Страница:
Насреддин
…этого утопим!
Займемся скучной будничной борьбой.
(из мешка)
Начальник стражи
О горе мне, несчастному, о горе!
Какой же я законченный дурак!
(насмешливо)
Насреддин
Что ты дурак – с тобой никто не спорит,
Но стоит ли расстраиваться так?
(жалостливо)
Всё дело в том – признаюсь вам по чести, —
Что год назад я здесь проездом был
И клад зарыл в одном укромном месте,
А вырыть в суматохе позабыл!
В том сундуке лежат сокровищ груды,
Да что там груды – целая гора!
Рубины сплошь, сапфиры, изумруды, —
Увидев их, ослепнет Бухара!
Начальник стражи ещё не вник в смысл Насреддинова монолога, а сообразительные стражники уже бурно выражают своё ликование.
Осталось мне недолго жить на свете,
Ещё чуть-чуть – и сгину без следа!..
Вам были бы полезней камни эти,
Чем мне – на дне бухарского пруда…
1-й стражник
2-й стражник (нетерпеливо)
Вот счастье!.. Вот подарочек небес-то!
Аллах вознаграждает нас за труд!
Наконец и Начальник стражи приходит в себя и тут же берет в разговоре главенствующий тон.
Скорее укажи нам это место,
За это мы тебя не бросим в пруд!..
Начальник стражи
(напыщенно)
Насреддин
Клянусь священным именем Эмира,
Мы этот клад, любезный Насреддин,
Поделим меж собою до сапфира,
А самого тебя освободим!
(после паузы)
Начальник стражи
Где мы сейчас?
Насреддин
На кладбище Ахмада,
Где вечный обретается покой…
(радостно)
1-й стражник
Мы там, где надо!.. Мы вблизи от клада!..
Отсюда до него подать рукой!
2-й стражник
Вблизи, но где?..
Ты дай нам адрес точный!
Насреддин
Не так уж много времени у нас!
Начальник стражи
В какой мы части кладбища?
Насреддин
В восточной.
Начальник стражи
А клад зарыл я в западной как раз!
(разочарованно)
Насреддин
Так далеко?
(виновато)
Стражники нерешительно переминаются и не трогаются с места.
Удобней прятать было!
Там редко появляется народ.
Четвертая… Нет, пятая могила…
Да, пятая могила от ворот!..
1-й стражник
(кивая на мешок)
2-й стражник
Нельзя его оставить без догляда,
Уж лучше казнь его поторопить!
И, прежде чем идти на поиск клада,
Беднягу надо срочно утопить!
Начальник стражи
А коль пустой окажется могила
И клада не удастся нам найти?..
На всякий случай надо, чтобы было
На ком за это душу отвести!
(стражникам, торжественно)
(стражники кивают)
Скажите, о храбрейшие, могу ли
Я положиться полностью на вас?
1-й стражник
Могли бы постоять вы в карауле
У этого мешка?.. Хотя бы час?
2-й стражник
Конечно, господин Начальник стражи!
Мы можем даже в случае чего
Здесь простоять всю ночь!
Получив столь исчерпывающий ответ, Начальник стражи чуть ли не бегом устремляется по дороге и исчезает во мраке.
Мы можем даже
И следующий день!.. И сверх того!..
Насреддин
Услыхав замечание о «могучем басе», солдаты прыскают, но тут же зажимают себе рты. Начальник стражи не мог уйти далеко.
А этот паренек с могучим басом,
Который вас поставил в караул…
Стражники отходят от мешка на некоторое расстояние и тихонько совещаются между собой.
Я сильно опасаюсь, как бы вас он,
Вульгарно говоря, не обманул!
Стеречь меня – глупейшая ошибка,
Я лучше сам себя постерегу!
И без мешка я бегаю не шибко,
А уж в мешке… Куда я убегу?..
1-й стражник
(опасливо)
2-й стражник
А если он начнет кричать: «На помощь!»
И кто-нибудь придет в конце концов?
(со смехом)
Наконец стражники принимают решение и убегают вслед за Начальником стражи. Некоторое время на кладбище царит тишина. Потом слышится чье-то жалобное бормотание, и через секунду из мрака появляется ростовщик Джафар.
В такое место и в глухую полночь
Придет лишь пара-тройка мертвецов!
Джафар
(успокаивается)
Нет, я сейчас описаюсь со страху!
Нет, я сейчас наделаю в штаны!
(воодушевленно)
Но кладбищу конец, хвала Аллаху,
Вон вроде и дома уже видны.
(натыкается на мешок)
Да, кладбищу конец!..
