Конечно, весь этот шум-гам и жара хорошо отвлекают — и все же Лаудон не мог избавиться от беспокойства.
Чтоб его черти взяли, этого Джека Айвза с его быстрым револьвером! Да и Маквей хорош, сунулся под пулю, вовсе ему не предназначенную!
Вся эта история напомнила Лаудону снежный буран, который пришлось ему как-то видеть. Это было в горах южной Монтаны, где он скитался с Айком Никобаром и Джо Максуином пару зим назад. Они сидели на вершине холма и. глядели на открытый простор, где плавными волнами вздымались холмы — все дальше и дальше, пока не исчезали в чистой синеве поднимающейся к горизонту прерии. И, пока они там сидели, над горами собралась снежная буря. Тучи укрыли под собой горные пики, как будто опустили занавес на них. Да так оно и было — серый, седой занавес. Потом надвинулась снежная стена, отгородив первые предгорья, а потом — склон равнины, уходящей от предгорий, а потом и всю близлежащую местность… Он наблюдал, как надвигается буран — гребень за гребнем, долина за долиной. И внезапно понял, что стоит на пути у чего-то неуловимого и неудержимого.
И сейчас здесь, на ранчо «Длинная Девятка», он наблюдал за приближением бури другого сорта. Когда первая дымка заволокла дальние вершины? В тот день, когда он отправился в Крэгги-Пойнт, чтобы привезти Элизабет? Или в те же сутки, ночью, когда он искал в горах Джо Максуина, а к седлу была приторочена лопата? Черт возьми, а ведь буря уже была совсем рядом, когда он вел команду «Длинной Девятки» к Замковой Излучине, к схватке, которая стоила жизни Олли Скоггинзу. Но даже тогда паника еще не охватила Лаудона; впервые он ощутил всю полноту угрозы в Майлсе, когда понял, что именно будет означать для Шэда Синглтона ранение Чипа Маквея. С того момента он следил за надвигающейся бурей, пока сегодня не понял окончательно, что обязан пойти к Фруму — в надежде, что еще не поздно удержать эту бурю, не дать ей поглотить их всем своим бешенством.
Надвигались сумерки, и он крикнул своим людям:
— Хватит на сегодня!
Через некоторое время они собрались и поехали на ранчо — все, кроме тех, кто будет ночью охранять стадо и не давать ему разбрестись, пока не закончится клеймение.
Будь я проклят, ведь мне не хватает Клема Латчера, — думал Лаудон, покачиваясь в седле. Около двух недель он жил бок о бок с Клемом, день и ночь, делил с ним вечера у лагерного костра на пути в Майлс и обратно — но не это заставило его так остро ощутить отсутствие Клема. Они ведь жили вместе всю прошлую зиму — и это не создало между ними того, что можно было бы назвать братством… Но Клем тоже видел приближение бури. Вот в чем все дело. Совсем немногими словами перекинулись они на этот счет; но оба они знали, и это знание их сблизило. Он вспомнил, как спокоен был Клем в тот вечер после возвращения, когда остался ужинать на ранчо и толковал, что Синглтон опять поднял крик и глаза его пылают огнем и кровью.
Конечно, были встревожены и другие, все эти тощие наездники с «Длинной Девятки», но у них это было как-то по-другому, не заходило так далеко, как у него и Клема.
Когда они добрались до ранчо, Фрума не было, так что Лаудон поужинал у Сэма на кухне вместе с людьми. Сегодня с ними сидели за ужином с полдюжины работников с ранчо «Письменное Л». Они приехали во второй половине дня, — сообразил Лаудон. Никто не спрашивал, какое дело привело их на «Длинную Девятку». Не было нужды. Это начало — концентрация сил со всех ранчо. За едой говорили ни о чем — просто, чтоб не сидеть в тишине. Кажется, только Грейди Джоунз сохранил хороший аппетит. Лаудон наблюдал за ним. Кажется, Джоунза так и тянет к насилию…
После ужина Лаудон спросил Сэма, не видно ли там возвращающегося Фрума. Повар покачал головой.
— Куда он поехал? — спросил Лаудон.
— На север поехал. Нынче утром.
— Сам?
— А-га-а…
Лаудон проговорил сердито:
— Не стоило бы ему этого делать.
Он подумал, не следует ли оседлать лошадь и отправиться искать Фрума. Чтоб его черти побрали с его беззаботностью!
Он побрел в спальный барак и поглядел, как началась игра в покер. Вышел наружу и зашагал по двору туда и обратно. Было уже давно темно, когда во двор въехал Фрум и спрыгнул с лошади.
Лаудон подошел к нему.
— Найдется у вас минута? — спросил он.
Фрум выглядел устало. Да и настроение у него было неважное, как будто день получился неудачным.
— Ты насчет клеймения? Можешь потом рассказать.
— Не в этом дело, — сказал Лаудон. — Я насчет заварухи. Нам придется выступить в бедленды снова?
Фрум покачал головой.
— Пока не скажу. Но у нас осталась лишь одна, последняя надежда.
— Вы хотите сказать, что надежда все-таки есть?
— Очень слабая. Я послал Айвзу условие: если его банда уберется прочь, мы за ними не погонимся. Латчер сегодня поехал искать его, как парламентер. Что, Клем еще не вернулся?
Лаудон заорал, не сдержавшись:
— Клем?! Вы послали Клема к Айвзу?!
Фрум отступил на шаг.
— Эй, парень, какого черта!
Лаудону хотелось ударить его. Он сжал кулаки и уже наполовину замахнулся, но тут вдруг, как чистый ветер, его пронизало понимание. Фрум не знал! Черт побери, Фрум не знал!..
Лаудон тряхнул головой.
— Это мой промах. Я должен был сказать вам раньше. У Джека Айвза есть причины желать Клему смерти.
— Латчер ничего не говорил мне об этом.
— Он не знал.
Фрум сказал:
— Я не понимаю, к чему ты ведешь, Джесс.
— Это личное дело. И я собирался рассказать вам сегодня, чтобы вы понимали, что нападение Айвза на меня в Майлсе тоже было чисто личным делом! Это из-за жены Латчера. Она — женщина Айвза. И Айвзу известно, что я это знаю!
— Что? Как это может быть? — сказал Фрум. У него начали трястись руки. — Я не знал, — сказал он. — Поверь мне, Джесс, я не знал…
Конечно, ты не знал, — подумал Лаудон. Но он заметил во Фруме что-то еще, кроме сожаления. Джесс пока не мог сказать, что именно, но что-то было — там, в глубине глаз…
Внезапно Фрум заговорил — очень резко.
