- Мне особенно везло в рулетку с тех пор, как я встретил тебя, малыш. Полагаю, ты можешь позволить себе небольшое путешествие по магазину.
   - Но магазин закрыт! Я не вижу продавцов.
   - Тем лучше.
   Клоуи требовала объяснений, но он мало что сказал сверх того, что заключил частное - она была уверена, совершенно незаконное, - соглашение с несколькими новыми и не столь щепетильными служащими "Харродз".
   - Но где же люди, которые работают здесь ночью? Уборщицы? Ночная охрана?
   - Ты задаешь слишком много вопросов, малыш. Что толку в деньгах, если на них нельзя купить удовольствие? Посмотрим, на что ты соблазнишься этой ночью. - Он взял с витрины шаль с золотым и серебряным рисунком и задрапировал ею бархатный воротник ее пиджака.
   - Джек, я не могу просто так это взять!
   - Успокойся, малыш. Магазин в убытке не останется. Ну что, ты и дальше будешь надоедать мне своими страхами или мы развлечемся?
   Клоуи с трудом верила происходящему. Не было видно ни продавцов, ни администраторов, ни охраны. Неужели этот огромный универмаг в самом деле в ее распоряжении? Она взглянула на шаль, драпирующую ее шею, и слабо вскрикнула. Он кивнул в сторону множества элегантных товаров:
   - Давай же, выбери себе что-нибудь!
   С бездумным хихиканьем она решилась, вытянула с витрины золоченую сумочку и повесила ее через плечо.
   - Очень мило, - сказал Джек.
   Клоуи порывисто обняла его за шею:
   - Ты, безусловно, самый потрясающий мужчина в мире, Джек Дей! Как я обожаю тебя!
   Его ладони сползли вниз с ее талии и обхватили ягодицы.
   Он притянул ее к себе, так что их бедра прижались друг к Другу.
   - А ты - самая потрясающая женщина! Разве я могу позволить, чтобы наша любовная интрига закончилась где-нибудь в обычном месте?
   С черного на красное.., с красного на черное... Она ощущала, как нечто твердое прижимается к ее животу, и не заблуждалась относительно его намерений. Клоуи чувствовала, как в ней растут и жар и холод одновременно. Игра шла к концу, и где.., в универмаге "Харродз". Только Джек Дей мог выкинуть нечто столь экстравагантное. От этих мыслей голова пошла кругом, как красно-черное колесо рулетки.
   Он стянул с ее плеча дамскую сумочку, снял ее бархатный пиджак и положил их на витрину, где красовались шелковые зонты с ручками из розового дерева. Сняв свой смокинг, он бросил его туда же. Джек остался в белой рубашке с черными янтарными запонками, его тонкую талию охватывал ремень.
   - Заберем их позже, - сказал он, опять набрасывая на ее плечи шаль, пойдем на поиски!
   Джек повел ее в известный продовольственный отдел "Харродз", с огромными мраморными прилавками и расписными потолками.
   - Ты проголодалась? - спросил он, беря с витрины серебряную коробку с шоколадными конфетами.
   - По тебе, - ответила она.
   Его губы под усами скривились в усмешке. Сняв крышку, он вынул темную шоколадную конфету, проделал дырочку на ее боковой стенке, и из конфеты закапал тягучий вишневый ликер. Джек быстро прижал конфету к ее губам, водя по ним взад и вперед и вызывая в ней какое-то сложное чувство. Потом он положил конфету себе в рот и наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Когда ее губы раскрылись, сладкие и липкие от ликера, Джек вытолкнул конфету языком. Клоуи со стоном приняла конфету, и ее тело стало таким же жидким и бесформенным, как начинка конфеты.
   Наконец он оторвался от нее, открыл бутылку шампанского и дал отпить ей, а потом отхлебнул сам.
   - За самую экстравагантную женщину Лондона! - сказал Джек, наклоняясь и слизывая остатки шоколада с уголков ее рта.
