть один из своих новых нарядов, сшитых к свадьбе.
Ей сейчас надо было появиться в чем-нибудь ярком, чтобы прибавить жизни своему бледному облику и разогнать кровь, решила она. Рэнальф ожидает увидеть ее подавленной, разбитой, но такого удовольствия она ему не доставит. Она будет блистать и царить.
Взглянув на себя в зеркало минут пятнадцать спустя, Ариэль почувствовала прилив своей обычной энергии. В зеркале отражалась женщина, облаченная в ярко-алое платье, богато затканное золотом, слегка приподнимавшееся с боков, открывая взорам расшитую золотом нижнюю юбку. Короткие рукава были схвачены выше локтей золотыми шнурами с кисточками, а с плеч ниспадали каскады белых кружев.
Ариэль укладывала волосы в сложную прическу на макушке, пытаясь завить локоны, которые должны были обрамлять лицо, когда дверь открылась и вошел Саймон. Обычно он, коротко стукнув в дверь, сразу же входил, но сейчас, увидев жену, застыл на месте. Ариэль видела его у себя за спиной, глядя в зеркало. Саймон был одет в парадный костюм из черного бархата с широким воротником, затканным серебром; серебром были отделаны также обшлага его рукавов и карманы камзола.
— Меня удивляет, что тебе не нужны услуги горничной, чтобы одеваться.
— Я всегда одеваюсь сама.
Ариэль туго намотала локон себе на палец, потом отпустила его.
— Но как тебе удается самой зашнуровываться? Ариэль пожала плечами, все еще не поворачиваясь к мужу лицом.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы затягиваться в корсет, как это делают другие, а кринолин не так уж сложно застегнуть самой.
Саймон прислонил свою трость к стене и, подойдя к Ариэль сзади, положил ладони ей на талию. Кончики его пальцев соединились, и он улыбнулся.
— Да, тебе совершенно нечего затягивать.
— Просто у тебя очень большие руки, — ответила она, покраснев.
От его сомкнутых рук по телу растекалось тепло, вздымая жаркую волну желания глубоко внутри. Ее ноги в изысканных атласных туфельках нетерпеливо переступали по натертому паркету. Ариэль попыталась отстраниться от мужа, но его сомкнутые руки не позволяли сделать это. Тогда она положила поверх ладоней Саймона свои собственные и попыталась разомкнуть его пальцы. Но он только рассмеялся и еще крепче обнял ее.
Склонившись, он коснулся губами небольшого бугорка у основания ее шеи. Его дыхание обожгло ей кожу, губы напряглись, и когда зубы Саймона нежно прикусили мягкую розовую кожу Ариэль, а язык скользнул по ее спине до кружев, спускающихся на плечи, она вздрогнула от наслаждения.
— Нам пора спускаться. — Голос Ариэль прозвучал так хрипло, словно все лечение пошло насмарку.
Подняв голову, Саймон встретился с ней взглядом в зеркале.
— Тебя что-то беспокоит, дорогая?
Ариэль всмотрелась в его лицо в зеркале и увидела на нем только искреннюю заботу, а во взгляде его голубых глаз — нетерпеливое желание.
— Нет, — ответила она. — Совершенно ничего… Да и что может меня беспокоить?
— Не знаю, — произнес Саймон, убирая руки с пояса жены. Затем он обнял ее за плечи, легонько сжав их и все еще глядя на Ариэль в зеркало. — Что-то точно тревожит.
— Я просто устала и чувствую себя немного слабой, — сказала она, отводя взгляд в сторону и освобождаясь из его объятий.
— Тогда тебе лучше остаться здесь.
— Нет! — вырвалось у Ариэль намного громче, чем она предполагала. — Прости меня, я не хотела кричать.
— Для этого нет никаких причин, — заметил он. — Ладно, пойдем в зал.
И он протянул ей руку.
Ариэль снова бросила взгляд в зеркало. Они представляли собой потрясающую пару — унылый черный бархат его костюма лишь оттенял живые переливы алого и золотого цветов ее платья; его высокая и мощная фигура подчеркивала хрупкость ее сложения; нежный цвет ее щек и гармоничные черты лица контрастировали с его наружностью: рваным шрамом на щеке и крупным носом с горбинкой.
Да, потрясающая пара — оба так сильно отличались друг от друга и одновременно были похожи. Саймон как-то пренебрежительно обмолвился про «красавицу и чудовище», но пара, которая стояла сейчас перед зеркалом, была необычной, контрастной и все же гармоничной. Так два кусочка головоломки, если глядеть на них в отдельности, невозможно представить себе одним целым.
