Филлипс Сьюзен Элизабет. Леди, будьте паинькой

   Он искоса зыркнул на леди Эмму с ее кудряшками цвета жженого сахара, кукольными щечками, аляповатыми розочками и трясущимися вишенками. Всю свою взрослую жизнь он манипулировал женщинами и никогда не давал им забыть, где их истинное место.
   В кровати. Прямо под ним.

Глава 2

   — Это не отель!
   По дороге Эмма незаметно задремала, но уже успела прийти в себя и, взглянув в окошко «кадиллака», увидела, что они въехали в окруженный забором двор, по всей территории которого были рассеяны строения.
   Эмма вовсе не собиралась спать, тем более что давно ждала встречи с Техасом, но Кенни упорно игнорировал ее вежливые намеки на головокружительную скорость, с которой машина мчалась по шоссе, так что пришлось от страха прикрыть глаза. Об остальном позаботился организм, измученный разницей часовых поясов.
   У себя дома она предпочитала ходить пешком или ездить на велосипеде, к восторгу учениц. Но ей исполнилось всего десять, когда она попала в ужасную автомобильную катастрофу, лишившую ее отца. Хотя сама девочка отделалась всего-навсего переломом руки, с тех пор в машинах ей становилось не по себе. Она стыдилась своей автофобии и ненавидела всякие проявления слабости в себе.
   — Поскольку вы хотите побольше сэкономить, — пояснил Кенни, — я подумал, что лучше остановиться здесь.
   Эмма оглядела дорогие на вид домики, которые американцы именовали коттеджами. Все оштукатурены, с зелеными черепичными крышами. И везде цветы, а с невысоких оград, отделяющих одно здание от другого, свисают гроздья бугенвиллеи.
   — Но это похоже на частное владение, — запротестовала она, когда Кенни свернул на подъездную аллею.
   — Да, и принадлежит моему приятелю, — пояснил он, нажатием кнопки открыв ворота гаража. — Сейчас его нет в городе. Можете занять соседнюю с моей комнату.
   — С вашей? Вы тоже здесь живете?
   — Разве я только что не сказал?
   — Но…
   — Не хотите бесплатное жилье — не нужно. По мне так все равно. — Он развернул машину. — Правда, вам не пришлось бы тратить сотню баксов в день, но если вам все равно, немедленно везу вас в отель.
   Кенни включил зажигание.
   — Нет! Я не знаю… то есть не уверена…
   Кенни остановил «кадиллак», успев лишь наполовину выбраться из гаража, и уставился на Эмму.
   Она не привыкла к колебаниям, особенно когда сама не понимала, по какой причине возражает. Что ей до того, живет он здесь или нет? Разве она не отправилась в это путешествие с твердым намерением потерять свое доброе имя?
   При мысли об этом в животе похолодело, но она приняла решение и не опозорит имя школы своей трусостью.
   — Ну как, согласны?
   — Да. Уверена, что это наилучший выход.
   Кенни снова въехал в гараж.
   — Во дворике стоит большая ванна с подогревом.
   — Ванна с подогре…
   — А что, в Англии таких не бывает?
   — Бывают, конечно, но…
   Кенни заглушил мотор и вышел. Эмма последовала за ним.
   В дальнем конце гаража высилась груда коробок и было устроено нечто вроде винного погреба. Эмма, во всяком случае, увидела штабеля покрытых пылью бутылок.
   Кенни направился к двери, ведущей в дом, но Эмма поспешно напомнила:
   — Мистер Тревелер, я…
   Он повернулся.
   — Я хотела сказать — мои чемоданы…
   Кенни, испустил усталый вздох человека, чье терпение подвергается тяжелым испытаниям, но все же открыл багажник и заглянул внутрь.
   — Знаете, человеку с больной спиной ужасно вредно таскать такие тяжести.
   — У вас болит спина?
   — Пока нет. Подчеркиваю, пока.
