Фэйзер Джейн. Серебряная роза

   Почувствовав колебание Ариэль, Саймон перехватил ее взгляд в зеркале. Но похоже, он увидел там нечто неожиданное, совершенно противоположное, потому что его лицо внезапно замкнулось, взор напрягся, и свободной рукой он непроизвольно коснулся своего шрама. Потом он взял жену под руку, сомкнув пальцы на ее запястье, словно боясь, что она ускользнет. Взяв прислоненную к стене трость, Саймон, прихрамывая, вышел вместе с ней из комнаты.
   Когда они спускались по парадной лестнице в большой зал, Рэнальф поднялся из-за стола, приветствуя новобрачных. Он держал в руке бокал; его прищуренные глаза пылали едва скрываемой злобой.
   — Да, сестричка, это платье, помнится, стоило мне изрядную сумму.
   Ариэль присела перед братом в ироническом реверансе.
   — Ты жалеешь о своем свадебном подарке, Рэнальф?
   Он протянул руку и взял сестру за запястье, на котором блестел змеевидный браслет. Серебряная роза нежно зазвенела, коснувшись изумрудного лебедя, когда Рэнальф поднял руку Ариэль к свету; темно-красный рубин вспыхнул, как уголь в жаровне.
   — Я считаю, что соглашения должны выполняться, — сказал он. — А если нет, тогда я потребую возмещения.
   Все еще держа Ариэль за руку, он пристально посмотрел на нее, но когда заговорил снова, голос его звучал до приторности сладко.
   — Несмотря на всю эту роскошь, ты выглядишь еще не совсем хорошо, моя дорогая. Наверное, еще не до конца поправилась? Думаю, тебе не следовало выходить сегодня.
   — Я и не выходила, — сказала Ариэль. — Весь день просидела в своей комнате.
   — Ясно, — кивнул он головой. — Тогда, возможно, тебя одолевают какие-нибудь заботы.
   И Рэнальф вопросительно поднял бровь.
   — Да нет, не думаю, — рассудительно ответила Ариэль.
   Она улыбнулась, и вряд ли кто-нибудь мог сказать, каких усилий ей это стоило.
   — Думаю, я такая бледная и слабая именно из-за того, что весь день просидела в четырех стенах, Рэнальф. Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу.
   Рэнальф нахмурился, и сердце у Ариэль замерло.
   В детстве он порой лупил ее хлыстом и приходил в неистовство оттого, что она не плакала, не желая унижаться перед братом. И вот теперь она чувствовала себя, как тогда, в детстве.
   Какое-то оцепенение овладело Ариэль. Она мельком улыбнулась Саймону, сказав:
   — Я так голодна. Давай сядем к столу, муж мой. Прошлым вечером я только выпила молока, да и днем у меня не было аппетита, но сейчас я чертовски хочу есть.
   И, стиснув его запястье своими тонкими пальцами, Ариэль повлекла мужа к их местам за столом.
   Саймон поглядывал, как Ариэль болтает с Джеком Чанси о сегодняшней охоте, за обе щеки уплетая еду, накладывая себе на тарелку новые и новые блюда. Он обратил внимание, что и пила она сегодня больше обычного.
 
   — Разве ты не проголодался, муж мой? — спросила Ариэль, выбирая вилкой на блюде кусок жареной свинины для Саймона. — Вот сочный кусочек. А хочешь, я найду еще и хрустящую корочку?
   С торжествующим видом она поддела вилкой поджаристый кусочек и улыбнулась, бросив на Саймона лукавый взгляд из-под длинных загнутых ресниц.
   — Тебе нравится, не так ли?
   Саймон взял протянутый ему кусочек двумя пальцами и собрался отправить его в рот, но тонкие пальцы жены внезапно сомкнулись у него на запястье, и Ариэль притянула его пальцы к собственному рту. Он поймал себя на том, что не может оторвать взгляда от ее мелких ослепительно белых зубов, закусивших кусочек свинины в его пальцах от ее влажных губ, от маленького розового язычка, которые она слизнула незаметные капельки жира с губ. На секунду Ариэль плотнее обхватила его запястье, и в ее больших серых глазах зажегся чувственный огонь.
