— Это преждевременные роды, — сказала Ариэль, присаживаясь на корточки и насупив брови.
   Алиса Райордан снова вскрикнула тонким голосом. Ариэль промокнула ей лоб, утерла стекающую по подбородку слюну.
   — Так было с двумя ее последними ребятишками, — донесся голос из темного угла, и оттуда выбралась скрюченная старушонка, мало напоминавшая человеческое существо. Войдя в хижину, женщины поначалу даже не заметили ее. Старуха сползла с какого-то подобия кресла, проковыляла к очагу и остановилась около стонущей батрачки, глядя на нее одновременно сочувственно и как-то отстраненно.
   — Ей надо натереть живот свиным салом, вот что бы я сделала.
   Это было весьма распространенное народное средство для таких случаев, совершенно бесполезное с точки зрения Ариэль; но сейчас, пожалуй, им можно было воспользоваться хотя бы для того, чтобы успокоить несчастную.
   — Если вы думаете, бабушка, что это поможет, я так и сделаю, — сказала Ариэль, помогая Дженни приподнять женщину, чтобы Сара смогла подложить ей под бедра сложенное в несколько раз полотенце.
   — Вам лучше отправиться назад в замок, Ариэль, — заметила Дженни, отрывая несколько листьев от пучка сухой травы и бросая их в горшок с горячей водой. — Мы с мамой вполне справимся.
   Ариэль с сомнением покачала головой.
   — Могут понадобиться щипцы.
   Она куда больше верила в свои блестящие хирургические инструменты, чем эти две женщины.
   Сара, стоя на коленях около батрачки, отчаянно замотала головой. Руки ее, блестящие от сала, двигались по животу женщины, нащупывая положение плода, губы скривились от напряжения.
   — Мама так не считает, — перевела ее Дженни. — Мы управимся, Ариэль.
   Но молодая женщина все еще колебалась. Она предпочла бы остаться здесь, в этой бедной хижине, и заниматься тем, что она начала делать, а не возвращаться в полную интриг жизнь замка Равенспир. Здесь ситуация была совершенно определенной. Ее исходом была жизнь или смерть, но зато было совершенно ясно, что надо делать. В ее родном доме такой определенности не было и в помине. Но когда-то Ариэль надо было взглянуть в лицо правде. Она не могла до бесконечности избегать этого, погружаясь в заботы окружающих ее людей.
   — Я пришлю Сэма с двуколкой отвезти вас домой, — сказала она, подбирая с пола свой жакет. — И он же привезет холодца и еще какой-нибудь еды для роженицы и детей.
   — Да, и если у вас найдется щепотка «старика», то он будет весьма кстати. — Дженни встала, провожая Ариэль до двери. Вполголоса она добавила: — После всего ей надо будет как следует выспаться, иначе ее муж тут же снова заберется на нее, не дав оправиться.
   — Я пришлю с Сэмом. Только убедитесь, чтобы ее муж первым не добрался до него.
   Настой опия, который все кругом называли просто «стариком», высоко ценился местными жителями, почти поголовно страдавшими от лихорадок, порождаемых здешними болотами. Ариэль, однако, заметила, что употребляющие «старика» люди очень быстро привыкали к нему и, чтобы избавиться от болей, им приходилось давать все более сильные дозы.
   Прощаясь с Дженни, она ободряюще погладила ее по руке. Один из младших братьев Бекки уже держал в руке узду серого пони, хотя тот и так терпеливо ждал у хижины, даже не думая убегать. Мальчонка с надеждой глядел на Ариэль, протянув к ней грязную ручонку.
   — Предприимчивый молодой человек, так? — с усмешкой обратилась Ариэль к мальчику.
   Сунув в замурзанную ладошку пенни, она приняла узду и села в двуколку. Мальчонка улыбнулся и, мелькая голыми пятками, во всю прыть понесся по мерзлой грязи.
