Финч Кэрол. Сердце дикарки

   – Кин! – Вопль Алексы прорвался сквозь захлестнувший его кровавый туман. Он обернулся и увидел, что по ее избитому лицу текут слезы. В мгновение ока он оказался рядом, опустился перед ней на колени, освободил связанные руки и ноги. Она вздохнула и вдруг рванулась к нему. На какую-то долю секунды ему показалось, что она сошла с ума – Алекса выхватила у него из-за пояса пистолет и выстрелила в трех дюймах от его головы. В ушах у него зазвенело, ноздри наполнились запахом пороха. Кин ошалело уставился на Алексу, потом обернулся и увидел, как пальцы Сайласа Грегора медленно разжались и из них выпал нож, а сам он повалился на пол.
   Слезы потоком хлынули из глаз Алексы, она закинула руки Кину на шею и прильнула к нему так, будто больше никогда не отпустит, хотя прекрасно знала, что должна. Она любила его больше жизни и готова была принести ее в жертву, чтобы спасти его.
   – Все кончено, Алекса, – прошептал Кин, прижимая ее к себе, разглаживая спутанную копну черных волос и поправляя выбившиеся во время драки с Сайласом пряди. – Он никогда больше не сможет причинить тебе зла.
   Да, действительно все кончено, поняла Алекса и отодвинулась от Кина. Сердце его принадлежит Джессике, и хоть он и спас ее, но это всего-навсего симпатия и дружеское участие.
   Алекса взяла себя в руки и посмотрела Кину прямо в глаза.
   – Мы должны возвращаться на шхуну. Сайлас погрузил в трюм пленных осейджей, а Чанлер собирается продать их на Карибских островах. Среди них Одинокий.
   Зимний Волк. Прямая Стрела тоже был, но Сайлас убил его, – поспешно проговорила она.
   Кин молча кивнул и прикрыл ее обрывками платья.
   – Да, я разговаривал с Одиноким Зимним Волком. Он и другие пленники свободны и готовы вернуться в свои родные деревни, – ответил он и провел кончиками пальцев по ее вспухшей щеке. Потом заботливо нахмурился и спросил: – Очень болит? – Голос его был столь нежен и мягок, что Алекса задрожала.
   – Нет, нет! Со мной все прекрасно, Кин, но я… – Голос ее затих, когда Чанлер, несколько потрепанный и взволнованный, появился у двери, которая еле болталась на петлях.
   Он внимательно оглядел безжизненное тело, потом повернулся и увидел изорванное платье Алексы. Не надо большого ума, чтобы понять, что именно уготовил для нее Сайлас Грегор.
   – Мне очень жаль, Алекса. – Чанлер понурил голову. – И очень стыдно, что я доставил вам столько неприятностей. Если я могу хоть чем-то искупить то зло, которое причинил вам, пожалуйста, скажите мне. Я готов сделать все, что угодно. – Его затуманенный болью взгляд обратился на Кина. – Я сказал, чтобы пленных снабдили лошадьми и всем необходимым для путешествия домой.
   – Спасибо. – Кин снял свой огромный пиджак, завернул в него жену и подхватил на руки. – Я отвезу Алексу домой. Думаю, на сегодняшнюю ночь с нее хватит треволнений. Могу я попросить тебя, Чанлер, позвать шерифа и объяснить ему, что тут произошло?
   – Не волнуйся, я обо всем позабочусь, – заверил тот брата и отступил в сторону, давая им пройти. – Ты занимайся только своей прелестной леди и больше ни о чем не тревожься. Я в долгу у тебя после всех тех неприятностей, которые причинил.
   Кин обошел брата, а Алекса послала Чанлеру благодарную улыбку. Однако, когда тот уже не мог их услышать, она с любопытством посмотрела на Кина и задумчиво произнесла:
   – Кажется, Чанлер вдруг резко изменился.
   – Похоже на то. Мы откровенно побеседовали и разрешили множество разногласий.
