Флетчер Энн. Мадам в сенате

   – Блеск! Красота!
   Музыка становилась все более громкой и чувственной. Обе девушки с упоением, в такт музыке, сжимали и разжимали рулоны; у них участилось дыхание и задергались бедра. Внезапно гора взорвалась, и оттуда выскочил молодой человек. Это был пьянчужка, которого Ксавьера подобрала в парке, умыла и нарядила владельцем супермаркета. Он вцепился одной рукой в грудь Кристель, а другой – Сюзи и, высунув язык, начал вдохновенно тискать их. Музыка становилась все тише, все отдаленнее, пока совсем не смолкла. Девушки сблизили головы и, с преувеличенным ужасом глядя на молодого человека, воскликнули в унисон:
   – Мистер Зиппель, не тискайте наши булочки!
   По экрану побежали полосы, и Ксавьера выключила проектор. Кристель в тот же миг включила верхний свет. Ксавьера посмотрела на директоров. Те очень прямо, с расширенными зрачками и открытыми ртами, сидели в своих креслах. Фильм явно произвел на них впечатление, и не приходилось сомневаться, какого рода.
   Мистер Данбар хватил кулаком по столу:
   – Самое то! – И его лицо исказила гримаса боли. Он отнял руку и начал бережно баюкать ее другой рукой. Его ассистенты загалдели, на все лады повторяя его реплику. Мистер Бейли кивал головой на манер китайского болванчика; ассистенты немедленно повторили его действия. Мистер Бертон задумчиво грыз крекер.
   – Пожалуй, это действительно поможет распродать «Буби Софт». Правда, сделано несколько вульгарно…
   – Да, сэр, – согласилась Ксавьера. – Наверное, мы переборщили, но мне было важно проиллюстрировать основной принцип. Если при виде «Буби Софт» у них будет возникать такое чувство, словно их тискают, они наверняка станут покупать эту продукцию.
   – Пожалуй. У вас есть еще один клип?
   – Да, сэр. Одноразовые полотенца фирмы «Маунти». Председатель откинулся на спинку кресла. Ксавьера сделала знак своей помощнице и включила проектор. На экране появился интерьер небольшого, уютного кафе. У стойки не спеша потягивала кофе пожилая женщина, согласившаяся за пару долларов сыграть эту роль. Мать Ксавьеры изображала острую на язычок официантку, «золотое сердце».
   – Смотри-ка, Рути, – произнесла старуха. – Опять сюда идут эти молодожены. Ну, не милашки ли?
   – Поцелуй меня в задницу, – бодро ответила мать Ксавьеры. – Видела бы ты, что они после себя оставляют. Хорошо, что у меня есть «Маунти».
   – Что ты говоришь? – изумилась старуха. – Такие симпатичные молодые люди!
   С правой стороны появилась Сюзи в обнимку с приятелем.
   – Привет, Рути! – жизнерадостно молвил молодой человек. – Знаешь, чему мы научились этой ночью?
   – Свинячить! – проворчала мать Ксавьеры.
   – Точно! – обрадовался парень. – Только гораздо больше и качественнее, чем раньше. Смотри!
   Он приподнял Сюзи за талию и без лишних слов разложил на прилавке, сметая на пол молочник, бутылочку кетчупа, баночку горчицы и старухин кофе. Посетительница шмыгнула за стойку. Сюзи подмигнула камере, задрала платье и раздвинула ноги, а парень спустил брюки, трусы и проворно взгромоздился на нее. Оба начали быстро-быстро двигаться.
   Мать Ксавьеры вышла из-за стойки с большим рулоном бумажных полотенец под мышкой.
   – Господи, Рути! – поразилась старуха. – Как ты думаешь со всем этим справиться?
   Мать Ксавьеры выставила перед камерой рулон.
   – Одноразовые, доступные всем полотенца «Маунти»! Качество гарантируется!
