Он закрыл дверь и отправился в свою спальню. Раздевшись, О'Брайен свалил одежду кучей на полу и улегся в постель. Он поговорил с мельником Томасом, и тот согласился взять Рыжую в жены, пока ее состояние еще не стало заметно. Томас был рад: он испытывал слабость к рыжеволосым женщинам.
   О'Брайен беспокойно ворочался с боку на бок. Без Лиз он стал плохо засыпать. Он надеялся, что, вернувшись из Филадельфии, сможет поговорить с Элизабет по душам. Тогда, возможно, они найдут способ спасти свой брак. О'Брайен закрыл глаза и погрузился в сон без сновидений.
 
   Его разбудил громкий стук распахнувшейся двери.
   — О'Брайен, сукин ты сын! — услышал он голос Элизабет.
   — Лиз? — Он сел в кровати и едва успел увернуться от книги, которую она схватила со стола и запустила ему в голову. В отличие от О'Брайена Элизабет была уже полностью одета. Вместе с ней в комнату вбежал один из щенков.
   — Ты лжец! — Элизабет явно не боялась, что ее услышит прислуга.
   — Что ты имеешь в виду? — О'Брайен нагнулся: в него полетела линейка. — Лиз, хватит! Успокойся и скажи мне, что случилось.
   — Ты обещал хранить мне верность, когда мы поженились. — Элизабет скрестила руки на груди. — Но ты остался таким же бабником после свадьбы, каким был до нее!
   — Лиз… — О'Брайен прищурился, стараясь понять, в чем она его обвиняет.
   — Ты говорил, что ходишь играть туда в карты, ты утверждал, что не видел ее уже несколько месяцев! А вчера целовался с этой рыжей шлюхой посреди комнаты!
   — Как ты узнала, что я был вчера в «Свином ухе»? — Он потянулся за одеждой. Иногда с женщинами лучше говорить, когда на тебе есть штаны.
   — Какая разница! Половина наших рабочих спускает там свои честно заработанные денежки на кости, выпивку и шлюх! Ты что думаешь, у нас здесь мало сплетничают? Да я узнаю обо всем, что было на Континентальном Конгрессе, еще до того, как они устраивают перерыв на обед!
   О'Брайен присвистнул. Видно, Элизабет на этот раз разошлась не на шутку.
   — Послушай, Лиз, Рыжая действительно поцеловала меня, но спроси своих сплетников, тут все и кончилось. Мы ушли порознь! Я больше не видел ее после того, как ушел из таверны около восьми часов.
   — Так она тебя поцеловала? Я попросила тебя побыть со мной, а ты отправился в этот свинарник, чтобы целоваться со шлюхами! Ты предпочел провести вечер с ней, лишь бы не оставаться со мной!
   — Не надо все валить в одну кучу, Лиз. — О'Брайен старался не терять выдержки. — Я пошел в таверну выпить чашку чаю…
   — Чаю! — рассмеялась Элизабет.
   — Я пошел туда выпить чаю и немного поразмыслить. Я говорил кое с кем из рабочих о Джои Марбле, человеке, который погиб вместе с твоим мужем. Я осмотрел поручень на мельнице. Его кто-то намеренно расшатал. Мне нужно было все осмыслить: Клер, несчастные случаи, дневник Пола, в котором упоминалась какая-то женщина…
   — Никак не пойму, при чем здесь Рыжая, — нетерпеливо перебила Элизабет.
   — Она была в таверне. — О'Брайен продолжал одеваться. Он уже натянул рубашку и теперь взялся за чулки. — Она плакала.
   — Бедняжка.
   — Она беременна. — О'Брайен предостерегающе поднял руку, прежде чем Элизабет успела открыть рот. — Не от меня, я же говорил, что не прикасался к ней с тех пор, как первый раз был с тобой.
   Элизабет смотрела на него, постукивая ногой об пол. Она явно не верила О'Брайену, но он продолжал:
   — Она очень напугана и просила моего совета. Я обещал ей помочь.
   — Что? Ты хочешь стать двоеженцем? — Теперь О'Брайен тоже потерял терпение. Ему надоели ее подозрения и колкости. Он не мог всю жизнь защищаться.
