Страница:
— Бедная моя лошадка, она никогда так не пугалась, — вымолвила Элинор дрожащим голосом.
Пэйн еще крепче обнял ее, гладя по волосам, и поцеловал в шею. Элинор напряглась и попыталась отстраниться.
— Спасибо, Пэйн, — поспешно сказала она. — Не знаю, что это на меня нашло. Наверное, мне передался ужас кобылы. — Поскольку он не собирался ее отпускать, Элинор уперлась ладонями ему в грудь.
— Элинор, милая, мне так жаль, — ласково произнес Пэйн, глядя в ее фиалковые глаза. — У Шебы злобный нрав. Вот почему я выпускаю ее только по ночам.
— Ее выпускают по ночам? — ахнула Элинор.
— А ты не знала? — Он ослабил объятия, и она отступила на шаг. — Шеба — отличный сторож: убьет любого чужака, который сунется во двор.
Элинор содрогнулась, представив себе, что могло случиться, если бы она попыталась бежать ночью. Подняв глаза на Пэйна, она ощутила холодок. В его золотистых глазах зажглись опасные огоньки. Видимо, он наконец отважился сделать шаг, которого она давно ждала.
— Хорошо, что у меня нет привычки гулять по ночам. Пэйн улыбнулся, обвив рукой ее талию.
— Да, жаль портить такую красоту, — согласился он и погладил ее по щеке, прежде чем она успела повернуться и быстро зашагать к замку.
Пэйн распорядился подать еду и вино. Расположившись у очага, они ждали, пока слуги накроют на стол. Пэйн молчал, мрачно наблюдая за Элинор, старательно избегавшей его взгляда.
Во время еды он не сделал попытки придвинуться ближе или как-то иначе ускорить события.
— Тебе неприятны мои прикосновения? — спросил он наконец.
Элинор застыла с куском хлеба в руке.
— Нет, я благодарна тебе за сочувствие, — искренне ответила она.
— Я хотел бы предложить тебе гораздо больше, чем сочувствие. Противоестественно, когда молодая красивая женщина живет как монахиня. Если тебе понадобится утешение… — Он многозначительно улыбнулся, поднеся кубок к губам.
Взгляды их встретились, и Элинор снова ощутила приступ страха.
— Позволь напомнить тебе, Пэйн, что я жена твоего отца.
— И ненавидишь его всей душой.
— Это не означает, что я готова упасть в твои объятия. Лицо Пэйна напряглось. Любезное, слегка насмешливое выражение исчезло, уступив место гневной гримасе. Пальцы крепче обхватили кубок.
— Будь на моем месте де Вер, ты не стала бы возражать. Элинор не нашла нужным отвечать на этот выпад. Поднявшись из-за стола, она стряхнула крошки с юбки.
— Я устала. Пойду лягу.
Овладев собой, Пэйн изобразил дружескую усмешку.
— Я велел Жоэтте приготовить тебе ванну. Ведь у тебя сегодня банный день.
Тот факт, что Пэйн постарался запомнить ее привычки, еще больше насторожил Элинор. Она готова была отказаться, но тут появилась служанка и объявила, что ванна готова.
— Проворная девица, — усмехнулся Пэйн, вставая. — Постараюсь представить себе то, в чем отказано глазам. Надеюсь, ты не станешь осуждать меня за это, дорогая Элинор… или я должен сказать «дорогая мачеха»?
В ушах у нее все еще звучал его смех, когда она поднималась по лестнице. Не в первый раз Элинор пожалела, что дверь в ее спальню не запирается, но сегодня она ощутила настоящую тревогу.
— Горячо? — поинтересовалась Жоэтта, употребив одно из немногих английских слов, которые знала.
Элинор погрузила руку в теплую воду, благоухавшую жасмином и гвоздичным маслом. Горячая ванна манила. В замке было так холодно, что даже у огня не удавалось по-настоящему согреться. Когда рукам было тепло, мерзли ноги, и наоборот.
Одобрительно кивнув, Элинор начала раздеваться.
— Ты знала, что эта пятнистая зверюга свободно разгуливает по ночам? — спросила она, забыв, что служанка не понимает английского.
Та улыбнулась и закивала, помогая госпоже войти в ванну.
Пока Элинор нежилась в горячей воде, Жоэтта вымыла ей голову, восхищаясь на своем языке ее длинными волосами. Затем насухо вытерла, энергично орудуя полотенцем, так что порозовевшая кожа засияла жемчужным блеском, и подала халат из красного бархата на беличьем меху. Элинор скользнула в широкие рукава, наслаждаясь ласковым прикосновением меха к обнаженному телу.
Когда хозяйка расположилась перед очагом, Жоэтта подала ей блюдо с печеньем и подогретым молоком, сдобренным вином и медом.
Рассеянно поглощая еду, Элинор прислушивалась к тоскливому завыванию ветра за стенами башни. Как всегда в такие минуты, ее мысли устремились к Джордану. Где он, как преодолел занесенные снегом перевалы? С ошеломляющей ясностью она услышала его голос, увидела насмешливый изгиб губ, ощутила мучительную сладость его поцелуев. Образы были настолько живыми, что сердце Элинор заныло. Она быстро встала и, смахнув слезы, подошла к окну.
Яркая луна посеребрила контуры замка. За внешними укреплениями тянулось открытое пространство, переходившее в заросли сосен и каштанов. Стоял легкий морозец, и на земле белели, мерцая искрами, островки инея. Ближе к деревьям можно было различить редкие фигуры путников. Дрожь волнения пробежала по спине Элинор. Что, если и ей воспользоваться преимуществами лунной ночи? Пэйн наверняка храпит, утопив свое разочарование в вине. Хватит ли у нее смелости путешествовать по горным тропам ночью? Главное, сможет ли она перехитрить зверя, сторожившего замок?
Дуновение холодного воздуха, скользнувшее по лодыжкам, заставило ее обернуться. Элинор издала удивленный возглас, увидев в дверях мужскую фигуру.
— Пэйн? Что тебе нужно?
— Я велел посадить Шебу на цепь этой ночью. Ты довольна?
— Да. Страшно даже подумать, что она бродит на свободе.
— Не хочешь ли прогуляться по двору?
— Нет. Я уже ложусь.
— Вот как? — Язык у него заплетался. Впервые после отъезда отца Пэйн напился.
Дрожь возбуждения пробрала Элинор. Наступил момент, которого она так долго ждала. В небе светит полная луна, а дикая кошка посажена на цепь. Вряд ли ей еще раз представится такой случай. Если только Пэйн не устраивает ей проверку. А вдруг он сообщил ей, что Шеба заперта, единственно для того, чтобы выманить из замка?
Пэйн прошел в комнату и притворил за собой дверь. Элинор напряженно замерла.
— Пэйн, я хотела бы поговорить с тобой о том, что произошло сегодня утром…
— А разве что-нибудь произошло? Я ничего не заметил.