   Саймон не мог понять, что скрывается за внезапным изменением настроения Ариэль. Но только последний идиот отказался бы разделить ее радость.
   — Что это с тобой происходит? — шепотом спросил он, касаясь большим пальцем ее губ.
   В ответ ее язычок коснулся его пальца, розовые губы сомкнулись вокруг него.
   Саймону пришло в голову, что в любом другом месте, кроме разве что публичного дома, такое поведение сочли бы в высшей степени непристойным. Его должен был шокировать нескромный поступок жены, пусть даже не замеченный пьяной компанией — разумеется, не считая ревнивых глаз ее братьев и Оливера Беккета, — но вместо этого Саймон только улыбнулся, и это смутило его куда больше всего остального.
   Он оглянулся по сторонам. Его друзья оживленно переговаривались между собой, ничего не замечая вокруг.
   Затем его рука скользнула по скамье под сидящую рядом Ариэль. Почувствовав его прикосновение даже сквозь плотную ткань платья, она медленно сжала ногами руку мужа. Он начал действовать пальцами, сначала осторожно, потом все настойчивее, пока она не произнесла:
   — Не надо.
   — Я думал, тебе пришла охота поиграть, — ответил он с невинной улыбкой.
   — Это была всего лишь шалость.
   — И это тоже. Привстань и раздвинь немного ноги.
   Ариэль закусила зубами нижнюю губу, лоб ее увлажнился, но она подвинулась на скамье так, чтобы ему было удобно. Пальцы Саймона проникли глубоко в нее. Руки Ариэль судорожно застыли у нее на коленях, она не поднимала глаз от тарелки.
   Саймон улыбнулся, небрежно взял свободной рукой куриную ножку и принялся с аппетитом есть, погрузившись в оживленный спор со своим соседом о том, на какую наживку лучше всего ловится ручьевая форель в этих местах.
   Ариэль не могла поверить в то, что это делает с ней именно Саймон Хоуксмур. Она слышала его голос: муж со спокойной небрежностью спорил с соседом, в то время как под его пальцами внутри ее все росла волна наслаждения. Эта волна уже захлестывала ее, и Ариэль изо всех сил готовилась противостоять неизбежному, одновременно стараясь сдержать рвущийся из груди смех. Этот чопорный пуританин — ее муж — оказался способным на столь вольное поведение в не меньшей степени, чем любой галантный кавалер при известном своими распущенными нравами дворе Карла II.
   Когда наконец случилось неизбежное, Ариэль показалось, что ее закрутило, словно обломок кораблекрушения в штормовом море. Но ей пришлось спокойно сидеть за столом, хотя тело ее таяло от наслаждения. Потом, когда Ариэль немного пришла в себя, Саймон убрал из-под нее руку, не преминув, однако, по пути погладить жену по ноге.
   Дрожащими руками Ариэль налила себе в бокал вина. Как она выглядит со стороны? Ведь ее щеки, наверное, пылают? Едва оторвав глаза от спасительной тарелки, она встретилась взглядом с Оливером. Он все понял. Он понял, потому что знал ее. Ариэль заставила себя не отводить взгляд, хотя сердце ее колотилось в груди, а бокал едва не выскользнул из ставших вдруг бессильными пальцев.
   Оливер не выдержал первым. Он отвел глаза, сжав зубы и покраснев от ярости. Ариэль перевела дух, только теперь сообразив, что во все время безмолвной борьбы взглядов она не дышала.
   Саймон взглянул на жену, глаза его весело блестели. Ариэль поставила перед ним хрустальную чашу с замороженными взбитыми сливками.
   — Гертруда делает великолепный крем из взбитых сливок с вином. Не угодно ли попробовать?