Гарцуя на коне рядом со своим шурином, он позволил себе сделать несколько замечаний по поводу сегодняшней охоты.
— Мы бы поохотились куда лучше, — ответил Рэнальф, — если бы Ральф как следует сделал свое дело.
И он бросил суровый взгляд на младшего брата, ехавшего позади него. Молодой человек покраснел.
— Я не могу отвечать за меткость стрелков. Я расставил загонщиков, все им объяснил и удостоверился, что в лесу достаточно дичи. Что еще от меня надо?
Рэнальф ничего не ответил.
— Вы собираетесь бывать при дворе, когда уедете от нас, Хоуксмур? — Голос Рэнальфа звучал любезно, словно он разговаривал со своим лучшим другом. — Как я понимаю, вам протежирует герцогиня Мальборо?
— У нас с Сарой есть кое-какие общие интересы, — ответил Саймон. — Мы с ней больше всего озабочены здоровьем и благополучием ее мужа.
— Ну да, нашего милого Джона, герцога Мальборо! — едко заметил Роланд. — До меня доходили слухи, что королева Анна уже стала уставать от его подвигов.
Губы Саймона на мгновение сжались, однако он улыбнулся и пожал плечами.
— Такие люди, как Мальборо, не склонны танцевать под чью-то дудку — пусть даже на ней играет сам монарх. Но мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь оспаривал его преданность престолу.
Роланд уже придумывал уничтожающий ответ: он не привык оставлять последнее слово за собеседником, даже если тот был его лучшим другом.
— Приходилось ли вам что-нибудь слышать о женщине по имени Эстер, живущей в этих местах, Равенспир? — обратился Саймон к Рэнальфу все тем же Небрежным тоном. — Она появилась здесь лет тридцать назад. А может, и раньше.
Лицо Рэнальфа приняло удивленное выражение.
— Но мне тогда было всего десять лет!
— Я просто поинтересовался. Хотел бы найти ее, если она еще жива.
Рэнальф был явно заинтригован.
— Но кто она вам, Хоуксмур?
— Да, собственно говоря, никто. Просто с ней связана какая-то семейная тайна, — ответил Саймон, снова пожимая плечами, — а я терпеть не могу тайн.
— Она пришла на наши земли из поместья Хоуксмуров? — напрягшись, спросил Роланд.
Как всегда, он первым из братьев понял, о чем идет речь.
— Вполне возможно.
— Вам кажется, что эта женщина как-то связана с нашими семьями?
— У меня нет оснований так думать, — осторожно ответил Саймон. — Просто ее имя упоминалось в бумагах моего отца. Собственно, там нет ничего определенного, кроме того, что она ушла с земель Хоуксмуров и, по слухам, перебралась на земли Равенспиров. Меня это заинтересовало, и я просто захотел узнать, приходилось ли вам слышать ее имя.
— Мне — нет, — заявил Роланд. Обернувшись, он бросил через плечо:
— Ральф, ты слышал что-нибудь о женщине по имени Эстер, которая живет где-то на наших землях?
Ральф приблизился к своим братьям. С лица его все еще не сошло обиженное выражение.
— Не могу же я знать каждого крестьянина по имени, не говоря уже о всяких бродяжках.
— Да, уж если кто и может знать, так это Ариэль, — заметил Рэнальф. — Надо спросить вашу жену, Хоуксмур. И если Ариэль ничего не слышала об этой женщине, вы можете быть уверены, что такой здесь нет… Возможно, ее уже нет и в живых…
Он покачал головой, пришпорил лошадь и пустился за сворой собак, с лаем несущихся к дальней рощице.
Остальные охотники последовали за ним, а Саймон придержал коня, чтобы очутиться в окружении своих друзей. Ариэль ничего не слышала про эту женщину. Возможно, Рэнальф был прав и ее уже нет в живых. Тридцать лет — весьма длинный срок, и если кто-нибудь из Равенспиров имел отношение к Эстер, это, вполне вероятно, мог быть отец Рэнальфа или даже кто-то из его дядьев. Что бы ни случилось тогда, все погребено под покровом времени. И если бы в бумагах Равенспиров существовало бы хоть малейшее упоминание об этой женщине, Рэнальф должен был о нем знать. Его равнодушие к расспросам Саймона было явно не наигранным.
