Финч Кэрол. Зов одинокой звезды

   — Что?! — вскричала девушка.
   Она давно уже сидела в постели, а теперь и вовсе выпустила из рук одеяло, открыв наглухо закрытую ночную рубашку из плотной материи (Стоун не мог не подумать, что в душе Джулия вовсе не бойка, а застенчива и стыдлива, только старательно скрывает это).
   — Ты меня так пристыдила, что я сейчас же пойду и признаюсь ей в любви, — заверил он, с чувством положив руку на сердце.
   Когда он вышел, опустив за собой полог палатки, Джулия расцвела довольной улыбкой. Ее нелегкая миссия увенчалась успехом, более того, Стоун оказался именно таким, каким она его себе представляла: немного неотесанным, но в душе благородным — настоящий очарованный принц, которого оставалось только расколдовать окончательно. Девушка была убеждена, что Тэре это под силу, и готовилась скромно стушеваться, наслаждаясь своей ролью. В конце концов, жертва за жертву.
   Устраиваясь поудобнее в постели, Джулия вспоминала освещенный луной берег реки и пару, приникшую друг к другу в интимном объятии. Как это было романтично и как волнующе! Вот. значит, как это бывает! Вскоре она уснула и во сне видела себя в крепких объятиях Лорена Маршалла.

Глава 22

   Когда Стоун вторично появился из пустой палатки Тэры, на его лице уже читалась серьезная тревога. Устроенный Джулией разнос занял некоторое время, но Тэра не вернулась. Кроме того, у костра не было Кэла Джонсона, а у коновязи отсутствовали три лошади, в том числе лошадь Меррика Рассела. Выяснив это, Стоун встревожился и того больше. Он не верил в случайное одновременное отсутствие, а поскольку Меррик был скор на расправу, Тэре наверняка грозила беда. Стоун был уверен, что девушка не все сказала ему, что ее отношения с хозяином ранчо дошли до стадии открытого столкновения.
   Он прислушался. Все было тихо вокруг, но откуда-то сверху, очевидно, с дороги на плато, доносился едва слышный стук множества копыт. Проклятие, Меррик решил перегнать украденный скот на день раньше! Тэре каким-то образом удалось это выяснить, и теперь она в руках негодяя! Первым порывом Стоуна было вскочить на коня и броситься на звук, но потом он понял, что, спасая Тэру, выдаст себя и потеряет всякую надежду завершить расследование. Что же делать? Меррик наверняка решил подстроить гибель своей гостьи и выкрутиться так же, как и в прошлом. Все и каждый на ранчо уверены, что Тэра, горожанка, в Техасе с самого начала чувствовала себя не в своей тарелке, и многочисленные несчастные случаи убедительно это доказывали. Почему он не отослал ее, все равно куда, к отцу или в Сент-Луис! Почему поддался на уговоры, позволил околдовать себя любовными чарами? До нее в его жизни царила пустота, ни единого близкого человека с тех пор, как погиб дон Мигель, и вот судьба решила ввергнуть Тэру в руки того, на чьей совести лежала смерть всей семьи Стоуна. Так нет же, не бывать этому!
   Неожиданно поблизости послышался размеренный стук копыт. Сердце его радостно забилось. Дьябло! Дьябло, умница и великий труженик, снова нес дозор в ущелье с манекеном на спине. Ничто не могло быть более кстати! Стоун издал негромкий условный свист и поспешил вой из лагеря, под защиту зарослей. Стук копыт замедлился, потом изменил направление. Жеребец ответил радостным ржанием. Как только он появился, Стоун немедленно освободил верное животное от манекена. Пока он распутывал узлы, Дьябло пританцовывал на месте и подталкивал его теплым носом, как собака, требующая ласки. Стоун рассеянно потрепал его по крутой шее, поглубже запихнул манекен в чащу кустарника, а белое облачение торопливо натянул на себя.
   Меррик не мог сам заниматься сразу всем, у него непременно должен быть помощник. Вряд ли хозяин ранчо доверит ему избавиться от свидетельницы, тем более что самому не привыкать. Значит, он сейчас где-то там, в залитом лунным светом каньоне, готовится сделать свое черное дело? Как именно? Любая рана на теле наведет на мысль об убийстве. Самое простое — это столкнуть жертву со скалы в каньон под видом того, что она сорвалась во время, ночной верховой прогулки.
