«Не лишайте меня этой любви...»
Александр Пушкин и Наталья Гончарова
Каждый большой старый город, словно срез дерева, несет в себе слои-следы событий и судеб людей, живших в нем. Есть Париж Верлена, Петербург Достоевского, Прага Кафки, Дублин Джойса... Есть и Москва Пушкина.
Пушкинская Москва – какая она? Да и сохранилась ли она вообще в том вихре всяческих разрушений, постигших Россию за многие последние десятилетия?
Да, безусловно, она есть! Ее следует знать и любить так, как любил ее сам поэт.
Москва в жизни Пушкина значила очень много. Он любил этот город. Вспомним: «Края Москвы, края родные...»
По сведениям знатоков пушкинской Москвы, мест, где жил Пушкин, в Москве известно нынче пятнадцать, а где он бывал – девяносто семь. Всего же – сто двенадцать. Сохранилось из них пятьдесят и не сохранилось – пятьдесят четыре, то есть примерно пополам. Сегодня под охраной государства состоит тридцать семь памятников истории и культуры, связанных с именем Пушкина.
Поэт родился в Немецкой слободе, и это все, что мы знаем, так как точное место его рождения неизвестно, и выяснить его, как оказалось, непросто. В настоящий момент на государственной охране состоит памятное место по адресу: Бауманская улица, дом № 40.Здесь установлена мемориальная доска и бюст поэта работы скульптора Е. Ф. Белашовой. Но существует еще несколько версий — Бауманская , дом № 55 ,а также угол Малой Почтовой, дом № 4и Госпитального переулка, дом № 1/3 .Кроме того, со слов современников известно, что сам поэт говорил, что родился на Молчановке .Почему он так говорил и говорил ли в действительности? Загадка.
Но по многим документам рождение Пушкина все же «принимает» на себя именно Немецкая слобода. Он увидел свет тут – «...рядом с домом графини Головиной, дом гвардии майора Пушкина». Дом стоял во дворе, за домом был сад с цветником, липой и песчаными дорожками. Немецкая улица, где он жил, была скучна: длинный, серебристый от многолетних дождей забор, слепой образок на воротах и – непролазная грязь. Дождя, небось, давным-давно не было, а грязь все лежала – комьями, обломками, в колеях.
Ни усадьба, ни Москва – это была окраина. И не дом, а флигель, который построили на быструю руку английские купцы под контору. Нынешний государь был крутого нрава, англичан не любил – они дом продали некоему чиновнику и уехали. Сергей Львович, отец поэта, ненавидел всякие хлопоты. Он сразу снял дом, благо был дешев.
От холостого житья осталась клетка с попугаем, да другая с канарейкой, но образ жизни круто переменился. «Месяц тому назад у него родился сын, которого он назвал в память своего деда Александром», – так пишет Юрий Тынянов в книге о Пушкине.
В Москве Пушкин провел около трети своей жизни. С этим городом связано его детство, а под Москвой он впервые узнал русскую деревню. Годы учения в Царскосельском лицее и впоследствии годы ссылки надолго разлучили его с Москвой.
Как известно, жизнь Пушкина протекала меж двух столиц – Москвой и Петербургом. Свой столичный статус древняя Москва потеряла в начале XVIII века, в годы царствования Петра Первого, а вернула его себе спустя лишь два с лишним века, в 1918 году.
«Две столицы не могут в равной степени процветать в одном и том же государстве, как два сердца не существуют в теле человеческом, – писал Пушкин. Но Москва, утратившая свой блеск властный и аристократический, процветает в других отношениях: промышленность в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою. Купечество богатеет и начинает селиться в „палатах“, покидаемых дворянством. С другой стороны, и просвещение любит город, где Шувалов основал университет по проекту Ломоносова. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы...»
А еще Пушкин говорил: «Московские улицы моложе московских красавиц», имея в виду, как заново отстраивается город после пожара 1812 года. Сейчас Москва тоже на глазах молодеет: обустраивается, обновляется. И все же остается такой же, как при Пушкине, «премилой старушкой», которая все помнит и, конечно же, все то, что связано с ее великим сыном – Пушкиным.
...Самая большая, самая главная и роковая любовь в жизни поэта настигла его тут же, в Москве...
В начале подготовки к пушкинскому двухсотлетнему юбилею в 1996 году была составлена программа «реставрации и благоустройства пушкинских мест в Москве». Но еще до постановления московского правительства и Указа Президента в 1992 году, когда составлялся список объектов, связанных с именем Пушкина, в этом списке появился храм Богоявления в Елохове(в книгах этого храма есть запись от 1799 года о крещении здесь Пушкина), дом Д. П. Бутурлина, который часто посещал поэт в детстве, и, конечно же, церковь Большого Вознесения ,где он венчался с Наталией Николаевной Гончаровой...
Церковь Большого Вознесения и сейчас стоит на Большой Никитской (дом № 36) .Первоначально она была деревянная, в 1695 году ее отстроили заново, уже из камня. Существующее ныне здание заложено в 1798 году, достраивалось в 1827–1840 годах по проекту архитектора Ф. Шестакова в стиле позднего московского классицизма. Но, конечно же, до сих пор интерес к этому храму сохраняется потому, что тут венчался Первый поэт с Первой Красавицей России...
Отреставрированный храм стал ныне центром «московского любовного мифа» – многие молодожены стремятся непременно венчаться в церкви Большого Вознесения, рядом с которой, у Никитских ворот, недавно был открыт фонтан, внутри в ротонде – скульптурная композиция «Пушкин и Натали»...
Надо сказать, что сам-то поэт хотел венчаться в домовой церкви князя Сергея Михайловича Голицына, но это делать запретил ему митрополит Филарет, указав взамен на приходскую церковь невесты. Гончаровы жили тогда на Большой Никитской,на месте нынешнего дома № 50...