Но что могло случиться с ребенком? В бумагах отца совершенно определенно говорилось про ребенка Эстер, которого усыновил родной брат Джеффри. Ребенок, ответственность за которого после смерти его отца взял на себя сам Джеффри. Но Саймон не мог припомнить, чтобы отец когда-либо упоминал про неведомого кузена или кузину. Ни единым словом не обмолвилась про этого ребенка и мать. Был ли этот ребенок мальчиком или девочкой? Даже этой простой вещи нельзя было понять из бумаг Джеффри Хоуксмура.
Саймон нашел эти бумаги всего лишь несколько месяцев назад, обнаружив их в тайнике письменного стола отца. Даже это само по себе тоже было загадкой. Почему Джеффри скрывал этот благородный поступок от окружающего мира? Не потому ли, что этот поступок был связан с тайной, касавшейся матери ребенка? В бумагах смутно упоминалось про внезапное исчезновение женщины, несмотря на несколько попыток Джеффри отыскать ее.
Но больше всего заинтриговал Саймона этот неизвестный ему родственник. Если отец взял на себя ответственность за этого ребенка, то почему в своем завещании не выделил никаких средств в его пользу? Если этот родственник существует, то Саймон, единственный наследник обширных владений своего отца, должен восстановить справедливость. Он не знал, почему считает необходимым выполнить этот долг, но дело обстояло именно так.
В самом конце личных бумаг отца было и одно упоминание о Равенспирах. Единственный намек, который обнаружил Саймон: «…Единственное, что я могу предположить, — к ее исчезновению приложила руку эта дьявольская банда. Не в правилах Равенспиров оставлять какие-нибудь следы, пусть даже сейчас она не представляет никакой угрозы для них. Но они могут держать ее под присмотром хотя бы на тот случай, если обстоятельства изменятся».
Собственная мать всегда вспоминалась Саймону бледной, туманной фигурой. Целые дни она проводила лежа на кушетке. И все вокруг нее тоже было бледным: волосы, светлые до белизны, бледное лицо, на котором почти не выделялись светло-голубые глаза, прозрачная кожа. Она носила одежду пастельных тонов, в ее будуаре стояли блеклые цветы, окна закрывали полупрозрачные шторы. Вокруг нее царила атмосфера приглушенных голосов, осторожных движений, едва слышных шагов.
Хотя Саймон был еще совсем ребенком, навещая ее, он всегда казался самому себе громадным, неуклюжим, каким-то до неприличия ярким существом. Сидя на стуле рядом с ее кушеткой, он не поднимал взгляд от своих ладоней — грязных и грубых по сравнению с тонкими, бескровными пальцами матери. Он стыдился своих ног в грубых башмаках с деревянными подошвами, своего голоса, чересчур громкого, хотя он все время старался говорить шепотом. И мать очень быстро уставала от него. Спустя несколько минут она с утомленной улыбкой делала знак рукой, и нянька уводила его, порой не успевшего обменяться с матерью ни единым словом.
Насколько он помнил, смерть матери не так уж сильно потрясла его. Он присутствовал на ее похоронах, сидел рядом с отцом в катафалке, стоял у края могилы, бросил горсть земли на гроб. Саймон помнил полумрак в доме, завешенные черной материей зеркала и окна, темную фигуру отца, свои собственные черные одежды. Но когда закончился официальный траур отца, все изменилось. В доме снова стало людно и весело, появились гости. Отец брал его с собой на охоту и рыбную ловлю. Всегда, когда граф бывал в своем загородном доме, они вместе обедали, и Джеффри, как казалось Саймону, совершенно переменился: теперь это был сияющий, всегда улыбающийся веселый человек.
Вплоть до того страшного дня, когда Саймону исполнилось десять лет. В тот день ему сказали, что его отец мертв. Но правду о его смерти он узнал только несколько лет спустя. Правду о том, что его отец любил жену графа Равенспира. Что любовники были захвачены на месте преступления. Что граф Равенспир хладнокровно убил свою жену и ее возлюбленного на заснеженной лондонской улице.
Джеффри Хоуксмур любил Маргарет Равенспир. А теперь сын Джеффри Хоуксмура, как по мановению волшебной палочки, соединился законным браком с дочерью Маргарет Равенспир.
Саймон оторвался от своих невеселых дум и понял, что его друзья смотрят на него со смешанным выражением интереса и тревоги на лицах.
— Тебя что-нибудь тревожит, Саймон? — спросил Питер.
Саймон усмехнулся, но по его улыбке нельзя было сказать, что ему весело.
— Ты хочешь сказать, беспокоит ли меня что-нибудь еще, кроме необходимости из последних сил терпеть гостеприимство отвратительного семейства, жаждущего моей крови?
Саймон покачал головой.
— Ладно, будем догонять остальных.