   Ариэль дернула вожжи, и пони послушно затрусил по проселку. Словно по команде, из узкого прохода между двумя соседними хижинами выбежали Ромул и Рем и заняли свои места по обе стороны двуколки.
   Был уже почти полдень, когда двуколка въехала во двор замка Равенспир и завернула к конюшням. У входа в нее лорд Роланд осматривал бабку одной из своих лошадей. Когда его сестра спрыгнула с двуколки, он с сердитым выражением лица приблизился к ней.
   — Где тебя носило, сестричка? Тебя не было во время завтрака, который давался в твою честь!
   — Прошлым вечером про мою честь никто и не думал, — парировала Ариэль. — Все, по-моему, обеспокоены лишь тем, как бы только смешать ее с грязью. Мою честь и честь моего мужа.
   И она в упор взглянула на своего брата. Роланда она опасалась куда меньше, чем Рэнальфа, — средний брат был не гак скор на расправу. Ральфа она вообще презирала, но в пьяном виде он был непредсказуем, и Ариэль предпочитала без нужды не раздражать его.
   — Ты невыносима, сестричка, — заметил Роланд, но по тону его голоса нельзя было сказать, что это его особенно тревожит.
   Он фыркнул и с любопытством обвел сестру с ног до головы взглядом серых глаз.
   — Как я понял, ты провела ночь с Хоуксмуром?
   — Мне кажется, что для жены в порядке вещей в первую брачную ночь разделить ложе любви со своим мужем, братец.
   С этими словами она передала поводья Сэму и отошла от двуколки. Волкодавы следовали за ней по пятам.
   — Ты должна была провести эту ночь с Оливером Беккетом… — Подобно Рэнальфу, Роланд не считал нужным выбирать выражения, когда дело касалось их сестры.
   Ариэль только улыбнулась на это.
   — У моего мужа по этому поводу другое мнение, — ответила она, направляясь к конюшне. — И он его прекрасно воплотил в жизнь.
   Оставив ошеломленного Роланда стоять посреди двора, Ариэль направилась в конюшню, чтобы отдать Сэму распоряжения о поездке в Рамсей и о том, что захватить с собой.
   Лорд Роланд с силой стукнул по ладони стиснутым кулаком. Ариэль умела довести до бешенства кого угодно, если ей хотелось этого. Рэнальф метал громы и молнии после провала своего замысла. Оливер тоже не находил себе места, но Роланд надеялся, что поражение только еще сильнее разожжет его ярость. Саймон нанес молодому человеку сокрушительное поражение, и ничто не могло скрыть этого факта. Ничего не поделаешь — Хоуксмур оказался более крепким орешком, чем кто-либо мог предположить.
   Но Ариэль? Какую игру ведет она?
   Роланд зашагал от конюшни по направлению к замку. Во внутреннем дворе замка собаки и загонщики толпились на газонах, гости, собираясь на охоту, для защиты от холода пили горячее вино с пряностями, слуги таскали снаряжение и ягдташи.
   Граф Хоуксмур с друзьями стояли в стороне. Роланд направился прямо к ним.
   — Уверен, Хоуксмур, вы будете рады услышать, что ваша жена только что вернулась.
   — Мне и в голову не могло прийти, что она не вернется, — небрежно бросил в ответ Саймон. — Она не произвела на меня впечатление человека, действующего необдуманно.
   — Это только потому, что вы еще мало знаете свою жену, — вмешался в разговор подошедший к ним Оливер. — Заверяю вас, Хоуксмур, что те из нас, кто хорошо знает Ариэль, знакомы и со всеми ее прихотями и капризами.
   — Тогда мне предстоит узнать много интересного, — ответил Саймон.
   Он улыбнулся, и в улыбке его было что-то такое, от чего Оливер непроизвольно отдернул назад голову, словно на него бросилась кобра.
   — Мне всегда казалось, что в разделенной радости мало удовольствия, — заметил на это Оливер.
   Свидетели их разговора невольно затаили дыхание. Но граф Хоуксмур продолжал улыбаться:
   — Щедрость — дар королей, Беккет.