   Эмма едва скрыла улыбку. Он просто невыносим, но довольно забавен. И чтобы проучить его, она гордо промаршировала к багажнику и собственноручно вытащила чемоданы.
   — Я сама их понесу.
   Но неотесанный олух, вместо того чтобы устыдиться, довольно ухмыльнулся:
   — Я придержу дверь.
   Раздраженно морщась, Эмма втащила вещи в дом.
   Они оказались в маленькой кухоньке с зеленоватым кафельным полом, отделанными мрамором кухонными столами и посудными полками с рифлеными стеклянными дверцами. Заходящее солнце, проникавшее сквозь световой люк, освещало внушительный набор кухонной техники.
   — Прелестно! — искренне восхитилась Эмма и, поставив чемоданы, прошла в гостиную, обставленную мебелью белых, голубых и различных оттенков зеленого цветов. Какие-то растения с огромными листьями росли у стеклянной двери, открывавшейся прямо в небольшой внутренний дворик, окруженный деревянным заборчиком. У дальней стены стояла просторная восьмиугольная ванна.
   Кенни швырнул шляпу на стул, бросил ключи на бронзово-стеклянную этажерку и нажал кнопку изящного автоответчика. Комнату наполнили звуки женского голоса с протяжным техасским выговором:
   — Кенни, это я, Тори. Позвони, как только вернешься, сукин сын, иначе, клянусь Богом, я свяжусь с антихристом и наябедничаю, что ты гоняешься за несовершеннолетними католичками. Кстати, у меня остались твои пинги, в том числе и Большая Берта, та, с которой ты выиграл «Колониел». Я не шучу, Кенни. И переломаю их в щепки, все до единой, если не объявишься сегодня к трем.
   Кенни широко зевнул. Эмма украдкой бросила взгляд на элегантные часы, красующиеся на этажерке. Ровно четыре.
   — Похоже, она сильно рассержена.
   — Тори? Нет, просто такая манера говорить.
   — Это ваша жена? — не сдержала любопытства Эмма.
   — Я никогда не был женат.
   — Вот как, — выжидающе обронила она. Кенни рухнул на диван с таким видом, словно пробежал марафонскую дистанцию. — Значит, это ваша невеста? Или подружка? — против воли выпалила Эмма, окончательно заинтригованная великолепным лентяем.
   — Моя сестра. К несчастью.
   — Я не совсем поняла, что она имела в виду. Большая Берта? Пинки?
   — Пинги. Клабы для гольфа. Ну, клюшки такие.
   — А, значит, вы играете в гольф! Этим объясняется ваше знакомство с Франческой! Некоторые наши преподаватели тоже увлекаются гольфом.
   — Неужели?
   — А я катаюсь на велосипеде, чтобы поддерживать форму.
   — Угу.
   — Я большая поклонница ежедневных физических упражнений.
   — А я преданный поклонник пива. Хотите бутылочку?
   — Нет, спасибо. Я… — Эмма вовремя осеклась. — Собственно говоря, я обожаю пиво.
   — Прекрасно, — кивнул Кенни, поднимаясь. — Можете занять спальню в конце коридора наверху. Буду ждать у ванны с парочкой холодненьких, как только разденетесь.
   И прежде чем она успела ответить, Кенни исчез. Эмма нахмурилась. Для человека, передвигавшегося медленнее черепахи, у него просто изумительная реакция.
 
   Кенни развалился в ванне, стоявшей в тени маленького внутреннего дворика. Последняя модель и, несмотря на скромное название, снабжена системой охлаждения, позволяющей сохранять приятную прохладу воды жарким техасским летом. Но к вечеру, когда солнце пекло не так сильно, приятно полежать в тепле.
   Он велел установить ванну сразу после того, как купил это местечко. Вообще-то ему принадлежали три участка, включая ранчо в окрестностях Уайнета, штат Техас, и пляжный домик на Хилтон-Хед, хотя его, к сожалению, придется продать, чтобы выпутаться из неприятностей с законом и финансовых трудностей, в которые вверг Кенни бывший менеджер Ховард Слаттери по прозвищу Слезоид.