   Джек и Клоун прогулялись по первому этажу, взяв пару перчаток, букетик шелковых фиалок, шкатулку для драгоценностей ручной росписи, и сложили все кучкой, чтобы забрать позже. Наконец они попали в парфюмерный отдел, и она купалась в опьяняющей смеси тончайших в мире ароматов.
   Когда они подошли к центру, Джек отпустил ее руку, развернул лицом к себе и начал расстегивать ее блузку. Клоуи испытывала странную смесь возбуждения и замешательства. Хотя в универмаге никого не было, все-таки они стояли в центре "Харродз".
   - Джек, я...
   - Не будь ребенком, Клоуи, - сказал он, - делай что тебе говорят!
   Она вздрогнула, когда Джек сдвинул в сторону атласную ткань блузки, открывая кружевной бюстгальтер. Он вынул флакон духов "Джой" в целлофановой упаковке из открытой стеклянной витрины и открыл его.
   - Обопрись о прилавок, - сказал он; его голос был такой же шелковый, как ткань ее блузки. - Положи руки на край!
   Клоуи послушалась, ослабев от света его серебряных глаз.
   Джек вынул из флакона стеклянную пробку, и его рука скользнула за кружевной край бюстгальтера. У нее перехватило дыхание, когда холодный кончик пробки стал тереться о ее сосок.
   - Тебе хорошо, не так ли? - прошептал Джек; его голос был низким и хриплым.
   Клоуи кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Джек вставил пробку во флакон, вынул еще один флакон духов, и его рука отправилась за другую половину бюстгальтера, коснувшись другого соска. Клоуи чувствовала, как ее плоть напрягается под медленными круговыми движениями стекла, и ощущала тепло, разгорающееся внутри. Казалось, что симпатичное и шальное лицо Джека плывет перед ней.
   Пробка спустилась ниже; она чувствовала, как рука Джека коснулась кромки ее юбки и медленно двинулась вверх по чулку.
   - Раздвинь ноги, - прошептал он.
   Вцепившись руками в край прилавка, Клоуи исполнила его желание. Джек вел пробку вверх по внутренней стороне ее бедра, через верхнюю полоску чулок и полосу голой кожи, двигая ее медленными кругами по самому краю трусиков. Клоуи застонала, и ее ноги раздвинулись шире.
   Джек усмехнулся и убрал руку из-под юбки:
   - Еще рано, малыш. Еще не все!
   Они шли по безмолвному универмагу, переходя из одного отдела в другой и почти не разговаривая. Джек ласкал ее грудь, вкалывая антикварную грузинскую булавку в воротник ее блузы, тискал ягодицы через юбку, собирая ее волосы гребнем с драгоценной филигранной рукоятью. Клоуи примерила пояс из крокодиловой кожи и пару лайковых туфель на шпильках. В ювелирном отделе Джек вынул из ее ушей жемчужные серьги и заменил их на золотые клипсы с дюжиной мелких бриллиантов. Клоуи возразила, сказав, что эти вещи слишком дорогие, но он только рассмеялся:
   - Один оборот рулетки, малыш. Только один оборот!
   Джек нашел белое страусовое боа, толкнул ее к мраморной колонне и стянул с ее плеч блузку.
   - Ты слишком смахиваешь на школьницу, - заявил он, снимая с нее бюстгальтер. Шелковая материя выскользнула из его пальцев на пол, устланный ковром, и Клоуи оказалась перед ним обнаженной до пояса.
   У нее были большие полные груди с плоскими сосками размером в пятидесятицентовую монету; сейчас они затвердели от возбуждения. Джек приподнял каждую грудь, держа ее в руке.
   Клоуи наслаждалась, показывая себя ему, и стояла совершенно неподвижно; колонна приятно холодила ее горячую спину. Он ущипнул ее за соски - она начала задыхаться. Усмехнувшись, Джек поднял с пола белое боа и накинул на ее голые плечи. А затем стал медленно двигать перья взад и вперед.
   - О, Джек! - Ей хотелось, чтобы он взял ее прямо здесь.