— Перестань валять дурака! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. То, что я позволила обнять себя в конюшне, ничего не значит. Я нуждалась в утешении, а ты предложил его. Вот и все. Я по-прежнему остаюсь женой твоего отца.
— Проклятие! Неужели необходимо постоянно напоминать мне об этом гнусном факте? Ответь мне, добродетельная Элинор, помнила бы ты о своих обетах, если бы перед тобой стоял де Вер?
Молчание Элинор было достаточно красноречивым ответом.
— Я так и думал. Отец может сколько угодно обманываться насчет твоего любовника, но меня не проведешь.
— Ты ничего не знаешь, кроме сплетен, которые распространяют злые языки. А теперь прошу тебя, уже слишком поздно. Я хочу спать.
Пэйн потянулся к ее распущенным волосам:
— Боже, твои волосы похожи на золотую пряжу!
Погрузив пальцы в сверкающие локоны, он шагнул ближе, так что их тела соприкоснулись. Элинор уперлась ладонями в его грудь.
— Элинор, милая, — прошептал Пэйн, привлекая ее к себе. — Не бойся. В отличие от отца я умею ублажать женщин.
Он обнял ее. Запахи вина и гвоздики смешались в его дыхании, когда он прильнул к ее губам. Элинор сопротивлялась, но не так отчаянно, как следовало ожидать. Как ни странно, ей было приятно находиться в его объятиях. Горячая ванна, хмельной напиток и чувственный настрой, навеянный мыслями о Джордане, возбудили ее.
— Нет, Пэйн, пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась Элинор, когда он покрыл поцелуями ее шею.
Распахнув халат, он скользнул рукой в теплое гнездышко из беличьего меха и нашел ее грудь. Лишь когда его ладонь обхватила пышную округлость и он издал стон блаженства, Элинор опомнилась.
— Нет!
— Я так долго мечтал об этом, — прошептал Пэйн. — Ах, Элинор, я не ошибся в своих ожиданиях. Не притворяйся.
— Я не притворяюсь! — выкрикнула Элинор, колотя его кулаками по спине.
Пэйн засмеялся:
— Ты могла бы найти гораздо лучшее применение своим рукам.
Он схватил ее руку и прижал к выпуклости, натянувшей его рейтузы. Содрогнувшись от отвращения, Элинор ощутила мощный отклик его тела на ее вынужденную ласку.
— Я не хочу! Убирайся! Оставь меня в покое! — выкрикнула она, отдернув руку.
— Забудь о ложной скромности. Нет ничего постыдного в том, чтобы отдаться страсти, — заверил ее Пэйн, прижав спиной к холодной стене. Он расставил ноги, и Элинор ощутила прилив возбуждения. Предательство собственного тела ужаснуло ее.
— Я не испытываю к тебе страсти! — воскликнула она. — Независимо от того, замужем я за твоим отцом или нет. Неужели это так трудно понять?
Пэйн в изумлении отпрянул.
— Ты это серьезно?
— Я никогда не была более серьезной. Пэйн, ты слишком много выпил. Уходи. И забудем о том, что случилось.
— Забудем? Клянусь распятием, я был с тобой терпелив, как ни с одной женщиной. И ты предлагаешь мне обо всем забыть?
— Ладно, не забывай. Как пожелаешь. А теперь уходи. Его лицо приняло жесткое выражение, он часто и тяжело дышал.
— Проклятие, Элинор! Я был настолько глуп, что позволил себе увлечься тобой, хотя давно следовало раздвинуть тебе ноги и взять то, что мне причитается. Черт бы тебя побрал!
Он в ярости отшвырнул ее, и она стукнулась спиной о стену, порадовавшись про себя, что на ней меховой халат, смягчивший удар.
— В чем ты меня обвиняешь? Я никогда не поощряла тебя.
— Я этого и не говорил. Но я думал… Элинор, мой отец отвратителен, как запаршивевший пес, и тем не менее ты позволила ему…
— Позволила?! Пэйн, ты, видно, не в себе, если вообразил, что я могла помешать ему, тем более что слишком хорошо знаешь своего отца.
— Но со мной все будет… по-другому. — Его голос прервался от нахлынувших эмоций. — Я хочу любить тебя, Элинор.
— Я не люблю тебя, Пэйн. И никогда не полюблю.
— Сучка! Как ты смеешь так разговаривать со мной? — рявкнул он, уязвленный до глубины души, и схватил ее за плечи. — Так или иначе, но ты уступишь мне. Не хочешь по-хорошему — я добьюсь своего силой.
— Именно так и поступил твой отец.
Пэйн изменился в лице и отпрянул от нее.
Пошатываясь, он подошел к очагу и облокотился о каминную полку, уронив голову на руки. Затаив дыхание, Элинор наблюдала за ним. Когда он выпрямился, сердце ее упало. На лице Пэйна застыло хищное выражение, неизменно вселявшее в нее страх.
— Значит, ты не хочешь меня. И никогда не полюбишь. Верно, дорогая мачеха?
Элинор кивнула. Губы ее так дрожали, что она не могла вымолвить ни слова. Даже если ей удастся выскочить из комнаты, вряд ли кто-нибудь ей поможет. Слуги не посмеют защитить ее вопреки воле хозяина. И все же стоит попытаться. Не станет же он насиловать ее на виду у домочадцев?
В глазах Пэйна светилась неприкрытая похоть, губы были плотно сжаты. Галантный кавалер, пытавшийся очаровать ее, бесследно исчез. Элинор попятилась, придерживая у горла отвороты халата. Этот инстинктивный жест не остался незамеченным. С жестокой улыбкой Пэйн шагнул к ней и отвел ее руки, распахнув халат до пояса.
Элинор негодующе вскрикнула.
Он угрюмо разглядывал ее.
— Просто святотатство — позволить старому борову осквернить тебя, — прорычал он, срывая с нее халат. — Прости его. Господи. А заодно и меня за то, что я намерен сделать.
Элинор вскрикнула, ожидая насилия. Но, к ее изумлению, он ей не помешал, когда она бросилась к постели и спряталась за полог, чтобы хоть как-то прикрыть наготу.
— Спущусь вниз, чтобы убедиться, что нам не помешают. И возможно, выпью вина, дабы смыть кислый вкус твоего отказа, дорогая мачеха, — произнес он с издевательской ухмылкой, прежде чем распахнуть дверь. — Я не заставлю тебя ждать.
Дверь захлопнулась, и его шаги загрохотали вниз по лестнице. Элинор кинулась к стоявшему в углу дубовому сундучку, вытащила свою одежду и быстро набросила на себя, не удосужившись затянуть шнуровки. Затем закуталась в теплый плащ и приоткрыла дверь.
На лестнице гулял ледяной ветер. Дрожа от холода, Элинор выглянула наружу.
— Мадам!
Элинор вздрогнула. Несколькими ступеньками ниже стоял часовой, сверкая доспехами в свете факела, закрепленного у подножия лестницы.