   Кенни услышал звонок телефона, но предпочел проигнорировать его, в полной уверенности, что снова звонит Тори, и, прислонившись коленом к крану, стал размышлять о том, как получилось, что Эмма не знает, кто он. Вероятно, этот факт должен был ранить его самолюбие, но Кенни тихо радовался, что оказался в обществе человека, который не станет перебирать осточертевшие подробности скандала.
   Дверь распахнулась, и на крыльце появилась леди Эмма. Кенни восхищенно тряхнул головой. Больше всего она напоминала закутанное с головы до пят привидение: еще одна соломенная шляпа, темные очки, прозрачный розовый халатик, усеянный белыми цветами. Очевидно, она обожает подобные расцветки.
   Кенни отхлебнул пива и небрежно махнул бутылкой в ее сторону:
   — Надеюсь, под этим у вас ничего нет?
   Золотисто-карие глаза засверкали всеми оттенками изумления.
   — Разумеется, есть!
   — У моего дружка твердое правило — не садиться в ванну одетым.
   В ее глазах блеснули веселые искорки.
   — Но вашему другу совсем не обязательно знать об этом, не так ли? — Тут ее пальцы, возившиеся с поясом халата, застыли. — Значит, вы совсем голый?
   Кенни сделал еще глоток и с невинным видом уставился на нее.
   — Видите ли, это одна из таких вещей, по поводу которых американки не задают расспросов. Это само собой разумеется.
   Эмма поколебалась, но все же развязала пояс, и передернув плечами, сбросила халатик.
   Кенни задохнулся, ощутив, как прямо здесь, в бурлящей воде, одна весьма непослушная часть его тела зашевелилась и встала по стойке «смирно».
   И дело оказалось совсем не в ее купальном костюме, кстати говоря, очень скромном, закрытом, с узором из переплетающихся стеблей ириса. А вот фигура, которую он обтягивал… Да, эта леди вряд ли бежит после ужина в туалет, чтобы сунуть два пальца в глотку, как некоторые его приятельницы! У леди Эммы тело настоящей женщины, с изящными изгибами бедер и восхитительной грудью. Любому мужчине, оказавшемуся с ней в постели, не придется проверять, все ли на месте. А кожа! Безупречная, молочно-белая и, должно быть, нежная на ощупь. Ноги, правда, не слишком длинны, зато стройные и чисто выбритые. Кенни облегченно вздохнул, увидев это: ведь с иностранками ни в чем нельзя быть уверенным. Вспомнить хотя бы встречу со знаменитой французской кинозвездой. Бр-р-р! Вот был неприятный сюрпризец!
   Но несмотря на округлости во всех нужных местечках, леди Эмму никак не назовешь полной! И хотя спортом эта дама не занималась, она была подтянутой и стройной. Должно быть, велосипед и вправду штука неплохая.
   Она тронула губы помадой, нежно-розовой, а не шлюшно-красной, что тоже неплохо, поскольку алого цвета он попросту не вынес бы и наверняка потерял бы над собой контроль. Ну что за насмешка природы! Вложить в такое тело душу вояки, обожающего дисциплину! Должно быть, Всемогущий решил посмеяться.
   Кенни поднял бутылку пива, предназначенную для Эммы, весьма слабо веря в то, что она способна его выпить… и протянул ей. Она шагнула к нему с таким видом, что раздражение Кенни вспыхнуло с новой силой. У дамы такой вид, словно она собралась освобождать Китай от коммунистов, а не расслабляться в джакузи. Да, эта женщина понятия не имеет, что такое настоящий отдых.
   Она опустилась в воду как можно дальше от него, так что над поверхностью воды виднелись лишь плечи, пересеченные белыми лямками.