   Стоун огляделся. Дорога наверх начиналась в отдалении, намного скорее можно было оказаться на плоскогорье, пользуясь старой индейской тропой. Стоун ударил пятками в крутые бока Дьябло, и жеребец пулей рванулся вперед. На тропе Стоун первым делом отпустил поводья, полностью положившись на умение лошади выбирать дорогу. Сверху, с равнины, тропу невозможно было рассмотреть, так как заканчивалась она невысоким, но крутым склоном, почти обрывом. Чувствуя нетерпение хозяина, белый жеребец собрался с силами и преодолел склон одним могучим рывком. Первым, что открылось взгляду наверху, было облако пыли, оставленное перегоняемым стадом. Успел ли Меррик избавиться от Тэры, или она все еще с ним? Стоун в ярости поклялся: если она мертва, негодяй последует прямо за своей жертвой.
   Где-то впереди беспокойные полудикие животные неохотно трусили вперед, так и норовя разбрестись. Кто их вел? Была ли Тэра с ним… или с ними? Вскоре предстояло это выяснить.
   По странному совпадению Меррик обернулся как раз в тот момент, когда Ночной Всадник появился из недр каньона. Его белый жеребец выпорхнул прямо из бездны, и полы плаща призрака взлетели, как крылья, будто они и поддерживали в воздухе и лошадь, и всадника. Зрелище это было достаточно впечатляющим даже для железных нервов хозяина ранчо.
   — Ну что? — с торжеством воскликнула Тэра. — Теперь ты видишь, что все твои предосторожности тщетны там, где вмешивается Провидение? Затея с перегоном не выгорит, Меррик! Буквально пару минут назад Джон Симпсон присоединился к ним. Трус по натуре, он и без того был перепуган видом связанной Тэры, а когда на место действия явились потусторонние силы, сдрейфил окончательно и мог только смотреть, разинув рот, как Ночной Всадник круг за кругом объезжает стадо. Животные быстро пришли в неистовство, и было ясно, что вскоре они пустятся в бегство.
   — Он хочет, чтобы мы все были затоптаны! — визгливо крикнул он, бешено дергая удила.
   Тень страха коснулась в этот момент даже бесчеловечной души Меррика. Впрочем, ярость быстро затопила его при виде того, как стремительно рушился его тщательно разработанный план. Впервые он видел Ночного Всадника достаточно долгое время. При всей своей необыкновенной мощи белый жеребец летел как птица, едва касаясь копытами каменистой земли, он словно стлался над нею, его движения были грациозны и точны, он заранее улавливал намерения своего седока. Невольно закрадывалась мысль о сверхъестественном происхождении обоих.
   Стадо ринулось на людей… но в самую последнюю секунду новый маневр призрака заставил быков изменить курс и устремиться в глубь равнины. Ничто уже не могло остановить его слепой бег. Ночной Всадник не последовал за ним, он продолжал мчаться к маленькой группе.
   Рассудок Меррика продолжал бороться, но впервые в жизни хозяин ранчо испугался. Что, если это и в самом деле его мертвый брат? Что, если вся та чушь, которую он сам напридумывал, окажется истиной и Вернон сквитается с ним? Торжествующий смех Тэры вернул его к действительности, и ярость вспыхнула с новой силой. Как мог он, человек рассудительный, поверить в такую чушь?
   — Что, испугался! — воскликнула Тэра, от которой не укрылась мгновенная перемена в выражении ею лица. — Скоро ты потеряешь все то, ради чего совершил столько преступлений!
   Он в бешенстве занес руку, чтобы пощечиной заставить ее замолчать, но девушка изо всех сил ударила лошадь пятками, скачком послав вперед и без того встревоженное животное. Поводья были вырваны из рук Меррика, а сам он едва не свалился с седла. Не дав себе времени даже принять правильное положение, он, в свою очередь, подстегнул коня. Девчонка удирала, чтобы погубить его, чтобы предстать свидетельницей его тайных тщательно продуманных махинаций! Красный туман застлал глаза хозяину ранчо, и он бросился в погоню. Так как Кэл и Джесси задали стрекача сразу после начала необыкновенных событий, Симпсон вот-вот должен был остаться в одиночестве. Бессмысленные рывки за поводья заставляли его лошадь метаться из стороны в сторону.
   — Меррик, ради Бога! Не оставляй меня! Куда ты, вернись! — жалобно выкрикивал он, срывая голос.
   Тщетно! Его давний партнер по нечистым делам был в этот момент слеп и глух ко всему, кроме погони. Да и что еще ему оставалось? Перегон не удался, животных простыл и след, если бы еще и Тэре удалось ускользнуть, это было бы полной катастрофой.