   - Мне что-то вдруг страшно стал нравиться вкус "Джой", - прошептал Джек. Сдвинув боа в сторону, он открыл ее большой сосок и стал страстно сосать.
   Клоуи дрожала; тепло переполняло каждую часть ее тела, сжигая внутренности, опаляя кожу.
   - Пожалуйста, - прошептала она. - О, пожалуйста.., не мучай меня больше.
   Джек отодвинулся от нее, глядя дразнящим взглядом:
   - Подожди немного, малыш! Я еще не кончил игру. Думаю, мы должны посмотреть меха.
   И затем с полуулыбкой, сказавшей ей о том, что он точно знает, как далеко ее завел, Джек поправил боа у нее на груди, слегка ткнув в один сосок указательным пальцем, как будто ставя на место.
   - Не хочу смотреть меха! - сказала Клоуи. - Я хочу...
   Но Джек повел ее в лифт, где начал работать рычагами, как заправский лифтер. Когда Клоуи поднималась наверх, ее обнаженные груди прикрывало только боа из белых перьев.
   В салоне мехов Джек как будто совсем забыл о ней. Он ходил вдоль стоек, перебирая все пальто и накидки, пока не остановился на длинной шубе из русской рыси. Мех был длинный и густой, серебристо-белого цвета. Джек с минуту смотрел на шубу, а потом повернулся к Клоуи:
   - Снимай свою юбку!
   Ее пальцы не могли справиться с боковой "молнией", и у нее мелькнула мысль, что придется звать его помочь. Но потом "молния" поддалась; юбка соскользнула с бедер на пол, и она переступила через нее. Концы боа почти касались белого кружевного пояса для чулок.
   - Трусики. Сними их для меня!
   Клоуи, задыхаясь, сделала, что он просил, и осталась только в поясе и в чулках. Не ожидая просьбы, она стянула с плеч боа, бросила на пол и слегка отвела плечи назад, чтобы он видел ее груди зрелые и высокие, и куст черных шелковых волос, обрамленный белыми полосками пояса для чулок.
   Джек направился к ней с восхитительной шубой в руках; его глаза сверкали, как черные янтарные запонки на белоснежной рубашке.
   - Чтобы выбрать подходящий мех, ты должна почувствовать его своей кожей.., своей грудью... - Его голос был мягким, как мех рыси, и, возбуждая ее, он стал водить мехом по телу. - Твоя грудь.., твой живот и попка.., твои бедра...
   Клоуи схватила шубу и прижала мех к коже.
   - Пожалуйста... Ты мучаешь меня! Ну пожалуйста, хватит...
   И снова Джек отодвинулся, но на этот раз лишь для того, чтобы вынуть из рубашки запонки. Клоуи увидела его раздетым; сердце ее забилось быстрее, а горло перехватило от желания. Обнаженный, он встал перед ней, взял у нее из рук шубу и положил ее мехом вверх на небольшое возвышение в центре зала. Джек шагнул наверх и протянул ей руку, чтобы она встала рядом.
   Прикосновение его обнаженного тела возбудило ее настолько, что она почти перестала дышать. Джек провел руками по ее бокам и повернул так, чтобы она оказалась лицом к залу. Отодвинувшись слегка назад, он ласкал ее грудь, словно возбуждая ее для невидимой аудитории, безмолвно глядящей на них из темного салона. Его рука скользнула вниз по животу, к бедрам.
   Клоуи ощутила, как напрягшийся пенис упирается ей в бедро.
   Рука Джека двигалась между ее ног, и от его прикосновений разливалось тепло и томительное желание освободиться от мириадов бьющихся в теле импульсов.
   Джек положил ее на густой мягкий мех, который приятно щекотал кожу. Повернув щеку в мягкий мех, она подняла бедра вверх, отдаваясь ему в центре мехового салона, на подиуме, сделанном для показа самого лучшего, что могли предложить в "Харродз".
   Джек взглянул на часы.