   С этими словами Саймон медленно, но решительно повернулся к нему спиной и зашагал прочь.

Глава 7

   Рэнальф стоял на лестнице у входа в большой зал замка, глядя на толпу людей во дворе. Увидев идущую от конюшен Ариэль, он поспешно спустился по ступеням и решительно двинулся к сестре. Та пробиралась в толпе, сопровождаемая собаками, с озабоченным выражением на лице.
   — Какого черта, где тебя носило? — яростным шепотом спросил Рэнальф, хватая ее за руку повыше локтя.
   Собаки зарычали, но он не обратил на них внимания.
   — Как ты посмела исчезнуть, не сказав никому ни слова! И где ты была? Отвечай сейчас же! — дернул он ее за руку.
   Собаки снова зарычали, на этот раз предостерегающе. Рэнальф выругался себе под нос, но все же выпустил руку сестры.
   — Какое имеет значение, где я была? — вопросом на вопрос ответила Ариэль. — Ведь я же вернулась.
   — Но одетая словно простолюдинка! — прошипел Рэнальф сквозь стиснутые зубы. — Только погляди на себя. У тебя достаточно денег, чтобы одеваться прилично, как это и положено на торжестве по случаю бракосочетания, а ты бродишь у всех на виду в потрепанном костюме для верховой езды, да еще такая грязная, будто валялась с кем-то на сеновале… Боже, у тебя даже башмаки дырявые.
   Ариэль бросила взгляд на юбку своего старого костюма для верховой езды. Действительно, она вся была перемазана грязью, к ней прилипли соломинки, а башмаки, хоть и не рваные, были в самом деле потрепаны и давно не чищены. Сегодня утром она чувствовала себя так неуютно под насмешливым взглядом мужа, что схватила из гардероба первое, что подвернулось под руку, не думая ни о каких последствиях.
   — Думаю, ты хорошо погуляла в такое чудесное утро, женушка, — раздался спокойный голос Саймона.
   Граф Хоуксмур пробрался сквозь толпу так тихо, что ни Рэнальф, ни его сестра даже не заметили его приближения. Услышав голос мужа, Ариэль взглянула на него с улыбкой, надеясь, что приход Саймона избавит ее от неприятного объяснения с братом.
   — Я немного проехалась в двуколке. Простите за опоздание, но я заехала дальше, чем собиралась, и совершенно забыла про время.
   — Что ж, чудесный способ выразить уважение своему мужу, — бросил сестре Рэнальф. — А потом вдобавок появиться пред всеми, одетой как какая-нибудь шлюха-крестьянка, валявшаяся на сеновале. Чтобы кругом говорили, что сестра графа Равенспира расхаживает как последняя трактирная потаскушка…
   — Ладно, прекратите, Равенспир! — Саймон снова прервал гневную тираду Рэнальфа. — Такими публичными выговорами своей сестре вы лишь еще больше позорите свое имя.
   Ариэль покраснела до корней волос, смущенная больше заступничеством мужа, чем выволочкой брата.
   — Разве облик вашей жены не имеет отношения также к имени Хоуксмур? — Тон Рэнальфа был откровенно насмешливым. — Но может быть, Хоуксмуры в этом отношении не столь щепетильны?
   — После того как я познакомился с вашим гостеприимством, я не могу позволить себе обращать внимание на подобные вещи, — невозмутимо парировал Саймон. Затем он повернулся к Ариэль, которая по-прежнему стояла рядом с ним, сгорая от смущения и досады. — Во всяком случае, вы правы в одном, Равенспир. Улаживать такие промашки жены — дело мужа, а не брата. Пожалуй, вы и в самом деле не совсем готовы принять участие в охоте, моя дорогая. Вероятно, вам следует сменить костюм на более соответствующий положению наших семей. Я уверен, что охотники смогут подождать еще несколько минут.