(в ужасе)
Но что такое?! Боюсь, сейчас и мне придет конец!
Мешок какой-то грубый под рукою…
Насреддин
И в том мешке, наверное, мертвец!
(из мешка, возмущенно)
Джафар
Обескуражен выводом я этим!
Вот дикости народной образец.
Любой, кого на кладбище мы встретим,
Выходит, обязательно мертвец?
(обрадованно)
Насреддин
Так ты живой?!
(скромно)
Джафар
Пока ещё не умер!
Насреддин
Но раз уж мы с тобой накоротке,
То объясни: зачем сидишь ты, умник,
На кладбище, в завязанном мешке?
(словоохотливо)
Джафар
История занятная такая,
Что грех не рассказать её, дружок!..
Купил аж за четыреста таньга я
У одного волшебника мешок.
Я был хромым, горбатым, одноглазым,
К тому ж имел с рожденья малый рост —
И – с помощью мешка – решил я разом
От всех своих избавиться уродств.
В моём мешке мне следовало ночью
На кладбище промыкать два часа
И убедиться утречком воочию,
Какие он свершает чудеса!..
Я испытал ужасные мученья,
Каких не испытал ещё никто!..
Зато прошел я полный курс леченья
И выздоровел полностью зато!
Когда лица рукою я касаюсь,
Я чувствую: не кожа, а атлас!
Теперь я просто писаный красавец!
И нет горба! И снова видит глаз!
Насреддин
Что ж были за мучения, скажи мне!
Ответь, меня за глупость не браня!
Джафар
Когда я был в мешке, явились джинны
И целый час дубасили меня!
Удар в лицо пинком в живот сменялся,
Но всё ж просить пощады я не стал!..
Меня лупили в пах, а я смеялся
И временами даже хохотал!
(осторожно)
Насреддин
А где они сейчас?..
Джафар
Ушли на ужин. Вернутся и опять продолжат курс!..
Насреддин
Но курс уже не нужен?
Джафар
Да, не нужен! Но я уже привык. Вошел во вкус!
Сказать ли, чем расстроен я жестоко
И чем моя забита голова?..
Я вылечился много раньше срока —
Всего за час. А заплатил за два!
(стесняясь)
Насреддин
Сейчас темно, и я секрет свой выдам:
При свете дня – я форменный урод,
Своим невероятно гнусным видом
Пугаю я на улицах народ!
А ты здоров. Избавлен от пороков.
И времени потратил только часть!..
Продай же мне, дружок, остаток срока,
Продай мне неиспользованный час!..
Побыть в твоем мешке, скажу по чести,
Возможность мне настолько дорога,
Что я готов отдать не только двести,
А двести и ещё… аж три таньга!
(нехотя)
Джафар развязывает мешок, оттуда вылезает Насреддин. Лицо он прикрывает рукавом халата: как ни темно, но бережёного Бог бережёт.
Пожалуй, уступлю тебе местечко…
Проверь и ты могущество мешка!
(в сторону)
Джафар пытается влезть в мешок, Насреддин ему помогает.
Поистине возмездия уздечка
Блудливого отыщет ишака!
Джафар всё-таки забирается в мешок, и Насреддин завязывает его.
Да лезь же ты?.. Ан нет, не тут-то было!
С таким горбом в мешок тебе не влезть!
(спохватившись, поясняет)
Горбатого исправит лишь могила!
(назидательно)
Пословица у нас такая есть!..
Джафар
И помни, брат!.. Когда вернутся джинны,
Ты страх им свой показывать не смей!
Они такою злобой одержимы,
Что станут бить тебя ещё сильней!
Подробнее о джиннах. Их три брата.
Два младших – эти вроде ничего,
А третий, старший, с голосом кастрата,
Так тот шайтана злее самого!
Захочется кричать от боли жуткой —
Кричи. Но только весело кричи!
Подначивай злодеев смехом, шуткой,
А изредка задорно хохочи!
А спросят: ты чего, мол, разорался? —
Скажи: я не от боли, мол, кричу.
Удар был слаб, я в нём не разобрался
И снова испытать его хочу!
А коль тебе ногой по пузу врежут,
Да так, что в пузе станет горячо, —
Ты не гневись, уйми зубовный скрежет
И попроси: нельзя ли, мол, ещё?
(из мешка, растроганно)
Насреддин
Спасибо, дорогой, тебе за помощь!
На всю я жизнь запомню твой совет!