   — Мы в тени, — напомнил он, — так что вполне можете снять шляпу, если только вас не смущает… сами знаете что.
   — Что именно?
   Кенни заговорщически понизил голос:
   — Ваша лысина.
   — Какая еще лысина?!
   — Лысина — это вовсе не то, чего стоит стыдиться, леди Эмма, — с деланным сочувствием сообщил Кенни, — хотя, должен признать, ее привычнее видеть у мужчин.
   — Но я вовсе не лысая! Как вы могли подумать такое?
   — Но я почти не видел вас без шляпы! Она словно приросла к вашей головке, так что естественно предположить, будто…
   — Мне просто нравятся шляпы.
   — Полагаю, они истинные друзья людей с поредевшими волосами.
   — Мои волосы… — Эмма негодующе закатила глаза и сбросила шляпу. — У вас своеобразное чувство юмора, мистер Тревелер.
   Но он уже не слушал и, глядя на пушистую корону кудряшек, моментально забыл, какая зануда их владелица. Правда, долго предаваться созерцанию ему не удалось.
   — Нам нужно обсудить завтрашний распорядок дня, — деловито объявила Эмма.
   — Не стоит. Кстати, вы собираетесь пить пиво или просто подержите бутылку? И меня зовут Кенни. Всякое иное обращение заставляет ощущать себя школьным учителем, не во гнев будь сказано.
   — Ладно, Кенни. И прошу вас, зовите меня Эмма. Я никогда не пользуюсь своим титулом, он, что называется, почетный.
   Она поднесла горлышко к губам и, двумя глотками осушив бутылку наполовину, как ни в чем не бывало поставила ее на бортик ванны.
   — Не понимаю, почему вы не пользуетесь титулом, — удивился Кенни. — По-моему, это единственная хорошая традиция, что есть у британцев.
   — Ну, не так уж мы плохи, — улыбнулась Эмма.
   — Кстати, как вы его получили?
   — Мой отец был пятым графом Вудборном.
   — А я думал, — немного поразмыслив, протянул Кенни, — что дочери графа… простите, если лезу не в свои деkа… и члену королевской семьи можно не считать каждый шиллинг.
   — Но я вовсе не член королевской семьи, и к тому же большая часть английских аристократов живет довольно скромно. Мои родители не исключение. Оба были антропологами.
   — Были?
   — Отец погиб, когда я была ребенком. А едва мне исполнилось восемнадцать, как мама умерла на раскопках в Непале. Видите ли, она была по-настоящему счастлива, лишь когда ближайший телефон находился в сотне миль от нее, так что не было никакой возможности получить медицинскую помощь, когда ее аппендикс лопнул.
   — Должно быть, вы воспитывались в глуши.
   — Нет, я выросла в школе Святой Гертруды. Мама оставила меня там, чтобы работать без помех.
   В голосе леди Эммы не слышалось ни капли горечи, но Кенни просто не мог думать хорошо о женщине, бросившей свое дитя, чтобы шататься по всему свету. С другой стороны, если бы его мамаша больше уделяла внимания окружающим, чем сыну, насколько счастливее было бы его детство!
   Подойди, поцелуй мамочку, котеночек! Мой красавчик! Мама любит тебя больше всего на свете. Никогда не забывай это!
   — У вас есть братья и сестры?
   — Никого.
   Она опустилась в воду еще глубже.
   — Мне не терпится начать работать, и, кроме того, неплохо бы посмотреть окрестности; но прежде всего необходимо заехать в магазин и купить кое-что из одежды. Кстати, не знаете, где тут салон татуировки?
   Кенни поперхнулся. Пенистая струя ударила ему в нос.
   — Ч-чего?!
   Эмма подняла очки и пресерьезно объяснила:
   — Сначала я хотела наколоть анютины глазки. Но цвет… видите ли, боюсь, это будет похоже на синяк. А те цветы, что я люблю больше всего: маки, ипомеи, подсолнухи, — слишком велики. Роза тоже неплохо, но уж очень тривиально, не находите? — Она снова сдвинула очки на переносицу. — Обычно я редко сомневаюсь, но на этот раз никак не могу решить. Не посоветуете что-нибудь?