— Поставь себя на мое место, Джесс. Я попытался воевать с ними, и это стоило мне Скоггинза. Потом — эта перестрелка в Майлсе. Не то чтоб это было действительно так важно, рано или поздно какая-нибудь искра подожжет порох. Владельцы соседних ранчо собирают здесь своих работников, потому что мы — самые близкие к бедлендам. У нас не осталось выбора. Разве что Клем вернется с известием, что Айвз решил сбежать. Клем — это была моя последняя надежда…
Лаудон сказал жестко:
— Да, лучше бы он возвратился.
Фрум шагнул в сторону дома.
— Если Грейди где-то здесь, скажи, что я хочу его видеть, — сказал он.
Лаудон кивнул. Он пошел было к коралю, но остановился на полпути. Нет смысла украдкой выводить коня и мчаться в бедленды. Сейчас уже нет смысла. Слишком много времени упущено. Что бы ни случилось между Клемом Латчером и Джеком Айвзом, это уже случилось. Осталось одно — держаться до конца и изо всех сил надеяться, что Клем и в самом деле приедет обратно и привезет желанную весть. А в противном случае буря действительно разразится и накроет их всех.
Грейди Джоунз?.. Фрум хотел, чтобы Джоунза прислали к нему. Сдается, Фрум частенько думает про Джоунза последние дни.
Лаудон направился к спальному бараку, чтобы найти Грейди.
Небо было еще достаточно светлым, так что Элизабет смогла рассмотреть лицо Клема Латчера, когда спустилась вниз, в каньон, где он ждал ее. Спокойное лицо. Элизабет попыталась держаться так же спокойно, но лишь теперь до нее дошло, о чем она должна рассказать ему, когда они встретятся. Ну как она сможет сказать, что боялась за него, поскольку пришла к заключению что другой мужчина, а может быть, и двое мужчин, домогаются его жены?..
Латчер спросил:
— Что вы здесь делаете, мисс Бауэр?
— Просто каталась, — сказала она. — А потом заблудилась. — Она перевела дыхание. — Я еще никогда в жизни так не радовалась, встретив кого-нибудь!
— У вас, должно быть, очень острый глаз, — сказал он. — Вы меня узнали с гребня. Вы меня ведь позвали по имени.
Она вспыхнула. Он, казалось, изучал ее, спокойно, вдумчиво, и ей вовсе не удалось обмануть его. Конечно нет. Чтобы скрыть неловкость, она торопливо сказала:
— Позвольте мне остаться с вами.
Он покачал головой.
— Я могу задержаться здесь на всю ночь. Я ищу одного человека. Я потерял большую часть дневного времени, потому что сначала поехал в Крэгги-Пойнт, думая, что он может быть там. Простите.
— Я должна остаться с вами!
Он задумался. Наконец сказал:
— Если вы не хотите возвращаться одна, то я предпочел бы, чтобы вы дождались меня здесь.
Она думала, что. если останется рядом с ним, это даст ему лишний шанс уцелеть. Может быть, ее присутствие изменит ситуацию, когда он найдет нужного ему человека? Ко всему еще надвигалась ночь, в тишине где-то неподалеку звучал одинокий голос реки. Она вздрогнула. Она боялась, и этот страх как будто затопил все, поднялся выше дела, ради которого она приехала сюда… и все же то, что нужно ему, и то, что нужно ей, перемешалось и слилось в одно целое.
— Пожалуйста! — взмолилась она. — Пожалуйста, возьмите меня с собой!
И снова она почувствовала, что ее мысли открыты перед ним как на ладони, и что ее страх за него проявляется столь же явно, как и страх за себя. Лучше бы он не смотрел так пристально…
— Прекрасно, — сказал он наконец. — При одном условии. Вы выполните любой мой приказ немедленно и беспрекословно. Если я велю вам остановиться в каком-то месте и ждать, вы должны ждать. Если я скажу, чтоб вы уехали, вы должны повернуться и оставить меня. Независимо от обстоятельств. Вы поняли?
— Я поняла, — сказала она.
После этого он повернул коня и двинулся к реке Она поехала следом, не сводя глаз с его спины. Когда стало совсем темно, его голос направлял ее: «Тут поворот направо… Сверните влево…»
Вскоре они добрались до реки. На другом берегу высились скалы, призрачные в свете первых звезд; а ближе, на этой стороне реки, тоже поднимались скалы, но между ними и водой оставалась полоска ровной земли
Они без остановок двигались вниз по течению. Это было единственное, что она знала твердо, — что они едут вдоль реки. В этом темном мире не было ни компаса, ни времени, ни расстояния…
Ее восхищал безошибочный инстинкт, с которым Латчер выбирал дорогу. Бедленды не изучишь по книжке. Должно быть, он часто ездил здесь. Интересно, чем они могли привлечь такого человека? И еще в ней нарастало восхищение его мужеством. Его послали с заданием, которое, по крайней мере, опасно, но он без колебаний движется вперед. Хоть бы уже скорей кончилась эта поездка…
Наконец донесся его голос:
— А теперь — потише, — сказал он. — Стойте на месте и ожидайте.
И тут же другой голос, не Латчера, произнес хрипло:
— Стой!
Тишина.
Потом снова раздался голос Латчера:
— У меня руки подняты вверх. Не дергайся, парень. Тут со мной девушка. Мы прибыли как парламентеры.
Хриплый голос сказал:
— Вот так и стой, и не вздумай шелохнуться.
Снова тишина. Тишина и тьма… пока Элизабет не уловила наконец шум камней под сапогами и мигающий свет фонаря, который то появлялся, то исчезал, когда фонарь перемещался среди больших камней. Вскоре фонарь оказался в нескольких шагах от нее. Теперь его свет был ослепительно ярким. Она разглядела силуэт человека, державшего его на высоте глаз, и скорее угадала, что за ним стоит еще кто-то. Фонарь осветил лицо Латчера, и человек, держащий его, крикнул:
— Эй, девушка, иди сюда!
Теперь она поняла, что Латчер немного опоздал. Ему было известно, что они приближаются к логову бедлендеров, и он велел ей остановиться и ждать, потому что не собирался брать ее с собой. Вот чего он никак не ожидал — это что будет часовой.
Теперь фонарь повернулся к ней, и один из невидимых людей, укрытых в тени за фонарем, воскликнул в изумлении:
— Господи Боже, это ж племянница Фрума!
Кто-то подошел к Латчеру, ощупал его двумя руками и сказал:
— Черт, да он без оружия…
Элизабет сказала:
— Я тоже, — и никто не попытался обыскать ее.
Человек с фонарем сказал:
— Вперед, оба, — и отступил, пропуская их.
Элизабет тронула коня и поехала рядом с Латчером. В свете фонаря его лицо казалось жестким и неподвижным. Вокруг них сомкнулись люди. Они продвигались вверх по пологому склону, выбирая дорогу среди каменных глыб. Впереди она разглядела в темноте хижину, конюшню и кораль. Так это же Замковая Излучина! Все. точно так, как описывали наездники с «Длинной Девятки», когда она уговорила их рассказать о той ужасной ночи. Среди этих вот скал погиб Олли Скоггинз. Она вздрогнула.