   Она начала отрывать по одному полотенцу и разбрасывать повсюду, куда попали брызги кофе, кетчупа или горчицы. Старая женщина в немом восхищении наблюдала за ее действиями. Музыка делалась все громче, пока не стала прямо-таки оглушительной. «Молодожены» ритмично двигались; вовсю шуршали бумажные полотенца. Все это синхронизировалось, превратилось в настоящую симфонию. Когда бешеный ритм достиг кульминации, на лице старухи появилось выражение экстаза. Сюзи еще выше задрала ноги; ее партнер дернулся и затих. Мать Ксавьеры подкралась к ним и ловко подложила под бедра девушки несколько полотенец.
   – Вперед, «Маунти»!
   После того, как молодые люди соскочили с прилавка, мать Ксавьеры убрала полотенца. Прилавок был абсолютно чист.
   – «Маунти» творят чудеса! – в упоении пропела старуха. – А ответь, Рути, эти полотенца – прочные?
   – Прочные ли они? – мать Ксавьеры с торжествующей ухмылкой схватила рулон и, словно дубинкой, огрела молодого человека. Тот так и шмякнулся на пол. – Ну что?
   – Вот это да! – восхитилась старуха.
   Пожилые женщины взялись за руки и, пританцовывая, начали декламировать:
   – «Маунти»! «Маунти»! Суперпродукция! Покупайте «Маунти»!
   По экрану снова побежали полосы, и Ксавьера остановила проектор, а Кристель включила свет. Реакция директоров превзошла все ожидания. Они уплели свои крекеры, выпили молоко и теперь оживленно комментировали увиденное – все, кроме одного. Сюзи наклонилась над этим человеком и спросила, не нужно ли ему чего-нибудь. Потом похлопала молчальника по плечу и подошла к Ксавьере.
   – Слушай, Ксавьера, я знаю, что у нас мало времени, но… Не могла бы я ненадолго отлучиться? Там одному очень понравилось, и он предложил мне… Кажется, я смогу прилично заработать.
   Ксавьера потрепала ее по плечу.
   – Иди, конечно. Только смотри, чтобы он не рассыпался.
   – Спасибо, Ксавьера.
   Девушка обошла вокруг стола, улыбаясь своему неожиданному клиенту. Тот тяжело поднялся на ноги, нашел свою тросточку и поковылял к выходу. Тем временем мистер Бертон переговорил с мистером Бейли и обратился к Ксавьере:
   – Все это хорошо, но…
   – Да, сэр?
   – Эта парочка на прилавке. Конечно, она сразу привлекает внимание. Наверное, так и было задумано, но у нас возникли сомнения.
   – Понимаю, мистер Бертон. Если хотите, можно переделать клип. Я не собираюсь лезть из кожи вон, доказывая, будто эта парочка так уж принципиально необходима.
   – Вот именно. Мне нравится, как вы это формулируете: «принципиально необходима». Значит, вы согласны обойтись без нее?
   – Разумеется. Можно не показывать напрямую, а тонко намекнуть. Главное, чтобы всякий раз, когда хозяйке понадобится что-нибудь вытереть, ей представлялось, будто она вытирает «то самое» и это ассоциировалось у нее с полотенцами «Маунти».
   Мистер Бертон кивнул и обвел стол глазами. Тарелки и стаканы были пусты. Стенографистка встала, чтобы принести еще молока и крекеров. Ксавьера жестом предложила Кристель помочь ей. Вскоре девушки принесли подкрепление. Когда Кристель с подносом в руках обходила присутствующих, один из директоров что-то шепнул ей, и она задержалась возле его кресла. Очевидно, разговор пробудил дремавшие в старике силы, потому что он принялся один за другим поглощать крекеры, запивая молоком. Кристель погладила его по плечу и подошла к Ксавьере.
   – Слушай, Ксавьера, ты не можешь сделать мне одолжение? Один человек сказал, что у него впервые за двенадцать или пятнадцать лет шевельнулось, ну и… Я должна ему помочь. Он славный старичок, да и лишние баксы не помешают.