(поглаживая мешок, сочувственно)
И, как выясняется, вовремя, потому что через секунду, громко топая и тяжело дыша, из мрака появляются разъяренные Начальник стражи и его верные солдаты. Без всякого предупреждения они набрасываются на мешок и принимаются выколачивать из него пыль.
Запомнишь… разумеется, запомнишь…
Да жизни впереди, считай, что нет…
Насреддин быстрыми шагами уходит в темноту.
Джафар
(из мешка, подзадоривая)
Начальник стражи
Эй, слабаки!.. Не в форме вы чего-то!
Едва начав – уж выбились из сил!..
А мне нужна добротная работа,
Я за неё неплохо заплатил!
1-й стражник (пинает мешок)
Ты крепко с этим кладом наказал нас,
Но мы тебе должок вернем с лихвой!..
2-й стражник (добавляет)
Чтоб жизнь тебе хурмою не казалась!
И чтобы не казалась жизнь халвой!
Эпизод двадцатый
Раннее утро. Берег пруда на окраине Бухары. Стражники, пыхтя и отдуваясь, тащат мешок с Джафаром. Следом шествует Начальник стражи. Джафар в мешке беспрерывно хохочет.
1-й стражник
Стражники сильно раскачивают хохочущий мешок и швыряют его на середину пруда. Хохот смолкает. Люди на берегу скорбно опускают головы.
Наблюдатель
(обращаясь к пруду)
(гневно)
(кричит)
Насреддин
(тихо)
(ошарашенно)
(авторитетно)
(недоверчиво)
(в ужасе)
Первой пришла в себя Гюльджан и разъярённой тигрицей кинулась к Насреддину.
Гюльджан
(пытается шутить)
(задохнувшись от возмущения)
(с нежностью)
1-й стражник
2-й стражник
Чего он, будто резаный, хохочет?
Начальник стражи
Чего он веселится, баламут?!
Привлечённые хохотом Джафара, на берегу и впрямь начинают собираться люди.
Видать, привлечь к себе вниманье хочет.
Кончайте с ним!.. Сюда уже идут!
Стражники сильно раскачивают хохочущий мешок и швыряют его на середину пруда. Хохот смолкает. Люди на берегу скорбно опускают головы.
Наблюдатель
(обращаясь к пруду)
Гюльджан
Ты обличал жестокие режимы,
Тиранов и диктаторов клеймил…
И что в итоге?.. Все режимы живы,
А ты лежишь, башкой зарывшись в ил…
Десятка стран непостоянный житель,
Ты так и не нашел своей страны,
Законов и традиций разрушитель,
И вечный возмутитель тишины!
Конец твоей ничтожной клоунаде,
Ты никого ни в чём не убедил!..
Зачем ты жил?.. Какой идеи ради?..
Покойся ж с миром, глупый Насреддин!..
(гневно)
(обращаясь к пруду)
Не смей так говорить о Насреддине!
На домыслы и сплетни слов не трать!
Он жил, как подобает жить мужчине,
И умер так, как должно умирать!..
(плачет)
Ты б мог ему ответить, мой любимый,
Но твой язык сковал безмолвья гнет!
Парнишка из толпы
Я знаю, тихий плач мой голубиный
Тебя обратно к жизни не вернет!
(кричит)
Парнишку хватает за руку неизвестно когда и откуда появившийся здесь Насреддин.
Сегодня по велению Эмира
Был умерщвлен великий Насреддин!..
Эй, жители, не проходите мимо!..
Поплачьте на души его помин!
Насреддин
(тихо)
Парнишка
Эй, парень! Понапрасну не потей-ка!
Воззвания твои – сплошная ложь!
(ошарашенно)
Насреддин
Но почему?!
(авторитетно)
Парнишка
Ты глуп, как тюбетейка,
И потому не знаешь, что орёшь!
Ты голосишь тут траурные песни
Над горькой Насреддиновой судьбой,
А Насреддин возьми да и воскресни!
(недоверчиво)
Насреддин
И где же он теперь?..
Парнишка
Перед тобой!..
Насреддин
Но он же умер!
(в ужасе)
(обращается ко всем)
Ты ополоумел!.. Не вздумай повторять такое впредь!
Знай, Насреддин не умер! Он не умер!
Он попросту не может умереть!..
(Юсупу)
На дно пруда ушел мешок с Джафаром!
Я кое-что Джафару задолжал
И долг вернул!..
(ко всем)
Я клялся в том недаром,
И слово, как вы видите, сдержал!..
(наблюдателю)
Меня от смерти спас счастливый случай…
Забился я в укромный уголок…
Во время всего монолога Насреддина толпа точно находилась в оцепенении.
