Фэйзер Джейн. Возлюбленный враг

   Она развернула Джен на обрамленной живой изгородью дорожке. Утренний воздух был напоен мирными, повседневными ароматами жимолости и роз, скрашивая присутствие человеческих пороков. Дикон, чувствуя себя так, словно его каким-то образом упрекнули за ошибку, о которой он ничего не знал, последовал за ней. Они молча вернулись в город, направились по лондонской дороге и вскоре нагнали отряд. Миновав ряды солдат, они достигли головы колонны, Джинни тут же почувствовала, что офицеры избегают смотреть на нее, и вспомнила, как проклинала их на площади у казарм, и вся бурная, унизительная сцена с солдатами вновь всплыла перед ней с ужасающей ясностью.
   Но она не будет стыдиться вспышки, которая была совершенно оправданна. Джинни, однако, не осознавала, что каждый из них боролся со своим смущением, с внезапно проснувшимися сомнениями в отношении участия в этой жестокой войне.
   Только Алекс правильно истолковал это молчаливое противостояние. Они будут сердиться на Джинни за то, что она заставила их увидеть, а она использует свой гнев, мощную, но, к счастью, уже контролируемую силу, чтобы защищаться. Сам он чувствовал только печаль — он жалел Питера и Джинни и испытывал смутное раздражение из-за того, что незадачливая судьба привела Питера Эшли в казармы Гилфорда этим утром. Джинни и так уже достаточно почувствовала на себе последствия войны; ей не нужно было так близко касаться ее, чтобы увидеть все ужасы. Война — это его дело, и Алекс давным-давно примирился с обратной стороной медали. Но он отдал бы все, чтобы уберечь Джинни от опыта, так жестоко навязанного ей этим утром; только ничего нельзя было сделать.
   Весь день Джинни ехала в стороне от остальных, и никто не пытался нарушить ее добровольную изоляцию. Когда они остановились в полдень на привал, она, молча помотав головой, отказалась от всех предложений пищи и воды и осталась на заросшей травой обочине, где собирала цветы, бездумно сплетая их в венки, браслеты, как в детстве. Новая решимость и холодная целеустремленность пришли на смену горю и гневу. Теперь необходимо было во что бы то ни стало не допустить, чтобы и другие попали в руки врага, как это случилось с Питером и его товарищами. Если продолжать выказывать потрясение и горе, то, возможно, Алекс будет не так рьяно стеречь ее. У нее, безусловно, был предлог остаться одной, когда они остановились на ночь, и поскольку никто не проявлял ни малейшего желания нарушить ее уединение, она надеялась, что так будет и дальше. Она почти все время чувствовала на себе взгляд Алекса, но это был сочувственный и понимающий взгляд, а не пристальное наблюдение за пленницей.
   Она не испытывала вины за свой обман, за то, что позволяет Алексу волноваться за нее, за то, что воспользуется заботой возлюбленного, когда дело дойдет до борьбы с врагом в лице этого возлюбленного. Холод поселился в ее душе после отказа Алекса спасти Питера. Он объяснил это просто: «Это война». Ну что же, пусть. Так тому и быть. Она будет пользоваться любой возможностью без каких-либо угрызений совести, мучивших ее в прошлом.
   События сыграли на руку Джинни, и с такой же холодной отстраненностью она приняла преимущество, данное ей судьбой, словно так и было задумано.
   Они остановились на ночлег раньше, чем обычно, в деревне Уимблдон, где была просторная гостиница. Алекс раздумывал, стоит ли продолжать сегодня идти к Лондону, до которого оставалось пятнадцать миль. Но они прибудут туда поздно, и невозможно предсказать, как смогут устроиться на ночлег в такой час. Джинни выглядела такой бледной, такой расстроенной, так нуждающейся в мягкой постели, горячей ванне и хорошей еде, что он решил дать команду остановиться. К полудню следующего дня они будут в Лондоне.
   Джинни внешне никак не отреагировала на остановку, просто спешилась и стояла возле Джен, уставившись в пространство, пока Алекс беседовал с хозяином гостиницы. На самом же деле мысли вихрем проносились у нее в голове. В такой большой деревне она обязательно найдет тех, кого ищет.
   — Джинни! — мягко окликнул ее Алекс. — Тебе нужно отдохнуть перед ужином. Мне удалось договориться об отдельной комнате для тебя.
   — Благодарю, — тускло сказала она, — но я не голодна.