   Алекса примолкла. Она задумалась, что же Кин хотел сказать этим? Неужели Чанлер наконец признал свое поражение? Неужели он решил отказаться от жены в пользу ее мужа, того человека, которого она никогда не сможет забыть? Кин тем временем посадил ее перед собой на коня, она закрыла глаза и впала в забытье, которое позволило временно не думать о Кине и Джессике.
   Лошадь шла шагом, а Кин смотрел куда-то вдаль, на звезды. Алекса отдыхала, и он не мешал ей. В его голове клубились мириады мыслей. Мыслей, которые решили наброситься на него все разом и именно теперь. Он много раз столько всего хотел сказать Алексе! А когда наконец собирался с духом и находил правильные слова, кто-то или что-то обязательно мешало ему. И вот теперь она спала у него в объятиях, как доверчивый ребенок. Что ему делать – разбудить ее и рассказать всю правду? А будет ли этой женщине хоть какое-то дело до того, что она пленила его сердце и завладела душой?
   Кин поднял глаза и обнаружил, что его конь самостоятельно нашел дорогу домой и остановился перед конюшней. Клинт сбежал с крыльца и заторопился к ним навстречу. Озабоченно хмурясь, он осторожно снял Алексу с седла.
   Алекса заморгала и пошевелилась, а он крепко прижал ее к себе и вздохнул с облегчением. Клинт едва не протер ковер, расхаживая взад и вперед, дожидаясь возвращения Кина. Казалось, прошла целая вечность, но он боялся уехать и разминуться с ним по пути. Но теперь наконец-то Алекса дома и в безопасности, а он может снова спокойно дышать.
   – Ты – утешение для измученного беспокойством человека, девочка. – Клинт засмеялся и прижал Алексу к себе, да так, что она вздрогнула – давали себя знать многочисленные синяки.
   – Эй, поаккуратнее, старина, – посоветовал Кин, спрыгивая на землю. – Алексе немало досталось сегодня вечером.
   Клинт взял ее за подбородок, заставил поднять голову и увидел темные пятна на щеках и в уголке рта.
   – Черт, черт, черт! Кто это с ней сотворил? – спросил он дрожащим от едва сдерживаемой ярости голосом.
   – Сайлас Грегор, – ответил Кин. – Но это был последний раз, когда он прикоснулся к ней.
   – Ты убил его? – высказал предположение Клинт и опустил Алексу на пол посредине холла.
   – Нет, не имел возможности. Алекса вынуждена была стрелять сама, когда он пытался воткнуть нож мне в спину.
   – Я всегда говорил, что нельзя доверять этому коварному хорьку, но не думал, что он пойдет на такое. – Клинт тяжело и устало вздохнул, потом обнадеживающе улыбнулся Алексе. – Ну, зато ты наконец дома, и все плохое уже позади. Так, Кин?
   – Так, – согласился Кин, положил руку ей на спину и повел к лестнице. – Но мы с Алексой еще не перевернули последний камень, лежащий между нами, и это не может больше ждать. Спокойной ночи, Клинт.
   Алекса позволила ему проводить ее вверх по ступенькам, хотя прекрасно знала, о чем он хотел поговорить. Теперь ей уже не нужны были никакие объяснения. Джессика это сделала сама, причем предельно ясно и недвусмысленно расписала свои отношения с Кином во всех деталях. И ей не хотелось выслушивать эти подробности заново.
   Кин приказал приготовить ванну для своей изрядно потрепанной и избитой жены, потом помог ей осторожно снять платье. Когда она опустилась в воду, он присел на корточки рядом и начал свободно ее разглядывать. Кин сомневался, что все воды Мексиканского залива способны охладить его, когда он приближался к этой искусительнице ближе чем на два фута.
   Алекса опасливо покосилась на него. Почему это он так балует ее? И почему смотрит так, будто хочет ее, так же как и на балу сегодняшним вечером?