Ну, а после венчания нынешние молодые отправляются на Арбат. И есть еще один адрес, имеющий самое непосредственное отношение к пушкинской любви и женитьбе. Этот дом тоже наверняка знают все – дом на Арбате (Арбат, дом № 53),где Александр Сергеевич и Наталия Николаевна Пушкины прожили с февраля по май 1831 года. Этот арбатский особняк связан с важнейшими событиями в жизни поэта. (18 февраля 1986 года в доме на Арбате после долгой реставрации и ремонта открылся музей)...
5 декабря 1830 года – 15 мая 1831 года – светлое время для Пушкина, время его недолгого счастья.
В феврале 1831 года в его письмах появляется новый адрес: «Пиши мне на Арбат, в дом Хитровой». Пушкин нанял квартиру 23 января. А венчание проходило 18 февраля 1831 года. По рассказам А. Я. Булгакова, в храм Большого Вознесения у Никитских ворот никого из посторонних не впускали. Свадьба прошла торжественно.
Однако, по свидетельству современников, вышло происшествие, смутившее души присутствующих. «Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец одно из них упало на пол... Поэт изменился в лице и тут же шепнул одному из присутствующих по-французски: „вот все плохие предзнаменования“.
Накануне венчания был, как и положено, «мальчишник»: в этом самом доме на Арбате собрались его близкие друзья: Вяземский, Баратынский, Языков, Нащокин, брат поэта Лев Сергеевич. «Пушкин был необыкновенно грустен, – вспоминал один из гостей, – так это было неловко. Он читал свои стихи – прощание с молодостью... Но на другой день, на свадьбе, все любовались веселостью и радостью поэта и его молодой супруги, которая была изумительно хороша»...
На Арбате Пушкины устраивают и свадебный пир, и званые ужины. Здесь же поэт читает друзьям главы из романа в стихах «Евгений Онегин» и «Повести Белкина».
После венчания был устроен праздничный ужин. К этому времени относится самое, наверное, счастливое письмо поэта к Плетневу: «Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось, лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется, я переродился».
Любовный роман Пушкина и Натали – самый что ни на есть московский. И один из самых знаменитых любовных российских романов! А начиналось все, конечно же тут, на московских улицах...
Совсем рядом с нынешней Пушкинской площадью , на Тверском бульваре,в доме № 22,который, увы, не сохранился, Пушкин встретил свою будущую супругу Наталию Гончарову. Здесь давал балы знаменитый танцмейстер Йогель. Четыре поколения московских дворян учились танцевать именно здесь. В декабре 1828 года на балу у Йогеля Пушкин встретил прелестную шестнадцатилетнюю Наталию Гончарову...
«Творец Тебя мне ниспослал, Тебя, моя Мадонна, чистейший прелести чистейший образец», – напишет он позже Наталье Николаевне. Предчувствовал ли он, что эта девушка и должна стать его женой? Или просто был околдован ее чистотой и свежестью, ее необыкновенной скромностью и восхитительной внешностью? К тому времени решение Пушкина жениться, завести свой дом, было продиктовано многими соображениями. Играли роль и усталость от холостой беспорядочной жизни, и потребность в углубленном, спокойном труде. И тоска по тому, чего он был лишен с детства, – теплу родного гнезда.
«Мне за тридцать лет. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. Счастья мне не было. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться».
Предыдущие попытки построить семейную жизнь не удались (в 1826 году поэт сватается к Софье Пушкиной. В 1828 году – к Аннете Олениной и все безуспешно!). И вот – Она!
Наталия Николаевна была скромна до болезненности: при первом знакомстве с поэтом его знаменитость, властность не только сконфузили, а как-то даже подавили ее. Она стыдливо отвечала на восторженные вопросы, но эта милая скромность только возвысила ее в глазах поэта. Наталья была действительно прекрасна. Все в ней было удивительно хорошо! Говорила она о себе позже: «Красота моя – от Бога!» Так оно, верно, и было. И эту божественную красоту разглядел и полюбил в ней Гений.
Уже в восьмилетнем возрасте все обращали внимание на редкое совершенство черт ее лица и шутливо пугали ее мать, которая и сама была замечательно красивой женщиной, что дочь со временем затмит ее красоту и от женихов отбоя не будет! Суровая и решительная маменька в ответ поджимала губы и, качая головой, говорила: «Слишком уж тиха, ни одной провинности! В тихом омуте черти водятся!» И глаза ее сумрачно поблескивали...
Таша (так называли Наталию Николаевну домашние) родилась 27 августа 1812 года в поместье Кариан, Тамбовской губернии, где семья Гончаровых с детьми жила после вынужденного отъезда из Москвы во время нашествия Наполеона. Мать ее, Наталия Ивановна Гончарова, считала, что младшенькую дочь неимоверно разбаловал свекр, Афанасий Николаевич, не дававший до шести лет увезти внучку из Полотняного завода (обширное родовое имение Гончаровых под Калугой) в Москву. А так семья жила бы на Большой Никитской, где и поселялись обычно Гончаровы на зиму.
Но девочка воспитывалась у деда, на вольном воздухе огромного парка с тринадцатью прудами и лебедиными парами, плавающими в них. Дедушка, души в ней не чаявший, выписывал для нее игрушки и одежду из Парижа. Доставлялись в имение тщательно упакованные коробки с атласными лентами, в которых лежали, закрыв глаза, фарфоровые куклы, похожие на сказочных принцесс, книжки, мячики, другие затейливые игрушки, дорогие платьица, даже маленькие детские шляпки для крохи-модницы по имени Таша.
Одну из кукол маменька в гневе разбила, уже позже, когда Наташа вернулась в родительский дом. Никто не видел ее отчаяния... Собственной матери, ее вспышек гнева и непредсказуемой ярости, тихая и задумчивая девочка с тех пор боялась несказанно! Ее удивительные карие глаза с загадочной неопределенностью взгляда часто наполнялись слезами, но плакать она не смела – вслед за слезами последовало бы более строгое наказание! Оставалось одно – затаиться в уголке и переждать бурю...
Так делала она и будучи уже совсем взрослой...