   - Да, сейчас должна вернуться на дежурство охрана. Я вот думаю, сколько времени им понадобится, чтобы найти нас здесь?
   Через мгновение Клоуи осознала смысл его слов. Поняв все, она хрипло воскликнула:
   - Боже, ты ведь сделал это нарочно!
   - Конечно!
   Огонь в ее теле и ужас открытия соединились в страшном взрыве чувств. Когда оргазм потряс Клоуи, она начала бить его по плечам:
   - Ублюдок!
   Джек рассмеялся, а потом громко застонал от наслаждения.
   Они чудом ускользнули от охраны. Успев надеть минимум одежды, Джек набросил рысью шубу на нагую Клоуи и потащил ее на лестницу. Клоуи шлепала босиком по лестничным ступеням, а в ушах у нее звенел его наглый смех. Перед тем как покинуть универмаг, Джек бросил на стеклянную витрину ее трусики вместе со своей визитной карточкой.
   На следующий день она получила письмо, что ей нужно срочно вернуться в Чикаго. Ожидая Джека, Клоуи жила в агонии путаных эмоций: был и гнев за риск, которому он ее подверг, был восторг воспоминаний об испытанных возбуждении и трепете, был давящий страх, что он не вернется. Прошло четыре, потом пять недель. Она пыталась дозвониться до Джека, но связь была настолько плохой, что ее не могли понять. Пролетело два месяца. Клоуи уверилась, что Джек не любит ее. Он был авантюрист, искатель приключений. Он почувствовал в ней толстую девчонку и не хочет ее больше знать!
   Через десять недель после ночи в "Харродз" Джек появился так же неожиданно, как исчез.
   - Привет, малыш, - сказал он, входя в дверь ее дома с небрежно наброшенным на плечо кашемировым пиджаком, - я скучал по тебе!
   Она упала в его объятия, рыдая от облегчения, что видит его снова:
   - Джек... Джек, милый мой...
   Он погладил пальцем ее нижнюю губу и поцеловал. Клоуи вырвала руку и от души съездила ему по физиономии.
   - Я беременна, ты, ублюдок!
   К удивлению Клоуи, Джек немедленно согласился жениться на ней, и через три дня они сыграли свадьбу в загородном доме одного из ее друзей. Стоя рядом со своим симпатичным женихом перед самодельным алтарем в саду, Клоун чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире.
   Блэк Джек Дей мог жениться на любой, но он выбрал ее! Шли недели, и она не обращала внимания на слухи, что семья лишила Джека наследства, пока он был в Чикаго. Клоуи грезила наяву о своем младенце. Как это будет чудесно, когда тебя будут любить два человека - муж и ребенок!
   Спустя месяц Джек исчез, а вместе с ним - десять тысяч фунтов, которые лежали на одном из банковских счетов Клоуи.
   Когда через шесть недель он появился вновь, Клоуи прострелила ему плечо из немецкого "люгера". Последовал короткий период примирения до тех пор, пока Джеку вновь не улыбнулась удача в игорных клубах, и он снова исчез.
   В Валентинов день 1955 года госпожа Удача окончательно покинула Джека Дея на опасной дороге между Ниццей и Монте-Карло, скользкой после дождя. Шарик из слоновой кости упал в лунку в последний раз, колесо рулетки дернулось и остановилось для него навсегда.
   Глава 2
   Один из бывших любовников овдовевшей Клоуи прислал свой "роллс-ройс" шикарное "Серебряное облако", чтобы забрать ее из больницы, где она родила дочь. Удобно устроившись на мягких кожаных сиденьях, Клоуи посмотрела на крошечного, запеленутого во фланель младенца, столь импозантно зачатого в центре мехового салона универмага "Харродз", и погладила пальцем мягкую детскую щечку.
   - Милая Франческа, моя крошка, - прошептала она. - Тебе не нужны ни отец, ни дедушка. Тебе не нужен никто на свете, кроме меня.., потому что я дам тебе все на свете!