   – Одинокий Зимний Волк сказал мне, что осейджи теперь превозносят и почитают тебя как могущественную силу, – отсутствующе сказал Кин и провел пальцем по капелькам воды на ее плече.
   – О? – Алекса избегала его испытующего взгляда, ей хотелось, чтобы он бросил эту болтовню и оставил ее одну, дал возможность вволю поваляться в теплой воде.
   А Кин намылил мочалку и принялся мыть ей спину, с удивлением обнаружив, что это невинное занятие доставляет ему огромное удовольствие.
   – Да. Кажется, По Хью Ска решил, что твое могущество не злой природы и не опасно для племени. Он собирался сделать тебя почитаемой и уважаемой женщиной своего племени, когда вернулся после совещания с Уа Тон-Ка. А теперь Одинокий Зимний Волк верит в то, что ты воскресла и живешь уже второй жизнью. – Он усмехнулся, потом провел рукой вниз, к ее бедрам, заставив Алексу задрожать. – Ты теперь станешь легендой среди племени осейджей.
   – Может, мне надо было присоединиться к Одинокому Зимнему Волку, поехать с ним в Место Многих Лебедей и занять надлежащее место среди твоего народа? – вслух подумала она.
   – Мне кажется, ты будешь чувствовать себя там не на месте, милая, – хрипло проговорил он, скользя губами по нежной коже.
   Алекса резко поднялась из ванны. Кин просто пытал ее, заставляя томиться по его прикосновениям прямо перед тем, как скажет о своей любви к Джессике. Будь он проклят! Почему бы ему не покончить с этим признанием и оставить ее упиваться своим горем?
   Кин последовал за ней через всю комнату. Он злился на себя за то, что его так неудержимо тянет и влечет к ней, даже когда она явно не в лучшей форме. Спутанные волосы небрежно висели по обеим сторонам лица, опухшего от побоев проклятого Сайласа. И даже несмотря на это, он хотел ее! Он жаждал целовать ее, пока не сотрет боль, причиненную негодяем Грегором, стереть память о его отвратительных лапах, прикасавшихся к ее телу.
   Алекса услышала скрип половиц, озадаченно нахмурилась и обернулась – Кин придвинул к двери небольшой столик.
   – Господи великий Боже! Что это ты делаешь?
   – Пытаюсь избежать очередного вторжения, – ответил Кин с хитрой усмешкой на губах. – На этот раз мы с тобой поговорим. Это не может ждать до утра.
   Алекса сбросила полотенце и натянула ночную рубашку. Потом повернулась к нему спиной.
   – Для этого не надо припирать дверь. Джессика уже все мне объяснила сегодня вечером. Мне бы не хотелось выслушивать это заново. – Она пыталась говорить безразличным тоном, но попытка оказалась неудачной: голос ее слегка дрожал.
   – Что же конкретно рассказала тебе дражайшая Джессика? – поинтересовался Кин, подходя к ней.
   Алекса принялась стелить постель, старательно избегая его взгляда.
   – Ты прекрасно и сам знаешь что. А теперь извини меня, пожалуйста. У меня был тяжелый день, я хочу лечь в постель.
   – Алекса, я умоляю – выслушай меня!
   Но слезы уже навернулись ей на глаза, и она боялась, что они выдадут ее отчаяние. Нет, нет, она не желает выслушивать еще и его признания. Достаточно было Джессики.
   Но когда Алекса сделала вид, что не слышит, Кин толкнул ее на кровать, повернул на спину и уселся ей на живот, чтобы удержать на месте.
   – Теперь тебе придется слушать меня, – заявил он, не давая ей времени опомниться и запротестовать. – Джессика тебе солгала.
   Ее глаза потемнели от гнева и стали походить на снежные тучи.
   – Не надо шутить со мной, Кин. Я не в настроении для таких игр. Почему бы тебе не набраться мужества и не признаться, что ты использовал мое тело, когда поблизости не было Джессики? Что ты вообще смотришь на меня как на практичную вещицу, которой можно попользоваться какое-то время, а потом выбросить за ненадобностью?