Жизнь рядом со строгой, всегда напряженной матерью, больным отцом, не шла на пользу Наталии Николаевне. Она была до болезненности молчалива и застенчива. Позже, когда она стала появляться в светских салонах Москвы и Петербурга, эту склонность к молчанию многие считали признаком небольшого ума. Так что качества, поощряемые властной маменькой, – покорность, полное повиновение и молчаливость, – сослужили Наталии Гончаровой плохую службу.
Иначе, вероятно, и не могло быть в семье, где был тяжело болен отец. Пристрастие к верховым прогулкам привело к трагическому падению с лошади: в результате ушиба головы Николай Афанасьевич Гончаров страдал помутнением рассудка, только в редкие моменты становился снова добрым, остроумным, очаровательным – таким, каким он был в молодости, до своей болезни. А все решения, требующие мужской силы, мужского ума и логики, принимала мать. Отсюда, видимо, и взялась ее властность...
Гончаровы владели обширнейшими имениями: Ярополец, Кариан, Полотняный завод с фабрикой, конным заводом, славившимся на всю Калужскую и Московскую губернии! Управлять гончаровским майоратом (так называлось имение, не подлежащее разделу и по наследству переходящее к старшему в роду, обычно сыну) женщине, когда-то блиставшей при дворе, привыкшей к восхищению, поклонению, шуму балов, было тяжело. Она не справлялась порою с огромным количеством дел, а признаться в этом ни себе, ни окружающим считала непозволительным. До совершеннолетия сына Дмитрия всем распоряжалась она сама, безраздельно и бесконтрольно!
Такая власть испортила окончательно характер и без того нелегкий. Но вполне возможно и то, что за резкостью и несдержанностью прятала Наталия Ивановна обыкновенную женскую растерянность и горечь от жизни, которая сложилась не так, как ей хотелось бы...
Несмотря на все свои недостатки, детей Наталия Ивановна любила, как и всякая мать. Сыновей Ивана и Сергея, когда повзрослели, определила в военную службу, а трем своим «барышням» дала прекрасное для девиц образование: они знали французский, немецкий и английский, основы истории и географии, русскую грамоту, разбирались в литературе, благо библиотека, (собранная отцом и дедом), под надзором Наталии Ивановны сохранилась в хорошем порядке. Стихи знаменитого на всю Россию Пушкина знали наизусть, переписывали в альбомы. Могли они вести и домашнее хозяйство, вязать и шить, хорошо сидели в седле, управляли лошадьми, танцевали и играли не только на фортепьяно – могли разыграть и шахматную партию. Особенно в шахматной игре блистала младшая, Таша.
Вот что вспоминает о юношеских годах Наталии Николаевны Гончаровой ее близкая знакомая и соседка по имению Надежда Еропкина: «Я хорошо знала Наташу Гончарову, но более дружна она была с сестрою моей, Дарьей Михайловной. Натали еще девочкой отличалась редкою красотой. Вывозить ее в свет стали очень рано, и она всегда была окружена роем воздыхателей. Место первой красавицы Москвы осталось за нею». Надо отметить, что среди поклонников Натали было немало студентов Московского университета – «архивных юношей», по выражению Пушкина.
«Я всегда восхищалась ею, – продолжает далее Еропкина. – Воспитание в деревне, на чистом воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатных ресниц... Но главную прелесть Натали составляло отсутствие всякого жеманства и естественность. Большинство считало ее кокеткой, но обвинение это несправедливо.
Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что все в ней было так удивительно хорошо!.. Наталия Николаевна явилась в семье удивительным самородком!» – отмечает в заключение Надежда Михайловна в своих воспоминаниях.
И этот самородок мгновенно поразил сердце и воображение знаменитого поэта, когда он увидел ее на балах танцмейстера Йогеля, в доме на Тверском бульваре .
В белом платье, с золотым обручем на голове, во всем блеске своей царственной, гармоничной, одухотворенной красоты, она была представлена Александру Сергеевичу, который «впервые в жизни был робок»...
Он влюбился безумно. И через своего знакомого, графа Федора Толстого по прозвищу Американец, поэт становится вхож в дом Гончаровых. Они жили на углу Скарятинского переулкаи Большой Никитской —там, где сейчас дома № 48 и № 50 .Поэт, по словам очевидцев, «вел себя очень застенчиво», проводя все вечера в обществе очаровательной Натали...
Ответила ли Таша сразу на чувства Пушкина? Трудно говорить об этом. Несомненно, что как всякой женщине ей льстило внимание талантливого человека. Как всякой женщине, ей, несомненно, была приятна любовь, которую она внушила поэту...
А через некоторое время (1 мая 1829 года) поэт делает официальное предложение и просит родителей Гончаровой дать им свое родительское благословение. Наталия Ивановна, строгая мать, ответила уклончиво – откровенно говоря, она рассчитывала найти лучшего мужа для дочери, ведь Пушкин – человек без большого состояния и хоть поэт известный, а состоит под надзором у полиции... Она не отказала ему прямо, но ответила, что Натали еще очень молода...
Да, прямо не отказала, что дало право Александру Сергеевичу написать будущей теще такие строки: «Став на колена, проливая слезы благодарности, – вот как должен был бы я писать вам теперь, после того, как граф Толстой передал мне ваш ответ: ответ этот не отказ, Вы позволяете мне надежду... Не обвиняйте меня в неблагодарности, если я все еще ропщу, если к чувству счастья примешиваются еще печаль и горесть; мне понятна осторожность и нежная забота матери! – Но извините нетерпение сердца больного и опьяненного счастьем. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа, обязанного Вам жизнью».
Уезжает? Он уезжает после того, как ему не сказали – «нет»? Почему же Пушкин бежит из Москвы? И куда?
Этой же ночью поэт отправляется вместе с действующей армией на Кавказ, где идут боевые действия. Начинается знаменитое «путешествие в Арзрум», которое продлится целых пять месяцев.
Трудно объяснить состояние поэта в тот момент – нежелание спугнуть счастье, которое, возможно, отдаст себя в его руки... Смятение чувств... Неуверенность в себе... Желание проверить истинность его любви... Все это так и не так. Душа человеческая, несомненно, гораздо тоньше, чем те слова, которыми мы пытаемся описать ее внезапные порывы...