   — Ты не ела с раннего утра, — напомнил он ей. — Если хочешь, чтобы ужин принесли к тебе в комнату, мы все с уважением отнесемся к твоему желанию побыть одной.
   Она согласилась, слегка пожав плечами, и позволила проводить себя в комнату на первом этаже в задней части дома, где низкое окно выходило в сад.
   — Это комната моей дочери, госпожа, — сказал ей хозяин гостиницы. — Она сегодня переночует со служанками.
   — Пожалуйста, поблагодарите ее за эту жертву, — сказала Джинни, улыбаясь с трудом. — Я бы не стала просить…
   — Не стоит благодарности, вы нас совсем не затруднили, — поспешно сказал хозяин. Спустя несколько минут он уже говорил своей жене, что эта бедняжка едва жива. Трудно сказать, как с ней обращались солдаты, хотя полковник проявил некоторую заботу о ее состоянии и подчеркнул, что необходимо чрезвычайно внимательно прислуживать ей.
   Джинни прилегла на кровать, раздумывая, как бы лучше выполнить взятое на себя обязательство. Раздался осторожный стук в дверь, и в комнате появилась молоденькая девушка с настоем, который, как она сообщила Джинни, ее мать сделала для госпожи, надеясь, что это придаст ей сил.
   — Я хочу поговорить с Рыжим Лисом, — сказала Джинни без обиняков. — Ты знаешь, как это можно сделать?
   Девушка чуть не уронила чашку, глаза ее расширились, она испуганно оглянулась на полуоткрытую дверь.
   — Ой, я ничего не знаю, правда, — с трудом выговорила она. — Мы ни во что не вмешиваемся, госпожа, ведь мы так близко от Лондона.
   — Да, я понимаю, — тут же ответила Джинни. — Я не доставлю вам неприятностей. Если ты не можешь ответить мне, то я поищу других.
   Девушка присела в реверансе и вышла. Джинни задумчиво пила настой. Рыжий лис явно был известен в этих краях; девушку совсем не озадачили слова, которые могли бы поставить в тупик другого. Конечно, вполне возможно, что гостиница принадлежит ярым сторонникам парламента, и в этом случае Алекс непременно узнает о ее расспросах, Если же обитатели гостиницы действительно держатся в стороне от событий, опасаясь неприятностей, она ничего не потеряла, но и ничего не выиграла. Если они роялисты, то она сделала первый шаг. Теперь оставалось только ждать.
   Внезапный шум у дверей заставил ее быстро вскочить. Топот сапог, звон шпор, голоса. Она услышала команду: «По коням!», потом голос Алекса:
   — Дикон, если хочешь дела, оно твое. Мы выступаем через пять минут. Раздался громкий стук в ее дверь, и Джинни, прыгнув обратно на кровать, жалобным голоском разрешила войти.
   — Это сам дьявол, — заявил Алекс с порога. — Я должен оставить тебя здесь до утра.
   — Почему? Куда ты? — При мысли о том, что это может значить, Джинни на минуту забыла о необходимости казаться слабой.
   — Неотложное дело парламента, — коротко ответил он. — Я должен возглавить патруль. Ты будешь в полной безопасности. Майор Бонхэм остается за старшего в мое отсутствие, и я оставлю с ним еще трех офицеров. Ты ведь, я полагаю, предпочтешь находиться в своей комнате?
   — Я же сказала, — ответила Джинни, откинувшись на подушки, — я не желаю, чтобы меня развлекали, так что можешь ехать с чистой совестью.
   Алекс нахмурился и подошел к постели.
   — Мне не нравится оставлять тебя, когда ты несчастна, цыпленок. И мне не нравится, когда ты ненавидишь меня.
   Джинни отвернулась, но он, схватив ее за подбородок, снова повернул к себе.
   — Ты ненавидишь меня, милая?
   — Я ненавижу то, что ты делаешь, — сказала она тихо и вполне правдиво. — И сейчас я не могу отделить то, что ты делаешь, от тебя самого. Он вздохнул и, отпустив ее подбородок, выпрямился.
   — Этого и следовало ожидать, но почему-то от этого не легче. Мы поговорим об этом подробно, когда доберемся до Лондона, там нам с тобой придется принять ряд решений.
   Он ушел, не попытавшись поцеловать на прощание, и Джинни почувствовала укол разочарования, а потом и страх. Что у него за задание ночью? Опасно ли это? Вернется ли он невредимым утром?