   Кенни впервые в жизни лишился дара речи, и это настолько потрясло его, что он ушел под воду и оставался там некоторое время, дабы прийти в себя. Но это ему не удалось. Она тут же принялась дубасить его по голове, и это еще больше разозлило его. Он поспешно вынырнул и вызверился на нее:
   — Я правильно понял? Желаете сделать татуировку?
   У нее хватило наглости улыбнуться!
   — Я не знала, что в Штатах существует столь ярко выраженный языковой барьер. Кстати, когда вам в следующий раз вздумается сунуть голову под воду, предупреждайте. Я уж было испугалась, что вы тонете.
   Он отчетливо почувствовал, как повышается кровяное давление и его вот-вот хватит удар.
   — Какой, к черту, языковой барьер? Просто таким, как вы, не к лицу иметь наколки!
   Впервые с момента их встречи Эмма оцепенела. Прошло не меньше минуты, прежде чем из пузырьков показалась ее рука и медленно стянула очки. Она положила их на бортик, рядом с бутылкой, и подняла на него вопрошающие глаза.
   — Что, собственно говоря, вы имеете в виду? Такие, как я? Какие именно?
   Он явно умудрился вывести ее из себя, но, хоть убей, не понимал чем.
   — Ну… респектабельные… консервативные, что ли…
   Эмма величественно поднялась, и по выражению ее лица Кенни сообразил, что, будь он ребенком, его сейчас послали бы к директору школы, как провинившегося озорника. Тем более что идти было недалеко.
   — Должна признаться, мистер Тревелер, что определение «консервативный» ни в малейшей мере мне не подходит!
   Он засмеялся было, но тут же смолк, отвлекшись созерцанием упругих белых бедер, по которым струйками стекала вода.
   — Не хотите ли сказать… — выдавил он.
   — Именно! Репутация у меня крайне шаткая, если не больше! Неужели еще не поняли? Посмотрите на меня! Валяться в ванне с человеком, которого знаешь всего несколько часов!
   — Но вы же не голая, — резонно возразил он. Эмма порозовела, и не успел Кенни оглянуться, как она уселась и принялась дергать за лямки. Прямо на его глазах, утопая в кипящих пузырьках, она стянула купальник и размахнулась. Мокрая ткань с мягким шлепком приземлилась на брусчатке.
   — Вот вам! И чтобы я не слышала слова «консервативный»!
   Кенни ухмыльнулся. Черт возьми, да это оказалось проще простого! Легче, чем отнять у ребенка конфету!
   Эмма, со своей стороны, видя, как белые зубы ярко блеснули на загорелом лице, тяжело вздохнула. Опять она влипла! О ее вспыльчивости ходили легенды, но она всю жизнь старалась держать себя в руках, и подобные взрывы случались крайне редко.
   Она поспешно схватила бутылку и сделала огромный глоток, пытаясь скрыть смущение, но сознание того, что она лежит голая в одной ванне с мужчиной, отнюдь не облегчало задачу. Она привыкла справляться с задиристыми ученицами, безрассудно любящими родителями, капризными спонсорами и перегруженным работой штатом преподавателей. Как могла она так легко поддаться на провокацию?
   Пытаясь вновь обрести достоинство, Эмма ощутила ласку воды на коже. Ядовитая змея чувственности вновь подняла изящную головку. Свирепо скрутив ее, Эмма вновь поставила бутылку и бросила резче, чем намеревалась:
   — Теперь, когда мы все выяснили, может, к завтрашнему дню узнаете адрес ближайшего салона?