Позже, в письме к будущей теще, Н. И. Гончаровой, письме поразительном по откровенности, глубине и силе чувства, он сам объясняет свой отъезд как нельзя лучше и понятнее: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его неопределенности на мгновение свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; вы спросите меня – зачем? Клянусь вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни вашего, ни ее присутствия...»
Невыносимость присутствия любимого человека в иные минуты – не вздор, не каприз, но это есть не словесное, а действенное проявление великой любви, любви трепетной до беспредельности...
Да, Пушкин уезжает из Москвы на пять месяцев. Но ни на секунду за эти пять месяцев он не забывает о Натали.
С Кавказа Пушкин вернулся в Москву 20 сентября 1830 года. Он снова идет в дом Гончаровых. Его принимают весьма прохладно. Им все еще не понятны причины его отъезда – точно это было бегство!
«Сколько мук меня ждало по возвращении! Ваше молчание, Ваша холодность, та рассеянность и то безразличие, с какими приняла меня мадемуазель Натали... У меня не хватило мужества объясниться, – я уехал в Петербург в полном отчаянии...»
После Кавказа – Петербург. Новое бегство от себя? От своих неуемных чувств, которые понять простым смертным невозможно? И все же поведение Пушкина можно представить логичным и понятным. Подойти близко к счастью, не зная, что наверняка можешь им овладеть, – всегда невыносимо! Легче «ходить кругами»! Легче ждать. Легче бежать. Ведь услышать «нет» – это равносильно смерти!
Но и этому состоянию приходит конец. Однажды наступает небывалая решимость – надо четко знать ответ. Да или нет?
Пушкин пишет Натали. Он преследует ее письмами. Он не дает ей забыть о себе!
И вот, в первый день Пасхи, 6 апреля, поэт делает ей вторичное предложение, которое, как ни странно, быстро принимается...
В. А. Нащокина, жена друга Пушкина П. В. Нащокина, вспоминала, что, собираясь ехать к Гончаровым, Пушкин вдруг понял, что у него нет фрака! Нащокин дал ему свой, ибо они были одного роста и сложения, так что фрак пришелся поэту впору. Удачное сватовство Пушкин приписывал «счастливому» фраку. Тогда Нащокин подарил этот фрак другу. И Александр Сергеевич, по его собственному признанию, в важных случаях жизни с той поры надевал только «счастливый» нащокинский фрак...
В то время, пребывая вне себя от счастья, он пишет ночью знаменитые строки:
«Участь моя решена. Я женюсь...
Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством – Боже мой – она... почти моя.
Ожидание решительного ответа было самым болезненным чувством моей жизни. Ожидание последней заметавшейся карты, угрызения совести, сон перед поединком – все это в сравнении с ним ничего не значит...
Я женюсь, т. е. я жертвую независимостию моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, постоянством...
Если мне откажут, думал я, поеду в чужие края...
...В эту минуту подали мне записку. Ответ на мое письмо. Отец невесты моей ласково звал меня к себе... Нет сомнения, предложение принято...»
Этот текст Пушкин называет «переводом с французского», но совершенно очевидно, что пишет Александр Сергеевич о себе самом и о том счастье, которое испытывает теперь, когда знает, что Натали уже почти принадлежит ему, ему, ему!
Поэт чистосердечно признается будущей теще в нехватке денег. Он пишет ей:
«Один из моих друзей привозит мне из Москвы благосклонное слово, которое возвращает мне жизнь, и теперь, когда несколько ласковых слов, которыми Вы удостоили меня, должны бы меня наполнить радостью, – я более несчастлив, чем когда-либо. Постараюсь объясниться.
Только привычка и продолжительная близость могут доставить мне привязанность вашей дочери; я могу надеяться со временем привязать ее к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться; если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия ее сердца. Но сохранит ли она это спокойствие среди окружающего ее удивления, поклонения, искушений? Ей станут говорить, что только несчастная случайность помешала ей вступить в другой союз, более равный, более блестящий, более достойный ее, – может быть, эти речи будут искренни, или во всяком случае она сочтет их такими. Не явится ли у нее сожаление? Не будет ли она смотреть на меня как на препятствие, как на человека, обманом ее захватившего? Не почувствует ли она отвращения ко мне? Бог свидетель – я готов умереть ради нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, свободной хоть завтра же выбрать себе нового мужа, – эта мысль – адское мучение!
Моего состояния мне было бы достаточно. Хватит ли мне его, когда я женюсь? Я ни за что не потерплю, чтобы моя жена чувствовала какие-либо лишения, чтобы она не бывала там, куда она призвана блистать и развлекаться. Она имеет право этого требовать. В угоду ей я готов пожертвовать всеми своими привычками и страстями, всем своим вольным существованием. Но, все-таки, – не станет ли она роптать, если ее положение в свете окажется не столь блестящим, как она заслуживает и как я желал бы этого?.. Таковы, отчасти, мои сомнения – я трепещу, как бы Вы не нашли их слишком основательными».
Наталия Ивановна, со своей обычной придирчивостью и скупостью, должно быть, долго думала над строками Пушкина – не поэтическими, а очень жизненно-правдивыми. И все же... согласие на брак дала. Пушкин еще некоторое время проходил в женихах.
Итак, 6 мая 1830 года состоялась помолвка Пушкина с Наталией Николаевной Гончаровой, и он официально стал называться и ездить в дом женихом.
«Мои горячо любимые родители! – пишет поэт своей семье. – Я намерен жениться на молодой девушке, которую люблю – м-ль Натали Гончаровой. Я получил ее согласие, а также согласие ее матери. Прошу вашего благословения, не как пустой формальности, но с внутренним убеждением, что это благословение необходимо для моего благополучия и да будет вторая половина моего существования более для вас утешительна, чем моя печальная молодость...»