   — Благодарю, но я не сластена. — Губы Саймона изогнулись в одной из его быстрых усмешек, глаза сверкнули. — Если, конечно, не считать нектара из весьма необычных чаш.
   Ариэль густо покраснела.
   — Прошу простить, сэр, но мне необходимо заглянуть на кухню и кое о чем распорядиться.
   Саймон вежливо встал, выпуская жену из-за стола, но опускаясь потом на свое место, усмехнулся про себя.
   Ариэль направилась на кухню, хотя никаких срочных дел у нее там не было. Просто это было единственное место в доме, где она могла прийти в себя, не вызывая ничьего удивления или любопытства. Мысли ее снова вернулись к лошадям. Она стала размышлять, мог ли Рэнальф узнать что-нибудь про ее сделку с мистером Кэрстайром.
   Хотя теперь это уже мало что меняло. Эдгар собрал целый отряд парней, обычно крутившихся вокруг конюшни, для того, чтобы они приглядывали за стойлами, в которых размещались аргамаки. Теперь по ночам к ним никто не сможет приблизиться. А через несколько дней она отправит их всех в безопасное место. И, как только сможет, сама последует за ними.
   Вполуха она слушала причитания Гертруды, которая жаловалась, что несколько медных котлов надо снова лудить, а медник, как назло, не появлялся в этих местах уже полгода.
   — Пошли Сэма в цыганский табор. Я более чем уверена, там найдется кто-нибудь подходящий для этой работы.
   Гертруда нахмурилась.
   — С этими цыганами всегда проблемы, мадам. Не хочу, чтобы они здесь вертелись. Так и норовят что-нибудь украсть, если за ними не присматривать.
   — Надо же им чем-то зарабатывать на жизнь, — возразила Ариэль, небрежно махнув рукой. — А если с ними обращаться по-человечески, то они и ведут себя прилично.
   И Ариэль направилась в кладовку, не обращая внимания на бормотание Гертруды у себя за спиной. Оно означало, что кухарка не согласна со своей хозяйкой, расположение которой к цыганам было известно всем, хотя и не одобрялось.
   Ариэль делала вид, что осматривает запасы в кладовке, хотя на самом деле ее сейчас совершенно не интересовало, сколько головок сыра, сосудов с молоком и сливками, кругов колбасы и окороков лежит на полках.
   Только сегодня она ясно поняла, что начинает все больше и больше сомневаться относительно своих дальнейших жизненных планов. Где-то глубоко в душе зародилась мысль о том, что ей вовсе не надо упорно пытаться разорвать этот брак, добиваясь полной самостоятельности. Эта робкая мысль напоминала подснежник, пробивающийся сквозь глубокий слой снега. Что скажет Саймон, если она попросит его помочь ей в ее предприятии? Если она скажет у что хочет разводить лошадей в конюшнях Хоуксмура и торговать ими? Если она объяснит ему, насколько важно для нее чувствовать себя независимой? Свободной? Даже если она никогда не использует эту свободу в ущерб ему, Саймону, или их браку?
   И в то же время Ариэль сознавала, что никогда не сможет задать мужу этот вопрос. Он был мужчиной, рассчитывающим на полное повиновение своей жены. Да и почему он должен был чем-то отличаться от всех тех мужчин, которые пытались подчинить ее себе? Ариэль не верила, что Саймон может быть другим.
   И он ведь был вдобавок Хоуксмуром.
   Она должна бежать отсюда, как и собиралась раньше. Тогда ему не останется ничего другого, как только выкрадывать ее из какого-нибудь всеми забытого местечка в Голландии.

Глава 18

   На следующее утро Ариэль как раз переодевалась в костюм для верховой езды, чтобы сопровождать Саймона на прогулке, когда со двора через окно ее комнаты донеслись звуки суматохи. Застегивая жакет, она подошла к окну и взглянула вниз. По подъемному мосту в замок въезжали несколько всадников в королевских ливреях. Со всех сторон к ним спешили слуги, и, как с удивлением отметила Ариэль, Рэнальф и Роланд тоже спускались по ступеням из большого зала им навстречу.