И о себе внимательно прослушал
Весьма недружелюбный… некролог!
Не возмутитель и не разрушитель
Я в мире ничего и никого,
Простых сердец негромкий утешитель —
Вот образ мой. Не более того.
Первой пришла в себя Гюльджан и разъярённой тигрицей кинулась к Насреддину.
Гюльджан
Насреддин
Ты видел скорбь мою по Насреддину
И мог – в себе не чувствуя вины! —
Всю эту сердце рвущую картину
Спокойно наблюдать со стороны?!
Ты зрил, как я от горя помешалась
И на плече рыдала у отца,
И мог сидеть в кустах!.. А, впрочем, жалость
Не посещает чёрствые сердца!
Ты юмором своим и интеллектом
Влюбленную мне голову дурил!..
Но почему о склонности к эффектам
Копеечным ты мне не говорил?!
(пытается шутить)
Гюльджан
В твоих словах – ни правды, ни резона!
Ты так кричишь – аж звон стоит в ушах!..
(задохнувшись от возмущения)
С этими словами Гюльджан закатывает Насреддину очередную оплеуху, после чего тут же переходит к очередному раскаянию.
Ах, звон!.. Так я ещё добавлю звона
Тебе, самовлюблённый ты ишак!
(гладит лицо Насреддина)
Опять я поступила некрасиво!
Насреддин
Разбитый нос… И вспухшая щека…
(с нежностью)
Конец
Лупи меня всю жизнь!..
Без перерыва!..
Но я прошу… не трогай ишака!
Свобода или смерть
…Толик шел бесконечными лестницами и коридорами, которым, казалось, никогда не будет конца. Точнее, его вели. Не под конвоем, разумеется, – сопровождающий был в штатском, – но все равно вели, и это повергало Толика в состояние тоскливой прострации.
Изнутри «грозная» контора выглядела довольно безобидно и вполне могла бы сойти за какое-нибудь министерство или главк, если бы не этот безмолвный сопровождающий с индифферентным лицом и не эти металлические сетки в лестничных пролетах…
– Скажите, а кому принадлежит идея выпустить самиздатовский журнал «За проволокой»?
– Вы обещали задавать такие вопросы, на которые я мог бы ответить односложно – «да» или «нет»!..
– Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Инициатором этого издания был Евпатий Воронцов?
– Не знаю…
– Глупо. Вы не можете не знать. Вы же были одним из авторов журнала. Итак, Евпатий Воронцов?..
– Ну допустим…
– Такой ответ может иметь широкое толкование. Давайте конкретнее. Да или нет?..
– Ну да…
– Значит, Евпатий Воронцов. А кто еще входил в состав редколлегии?..
– Я же предупредил, развернутых показаний я давать не буду!..
– Вы ведь, кажется, отказник?.. Три года пытаетесь выехать за рубеж на постоянное место жительства?..
– Ну и что?..
– Ничего. Просто личное любопытство. Итак, вы не желаете назвать имена членов редколлегии?..
– Не желаю!..
– Тогда я сам назову. А вы только засвидетельствуете – ошибаюсь я или нет. Аглая Воронцова?..
– Н-нет…
– Подумайте как следует. Ложные показания могут обернуться против вас. Я же веду протокол. Итак, Аглая Воронцова?..
– Ну предположим…
– Ваши предположения меня не интересуют. Мне нужен исчерпывающий ответ. Принимала ли Аглая Воронцова участие в создании журнала?..
– Ну да…
– Игорь Федоренко?..
– Да.
– Лариса Федоренко?..
– Да…
Расплылось и исчезло лицо следователя… Обмякла и обесформилась комната… Стушевался заоконный пейзаж… Толик снова шел бесконечными коридорами в сопровождении анонимного паренька с незапоминающимся лицом. Он не слышал хлопанья дверей, треска пишущих машинок, не слышал даже стука собственных каблуков. Все шумы исчезли. В гулких коридорах метался только его собственный голос, искаженный до неузнаваемости, точно записанный на магнитофонную пленку и размноженный тысячью динамиков: «Да… Да… Да… Да… Да…»
Титр:
«СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ»
…Толик влетел в квартиру встревоженный и расхристанный; воротник плаща заправлен внутрь, конец шарфа волочится по полу… Из кухни выглянули две пожилые соседки – Эмма Григорьевна и Зинаида Михайловна. Молодая соседка Нина, разговаривавшая в коридоре по телефону, вжалась в стену. Не обращая внимания на любопытствующих, Толик стремительно проскочил к себе в комнату…
Тетя Вера, конечно же, была дома. Толик знал, как она провела эти шесть мучительных часов в ожидании его возвращения – бесцельно слонялась из угла в угол и смолила одну папиросу за другой: в огромной пепельнице топорщилась целая гора окурков…
– Теть Вер!.. – Толик беспорядочно метался по комнате, по нескольку раз заглядывая в одни и те же места. – Где у нас чемодан?.. Ну этот здоровый, рыжий?.. Мне нужно срочно вывезти все мои бумаги!..