   — Я нашел ей мужа, если тебя это интересует, — ответил он резко. — А теперь я должен идти.
   — Куда ты?
   — В Филадельфию, разве ты не помнишь? Нам нужен новый жернов.
   — Пошли за ним Джонни Беннета.
   — Нет уж, я поеду сам. — О'Брайен чувствовал, что если сейчас же не уберется отсюда, то обязательно наговорит лишнего. — Мне кажется, нам не повредит побыть пару дней подальше друг от друга.
   — Пару дней? А может, пару месяцев? Нет, наверное, лучше несколько лет, например, сорок или пятьдесят! — крикнула Элизабет ему в спину, когда он уже был у самой двери.
   О'Брайен остановился и спросил, не поворачиваясь:
   — Договаривай, Лиз, что ты хочешь сказать?
   — Я хочу сказать, что тебе, наверное, лучше будет уехать. Как только родится ребенок, я выплачу тебе все жалованье, которое задолжала. — Голос Элизабет, до этого полный страсти, вдруг стал холодным и спокойным.
   — Мне не нужны твои деньги, — сказал он тихо. «Она выгоняет меня, — пронеслось в его голове. — Может быть, мне стоит уйти прямо сейчас?»
   — Что?
   — Нечего с этим тянуть. — О'Брайен надеялся, что Элизабет не заметит слезы в уголках его глаз.
   — Ты даже не хочешь увидеть своего ребенка? — Голос Элизабет задрожал.
   О'Брайен знал, он делает ей больно, но ему было все равно. Он и хотел причинить ей такую же боль, какую она причинила ему.
   — Почему бы и нет? Я никогда не был уверен, что он действительно мой.
   Элизабет потерянно замолчала. О'Брайен вышел из комнаты и направился вниз по лестнице, стараясь не слышать рыданий Элизабет.
   — Где ты была, сестра? — спросил Джессоп, снимая с рук перчатки для верховой езды.
   Грум принял у него поводья и увел лошадь с глаз долой.
   — Гуляла, братец, — ответила Клер, ее нижняя губа подрагивала.
   Джессоп недовольно посмотрел на нее. Сегодня он был не в духе. Брат его грума работал на заводе Лоуренса и подслушал вчера разговор О'Брайена с одним из рабочих. Этот управляющий, в одночасье ставший хозяином, зашел слишком далеко. Джессоп должен немедленно что-то предпринять, иначе как он сможет спасти Клер.
   — Где гуляла? Снова ходила к мужчинам, маленькая шлюшка?
   — Нет, братец.
   — А где же? — Джессоп нетерпеливо похлопал перчатками по руке.
   — Я ходила к Лиз, но только ненадолго, честное слово. — Клер смотрела на усыпанный свежей соломой пол, нервно теребя в руках веер.
   — Ах ты маленькая сучка! — заорал Джессоп и бросил ей в лицо перчатки. Клер нагнулась, и они скользнули по краю ее соломенной шляпки. — Я же запретил ходить туда без моего разрешения! Ведь так? Так ведь? — повторил он, когда Клер замешкалась с ответом.
   — Да, да, — закивала Клер, дрожа всем телом. — Ты запретил, но вчера Элизабет упала в воду, и я захотела проведать ее.
   — Да, я знаю об этом. Послушай меня. Сегодня мне придется уехать. Мне не хочется оставлять тебя здесь, но так надо. Марта посидит с тобой ночью, чтобы тебе не было страшно.
   — Я не хочу сидеть с Мартой, я хочу пойти к Лиз. У нее будет ребенок, и я хочу посмотреть на маленького мальчика.
   — Ты останешься дома. И ты не пойдешь туда в мое отсутствие, понятно?
   В голове Джессопа созрел план, как избавиться от Лиз, ее ребенка и управляющего разом. Тогда сестра будет в безопасности. Никто не узнает правды. Говорили, что в Дувре есть индеец, который может сделать все за приемлемую цену. Сегодня же он поедет в Дувр и разыщет этого индейца.