   Вначале девушка чувствовала только упоение оттого, что удалось вырваться из ловушки. Невероятным усилием она освободила израненные руки и попыталась ухватить болтающиеся поводья, но это не удалось, и пришлось вцепиться в густую лошадиную гриву. Случайно девушка бросила взгляд через плечо… и ужас вернулся. Меррик стремительно приближался, и выражение его лица не сулило ничего доброго.
   Напрасно прилагала она все усилия, чтобы оторваться от преследователя, лошадь Меррика была значительно быстрее и выносливее. Вскоре всадники уже мчались бок о бок в опасной близости к непрочной кромке обрыва, осыпающейся даже от топота копыт.
   — Меррик, верни-ись! — долетело сзади в последний раз.
   Однако подлинный ужас девушка испытала тогда, когда впереди открылась зияющая пасть каньона. В этом месте равнина вдавалась в него небольшим узким мысом, и повернуть назад не было никакой возможности. Инстинкт самосохранения заставил лошадь Тэры сделать рывок в сторону. Пронзительный крик девушки слился с диким ржанием смертельно перепуганной лошади, когда их обеих отнесло на самую кромку обрыва и целый пласт рыхлой земли обрушился в черную пасть Пало-Дуро.
   Если бы у Тэры было хоть на пять минут больше, Стоун подоспел бы вовремя. Он давно уже оставил в покое бешено несущееся стадо и даже не подумал гнаться за Симпсоном, который почти налетел на него, спасаясь бегством, и ускакал прочь с воплями, кое-как держась в седле. Все»внимание Стоуна было приковано к отчаянной борьбе Тэры с Мсрриком, этим порождением зла. Изо всех сил погоняя и без того бешено несущегося коня, Стоун не отрывал взгляда от девушки, которая боролась за жизнь. Но ей не суждено было выиграть поединок с дьяволом, и с болью в сердце Стоун стал свидетелем ее последних секунд. Он и Меррик разминулись на узком пространстве мыса, но даже мысль о преследовании не закралась в его сердце. Он мог думать только о Тэре и о том, какую ужасную смерть она только что приняла.
   Даже бестрепетный Дьябло замешкался на кромке обрывистого склона, но Стоун вынудил его продолжать путь. Он знал каждый дюйм каньона и помнил, что в этом месте древняя индейская тропа проходит довольно высоко. Это давало слабую надежду на то, что Тэра выжила при падении, что карниз шириной в несколько футов, забросанный упавшими сверху валунами, мог остановить падение.
   Спуск был так крут, что пришлось откинуться на круп жеребца, пока тот сползал по рыхлой осыпи. Временами земля оседала пластами, и тогда казалось, что животное вот-вот потеряет опору и нырнет в темную бездну, но Стоуна это мало заботило.
   Наконец он почувствовал, что жеребец нащупал карниз. Сюда лунный свет не достигал, и было темно, как в могиле. Невольное сравнение заставило Стоуна содрогнуться. С огромным облегчением он увидел поодаль, среди осыпи из крупных валунов, темный силуэт лошади и направил Дьябло в ту сторону. Первой в глаза ему бросилась поджатая передняя нога животного. Лошадь дрожала крупной дрожью. Тэры не было видно, и Стоун облился холодным потом при мысли, что она не удержалась в седле и теперь лежала на самом дне каньона.
   Только оказавшись рядом, он увидел распростертое тело девушки. По всему было видно, что ее выбросило из седла в последний момент, когда лошадь в своем стремительном движении по рыхлой осыпи наткнулась вытянутой ногой на валун. В конвульсивно сжатом левом кулаке Тэры была длинная прядь конской гривы. Девушка лежала ничком в полной неподвижности, без признаков жизни.
   Не сразу Стоун решился повернуть ее. Тэра упала прямо на мелкие острые камни, и все лицо ее было в ссадинах и мелких ранках. Залитое кровью, оно являло собой пугающую картину, но крупных ран не было. Не без трепета Стоун поднял холодную правую руку, чтобы нащупать пульс… и не нашел его. Он отшатнулся так стремительно, словно перед ним внезапно открылось окно на тот свет. Снова схватил он руку Тэры — и снова пульса не оказалось. Рука была холодна, как мрамор.
   Ужасная догадка сверкнула в его сознании, но он все еще отказывался поверить. Тэра не могла уйти вот так, в самом расцвете сил и молодости, и оставить его! С чем-то вроде обиды Стоун всмотрелся в изуродованное лицо. Если бы Тэра знала, что уносит с собой половину его самого! Зачем она подарила ему мир, сделала его полноценным человеком, пробудила в нем чувства? Что ему теперь со всем этим делать?