Когда они приблизились к хижине, дверь распахнулась настежь. В дверном проеме стоял человек, — черный силуэт на фоне освещенного лампой помещения. Она узнала эту высокую фигуру с осиной талией.
Айвз спросил, всматриваясь:
— Кого это вы привели?
— Клема Латчера. И племянницу Фрума. Говорят, приехали как парламентеры.
Айвз замер. Он оставался черным силуэтом на светлом фоне, пока человек с фонарем не подошел ближе. Лицо у Айвза было красивое; красивое — но пустое, без всякого выражения. Ну да, вспомнила она, — он ведь игрок. Она огляделась вокруг и в свете фонаря увидела с полдюжины людей, не меньше, а потом догадалась, что в хижине должны быть и другие люди, а еще больше скрывается вокруг в темноте. Она попыталась найти среди них скотокрада, которого однажды сбила с лошади.
Айвз разглядывал ее. Мужчина оценивал женщину; но было и другое: человек одного племени изучал чужого человека, пытаясь угадать его сильные и слабые стороны. Наконец он слегка усмехнулся:
— Прошлая наша встреча была несколько иной, — сказал он.
— Да, — сказала она. — В тот раз у вас в руке был револьвер.
— Мы стреляли только чтоб напугать вас и остановить. Мы не целились в вас. Не в моем стиле стрелять в женщин…
— Но вы резко изменили свой стиль после того, как Джесс Лаудон дал вам отпор.
Айвз нахмурился.
— Это было уже другое дело. Тогда пули предназначались Лаудону. — Он повернулся к Латчеру и его голос стал резче. — Ну, Клем, так в чем дело?
— Меня послал Фрум, Джек. Он сказал, что если ты со своей компанией уберешься прочь, он не устроит погони. Но если вы останетесь, будет облава.
— И он послал с тобой девушку? — спросил Айвз.
— Нет, — сказал Латчер. — Она поехала кататься и заблудилась. Вышло так, что мы случайно встретились. Ничего не оставалось делать, кроме как взять ее с собой.
Айвз возразил с твердой убежденностью.
— Она не заблудилась. Она ехала за тобой.
— Нам с тобой нет нужды сейчас заниматься этим вопросом, Джек. Фрум будет ждать ответа.
— Фрум, — сказал Айвз, — может отправляться прямиком в преисподнюю.
Латчер покачал головой.
— Джек, ты лучше припомни, что сталось со скотокрадами в Джудите во время облавы в прошлом году. — Его лицо омрачилось. — Слушай, я ведь пытаюсь оказать тебе услугу!
— Раньше ты не был такой чертовски заботливый, дружок, — сказал Айвз. — Я припоминаю, как ты вмешался в мою игру в Майлс-Сити. После этого я все мечтал снова повидать тебя.
Его слова о Майлс-Сити, очевидно, относятся к тому, что случилось между ним и Джессом Лаудоном, — подумала она, — к той перестрелке, о которой рассказывал Чарли Фуллер. Но ее поразило, что Айвз пытается повернуть дело против Латчера. Уходя от предмета разговора и поворачивая так беседу, Айвз разрывал в клочки невидимый флаг перемирия, под которым прибыл парламентер. Люди Айвза видели это. Что-то пробежало среди них, лица стали недвижны. Скрипнула на камне подошва чьего-то сапога да от кораля донеслось, как переступают с ноги на ногу лошади. Элизабет вдруг почувствовала себя какой-то бестелесной и посторонней, но в то же время в центре событий, так, будто она стояла вон на том гребне и видела себя посреди этих людей — и, в то же время, была здесь и чувствовала, как от искры, брошенной Айвзом, занимается огнем настроение этих людей, пламя распространяется все шире и вот-вот опалит ее и Латчера.
Латчер пожал плечами.
— Я должен привезти Фруму твой ответ. А тем, что есть между нами личного, мы можем заняться в другой раз.
— Ответ может отвезти девушка, — сказал Айвз.
Элизабет посмотрела на него прямо.
— Я приехала сюда с мистером Латчером, и уеду только с ним вместе. Или вы забыли, что он приехал в качестве парламентера, мистер Айвз?
Айвз стоял молча, и она видела, какая в нем идет борьба. И еще, наблюдая за ним, она пришла к убеждению, что именно его имя не хотела открыть Адди Латчер в тот день, когда Клем допрашивал ее. Потому что Айвз явно желал смерти Латчера, и истоки этого желания были куда глубже, чем случай в Майлс-Сити. Но что-то еще проступало в этом натянутом лице — и становилось все заметнее, когда он смотрел на нее. Снова человек одного племени пытался оценить чужого; и тут она поняла все до конца.
Он воображал себя джентльменом, и это представление было для него дорого, настолько дорого, что он не хотел показать себя перед нею бесчестным.
— Отпустите их, — сказал он. — Пусть едут.
Латчер поддернул поводья и тронул лошадь, то же сделала Элизабет. Как будто единодушный вздох пробежал по людям Айвза, а потом кольцо разомкнулось перед двумя всадниками, двинувшимися к берегу реки. Почти мгновенно их поглотила тьма, и во тьме они повернули вверх по течению. Оба молчали. Латчер выбирал дорогу, и через некоторое время он повернул от реки к югу и двинулся между высокими стенами каньона. Элизабет заметила, что ее трясет.
Нескоро выбрались они в прерию. На востоке над бедлендами разливалось серебро луны.
Латчер натянул поводья и внимательно прислушался. Элизабет тоже попыталась прислушаться; но звуков погони не было. Ей хотелось, чтобы Латчер заговорил, сказал что-нибудь — что угодно, но он не сделал этого. Они поехали дальше.
Он проводил ее до школы. Он, конечно, намеревался ехать на «Длинную Девятку», но перед тем, как оставить девушку, он натянул поводья. В звездном свете лицо его было утомленным и грустным. Ему хотелось сказать что-то, поняла она, но он не сразу решился на это.
— Спасибо вам, мисс Бауэр.
Он знал. То, что узнала она у Замковой Излучины, понял и он, потому что лицо Джека Айвза было для него такой же открытой книгой, как и для нее. Он благодарил не за то, что она спасла ему жизнь, а за то, что так и не вылилась в слова тайна, известная им обоим, ставшая общей с того самого момента, когда они встретились у подножия гребня и она ответила ложью на его вопрос. Теперь в ней поднималась жалость, ей так хотелось сказать что-нибудь, чтобы успокоить его, — но для слов по-прежнему не было места. И не будет никогда. Его рана была неприкосновенна.