   Один из всадников спешился, отвесил поклон графу Равенспиру, протянул ему свернутый в трубку пергамент и принялся говорить что-то, скорее объявляя, чем просто разговаривая.
   Ариэль открыла окно и перевесилась через подоконник, е в силах сдержать своего любопытства. Из зала появились другие гости, среди них она заметила и Саймона с друзьями.
   Рэнальф бросил взгляд на ее окно, потом сложил ладони, поднес их ко рту и крикнул:
   — Сестра, спускайся вниз!
   Ариэль отошла от окна, натянула сапожки и поспешила к двери. Под ногами у нее уже крутились Ромул и Рем, радуясь неожиданной прогулке.
   — Нет, думаю, что вам лучше остаться здесь, — сказала она, отталкивая их назад и запирая дверь под их негодующий лай.
   Ариэль сбежала по каменной парадной лестнице, пересекла опустевший большой зал замка и вышла во двор. Толпа гостей расступилась, пропуская ее к группе всадников.
   — Что такое?
   — Подарок, моя милая сестричка, — сообщил ей Роланд.
   Ирония в его голосе сразу же заставила Ариэль насторожиться. Все, что приводило братьев в хорошее настроение, обычно выходило ей боком.
   — Свадебный подарок от ее королевского величества, — произнес Рэнальф, поворачиваясь к сестре и бросая на нее злобный взгляд. — Большая честь для тебя, сестра. Ее величество не только почтило тебя подарком по случаю венчания — наша королева посылает тебе также великолепный свадебный подарок.
   Он отступил в сторону и указал рукой на ливрейного слугу, державшего под уздцы еле стоящую на ногах темно-серую клячу. Животное стояло, понурив голову и тяжело пофыркивая покрытыми пеной губами.
   — Миледи, ее величество также желает вам всего доброго в будущем и жалует седло и попону в знак ее доброй воли, — провозгласил посланник королевы, чья богато вышитая ливрея свидетельствовала о том, что именно он возглавляет это королевское посольство.
   С этими словами он показал на попону, которая явно знавала лучшие времена, и изрядно потертое кожаное седло. Ариэль уставилась на животное.
   — Но это же не лошадь!
   Саймон вроде бы случайным жестом положил руку жене на плечо и сжал его, предупреждая, что Ариэль следует сейчас осторожнее выбирать слова.
   — Нет, — покачала она головой. — Бедное создание явно спутали с лошадью.
   — Ариэль, будь осторожна, — поспешно прошептал ей на ухо Саймон. — Королева пожелает знать, как ты приняла ее подарок.
   Ариэль застыла на месте, сглотнула слюну и взглянула в его серьезные глаза.
   — Я не могу, — прошептала она, едва не давясь от смеха. — Неужели это необходимо?
   — Совершенно необходимо.
   Прижав пальцы к губам, Ариэль повернулась лицом к королевским посланцам.
   — Я глубоко тронута вниманием королевы, — произнесла она дрожащим от сдерживаемого смеха голосом. — Такое… такое… великолепное животное.
   Смех душил Ариэль, и, чтобы скрыть это, она уткнулась лицом в грудь Саймона.
   Обняв жену, граф Хоуксмур твердо повернул ее лицом к все еще чего-то ждущим посланцам. Их предводитель уже начинал с подозрением посматривать на Ариэль. Та закусила губу и, приблизившись, погладила животное по взмыленной шее.
   — Прошу передать ее величеству, что я потрясена щедростью ее дара, сэр. А седло просто… Нет, у меня нет слов.
   И Ариэль снова уткнулась покрасневшим от сдерживаемого смеха лицом в шею животного.
   — Ты должна проехаться на нем, моя дорогая Ариэль, — сказал Роланд. — Как лучше можно показать свое восхищение королевским даром? А когда вернешься, ты сможешь описать посланцам ее величества все достоинства подарка.