   К несчастью для дочери Джека Дея, Клоуи так и поступила.
   В 1961 году, когда Франческе было шесть лет, а Клоуи - двадцать шесть, обе они позировали для английского журнала "Вог".
   На левой стороне разворота была популярная впоследствии черно-белая фотография Карша - Нита в платье из своей цыганской коллекции, а справа Клоуи и Франческа. Мать и дочь стояли в море смятой белой бумаги, обе в черном. Белая бумага, их палево-белая кожа, черные бархатные плащи со спадающими капюшонами делали эту фотографию этюдом в контрастных тонах. Только четыре живые вспышки пронзительного изумрудного цвета - незабываемые глаза Серрителла, - казалось, смотрели прямо на вас со страницы журнала и сияли, как драгоценные камни из королевской сокровищницы.
   После того как шок от фотографии несколько проходил, наиболее критически настроенные читатели замечали, что прелестные черты Клоуи были, возможно, не столь экзотичны, как у ее матери. Однако даже самые суровые критики не могли бы найти изъяна в ребенке. Она выглядела как сказочная идеальная маленькая девочка с прелестной улыбкой. Казалось, ее лицо светится ангельской, неземной красотой. И лишь на фотографа, делавшего снимки, ребенок произвел другое впечатление. У него остались два маленьких шрама, две белые черточки на тыльной стороне ладони, где ее острые зубки прокусили кожу.
   - Нет, нет, малыш, - увещевала Клоуи Франческу, укусившую фотографа. Мы не должны обижать этого приятного человека!
   Она погрозила дочери пальцем с длинным ногтем, покрытым лаком цвета черного дерева.
   Франческа дерзко уставилась на мать. Ей хотелось домой, играть с новым кукольным театром, а не сниматься у этого противного дядьки, твердящего, чтобы она не вертелась. Франческа пнула смятые листы белой бумаги носком сверкающей патентованной туфельки из черной кожи и тряхнула головкой, освобождая свои каштановые локоны из-под черного бархатного капюшона. Мамочка обещала сводить ее в музей мадам Тюссо, если она поможет ей, а Франческе нравилось у мадам Тюссо. И все же она не была уверена, что заключила самую выгодную сделку. Ей ведь нравился и Сан-Тропез!
   Извинившись перед фотографом, Клоуи протянула руку, намереваясь оттаскать дочь за волосы, но с визгом отдернула ее, получив тот же отпор, что и фотограф.
   - Противная девчонка, - закричала она, поднося руку ко рту.
   Глаза Франчески немедленно наполнились слезами, и Клоуи стала терзаться, что обошлась с ребенком слишком резко. Она тут же сжала ее в своих объятиях.
   - Ничего, - запела мать, - Клоуи не сердится, моя радость! Плохая мамочка. Мы купим миленькую новую куклу по пути домой.
   Франческа уютно устроилась в спасительных руках матери и поглядывала на фотографа сквозь густые ресницы, а потом показала ему язык.
   В этот день Клоуи в первый, но не в последний раз повстречалась с крохотными острыми зубками Франчески. Но даже после того как три няни отказались от места, Клоуи не признавала, что ее дочь кусается и что это становится проблемой Франческа редко бывала в хорошем настроении, и, конечно, Клоуи не желала навлекать на себя неприязнь дочери из-за каких-то пустяков. Царство террора Франчески могло бы продолжаться еще долгов если бы некий незнакомый ребенок в парке не укусил ее за попку в драке за качели. Когда Франческа обнаружила, что сие событие может быть весьма болезненным, укусы прекратились. Ее жестокость не была сознательной: Франческа лишь хотела идти своей дорогой.
   Клоуи купила дом, носивший имя королевы Анны, недалеко от американского посольства и восточного угла Гайд-парка.