Она попыталась улыбнуться.
— Спокойной ночи, Клем.
Она проводила его взглядом, потом поставила на место лошадь и поспешила в дом. Заперла дверь — и привалилась к ней спиной. У нее было такое чувство, будто она пытается скрыться — скрыться оттого, что увидела в его глазах в момент прощания. От этого, и от чего-то еще, что уже нависло страшной угрозой, но чему она пока не нашла названия. Она знала только, что чувствует себя страшно одинокой и страшно напуганной. А потом вспомнила, какое известие Латчер вез Фруму — доклад о неудаче; и теперь поняла, что вот это и есть второе ужасающее событие, случившееся в этот вечер. Только теперь она полностью поняла, что это было за поручение и каковы будут последствия.
16. НОЧЬ ПЕРЕД БУРЕЙ
Чтоб его черти взяли, этого Джека Айвза с его быстрым револьвером! Да и Маквей хорош, сунулся под пулю, вовсе ему не предназначенную!
Вся эта история напомнила Лаудону снежный буран, который пришлось ему как-то видеть. Это было в горах южной Монтаны, где он скитался с Айком Никобаром и Джо Максуином пару зим назад. Они сидели на вершине холма и. глядели на открытый простор, где плавными волнами вздымались холмы — все дальше и дальше, пока не исчезали в чистой синеве поднимающейся к горизонту прерии. И, пока они там сидели, над горами собралась снежная буря. Тучи укрыли под собой горные пики, как будто опустили занавес на них. Да так оно и было — серый, седой занавес. Потом надвинулась снежная стена, отгородив первые предгорья, а потом — склон равнины, уходящей от предгорий, а потом и всю близлежащую местность… Он наблюдал, как надвигается буран — гребень за гребнем, долина за долиной. И внезапно понял, что стоит на пути у чего-то неуловимого и неудержимого.
И сейчас здесь, на ранчо «Длинная Девятка», он наблюдал за приближением бури другого сорта. Когда первая дымка заволокла дальние вершины? В тот день, когда он отправился в Крэгги-Пойнт, чтобы привезти Элизабет? Или в те же сутки, ночью, когда он искал в горах Джо Максуина, а к седлу была приторочена лопата? Черт возьми, а ведь буря уже была совсем рядом, когда он вел команду «Длинной Девятки» к Замковой Излучине, к схватке, которая стоила жизни Олли Скоггинзу. Но даже тогда паника еще не охватила Лаудона; впервые он ощутил всю полноту угрозы в Майлсе, когда понял, что именно будет означать для Шэда Синглтона ранение Чипа Маквея. С того момента он следил за надвигающейся бурей, пока сегодня не понял окончательно, что обязан пойти к Фруму — в надежде, что еще не поздно удержать эту бурю, не дать ей поглотить их всем своим бешенством.
Надвигались сумерки, и он крикнул своим людям:
— Хватит на сегодня!
Через некоторое время они собрались и поехали на ранчо — все, кроме тех, кто будет ночью охранять стадо и не давать ему разбрестись, пока не закончится клеймение.
Будь я проклят, ведь мне не хватает Клема Латчера, — думал Лаудон, покачиваясь в седле. Около двух недель он жил бок о бок с Клемом, день и ночь, делил с ним вечера у лагерного костра на пути в Майлс и обратно — но не это заставило его так остро ощутить отсутствие Клема. Они ведь жили вместе всю прошлую зиму — и это не создало между ними того, что можно было бы назвать братством… Но Клем тоже видел приближение бури. Вот в чем все дело. Совсем немногими словами перекинулись они на этот счет; но оба они знали, и это знание их сблизило. Он вспомнил, как спокоен был Клем в тот вечер после возвращения, когда остался ужинать на ранчо и толковал, что Синглтон опять поднял крик и глаза его пылают огнем и кровью.
Конечно, были встревожены и другие, все эти тощие наездники с «Длинной Девятки», но у них это было как-то по-другому, не заходило так далеко, как у него и Клема.
Когда они добрались до ранчо, Фрума не было, так что Лаудон поужинал у Сэма на кухне вместе с людьми. Сегодня с ними сидели за ужином с полдюжины работников с ранчо «Письменное Л». Они приехали во второй половине дня, — сообразил Лаудон. Никто не спрашивал, какое дело привело их на «Длинную Девятку». Не было нужды. Это начало — концентрация сил со всех ранчо. За едой говорили ни о чем — просто, чтоб не сидеть в тишине. Кажется, только Грейди Джоунз сохранил хороший аппетит. Лаудон наблюдал за ним. Кажется, Джоунза так и тянет к насилию…
После ужина Лаудон спросил Сэма, не видно ли там возвращающегося Фрума. Повар покачал головой.
— Куда он поехал? — спросил Лаудон.
— На север поехал. Нынче утром.
— Сам?
— А-га-а…
Лаудон проговорил сердито:
— Не стоило бы ему этого делать.
Он подумал, не следует ли оседлать лошадь и отправиться искать Фрума. Чтоб его черти побрали с его беззаботностью!
Он побрел в спальный барак и поглядел, как началась игра в покер. Вышел наружу и зашагал по двору туда и обратно. Было уже давно темно, когда во двор въехал Фрум и спрыгнул с лошади.
Лаудон подошел к нему.
— Найдется у вас минута? — спросил он.
Фрум выглядел устало. Да и настроение у него было неважное, как будто день получился неудачным.
— Ты насчет клеймения? Можешь потом рассказать.
— Не в этом дело, — сказал Лаудон. — Я насчет заварухи. Нам придется выступить в бедленды снова?
Фрум покачал головой.
— Пока не скажу. Но у нас осталась лишь одна, последняя надежда.
— Вы хотите сказать, что надежда все-таки есть?
— Очень слабая. Я послал Айвзу условие: если его банда уберется прочь, мы за ними не погонимся. Латчер сегодня поехал искать его, как парламентер. Что, Клем еще не вернулся?
Лаудон заорал, не сдержавшись:
— Клем?! Вы послали Клема к Айвзу?!
Фрум отступил на шаг.
— Эй, парень, какого черта!
Лаудону хотелось ударить его. Он сжал кулаки и уже наполовину замахнулся, но тут вдруг, как чистый ветер, его пронизало понимание. Фрум не знал! Черт побери, Фрум не знал!..
Лаудон тряхнул головой.
— Это мой промах. Я должен был сказать вам раньше. У Джека Айвза есть причины желать Клему смерти.
— Латчер ничего не говорил мне об этом.
— Он не знал.
Фрум сказал:
— Я не понимаю, к чему ты ведешь, Джесс.
— Это личное дело. И я собирался рассказать вам сегодня, чтобы вы понимали, что нападение Айвза на меня в Майлсе тоже было чисто личным делом! Это из-за жены Латчера. Она — женщина Айвза. И Айвзу известно, что я это знаю!