   Кенни разглядывал ее с туповатым видом деревенского недоумка. Однако физически он прекрасно развит. Солнечные зайчики играли на широченных плечах. Теперь, когда он избавился от стетсона, стало заметно, что волосы у него темные как смоль и вьются, как у падшего ангела. Если бы скульптор эпохи Возрождения задался целью высечь техасского ковбоя на фризе собора, лучшей модели, чем Кенни Тревелер, просто не сыскать!
   — Поисковые работы не входят в перечень услуг. Готовы платить сверхурочные?
   — Каких услуг?
   — Моих, разумеется. Пятидесяти долларов недостаточно.
   — Вы относите выяснение адреса тату-салона к поисковым работам?
   — Совершенно верно, мэм.
   Этого следовало ожидать. Слишком уж выгодны были его условия, чтобы оказаться правдой, подумала Эмма.
   — А что входит в перечень ваших услуг?
   — В основном вождение. Кроме того, я не делаю причесок и маникюра.
   — Я и не просила…
   — А вот массаж — дело другое. Но разумеется, вы уже это поняли.
   — Мас…
   — Переноска чемоданов — раз в день. Все, что сверх, будет стоить вам лишней тонны баксов. Обязанности гида входят в ежедневную плату. Но если придется переводить с испанского, надо добавить. За секс — еще пятьдесят гринов. Вас устраивает?
   Эмма ошарашенно пялилась на него, гадая, уж не попала ли ей в уши вода.
   Но Кенни покачал головой:
   — Нет, вы правы. Сейчас не сезон, так что придется сделать скидку. Тридцатка за секс, и ни центом меньше, но это, как понимаете, за целую ночь, а не за раз. Стесненный в средствах турист, вроде вас, должен знать, что за такую цену ничего подобного не найти.
   Язык Эммы наконец обрел способность повиноваться.
   — Секс?
   — Подумайте: целая ночь — и всего за тридцать долларов. — Он подался вперед, положив локти на бортик. — Недавно я задумался, насколько несправедлива судьба. Женщина может потребовать сотни долларов за ночь, а мужчина… черт, это настоящая дискриминация — вот что это такое. Клянусь, я уже совсем собрался подать жалобу в КРВ^[3]!
   Эмма никак не могла оторвать от него взгляда, одновременно брезгливого и зачарованного.
   — Женщины платят, чтобы переспать с вами?
   Он вытаращился на нее так, словно имел дело с кретинкой.
   — Вы наняли эскорт-сервис.
   — А я думала — водителя.
   — И гида. И эскорт. Это одно и то же. Разве Франческа ничего не объяснила насчет водителей и эскорт-сервиса?
   — Кажется, нет, — пролепетала она.
   — Придется поговорить с ней, — возмутился Кенни. — Ей следовало принять в расчет, что вы не знаете здешних обычаев. Теперь я попал в неловкое положение. Терпеть не могу обсуждать гонорар с клиентами. Куда приятнее толковать об удовольствии!
   Тон, которым он протянул последнее слово… так, словно перекатывал во рту сладкую шоколадку, послал по ее спине озноб. И неожиданно в голове закружился целый водоворот беспорядочных мыслей. Секс за деньги? Разве это не лучшее решение всех ее проблем?
   Горло сдавило. Нет. Немыслимо. Невозможно.
   Но почему?
   Почему бы и нет? У нее всего две недели, чтобы выпутаться из паутины, которой этот мерзавец Хью Холройд опутал не только ее, но и школу, а такая эскапада куда скандальнее любой татуировки!
   Интересно, уж не по этой ли причине Франческа порекомендовала в качестве гида именно Тревелера? Правда, она ничего не ведала о планах Холройда, но знала кое-что другое, не менее важное: как сильно Эмма стыдится своего ничтожного опыта в общении с мужчинами.