   — Ты поняла, что я тебе сказал? — Джессоп схватил Клер за руку. — Ни при каких обстоятельствах ты не должна приближаться к тому дому!
   — Я хочу посмотреть на маленького мальчика и посмотрю, — упрямо покачала головой Клер.
   — Замолчи, Клер, пока я не заткнул тебе рот.
   — Я буду качать его. — Клер мечтательно сложила руки, как бы держа воображаемого ребенка. — Мне не дали качать другого…
   Джессоп влепил Клер пощечину со всего размаху. Жаль обижать ее, но нужно же научить Клер держать язык за зубами. Клер прижала руку к щеке, на которой остался красный след пятерни Джессопа.
   — Ты плохой, потому что ударил меня, — сказала она тихо. — Потому что делал все это.
   Джессоп оглянулся, чтобы увериться, что их никто не слышит.
   — Молчи, Клер, если не хочешь сидеть взаперти!
   — Ты очень плохой. — В этот раз, очевидно, Джессопу не удалось ее запугать. Клер затрясла головой, как маленькая капризная девочка. — Но я накажу тебя. Ты больше не будешь никого обижать. Мышонок, он больше никогда не обидит тебя. — Клер зашептала что-то себе в кулачок.
   Джессоп подумал было, не взять ли ее с собой в Дувр, но решил не делать этого. Что, если индеец его подведет? Джессоп поднял с пола свои перчатки.
   — Я скоро уеду, а ты отправляйся в свою комнату и подумай над своим поведением. Марта принесет тебе легкий ужин прямо в спальню.
   Джессоп направился к дому, и Клер последовала за ним. С сестрой подчас было трудно разговаривать, но она была послушной. Поэтому он всегда будет защищать ее от жестокостей этого мира.
   О'Брайен откинулся на спинку сиденья и надвинул соломенную шляпу на глаза. Сэмсон погонял мулов молча, понимая, что хозяину нужно время на раздумье. О'Брайену было так стыдно за свое поведение, что даже живот разболелся. Пусть их брак не удался, ему все же следовало вернуться и извиниться перед ней за свои слова. Вместо этого он направлялся в Филадельфию за новым жерновом. Его всегда спасала работа. Как ни странно, Лиз была точно такая же. О'Брайен готов был отдать голову на отсечение, что в этот момент она сидит в своей конторе за кипой деловых бумаг. Они — два сапога пара, печально усмехнулся О'Брайен.
   Проведя в тишине больше двух часов, Сэмсон наконец откашлялся и спросил:
   — Вы с хозяйкой сильно поругались сегодня?
   — А? — О'Брайен поднял шляпу с глаз и взглянул на Сэмсона, о существовании которого уже успел забыть, погруженный в свои мысли.
   — Сильно поругались? Одна из горничных говорила, ваши голоса были слышны даже в кухне.
   — Да, боюсь, нас слышали все на милю вокруг.
   — У нас с Нгози тоже такое бывало пару раз, когда мы только поженились. Все-таки трудно сразу привыкнуть друг к другу.
   — Нет, это не просто скандал молодоженов. — О'Брайен осклабился из-под полей своей шляпы. — У нас вряд ли что получится с хозяйкой, Сэмсон. Мне кажется, пора убираться отсюда.
   — Что-о? — Сэмсон резко натянул поводья, остановив мулов посреди дороги.
   — Что ты делаешь? Поехали. У нас и так уйдет на дорогу целый день.
   — Что я делаю? Нет, это вы что делаете? — возопил Сэмсон.
   О'Брайен пристально посмотрел на своего друга, который никогда раньше не повышал на него голос.
   — Не понимаю, что ты имеешь в виду.
   — Как же, не понимаете! Я говорю о вас и о хозяйке. Неужели вы можете так вот бросить ее в тот самый момент, когда она собирается родить вам ребенка?
   — Так будет лучше и для Лиз, и для ребенка, старина, — пробурчал О'Брайен. — Этот брак не удался, мы слишком разные с ней.
   — Разные?! — Сэмсон презрительно хмыкнул. — Да вы похожи как две капли воды. В жизни не видел людей, которые бы так подходили друг другу. Просто вы оба настолько упрямы, что не хотите этого признавать.