Подавив стон отчаяния, Элинор отступила назад. Пэйн приставил к ней стража!
Вернувшись в комнату, она снова облачилась в теплый халат и, сев к очагу, предалась горьким размышлениям. Может, выбраться через окно? Она подняла взгляд на посеребренное лунным светом оконце, через которое мог протиснуться разве что ребенок.
Со двора донеслись крики — видимо, Пэйн давал нагоняй стражникам. Шум стоял такой, будто внизу развернулось настоящее сражение. Элинор зажала уши и прилегла на овечью шкуру у огня, завернувшись в халат. Время шло, Пэйн не появлялся, и у нее вспыхнула надежда, что он передумал или так напился, что не в состоянии подняться наверх. Постепенно она задремала.
Грохот распахнувшейся двери заставил ее вскочить на ноги.
На пороге стоял незнакомый мужчина. Залившись краской, Элинор поплотнее стянула на груди халат. Мысль, что простой воин застал ее в таком виде, была невыносима.
— Что вам нужно?
Мужчина прошел в комнату. Элинор возмущенно ахнула, но ее возмущение быстро сменилось страхом, когда он захлопнул дверь.
— Как вы смеете врываться в мою комнату?
— Вы жена лорда Гастингса? — поинтересовался он.
— Вам это отлично известно.
— Ошибаетесь.
— В любом случае вам здесь не место. Я не имею привычки приглашать в свою спальню посторонних.
— Жаль. — Мужчина усмехнулся: видимо, ее сердитая отповедь показалась ему забавной.
Элинор попятилась, встревоженная его самоуверенным видом.
— Где сэр Пэйн?
— Внизу. Отключился и, думаю, не скоро придет в себя, — небрежно сообщил он.
Страх Элинор усилился. Похоже, она оказалась во власти стражников.
— Не прикасайтесь ко мне, — предупредила она, оглядываясь по сторонам в поисках оружия, но не увидела ничего подходящего, кроме кувшина, оставленного служанкой.
— Ну нет, мадам, я завоевал вас в честном бою и не намерен отказываться от заслуженной награды.
Несколько озадаченная его странным заявлением, Элинор гневно сверкнула глазами.
— Не знаю, что вы там завоевали, но только не меня!
— А я-то думал, что сражение закончилось. Мужчина сгреб ее в охапку и привлек к себе. Хотя на нем были обычные доспехи, чувствовалось, что это не простой воин. Когда он склонил к ней гладко выбритое лицо, Элинор уловила исходивший от его одежды запах трав и цветов, а коричневый дублет, видневшийся из-под кольчуги, был бархатным.
— Кто вы? — выдохнула она.
— Один поцелуй — и я все скажу. Это не слишком большая плата.
Элинор плотно сжала губы.
— Не будьте такой упрямой. Вы слишком соблазнительны, чтобы изображать из себя недотрогу.
К ее ужасу и стыду, он запустил руку в вырез ее халата, одновременно завладев губами. Грудь Элинор вздымалась, глаза сверкали.
— Я требую, чтобы вы покинули мою комнату! — воскликнула она, вырываясь.
— Не выполнив условия сделки?
— Какой сделки?
— Я обещал назвать свое имя в обмен на поцелуй. А, учитывая, что вы великодушно позволили мне гораздо больше…
— Я вам ничего не позволяла! Вы сделали это насильно! Мужчина ухмыльнулся и слегка поклонился, признавая ее правоту.
— Ах, мадам, какой темперамент! Позвольте представиться: Жан д'Акр, наваррский рыцарь.
— Рыцарь? — недоверчиво переспросила Элинор. — А я думала… что вы…
— Простой воин? Будь я простым воином, вы бы не отделались одним поцелуем. Так что благодаря моему благородному происхождению вы спасены от участи более ужасной, чем смерть.
Элинор возмущенно фыркнула в ответ на его шутливую тираду. Рыцарь рассмеялся.
— Должен сообщить вам, что Монтджой теперь принадлежит мне по праву завоевания.
— Завоевания?
— Признаться, это было не сложно. Бездельники, которых нанял Гастингс, так напились, что забыли поднять мост. Впрочем, ваш высокородный муж должен мне гораздо больше, чем этот замок. И он заплатит за свои преступления.
— Я не имею никакого отношения к долгам лорда Гастингса!
— Именно поэтому я и обращаюсь с вами со всей учтивостью.
— По-вашему, это учтивость? Вы, кажется, не понимаете значения этого слова.
— Леди показывает коготки? Будьте осторожны, не играйте с огнем. Как можно обвинять меня в недостатке учтивости только потому, что я украл поцелуй и воздал должное вашим прелестям, которые вы так соблазнительно продемонстрировали, когда я вошел в комнату?
— Ничего я вам не демонстрировала! Вы застали меня врасплох.
Он небрежно пожал плечами, отметая ее возражения.
— Не испытывайте мое терпение, мадам. Я ведь могу забыть, что я рыцарь, а не простой воин, за которого вы меня приняли.
Угрожающие нотки в его голосе отрезвили Элинор.
— Что вы собираетесь делать со мной?
— Решайте сами. Ваш муж не был настолько великодушен. Его воины ограбили мой дом, изнасиловали наших женщин и сожгли поля. Было бы вполне справедливо отплатить ему той же монетой.
Элинор отвела взгляд от его сердитого лица, встревоженная напряжением, которое росло по мере того, как он перечислял причиненные ему убытки.
— Но, как я уже сказал, вы не отвечаете за гнусные деяния своего мужа, если вообще знали о них. Поэтому я не причиню вам вреда. Оденьтесь… Не беспокойтесь, я не стану смотреть, хотя мысль заманчивая. Когда я вернусь, будьте готовы.
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Темные силуэты, которые она видела из окна, были людьми д'Акра! А крики, топот и лязг металла — звуками сражения, когда они напали на замок. Как могла столь неприступная крепость, как Монтджой, так легко пасть?
Дрожащими руками Элинор собрала валявшуюся на полу одежду. Если так дальше пойдет, ее красота превратится в проклятие. Мужчины видят в ней лишь одно — желанный приз, который можно либо выиграть, либо украсть, в зависимости от их наклонностей.
Снизу доносились незнакомая речь, мужской смех и хихиканье женщин. Судя по всему, завоеватели пришлись по вкусу местным служанкам.
— Мадам? — раздался голос д'Акра. — Вы готовы? — Да.
Войдя в комнату, он скользнул по ней оценивающим взглядом.
— Однако вы соблазнительная штучка — даже в одежде. Не сочтите за дерзость, мадам, но я знаком с вашим мужем. Как получилось, что такой омерзительный старик…
— Моя семья обеднела, а он очень богат.
— Понятно. — Д'Акр сочувственно кивнул. — Примите мои соболезнования. Вы их заслуживаете. А что за молодец храпит у очага? Его сын?
— Да, сын и наследник, Пэйн.