Чемодан обнаружился на гардеробе. Толик стащил его вниз, вывалил прямо на пол все его тряпичные внутренности и стал сгружать в чемодан рукописи и перепечатки, грудами валявшиеся на письменном столе.
– Толик! – не выдержала тетя Вера. – Может, все-таки расскажешь, что там было?.. Я же весь день на валокордине!.. С тобой беседовали?..
– Беседовали, беседовали… – Толик продолжал лихорадочно заполнять чемодан бумагами. – Некогда рассказывать!.. Каждую минуту могут приехать с обыском!..
– Что за чушь? – сейчас тетя Вера являла собой образец рассудительности и спокойствия. – Сначала вызывать на допрос, а потом устраивать обыск?.. Обычно бывает наоборот!..
– Ну откуда тебе знать, как обычно бывает?.. – Толик раздражался все больше – переполненный чемодан не желал застегиваться. – Как будто ты полжизни провела в подполье!.. Твоя девичья фамилия не Засулич?..
– Я руководствуюсь элементарной логикой! – с достоинством ответила тетя Вера. – Если бы они хотели застать тебя врасплох, они бы тебя никуда не вызывали…
Наконец чемодан защелкнулся. Толик пристально посмотрел на него и вдруг кинулся к окну. Двор был пуст. Только на площадке, покрытой жухлой травой, древний старичок выгуливал пуделя…
– Ч-черт! – хрипло выдохнул Толик. – А если за мной слежка?.. Они же сцапают меня у подъезда!.. Нет, это надо спрятать где-то в доме…
– На чердаке! – твердо сказала тетя Вера. – Там, говорят, сыро и грязно. И воняет дерьмом. Нужно быть очень большим романтиком своей профессии, чтобы проводить обыск на нашем чердаке!..
В дверь аккуратно постучали, в комнату заглянула Эмма Григорьевна.
– Толечка! – Эмма Григорьевна смотрела на Толика преданными глазами. – Иван Васильевич просится в туалет. Вы не могли бы его проводить?.. Коля сегодня в дневную, так что вы у нас единственный мужчина…
– Держите меня за шею, Иван Васильевич!.. – Толик расстегнул на старике ремень, спустил с него брюки и наконец водрузил его на унитаз. – Так, главное дело мы сделали… Ну а нюансы – это уж вы сами…
Выполнив эту милосердную, но малоприятную процедуру, Толик прикрыл за Иваном Васильевичем дверь и повернулся к Эмме Григорьевне.
– Эмма Григорьевна!.. Пять минут Иван Васильевич поразвлекает себя сам, а я на это время отлучусь, если позволите…
– Толечка, но вы уж обязательно… – заныла Эмма Григорьевна. – Сама-то я его не дотащу… Так что уж, пожалуйста…
– Не волнуйтесь, Эмма Григорьевна! – успокоил ее Толик. – Одна нога там, другая – здесь. Поспею как раз к самому финалу!..
На чердаке было сыро и неуютно… Под ногами хлюпало. В затхлом мраке что-то ворочалось и сопело… Кошки?.. Откуда здесь кошки?.. Тогда, может быть, привидения?.. Толик вздохнул и принялся за работу.
Он уже успел поднять чемодан примерно до середины чердачной лесенки, когда внизу, на площадке, негромко щелкнул дверной замок. Чемодан грузно шлепнулся на пол, Толик мгновенно подобрал веревку.
На лестничной площадке целовались двое. В паузах мужчина, басовитый, как шмель, гудел что-то нежное на ухо своей подруге, та отвечала ему задыхающимся раскаленным шепотом. Из-за полупритворенной двери доносились музыка, хохот, громкие выкрики – шел апофеоз семейного праздника.
Толик сидел на чердаке и молча переживал. Ну спустились бы на этаж ниже, зачем им под самой дверью-то?.. Наконец то, чего он так опасался, случилось – двое целующихся заметили чемодан…
Через несколько секунд на лестничную площадку вывалилась вся вечеринка. Кто-то позвонил в дверь к соседям напротив. На площадке стало совсем темно. Чемодан валялся в центре толпы, беспомощный, как раненый кабан, не имеющий сил удрать от глумливых охотников. Разговоры шли в неприятном для Толика направлении…
– А что вы думаете?.. Очень может быть!.. В соседнем подъезде композитора обокрали. Причем среди бела дня!..