   Стоун уселся, держа девушку в объятиях, и, сам того не замечая, тихонько баюкал ее, как девочки баюкают кукол, потому что в его объятиях и была теперь кукла, прекрасная, но безжизненная. Это был сон, от которого не просыпаются, он мог сколько угодно целовать мертвые губы — чудеса случаются только в сказках. Можно было сколько угодно шептать слова любви, на которые он был так скуп, пока Тэра еще жила. Поздно, все было поздно, и признание обречено было остаться невысказанным. Мир, который они создали вдвоем, мир, полный страсти, ревности, обид и счастья, полный любви, — этот мир уходил сейчас навсегда, чтобы возвращаться только в воспоминаниях.
   И когда жестокая правда окончательно проникла в сознание, Стоун содрогнулся всем своим могучим телом, судорожно сорвал с головы белый колпак и зарылся лицом в распустившиеся волосы Тэры. Они еще пахли ее неповторимым, сладостным запахом, который скоро должен был исчезнуть. Отстранившись, Стоун начал бездумно перебирать бледно-золотистые пряди, распутывать и оглаживать их, словно уже готовя Тэру к последнему путешествию. Он — попросту не знал, что будет делать, когда ее похоронят, как станет жить. Сердце разрывала острая боль, там открылась глубокая рана и кровоточила настойчиво, отчего, сама-жизнь уходила капля за каплей. Эта боль была почти нестерпимой, и все, что было в Стоуне несгибаемо твердого, инстинктивно старалось ей противиться, бороться с нею. Он был воспитан так, чтобы вынести все, ему с детства внушали, что слабость недостойна мужчины. И это был прежний Стоун, который повторял, скрежеща зубами:
   — Меррик, безжалостный ублюдок, ты жизнью заплатишь за это! Клянусь, я сделаю все, чтобы белый свет стал тебе не мил, я уничтожу тебя своими собственными руками! Но мало-помалу иное чувство начинало оттеснять в нем ненависть и жажду мести. Впервые Стоун сумел объять душой всю безысходность горя, которое ощутила его мать после смерти отца, и все то, что до сих пор он понимал лишь разумом, дошло наконец до сердца. Горечь, глубоко въевшаяся в самое существо Кармель, стала теперь и его горечью, ее бессильный гнев на судьбу стал его гневом, некая отрава проникла в каждую клетку тела. Чувства эти набросились на него, как свора бешеных псов, и терзали измученную страданием душу без надежды на передышку. Ощущение потери было всеобъемлющим, весь мир вокруг разом опустел, и невозможно было представить себе, как жить дальше в этой пустоте.
   Это была мука сродни безумию, и сознание мутилось, рассудок умолкал, хотелось биться головой о скалы до беспамятства, которое одно только и могло принести забвение. Бессознательно Стоун тянулся к безумию, как тянутся к спасительному лекарству. Потеряв рассудок полностью, он мог все забыть и жить дальше, не сознавая уже своей потери… Но что, если будет наоборот, если в своем безумии он не сможет думать ни о чем другом, кроме Тэры и се ужасной смерти?
   Что-то странное случилось в этот момент с глазами Стоуна. В них возникло болезненное, жгучее ощущение, будто кто-то невидимый подкрался и плеснул в них кислотой. Оно усилилось, стало невыносимым, слилось с болью души — и плотина горя наконец прорвалась. Слезы покатились по щекам, и впервые с той минуты, когда он нашел Тэру мертвой, Стоун криво усмехнулся. Мужчины не плачут, повторяла ему мать с самого детства, мужчины тем и сильны, что умеют подавить свои чувства. Но Тэра научила его совсем другому, научила чувствовать глубоко и полно, и если не стыдно было любить ее, то не стыдно и оплакать. В первый и последний раз в жизни он позволил себе быть просто человеком.
   — Тэра, Тэра, как я любил тебя! — повторял он, баюкая в запоздалых объятиях не только тело девушки, но и свою утраченную любовь.
   Светлые волосы, местами в запекшейся крови, водопадом спадали с его руки на камень ущелья, запрокинутое лицо было мертвенно-бледным. Не трепетали ресницы, не шевелились побледневшие губы. Стоун наклонился и коснулся их губами, один-единственный раз. Это было прощание.