   Высотой в четыре этажа, но шириной менее тридцати футов, этот узкий дом был реставрирован в тридцатые годы Сири Моэм, женой Сомерсета Моэма и одной из самых известных декораторов своего времени. Винтовая лестница вела с нижнего этажа в гостиную, прямо к портрету Клоуи и Франчески кисти Сесиля Битона. Мраморные колонны кораллового оттенка обрамляли вход в гостиную, обстановка которой представляла смесь французского и итальянского стилей. Там были еще несколько стульев от Адама и коллекция венецианских зеркал. На следующем этаже спальня Франчески была декорирована, как замок Спящей Красавицы. За кружевным занавесом, украшенным розовыми шелковыми розами, стояла кровать, увенчанная позолоченной деревянной короной, драпированная тридцатью футами тонкого белого тюля. Франческа царствовала тут, как принцесса, над всеми, кто попадал в ее поле зрения.
   Как-то раз в своей сказочной комнате она угощала сладким чаем из чашек дрезденского фарфора дочь одной из подруг Клоуи.
   - Я - принцесса Аврора, - заявила она благородной Кларе Миллингтон, пришедшей к ней с визитом, мило разметав свои каштановые локоны: они достались ей в наследство, вместе с неугомонным характером, от Джека Дея. А ты будешь одной из добрых деревенских женщин, которые пришли навестить меня!
   Клара, единственная дочь виконта Аллсворта, решительно не желала быть доброй деревенской женщиной, в то время как эта воображала Франческа Дей ведет себя, как член королевской семьи. Дочь виконта съела третий кусок лимонного бисквита и заявила:
   - Я тоже хочу быть принцессой Авророй!
   Это предложение настолько удивило Франческу, что она засмеялась, как будто зазвенел маленький серебряный колокольчик:
   - Не глупи, дорогая Клара. У тебя же множество больших веснушек. Конечно, твои веснушки весьма милы, но они уж никак не подходят для принцессы Авроры, самой знаменитой красавицы на свете. Я буду принцессой Авророй, а ты можешь быть королевой!
   Франческа полагала, что ее компромисс совершенно справедлив, и ее сердце было разбито, когда Клара, как и многие другие маленькие девочки, приходившие к ней поиграть, отказалась прийти к ней снова. То, что девочки покидали ее, сбивало Франческу с толку. Разве она не делилась с ними всеми своими восхитительными игрушками? Разве она не позволяла им играть в своей сказочной спальне?
   Клоуи игнорировала любые намеки на то, что ее ребенок становится страшно избалованным. Франческа была ее крошкой, ее ангелом, ее прелестной маленькой девочкой. Клоуи нанимала самых либеральных воспитателей, покупала самые новые куклы, последние игры, носилась с ней, баловала ее и позволяла Франческе делать все, что ей вздумается, если это не представляло угрозы для ребенка. Неожиданная смерть уже дважды показывала Клоун свою страшную личину, и у нее кровь холодела в жилах от мысли, что что-то может случиться с ее драгоценной крошкой. Франческа была ее якорем, единственной эмоциональной привязанностью, которую Клоуи смогла сохранить в своей бесцельной жизни. Иногда она лежала в своей постели без сна, и кожа ее покрывалась холодным потом, когда она воображала ужасы, которые могли подстерегать маленькую девочку, которой достался в наследство характер ее бесшабашного папаши. Клоуи представляла, как Франческа прыгает в плавательный бассейн и тонет в нем, падает с лыжного подъемника, разрывает мышцы на ногах, занимаясь балетом, повреждает лицо в велосипедной аварии. Она не могла избавиться от постоянного страха, что нечто ужасное, недосягаемое для ее взгляда, таится поблизости и готово схватить ее дочь.
   Клоуи была готова закутать Франческу в вату и запереть в красивой шелковой комнате, где ничто не могло ранить ее.
   - Нет! - кричала она, когда Франческа уносилась от нее и бежала по тротуару за голубем. - Вернись! Не убегай!
   - Но я люблю бегать, - возражала Франческа. - Ветер делает свисточки в моих ушах!
   Клоуи становилась на колени и протягивала руки:
   - Когда ты бегаешь, у тебя лохматятся волосы и краснеет лицо. Люди не будут тебя любить, если ты станешь некрасивой.