   Но ей нельзя думать об этом. Важно, что она осталась одна, и лишь непроницаемый майор Бонхэм был препятствием. Ему, разумеется, приказано охранять ее, но если уж Алекс не распознал ее притворства, она не опасалась, что это смогут другие. Ее не будут беспокоить, может быть, проверят перед отбоем, и все, а окно комнаты выходит прямо в сад.
   Она оставалась в постели, прислушиваясь к поспешным сборам конвоя. Потом внезапно наступила тишина. Майор Бонхэм и прапорщик Брайант беседовали в саду, у ее окна — что-то о часовых в лагере. Ничего не было сказано об охране гостиницы. Очевидно, они полагали, что их присутствие делает подобную предосторожность излишней.
   Хозяин гостиницы позвал их ужинать, и Джинни стала ждать, не появится ли что-нибудь интересное вместе с ее ужином.
   Еду принесла взволнованная женщина, из-под чепчика которой выглядывали тонкие пряди каштановых волос. Она была худа и сутулилась, голубые глаза выцвели. Однако сходство с ней дочери хозяина было несомненным.
   — Хетти сказала, что вы хотите повидать кое-кого, — прошептала она, ставя поднос на стол у камина. — Мы ничего не знаем, но если вы пойдете к «Черному петуху» в конце деревни, там вам могут помочь.
   — В какое время? — спросила Джинни, когда женщина, явно не желающая что-либо сообщать, заторопилась к двери.
   — В любое время от заката до рассвета. — И дверь закрылась.
   Джинни вспомнила, что по пути в деревню они миновали таверну. Неприветливое местечко с отваливающейся штукатуркой, окнами без стекол, обшарпанной крышей. Самое любимое пристанище мошенников и бродяг — и мятежников тоже. В эти дни все они жили вне законов парламента.
   Взбудораженная, она почувствовала голод. На подносе был бульон, довольно тощая куриная нога и вареный картофель. Не похоже на пиршество, но нищие не выбирают, и Джинни принялась активно и даже с воодушевлением жевать. Эль по крайней мере был сносным и, к счастью, не таким крепким, как октябрьский эль в Ньюбери.
   Поужинав, Джинни решила показаться майору и всем остальным, кого может заинтересовать тот факт, что их подопечная столь же молчалива и слаба, как и весь день, и что она собирается пораньше отправиться спать. Последнее посещение туалета будет объяснимой причиной ее появления.
   Майор и его собеседники курили трубки в саду, когда подопечная парламента прошествовала мимо них в туалет. Она ответила на их явно неловкие приветствия легким реверансом и бормотанием, которое они могли истолковать, как им вздумается. Возвращаясь, она пожелала им спокойной ночи тихим голосом, и с ней также вежливо попрощались. У себя в комнате она, не теряя времени, погасила свечу, зная, что они заметят внезапную темноту в окне и сделают вывод, что их подопечная легла успокаивать душевные раны.
   Два часа Джинни напряженно прислушивалась в темноте к каждому шороху, каждому скрипу, пока не убедилась, что слышит лишь звуки засыпающего дома. Вспомнив трюк, к которому они с Эдмундом прибегали в детстве, когда хотели выскользнуть из дома и понаблюдать за барсуками при лунном свете, Джинни свернула одеяло на середине постели, сложила рубашку, придав ей форму головы, и натянула сверху простыню. Это убеждало их няню, мельком заглядывавшую в спальни. Теперь это может убедить и солдат, которые, если действительно станут проверять, могут почувствовать себя настолько неловко оттого, что вторгаются к ней, что даже не будут присматриваться. Набросив темную накидку с капюшоном поверх амазонки, она подумала, что ей будет очень жарко в такую теплую ночь, но накидка скрывала белый воротничок, который выделялся в темноте, а капюшон прикрывал каштановые волосы, которые могут некстати заблестеть в лунном свете. У окна был широкий подоконник, Джинни без труда перелезла через него и бесшумно спрыгнула на мягкую землю клумбы.
   По пути в туалет она заметила садовую калитку, выходящую на дорожку позади гостиницы. Будет ли там охрана? Джинни была почти уверена, что у входа в гостиницу стоит стражник, как в целях общей безопасности, так и для того, чтобы не выпустить ее. Она проскользнула по тропе между пахучими рядами желтофиоли, подошла к низкой калитке и остановилась. Пока она остается в саду, ее не в чем упрекнуть. Как только она положит руку на защелку калитки — уже будет участвовать в мятеже. Помимо ее дыхания, единственным звуком было настойчивое, переливающееся пение скворца, упорно противящегося наступлению ночи. Стражи у калитки не оказалось. Отогнав мысль о риске быть настигнутой, Джинни приподняла запор и вышла из своей слабо охраняемой тюрьмы.