– Они сейчас шуруют в открытую!.. Под видом сантехников или электриков!..
– Нет, но зачем они приперли чемодан сюда, на верхний этаж?.. Приперли и бросили?!
– Может, их кто-нибудь спугнул?.. С чемоданом-то удирать несподручно!.. Или хотели спрятать на чердаке?..
Два десятка любопытных физиономий обратились к черному квадрату чердачного люка. Толик беззвучно прянул в темноту. Теперь он не видел говорящих, а только слышал их голоса, но это никак не прибавляло ему спокойствия…
– А может, они на чердаке спрятались?.. Пережидают, пока мы уйдем? Мужчины, вы бы слазили, проверили!..
– Не надо, Сережа!.. Еще чего!.. А вдруг их там человек десять!.. Да еще вооруженные!..
– А может, это и не воры вовсе!.. Может, наоборот чего подкинули?.. Труп какой-нибудь или бомбу!..
– Ты уж скажешь!.. Ну все равно надо позвонить в милицию!.. Люб, отзвони в местное… По 02 не дозвонишься!..
Толику стало дурно. Он на секунду представил себе, что будет, если сюда и впрямь нагрянет милиция. Черт, как ни противно, а придется обнаруживаться!..
– Минуточку, товарищи! – Толик с проворством молодой белки пролетел по всем лестничным перекладинам. – Нет никаких причин для беспокойства!.. Это мой чемодан!.. Я живу на восьмом этаже!.. Шестьдесят четвертая квартира!..
Он попытался улыбнуться широкой и, как ему казалось, самой обезоруживающей из своих улыбок. Улыбка получилась мучительной и фальшивой. Так улыбались иностранные шпионы в отечественных детективах пятидесятых годов, когда их припирала к стенке доблестная советская разведка.
– Понимаете… Затеял вот ремонт на даче… Ну и собрал на чердаке всякий хлам… Пакля, доски, железки… Там ведь у нас чего только нет… И все валяется без пользы… Так что извините, что напугал!..
Толик рывком оторвал от пола свой неподъемный чемодан и, забыв про лифт, стал спускаться по лестнице. Далеко уйти ему не удалось – закон подлости сработал вторично. Шаркнув о стену, чемодан открылся, – и все оставшееся пространство лестницы заполнила шуршащая бумажная лава.
Жильцы молча наблюдали, как по лестничным ступенькам сползали последние запоздалые листки… Никто не пытался комментировать происходящее…
Толик с ненавистью взглянул на собравшихся и принялся запихивать бумаги обратно в чемодан…
Изнутри «грозная» контора выглядела довольно безобидно и вполне могла бы сойти за какое-нибудь министерство или главк, если бы не этот безмолвный сопровождающий с индифферентным лицом и не эти металлические сетки в лестничных пролетах…
* * *
…Доброжелательный следователь вот уже час водил отупевшего Толика по кругу одних и тех же вопросов, от которых свербило в желудке и раскалывалась голова…– Скажите, а кому принадлежит идея выпустить самиздатовский журнал «За проволокой»?
– Вы обещали задавать такие вопросы, на которые я мог бы ответить односложно – «да» или «нет»!..
– Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Инициатором этого издания был Евпатий Воронцов?
– Не знаю…
– Глупо. Вы не можете не знать. Вы же были одним из авторов журнала. Итак, Евпатий Воронцов?..
– Ну допустим…
– Такой ответ может иметь широкое толкование. Давайте конкретнее. Да или нет?..
– Ну да…
– Значит, Евпатий Воронцов. А кто еще входил в состав редколлегии?..
– Я же предупредил, развернутых показаний я давать не буду!..
– Вы ведь, кажется, отказник?.. Три года пытаетесь выехать за рубеж на постоянное место жительства?..
– Ну и что?..
– Ничего. Просто личное любопытство. Итак, вы не желаете назвать имена членов редколлегии?..
– Не желаю!..
– Тогда я сам назову. А вы только засвидетельствуете – ошибаюсь я или нет. Аглая Воронцова?..
– Н-нет…
– Подумайте как следует. Ложные показания могут обернуться против вас. Я же веду протокол. Итак, Аглая Воронцова?..
– Ну предположим…
– Ваши предположения меня не интересуют. Мне нужен исчерпывающий ответ. Принимала ли Аглая Воронцова участие в создании журнала?..