Поэт сам признавался: «Более или менее я влюблялся во всех хорошеньких женщин, мне знакомых, и все изрядно надо мной посмеялись; все, за исключением одной кокетничали со мной». Но теперь речь идет не о влюбленности, а о Любви! О той самой, что на всю жизнь!
Пушкинская Москва – какая она? Да и сохранилась ли она вообще в том вихре всяческих разрушений, постигших Россию за многие последние десятилетия?
Да, безусловно, она есть! Ее следует знать и любить так, как любил ее сам поэт.
Москва в жизни Пушкина значила очень много. Он любил этот город. Вспомним: «Края Москвы, края родные...»
По сведениям знатоков пушкинской Москвы, мест, где жил Пушкин, в Москве известно нынче пятнадцать, а где он бывал – девяносто семь. Всего же – сто двенадцать. Сохранилось из них пятьдесят и не сохранилось – пятьдесят четыре, то есть примерно пополам. Сегодня под охраной государства состоит тридцать семь памятников истории и культуры, связанных с именем Пушкина.
Поэт родился в Немецкой слободе, и это все, что мы знаем, так как точное место его рождения неизвестно, и выяснить его, как оказалось, непросто. В настоящий момент на государственной охране состоит памятное место по адресу: Бауманская улица, дом № 40.Здесь установлена мемориальная доска и бюст поэта работы скульптора Е. Ф. Белашовой. Но существует еще несколько версий — Бауманская , дом № 55 ,а также угол Малой Почтовой, дом № 4и Госпитального переулка, дом № 1/3 .Кроме того, со слов современников известно, что сам поэт говорил, что родился на Молчановке .Почему он так говорил и говорил ли в действительности? Загадка.
Но по многим документам рождение Пушкина все же «принимает» на себя именно Немецкая слобода. Он увидел свет тут – «...рядом с домом графини Головиной, дом гвардии майора Пушкина». Дом стоял во дворе, за домом был сад с цветником, липой и песчаными дорожками. Немецкая улица, где он жил, была скучна: длинный, серебристый от многолетних дождей забор, слепой образок на воротах и – непролазная грязь. Дождя, небось, давным-давно не было, а грязь все лежала – комьями, обломками, в колеях.
Ни усадьба, ни Москва – это была окраина. И не дом, а флигель, который построили на быструю руку английские купцы под контору. Нынешний государь был крутого нрава, англичан не любил – они дом продали некоему чиновнику и уехали. Сергей Львович, отец поэта, ненавидел всякие хлопоты. Он сразу снял дом, благо был дешев.
От холостого житья осталась клетка с попугаем, да другая с канарейкой, но образ жизни круто переменился. «Месяц тому назад у него родился сын, которого он назвал в память своего деда Александром», – так пишет Юрий Тынянов в книге о Пушкине.
В Москве Пушкин провел около трети своей жизни. С этим городом связано его детство, а под Москвой он впервые узнал русскую деревню. Годы учения в Царскосельском лицее и впоследствии годы ссылки надолго разлучили его с Москвой.
Как известно, жизнь Пушкина протекала меж двух столиц – Москвой и Петербургом. Свой столичный статус древняя Москва потеряла в начале XVIII века, в годы царствования Петра Первого, а вернула его себе спустя лишь два с лишним века, в 1918 году.
«Две столицы не могут в равной степени процветать в одном и том же государстве, как два сердца не существуют в теле человеческом, – писал Пушкин. Но Москва, утратившая свой блеск властный и аристократический, процветает в других отношениях: промышленность в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою. Купечество богатеет и начинает селиться в „палатах“, покидаемых дворянством. С другой стороны, и просвещение любит город, где Шувалов основал университет по проекту Ломоносова. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы...»
А еще Пушкин говорил: «Московские улицы моложе московских красавиц», имея в виду, как заново отстраивается город после пожара 1812 года. Сейчас Москва тоже на глазах молодеет: обустраивается, обновляется. И все же остается такой же, как при Пушкине, «премилой старушкой», которая все помнит и, конечно же, все то, что связано с ее великим сыном – Пушкиным.
...Самая большая, самая главная и роковая любовь в жизни поэта настигла его тут же, в Москве...
В начале подготовки к пушкинскому двухсотлетнему юбилею в 1996 году была составлена программа «реставрации и благоустройства пушкинских мест в Москве». Но еще до постановления московского правительства и Указа Президента в 1992 году, когда составлялся список объектов, связанных с именем Пушкина, в этом списке появился храм Богоявления в Елохове(в книгах этого храма есть запись от 1799 года о крещении здесь Пушкина), дом Д. П. Бутурлина, который часто посещал поэт в детстве, и, конечно же, церковь Большого Вознесения ,где он венчался с Наталией Николаевной Гончаровой...
Церковь Большого Вознесения и сейчас стоит на Большой Никитской (дом № 36) .Первоначально она была деревянная, в 1695 году ее отстроили заново, уже из камня. Существующее ныне здание заложено в 1798 году, достраивалось в 1827–1840 годах по проекту архитектора Ф. Шестакова в стиле позднего московского классицизма. Но, конечно же, до сих пор интерес к этому храму сохраняется потому, что тут венчался Первый поэт с Первой Красавицей России...
Отреставрированный храм стал ныне центром «московского любовного мифа» – многие молодожены стремятся непременно венчаться в церкви Большого Вознесения, рядом с которой, у Никитских ворот, недавно был открыт фонтан, внутри в ротонде – скульптурная композиция «Пушкин и Натали»...
Надо сказать, что сам-то поэт хотел венчаться в домовой церкви князя Сергея Михайловича Голицына, но это делать запретил ему митрополит Филарет, указав взамен на приходскую церковь невесты. Гончаровы жили тогда на Большой Никитской,на месте нынешнего дома № 50...
Ну, а после венчания нынешние молодые отправляются на Арбат. И есть еще один адрес, имеющий самое непосредственное отношение к пушкинской любви и женитьбе. Этот дом тоже наверняка знают все – дом на Арбате (Арбат, дом № 53),где Александр Сергеевич и Наталия Николаевна Пушкины прожили с февраля по май 1831 года. Этот арбатский особняк связан с важнейшими событиями в жизни поэта. (18 февраля 1986 года в доме на Арбате после долгой реставрации и ремонта открылся музей)...