   Прижимаясь к затененной, поросшей вьюном каменной стене, она побежала в направлении главной деревенской улицы. Если у входа в гостиницу есть стражник, то он должен стоять лицом к главной улице, но для того, чтобы найти дорогу к «Черному петуху», ей нужно сообразить, где таверна. В последние дни дождей почти не было, и дорога, к счастью, была сухой. Деревня Уимблдон спала, и единственным источником света служила четвертушка луны.
   В конце улочки Джинни выглянула из-за угла на широкую дорогу. Гостиница находилась справа от нее, и, как она и предполагала, стражник стоял перед дверью. Ей не обязательно было идти мимо него, но любое неожиданное движение в спящей деревне могло привлечь его внимание. Будет безопаснее пробраться через сады позади домиков, выходящих на главную улицу. Но тогда, конечно, велика опасность того, что она переполошит всех деревенских собак.

Глава 12

   Сады позади домов отделялись друг от друга низкими каменными стенами и не представляли особой преграды, хотя двигаться крадучись и бесшумно было нелегко, поскольку юбки Джинни цеплялись за острые шипы розовых кустов. Несколько раз собаки заливались сумасшедшим лаем, и она сжималась в темноте, едва осмеливаясь дышать. Потом раздался громкий крик, что-то разбилось, залаяла собака и снова все стихло.
   Ей потребовалось около десяти минут, чтобы добраться до сада позади «Черного петуха», и там Джинни остановилась. Достигнув своей первоначальной цели, она толком не знала, что делать дальше. Она различала лишь темные очертания таверны, прижавшейся, словно какой-то злобный зверь, к земле в середине заросшего сада, где тошнотворно пахло сырой землей, помойной ямой и забродившим хмелем. Ни в одном окне не горел свет, но жена хозяина гостиницы сказала, что Джинни найдет того, кто ей нужен, между сумерками и рассветом, так что, очевидно, кто-нибудь не спит и ответит на ее стук.
   А если это ловушка, если это всего лишь притон воров? Что, если хозяева гостиницы имели веские основания направить ничего не подозревающую, невинного вида женщину к насильникам… убийцам… похитителям? Да нет же, она глупит. Ей совершенно нечего было предложить людям со злобными намерениями — только тело, напомнил ей внутренний голос. Призвав на помощь все свое мужество, Джинни смело подошла к приземистому зданию, в каменную стену которого была врезана тяжелая дверь. Ее стук, казалось, разнесся эхом в безмолвии ночи, и она инстинктивно прижалась к стене. Ничего не произошло. Внутри не было слышно ни звука. Она отступила назад и взглянула на окна. Все они были крошечными и находились значительно выше земли, очевидно, для того, чтобы и свет попадал, и была защита от ненастья. Она снова постучала, на этот раз громче, и подергала ручку. Дверная ручка подалась под ее пальцами, и дверь распахнулась в кромешно темный коридор.
   Казалось, что ее сердце переместилось куда-то к горлу, руки дрожали от страха, когда она всматривалась в неприветливую черноту. Потом перед глазами у нее всплыло лицо Питера. Она вспомнила Питера и всех других, которые сейчас уже были мертвы в казармах Гилфорда. Джинни вошла в коридор, но не могла заставить себя закрыть дверь и оказаться в неизвестности и темноте.
   — Сайке, это ты? — Дребезжащий голос прорезал тишину, в дальнем конце коридора приотворилась дверь и замерцал слабый свет свечи.
   — Нет… нет, это я, — нелепо прошептала Джинни пересохшими губами.
   — Кто это, черт побери? — Кто-то оттолкнул обладателя дребезжащего голоса и вышел в коридор, высоко подняв свечу. — Девица! — Он коротко хохотнул. — Закройте за собой дверь, мисс. Нам больше не нужно незваных гостей.
   — Я пришла поговорить с Рыжим Лисом, — в торопливой панике выговорила Джинни. — Мне сказали в гостинице, что я могу найти его здесь между сумерками и рассветом.
   — Идите сюда и дайте взглянуть на вас, — произнес голос, обладатель которого был, несомненно, более образованным, из-за спины человека со свечой.