   А потом, не в силах вынести безумный натиск эмоций, на миг позволив себе стать их беспомощной игрушкой, он поднял лицо к небесам и издал дикий, пронзительный вопль, в котором, казалось, выплеснулось само отчаяние. Он прокатился по каньону, отразился от стен и вернулся зловещим многократным эхом, долго не утихавшим в боковых ущельях. Это был крик, мало похожий на человеческий, крик существа, горе которого слишком велико, чтобы вынести его молча.
   Эхо ужасного вопля отзвучало, и зловещая тишина опустилась на окрестности.
   Меррик Рассел казался конной статуей в своей полной неподвижности. Взгляд его не отрывался от того места, где Тэра, а потом и Ночной Всадник исчезли в черной пасти каньона. Он видел, как это случилось, как белый призрак, промедлив лишь одно мгновение, просто перемахнул кромку обрыва, словно его вновь должны были принять и удержать в воздухе белые крылья плаща. В тот момент раздумывать над этим феноменом было некогда, так как где-то неслось вдаль обезумевшее стадо и нужно было немедленно что-то предпринять. Но когда животных удалось остановить, издали донесся ужасный нечеловеческий крик. Что-то подсказало Меррику, что означает он смерть Тэры, и против воли кривая усмешка мелькнула на его губах. Призрак мог оплакивать жертву, но оказался бессилен ее спасти. Даже и сейчас хозяин ранчо отказывался верить в сверхъестественное.
   — Гони стадо к Хэролду! — резко прикрикнул он на Джона Симпсона, которого нашел съежившимся в кустах. — Скот измучен и не доставит тебе никаких неприятностей, справишься один. Я отправлю тебе вслед этих трусов, Кэла и Джесси, как только найду их.
   Некоторое время Симпсон был просто не в силах ничего сказать на это, только трясся и беспрерывно сглатывал. Два года он везде и всюду высмеивал легенду о призраке Пало-Дуро, издевался над суеверием тех, кто пытался спорить с ним, и вот все это оказалось правдой! Он сам, своими глазами видел Ночного Всадника и мог подтвердить под присягой, что это именно призрак, независимо от того, был он бесплотным духом или скелетом под своими белыми одеждами. Но Меррика ничем не пронять, думал Симпсон в ужасе и отчаянии. Это безумец, которому убить человека — все равно что щелкнуть пальцами!
   — А к-к-как же девчонка? Чт-то скажут люди? — спросил оп фальцетом. — Ведь уже утром ее н-н-п…
   — Пусть находят, — холодно перебил Меррик, окидывая трясущегося компаньона презрительным взглядом. — Она хорошо потрудилась, чтобы заработать себе славу неудачницы. Вечно с ней что-то случалось, так что вряд ли кто-то удивится, что она свалилась в каньон. Ее носило где-то по ночам, рано или поздно это должно было плохо кончиться. Может статься, что и объяснять ничего не придется.
   — Даже ее панаше? — с вялой иронией проблеял Симпсон. — Знаешь что, Меррик, я, пожалуй, покончу сегодня, с нашими делами. Ищи себе другого компаньона, а с меня хватит!
   — Мы расстанемся только тогда, когда я сочту нужным, — отрезал Меррик с ледяным спокойствием, — иначе в один прекрасный день и ты окажешься на дне каньона с разбитой головой. Сам видишь, здесь это время от времени случается, такое уж опасное место.
   Его собеседнику ничего не оставалось, как проглотить дальнейшие возражения и попятиться к лошади. Двигаясь за устало бредущими животными и порой подгоняя их визгливым криком, Симпсон думал о том, какую ошибку совершил, связавшись с Расселом. Неудивительно, что того преследовало привидение, думал он, бросая через плечо пугливые взгляды на далекую кромку обрыва, как будто Ночной Всадник мог в любую минуту вновь появиться над нею и броситься вдогонку за своим уплывающим добром, о котором, как говорили, он пекся и после смерти. Ничто теперь не могло поколебать Симпсона в убеждении, что призрак существовал, потому что кто, кроме призрака, способен на крыльях взлетать со дна ущелья и тем же манером туда возвращаться? Кто мог сказать, на что еще способно это порождение тьмы? И был ли его дозор ограничен только каньоном Пало-Дуро? Что, если любой, кто принимает сторону Меррика, может стать объектом внимания Ночного Всадника?
   Пока перепуганный Симпсон поспешно удалялся по направлению к Хэролду, Меррик направился к дороге, ведущей вниз. Но прежде чем покинуть плато, он придержал коня и еще раз вгляделся в место гибели Тэры с улыбкой, в которой было что-то не вполне нормальное.