   Некоторое время О'Брайен молча сидел, уставившись вдаль.
   — Сэмсон, я не могу жить с ней под одной крышей, потому что она слишком несчастна со мной, — наконец сказал он. — Но я не могу представить себе жизни без нее.
   Сэмсон поднял поводья и щелкнул ими. Мулы двинулись вперед, увлекая за собой скрипящий фургон.
   — Мама всегда говорила мне, что от любви до ненависти один шаг. Порой и не заметишь, как пройдешь это расстояние. — Сэмсон покачал головой. — Это ужасно, хозяин, любить свою жену.
   — Что ты сказал? — удивленно переспросил О'Брайен.
   — Я говорю, это ужасно: любить собственную жену. Огромная ответственность ложится на ваши плечи.
   «Неужели это правда? — думал О'Брайен. — Я люблю ее? Не от этого ли признания я увиливаю столько месяцев? Из-за этого я так сильно придираюсь к ней и к себе? Потому что люблю ее, хотя и не хочу этого?»
   — Неужто вы никогда не признавались ей? — Сэмсон с удивлением взглянул на О'Брайена.
   — Как тебе объяснить, Сэмсон… Такой уж она человек, с ней не больно поговоришь о чувствах. Я даже сомневаюсь, есть ли они у нее?
   — Всем хочется, чтобы их любили, О'Брайен, — грустно улыбнулся Сэмсон. — Мне, мисс Лизбет, даже вам.
   — Между нами было уже столько плохого! Она вряд ли сможет меня простить. Я наговорил и сделал так много лишнего. Она не любит меня. Она любит свой завод, эту проклятую реку, она любила своих собак, но не меня.
   — И вы уйдете, не будете за нее бороться? А еще считаете себя сильным человеком. Какой позор!
   — Ради чего? Она приказала мне убираться, почти признала, что ребенок не мой.
   — А вы вспомните о том, как сильно ее любите. Когда любишь, надо прощать. Вам это важно — ваш ребенок или не ваш? — Сэмсон снова взглянул на О'Брайена.
   — Нет, — после минутного раздумья ответил тот. — Поэтому мы никогда серьезно об этом не говорили. Я так сильно нуждался в ней, и главное для меня было то, что она выходит за меня замуж, а не почему она это делает.
   — Скажите, если бы вам предложили исполнить одно желание, чего бы вы захотели? Мешок зо-лота? Корабль, груженный сокровищами? Высокий титул, чтобы перед вами все склонялись?
   — Я бы пожелал, чтобы в моих объятиях была Лиз. Прямо здесь и сейчас! — О'Брайен улыбнулся и развел руки, как бы обнимая кого-то.
   — Тогда, мне кажется, вам стоит признаться ей в любви. Пускай она потом прикажет вам убираться, все равно не страшно. Вы по крайней мере откроете, что у вас на душе. Вы сделаете попытку.
   О'Брайен замолчал, перебирая в уме все радостные и грустные минуты их совместной жизни с Элизабет. Наконец он произнес:
   — Ты прав, друг. Я не буду настоящим мужчиной, коли не скажу ей правды. Даже если надежды нет и она меня не любит. Я должен это сделать, не ради нее, так ради себя самого.
   — Хотите, я разверну мулов, хозяин?
   — Нет, мы поедем в Филадельфию и достанем там лучший мельничный жернов, который только можно купить или заказать. Это будет мой подарок в знак примирения или прощальный, как уж решит Элизабет.
   Сэмсон рассмеялся, и О'Брайен присоединился к нему. Вдруг ему показалось, что не все так ужасно и впереди забрезжил луч надежды.