— Что? Как это может быть? — сказал Фрум. У него начали трястись руки. — Я не знал, — сказал он. — Поверь мне, Джесс, я не знал…
Конечно, ты не знал, — подумал Лаудон. Но он заметил во Фруме что-то еще, кроме сожаления. Джесс пока не мог сказать, что именно, но что-то было — там, в глубине глаз…
Внезапно Фрум заговорил — очень резко.
— Поставь себя на мое место, Джесс. Я попытался воевать с ними, и это стоило мне Скоггинза. Потом — эта перестрелка в Майлсе. Не то чтоб это было действительно так важно, рано или поздно какая-нибудь искра подожжет порох. Владельцы соседних ранчо собирают здесь своих работников, потому что мы — самые близкие к бедлендам. У нас не осталось выбора. Разве что Клем вернется с известием, что Айвз решил сбежать. Клем — это была моя последняя надежда…
Лаудон сказал жестко:
— Да, лучше бы он возвратился.
Фрум шагнул в сторону дома.
— Если Грейди где-то здесь, скажи, что я хочу его видеть, — сказал он.
Лаудон кивнул. Он пошел было к коралю, но остановился на полпути. Нет смысла украдкой выводить коня и мчаться в бедленды. Сейчас уже нет смысла. Слишком много времени упущено. Что бы ни случилось между Клемом Латчером и Джеком Айвзом, это уже случилось. Осталось одно — держаться до конца и изо всех сил надеяться, что Клем и в самом деле приедет обратно и привезет желанную весть. А в противном случае буря действительно разразится и накроет их всех.
Грейди Джоунз?.. Фрум хотел, чтобы Джоунза прислали к нему. Сдается, Фрум частенько думает про Джоунза последние дни.
Лаудон направился к спальному бараку, чтобы найти Грейди.
Небо было еще достаточно светлым, так что Элизабет смогла рассмотреть лицо Клема Латчера, когда спустилась вниз, в каньон, где он ждал ее. Спокойное лицо. Элизабет попыталась держаться так же спокойно, но лишь теперь до нее дошло, о чем она должна рассказать ему, когда они встретятся. Ну как она сможет сказать, что боялась за него, поскольку пришла к заключению что другой мужчина, а может быть, и двое мужчин, домогаются его жены?..
Латчер спросил:
— Что вы здесь делаете, мисс Бауэр?
— Просто каталась, — сказала она. — А потом заблудилась. — Она перевела дыхание. — Я еще никогда в жизни так не радовалась, встретив кого-нибудь!
— У вас, должно быть, очень острый глаз, — сказал он. — Вы меня узнали с гребня. Вы меня ведь позвали по имени.
Она вспыхнула. Он, казалось, изучал ее, спокойно, вдумчиво, и ей вовсе не удалось обмануть его. Конечно нет. Чтобы скрыть неловкость, она торопливо сказала:
— Позвольте мне остаться с вами.
Он покачал головой.
— Я могу задержаться здесь на всю ночь. Я ищу одного человека. Я потерял большую часть дневного времени, потому что сначала поехал в Крэгги-Пойнт, думая, что он может быть там. Простите.
— Я должна остаться с вами!
Он задумался. Наконец сказал:
— Если вы не хотите возвращаться одна, то я предпочел бы, чтобы вы дождались меня здесь.
Она думала, что. если останется рядом с ним, это даст ему лишний шанс уцелеть. Может быть, ее присутствие изменит ситуацию, когда он найдет нужного ему человека? Ко всему еще надвигалась ночь, в тишине где-то неподалеку звучал одинокий голос реки. Она вздрогнула. Она боялась, и этот страх как будто затопил все, поднялся выше дела, ради которого она приехала сюда… и все же то, что нужно ему, и то, что нужно ей, перемешалось и слилось в одно целое.
— Пожалуйста! — взмолилась она. — Пожалуйста, возьмите меня с собой!
И снова она почувствовала, что ее мысли открыты перед ним как на ладони, и что ее страх за него проявляется столь же явно, как и страх за себя. Лучше бы он не смотрел так пристально…
— Прекрасно, — сказал он наконец. — При одном условии. Вы выполните любой мой приказ немедленно и беспрекословно. Если я велю вам остановиться в каком-то месте и ждать, вы должны ждать. Если я скажу, чтоб вы уехали, вы должны повернуться и оставить меня. Независимо от обстоятельств. Вы поняли?
— Я поняла, — сказала она.
После этого он повернул коня и двинулся к реке Она поехала следом, не сводя глаз с его спины. Когда стало совсем темно, его голос направлял ее: «Тут поворот направо… Сверните влево…»
Вскоре они добрались до реки. На другом берегу высились скалы, призрачные в свете первых звезд; а ближе, на этой стороне реки, тоже поднимались скалы, но между ними и водой оставалась полоска ровной земли
Они без остановок двигались вниз по течению. Это было единственное, что она знала твердо, — что они едут вдоль реки. В этом темном мире не было ни компаса, ни времени, ни расстояния…
Ее восхищал безошибочный инстинкт, с которым Латчер выбирал дорогу. Бедленды не изучишь по книжке. Должно быть, он часто ездил здесь. Интересно, чем они могли привлечь такого человека? И еще в ней нарастало восхищение его мужеством. Его послали с заданием, которое, по крайней мере, опасно, но он без колебаний движется вперед. Хоть бы уже скорей кончилась эта поездка…
Наконец донесся его голос:
— А теперь — потише, — сказал он. — Стойте на месте и ожидайте.
И тут же другой голос, не Латчера, произнес хрипло:
— Стой!
Тишина.
Потом снова раздался голос Латчера:
— У меня руки подняты вверх. Не дергайся, парень. Тут со мной девушка. Мы прибыли как парламентеры.
Хриплый голос сказал:
— Вот так и стой, и не вздумай шелохнуться.
Снова тишина. Тишина и тьма… пока Элизабет не уловила наконец шум камней под сапогами и мигающий свет фонаря, который то появлялся, то исчезал, когда фонарь перемещался среди больших камней. Вскоре фонарь оказался в нескольких шагах от нее. Теперь его свет был ослепительно ярким. Она разглядела силуэт человека, державшего его на высоте глаз, и скорее угадала, что за ним стоит еще кто-то. Фонарь осветил лицо Латчера, и человек, держащий его, крикнул:
— Эй, девушка, иди сюда!
Теперь она поняла, что Латчер немного опоздал. Ему было известно, что они приближаются к логову бедлендеров, и он велел ей остановиться и ждать, потому что не собирался брать ее с собой. Вот чего он никак не ожидал — это что будет часовой.