   Пусть вес привидения мира явятся к его порогу, думал он со злобным торжеством, это ничего не изменит. Он решил избавиться от Тэры Уинслоу — и сделал это прямо на виду у Ночного Всадника, кто бы это ни был. Для остальных обитателей ранчо он провел ночь в своей палатке, а значит, подозрение не может пасть на него. Смертельно усталые люди ни разу не просыпались ночью во время сгона, и Меррик мог бы поклясться, что никто ничего не заметил.
   Когда девчонки хватятся, он организует поиски, а когда ее найдут мертвой, будет горевать вместе с другими. Что до Теренса, пусть винит себя самого. Будь он умнее, он бы поостерегся и не дразнил зверя. Пусть беснуется, пусть бросается обвинениями, двух свидетелей достаточно, чтобы подтвердить невиновность даже самого дьявола.
   Меррик в последний раз оглядел безлюдную равнину, потом перевел взгляд на черный зигзаг каньона. Там, внизу, он был полновластным хозяином, самым богатым скотопромышленником Пенхендла — и так тому и быть.

Глава 23

   Когда Меррик услышал грохот колес, он ненадолго поднял голову от бумаг, глянул в окно и снова погрузился в чтение. Он знал, что Теренс Уинслоу не замедлит пожаловать в «Даймонд» и что на лице его будет именно такое выражение: взрывоопасная смесь ярости и горя. Если бы взгляды убивали, то Меррика уже давно не было бы в живых.
   И действительно, Теренс едва владел собой. Услышав о трагедии в Пало-Дуро (даже по безлюдным равнинам печальные новости разносятся быстро), он бросился на ранчо, вне себя от отчаяния, пылая жаждой мести. В дороге им не раз овладевало чувство нереальности, он попросту не мог поверить, что Тэра, его девочка, умница и красавица, пополнила собой список жертв Меррика Рассела. Но если она все же мертва, значит, совершено убийство, ни о каком несчастном случае и речи быть не может. Редактор чувствовал себя пороховой бочкой, готовой взорваться в любую секунду.
   На этот раз негодяю не отвертеться! Убийца, подлый, низкий убийца!
   Бешено нахлестывая лошадь, Теренс то сыпал проклятиями, то громко стонал, как помешанный. А когда горе и ярость ненадолго отступали, подавала голос совесть. Он сам, своими руками толкнул дочь в логово дьявола! Как в его глупую голову могла закрасться даже тень надежды, что Меррик не решится причинить Тэре вред?
   Должно быть, у него совсем отказало соображение, если он счел возможным бросить вызов судьбе. Тэра была его жизнью, в ней было все его будущее!
   Теренс не мог постигнуть случившегося, не мог примириться с ним. Только не Тэра. не его дорогая девочка! Что скажут Либби и Райан, как он объяснит им, что привело к гибели единственного ребенка, любимицы всей семьи? Его обвинят в преступной небрежности и будут совершенно правы. Он вес равно что своими руками столкнул Тэру в каньон!
   Соскакивая с подножки, газетчик нащупал в кармане револьвер и коротко улыбнулся безумной улыбкой человека, готового на все. Меррику нельзя было дать возможность представить смерть Тэры как несчастный случай, потому что закон охотно верил его объяснениям.
   Берн Диксон, вышедший из кухни на стук колес, заметил блеск вороненой стали. Никогда еще толстяк повар не двигался с такой быстротой. Казалось, порыв ветра сорвал его с места и швырнул вперед. Он заступил Теренсу дорогу и остановился, расставив ноги и тяжело дыша после пробежки.
   — Убирайся! — прохрипел редактор. — Я все равно пристрелю его, как собаку! На этот раз убийство не сойдет ему с рук! Моя доченька, доченька! Боже, что я наделал! Я хочу расправиться с этим отродьем дьявола! Кое-кому стоило бы сделать это годы назад!
   Двери особняка распахнулись, и Меррик появился на пороге. При виде его Теренс поднял револьвер и прицелился. Хозяин ранчо приподнял бровь, глядя на Уинслоу с чем-то вроде уважения. Он ждал вспышки, по не рассчитывал ни на что подобное со стороны человека, которого считал способным только болтать. Живя в Техасе, газетчик никогда не носил револьвера, даже для самозашиты — и вот пожалуйста, явился вооруженным! Но более всего обеспокоило Меррика выражение лица его давнего недруга: оно было не столько решительным или отчаянным, сколько безумным, а с безумца все может статься. Меррик невольно сделал шаг назад.