   Ариэль медленно подняла голову и посмотрела на брата, который ответил на ее полный ужаса взгляд спокойной, ничего не выражающей улыбкой. Тогда она с надеждой перевела взгляд на Саймона, который произнес:
   — Великолепная идея, Равенспир. Давай, Ариэль, позволь мне подсадить тебя. Мы все равно собирались проехаться верхом, а теперь ты можешь совершить прогулку на лошади, подаренной тебе королевой.
   — Нет! — в отчаянии прошептала Ариэль.
   Одно дело — заставить себя бормотать приличествующие случаю слова и совсем другое — проехаться верхом на этой пародии на лошадь. Забыв про слуг королевы, внимательно наблюдавших разворачивающуюся перед ними сцену, она повернулась, готовая убежать, но Саймон решительно преградил ей дорогу.
   — Пойдем, моя дорогая. Позволь мне помочь тебе, — твердо повторил он, обнимая жену за талию.
   Не успела Ариэль открыть рот, чтобы снова возразить, как уже очутилась в потертом, поскрипывающем старом седле, а кляча под ней с каким-то сипением осела, словно расшатанная, старая кровать.
   — Неужели ее величество ждет, что я поеду на лошади, которая еще не оправилась после столь долгого путешествия? — спросила она. — Посмотрите, как она устала.
   — О, она вполне способна пройтись легким галопом по полю, — сказал Рэнальф. — А мы составим вам компанию.
   — О, это лишнее, Равенспир! — быстро вставил Саймон. — Мы с Ариэль собирались проехаться вдвоем до Кембриджа. Мой грум уже ведет моего коня.
   Словно по волшебству появился конюх, который вел под уздцы громадного нескладного пегого коня. Саймон сел в седло.
   — Трогай, Ариэль.
   И граф направил своего коня вслед за клячей, которой Ариэль, не видя другого выхода, вынуждена была дать шенкеля.
   Ариэль, страшно боявшаяся того, что животное либо не сдвинется с места, либо рухнет на ходу, могла быть только благодарна Саймону за такую предусмотрительность, пусть даже проклиная его на все лады за то, что он заставил ее срамиться на этом одре.
   Миновав подъемный мост и скрывшись с глаз толпы любопытных во дворе замка, она спросила своего спутника:
   — И как только ты мог заставить меня проехаться на нем?
   — У тебя не было другого выхода, — ответил он, догоняя Ариэль и двигаясь плечо в плечо с ней.
   Мышастый конек, не чувствуя никого позади себя, тут же замедлил шаги.
   — Ты можешь быть уверена, что среди гостей есть по крайней мере один человек, который докладывает королеве обо всем, что здесь происходит, так что она получит исчерпывающий доклад о твоем поведении.
   — Но… но… ведь это не подарок, а оскорбление! — воскликнула Ариэль, снова пытаясь послать коня шенкелями.
   — Это вполне в духе королевы Анны, — с улыбкой заявил Саймон. — Как ты скоро увидишь сама, наша горячо любимая королева весьма скупа, когда речь идет о награде за услуги подданных се величества. Думаю, это животное должно было отправиться на бойню, но Анна нашла ему лучшее применение… пока жизнь еще теплится в нем.
   — Не уверена, что это можно назвать жизнью, — ответила Ариэль. — Но я не могу издеваться над этим животным и дальше на нем не поеду.
   Натянув поводья, что вряд ли было необходимо, так как лошадь едва плелась, Ариэль спешилась.
   — Если ты хочешь все-таки съездить в Кембридж, то твоему коню придется нести нас обоих. Он достаточно силен для этого.
   — Без всякого сомнения. Но как ты намерена поступить с подарком ее величества?
   — Спутать его и дать ему попастись, пока мы не вернемся. И Ариэль повела коня под уздцы к лужку с сочной травой.