29

   Было уже далеко за полдень. Элизабет и Клер прогуливались вдоль реки. Клер собирала полевые цветы, а Элизабет просто наблюдала стремительное течение реки. Время от времени Элизабет потирала живот, утром она проснулась с тупой болью в спине и редкими неожиданными схватками. Должно быть, вчерашнее происшествие на мельнице вызвало преждевременное начало родов. Но, поговорив с Кэти, от которой она узнала про О'Брайена и рыжую служанку, Элизабет на время забыла обо всем. Она бросилась к нему в комнату с намерением устроить скандал. Он ее предал! И дело было не в Рыжей. Тут Элизабет верила О'Брайену. Она была оскорблена тем, что он отказался остаться с ней и провести ночь в ее комнате. Что поделать, просто О'Брайен не испытывал к ней тех чувств, которые пробудились у нее к нему. Элизабет понадобилось слишком много времени, чтобы разобраться в себе. А теперь все, поздно, он уехал.
   Элизабет внезапно остановилась, ощутив сильную схватку. Им с Клер не стоило уходить так далеко от завода, но Элизабет очень захотелось побыть вдали о г людей.
   — С тобой все в порядке? — спросила Клер, заметив перемену в Элизабет. Та не успела перевести дух, как ее поразил новый приступ боли. Элизабет не ожидала, что роды начнутся так быстро. Она-то считала, у нее есть в запасе несколько часов, а то и дней. Теперь Элизабет вдруг испугалась. Она сделала несколько шагов к Клер.
   — Нам нужно возвращаться, Клер. — Элизабет старалась выглядеть спокойной.
   — Что случилось? — Клер подбежала к ней с букетом в руках.
   — Ребенок, Клер. — Элизабет переждала очередной приступ боли. — Кажется, ему не терпится появиться на свет.
   — Ребенок! Тебе нужно лечь! — Клер бросила букет и схватила Элизабет за руку.
   — Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но, по-моему, ты права. — Элизабет огляделась: до дома было не меньше двух миль.
   — Лучше идем ко мне! — Клер потянула Элизабет за руку. — Здесь недалеко.
   Элизабет не двигалась с места. Она не собиралась идти к Джессопу, она не желала, чтобы ее ребенок появился на свет в его присутствии.
   — Нет, я бы хотела пойти домой.
   — Брата сейчас нет. — Клер как бы читала мысли Элизабет. — Он поехал в Дувр и не вернется ни сегодня, ни завтра.
   Элизабет задумчиво поглаживала живот. Клер права, вместо того чтобы тащиться на завод, можно будет послать за подмогой кого-нибудь из слуг Джессопа. Нгози обещала Элизабет помочь, когда начнутся роды.
   — Хорошо. — Элизабет была поражена ясностью мыслей Клер, ее болезни как не бывало. — Я пойду с тобой, но ты должна обещать мне, что немедленно пошлешь за Нгози.
   До дома Джессопа было не более четверти мили, но и это расстояние далось Элизабет нелегко. То и дело ей приходилось останавливаться, чтобы переждать схватки.
   — Марта! Марта! — закричала Клер, как только они вошли в темный холл. — Помогите мне!
   — Мисс Клер, вы должны были сидеть в своей комнате, а не… — Экономка выбежала из коридора и остановилась при виде Элизабет.
   — У Лиз начались роды, вы должны мне помочь отвести ее наверх. Мы положим ее в моей спальне.
   — Хозяину это не понравится, — зашипела Марта. — Ему не нужно в доме такое добро.
   — Ничего, просто вызовите фургон с завода, — задыхаясь сказала Элизабет.
   — Вот еще! — закричала Клер, как рассерженный ребенок. — Марта служит не только у моего брата, но и у меня! Я здесь хозяйка, и Марта сделает то, что я скажу, и будет держать язык за зубами, правда?
   — Да, хозяйка, — кивнула Марта.
   — Тогда помогите мне отвести Лиз наверх.
   С помощью двух женщин Элизабет удалось с грехом пополам подняться по лестнице. Все ее силы, все мысли сосредоточились на одном — благополучно разрешиться от бремени. Элизабет старалась медленно и размеренно дышать, потому что это облегчало боль при схватках. Клер вытерла ей лоб салфеткой и предложила чашку чаю. Элизабет только покачала головой. Слова давались ей теперь с трудом.
   — Воды, просто холодной воды.
   — Выпей это, — настаивала Клер. — Это облегчит боль.