   – Так вот как ты думаешь? – Кин ослабил свою хватку, и на его губах появилась слабая улыбка.
   – Я не думаю, я знаю, что это самая правдивая правда. – Голос Алексы дрожал от раздражения и негодования. – Ты не мог иметь Джессику, поэтому решил использовать меня и убедить Чанлера, что твоя интрижка с его женой кончена. Но этого недостаточно. Теперь тебе надо как-то заставить Чанлера дать Джессике свободу и не пытаться держать ее при себе, раз она любит тебя.
   С веселым изумлением в глазах Кин смотрел, как ее полная грудь вздымалась под прозрачной газовой рубашкой. Господи, как же он обожает ее воинственный свободный дух!
   – Так ты думаешь, что разобралась наконец во всей ситуации, да, милая?
   – Да, – ответила Алекса и коротко кивнула. Она попыталась сбросить его, но тщетно, и потому продолжала не менее возбужденным тоном: – Ты любишь Джессику. Она единственная женщина, которой удалось завладеть не только твоим телом, но и сердцем, хотя она уже замужем за твоим братом. И вообще недостаточно хороша для тебя.
   – О? – Он изогнул бровь, уселся рядом с Алексой и скрестил ноги. – Продолжай, продолжай, Алекса. Я нахожу твои рассуждения просто захватывающими.
   Он снова над ней насмехался, предоставляя ей возможность произнести те слова, которые не осмеливался выговорить сам. Трус! Алекса презрительно усмехнулась ему в лицо. С каждой проходящей секундой она раздражалась все больше и больше.
   – Ты надеялся купить мою верность своим капиталом, потому что я все потеряла. Но теперь у меня есть свои деньги, чтобы перестроить отцовскую ферму, и я отказываюсь оставаться здесь и выступать в роли подсадной утки, пока вы с Джессикой будете дожидаться, когда же Чанлер решится дать ей развод!
   Кин закатил глаза к небесам, удивляясь, как это его драгоценной супруге удалось вывернуть наизнанку все факты и превратить их в такую путаницу.
   – Дорогая Алекса, я искренне ценю твои усилия, но, боюсь, тебя ввели в заблуждение с самого начала.
   – Неужели? – Алекса презрительно фыркнула и вскинула голову. – Сомневаюсь. Все это кажется мне в высшей степени разумным.
   Кин наклонился над ней и провел пальцем по упрямо выставленному подбородку.
   – Для начала, любовь моя, знай, что Джессика была и остается актрисой. И временами бывает очень трудно сказать, когда она лжет, а когда говорит правду. Я всегда относился к ней с подозрением, а сегодня выяснил, что для недоверия были серьезные основания. Там, на кильботе, это не Сайлас пытался застрелить тебя, а приспешник милейшей Джессики – меня. Она послала его отделаться от меня.
   – Что?! – Алекса облокотилась локтями на кровать и нахмурилась. – Почему она это сделала?
   – Потому что наша красавица Джессика уже давно строила планы, как бы избавиться от меня и завладеть моим состоянием. И меня нисколько не удивит, если окажется, что она собиралась вскоре освободиться и от Чанлера. Она постоянно создавала напряженность между нами, просто достойно продолжала дело, начатое мачехой, – горько добавил Кин. – Даже Чанлер в конце концов разгадал эти загадки. Но думаю, из всего этого испытания все же выйдет кое-что хорошее. Мы по крайней мере избавимся от Джессики. Она получила именно то, чего заслуживала. Чанлер не желает больше иметь с ней ничего общего. Честно говоря, он сообщил мне, что приказал ей упаковать свои пожитки и покинуть дом до его возвращения.
   Кин взял лицо Алексы обеими руками и заскользил глазами по покрытым синяками чертам, снова удивляясь, что такую красоту не могло скрыть даже жестокое обращение с ней.