   — Если он доживет до нашего возвращения, что маловероятно, пущу его на пастбище.
   — Но ты напишешь ее величеству благодарственное письмо? — спросил Саймон, склоняясь с седла и протягивая жене руки.
   — Я приложу все усилия и найду такие слова, что она даже не заподозрит моих истинных чувств, — ответила Ариэль, легко поднимаясь и садясь в седло впереди Саймона. — Зачем мы едем в Кембридж?
   — Хочу найти там тебе свадебный подарок, — сказал Саймон, одной рукой обнимая Ариэль за талию и беря в другую руку поводья.
   Ариэль была так удивлена этими словами, что даже не нашлась сразу, что ответить.
   — Два свадебных подарка в один день… Спасибо, — наконец выдавила она из себя и тут же спохватилась: не прозвучали ли ее слова двусмысленно.
   Ей было очень удобно сидеть, откинувшись на крепкую грудь Саймона; его теплое дыхание щекотало ее шею. Ариэль готова была ехать так без конца, но, напомнив себе, что не стоит давать воли чувствам, она напряглась и выпрямилась. Время для романтического флирта с собственным мужем прошло, точнее, закончилось с пропажей кобылы.
   Почувствовав, что Ариэль отстранилась, Саймон нахмурился:
   — Что-нибудь случилось?
   — Нет, ничего, — с легким смешком ответила она. — Д что может случиться?
   — Я просто спросил.
   Не дождавшись ответа на свое суховатое замечание, он цокнул языком, и его пегий двинулся вперед. Вскоре его длинный, размашистый шаг сменился галопом; конь без труда нес двойной вес.
   — Какой именно подарок ты хочешь мне найти? — спросила Ариэль спустя несколько минут, чтобы рассеять возникшее между ними напряжение.
   — А какой ты хочешь?
   — Не знаю. Никто никогда не задавал мне такого вопроса. Равенспиры не очень-то щедры на подарки.
   После этих слов Ариэль показалось, что змеевидный браслет на ее запястье под кожаной перчаткой словно потяжелел. Единственная ценная вещь, которую она получила в подарок. Но браслет не нравился ей, несмотря на всю его средневековую красоту.
   — Ну что ж, зато Хоуксмуры любят делать подарки, — сказал Саймон, когда пегий проезжал через городские ворота Кембриджа. — По-моему, это одно из самых больших удовольствий в жизни.
   Он завернул коня в постоялый двор «Медведь», бросил поводья подбежавшему конюху и спустился на землю. Ариэль последовала за ним без посторонней помощи.
   — Приехали на ярмарку, милорд? — приветливо спросил конюх. — Тогда вам надо на рыночную площадь.
   — О, ярмарка! — Лицо Ариэль вспыхнуло радостью; на минуту от нее отлетели все тяжелые мысли. — В последний раз я была на ярмарке совсем ребенком. Мы пойдем туда?
   — Конечно.
   Саймон улыбнулся се оживлению. Эта почти детская непосредственность была новой чертой в характере его молодой жены и нравилась ему куда больше, чем сдержанность, которая пропала было с той ночи, когда они по-настоящему стали мужем и женой, и теперь снова вернулась.
   — Но разве мы не перекусим сначала на постоялом дворе?
   — О нет, давай лучше купим пирогов у пирожника… и жареных каштанов… а потом запьем это вином со специями…
   Она выбежала на двор, потом в переулок и тут только остановилась, вспомнив, что ее спутник не может двигаться так быстро. Саймону хотелось доставить жене удовольствие, поэтому он позволил ей самой отыскивать дорогу в лабиринте узких улочек между высокими серыми стенами колледжей, пока они не вышли на рыночную площадь. Здесь царило настоящее раздолье. Повсюду пылали жаровни, и сладкий запах жареных каштанов плыл в прохладном воздухе; торговцы зазывали взглянуть на их товары; толпы людей собирались вокруг канатоходцев, мимов, танцующих медведей. Ариэль бросалась из стороны в сторону, и в толчее Саймону было не так просто не терять ее из виду.