   Элизабет сделала несколько глотков и моментально все, даже боль, отступило на второй план, комната стала как будто меньше и звуки тише. Наступило какое-то странное онемение. Элизабет почти не замечала Клер и Марту, занятых приготовлениями к родам. Клер дала Элизабет выпить еще немного чая, и та совсем потеряла счет времени. Где-то в глубине ее памяти всплывали рассказы женщин о мучительных родах. Элизабет тоже чувствовала боль, но она не была непереносимой. Возможно, так подействовал на нее заваренный Клер чай. С каждой минутой схватки становились все сильнее, и Элизабет уже чувствовала, что ее ребенок вот-вот появится на свет.
   Тремя днями позже О'Брайен и Сэмсон везли новый мельничный жернов в своем фургоне по одной из улочек Филадельфии. Они направлялись домой, на завод Лоуренса. О'Брайену не терпелось побыстрее вернуться к Элизабет и выяснить отношения до конца. Повернув за угол в сторону рыбного рынка, Сэмсон вдруг остановил мулов и заговорил на родном языке. О'Брайен никогда не слышал, чтобы Сэмсон говорил на языке своих африканских предков, и поэтому смотрел на своего друга с удивлением.
   — В чем дело, Сэмсон?
   — Призрак, — пробормотал тот, действительно не на шутку испуганный. Сэмсон указал пальцем на человека на противоположной стороне улицы, заворачивавшего большую форель в кусок коричневой бумаги. — Это призрак.
   — Ты что, перегрелся на солнце? — удивленно спросил О'Брайен.
   — Клянусь вам, это призрак Джои Марбла! — Это имя показалось знакомым, и О'Брайен насторожился.
   — Господи, ты имеешь в виду того человека, что погиб вместе с Полом Лоуренсом? — Сэмсон кивнул в ответ. — Ты уверен? — Сэмсон снова кивнул.
   — Черт возьми, Сэмсон, это не призрак! Это человек, и ему придется дать нам кое-какие разъяснения! — О'Брайен спрыгнул с фургона и устремился через улицу. В этот момент человек с форелью поднял голову, увидел Сэмсона, бросил свою рыбу и побежал.
   — Сэмсон! — крикнул О'Брайен. — Слезай с фургона! Не дай ему уйти!
   Человек, которого Сэмсон принял за Джои, пустился наутек и нырнул между деревянными лотками в какой-то переулок. О'Брайен последовал за ним. В переулке пахло гниющей рыбой, и крысы бросались врассыпную из-под ног несущихся людей.
   — Стой, Джои! — крикнул О'Брайен. — Я только хочу с тобой потолковать!
   Но тот помчался быстрее и, завернув за угол, потерял шляпу, на которую наступил преследовавший его О'Брайен. В спешке Джои побежал совсем не туда, куда следовало бы. Вместо того чтобы попытаться скрыться в городе, он помчался к порту. Ему удалось прорваться сквозь стадо коз, которых гнала на продажу женщина с большим посохом. В негодовании она замахала на него палкой. О'Брайен несся, сокращая расстояние между собой и Джои, хотя тот был человеком мускулистым и ноги его будто были предназначены природой для бега. Впереди замаячили доки. Улицы были заполнены людьми и фургонами. Внезапно перед Джои выросла фигура Сэмсона, и О'Брайен вздохнул с облегчением. Сэмсон был и силен, и ловок, и Джои не удалось увернуться от него.
   — Так ты не призрак! — воскликнул Сэмсон, хватая его за шиворот. — Ты ведь Джои, верно?
   — Какого черта ты убегал… от нас? — задыхаясь, бормотал О'Брайен. — Мне просто надо… с тобой потолковать.
   Лихорадочно мотая головой, Джои выпалил:
   — Я никому ничего не говорил! Передайте мистеру Лоуренсу, что я не сказал ни слова. И вернулся только потому, что зимы в Массачусетсе слишком холодные для моих костей!
   О'Брайен бросил взгляд на Сэмсона, потом снова посмотрел на Джои. Сэмсон осторожно помог своему пленнику подняться на ноги, но не отпустил его, опасаясь, что тот снова даст стрекача.
   — Меня зовут О'Брайен. Я управляющий на заводе Лоуренса. — У него не было никакого желания говорить о том, каким образом он связан с Лиз. — Все считают, что ты погиб.