   – А что до тебя… – Он поймал губами ее губы, но сразу оторвался и отодвинулся. – Неужели ты и правда думаешь, что я терпел бы все эти месяцы твой бешеный нрав, если бы мне было плевать, что с тобой случится? Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь забуду те ночи, что мы провели вместе?
   Его синие глаза сверкали тем таинственным блеском, против которого Алекса никогда не могла устоять. Тихие слова наполнили ее надеждой.
   – Нет? – Она не смогла спрятать улыбки, которая расцвела на ее лице, как прекрасный цветок.
   – Нет, – твердо ответил Кин и ответил ей не менее заразительной улыбкой. – Я бы давно бросил тебя или вообще оставил с осейджами, если бы мог обойтись без тебя. Но я не мог. Я несчастлив без тебя. С той первой ночи, когда ты появилась в моей хижине, я просто помешался на тебе. Я пытался говорить себе, что ты такая же, как все остальные. Что скоро найду другую женщину и забуду тебя. Но потом закрывал глаза и видел только одно лицо. Я даже не знал, что способен на такие чувства.
   Алекса боялась поверить собственным ушам. Она так долго молилась, чтобы он когда-нибудь полюбил ее! Сейчас было впору ущипнуть себя, чтобы убедиться – это не сон.
   Кин сел рядом с ней, оперся подбородком на руку и криво усмехнулся:
   – Я думал, что смогу позволить тебе скитаться по всей территории Луизианы без моей защиты, но с каждым днем беспокоился все больше и больше. А уж когда нашел тебя под влиянием пейота, не смог противиться искушению схватить в объятия. Меня тянуло к тебе как мотылька к пламени. – Алекса попыталась вставить несколько слов, но Кин прижал указательный палец к ее губам и заставил замолчать. – Не прерывай меня, любовь моя. Я слишком долго дожидался этой возможности признаться во всем и облегчить душу. Так о чем это я говорил? – Кин вспомнил ход своих мыслей и отправился дальше по этой тропе. – Я старался держаться от тебя на расстоянии еще даже до того, как мы вернулись в Сент-Луис. Но я продолжал вспоминать те ночи… – Его голос постепенно затих, когда он окунулся в ее мерцающие серебристые глаза. – Я никогда не забывал их, Алекса, и не сумел найти женщины, которая могла бы сравниться с тобой. И я попросил тебя быть моей женой, потому что хотел, чтобы ты разделила со мной и имя, и всю жизнь. Алекса, я пытаюсь сказать, что люблю тебя. Я пытался отрицать это, но ты так прочно вошла во все мои мысли, что я отказался даже от надежды извлечь тебя оттуда.
   Кин на секунду замолчал. Он надеялся, что Алекса ответит ему на это признание своим, но она только недоверчиво смотрела на него. Почему это она так глядит? Наверняка ведь она и раньше подозревала, что он испытывает к ней не только страсть.
   – Ну так что, тебе нечего сказать мне? – попытался подстегнуть ее Кин.
   Ей было что сказать, много всего, но как-то не находились подходящие слова. Не раз она представляла себе, как признается в своей любви, случись ему произнести слова, которые она так мечтала услышать. И вот теперь она смотрела прямо в глаза самой любви и не могла ответить, она была настолько потрясена его нежными словами, что, казалось, они парализовали ее.
   Наконец Кин тяжело вздохнул, встал с кровати и зашагал к двери, решив вернуться в кабинет и налить себе чего-нибудь покрепче. Он отодвинул столик, но не успел взяться за ручку, как Алекса бросилась вперед и преградила ему выход.
   Она подняла руку и с двусмысленной улыбкой начала расстегивать его рубашку. Нежные руки заскользили по широкой груди, чувствуя кончиками пальцев, как колотится его сердце. Алекса легко, игриво толкнула его в сторону постели.
   – Не так быстро, мой прекрасный негодяй. Может, ты привык признаваться в нежных чувствах и быстренько сматываться, но я требую доказательства той страсти, в которой ты пытаешься меня заверить. Покажи, что только я, и никто другой, могу разбудить твое сердце и найти в нем любовь.