5 декабря 1830 года – 15 мая 1831 года – светлое время для Пушкина, время его недолгого счастья.
В феврале 1831 года в его письмах появляется новый адрес: «Пиши мне на Арбат, в дом Хитровой». Пушкин нанял квартиру 23 января. А венчание проходило 18 февраля 1831 года. По рассказам А. Я. Булгакова, в храм Большого Вознесения у Никитских ворот никого из посторонних не впускали. Свадьба прошла торжественно.
Однако, по свидетельству современников, вышло происшествие, смутившее души присутствующих. «Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец одно из них упало на пол... Поэт изменился в лице и тут же шепнул одному из присутствующих по-французски: „вот все плохие предзнаменования“.
Накануне венчания был, как и положено, «мальчишник»: в этом самом доме на Арбате собрались его близкие друзья: Вяземский, Баратынский, Языков, Нащокин, брат поэта Лев Сергеевич. «Пушкин был необыкновенно грустен, – вспоминал один из гостей, – так это было неловко. Он читал свои стихи – прощание с молодостью... Но на другой день, на свадьбе, все любовались веселостью и радостью поэта и его молодой супруги, которая была изумительно хороша»...
На Арбате Пушкины устраивают и свадебный пир, и званые ужины. Здесь же поэт читает друзьям главы из романа в стихах «Евгений Онегин» и «Повести Белкина».
После венчания был устроен праздничный ужин. К этому времени относится самое, наверное, счастливое письмо поэта к Плетневу: «Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось, лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется, я переродился».
Любовный роман Пушкина и Натали – самый что ни на есть московский. И один из самых знаменитых любовных российских романов! А начиналось все, конечно же тут, на московских улицах...
Совсем рядом с нынешней Пушкинской площадью , на Тверском бульваре,в доме № 22,который, увы, не сохранился, Пушкин встретил свою будущую супругу Наталию Гончарову. Здесь давал балы знаменитый танцмейстер Йогель. Четыре поколения московских дворян учились танцевать именно здесь. В декабре 1828 года на балу у Йогеля Пушкин встретил прелестную шестнадцатилетнюю Наталию Гончарову...
«Творец Тебя мне ниспослал, Тебя, моя Мадонна, чистейший прелести чистейший образец», – напишет он позже Наталье Николаевне. Предчувствовал ли он, что эта девушка и должна стать его женой? Или просто был околдован ее чистотой и свежестью, ее необыкновенной скромностью и восхитительной внешностью? К тому времени решение Пушкина жениться, завести свой дом, было продиктовано многими соображениями. Играли роль и усталость от холостой беспорядочной жизни, и потребность в углубленном, спокойном труде. И тоска по тому, чего он был лишен с детства, – теплу родного гнезда.
«Мне за тридцать лет. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. Счастья мне не было. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться».
Предыдущие попытки построить семейную жизнь не удались (в 1826 году поэт сватается к Софье Пушкиной. В 1828 году – к Аннете Олениной и все безуспешно!). И вот – Она!
Наталия Николаевна была скромна до болезненности: при первом знакомстве с поэтом его знаменитость, властность не только сконфузили, а как-то даже подавили ее. Она стыдливо отвечала на восторженные вопросы, но эта милая скромность только возвысила ее в глазах поэта. Наталья была действительно прекрасна. Все в ней было удивительно хорошо! Говорила она о себе позже: «Красота моя – от Бога!» Так оно, верно, и было. И эту божественную красоту разглядел и полюбил в ней Гений.
Уже в восьмилетнем возрасте все обращали внимание на редкое совершенство черт ее лица и шутливо пугали ее мать, которая и сама была замечательно красивой женщиной, что дочь со временем затмит ее красоту и от женихов отбоя не будет! Суровая и решительная маменька в ответ поджимала губы и, качая головой, говорила: «Слишком уж тиха, ни одной провинности! В тихом омуте черти водятся!» И глаза ее сумрачно поблескивали...
Таша (так называли Наталию Николаевну домашние) родилась 27 августа 1812 года в поместье Кариан, Тамбовской губернии, где семья Гончаровых с детьми жила после вынужденного отъезда из Москвы во время нашествия Наполеона. Мать ее, Наталия Ивановна Гончарова, считала, что младшенькую дочь неимоверно разбаловал свекр, Афанасий Николаевич, не дававший до шести лет увезти внучку из Полотняного завода (обширное родовое имение Гончаровых под Калугой) в Москву. А так семья жила бы на Большой Никитской, где и поселялись обычно Гончаровы на зиму.
Но девочка воспитывалась у деда, на вольном воздухе огромного парка с тринадцатью прудами и лебедиными парами, плавающими в них. Дедушка, души в ней не чаявший, выписывал для нее игрушки и одежду из Парижа. Доставлялись в имение тщательно упакованные коробки с атласными лентами, в которых лежали, закрыв глаза, фарфоровые куклы, похожие на сказочных принцесс, книжки, мячики, другие затейливые игрушки, дорогие платьица, даже маленькие детские шляпки для крохи-модницы по имени Таша.
Одну из кукол маменька в гневе разбила, уже позже, когда Наташа вернулась в родительский дом. Никто не видел ее отчаяния... Собственной матери, ее вспышек гнева и непредсказуемой ярости, тихая и задумчивая девочка с тех пор боялась несказанно! Ее удивительные карие глаза с загадочной неопределенностью взгляда часто наполнялись слезами, но плакать она не смела – вслед за слезами последовало бы более строгое наказание! Оставалось одно – затаиться в уголке и переждать бурю...
Так делала она и будучи уже совсем взрослой...
Жизнь рядом со строгой, всегда напряженной матерью, больным отцом, не шла на пользу Наталии Николаевне. Она была до болезненности молчалива и застенчива. Позже, когда она стала появляться в светских салонах Москвы и Петербурга, эту склонность к молчанию многие считали признаком небольшого ума. Так что качества, поощряемые властной маменькой, – покорность, полное повиновение и молчаливость, – сослужили Наталии Гончаровой плохую службу.