Теперь фонарь повернулся к ней, и один из невидимых людей, укрытых в тени за фонарем, воскликнул в изумлении:
— Господи Боже, это ж племянница Фрума!
Кто-то подошел к Латчеру, ощупал его двумя руками и сказал:
— Черт, да он без оружия…
Элизабет сказала:
— Я тоже, — и никто не попытался обыскать ее.
Человек с фонарем сказал:
— Вперед, оба, — и отступил, пропуская их.
Элизабет тронула коня и поехала рядом с Латчером. В свете фонаря его лицо казалось жестким и неподвижным. Вокруг них сомкнулись люди. Они продвигались вверх по пологому склону, выбирая дорогу среди каменных глыб. Впереди она разглядела в темноте хижину, конюшню и кораль. Так это же Замковая Излучина! Все. точно так, как описывали наездники с «Длинной Девятки», когда она уговорила их рассказать о той ужасной ночи. Среди этих вот скал погиб Олли Скоггинз. Она вздрогнула.
Когда они приблизились к хижине, дверь распахнулась настежь. В дверном проеме стоял человек, — черный силуэт на фоне освещенного лампой помещения. Она узнала эту высокую фигуру с осиной талией.
Айвз спросил, всматриваясь:
— Кого это вы привели?
— Клема Латчера. И племянницу Фрума. Говорят, приехали как парламентеры.
Айвз замер. Он оставался черным силуэтом на светлом фоне, пока человек с фонарем не подошел ближе. Лицо у Айвза было красивое; красивое — но пустое, без всякого выражения. Ну да, вспомнила она, — он ведь игрок. Она огляделась вокруг и в свете фонаря увидела с полдюжины людей, не меньше, а потом догадалась, что в хижине должны быть и другие люди, а еще больше скрывается вокруг в темноте. Она попыталась найти среди них скотокрада, которого однажды сбила с лошади.
Айвз разглядывал ее. Мужчина оценивал женщину; но было и другое: человек одного племени изучал чужого человека, пытаясь угадать его сильные и слабые стороны. Наконец он слегка усмехнулся:
— Прошлая наша встреча была несколько иной, — сказал он.
— Да, — сказала она. — В тот раз у вас в руке был револьвер.
— Мы стреляли только чтоб напугать вас и остановить. Мы не целились в вас. Не в моем стиле стрелять в женщин…
— Но вы резко изменили свой стиль после того, как Джесс Лаудон дал вам отпор.
Айвз нахмурился.
— Это было уже другое дело. Тогда пули предназначались Лаудону. — Он повернулся к Латчеру и его голос стал резче. — Ну, Клем, так в чем дело?
— Меня послал Фрум, Джек. Он сказал, что если ты со своей компанией уберешься прочь, он не устроит погони. Но если вы останетесь, будет облава.
— И он послал с тобой девушку? — спросил Айвз.
— Нет, — сказал Латчер. — Она поехала кататься и заблудилась. Вышло так, что мы случайно встретились. Ничего не оставалось делать, кроме как взять ее с собой.
Айвз возразил с твердой убежденностью.
— Она не заблудилась. Она ехала за тобой.
— Нам с тобой нет нужды сейчас заниматься этим вопросом, Джек. Фрум будет ждать ответа.
— Фрум, — сказал Айвз, — может отправляться прямиком в преисподнюю.
Латчер покачал головой.
— Джек, ты лучше припомни, что сталось со скотокрадами в Джудите во время облавы в прошлом году. — Его лицо омрачилось. — Слушай, я ведь пытаюсь оказать тебе услугу!
— Раньше ты не был такой чертовски заботливый, дружок, — сказал Айвз. — Я припоминаю, как ты вмешался в мою игру в Майлс-Сити. После этого я все мечтал снова повидать тебя.
Его слова о Майлс-Сити, очевидно, относятся к тому, что случилось между ним и Джессом Лаудоном, — подумала она, — к той перестрелке, о которой рассказывал Чарли Фуллер. Но ее поразило, что Айвз пытается повернуть дело против Латчера. Уходя от предмета разговора и поворачивая так беседу, Айвз разрывал в клочки невидимый флаг перемирия, под которым прибыл парламентер. Люди Айвза видели это. Что-то пробежало среди них, лица стали недвижны. Скрипнула на камне подошва чьего-то сапога да от кораля донеслось, как переступают с ноги на ногу лошади. Элизабет вдруг почувствовала себя какой-то бестелесной и посторонней, но в то же время в центре событий, так, будто она стояла вон на том гребне и видела себя посреди этих людей — и, в то же время, была здесь и чувствовала, как от искры, брошенной Айвзом, занимается огнем настроение этих людей, пламя распространяется все шире и вот-вот опалит ее и Латчера.
Латчер пожал плечами.
— Я должен привезти Фруму твой ответ. А тем, что есть между нами личного, мы можем заняться в другой раз.
— Ответ может отвезти девушка, — сказал Айвз.
Элизабет посмотрела на него прямо.
— Я приехала сюда с мистером Латчером, и уеду только с ним вместе. Или вы забыли, что он приехал в качестве парламентера, мистер Айвз?
Айвз стоял молча, и она видела, какая в нем идет борьба. И еще, наблюдая за ним, она пришла к убеждению, что именно его имя не хотела открыть Адди Латчер в тот день, когда Клем допрашивал ее. Потому что Айвз явно желал смерти Латчера, и истоки этого желания были куда глубже, чем случай в Майлс-Сити. Но что-то еще проступало в этом натянутом лице — и становилось все заметнее, когда он смотрел на нее. Снова человек одного племени пытался оценить чужого; и тут она поняла все до конца.
Он воображал себя джентльменом, и это представление было для него дорого, настолько дорого, что он не хотел показать себя перед нею бесчестным.
— Отпустите их, — сказал он. — Пусть едут.
Латчер поддернул поводья и тронул лошадь, то же сделала Элизабет. Как будто единодушный вздох пробежал по людям Айвза, а потом кольцо разомкнулось перед двумя всадниками, двинувшимися к берегу реки. Почти мгновенно их поглотила тьма, и во тьме они повернули вверх по течению. Оба молчали. Латчер выбирал дорогу, и через некоторое время он повернул от реки к югу и двинулся между высокими стенами каньона. Элизабет заметила, что ее трясет.
Нескоро выбрались они в прерию. На востоке над бедлендами разливалось серебро луны.
Латчер натянул поводья и внимательно прислушался. Элизабет тоже попыталась прислушаться; но звуков погони не было. Ей хотелось, чтобы Латчер заговорил, сказал что-нибудь — что угодно, но он не сделал этого. Они поехали дальше.
Он проводил ее до школы. Он, конечно, намеревался ехать на «Длинную Девятку», но перед тем, как оставить девушку, он натянул поводья. В звездном свете лицо его было утомленным и грустным. Ему хотелось сказать что-то, поняла она, но он не сразу решился на это.