   Джинни закрыла за собой дверь, потом шагнула вперед. Страх несколько отступил, когда она поняла, что Рыжий Лис, несомненно, знаком этим людям. Она очутилась в небольшой комнате, в которой зимой, вероятно, бывает тепло, но в разгар лета, да еще со свечами, было очень душно. Она увидела четырех мужчин. Старику, очевидно, принадлежал дребезжащий голос. Здесь же был здоровяк с широченной грудью. Это он вышел в коридор со свечой. Еще один мужчина, небольшого роста, явно был благородного происхождения, судя по его манере держаться. Четвертый сидел у очага, покручивая ножку бокала между пальцами. Длинные волосы свидетельствовали, что перед ней кавалер.
   — Кто ищет Рыжего Лиса? — спросил обладатель хорошо поставленного голоса, подзывая ее к свету.
   — Я Вирджиния Кортни, сэр, — ответила Джинни, решив, что простота — наилучший подход. — Дочь Джона Редферна с острова Уайт, который погиб в битве при Нейзби.
   — Выпейте вина, дочь Джона Редферна, — заговорил мужчина у очага и, потянувшись через стол, наполнил еще один бокал. — Я пил с вашим отцом перед его гибелью. Давайте поднимем бокалы за короля Карла.
   Говоривший уже выпил более чем достаточно, по мнению Джинни, судя по тягучему голосу и остекленевшим глазам, но она приняла бокал, привычно присев в небольшом реверансе.
   — Не могли бы вы направить меня к Рыжему Лису, господа? У меня два послания чрезвычайной важности.
   — Как вы попали в Уимблдон? — требовательно спросил здоровяк, глядя на нее с подозрением, несмотря на то, что она представилась.
   — С армией парламента, — ответила она, услышав при этом резкий вдох. — В деревне разместился отряд, как вам, вероятно, известно. Я еду с ними.
   — Прошу вас, продолжайте, — попросил третий, и голос его прозвучал сухо во внезапно наступившей тишине. — Уверен, что это еще не все.
   Джинни коротко рассказала свою историю, упомянув, что она находится под опекой парламента.
   — Поход с армией парламента дал мне возможность передать послание короля в нескольких местах, — закончила она. — Но сейчас у меня есть сведения, от которых зависит жизнь или смерть людей. Чрезвычайно необходимо как можно быстрее переговорить с Рыжим Лисом. Каждый упущенный момент может принести смерть.
   — А как мы можем быть уверены, что вы не ведете двойную игру? — спросил подвыпивший человек. Вопрос был встречен одобрительным ворчанием здоровяка.
   — У меня печать короля, — просто сказала она, доставая бумагу из кармана.
   В комнате наступила благоговейная тишина, и именно это окончательно убедило Джинни в том, что она среди друзей. Только наиболее преданные подданные короля могли бы так отреагировать на его печать. Но ей еще не задали последнего вопроса.
   — Как вам удалось ускользнуть от караульных и прийти сюда?
   — Полковник отправился в ночной дозор с большинством своих офицеров. А те, кто остался в гостинице, плохо знают меня. — Она улыбнулась. — Они думают, что я в постели, и я надеюсь, что действительно окажусь там до того, как обнаружат мое отсутствие.
   — Значит, вы не планируете бежать, уже пройдя с ними такой путь?
   — А куда я пойду? — абсолютно искренне спросила Джинни, — И кроме того, полковник не оставит камня на камне, разыскивая меня, и кто знает, что еще он сможет при этом обнаружить? Я не хочу быть причиной расправы.
   Они все деловито закивали в знак согласия.
   — Итак, ваши жизненно важные сведения, госпожа? Вы можете без опаски сообщить их всем в этой комнате. Будьте уверены, что о них узнает тот, кому это нужно.
   Джинни рассказала им о событиях в Гилфорде, своем разговоре с Питером, о том, что голубую банду схватили и что к наступлению ночи все, что они знали, может стать достоянием врага. Эта новость была встречена мрачным молчанием.
   — Я пошлю гонцов. — Наконец заговорил худощавый мужчина с манерами образованного человека. — Если они отправятся тотчас же, то могут успеть предупредить остальных, прежде чем «круглоголовые» доберутся до них. — Он повернулся к Джинни. — Мы перед вами в долгу, госпожа.
   Джинни покачала головой:
   — Нет никакого долга, сэр. Я выполнила свой долг… как вы выполните свой. — Голос ее задрожал. — Как Питер Эшли выполнил свой.
   Человек у очага перекрестился, бормоча молитву.
   — Вы ничего не знаете о некоем Эдмунде Вернее? — спросила Джинни.
   — Он мой кузен. Питер сообщил, что Эдмунд, очевидно, направился в Кент, но не мог сказать, жив ли он.