Иначе, вероятно, и не могло быть в семье, где был тяжело болен отец. Пристрастие к верховым прогулкам привело к трагическому падению с лошади: в результате ушиба головы Николай Афанасьевич Гончаров страдал помутнением рассудка, только в редкие моменты становился снова добрым, остроумным, очаровательным – таким, каким он был в молодости, до своей болезни. А все решения, требующие мужской силы, мужского ума и логики, принимала мать. Отсюда, видимо, и взялась ее властность...
Гончаровы владели обширнейшими имениями: Ярополец, Кариан, Полотняный завод с фабрикой, конным заводом, славившимся на всю Калужскую и Московскую губернии! Управлять гончаровским майоратом (так называлось имение, не подлежащее разделу и по наследству переходящее к старшему в роду, обычно сыну) женщине, когда-то блиставшей при дворе, привыкшей к восхищению, поклонению, шуму балов, было тяжело. Она не справлялась порою с огромным количеством дел, а признаться в этом ни себе, ни окружающим считала непозволительным. До совершеннолетия сына Дмитрия всем распоряжалась она сама, безраздельно и бесконтрольно!
Такая власть испортила окончательно характер и без того нелегкий. Но вполне возможно и то, что за резкостью и несдержанностью прятала Наталия Ивановна обыкновенную женскую растерянность и горечь от жизни, которая сложилась не так, как ей хотелось бы...
Несмотря на все свои недостатки, детей Наталия Ивановна любила, как и всякая мать. Сыновей Ивана и Сергея, когда повзрослели, определила в военную службу, а трем своим «барышням» дала прекрасное для девиц образование: они знали французский, немецкий и английский, основы истории и географии, русскую грамоту, разбирались в литературе, благо библиотека, (собранная отцом и дедом), под надзором Наталии Ивановны сохранилась в хорошем порядке. Стихи знаменитого на всю Россию Пушкина знали наизусть, переписывали в альбомы. Могли они вести и домашнее хозяйство, вязать и шить, хорошо сидели в седле, управляли лошадьми, танцевали и играли не только на фортепьяно – могли разыграть и шахматную партию. Особенно в шахматной игре блистала младшая, Таша.
Вот что вспоминает о юношеских годах Наталии Николаевны Гончаровой ее близкая знакомая и соседка по имению Надежда Еропкина: «Я хорошо знала Наташу Гончарову, но более дружна она была с сестрою моей, Дарьей Михайловной. Натали еще девочкой отличалась редкою красотой. Вывозить ее в свет стали очень рано, и она всегда была окружена роем воздыхателей. Место первой красавицы Москвы осталось за нею». Надо отметить, что среди поклонников Натали было немало студентов Московского университета – «архивных юношей», по выражению Пушкина.
«Я всегда восхищалась ею, – продолжает далее Еропкина. – Воспитание в деревне, на чистом воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатных ресниц... Но главную прелесть Натали составляло отсутствие всякого жеманства и естественность. Большинство считало ее кокеткой, но обвинение это несправедливо.
Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что все в ней было так удивительно хорошо!.. Наталия Николаевна явилась в семье удивительным самородком!» – отмечает в заключение Надежда Михайловна в своих воспоминаниях.
И этот самородок мгновенно поразил сердце и воображение знаменитого поэта, когда он увидел ее на балах танцмейстера Йогеля, в доме на Тверском бульваре .
В белом платье, с золотым обручем на голове, во всем блеске своей царственной, гармоничной, одухотворенной красоты, она была представлена Александру Сергеевичу, который «впервые в жизни был робок»...
Он влюбился безумно. И через своего знакомого, графа Федора Толстого по прозвищу Американец, поэт становится вхож в дом Гончаровых. Они жили на углу Скарятинского переулкаи Большой Никитской —там, где сейчас дома № 48 и № 50 .Поэт, по словам очевидцев, «вел себя очень застенчиво», проводя все вечера в обществе очаровательной Натали...
Ответила ли Таша сразу на чувства Пушкина? Трудно говорить об этом. Несомненно, что как всякой женщине ей льстило внимание талантливого человека. Как всякой женщине, ей, несомненно, была приятна любовь, которую она внушила поэту...
А через некоторое время (1 мая 1829 года) поэт делает официальное предложение и просит родителей Гончаровой дать им свое родительское благословение. Наталия Ивановна, строгая мать, ответила уклончиво – откровенно говоря, она рассчитывала найти лучшего мужа для дочери, ведь Пушкин – человек без большого состояния и хоть поэт известный, а состоит под надзором у полиции... Она не отказала ему прямо, но ответила, что Натали еще очень молода...
Да, прямо не отказала, что дало право Александру Сергеевичу написать будущей теще такие строки: «Став на колена, проливая слезы благодарности, – вот как должен был бы я писать вам теперь, после того, как граф Толстой передал мне ваш ответ: ответ этот не отказ, Вы позволяете мне надежду... Не обвиняйте меня в неблагодарности, если я все еще ропщу, если к чувству счастья примешиваются еще печаль и горесть; мне понятна осторожность и нежная забота матери! – Но извините нетерпение сердца больного и опьяненного счастьем. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа, обязанного Вам жизнью».
Уезжает? Он уезжает после того, как ему не сказали – «нет»? Почему же Пушкин бежит из Москвы? И куда?
Этой же ночью поэт отправляется вместе с действующей армией на Кавказ, где идут боевые действия. Начинается знаменитое «путешествие в Арзрум», которое продлится целых пять месяцев.
Трудно объяснить состояние поэта в тот момент – нежелание спугнуть счастье, которое, возможно, отдаст себя в его руки... Смятение чувств... Неуверенность в себе... Желание проверить истинность его любви... Все это так и не так. Душа человеческая, несомненно, гораздо тоньше, чем те слова, которыми мы пытаемся описать ее внезапные порывы...