— Спасибо вам, мисс Бауэр.
Он знал. То, что узнала она у Замковой Излучины, понял и он, потому что лицо Джека Айвза было для него такой же открытой книгой, как и для нее. Он благодарил не за то, что она спасла ему жизнь, а за то, что так и не вылилась в слова тайна, известная им обоим, ставшая общей с того самого момента, когда они встретились у подножия гребня и она ответила ложью на его вопрос. Теперь в ней поднималась жалость, ей так хотелось сказать что-нибудь, чтобы успокоить его, — но для слов по-прежнему не было места. И не будет никогда. Его рана была неприкосновенна.
Она попыталась улыбнуться.
— Спокойной ночи, Клем.
Она проводила его взглядом, потом поставила на место лошадь и поспешила в дом. Заперла дверь — и привалилась к ней спиной. У нее было такое чувство, будто она пытается скрыться — скрыться оттого, что увидела в его глазах в момент прощания. От этого, и от чего-то еще, что уже нависло страшной угрозой, но чему она пока не нашла названия. Она знала только, что чувствует себя страшно одинокой и страшно напуганной. А потом вспомнила, какое известие Латчер вез Фруму — доклад о неудаче; и теперь поняла, что вот это и есть второе ужасающее событие, случившееся в этот вечер. Только теперь она полностью поняла, что это было за поручение и каковы будут последствия.
16. НОЧЬ ПЕРЕД БУРЕЙ
Айвз! Айвз! Айвз!
Фрум сидел за столом у себя на кухне, перед ним стыл ужин, а в мыслях пульсировало это имя — с того самого момента, как Лаудон заговорил с ним во дворе час назад. Господи Боже, но ведь этот Лаудон как будто вышиб опору из-под него. «Это из-за жены Латчера, — сказал Лаудон. — Она была женщиной Айвза». Именно из-за этих слов Фрум потерял аппетит.
Айвз! Этот… этот дешевый самодовольный шулер! Этот трусливый скотокрад, орудующий под покровом ночи! Подумать только, она… она пожелала Айвза, человечишку самого низкого пошиба, когда могла бы выбрать его самого — Питера Фрума! Что делает женщину такой дурой? Он чувствовал отвращение к ней: никогда больше он на нее и не взглянет! Он твердил это себе — и знал, что все равно придет к ней снова. Черт побери, придет — хотя бы для того, чтобы не уступить Айвзу поле боя.
Вот, оказывается, почему Адди была так нерешительна сегодня! Он вспомнил, как нетерпеливо заверял ее, что Клем уехал по делам «Длинной Девятки» и потому нечего беспокоиться. Но она все равно твердила «Я боюсь… я боюсь…» Теперь он понимал, что боялась она не только из-за возможного возвращения Латчера. Нет, черт побери! Был и другой человек, который мог спуститься по склону, увидев, что кораль, где обычно стояла лошадь Латчера, пуст.
Айвз!
Этот человек отправился в Майлс-Сити в то же самое время, когда там была команда Лаудона — и Латчер вместе с ними. Так вот почему Адди Латчер оставила дверь открытой для Питера Фрума! Как тошно осознавать это! Но с тех пор Айвз, несомненно, уже приехал обратно. И уж Адди-то знала об этом, будьте уверены! Потому-то она так переменилась сегодня…
Господи Боже, а он-то мечтал, как поедет к ней! Он ведь и Латчера отправил в бедленды больше для того, чтобы была возможность съездить к ней. Уж перед собой-то он не хитрил насчет этого дела, хоть тогда, хоть сейчас. Правда, он допускал, что из-за бешеной дури этого бандюги Латчер может и не вернуться, хоть какой бы там он ни был парламентер. Но он предупредил Латчера об опасности. «Вы ведь понимаете, что это Рискованно?» — он напоминал Латчеру несколько раз.
Он явственно вспоминал, как Латчер кивнул в ответ — как деревянный, без всякого выражения на лице Что ж, если теперь Латчер мертв, никто не сможет упрекнуть Фрума, что он послал человека на смерть Латчер поехал добровольно. В конце концов, эта последняя попытка решить дело миром была необходима; уж теперь-то Элизабет не сможет стоять на дороге и выкрикивать обвинения, когда Питер Фрум снова поведет всадников «Длинной Девятки» в набег.
Элизабет?.. А где она сегодня? В школе не горел свет когда он проезжал мимо, возвращаясь от Адди; он заглянул под навес, но ее конька на месте не было. Тогда он был уверен, что она отправилась на ранчо ужинать ведь он ее приглашал; но на самом деле ее здесь не было. Что это может означать? Когда они расстались, она вполне поверила в его добрые намерения. Он следил за своим лицом, держался очень благородно. Неужели, несмотря ни на что, ему не удалось ее одурачить? Он тряхнул головой и почувствовал, что начинает сердиться.
На дворе царила суматоха. Пока он тут сидел над ужином, приехали всадники — с ранчо «К в рамке»,
команда Котрелла, как сказал Сэм. Теперь под перестук копыт во двор въезжал новый отряд. Целая армия собирается. Синглтон, небось, завалится прямо в дом еще до полуночи, желая обсудить диспозицию. Что ж, он поедет вместе с Синглтоном. Независимо от того, какой ответ привезет Латчер, облава состоится. Теперь уже Фрум сам этого хотел.
Из-за чего? Из-за того, что он узнал об Айвзе? К чертовой матери, это не имеет значения. Допустим, он ненавидит Айвза потому, что этот тип стоит между ним и Адди Латчер, но все равно, факт остается фактом: Айвз — первый из всех скотокрадов, и его первого надо уничтожить.
Он размышлял о ненависти. Это — сильное чувство, решил он, и потому чувство, достойное сильного человека. Некоторым образом он ненавидел и Клема Латчера, но, возможно, в том, что он чувствовал к Латчеру, содержалась большая доля презрения. Ненависть к разным людям — это одно и то же чувство, отличающееся лишь степенью, а степень эта зависит от разных обстоятельств. Взять, скажем, Лаудона. Он ненавидел этого парня с того дня, когда Лаудон взял над ним верх в споре из-за лошади Джо Максуина… но Лаудон — слишком ценный человек, чтобы выгнать его с ранчо.
Вот в том все и дело. Разумный человек управляет своей ненавистью, не позволяет, чтоб она начала управлять им. Поэтому он временами даже забывал о своей ненависти к Лаудону, хотя она сохранялась по-прежнему. Конечно, когда Грейди Джоунз несколько дней назад заговорил с ним о должности управляющего, он вспомнил, как Лаудон взял над ним верх. Не так уж чтобы явно и прямо, но вспомнил.