   Кин покорился и с улыбкой позволил Алексе прижать себя к матрасу.
   – Ты знаешь, как я ненавижу требовательных женщин. Мне бы хотелось, чтобы моя была нежной и покорной.
   С бесшабашной улыбкой Алекса присела на корточки и расстегнула ему брюки.
   – Давай-ка снимай штаны, – насмешливо-строго приказала она.
   Кин поднял руки, сдаваясь без борьбы. Он пришел в восторг, услышав ее смех. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она последний раз так самозабвенно смеялась.
   – Я боялся, что именно так все и кончится. Когда мужчина говорит женщине, что любит ее, она немедленно пользуется этим. К утру я уже, наверное, стану настолько покорным, что не рискну выпить глоток воды, не спросив твоего разрешения.
   Алекса взяла его брюки, небрежно поболтала ими у него под носом и отбросила в сторону. А когда снова повернулась к нему, ее серебристые глаза загадочно поблескивали и мерцали. Она наклонилась над ним, и у Кина дух захватило, ибо он знал, какая это пытка – ждать, когда ее мягкие влажные губы прижмутся к его губам. Он уже приготовился сдаться сводящему с ума прикосновению ее тела, но Алекса отодвинулась, оставив его на самом краю обрыва.
   Она посмотрела на него с обожанием и улыбнулась.
   – А знаешь ли ты, как я люблю тебя, Кин? – прошептала она, покусывая мочку его уха.
   – Нет, скажи мне. Я часто думал, как ты ко мне относишься, – выдохнул он, упиваясь звуком своего имени.
   – Мне кажется, я полюбила тебя в ту ночь, когда увидела, как ты стоишь в тени своей хижины и смотришь так, будто я тебя неимоверно забавляю. И неизвестно как, но сразу поняла, что никогда не смогу забыть ни твое лицо, ни прикосновение твоих губ. – Алекса провела пальцем по лучикам-морщинкам вокруг улыбающихся глаз и легонько поцеловала в самый кончик носа. – Просто это моя упрямая гордость лишила меня дара речи. Я никогда раньше не была влюблена, поэтому не могла разобраться в собственных чувствах. А когда попыталась честно сказать тебе о них, ты так разозлился, что я предпочла помалкивать, чем терпеть страдание неразделенной любви.
   Кин притянул Алексу к себе. Свободной рукой провел по грудям, пощекотал розовый сосок. Потом снова, опустил голову на подушку и открыл горящие синим пламенем глаза.
   – М-м-м-м. Ты просто сводишь меня с ума, так я хочу тебя, женщина. Каждый раз, когда прикасаюсь к тебе, меня пожирает пламя. Оно горит так яростно, что прожигает огненные тропы к самому сердцу, и мне не удается погасить этот огонь. Неужели это и есть любовь?
   – Если нет, то мы, наверное, больны чем-то чудовищным и неизлечимым, – прошептала Алекса и прижалась к его груди. – Люби меня, Кин… за все те ночи, когда хотела тебя, но спала одна… за все те ночи, когда молча плакала до тех пор, пока не засыпала в слезах, думая, что ты любишь другую.
   Их глаза встретились и больше не покидали друг друга, небесная синева перемешалась с серебристым звездным блеском. Любовь была в его глазах, в его губах, в ласкающих прикосновениях. Алекса легко вздохнула и сдалась, когда он нежно дотронулся до нее. Она удивлялась, как горячо жжет любовное пламя. Его руки и губы, заново открывая каждый дюйм ее тела, пронзали ее раскаленным жаром.
   Алекса закусила губу, чтобы не кричать. Она едва сдерживала исступленные желания плоти. Она хотела его и не стыдилась этого. Он – дыхание ее жизни, цель и смысл ее существования. И нет другого мира, кроме мира в его объятиях.