Было уже далеко за полдень, когда Ариэль услышала, что охота возвращается, — во дворе замка заклацали подковы, раздались выкрики слуги охотников, всадники спешивались, бросали поводья ожидающим их грумам и направлялись в большой зал, где их уже ждали вино и ужин.
Ариэль сидела в кресле-качалке у камина, собаки лежали у ее ног. Дженни давно ушла. Эдгар, сбившийся с ног в безуспешных поисках загадочного мальчишки, принесшего ему снотворное питье, повез ее домой. В комнате было тепло; лампы заливали ее мягким светом; на сковороде тлел пучок ароматных трав. На столике рядом с Ариэль стояли графин вина и чаша вкуснейшего печенья.
Услышав шум, донесшийся со двора, Ариэль оторвалась от своих размышлений и развязала фланелевую повязку, которая согревала ей горло. Лечение дало неплохие результаты: Ариэль уже не так хрипела, горло почти не болело. Но она все еще чувствовала усталость после ночного жара и вялость, которые даже притупили ее раздражение и гнев. Однако Ариэль все же собиралась присутствовать на ужине, так как пришло время стряхнуть с себя последствия простуды.
Она уже решила для себя, что не будет ничего говорить про исчезновение кобылы ни Саймону, ни Рэнальфу. Не надо показывать им, сколь важны для нее ее лошади.
Собаки насторожили уши и подошли к двери незадолго до того, как Саймон, коротко стукнув и не дожидаясь ответа, вошел в ее комнату. На собачий восторг при его появлении он ответил только кратким: «Лежать!» — и когда они огорченно направились к своему месту у камина, Саймон с улыбкой на лице повернулся к жене.
— Ты выглядишь гораздо лучше. А как чувствуешь себя?
— Достаточно хорошо, чтобы поужинать вместе со всеми, — заверила мужа Ариэль. — Хочешь вина?
— С удовольствием! Хочу пить, как верблюд в пустыне.
Саймон легонько провел согнутым пальцем по щеке жены и с удивлением увидел, как она отстранилась при этой ласке. Вспомнив поведение Дженни сегодняшним утром, он нахмурился.
Ариэль повернулась и наполнила вином два кубка, стоявшие на подносе.
— Хочешь сандвич с сыром?
— Благодарю.
Взяв хлеб и сыр, он повернулся спиной к огню и принялся за еду, внимательно глядя на Ариэль.
— Ты хорошо провела день?
— Вполне, — ответила она, не глядя на мужа, и отхлебнула вина из своего кубка. — Эдгар сказал, что с чалой тоже все в порядке. Завтра я хочу сама взглянуть на нее.
— Но разумно ли так скоро выходить на холод?
— Со мной все будет в порядке, — сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал ее тревогу. — Кроме того, мне надо кое-чем заняться с моими лошадьми. Тем, что не способен сделать Эдгар. Он прекрасный исполнитель, но сам знает, что ему недостает инициативы.
— Да, по-своему он замечательный человек, — согласился с ней Саймон. — Я знавал таких людей, за которыми было надежно, как за каменной стеной. У меня в армии был один такой капрал. Воплощенная надежность.
Граф отпил еще один глоток вина.
— Джексон вытащил меня с поля боя при Мальплаке и был убит в тот самый момент, когда стоял на коленях рядом со мной, пытаясь остановить кровь голыми руками, без всяких приспособлений.
Лицо Саймона при этих словах погрустнело, но в голосе послышались теплые нотки. Запрокинув голову, он допил вино из своего кубка, и Ариэль не могла оторвать взгляда от его мощной загорелой шеи: несмотря на слабость и подозрения, глубоко внутри разгоралось желание.
Саймон поставил осушенный бокал на стол.
— Мне надо переодеться к ужину. Ты уверена, что тебе стоит спускаться вниз?
— Если я останусь здесь, то сойду с ума.
— Могу я составить тебе компанию за ужином? — спросил он, ругая себя за неуверенность в голосе. Саймон сомневался, примет ли жена его предложение.
Ариэль кивнула головой.
— Вам нет смысла замыкаться в своей комнате, милорд. Мы спустимся вниз вместе.
— Отлично, — ответил он, отвесил полупоклон и вышел из комнаты.
Ариэль поднялась с кресла-качалки и медленным, не совсем уверенным шагом, словно лунатик, направилась к гардеробу. Сейчас на ней было одно из ее старых платьев, удобное, но вышедшее из моды даже на самый снисходительный взгляд. Хотя переодеваться Ариэль совершенно не хотелось, гордость заставила ее решиться надеть один из своих новых нарядов, сшитых к свадьбе.