   Ксавьера хотела покачать головой, но передумала. В это время вернулись Сюзи и ее кавалер. Его одежда была в некотором беспорядке, а лицо побледнело. Девушка нежно поддерживала его. Ксавьера улыбнулась.
   – Конечно, Кристель. Пусть Сюзи сменит тебя у выключателя. Желаю успеха. Смотри только, не слишком заводись, а то его еще хватит кондрашка.
   Кристель благодарно кивнула.
   Сюзи усадила своего ухажера в кресло и перебросилась несколькими словами с подругой. Поклонник Кристель вслед за ней вышел в переднюю. Сюзи направилась было к выключателю, но по дороге ее перехватил один из присутствующих. Мистер Бертон поднял глаза на Ксавьеру.
   – Знаете, Ксавьера, я думаю, эти ролики нам подойдут. Кое-где подредактировать – и все будет в порядке. Больше у вас ничего нет?
   – Еще один клип, сэр. Набор посуды «Девять женушек».
   – «Девять женушек»? Вы правы, у нас возникли сложности с их реализацией. Давайте посмотрим.
   Ксавьера щелкнула пальцами, чтобы привлечь внимание Сюзи. Та виновато улыбнулась, что-то сказала своему собеседнику и прошла к выключателю. Ксавьера запустила мотор.
   Послышалась тихая, мелодичная музыка, которая постепенно становилась громче. На экране появился огромный пушистый кот на плюшевой диванной подушке. Женский голос за кадром ласково позвал:
   – Марвин! Я принесла кое-что такое, что ты любишь! Камера спланировала на лоснящуюся морду кота, на которой застыло выражение пресыщенности. Из динамиков донесся низкий мужской голос:
   – Ну, это вряд ли. Я так разборчив!
   Камера отъехала немного назад. Снова послышалось вкрадчивое женское:
   – Но, Марвин, это что-то особенное!
   Опять крупным планом показали самодовольную кошачью морду. Мужской голос за кадром произнес:
   – Она никогда меня не поймет! Камера вновь отъехала назад.
   – Марвин, но это же…
   В кадре возникли девять тарелочек, из которых лакали молоко девять очаровательных кошечек. Они стояли задом к камере, задрав хвосты и игриво помахивая ими. В женском голосе зазвучали триумфальные нотки:
   – «Девять женушек»!
   Камера вернулась к коту. Тот мигом слетел с дивана, в несколько прыжков пересек комнату и очутился рядом с кисками. Мужской голос за кадром захлебывался от восторга:
   – «Девять женушек»! М-мяу!
   Ксавьера выключила проектор, но свет так и не загорелся. Она позвала: «Сюзи! Эй, Сюзи!» Никто не отозвался. В конференц-зале было по-прежнему темно. Ксавьера ощупью двинулась к столу. Вдруг чья-то рука погладила ее ниже пояса, а затем вцепилась в бедро. Она добродушно рассмеялась, высвободилась, но ее тут же снова схватили чьи-то цепкие руки. Они шарили у нее под юбкой и куда-то тащили. Ксавьера опять высвободилась и, держась подальше от стола, стала пробираться к выходу. Реакция на этот последний клип оказалась, если судить по шумовым эффектам, более сдержанной. Включив наконец свет, Ксавьера поняла почему. За столом почти никого не осталось.
   Из передней доносилось громкое пыхтение. Ксавьера открыла дверь и увидела такую картину. Сюзи с кем-то лежала на диване, Кристель с другим ухажером – на полу. Остальные терпеливо дожидались своей очереди. Ксавьера притворила дверь и, улыбаясь, подошла к мистеру Бертону. Тот одной рукой обнимал стенографистку и как-будто о чем-то упрашивал ее. Девушка колебалась.
   – Ксавьера, – произнес мистер Бертон. – Я намерен купить у вас права на эти клипы.
   – Для того я и принесла их, мистер Бертон.
   – И вообще, нам бы следовало встретиться, обсудить подробности дальнейшего сотрудничества.