– Ну да…
– Игорь Федоренко?..
– Да.
– Лариса Федоренко?..
– Да…
Расплылось и исчезло лицо следователя… Обмякла и обесформилась комната… Стушевался заоконный пейзаж… Толик снова шел бесконечными коридорами в сопровождении анонимного паренька с незапоминающимся лицом. Он не слышал хлопанья дверей, треска пишущих машинок, не слышал даже стука собственных каблуков. Все шумы исчезли. В гулких коридорах метался только его собственный голос, искаженный до неузнаваемости, точно записанный на магнитофонную пленку и размноженный тысячью динамиков: «Да… Да… Да… Да… Да…»
Титр:
«СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ»
…Толик влетел в квартиру встревоженный и расхристанный; воротник плаща заправлен внутрь, конец шарфа волочится по полу… Из кухни выглянули две пожилые соседки – Эмма Григорьевна и Зинаида Михайловна. Молодая соседка Нина, разговаривавшая в коридоре по телефону, вжалась в стену. Не обращая внимания на любопытствующих, Толик стремительно проскочил к себе в комнату…
Тетя Вера, конечно же, была дома. Толик знал, как она провела эти шесть мучительных часов в ожидании его возвращения – бесцельно слонялась из угла в угол и смолила одну папиросу за другой: в огромной пепельнице топорщилась целая гора окурков…
– Теть Вер!.. – Толик беспорядочно метался по комнате, по нескольку раз заглядывая в одни и те же места. – Где у нас чемодан?.. Ну этот здоровый, рыжий?.. Мне нужно срочно вывезти все мои бумаги!..
Чемодан обнаружился на гардеробе. Толик стащил его вниз, вывалил прямо на пол все его тряпичные внутренности и стал сгружать в чемодан рукописи и перепечатки, грудами валявшиеся на письменном столе.
– Толик! – не выдержала тетя Вера. – Может, все-таки расскажешь, что там было?.. Я же весь день на валокордине!.. С тобой беседовали?..
– Беседовали, беседовали… – Толик продолжал лихорадочно заполнять чемодан бумагами. – Некогда рассказывать!.. Каждую минуту могут приехать с обыском!..
– Что за чушь? – сейчас тетя Вера являла собой образец рассудительности и спокойствия. – Сначала вызывать на допрос, а потом устраивать обыск?.. Обычно бывает наоборот!..
– Ну откуда тебе знать, как обычно бывает?.. – Толик раздражался все больше – переполненный чемодан не желал застегиваться. – Как будто ты полжизни провела в подполье!.. Твоя девичья фамилия не Засулич?..
– Я руководствуюсь элементарной логикой! – с достоинством ответила тетя Вера. – Если бы они хотели застать тебя врасплох, они бы тебя никуда не вызывали…
Наконец чемодан защелкнулся. Толик пристально посмотрел на него и вдруг кинулся к окну. Двор был пуст. Только на площадке, покрытой жухлой травой, древний старичок выгуливал пуделя…
– Ч-черт! – хрипло выдохнул Толик. – А если за мной слежка?.. Они же сцапают меня у подъезда!.. Нет, это надо спрятать где-то в доме…
– На чердаке! – твердо сказала тетя Вера. – Там, говорят, сыро и грязно. И воняет дерьмом. Нужно быть очень большим романтиком своей профессии, чтобы проводить обыск на нашем чердаке!..
В дверь аккуратно постучали, в комнату заглянула Эмма Григорьевна.
– Толечка! – Эмма Григорьевна смотрела на Толика преданными глазами. – Иван Васильевич просится в туалет. Вы не могли бы его проводить?.. Коля сегодня в дневную, так что вы у нас единственный мужчина…
* * *
…За долгие годы, прожитые в этой коммуналке, Толик отлично усвоил, что означает «проводить Ивана Васильевича в туалет». Это значило – взвалить грузного старика на себя и переть его до самого унитаза – у мужа Эммы Григорьевны вот уже несколько лет были парализованы ноги…– Держите меня за шею, Иван Васильевич!.. – Толик расстегнул на старике ремень, спустил с него брюки и наконец водрузил его на унитаз. – Так, главное дело мы сделали… Ну а нюансы – это уж вы сами…
Выполнив эту милосердную, но малоприятную процедуру, Толик прикрыл за Иваном Васильевичем дверь и повернулся к Эмме Григорьевне.