   Ариэль повернулась и, не говоря ни слова, направилась в дом. Она низко опустила голову, чтобы капюшон скрыл ее пылавшие от стыда щеки. Это была одна из самых досадных ее слабостей: кожа молодой женщины была так нежна и прозрачна, что при малейшем поводе она заливалась румянцем. При этом собственное смущение усиливалось еще больше, так что получался заколдованный круг.
   Но почему Саймон вмешался в их разговор? Все гневные упреки Рэнальфа отскакивали от нее, как горох от стенки, а приняв ее сторону, Хоуксмур сделал из мыши слона. К тому же на самом деле он был вовсе не на ее стороне. Он отправил ее привести себя в порядок, как отправляют несмышленого ребенка, севшего, перемазавшись, за обеденный стол в приличном обществе.
   Однако когда Ариэль, войдя в свою спальню, посмотрелась в зеркало, она была вынуждена признать, что оба мужчины были правы. Волосы ее превратились в спутанный ветром колтун, лицо было покрыто слоем пыли с проселочной дороги, и эта же пыль покрывала ее потрепанный костюм для верховой езды, а юбка была перемазана грязью. «Но у меня были куда более важные заботы», — твердила Ариэль себе под нос, яростно сражаясь с пуговицами и крючками.
   Оставшись в одной батистовой кофточке, она вымыла лицо, потом протерла влажной губкой шею и подмышки и стала приводить в порядок волосы. Резко наклонившись, она перебросила их вперед, закрыв лицо, и принялась яростно расчесывать густую массу. Она еще бормотала что-то про себя, укрытая завесой волос цвета меда, когда от двери донесся голос ее мужа.
   — Гости ваших братьев уже начинают нервничать из-за задержки. Я не очень-то гожусь в камеристки, но, возможно, смогу помочь вам.
   Ариэль резко выпрямилась; перебросив копну волос на спину. Щеки ее порозовели от возни с прической и от нового оскорбления.
   Собаки приветствовали вошедшего Саймона радостным вилянием хвостов. Их хозяйка, однако, смерила графа разъяренным взглядом.
   — Я не нуждаюсь в вашей помощи, милорд! Кстати, весьма нелюбезно входить в мою комнату без стука.
   — Прошу простить, но дверь была открыта, — небрежным тоном ответил Саймон, закрывая за собой дверь и глядя на Ариэль с легкой усмешкой. — Кроме того, обычно мужу не запрещается входить в комнату его жены.
   — Вы вполне ясно дали мне это понять, — упорствовала Ариэль. — Как я понимаю, из этого следует, что у жены нет права на уединение.
   — Вовсе нет.
   Граф Хоуксмур сделал несколько шагов, все так же приволакивая ногу, и взял щетку для волос из рук жены.
   — Сядьте.
   Положив руку на плечо Ариэль, он заставил ее опуститься на невысокий стул перед зеркалом и принялся расчесывать густые локоны уверенными, ритмичными движениями.
   — Я мечтал об этом с того самого момента, когда увидел вас вчера ждущей меня во дворе и держащей шляпу под мышкой. Солнце играло золотом ваших волос. Это было восхитительное зрелище…
   И Саймон, приподняв одну прядь, которая была чуть светлее общей массы цвета темного меда, залюбовался ею.
   Ариэль взглянула на отражение мужа в зеркале. Он улыбался про себя, во взгляде его появилось чувственное выражение, лицо, покрытое шрамами, утратило свою строгость, словно простое расчесывание ее волос вызывало в нем любовное томление. Ариэль обратила внимание на то, что его руки, большие и загрубевшие, с нежностью касаются ее волос. Ей захотелось самой взять эти руки и прижаться к ним щекой. По телу молодой женщины пробежала дрожь.
   — Вы совсем замерзли, — тут же произнес он и отложил щетку в сторону. — Да и огонь почти погас.
   Повернувшись к камину, он подбросил в него дров и раздул огонь, который зашумел с новой силой.