   – Всегда готова! – отрапортовала Ксавьера.

Глава седьмая

   В зале, где проходили сенатские слушания, творилось что-то невообразимое. Зрители и репортеры бурно аплодировали Ксавьере. Сенатор Ролингс безостановочно бухал молотком по столу и во всю мощь своих легких призывал аудиторию к порядку. Сенатор Стурдж открыл было глаза, испуганно посмотрел по сторонам и попытался встать. Затем тревога на его лице сменилась благодушной улыбкой, и он снова погрузился в сон. Ксавьера купалась в лучах славы. Но в суматошной, ликующей толпе ее взгляд натолкнулся на коротышку в темных очках, который бесстрастно, как и прежде, следил за ней. Она расстроилась и опустилась в кресло.
   Аплодисменты постепенно стихали, а молоток сенатора Ролингса стучал все сильнее.
   – Требую тишины! Если еще раз случится что-нибудь подобное, я прикажу очистить помещение и сделать слушания закрытыми. Разумеется, это не относится к представителям прессы.
   Уорд придвинул к себе микрофон.
   – Считаю необходимым дополнить, сенатор Ролингс, что в результате сотрудничества с мисс Холландер рекламное агентство «ББДО» снова завоевало рынок и на тридцать процентов увеличило объем своих операций, что в значительной мере смягчило последствия спада в экономике нашей страны.
   Сенатор вновь прибегнул к помощи молотка.
   – Обойдемся без такого сотрудничества, так же как и без ваших комментариев!
   – Прошу прощения, если я нарушил правила, но, как мне кажется, это дополнение было по существу вопроса.
   – Я так не считаю! – рявкнул Ролингс. – Мисс Холландер, из сказанного вами можно заключить, что вы взяли сознательный курс на использование порнографии в рекламном деле.
   Ксавьера покачала головой.
   – Я бы не назвала это сознательным курсом. В мои намерения входило лишь сделать рекламу более доходчивой и более действенной. Поэтому мне было трудно избежать эротики, но по-человечески это так понятно!
   – Эротика и порнография – одно и то же! – бушевал сенатор Ролингс. – Вы воздействуете на низменные инстинкты!
   – Нет, сэр, – со всей твердостью возразила Ксавьера. – Это одно и то же лишь для тех, чьи инстинкты настолько низменны, что они берут под подозрение любое проявление человечности.
   Лицо ее противника потемнело от злости.
   – Вы намекаете на то, что у меня низменные инстинкты? Я вам покажу! Не забывайте, что вы говорите с сенатором Соединенных Штатов!
   – Что и требовалось доказать! – крикнул кто-то из публики. Раздался взрыв хохота.
   – Тихо! – Сенатор Ролингс вновь схватился за свое боевое оружие. – Я вас заставлю соблюдать порядок!
   Когда в зале снова стало тихо, он тяжелым взглядом посмотрел на Ксавьеру.
   – Я жду ответа на мой вопрос, мисс Холландер. Она улыбнулась.
   – Я вовсе не имела вас в виду, сенатор, и не настолько хорошо вас знаю, чтобы делать далеко идущие выводы. К тому же, судя по тому, что я слышала, вы вполне могли до сей поры оставаться девственником…
   Председательствующий густо побагровел и впился взглядом в Ксавьеру. Потом под хохот всего зала повернулся к Питерсдорфу. Тот ответил еле заметным кивком. Сенатор Ролингс снова уставился на Ксавьеру, открыл рот и, указывая на нее пальцем, приготовился что-то сказать, но в это время раздался звонок, и рот сенатора непроизвольно закрылся. Он отвернул рукав пиджака и посмотрел на часы.
   – Звонок на обед! – вскакивая с места, воскликнул сенатор Краузе. – Давайте отложим.
   – Задержитесь хоть на пару минут! – завопил Ролингс. – Я должен сделать заявление!
   – Вот сами и задерживайтесь! – буркнул сенатор Карузини. – Сейчас откроют кафе и все разметут.