— Что ж, когда он проснется, его ждет большой сюрприз. Жаль, что вы не увидите его физиономии.
— Куда вы меня повезете? — воскликнула Элинор, когда д'Акр схватил ее за руку и потащил за собой.
— В Наварру. Будете компаньонкой моей молодой жены. Она жаждет навестить свою родню в Бургосе.
— В Бургосе? Где это?
— В Кастилии, мадам. Я буду держать вас там до тех пор, пока ваш богатый муж не заплатит мне выкуп. Надеюсь, его хватит, чтобы возместить причиненные им убытки.
В главном зале толпились наваррские воины, угощаясь вином и едой из припасов замка. У очага храпел Пэйн, не подозревая о том, какая судьба постигла Монтджой.
— Скажите служанке, чтобы собрала ваши вещи, — напомнил д'Акр.
— Вся моя одежда на мне, кроме халата. Гастингс похитил меня.
Темные брови рыцаря удивленно приподнялись. В свете яркого пламени, пылавшего в очаге, Элинор увидела, что он намного моложе, чем ей показалось вначале, хотя превратности военной жизни уже наложили свой отпечаток на его черты.
— Вас похитили? — недоверчиво воскликнул он.
— Я была в Бордо на службе у принцессы Уэльской. Лорд Гастингс похитил меня и заставил выполнить брачный контракт.
Наваррец разразился хохотом. Когда он поделился услышанным со своими соратниками, те тоже расхохотались.
— Вот это уже похоже на правду, — сказал он, перестав смеяться. — Я велю захватить ваш халат. Это было незабываемое зрелище: красный бархат, серый мех — и белый шелк. — Он ухмыльнулся.
Элинор залилась румянцем под его выразительным взглядом. Она не представляла, что ей готовит судьба, но не жалела, что покидает Монтджой.
— Хорошо, сэр Жан. Если мне нельзя вернуться в Бордо, я поеду с вашей женой в Кастилию.
— И поступите мудро. — Д'Акр подал ей руку, и они вместе покинули замок в это холодное зимнее утро.
Глава 11
Пэйн еще крепче обнял ее, гладя по волосам, и поцеловал в шею. Элинор напряглась и попыталась отстраниться.
— Спасибо, Пэйн, — поспешно сказала она. — Не знаю, что это на меня нашло. Наверное, мне передался ужас кобылы. — Поскольку он не собирался ее отпускать, Элинор уперлась ладонями ему в грудь.
— Элинор, милая, мне так жаль, — ласково произнес Пэйн, глядя в ее фиалковые глаза. — У Шебы злобный нрав. Вот почему я выпускаю ее только по ночам.
— Ее выпускают по ночам? — ахнула Элинор.
— А ты не знала? — Он ослабил объятия, и она отступила на шаг. — Шеба — отличный сторож: убьет любого чужака, который сунется во двор.
Элинор содрогнулась, представив себе, что могло случиться, если бы она попыталась бежать ночью. Подняв глаза на Пэйна, она ощутила холодок. В его золотистых глазах зажглись опасные огоньки. Видимо, он наконец отважился сделать шаг, которого она давно ждала.
— Хорошо, что у меня нет привычки гулять по ночам. Пэйн улыбнулся, обвив рукой ее талию.
— Да, жаль портить такую красоту, — согласился он и погладил ее по щеке, прежде чем она успела повернуться и быстро зашагать к замку.
Пэйн распорядился подать еду и вино. Расположившись у очага, они ждали, пока слуги накроют на стол. Пэйн молчал, мрачно наблюдая за Элинор, старательно избегавшей его взгляда.
Во время еды он не сделал попытки придвинуться ближе или как-то иначе ускорить события.
— Тебе неприятны мои прикосновения? — спросил он наконец.
Элинор застыла с куском хлеба в руке.
— Нет, я благодарна тебе за сочувствие, — искренне ответила она.
— Я хотел бы предложить тебе гораздо больше, чем сочувствие. Противоестественно, когда молодая красивая женщина живет как монахиня. Если тебе понадобится утешение… — Он многозначительно улыбнулся, поднеся кубок к губам.
Взгляды их встретились, и Элинор снова ощутила приступ страха.
— Позволь напомнить тебе, Пэйн, что я жена твоего отца.
— И ненавидишь его всей душой.
— Это не означает, что я готова упасть в твои объятия. Лицо Пэйна напряглось. Любезное, слегка насмешливое выражение исчезло, уступив место гневной гримасе. Пальцы крепче обхватили кубок.
— Будь на моем месте де Вер, ты не стала бы возражать. Элинор не нашла нужным отвечать на этот выпад. Поднявшись из-за стола, она стряхнула крошки с юбки.
— Я устала. Пойду лягу.
Овладев собой, Пэйн изобразил дружескую усмешку.
— Я велел Жоэтте приготовить тебе ванну. Ведь у тебя сегодня банный день.
Тот факт, что Пэйн постарался запомнить ее привычки, еще больше насторожил Элинор. Она готова была отказаться, но тут появилась служанка и объявила, что ванна готова.
— Проворная девица, — усмехнулся Пэйн, вставая. — Постараюсь представить себе то, в чем отказано глазам. Надеюсь, ты не станешь осуждать меня за это, дорогая Элинор… или я должен сказать «дорогая мачеха»?
В ушах у нее все еще звучал его смех, когда она поднималась по лестнице. Не в первый раз Элинор пожалела, что дверь в ее спальню не запирается, но сегодня она ощутила настоящую тревогу.
— Горячо? — поинтересовалась Жоэтта, употребив одно из немногих английских слов, которые знала.
Элинор погрузила руку в теплую воду, благоухавшую жасмином и гвоздичным маслом. Горячая ванна манила. В замке было так холодно, что даже у огня не удавалось по-настоящему согреться. Когда рукам было тепло, мерзли ноги, и наоборот.
Одобрительно кивнув, Элинор начала раздеваться.
— Ты знала, что эта пятнистая зверюга свободно разгуливает по ночам? — спросила она, забыв, что служанка не понимает английского.
Та улыбнулась и закивала, помогая госпоже войти в ванну.
Пока Элинор нежилась в горячей воде, Жоэтта вымыла ей голову, восхищаясь на своем языке ее длинными волосами. Затем насухо вытерла, энергично орудуя полотенцем, так что порозовевшая кожа засияла жемчужным блеском, и подала халат из красного бархата на беличьем меху. Элинор скользнула в широкие рукава, наслаждаясь ласковым прикосновением меха к обнаженному телу.
Когда хозяйка расположилась перед очагом, Жоэтта подала ей блюдо с печеньем и подогретым молоком, сдобренным вином и медом.
Рассеянно поглощая еду, Элинор прислушивалась к тоскливому завыванию ветра за стенами башни. Как всегда в такие минуты, ее мысли устремились к Джордану. Где он, как преодолел занесенные снегом перевалы? С ошеломляющей ясностью она услышала его голос, увидела насмешливый изгиб губ, ощутила мучительную сладость его поцелуев. Образы были настолько живыми, что сердце Элинор заныло. Она быстро встала и, смахнув слезы, подошла к окну.