   — Там показывают женщину с двумя головами, — с горящими глазами сообщила она, возвратясь после одной из своих отлучек. — Но ведь такого на самом деле не может быть, правда?
   Ариэль смотрела на мужа с искренним изумлением.
   — А почему бы ей и не обзавестись второй головой? — осведомился он, тронутый простодушием, так не похожим на ее всегдашнюю серьезность.
   Ариэль пожала плечами.
   — Наверное, это и в самом деле невозможно, но я же вижу это своими собственными глазами. Как ужасно! И как странно иметь четыре глаза… и два языка. Давай я куплю пирожков? Там стоит пирожник. С чем ты хочешь: с олениной… с говядиной… или с почками?
   — С олениной.
   Ариэль побежала было в сторону пирожника, но тут же вернулась.
   — О, у меня же нет денег!..
   Саймон опустил руку в карман и достал оттуда шиллинг. Ариэль снова исчезла в толпе, а он остановился и присел к столу на козлах, решив дать хоть минутный отдых своей ноге. Саймон не так уж любил ярмарки, но Ариэль, видимо, искренне наслаждалась происходящим вокруг.
   И все-таки что-то было не так. Еще вчера, вернувшись после обеда с охоты, он почувствовал, что жену что-то беспокоит. О да, они позволили себе порезвиться во время ужина, и позже, ночью, в постели, она страстно отвечала на его ласки. Но когда Ариэль думала, что никто на нее не смотрит, лицо ее было напряжено, губы плотно сжаты, под глазами залегли тени. Его жену явно одолевали какие-то заботы.
   — Не угодно ли что-нибудь купить, милорд?
   Рядом с Саймоном остановился коробейник, оторвав его от раздумий. На груди у торговца висел лоток, который тот поднес поближе к лицу Саймона… даже чересчур близко. На смуглом лице коробейника блестели темно-карие глаза, он улыбался, демонстрируя похожий на пещеру беззубый рот.
   — Взгляните-ка сюда, милорд. — Он обвел рукой разложенные на лотке предметы. — Каждый из них — настоящее сокровище.
   И торговец принялся расписывать их достоинства, пытаясь привлечь к безделушкам внимание явно богатого покупателя.
   — Вот это драгоценные камни из Индии, милорд, а вот настоящая засушенная голова людоеда из Африки.
   И он потряс малопривлекательным предметом, держа его за остатки волос на голове.
   — Что вам здесь приглянулось, милорд?
   Саймон наморщил нос, когда на него пахнуло из беззубого рта торговца. Он уже готов был отмахнуться от назойливого продавца, когда его внимание привлек один предмет — небольшая резная фигурка лошади, еле заметная среди осколков цветного стекла, шариков и прочей ерунды. Он раскопал ее своими ловкими пальцами и положил на ладонь.
   — Настоящая китовая кость, милорд, — совершенно серьезно произнес торговец. — Я знавал много моряков, которые добывали китов. Громадные звери размером с башню Тауэр, как они рассказывали. Эта фигурка вырезана из китового ребра. Громадные у них ребра… как мне говорили.
   Голос торговца постепенно затих — он понял, что покупатель не слушает его болтовню, а пристально рассматривает привлекшую его внимание вещь.
   Миниатюра была выполнена с большим мастерством. Лошадь неслась галопом, с развевающейся гривой, вытянувшись в прыжке, полная жизни. Чистые, красивые линии ее тела были словно налиты силой. Кость глубокого кремового цвета слегка переливалась… Статуэтка казалась живой.
   Саймона удивило, почему эта миниатюра так напомнила ему Ариэль. То ли потому, что фигурка лошади была полна жизненной силы, то ли из-за своей простой, ничем не приукрашенной красоты, то ли из-за розоватого сияния кости. Сжав статуэтку в кулак, он свободной рукой полез в карман.