   Сенатор Ролингс гневно посмотрел на коллег, но был вынужден сдаться. Он стукнул молотком по столу.
   – Объявляется перерыв до двух часов. Присутствие свидетельницы обязательно.
   Уорд собрал свои бумаги и защелкнул дипломат.
   – Плохо, Ксавьера, – тихо промолвил он. – Ты подошла слишком близко к опасной черте.
   – Он меня достал. Только и делает, что умышленно меня провоцирует.
   – Естественно. – Адвокат проводил взглядом сенаторов, покидавших поле боя, чтобы не проворонить дармовой обед. – Такая уж здесь ведется игра. Так что лучше бы тебе следить за собой. Не теряй самообладания, Ксавьера, иначе не успеешь и глазом моргнуть, как тебе предъявят обвинение в неуважении к власти.
   – Я постараюсь, Уорд.
   – Давай-ка двигаться отсюда. Тебе тоже не мешает подкрепиться.
   Ксавьера неохотно встала. Навстречу им по проходу спешила ее мать.
   – Здорово ты их отделала, детка! Всегда давай сдачи!
   – Ни в коем случае, – возразил Уорд, – не давайте ей подобных советов. Это приведет вашу дочь в тюремную камеру.
   – Я не хочу сказать, что нужно так прямо набрасываться на них, – оправдывалась мать. – Просто нельзя же им все спускать. Ну ладно, после обеда увидимся.
   – Может, пообедаешь с нами, мам?
   – Нет, дочка, спасибо. Я видела в нескольких магазинах готовой одежды объявления о сезонной распродаже. Это важнее, чем обед.
   – Как хочешь, мам, – ласково сказала Ксавьера. – Пока!
   – Скоро увидимся! – Пожилая дама заторопилась к выходу.
   Большая часть зрителей разбежалась, как только объявили перерыв. Однако несколько человек по-прежнему сидели на своих местах и лениво переговаривались. Человек в темных очках тоже остался – следить за Ксавьерой и ее адвокатом.
   В холле их встретила группа репортеров и тотчас набросилась на Ксавьеру.
   – Вам не кажется, что на этих слушаниях попирается ваше право на частную жизнь?
   Ксавьера усмехнулась.
   – Я и не знала, что существует такое право. Они нас всех давно пронумеровали, разложили по полочкам, снабдили ярлыками, сняли отпечатки пальцев и заложили в компьютер – с момента рождения и до самой смерти. Какое уж тут право! Все засмеялись. Последовал новый вопрос:
   – Каким вам видится будущее секса в Америке?
   – Ему ничего не угрожает. Пока такие парни, как вы, будете так же пялиться на таких девушек, как я, будущее секса представляется мне в светлых тонах.
   Пока репортеры хохотали над ее новым афоризмом, Уорд мягко, но решительно взял Ксавьеру под руку и повел по коридору. Какой-то китаец, в одежде, напоминавшей пижаму, успел таки догнать их и сунуть Ксавьере под нос диктофон:
   – Это правда, что вы были любовницей Брежнева?
   – Нет, но его портрет висит у меня над кроватью.
   – Значит, вы мечтаете стать его любовницей?
   – Нет.
   – Тогда зачем вы повесили в спальне его портрет?
   – Чтобы отпугивать тараканов и крыс.
   Уорд повторил свой маневр, и Ксавьера со своим спутником заторопились по длинному коридору. В холле они наткнулись на группу студентов из Вирджинии во главе с гидом и полудюжиной преподавателей. Две девушки узнали Ксавьеру, и она немедленно оказалась под перекрестным огнем любопытных взглядов. Пришлось раздавать направо и налево автографы и отвечать на многочисленные вопросы, в то время как Уорд потихоньку терял терпение.