Яркая луна посеребрила контуры замка. За внешними укреплениями тянулось открытое пространство, переходившее в заросли сосен и каштанов. Стоял легкий морозец, и на земле белели, мерцая искрами, островки инея. Ближе к деревьям можно было различить редкие фигуры путников. Дрожь волнения пробежала по спине Элинор. Что, если и ей воспользоваться преимуществами лунной ночи? Пэйн наверняка храпит, утопив свое разочарование в вине. Хватит ли у нее смелости путешествовать по горным тропам ночью? Главное, сможет ли она перехитрить зверя, сторожившего замок?
Дуновение холодного воздуха, скользнувшее по лодыжкам, заставило ее обернуться. Элинор издала удивленный возглас, увидев в дверях мужскую фигуру.
— Пэйн? Что тебе нужно?
— Я велел посадить Шебу на цепь этой ночью. Ты довольна?
— Да. Страшно даже подумать, что она бродит на свободе.
— Не хочешь ли прогуляться по двору?
— Нет. Я уже ложусь.
— Вот как? — Язык у него заплетался. Впервые после отъезда отца Пэйн напился.
Дрожь возбуждения пробрала Элинор. Наступил момент, которого она так долго ждала. В небе светит полная луна, а дикая кошка посажена на цепь. Вряд ли ей еще раз представится такой случай. Если только Пэйн не устраивает ей проверку. А вдруг он сообщил ей, что Шеба заперта, единственно для того, чтобы выманить из замка?
Пэйн прошел в комнату и притворил за собой дверь. Элинор напряженно замерла.
— Пэйн, я хотела бы поговорить с тобой о том, что произошло сегодня утром…
— А разве что-нибудь произошло? Я ничего не заметил.
— Перестань валять дурака! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. То, что я позволила обнять себя в конюшне, ничего не значит. Я нуждалась в утешении, а ты предложил его. Вот и все. Я по-прежнему остаюсь женой твоего отца.
— Проклятие! Неужели необходимо постоянно напоминать мне об этом гнусном факте? Ответь мне, добродетельная Элинор, помнила бы ты о своих обетах, если бы перед тобой стоял де Вер?
Молчание Элинор было достаточно красноречивым ответом.
— Я так и думал. Отец может сколько угодно обманываться насчет твоего любовника, но меня не проведешь.
— Ты ничего не знаешь, кроме сплетен, которые распространяют злые языки. А теперь прошу тебя, уже слишком поздно. Я хочу спать.
Пэйн потянулся к ее распущенным волосам:
— Боже, твои волосы похожи на золотую пряжу!
Погрузив пальцы в сверкающие локоны, он шагнул ближе, так что их тела соприкоснулись. Элинор уперлась ладонями в его грудь.
— Элинор, милая, — прошептал Пэйн, привлекая ее к себе. — Не бойся. В отличие от отца я умею ублажать женщин.
Он обнял ее. Запахи вина и гвоздики смешались в его дыхании, когда он прильнул к ее губам. Элинор сопротивлялась, но не так отчаянно, как следовало ожидать. Как ни странно, ей было приятно находиться в его объятиях. Горячая ванна, хмельной напиток и чувственный настрой, навеянный мыслями о Джордане, возбудили ее.
— Нет, Пэйн, пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась Элинор, когда он покрыл поцелуями ее шею.
Распахнув халат, он скользнул рукой в теплое гнездышко из беличьего меха и нашел ее грудь. Лишь когда его ладонь обхватила пышную округлость и он издал стон блаженства, Элинор опомнилась.
— Нет!
— Я так долго мечтал об этом, — прошептал Пэйн. — Ах, Элинор, я не ошибся в своих ожиданиях. Не притворяйся.
— Я не притворяюсь! — выкрикнула Элинор, колотя его кулаками по спине.
Пэйн засмеялся:
— Ты могла бы найти гораздо лучшее применение своим рукам.
Он схватил ее руку и прижал к выпуклости, натянувшей его рейтузы. Содрогнувшись от отвращения, Элинор ощутила мощный отклик его тела на ее вынужденную ласку.
— Я не хочу! Убирайся! Оставь меня в покое! — выкрикнула она, отдернув руку.
— Забудь о ложной скромности. Нет ничего постыдного в том, чтобы отдаться страсти, — заверил ее Пэйн, прижав спиной к холодной стене. Он расставил ноги, и Элинор ощутила прилив возбуждения. Предательство собственного тела ужаснуло ее.
— Я не испытываю к тебе страсти! — воскликнула она. — Независимо от того, замужем я за твоим отцом или нет. Неужели это так трудно понять?
Пэйн в изумлении отпрянул.
— Ты это серьезно?
— Я никогда не была более серьезной. Пэйн, ты слишком много выпил. Уходи. И забудем о том, что случилось.
— Забудем? Клянусь распятием, я был с тобой терпелив, как ни с одной женщиной. И ты предлагаешь мне обо всем забыть?
— Ладно, не забывай. Как пожелаешь. А теперь уходи. Его лицо приняло жесткое выражение, он часто и тяжело дышал.
— Проклятие, Элинор! Я был настолько глуп, что позволил себе увлечься тобой, хотя давно следовало раздвинуть тебе ноги и взять то, что мне причитается. Черт бы тебя побрал!
Он в ярости отшвырнул ее, и она стукнулась спиной о стену, порадовавшись про себя, что на ней меховой халат, смягчивший удар.
— В чем ты меня обвиняешь? Я никогда не поощряла тебя.
— Я этого и не говорил. Но я думал… Элинор, мой отец отвратителен, как запаршивевший пес, и тем не менее ты позволила ему…
— Позволила?! Пэйн, ты, видно, не в себе, если вообразил, что я могла помешать ему, тем более что слишком хорошо знаешь своего отца.
— Но со мной все будет… по-другому. — Его голос прервался от нахлынувших эмоций. — Я хочу любить тебя, Элинор.
— Я не люблю тебя, Пэйн. И никогда не полюблю.
— Сучка! Как ты смеешь так разговаривать со мной? — рявкнул он, уязвленный до глубины души, и схватил ее за плечи. — Так или иначе, но ты уступишь мне. Не хочешь по-хорошему — я добьюсь своего силой.
— Именно так и поступил твой отец.
Пэйн изменился в лице и отпрянул от нее.
Пошатываясь, он подошел к очагу и облокотился о каминную полку, уронив голову на руки. Затаив дыхание, Элинор наблюдала за ним. Когда он выпрямился, сердце ее упало. На лице Пэйна застыло хищное выражение, неизменно вселявшее в нее страх.
— Значит, ты не хочешь меня. И никогда не полюбишь. Верно, дорогая мачеха?