   — Он был здесь два дня назад, — заговорил старик уже более твердо. — Бодрый и здоровый, и после мы не слышали, чтобы его поймали.
   — Ну, значит, новости не хуже, чем я ожидала, — сказала Джинни, ставя бокал на стол. — Я должна постараться пробраться в гостиницу незамеченной и ради вас, и ради себя. Вы хотели бы мне что-либо поручить?
   — Вы едете в Лондон?
   — Да, а дальше не знаю. Полковник Маршалл надеется отправиться с Кромвелем в Шотландию, но мне неизвестно, каковы будут его планы в отношении меня.
   — В Лондоне вы ничего не сможете сделать. Весь город за парламент. Думаю, что ваше задание завершено.
   Джинни пожала плечами.
   — Тем не менее я буду внимательно смотреть и слушать, на тот случай, если представится какая-то возможность. Если вам случится встретить Эдмунда Вернея, передайте ему, что я думаю о нем и молюсь за его безопасность.
   После этого она покинула их и вернулась той же дорогой. Теперь путь был слегка знаком ей, да и в небе чуть посветлело. Она отсутствовала около трех часов в общей сложности, но в деревне все было спокойно, когда она с чувством облегчения проскользнула через садовую калитку гостиницы. Дом был по-прежнему погружен в темноту, окно ее комнаты на первом этаже все еще открыто, как она и оставила его.
   Джинни подтянулась на широкий подоконник, перекинула через него ноги и спрыгнула на пол как раз в тот момент, когда чиркнул кремень и темнота отступила.
   Джинни резко повернулась к двери. Алекс сидел на единственном стуле, небрежно откинувшись назад. Его хлыст лежал на коленях, меч висел на боку. Алекс задумчиво смотрел на нее.
   — И где же ты была, моя маленькая мятежница?
   Никогда раньше Джинни не соображала так быстро. Для того чтобы его убедить, ложь должна быть как можно ближе к правде. Она не могла предложить никакого простого объяснения вроде того, что ей срочно понадобилось в туалет среди ночи, поскольку не знала, как давно он тут сидит. Но он ничего не знал о том, что она везет королевское послание, а догадаться тем более не смог бы. Значит, ему не удастся задать ей точные вопросы, и поэтому он не сможет добиться от нее правды, как это было в предыдущий раз.
   — Я не ожидала, что ты вернешься раньше утра, — сказала она, расстегивая накидку, словно эта встреча была самой обычной.
   Алекс улыбнулся.
   — Это вполне понятно, моя дорогая Джинни. Мы настигли тех, кого искали, быстрее, чем я мог ожидать. Я вернулся сюда, надеясь поспать пару часов. Тщетная надежда, как выяснилось. Где ты была?
   — В деревне, — ответила Джинни с напускным безразличием. Алекс нахмурился и с завораживающей нарочитостью начал поигрывать ручкой хлыста.
   — Прошу тебя, продолжай, — вежливо попросил он. Джинни неотрывно следила за движениями его длинных пальцев, поглаживавших плетеную кожу. Ей стало не по себе, и вся бравада улетучилась. Неужели она действительно думает, что он не сможет… не захочет добиться от нее правды силой?
   — Я хотела узнать что-нибудь об Эдмунде, — сказала она ему. Алекс кивнул и стал ждать дальнейших объяснений, а пальцы его продолжали целенаправленно двигаться. Джинни сглотнула. — Питер сказал мне… — Она остановилась, надеясь своим колебанием и нежеланием говорить убедить Алекса в том, что именно новости об Эдмунде были самыми важными сведениями, полученными от Питера.
   — Так что тебе сообщил Питер? — мягко подсказал он, постукивая хлыстом по ладони.
   — Что… что Эдмунд… Ох, ну какая тебе от этого польза? — воскликнула она с убедительным отчаянием. — Ты ничего не сможешь сделать с этой информацией.
   — Я сам это решу, — ответил он. — Прошу, поторопись. Я хотел бы хоть немного успеть поспать. — Кожа издавала мягкий, ритмичный звук при постукивании о его руку.
   Джинни прикусила губу.
   — Ты собираешься использовать его? — спросила она слегка дрожащим голосом, не в силах больше выносить напряжения.
   — Вот это? — сказал Алекс с почти похвальным удивлением, уставившись на хлыст. — Против тебя? Господи, да нет же. Как это могло прийти тебе в голову?
   — Понятия не имею, — сказала Джинни, отворачиваясь от него теперь, когда эта угрожающая игра была прервана.