   Гид воспользовался паузой, чтобы прислониться к стене и немного отдохнуть. На лицах преподавателей постарше читался ужас. Более молодые требовали, чтобы Ксавьера, если в ее расписании случится окно, предоставила им аудиенцию. Когда всплыл вопрос о причине ее появления в Вашингтоне, студенты начали живо обсуждать возможность организации акции протеста. Преподаватели постарше бросились их отговаривать, а Ксавьера с Уордом под шумок поспешили скрыться.
   Выйдя из Капитолия, они спустились по широченной лестнице. Улица кишела автомобилями и пешеходами, но не было видно ни одного свободного такси. Пока Уорд ловил машину, Ксавьера укрылась от любопытных взглядов между почтовым ящиком на металлической подставке и контейнером для мусора. Люди пробегали мимо. Некоторые узнавали Ксавьеру и махали ей.
   Проходившая мимо пожилая пара замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась, перешептываясь и отчаянно жестикулируя. Наконец они отважились приблизиться к Ксавьере. По-видимому, это были супруги: высохшие, но хорошо одетые, с пергаментной кожей и одинаковыми розовыми залысинками, которые проглядывались сквозь реденькие седые волосы. Подойдя, они застенчиво уставились на нее.
   – Мисс Холландер, не так ли? – нерешительно начал мужчина.
   Ксавьера лучезарно улыбнулась.
   – Совершенно верно.
   – А мы – Джорж и Эми Насбаум.
   – Очень приятно. Как поживаете?
   – Спасибо, хорошо, а вы?
   – Прекрасно!
   После того как с дежурными любезностями было покончено, наступила продолжительная пауза. Затем старушка толкнула мужа в бок и прошептала:
   – Ну же, спроси ее!
   Тот поколебался, откашлялся и взглянул на Ксавьеру.
   – Э… мисс Холландер… правда ли, что семьдесят – не слишком подходящая цифра для занятий сексом?
   Ксавьера с сомнением покачала головой.
   – Да – если движением правит один из партнеров. Если же за рулем сидит кто-то третий, не вижу, почему бы…
   – Нет, я имел в виду возраст.
   – А… Тогда тем более не вижу причин для опасений. Шестнадцать, шестьдесят или сто шесть – по мне, так никакой разницы.
   – Какой возраст вы сами предпочитаете? – спросила женщина.
   – Шестьдесят девять.
   – Вот видишь! – она торжествующе посмотрела на мужа. – Это почти семьдесят!
   Тот замялся и пояснил:
   – Эми не имеет в виду извращения.
   – Я тоже, – улыбнулась Ксавьера.
   – Я говорю о нормальном сексе, между супругами, – продолжал старик. – Мы с Эми давно знаете ли, женаты.
   – Поздравляю!
   – Спасибо. Мы живем в доме престарелых во Флориде. Это своего рода коммуна, у нас очень много всяких развлечений. Бридж, крокет… А теперь еще и новая коллективная игра. Она называется…
   – «Старые распутники», – подсказала его жена. Ксавьера понимающе кивнула.
   – И вы не желаете в ней поучаствовать? Позвольте мне высказать свою точку зрения. Правильно организованная оргия – такое же времяпровождение, как всякое другое. Конечно, здесь недопустимо принуждение…
   – Да нет, – вздохнула старушка. – Я-то хочу участвовать, а вот Джордж – нет.
   – Боюсь, что закручу с какой-нибудь шестидесятилетней малюткой и отдам концы, – объяснил Джордж.
   – Ах, вот в чем дело. Понимаю ваши опасения. К сожалению, в данный момент я не могу вам вот так прямо что-либо посоветовать, но все равно приятно встретить супругов, которые столь откровенно обсуждают подобные вещи.
   – Так-то оно так, – протянула старая дама, – но я хочу трахаться, а не обсуждать. Надоело корчить из себя старых миссионеров. Дело в том, что там есть один старый лох, Джейкоб Маккарти, он просто проходу мне не дает, так и норовит «вставить»… Но я считаю, что это будет несправедливо по отношению к Джорджу. Он тоже должен развлекаться.