Элинор кивнула. Губы ее так дрожали, что она не могла вымолвить ни слова. Даже если ей удастся выскочить из комнаты, вряд ли кто-нибудь ей поможет. Слуги не посмеют защитить ее вопреки воле хозяина. И все же стоит попытаться. Не станет же он насиловать ее на виду у домочадцев?
В глазах Пэйна светилась неприкрытая похоть, губы были плотно сжаты. Галантный кавалер, пытавшийся очаровать ее, бесследно исчез. Элинор попятилась, придерживая у горла отвороты халата. Этот инстинктивный жест не остался незамеченным. С жестокой улыбкой Пэйн шагнул к ней и отвел ее руки, распахнув халат до пояса.
Элинор негодующе вскрикнула.
Он угрюмо разглядывал ее.
— Просто святотатство — позволить старому борову осквернить тебя, — прорычал он, срывая с нее халат. — Прости его. Господи. А заодно и меня за то, что я намерен сделать.
Элинор вскрикнула, ожидая насилия. Но, к ее изумлению, он ей не помешал, когда она бросилась к постели и спряталась за полог, чтобы хоть как-то прикрыть наготу.
— Спущусь вниз, чтобы убедиться, что нам не помешают. И возможно, выпью вина, дабы смыть кислый вкус твоего отказа, дорогая мачеха, — произнес он с издевательской ухмылкой, прежде чем распахнуть дверь. — Я не заставлю тебя ждать.
Дверь захлопнулась, и его шаги загрохотали вниз по лестнице. Элинор кинулась к стоявшему в углу дубовому сундучку, вытащила свою одежду и быстро набросила на себя, не удосужившись затянуть шнуровки. Затем закуталась в теплый плащ и приоткрыла дверь.
На лестнице гулял ледяной ветер. Дрожа от холода, Элинор выглянула наружу.
— Мадам!
Элинор вздрогнула. Несколькими ступеньками ниже стоял часовой, сверкая доспехами в свете факела, закрепленного у подножия лестницы.
Подавив стон отчаяния, Элинор отступила назад. Пэйн приставил к ней стража!
Вернувшись в комнату, она снова облачилась в теплый халат и, сев к очагу, предалась горьким размышлениям. Может, выбраться через окно? Она подняла взгляд на посеребренное лунным светом оконце, через которое мог протиснуться разве что ребенок.
Со двора донеслись крики — видимо, Пэйн давал нагоняй стражникам. Шум стоял такой, будто внизу развернулось настоящее сражение. Элинор зажала уши и прилегла на овечью шкуру у огня, завернувшись в халат. Время шло, Пэйн не появлялся, и у нее вспыхнула надежда, что он передумал или так напился, что не в состоянии подняться наверх. Постепенно она задремала.
Грохот распахнувшейся двери заставил ее вскочить на ноги.
На пороге стоял незнакомый мужчина. Залившись краской, Элинор поплотнее стянула на груди халат. Мысль, что простой воин застал ее в таком виде, была невыносима.
— Что вам нужно?
Мужчина прошел в комнату. Элинор возмущенно ахнула, но ее возмущение быстро сменилось страхом, когда он захлопнул дверь.
— Как вы смеете врываться в мою комнату?
— Вы жена лорда Гастингса? — поинтересовался он.
— Вам это отлично известно.
— Ошибаетесь.
— В любом случае вам здесь не место. Я не имею привычки приглашать в свою спальню посторонних.
— Жаль. — Мужчина усмехнулся: видимо, ее сердитая отповедь показалась ему забавной.
Элинор попятилась, встревоженная его самоуверенным видом.
— Где сэр Пэйн?
— Внизу. Отключился и, думаю, не скоро придет в себя, — небрежно сообщил он.
Страх Элинор усилился. Похоже, она оказалась во власти стражников.
— Не прикасайтесь ко мне, — предупредила она, оглядываясь по сторонам в поисках оружия, но не увидела ничего подходящего, кроме кувшина, оставленного служанкой.
— Ну нет, мадам, я завоевал вас в честном бою и не намерен отказываться от заслуженной награды.
Несколько озадаченная его странным заявлением, Элинор гневно сверкнула глазами.
— Не знаю, что вы там завоевали, но только не меня!
— А я-то думал, что сражение закончилось. Мужчина сгреб ее в охапку и привлек к себе. Хотя на нем были обычные доспехи, чувствовалось, что это не простой воин. Когда он склонил к ней гладко выбритое лицо, Элинор уловила исходивший от его одежды запах трав и цветов, а коричневый дублет, видневшийся из-под кольчуги, был бархатным.
— Кто вы? — выдохнула она.
— Один поцелуй — и я все скажу. Это не слишком большая плата.
Элинор плотно сжала губы.
— Не будьте такой упрямой. Вы слишком соблазнительны, чтобы изображать из себя недотрогу.
К ее ужасу и стыду, он запустил руку в вырез ее халата, одновременно завладев губами. Грудь Элинор вздымалась, глаза сверкали.
— Я требую, чтобы вы покинули мою комнату! — воскликнула она, вырываясь.
— Не выполнив условия сделки?
— Какой сделки?
— Я обещал назвать свое имя в обмен на поцелуй. А, учитывая, что вы великодушно позволили мне гораздо больше…
— Я вам ничего не позволяла! Вы сделали это насильно! Мужчина ухмыльнулся и слегка поклонился, признавая ее правоту.
— Ах, мадам, какой темперамент! Позвольте представиться: Жан д'Акр, наваррский рыцарь.
— Рыцарь? — недоверчиво переспросила Элинор. — А я думала… что вы…
— Простой воин? Будь я простым воином, вы бы не отделались одним поцелуем. Так что благодаря моему благородному происхождению вы спасены от участи более ужасной, чем смерть.
Элинор возмущенно фыркнула в ответ на его шутливую тираду. Рыцарь рассмеялся.
— Должен сообщить вам, что Монтджой теперь принадлежит мне по праву завоевания.
— Завоевания?
— Признаться, это было не сложно. Бездельники, которых нанял Гастингс, так напились, что забыли поднять мост. Впрочем, ваш высокородный муж должен мне гораздо больше, чем этот замок. И он заплатит за свои преступления.
— Я не имею никакого отношения к долгам лорда Гастингса!
— Именно поэтому я и обращаюсь с вами со всей учтивостью.
— По-вашему, это учтивость? Вы, кажется, не понимаете значения этого слова.
— Леди показывает коготки? Будьте осторожны, не играйте с огнем. Как можно обвинять меня в недостатке учтивости только потому, что я украл поцелуй и воздал должное вашим прелестям, которые вы так соблазнительно продемонстрировали, когда я вошел в комнату?
— Ничего я вам не демонстрировала! Вы застали меня врасплох.
Он небрежно пожал плечами, отметая ее возражения.
— Не испытывайте мое терпение, мадам. Я ведь могу забыть, что я рыцарь, а не простой воин, за которого вы меня приняли.