Позже, в письме к будущей теще, Н. И. Гончаровой, письме поразительном по откровенности, глубине и силе чувства, он сам объясняет свой отъезд как нельзя лучше и понятнее: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его неопределенности на мгновение свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; вы спросите меня – зачем? Клянусь вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни вашего, ни ее присутствия...»
Невыносимость присутствия любимого человека в иные минуты – не вздор, не каприз, но это есть не словесное, а действенное проявление великой любви, любви трепетной до беспредельности...
Да, Пушкин уезжает из Москвы на пять месяцев. Но ни на секунду за эти пять месяцев он не забывает о Натали.
С Кавказа Пушкин вернулся в Москву 20 сентября 1830 года. Он снова идет в дом Гончаровых. Его принимают весьма прохладно. Им все еще не понятны причины его отъезда – точно это было бегство!
«Сколько мук меня ждало по возвращении! Ваше молчание, Ваша холодность, та рассеянность и то безразличие, с какими приняла меня мадемуазель Натали... У меня не хватило мужества объясниться, – я уехал в Петербург в полном отчаянии...»
После Кавказа – Петербург. Новое бегство от себя? От своих неуемных чувств, которые понять простым смертным невозможно? И все же поведение Пушкина можно представить логичным и понятным. Подойти близко к счастью, не зная, что наверняка можешь им овладеть, – всегда невыносимо! Легче «ходить кругами»! Легче ждать. Легче бежать. Ведь услышать «нет» – это равносильно смерти!
Но и этому состоянию приходит конец. Однажды наступает небывалая решимость – надо четко знать ответ. Да или нет?
Пушкин пишет Натали. Он преследует ее письмами. Он не дает ей забыть о себе!
И вот, в первый день Пасхи, 6 апреля, поэт делает ей вторичное предложение, которое, как ни странно, быстро принимается...
В. А. Нащокина, жена друга Пушкина П. В. Нащокина, вспоминала, что, собираясь ехать к Гончаровым, Пушкин вдруг понял, что у него нет фрака! Нащокин дал ему свой, ибо они были одного роста и сложения, так что фрак пришелся поэту впору. Удачное сватовство Пушкин приписывал «счастливому» фраку. Тогда Нащокин подарил этот фрак другу. И Александр Сергеевич, по его собственному признанию, в важных случаях жизни с той поры надевал только «счастливый» нащокинский фрак...
В то время, пребывая вне себя от счастья, он пишет ночью знаменитые строки:
«Участь моя решена. Я женюсь...
Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством – Боже мой – она... почти моя.
Ожидание решительного ответа было самым болезненным чувством моей жизни. Ожидание последней заметавшейся карты, угрызения совести, сон перед поединком – все это в сравнении с ним ничего не значит...
Я женюсь, т. е. я жертвую независимостию моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, постоянством...
Если мне откажут, думал я, поеду в чужие края...
...В эту минуту подали мне записку. Ответ на мое письмо. Отец невесты моей ласково звал меня к себе... Нет сомнения, предложение принято...»
Этот текст Пушкин называет «переводом с французского», но совершенно очевидно, что пишет Александр Сергеевич о себе самом и о том счастье, которое испытывает теперь, когда знает, что Натали уже почти принадлежит ему, ему, ему!
Поэт чистосердечно признается будущей теще в нехватке денег. Он пишет ей:
«Один из моих друзей привозит мне из Москвы благосклонное слово, которое возвращает мне жизнь, и теперь, когда несколько ласковых слов, которыми Вы удостоили меня, должны бы меня наполнить радостью, – я более несчастлив, чем когда-либо. Постараюсь объясниться.
Только привычка и продолжительная близость могут доставить мне привязанность вашей дочери; я могу надеяться со временем привязать ее к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться; если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия ее сердца. Но сохранит ли она это спокойствие среди окружающего ее удивления, поклонения, искушений? Ей станут говорить, что только несчастная случайность помешала ей вступить в другой союз, более равный, более блестящий, более достойный ее, – может быть, эти речи будут искренни, или во всяком случае она сочтет их такими. Не явится ли у нее сожаление? Не будет ли она смотреть на меня как на препятствие, как на человека, обманом ее захватившего? Не почувствует ли она отвращения ко мне? Бог свидетель – я готов умереть ради нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, свободной хоть завтра же выбрать себе нового мужа, – эта мысль – адское мучение!
Моего состояния мне было бы достаточно. Хватит ли мне его, когда я женюсь? Я ни за что не потерплю, чтобы моя жена чувствовала какие-либо лишения, чтобы она не бывала там, куда она призвана блистать и развлекаться. Она имеет право этого требовать. В угоду ей я готов пожертвовать всеми своими привычками и страстями, всем своим вольным существованием. Но, все-таки, – не станет ли она роптать, если ее положение в свете окажется не столь блестящим, как она заслуживает и как я желал бы этого?.. Таковы, отчасти, мои сомнения – я трепещу, как бы Вы не нашли их слишком основательными».
Наталия Ивановна, со своей обычной придирчивостью и скупостью, должно быть, долго думала над строками Пушкина – не поэтическими, а очень жизненно-правдивыми. И все же... согласие на брак дала. Пушкин еще некоторое время проходил в женихах.
Итак, 6 мая 1830 года состоялась помолвка Пушкина с Наталией Николаевной Гончаровой, и он официально стал называться и ездить в дом женихом.
«Мои горячо любимые родители! – пишет поэт своей семье. – Я намерен жениться на молодой девушке, которую люблю – м-ль Натали Гончаровой. Я получил ее согласие, а также согласие ее матери. Прошу вашего благословения, не как пустой формальности, но с внутренним убеждением, что это благословение необходимо для моего благополучия и да будет вторая половина моего существования более для вас утешительна, чем моя печальная молодость...»
Поэт сам признавался: «Более или менее я влюблялся во всех хорошеньких женщин, мне знакомых, и все изрядно надо мной посмеялись; все, за исключением одной кокетничали со мной». Но теперь речь идет не о влюбленности, а о Любви! О той самой, что на всю жизнь!