   – Понимаю, – сказала Ксавьера. – Как я уже Сказала, у меня нет готового ответа на ваш вопрос, но я счастлива встретить женщину, которая так заботится о своем муже. А что остальные члены коммуны делают в подобной ситуации?
   Супруги переглянулись.
   – Да нет больше ни у кого такой ситуации, – ответил муж. – Они просто трахаются, и все. На прошлой неделе мы похоронили восьмерых человек. Подозреваю, что опекуны нарочно затеяли эту игру, чтобы почаще освобождались вакансии и они могли принимать в коммуну новых членов и брать деньги за содержание вперед. Конечно, у меня нет доказательств…
   – Ксавьера! – крикнул с тротуара Уорд. – Я поймал такси!
   – Сейчас иду! – она снова повернулась к пожилым супругам. – Мне очень жаль, что я не могу помочь вам решить эту проблему. Межличностные отношения всегда очень сложны и требуют определенного умения приспосабливаться друг к другу, идти на разумный компромисс, а это зависит только от самих заинтересованных лиц. Конечно, восемь смертей за одну неделю кого угодно заставят задуматься. Зато какая прекрасная смерть! Можно ведь и так посмотреть, верно?
   – Я об этом думал, – признался старик. – Но всякий раз, когда у меня встает, это случается посреди партии в бридж или игры в крокет, а я терпеть не могу подводить партнеров.
   Ксавьера поцокала языком.
   – Должна признаться, я еще не встречала людей, которые бы так заботились о благе ближнего. Это просто стыд-позор, что в мире больше нет таких, как вы.
   – Ксавьера! – снова крикнул Уорд.
   – Иду, иду!
   Старушка бросила проницательный взгляд на Ксавьеру, затем на Уорда и заговорщицки улыбнулась.
   – Вы с этим джентльменом собираетесь попробовать что-нибудь этакое?
   – Не знаю. Это будет зависеть от меню. В здешних ресторанах не такой уж богатый выбор.
   – Не будем вас задерживать, – учтиво проговорил старик. – Большое спасибо за разговор.
   – Мне самой было очень приятно, – завершила Ксавьера и пожала обоим руки. – Жалко, что не смогла помочь. Но я уверена, что вы вместе найдете достойный выход.
   – Вы помогли нам четче сформулировать вопрос, – возразила старая дама. – Недаром говорят, что подобное – уже половина ответа.
   – Конечно. До свидания!
   – До свидания!
   Ксавьера помахала старичкам и устремилась к Уорду, который, чтобы не дать шоферу улизнуть, держал открытой дверцу такси. Оба изрядно нервничали, однако при виде Ксавьеры тотчас смягчились.
   Маленький ресторанчик был переполнен служащими из ближайших учреждений, так что Ксавьере с Уордом пришлось ждать, пока освободится столик. Наконец им удалось сесть. Уорд заказал себе бифштекс, а Ксавьера – колбасу, жареный картофель и французскую булочку. Обслуживали здесь довольно медленно, и они, коротая время, немного поболтали за чашечкой кофе. Разговор в основном свелся к новым предупреждениям Уорда о том, что Ксавьера должна держать себя в руках.
   Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела за несколько столиков от себя человека в темных очках. У нее снова испортилось настроение.
   После обеда они едва успели вовремя добраться до Капитолия. Сенаторы еще отсутствовали. По залу слонялись репортеры, работники телевидения и просто зрители. В четверть третьего появились служители. В 2.30 из служебной двери показались несколько сенаторов и советник Питерсдорф. У сенатора Ролингса был сонный вид, а мисс Гудбоди, напротив, была возбуждена и многозначительно улыбнулась Ксавьере.
   Ролингс ударил молотком по столу. Публика постепенно угомонилась. Он огляделся и остановил тяжелый взгляд на Уорде.
   – Могу ли я быть уверен, что свидетельница предупреждена об ответственности за неуважение к конгрессу?
   – Да, мы с мисс Холландер обсудили этот вопрос, – заверил адвокат. Председательствующий посмотрел на Ксавьеру.