Угрожающие нотки в его голосе отрезвили Элинор.
— Что вы собираетесь делать со мной?
— Решайте сами. Ваш муж не был настолько великодушен. Его воины ограбили мой дом, изнасиловали наших женщин и сожгли поля. Было бы вполне справедливо отплатить ему той же монетой.
Элинор отвела взгляд от его сердитого лица, встревоженная напряжением, которое росло по мере того, как он перечислял причиненные ему убытки.
— Но, как я уже сказал, вы не отвечаете за гнусные деяния своего мужа, если вообще знали о них. Поэтому я не причиню вам вреда. Оденьтесь… Не беспокойтесь, я не стану смотреть, хотя мысль заманчивая. Когда я вернусь, будьте готовы.
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Темные силуэты, которые она видела из окна, были людьми д'Акра! А крики, топот и лязг металла — звуками сражения, когда они напали на замок. Как могла столь неприступная крепость, как Монтджой, так легко пасть?
Дрожащими руками Элинор собрала валявшуюся на полу одежду. Если так дальше пойдет, ее красота превратится в проклятие. Мужчины видят в ней лишь одно — желанный приз, который можно либо выиграть, либо украсть, в зависимости от их наклонностей.
Снизу доносились незнакомая речь, мужской смех и хихиканье женщин. Судя по всему, завоеватели пришлись по вкусу местным служанкам.
— Мадам? — раздался голос д'Акра. — Вы готовы? — Да.
Войдя в комнату, он скользнул по ней оценивающим взглядом.
— Однако вы соблазнительная штучка — даже в одежде. Не сочтите за дерзость, мадам, но я знаком с вашим мужем. Как получилось, что такой омерзительный старик…
— Моя семья обеднела, а он очень богат.
— Понятно. — Д'Акр сочувственно кивнул. — Примите мои соболезнования. Вы их заслуживаете. А что за молодец храпит у очага? Его сын?
— Да, сын и наследник, Пэйн.
— Что ж, когда он проснется, его ждет большой сюрприз. Жаль, что вы не увидите его физиономии.
— Куда вы меня повезете? — воскликнула Элинор, когда д'Акр схватил ее за руку и потащил за собой.
— В Наварру. Будете компаньонкой моей молодой жены. Она жаждет навестить свою родню в Бургосе.
— В Бургосе? Где это?
— В Кастилии, мадам. Я буду держать вас там до тех пор, пока ваш богатый муж не заплатит мне выкуп. Надеюсь, его хватит, чтобы возместить причиненные им убытки.
В главном зале толпились наваррские воины, угощаясь вином и едой из припасов замка. У очага храпел Пэйн, не подозревая о том, какая судьба постигла Монтджой.
— Скажите служанке, чтобы собрала ваши вещи, — напомнил д'Акр.
— Вся моя одежда на мне, кроме халата. Гастингс похитил меня.
Темные брови рыцаря удивленно приподнялись. В свете яркого пламени, пылавшего в очаге, Элинор увидела, что он намного моложе, чем ей показалось вначале, хотя превратности военной жизни уже наложили свой отпечаток на его черты.
— Вас похитили? — недоверчиво воскликнул он.
— Я была в Бордо на службе у принцессы Уэльской. Лорд Гастингс похитил меня и заставил выполнить брачный контракт.
Наваррец разразился хохотом. Когда он поделился услышанным со своими соратниками, те тоже расхохотались.
— Вот это уже похоже на правду, — сказал он, перестав смеяться. — Я велю захватить ваш халат. Это было незабываемое зрелище: красный бархат, серый мех — и белый шелк. — Он ухмыльнулся.
Элинор залилась румянцем под его выразительным взглядом. Она не представляла, что ей готовит судьба, но не жалела, что покидает Монтджой.
— Хорошо, сэр Жан. Если мне нельзя вернуться в Бордо, я поеду с вашей женой в Кастилию.
— И поступите мудро. — Д'Акр подал ей руку, и они вместе покинули замок в это холодное зимнее утро.
Глава 11
Колонна всадников, представлявшая собой авангард войска принца Уэльского, медленно взбиралась по крутому склону. Этот мучительный двадцатимильный подъем получил название ущелье Роланда в честь храброго рыцаря Карла Великого, некогда оборонявшего его от врагов.
Предполагалось, что к тому времени, когда возглавляемый Ланкастером авангард доберется до перевала, принц Уэльский начнет подъем во главе основных сил. Перевалив через Пиренеи, Ланкастер должен был направиться в Памплону, столицу Наварры, и дожидаться там подхода остальных частей.
Во второй половине дня повалил снег, в воздухе закружились пушистые хлопья, подгоняемые колючим ветром. Из белой круговерти, накрывшей колонну, то и дело раздавались вопли ужаса, когда кто-то из воинов срывался с заледеневшей тропы. Пригнувшись в седле, Джордан кутался в плащ, щурясь от слепившего глаза снега. Руки, ноги, лицо — все окоченело. Такого с ним еще не бывало. Тяжелые доспехи, превратившиеся в ледяной панцирь, слабо защищали от стужи.
Окрестные долины были окутаны густым туманом, а разыгравшаяся метель поглотила редкие ориентиры на местности. Видимость была настолько скверной, что любой шаг в сторону грозил неминуемой гибелью. Со всех сторон слышались испуганное ржание лошадей и встревоженные крики мужчин, когда кто-нибудь оказывался в опасной близости к краю тропы. Каждая пройденная миля давалась с таким трудом, что рыцари не переставали благодарить Господа онемевшими от холода губами.
Только теперь Джордан понял, почему гасконцы и испанцы так скептически относились к намеченному на февраль походу. Воины принца Уэльского, хотя и привычные к военным кампаниям, не имели ни опыта, ни экипировки, необходимых для перехода через горные перевалы в разгар зимы.
Время от времени из белесой мглы раздавался голос Ланкастера, подбадривавшего воинов.
Выбившись из сил, они падали прямо на обочине. Обмороженные руки и ноги стали обычным делом.
Измученный до предела, едва удерживаясь в седле, Джордан боролся со сном. Некоторые из его товарищей, поддавшись слабости, теперь лежали занесенные снегом на горных уступах и служили мрачным предостережением для остальных.
Джордан так отупел от холода и усталости, что не заметил, как они достигли вершины. Нарастающий шум вывел его из забытья. Выпрямившись в седле, Джордан вгляделся в серую пелену, щурясь от свирепого ветра, бросавшего в лицо колючие снежинки.
— Перевал! — воскликнул он хриплым голосом. — Перевал! Мы на вершине!
Следовавшие за ним воины подхватили радостное известие, и оно понеслось дальше, вливая бодрость в измученных мужчин. Плечи распрямлялись, лошади прядали ушами и ускоряли шаг, заражаясь воодушевлением людей.