   Джои нервно сглотнул. Было очевидно, что он испуган до смерти.
   — Послушай-ка, или ты мне все расскажешь сам, или мне придется выколотить из тебя ответы, — нетерпеливо сказал О'Брайен.
   Джои посмотрел на Сэмсона, как бы ожидая подтверждения угрозы.
   — Лучше тебе потолковать с ним, — сказал Сэмсон. — От этого человека так просто не отделаешься. Советую тебе опасаться его больше, чем мистера Джессопа.
   — Мистер Лоуренс обещал разделаться со мной, если я кому-нибудь расскажу.
   Джои смотрел на О'Брайена округлившимися от ужаса глазами.
   — Пройдем в таверну, ни к чему стоять посреди улицы, — предложил О'Брайен, указывая на соседний дом. Они с Сэмсоном взяли Джои под руки и повели, стараясь при этом выглядеть не слишком подозрительно. — Мы докопаемся до сути, Джои, или тебе придется кормить рыб в бухте Филадельфии, — заметил О'Брайен пугающе ровным голосом.
 
   Элизабет склонилась над новой сосновой колыбелькой и положила в нее свою спящую дочку. Младенец тихонько заворковал, уютно расположившись в постельке.
   Элизабет улыбнулась, как улыбаются только счастливые молодые матери. Она так боялась появления этого ребенка, боялась, что не сможет его любить. Но О'Брайен оказался прав. Он был кругом прав, она же ошибалась во всем. Она мучилась этим все прошедшие месяцы. И из-за своих злосчастных страхов мучила окружающих. Но стоило ей приложить малышку к груди, любовь и нежность к ней захлестнули Элизабет горячей волной, как и предсказывал О'Брайен. И теперь, по прошествии трех дней, она уже не представляла жизни без этого маленького существа.
   Элизабет подоткнула одеяльце вокруг малышки и села на край кровати полюбоваться ею. Последние три дня были лучшими в ее жизни, но они дались ей тяжело.
   В горле у нее стал тугой комок. Она попыталась справиться с собой. Ей так невыносимо хотелось, чтобы О'Брайен сейчас, прямо сию минуту, оказался рядом, что она ощущала почти физическую боль и тоску по нему. Но, конечно, нечего было и надеяться на его возвращение. Он вместе с Сэмсоном добывает в Филадельфии новый жернов. И, если он не вернется вообще, то винить ей придется только себя. Она так гадко обращалась с ним. Если у О'Брайена есть своя голова на плечах, то, по ее мнению, он должен продолжить свой путь на север и даже не оглянуться на нее.
   По щеке Элизабет поползла слеза, и она смахнула ее. Несмотря на поздний час, она послала Кэти принести ей ужин. Негоже девушке видеть, что хозяйка плакала.
   Элизабет извлекла из рукава платок и промокнула глаза. Если бы малышка была хоть чуть постарше, Элизабет схватила бы ребенка в охапку и отправилась в Филадельфию на поиски О'Брайена. Она испытывала потребность сказать ему, как жалеет о своем неразумии, признаться, как она его любит. Даже если он и возненавидел ее, ей необходимо, чтобы он узнал о ее чувствах, о ее раскаянии до того, как уедет совсем.
   Кроме того, она должна сказать ему о другом ребенке.
   Элизабет поднялась и подошла к открытому окну. Она слушала нежное постукивание дождевых капель по оконному стеклу. И по ее щекам катились слезы, похожие на капли дождя.
   Большая часть происшедшего представлялась ей чем-то вроде сна. И обстоятельства рождения Морган вспоминались смутно, сквозь туман. Она вспоминала, как гуляла вдоль реки, а потом отправилась с Клер в дом Джессопа. Остальное помнила неясно — все представало какими-то кусками и обрывками. Помнила схватки, толчки ребенка, но так, будто это происходило не с ней, а с кем-то другим.
   Но она совершенно отчетливо запомнила крик ребенка — сначала один, потом, несколькими минутами позже — другой. Она была почти уверена, что родила двоих младенцев… или это был только сон?