   Она крепко сжимала Франческу в своих объятиях, произнося эту самую страшную угрозу, которую использовала так же, как другие матери пугают страшилищем своих непослушных детей.
   Иногда Франческа бунтовала, втихомолку кувыркаясь или качаясь на ветке дерева, когда ее няня чем-то отвлекалась. Но ее шалости всегда обнаруживались, и любвеобильная мамаша, которая никогда ничего ей не запрещала, которая никогда не бранила ее даже за самые ужасные проступки, настолько теряла рассудок, что пугала Франческу.
   - Ты могла убиться! - истерически кричала она, указывая на пятно от травы на желтом полотняном платьице Франчески или на грязную полоску на ее щеке. - Посмотри, как некрасиво ты выглядишь! Какой ужас! Никто не любит уродливых маленьких девочек!
   А затем Клоуи начинала рыдать так душераздирающе, что Франческа пугалась. Несколько подобных тягостных эпизодов - и Франческа усвоила урок: в жизни можно все.., что можно делать, сохраняя прелестный вид.
   Обе они вели элегантный бродяжий образ жизни на проценты с наследства Клоуи, а также от щедрот многих мужчин, которые проходили через жизнь Клоуи так же, как в свое время их отцы проходили через жизнь Ниты. Выраженное чувство стиля и расточительность Клоуи создали ей в международных светских кругах репутацию занимательной спутницы и интересной хозяйки дома, репутацию человека, на которого всегда можно положиться, когда надо оживить даже самую скучную ситуацию. Это Клоуи настаивала, что последние две недели февраля всегда нужно проводить на серповидных пляжах Рио-де-Жанейро; Клоуи оживляла скучные часы в Довиле, когда всем приедалось поло, устраивая увлекательный поиск сокровищ: все носились в маленьких машинах по французской глубинке, ища лысых священников, неограненные изумруды или хорошо охлажденную бутылку "Шеваль бланк № 19"; Клоуи настояла как-то на Рождество уехать из Сент-Морица на виллу Муриша в Алгарве, куда их пригласила веселая и распущенная компания рок-звезд с бездонным запасом гашиша.
   Обычно Клоуи брала с собой дочь вместе с няней и очередным воспитателем, нанятым для беспорядочного образования Франчески. Днем они держали Франческу отдельно от взрослых, но вечерами Клоуи иногда демонстрировала ее утомившемуся обществу, как особенный карточный фокус.
   - Эй, смотрите-ка, вот она! - объявила Клоуи как-то раз на вечеринке, приведя Франческу на ют яхты Аристотеля Онассиса "Кристина", вставшей на якорь у берегов Тринидада. Зеленая накидка покрывала широкий диван на корме, и гости сидели, удобно откинувшись в креслах, стоявших на краю мозаичной картины, выложенной на тиковой палубе. На мозаике танцевали, а через час она могла опуститься на девять футов, и ее покрывала вода, так что желающие могли поплавать перед уходом.
   - Иди сюда, моя прекрасная принцесса, - сказал Онассис, протягивая руки. - Поцелуй дядюшку Ари.
   Франческа протерла свои сонные глаза и шагнула вперед - дорогая кукольная маленькая девочка. Ее прелестный маленький рот имел форму лука Купидона, а зеленые глаза открывались и закрывались, как у игрушки. Пена бельгийских кружев на ее длинной белой ночной рубашке волновалась под ночным бризом, из-под края рубашки выглядывали босые ступни с маленькими пальчиками, ноготки которых были покрыты лаком нежного розового оттенка, как на внутренней стороне кроличьего уха. Франческе было всего девять лет, и ее разбудили в два часа ночи, но ее чувства уже просыпались. Весь день она провела под опекой слуг и сейчас была готова использовать шанс привлечь внимание взрослых. Может быть, если сейчас она хорошо проявит себя, завтра они позволят ей сидеть рядом с ними на палубе!