   — Но вам надо одеться, пока вы не замерзли окончательно.
 
   Он, хромая, подошел к гардеробу.
   — Угодно вам надеть тот костюм, в котором вы были вчера? Этот алый бархат вам очень к лицу.
   Достав костюм, о котором шла речь, Саймон обвел взглядом весьма скромное содержание гардероба жены.
   — Как я вижу, у вас довольно ограниченный выбор, Ариэль.
   — В наших местах мне не так уж много надо, — заявила она, едва ли не выхватывая из его рук костюм. — Жизнь, которую я веду, не соответствует туалетам из шелка и бархата.
   — Жизнь, которую вы вели до сих пор, — поправил жену граф Хоуксмур, прислоняясь к спинке кровати, складывая на груди руки и наблюдая, как она одевается. — В качестве графини Хоуксмур вы займете, я уверен, соответствующее положение при дворе и в местном обществе. Хоуксмуры всегда играли заметную роль в жизни местной общины.
   В отличие от Равенспиров. Местное общество скорее избегало встречи с ними. Однако ни Ариэль, ни Саймон не произнесли этих слов, пришедших обоим на ум.
   Ариэль неловко застегивала крошечные перламутровые пуговички своей кофточки. Внезапно пальцы ее онемели. Голос Саймона Хоуксмура звучал очень уверенно, но ведь она-то знала, что никогда не займет места при дворе или где бы то ни было в качестве жены этого человека. — Наверное, у вас замерзли руки.
   Саймон отвел ее застывшие пальцы и сам стал застегивать крошечные пуговицы, продевая их в украшенные вышивкой петли. Руки его коснулись ее грудей, и у Ариэль перехватило дыхание. Пальцы его замерли, и молодая женщина почувствовала, как твердеют ее соски под тонкой тканью, а все тело покрывается гусиной кожей. Но внезапно муж отстранился от нее и с замкнутым выражением лица отступил назад.
   Полуотвернувшись от него, Ариэль взяла свой жакет, надела его и стала застегивать крючки на груди, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Делая это, она склонила голову и не смотрела на Саймона, пока на ее щеках не погас горячий румянец.
   Хоть бы только он теперь ушел! Но граф Хоуксмур по-прежнему стоял, опираясь о спинку кровати.
   Она ощущала на себе его взгляд, который следил за каждым ее движением, и от этого чувственного взгляда кровь быстрее и быстрее бежала в ее жилах. Даже процедура надевания сапог превратилась в какую-то исполненную чувственности сцену под этим пристальным взглядом. Мужчина этот был страшен, как смертный грех, и все же она никогда еще не испытывала такой страстной тяги ни к одному мужчине. Даже к Оливеру, чью физическую красоту было невозможно отрицать.
   Молодая женщина скрутила волосы толстым жгутом и спрятала их под треуголкой, отделанной серебряным галуном. Взяв перчатки и хлыст, она направилась к выходу из комнаты.
   — Уверена, мы пробыли здесь достаточно долго для того, чтобы ваши гости могли убедиться в ваших исключительных качествах, милорд.
   — Что вы имеете в виду? — Саймон вопросительно приподнял бровь, следуя за женой.
   — Ну как же, сэр, разумеется, ваши мужские качества. Иначе с какой другой целью вы столь демонстративно проследовали в мою комнату? Я уверена, наши гости убеждены, что вы используете любую возможность обладать своей женой.
   Она бросила на него взгляд через плечо.
   — Ведь именно в это вы хотели заставить их поверить, не правда ли, милорд?
   Тон ее голоса был насмешливым; Ариэль пыталась скрыть охватившие ее чувства.
   — Я столь же уверена и в том, что вам доставят искреннее наслаждение те скабрезные шутки, которыми будут приветствовать наше появление.
   — Сомневаюсь, чтобы они могли ввести вас в краску, моя дорогая, — парировал он с иронической усмешкой. — Вы пошли под венец отнюдь не наивной девственницей и, я уверен, ваше свидание с вашим любовником не было ни для кого секретом.