   Как-то раз, несколько месяцев назад, они мирно пили чай в коттедже Эммы на территории школы, и откровения Франчески касательно своего весьма непростого и мучительного вхождения в зрелость побудили Эмму открыть подруге некоторые детали своего прошлого. Франческа уже успела понять, как сильно Эмма любила школу, единственный дом, который у нее когда-либо был. Девочка росла в чисто женском мирке, и это определило ее дальнейшие отношения с мужчинами. Даже когда она поступила в университет, положение не слишком изменилось. После смерти матери она осталась без единого пенни и была вынуждена трудиться с утра до ночи. Занятия и работа не оставляли времени на развлечения, а мужчины, которых она находила интересными, шарахались от той, кого считали занудой и синим чулком. Похоже, им нравились более женственные особы, менее склонные командовать и давать указания.
   Эмма достаточно ясно сознавала, что было бы куда разумнее после окончания университета найти место преподавателя в Лондоне, но «Святая Гертруда» была единственным дорогим ей местом, и ее как магнитом тянуло назад. К сожалению, выбор потенциальных женихов в маленьком городишке Лоуэр-Тилби был весьма ограничен, и, кроме того, как выяснилось позже, Эмма обладала не совсем приятным свойством возбуждать в мужчинах скорее уважение, чем страсть.
   Постепенно она начала свыкаться с мыслью об одиноком существовании, когда место преподавателя истории, освободившееся после назначения ее директрисой, занял Джереми Фокc. Не прошло и нескольких месяцев, как она влюбилась в него по уши. Джереми оказался человеком добрым и по-своему привлекательным — этакий рассеянный ученый, — а это всегда ей импонировало. Беда в том, что он являлся также ее подчиненным, но у них было столько общего, что дружба завязалась довольно быстро.
   И Эмма позволяла себе довольствоваться этим… до того несчастного серого ноябрьского денька, который провела, баюкая шестилетнюю малышку, свернувшуюся клубочком у нее на коленях. Мерзкая погода вместе с мыслями о надвигающемся тридцатилетии и невыразимо сладким запахом детской кожи затуманили ее здравый смысл и поставили в ужасное положение. Она совершила роковую ошибку, поднявшись в комнату Джереми и признавшись, что ее чувства не имеют ничего общего с дружескими.
   Одного-единственного взгляда на его потрясенное лицо оказалось достаточно, чтобы осознать горькую истину. Он был невероятно участлив, но без обиняков дал понять, что относится к ней как к хорошей приятельнице, но не больше.
   — Ты такая сильная, Эмма! Настоящий лидер! И всегда будешь ведущей.
   У нее хватило ума сообразить, что это отнюдь не комплимент, а некоторое время спустя пришлось вымученно улыбаться на свадьбе Джереми с молоденькой продавщицей, не способной отличить Хартию вольностей от Линии Мажино.
   Эмма припомнила, с каким сочувствием восприняла Франческа ее исповедь.
   — Так, значит, ты еще девушка, — коротко бросила она, сокрушенно покачав головой. Эмма вспыхнула от стыда.
   — Ну… я, конечно, встречалась с мужчинами… и несколько раз… о, что тут скрывать! Да. Так и есть. Какой позор, верно?
   — Вовсе нет. Ты просто слишком разборчива.
   Но несмотря на утешения, Эмма чувствовала себя кем-то вроде ярмарочного урода. Однако до сих пор ей в голову не приходило покупать мужчин. Ах, если бы не Хью Холройд, герцог Беддингтон! Кто бы мог подумать, что решение настолько простое? Простое? Или невыносимо сложное?
   Нет, необходимо узнать побольше.
   — Ваши сексуальные услуги… — Она неловко откашлялась. — Что они включают?
   Пивная бутылка замерла на полпути ко рту Кенни, а легкая улыбочка, игравшая на губах, мигом поблекла. Он долго глазел на нее, потом открыл было рот, очевидно, желая высказаться. Но тут же закрыл. Снова открыл. Хлебнул пивка.
   Эмма пристально наблюдала за ним. Она почти читала мысли этого жеребчика. Воображает, будто она такая замшелая старая дева, что не позволит себе ничего лишнего. Наверное, пожалел, что так быстро снизил цену.