– Эмма Григорьевна!.. Пять минут Иван Васильевич поразвлекает себя сам, а я на это время отлучусь, если позволите…
– Толечка, но вы уж обязательно… – заныла Эмма Григорьевна. – Сама-то я его не дотащу… Так что уж, пожалуйста…
– Не волнуйтесь, Эмма Григорьевна! – успокоил ее Толик. – Одна нога там, другая – здесь. Поспею как раз к самому финалу!..
* * *
Поднять чемодан на чердак вручную оказалось не таким уж простым делом. Промучившись минут пять, обозленный и раскрасневшийся Толик вспомнил наконец о веревке. Все-таки тетя Вера дает иногда вполне здравые советы…На чердаке было сыро и неуютно… Под ногами хлюпало. В затхлом мраке что-то ворочалось и сопело… Кошки?.. Откуда здесь кошки?.. Тогда, может быть, привидения?.. Толик вздохнул и принялся за работу.
Он уже успел поднять чемодан примерно до середины чердачной лесенки, когда внизу, на площадке, негромко щелкнул дверной замок. Чемодан грузно шлепнулся на пол, Толик мгновенно подобрал веревку.
На лестничной площадке целовались двое. В паузах мужчина, басовитый, как шмель, гудел что-то нежное на ухо своей подруге, та отвечала ему задыхающимся раскаленным шепотом. Из-за полупритворенной двери доносились музыка, хохот, громкие выкрики – шел апофеоз семейного праздника.
Толик сидел на чердаке и молча переживал. Ну спустились бы на этаж ниже, зачем им под самой дверью-то?.. Наконец то, чего он так опасался, случилось – двое целующихся заметили чемодан…
Через несколько секунд на лестничную площадку вывалилась вся вечеринка. Кто-то позвонил в дверь к соседям напротив. На площадке стало совсем темно. Чемодан валялся в центре толпы, беспомощный, как раненый кабан, не имеющий сил удрать от глумливых охотников. Разговоры шли в неприятном для Толика направлении…
– А что вы думаете?.. Очень может быть!.. В соседнем подъезде композитора обокрали. Причем среди бела дня!..
– Они сейчас шуруют в открытую!.. Под видом сантехников или электриков!..
– Нет, но зачем они приперли чемодан сюда, на верхний этаж?.. Приперли и бросили?!
– Может, их кто-нибудь спугнул?.. С чемоданом-то удирать несподручно!.. Или хотели спрятать на чердаке?..
Два десятка любопытных физиономий обратились к черному квадрату чердачного люка. Толик беззвучно прянул в темноту. Теперь он не видел говорящих, а только слышал их голоса, но это никак не прибавляло ему спокойствия…
– А может, они на чердаке спрятались?.. Пережидают, пока мы уйдем? Мужчины, вы бы слазили, проверили!..
– Не надо, Сережа!.. Еще чего!.. А вдруг их там человек десять!.. Да еще вооруженные!..
– А может, это и не воры вовсе!.. Может, наоборот чего подкинули?.. Труп какой-нибудь или бомбу!..
– Ты уж скажешь!.. Ну все равно надо позвонить в милицию!.. Люб, отзвони в местное… По 02 не дозвонишься!..
Толику стало дурно. Он на секунду представил себе, что будет, если сюда и впрямь нагрянет милиция. Черт, как ни противно, а придется обнаруживаться!..
– Минуточку, товарищи! – Толик с проворством молодой белки пролетел по всем лестничным перекладинам. – Нет никаких причин для беспокойства!.. Это мой чемодан!.. Я живу на восьмом этаже!.. Шестьдесят четвертая квартира!..
Он попытался улыбнуться широкой и, как ему казалось, самой обезоруживающей из своих улыбок. Улыбка получилась мучительной и фальшивой. Так улыбались иностранные шпионы в отечественных детективах пятидесятых годов, когда их припирала к стенке доблестная советская разведка.
– Понимаете… Затеял вот ремонт на даче… Ну и собрал на чердаке всякий хлам… Пакля, доски, железки… Там ведь у нас чего только нет… И все валяется без пользы… Так что извините, что напугал!..
Толик рывком оторвал от пола свой неподъемный чемодан и, забыв про лифт, стал спускаться по лестнице. Далеко уйти ему не удалось – закон подлости сработал вторично. Шаркнув о стену, чемодан открылся, – и все оставшееся пространство лестницы заполнила шуршащая бумажная лава.
Жильцы молча наблюдали, как по лестничным ступенькам сползали последние запоздалые листки… Никто не пытался комментировать происходящее…
Толик с ненавистью взглянул на собравшихся и принялся запихивать бумаги обратно в чемодан…