   Ариэль прикусила губу. Она сама вызвала этот выпад, но нанесенный укол все же был чувствителен. Она быстро зашагала по коридору к лестнице, далеко опередив мужа и намереваясь присоединиться к группе охотников сама по себе, словно в последние полчаса она ни сном ни духом не ведала, где пребывает ее муж.
   Саймон ковылял по коридору, сильно налегая на трость. От его прикосновения ее всю передернуло. Неудивительно, что молодой красавице его возраст и увечья представляются отвратительными. Он не сможет на равных конкурировать со стройным, безупречно красивым Оливером Беккетом. В те краткие минуты, которые они провели в интимной атмосфере комнаты Ариэль, он забыл обо всем на свете, кроме охватившей все его существо тяги к ней. Странный контраст между нескрываемой отчужденностью жены и живой теплотой ее волос и кожи, сиянием ее глаз, восхитительным цветом щек делал Ариэль совершенно невинной, почти детски непорочной. Но он обманывал самого себя если хоть на минуту поверил в то, что может стать физически притягательным для своей жены. Не то чтобы он мечтал понравиться ей, но все же надеялся, что она сможет когда-нибудь хоть частично преодолеть свое отвращение к нему. «Тщетная надежда», — с горечью подумал Саймон Хоуксмур.
   Охотники уже садились на лошадей и выезжали со двора, когда он вышел во двор замка. Ариэль уже гарцевала на той же самой чалой кобыле, которая была под ней накануне. Кобыла едва могла устоять на месте, запрокидывала голову и рыла землю копытами. Ариэль, похоже, совсем не обращала на это внимания, целиком занятая разговором с Джеком Чанси, который, как с сочувствием заметил Саймон, с трудом сдерживал своего жеребца.
   Саймон сел в седло своего пегого коня и сразу же испытал облегчение, став столь же свободным в движениях, как и все остальные. Верхом его хромота была незаметна, а рана ничуть не мешала ему в седле. Он догнал группу всадников, в этот момент проезжавших по подъемному мосту, и направил своего коня к Ариэль и Джеку.
   — У вас очень резвая кобыла, дорогая.
   — Я и сам хотел сказать про это, — подхватил Джек. — Вы не находите, что для женщины она чересчур резва?
   Ариэль звонко расхохоталась, а кобыла взбрыкнула, как будто разделяя ее веселье.
   — Неужели вы считаете, что женщинам можно садиться только на старых одров, лорд Чанси?
   Джек не мог скрыть смущения:
   — Но ведь женщины не так сильны, как мужчины, мадам. Я бы не решился позволить какой-нибудь из своих родственниц сесть на такую резвую лошадь, как ваша чалая.
   — А как считаете вы, милорд? — Ариэль озорно взглянула на своего мужа, уже забыв недавнюю размолвку. — Вы станете запрещать вашей жене выезжать на таком непослушном создании, как моя Диана?
   — Сомневаюсь, что стал бы это делать, как бы мне этого ни хотелось, — уклончиво ответил Саймон. — Но так как вы, похоже, прекрасно управляетесь с ней, то этот вопрос можно считать закрытым.
   Ответ явно польстил Ариэль. Улыбнувшись, она послала кобылу шенкелями, и Диана рванулась вперед, радостно заржав; собаки во всю прыть неслись перед ней.
   Оливер Беккет с восторженным криком пришпорил своего коня и пустился галопом в погоню. Ариэль бросила на него взгляд через плечо и тоже пришпорила чалую кобылу.
   Саймон, сам не зная почему, в свою очередь, послал пегого вдогонку за Оливером Беккетом. Пускаться наперегонки было поступком, достойным подростка, но он не мог сдержать себя. Он чувствовал необходимость помериться силами с этим молодым человеком, хотел испытать свои силы. Оливер скакал с напряженным лицом, плотно сжав губы; его конь понемногу догонял чалую кобылу.