   И Кин не разочаровал ее. Он накрыл ее приоткрывшиеся губы ртом, ни на мгновение не прекращая ласк, которые разжигали ее все больше и больше, почти лишая сознания. Он обожал прикасаться к ней. Она – его жена, его любовь, его жизнь. Сладкий аромат ее духов заполнил его чувства. Ее шелковистая кожа, казалось, просила – потрогай меня. Губы таяли под его поцелуями, утоляя жажду, но заставляя желать большего.
   Алекса едва дышала. Она заживо сгорала в пламени страсти, языки которого лизали ее плоть. Восторженный вихрь заставил весь мир бешено крутиться вокруг нее.
   Кин раздвинул ее ноги и опустился между бедер. Алекса выгнулась навстречу, радостно приветствуя его сильные толчки, прижимая его к себе так, будто никогда больше не отпустит. А потом время остановилось, и они поплыли к далекому горизонту.
   Кин прижимал Алексу все крепче и крепче. Наконец удивительные, фантастические ощущения нахлынули и сотрясли все его тело. Он был потрясен силой любви к этой черноволосой колдунье. Она оказалась достаточно сильной, чтобы завоевать его уважение, и такой нежной, что сумела добиться его преданности. Будет ли так всегда? – спросил он себя, когда наконец улегся рядом и прижал ее к груди. И внутренне ответил: да, всегда, он в этом уверен. Он прожил больше тридцати лет, не зная, что означает это слово – любовь. Н теперь, когда узнал, собирался лелеять это чувство к его удивительной Алексе. Она – его огонек на ветру, вечный свет который озарит самые темные ночи.
   – О чем ты думаешь, любимый мой?
   Хрипловатый голос Алексы прорвался в его мечтания. Он повернул голову и одарил ее нежнейшей улыбкой.
   – О том, что я очень счастливый человек. И что, раз уж мне пришлось ждать столько лет, я собираюсь сторожить тебя изо всех сил. – Кин повернулся на бок и приподнялся на локте. – Ты будешь очень разочарована, если я вдруг стану таким ревнивым мужем, который будет приходить в бешенство каждый раз, когда посторонний мужчина бросит на тебя сладострастный взгляд? Я не в состоянии контролировать себя, когда другой трогает то, что принадлежит мне.
   – Нет, если только не будешь отчитывать меня каждый раз, когда я грубо обойдусь с любой женщиной, которая слишком будет восхищаться твоими мужскими достоинствами, – парировала Алекса нахально-вызывающим тоном, присела рядом с ним на корточки и оскалилась, имитируя кошку, готовящуюся к прыжку.
   Кин весело рассмеялся.
   – Хорошенькая из нас получится парочка! Пожалуй, мы сделали всему миру огромное одолжение, когда соединили и наши судьбы. Подумай, мы спасли по крайней мере двух бедолаг от несчастья стать нашими компаньонами.
   – Я готова терпеть твое общество весь остаток жизни, – промурлыкала Алекса, поглаживая ноготками черные завитки на широкой груди. – Мы можем составить прекрасную пару.
   – Превосходная пара, – согласился он голосом, тяжелым от подступающего желания. – Я – нежеланный полукровка. Ты – непокорная дикая кошка, невозможная в обществе. Тебя мужчины должны бы избегать, да не могут устоять.
   Взрыв ее смеха был заглушён поцелуем.
   – Мне бы стоило обидеться, что ты не считаешь меня настоящей благовоспитанной и породистой дамой.
   Пришел черед Кина рассмеяться. В глазах его заплясали огоньки дьявольского веселья, он откинулся и распутно ухмыльнулся ей.
   – Мне никогда не нравились эти пустоголовые куклы – леди новоорлеанского общества. – Он повернул ее на спину, накрыл собой, соединил их тела, как две половинки единого целого. Кровать только жалобно заскрипела. – А что до породы… – тут из его груди вырвался сладострастный стон, – то я в высшей степени люблю одно занятие. Мы будем практиковаться каждый день, пока у нас не будет дюжины детишек, не менее очаровательных, чем их мать.