В память об отважном Роланде, оборонявшем перевал от басков, было воздвигнуто аббатство. Выстроенное в готическом стиле здание включало гостиницу для паломников, где воины Ланкастера смогли отогреться и подкрепиться горячей пищей, о чем уже и не мечтали.
В Памнлоне им пришлось задержаться. В городе бесчинствовали наемники, вызывая гнев Карла Наваррского. Наконец, когда войска, включая арьергард, возглавляемый королем Майорки, воссоединились, поступил приказ выступать. Джордан с радостью встретил долгожданное известие. Его воины проявляли нетерпение, ввязываясь в мелочные ссоры и драки, а драгоценные припасы таяли с пугающей быстротой.
Обернувшись на зов Ральфа д'Обри, приглашавшего разделить с ним бочонок доброго вина, Джордан зашагал к громадному костру, вокруг которого собралась шумная компания.
— Садись, — предложил Ральф, подвинувшись. — Как можно хандрить, когда вокруг столько дармовой еды и вина?
В морозном воздухе стоял восхитительный аромат жареной баранины. Повар-наваррец приготовил жаркое по домашнему рецепту, со специями, и мужчины жадно ели, накалывая обжигающие куски на кончики кинжалов.
— Кто угощает? — поинтересовался Джордан, набивая рот сочным мясом, пропитанным запахами тимьяна и розмарина.
Рассмеявшись, Ральф утер тыльной стороной ладони стекавший по отросшей бородке жир.
— Гастингс. Ешь, дружище, не стесняйся.
Джордан напрягся при упоминании человека, с которым отец Элинор заключил устное соглашение, пообещав отдать ему в жены дочь.
— А где же наш щедрый хозяин? — поинтересовался он небрежным тоном. — Хотелось бы поблагодарить его за угощение.
Ральф указал ножом на закутанного в одеяла мужчину, сидевшего по ту сторону костра:
— Да вот он.
Несмотря на сумерки, было еще достаточно светло, чтобы рассмотреть грузную фигуру, грубые черты и жидкие космы, падавшие на черную повязку на глазу. Типичный старый вояка из тех, что любят прихвастнуть былыми подвигами у лагерного костра. При мысли, что прекрасная Элинор обещана этому старику, Джордану стало не по себе.
Предполагалось, что к тому времени, когда возглавляемый Ланкастером авангард доберется до перевала, принц Уэльский начнет подъем во главе основных сил. Перевалив через Пиренеи, Ланкастер должен был направиться в Памплону, столицу Наварры, и дожидаться там подхода остальных частей.
Во второй половине дня повалил снег, в воздухе закружились пушистые хлопья, подгоняемые колючим ветром. Из белой круговерти, накрывшей колонну, то и дело раздавались вопли ужаса, когда кто-то из воинов срывался с заледеневшей тропы. Пригнувшись в седле, Джордан кутался в плащ, щурясь от слепившего глаза снега. Руки, ноги, лицо — все окоченело. Такого с ним еще не бывало. Тяжелые доспехи, превратившиеся в ледяной панцирь, слабо защищали от стужи.
Окрестные долины были окутаны густым туманом, а разыгравшаяся метель поглотила редкие ориентиры на местности. Видимость была настолько скверной, что любой шаг в сторону грозил неминуемой гибелью. Со всех сторон слышались испуганное ржание лошадей и встревоженные крики мужчин, когда кто-нибудь оказывался в опасной близости к краю тропы. Каждая пройденная миля давалась с таким трудом, что рыцари не переставали благодарить Господа онемевшими от холода губами.
Только теперь Джордан понял, почему гасконцы и испанцы так скептически относились к намеченному на февраль походу. Воины принца Уэльского, хотя и привычные к военным кампаниям, не имели ни опыта, ни экипировки, необходимых для перехода через горные перевалы в разгар зимы.
Время от времени из белесой мглы раздавался голос Ланкастера, подбадривавшего воинов.
Выбившись из сил, они падали прямо на обочине. Обмороженные руки и ноги стали обычным делом.
Измученный до предела, едва удерживаясь в седле, Джордан боролся со сном. Некоторые из его товарищей, поддавшись слабости, теперь лежали занесенные снегом на горных уступах и служили мрачным предостережением для остальных.
Джордан так отупел от холода и усталости, что не заметил, как они достигли вершины. Нарастающий шум вывел его из забытья. Выпрямившись в седле, Джордан вгляделся в серую пелену, щурясь от свирепого ветра, бросавшего в лицо колючие снежинки.
— Перевал! — воскликнул он хриплым голосом. — Перевал! Мы на вершине!
Следовавшие за ним воины подхватили радостное известие, и оно понеслось дальше, вливая бодрость в измученных мужчин. Плечи распрямлялись, лошади прядали ушами и ускоряли шаг, заражаясь воодушевлением людей.
В память об отважном Роланде, оборонявшем перевал от басков, было воздвигнуто аббатство. Выстроенное в готическом стиле здание включало гостиницу для паломников, где воины Ланкастера смогли отогреться и подкрепиться горячей пищей, о чем уже и не мечтали.
В Памнлоне им пришлось задержаться. В городе бесчинствовали наемники, вызывая гнев Карла Наваррского. Наконец, когда войска, включая арьергард, возглавляемый королем Майорки, воссоединились, поступил приказ выступать. Джордан с радостью встретил долгожданное известие. Его воины проявляли нетерпение, ввязываясь в мелочные ссоры и драки, а драгоценные припасы таяли с пугающей быстротой.
Обернувшись на зов Ральфа д'Обри, приглашавшего разделить с ним бочонок доброго вина, Джордан зашагал к громадному костру, вокруг которого собралась шумная компания.
— Садись, — предложил Ральф, подвинувшись. — Как можно хандрить, когда вокруг столько дармовой еды и вина?
В морозном воздухе стоял восхитительный аромат жареной баранины. Повар-наваррец приготовил жаркое по домашнему рецепту, со специями, и мужчины жадно ели, накалывая обжигающие куски на кончики кинжалов.
— Кто угощает? — поинтересовался Джордан, набивая рот сочным мясом, пропитанным запахами тимьяна и розмарина.
Рассмеявшись, Ральф утер тыльной стороной ладони стекавший по отросшей бородке жир.
— Гастингс. Ешь, дружище, не стесняйся.
Джордан напрягся при упоминании человека, с которым отец Элинор заключил устное соглашение, пообещав отдать ему в жены дочь.
— А где же наш щедрый хозяин? — поинтересовался он небрежным тоном. — Хотелось бы поблагодарить его за угощение.
Ральф указал ножом на закутанного в одеяла мужчину, сидевшего по ту сторону костра:
— Да вот он.
Несмотря на сумерки, было еще достаточно светло, чтобы рассмотреть грузную фигуру, грубые черты и жидкие космы, падавшие на черную повязку на глазу. Типичный старый вояка из тех, что любят прихвастнуть былыми подвигами у лагерного костра. При мысли, что прекрасная Элинор обещана этому старику, Джордану стало не по себе.