Ей сейчас надо было появиться в чем-нибудь ярком, чтобы прибавить жизни своему бледному облику и разогнать кровь, решила она. Рэнальф ожидает увидеть ее подавленной, разбитой, но такого удовольствия она ему не доставит. Она будет блистать и царить.
Взглянув на себя в зеркало минут пятнадцать спустя, Ариэль почувствовала прилив своей обычной энергии. В зеркале отражалась женщина, облаченная в ярко-алое платье, богато затканное золотом, слегка приподнимавшееся с боков, открывая взорам расшитую золотом нижнюю юбку. Короткие рукава были схвачены выше локтей золотыми шнурами с кисточками, а с плеч ниспадали каскады белых кружев.
Ариэль укладывала волосы в сложную прическу на макушке, пытаясь завить локоны, которые должны были обрамлять лицо, когда дверь открылась и вошел Саймон. Обычно он, коротко стукнув в дверь, сразу же входил, но сейчас, увидев жену, застыл на месте. Ариэль видела его у себя за спиной, глядя в зеркало. Саймон был одет в парадный костюм из черного бархата с широким воротником, затканным серебром; серебром были отделаны также обшлага его рукавов и карманы камзола.
— Меня удивляет, что тебе не нужны услуги горничной, чтобы одеваться.
— Я всегда одеваюсь сама.
Ариэль туго намотала локон себе на палец, потом отпустила его.
— Но как тебе удается самой зашнуровываться? Ариэль пожала плечами, все еще не поворачиваясь к мужу лицом.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы затягиваться в корсет, как это делают другие, а кринолин не так уж сложно застегнуть самой.
Саймон прислонил свою трость к стене и, подойдя к Ариэль сзади, положил ладони ей на талию. Кончики его пальцев соединились, и он улыбнулся.
— Да, тебе совершенно нечего затягивать.
— Просто у тебя очень большие руки, — ответила она, покраснев.
От его сомкнутых рук по телу растекалось тепло, вздымая жаркую волну желания глубоко внутри. Ее ноги в изысканных атласных туфельках нетерпеливо переступали по натертому паркету. Ариэль попыталась отстраниться от мужа, но его сомкнутые руки не позволяли сделать это. Тогда она положила поверх ладоней Саймона свои собственные и попыталась разомкнуть его пальцы. Но он только рассмеялся и еще крепче обнял ее.
Склонившись, он коснулся губами небольшого бугорка у основания ее шеи. Его дыхание обожгло ей кожу, губы напряглись, и когда зубы Саймона нежно прикусили мягкую розовую кожу Ариэль, а язык скользнул по ее спине до кружев, спускающихся на плечи, она вздрогнула от наслаждения.
— Нам пора спускаться. — Голос Ариэль прозвучал так хрипло, словно все лечение пошло насмарку.
Подняв голову, Саймон встретился с ней взглядом в зеркале.
— Тебя что-то беспокоит, дорогая?
Ариэль всмотрелась в его лицо в зеркале и увидела на нем только искреннюю заботу, а во взгляде его голубых глаз — нетерпеливое желание.
— Нет, — ответила она. — Совершенно ничего… Да и что может меня беспокоить?
— Не знаю, — произнес Саймон, убирая руки с пояса жены. Затем он обнял ее за плечи, легонько сжав их и все еще глядя на Ариэль в зеркало. — Что-то точно тревожит.
— Я просто устала и чувствую себя немного слабой, — сказала она, отводя взгляд в сторону и освобождаясь из его объятий.
— Тогда тебе лучше остаться здесь.
— Нет! — вырвалось у Ариэль намного громче, чем она предполагала. — Прости меня, я не хотела кричать.
— Для этого нет никаких причин, — заметил он. — Ладно, пойдем в зал.
И он протянул ей руку.
Ариэль снова бросила взгляд в зеркало. Они представляли собой потрясающую пару — унылый черный бархат его костюма лишь оттенял живые переливы алого и золотого цветов ее платья; его высокая и мощная фигура подчеркивала хрупкость ее сложения; нежный цвет ее щек и гармоничные черты лица контрастировали с его наружностью: рваным шрамом на щеке и крупным носом с горбинкой.
Да, потрясающая пара — оба так сильно отличались друг от друга и одновременно были похожи. Саймон как-то пренебрежительно обмолвился про «красавицу и чудовище», но пара, которая стояла сейчас перед зеркалом, была необычной, контрастной и все же гармоничной. Так два кусочка головоломки, если глядеть на них в отдельности, невозможно представить себе одним целым.