   Хотя Ариэль больше не оглядывалась, Саймон понимал, что она слышит стук подков своих преследователей. Он ощущал запал, охвативший его и Оливера, почти осязаемо чувствовал незримую нить, связывавшую их. От напряжения он тоже стиснул зубы, вспомнив сцену, свидетелем которой стал накануне вечером. Они снова бросали вызов друг другу. И Саймон не знал, хочет ли Ариэль, чтобы ее догнали, или нет. Но он был совершенно уверен, что не позволит Оливеру Беккету опередить его в этой сумасшедшей гонке.
   Он пришпорил своего пегого, и тот, непривычный к такому жестокому обхождению, подался вперед широкой грудью и догнал соперника. Теперь они шли с Оливером Беккетом плечо в плечо. Молодой человек взглянул на графа. Зубы Оливера были оскалены, глаза сверкали, на лице была написана мрачная решимость.
   Пегий снова рванулся вперед. Оливер принялся нахлестывать своего коня плетью по бокам, но тот уже сдавал. Когда Саймон поравнялся с чалой кобылой, Ариэль бросила на мужа удивленный взгляд: она ожидала увидеть Оливера. Саймон улыбнулся жене в ответ, не в силах скрыть свое торжество.
   — А теперь придержите-ка свою Диану, — велел он. — Гонки окончены, а конь Беккета совсем выдохся.
   Ариэль оглянулась назад и увидела, что Оливер все еще немилосердно нахлестывает своего коня. Она тут же натянула поводья: глаза ее сверкали гневом, губы сжались.
   — Ради Бога, Оливер, оставьте бедное животное в покое! Он не способен на большее!
   — Эта кляча годится только сено возить! — бросил в ярости Оливер, натягивая поводья.
   Шея коня была взмылена, животное отчаянно вращало глазами, по исхлестанным бокам его стекала пена, смешанная с кровью — от изорванной шпорами кожи.
   — Вы жестоки, — звенящим от гнева голосом заявила Оливеру Ариэль. — Он же весь в мыле.
   — Что ж, это была ваша идея — устроить гонки, — пробормотал Оливер тоном проштрафившегося школьника.
   — Я не устраивала никаких гонок. Просто дала Диане свободу. И не предлагала никому догнать меня!
   — С каких это пор вы стали так скромны? — с усмешкой спросил Оливер. — Раньше вы не были столь сдержанны.
   Он скосил глаза на Саймона, который спокойно сидел на стоящем к ним боком коне, и направил своего коня к всадникам, еще только приближавшимся к ним.
   — Довольно неприятный молодой человек, — спокойно заметил Саймон. — Хотя, может, и имеет привлекательные качества? — И он вопросительно приподнял бровь.
   Ариэль почувствовала, что снова краснеет.
   — Я была бы чрезвычайно обязана вам, милорд, если бы вы больше не упоминали имени Оливера Беккета.
   — Не так-то просто сделать это, принимая во внимание сложившееся положение, — ответил Саймон. — Хотя, если бы вы держались подальше от него, было бы проще не обращать на него внимания.
   — Вы хотите сказать, что я его поощряю? — спросила Ариэль, и ее серые миндалевидные глаза сердито сверкнули.
   — Я хочу сказать только, что вам следует быть весьма осторожной, чтобы не поставить себя в смешное положение: ведь ваши поступки могут быть неверно истолкованы, — объяснил Саймон. — Как, например, сейчас, когда ваш поступок был воспринят как приглашение последовать за вами.
   — Как я понимаю, вы его восприняли именно так, — заметила она, поджав губы. — Если вам не понравился мой галоп, сэр, то почему же вы последовали за мной?
   — Более прилично последовать за вами вашему мужу, дорогая моя девочка, чем вашему вероятному любовнику.
   С этими словами Саймон Хоуксмур развернул коня навстречу приближающимся всадникам.
   — Поехали. Присоединимся к остальным и продемонстрируем им, что между нами все в порядке.