Грейди Джоунза он презирал. Этот тип переоценивает свою силу; и он уж слишком обнаглел после той стычки в кабинете. Вот и сейчас Джоунз заставляет его ждать, хотя прошло уже, пожалуй, больше часа, как он послал Лаудона найти Джоунза. Фрум начал закипать. Встал, открыл кухонную дверь и поглядел во двор. Луна светила слабо. Вокруг суетились темные силуэты. Но было тихо, если вспомнить, сколько народу собралось здесь в этот вечер.
Фрум громко крикнул:
— Эй, кто-нибудь, скажите Грейди Джоунзу, что. я его жду!
Самое смешное, что ему вовсе не нужен Джоунз. Просто он последнее время завел привычку не упускать Джоунза из виду; это был способ держать зверя в страхе, чтоб не чувствовал себя слишком вольготно.
Фрум сидел за столом у себя на кухне, перед ним стыл ужин, а в мыслях пульсировало это имя — с того самого момента, как Лаудон заговорил с ним во дворе час назад. Господи Боже, но ведь этот Лаудон как будто вышиб опору из-под него. «Это из-за жены Латчера, — сказал Лаудон. — Она была женщиной Айвза». Именно из-за этих слов Фрум потерял аппетит.
Айвз! Этот… этот дешевый самодовольный шулер! Этот трусливый скотокрад, орудующий под покровом ночи! Подумать только, она… она пожелала Айвза, человечишку самого низкого пошиба, когда могла бы выбрать его самого — Питера Фрума! Что делает женщину такой дурой? Он чувствовал отвращение к ней: никогда больше он на нее и не взглянет! Он твердил это себе — и знал, что все равно придет к ней снова. Черт побери, придет — хотя бы для того, чтобы не уступить Айвзу поле боя.
Вот, оказывается, почему Адди была так нерешительна сегодня! Он вспомнил, как нетерпеливо заверял ее, что Клем уехал по делам «Длинной Девятки» и потому нечего беспокоиться. Но она все равно твердила «Я боюсь… я боюсь…» Теперь он понимал, что боялась она не только из-за возможного возвращения Латчера. Нет, черт побери! Был и другой человек, который мог спуститься по склону, увидев, что кораль, где обычно стояла лошадь Латчера, пуст.
Айвз!
Этот человек отправился в Майлс-Сити в то же самое время, когда там была команда Лаудона — и Латчер вместе с ними. Так вот почему Адди Латчер оставила дверь открытой для Питера Фрума! Как тошно осознавать это! Но с тех пор Айвз, несомненно, уже приехал обратно. И уж Адди-то знала об этом, будьте уверены! Потому-то она так переменилась сегодня…
Господи Боже, а он-то мечтал, как поедет к ней! Он ведь и Латчера отправил в бедленды больше для того, чтобы была возможность съездить к ней. Уж перед собой-то он не хитрил насчет этого дела, хоть тогда, хоть сейчас. Правда, он допускал, что из-за бешеной дури этого бандюги Латчер может и не вернуться, хоть какой бы там он ни был парламентер. Но он предупредил Латчера об опасности. «Вы ведь понимаете, что это Рискованно?» — он напоминал Латчеру несколько раз.
Он явственно вспоминал, как Латчер кивнул в ответ — как деревянный, без всякого выражения на лице Что ж, если теперь Латчер мертв, никто не сможет упрекнуть Фрума, что он послал человека на смерть Латчер поехал добровольно. В конце концов, эта последняя попытка решить дело миром была необходима; уж теперь-то Элизабет не сможет стоять на дороге и выкрикивать обвинения, когда Питер Фрум снова поведет всадников «Длинной Девятки» в набег.
Элизабет?.. А где она сегодня? В школе не горел свет когда он проезжал мимо, возвращаясь от Адди; он заглянул под навес, но ее конька на месте не было. Тогда он был уверен, что она отправилась на ранчо ужинать ведь он ее приглашал; но на самом деле ее здесь не было. Что это может означать? Когда они расстались, она вполне поверила в его добрые намерения. Он следил за своим лицом, держался очень благородно. Неужели, несмотря ни на что, ему не удалось ее одурачить? Он тряхнул головой и почувствовал, что начинает сердиться.
На дворе царила суматоха. Пока он тут сидел над ужином, приехали всадники — с ранчо «К в рамке»,
команда Котрелла, как сказал Сэм. Теперь под перестук копыт во двор въезжал новый отряд. Целая армия собирается. Синглтон, небось, завалится прямо в дом еще до полуночи, желая обсудить диспозицию. Что ж, он поедет вместе с Синглтоном. Независимо от того, какой ответ привезет Латчер, облава состоится. Теперь уже Фрум сам этого хотел.
Из-за чего? Из-за того, что он узнал об Айвзе? К чертовой матери, это не имеет значения. Допустим, он ненавидит Айвза потому, что этот тип стоит между ним и Адди Латчер, но все равно, факт остается фактом: Айвз — первый из всех скотокрадов, и его первого надо уничтожить.
Он размышлял о ненависти. Это — сильное чувство, решил он, и потому чувство, достойное сильного человека. Некоторым образом он ненавидел и Клема Латчера, но, возможно, в том, что он чувствовал к Латчеру, содержалась большая доля презрения. Ненависть к разным людям — это одно и то же чувство, отличающееся лишь степенью, а степень эта зависит от разных обстоятельств. Взять, скажем, Лаудона. Он ненавидел этого парня с того дня, когда Лаудон взял над ним верх в споре из-за лошади Джо Максуина… но Лаудон — слишком ценный человек, чтобы выгнать его с ранчо.
Вот в том все и дело. Разумный человек управляет своей ненавистью, не позволяет, чтоб она начала управлять им. Поэтому он временами даже забывал о своей ненависти к Лаудону, хотя она сохранялась по-прежнему. Конечно, когда Грейди Джоунз несколько дней назад заговорил с ним о должности управляющего, он вспомнил, как Лаудон взял над ним верх. Не так уж чтобы явно и прямо, но вспомнил.
Грейди Джоунза он презирал. Этот тип переоценивает свою силу; и он уж слишком обнаглел после той стычки в кабинете. Вот и сейчас Джоунз заставляет его ждать, хотя прошло уже, пожалуй, больше часа, как он послал Лаудона найти Джоунза. Фрум начал закипать. Встал, открыл кухонную дверь и поглядел во двор. Луна светила слабо. Вокруг суетились темные силуэты. Но было тихо, если вспомнить, сколько народу собралось здесь в этот вечер.
Фрум громко крикнул:
— Эй, кто-нибудь, скажите Грейди Джоунзу, что. я его жду!
Самое смешное, что ему вовсе не нужен Джоунз. Просто он последнее время завел привычку не упускать Джоунза из виду; это был способ держать зверя в страхе, чтоб не чувствовал себя слишком вольготно.