Фолкнер Колин. Под чужим именем

   Она провела рукой по обтягивающим панталонам вдоль его бедра.
   — Я знаю, что говорю, — ответила Элизабет мягко. — Я просто умру, если ты этого не сделаешь.
   — Лиз… — О'Брайен поцеловал ее страстно, его язык настойчиво раздвинул ее губы. Элизабет обняла его за плечи, прижимаясь всем телом к мускулистому торсу. Потом она высвободила полы его рубашки из-за пояса панталон и стянула ее с него. Элизабет выпустила ткань из рук, и рубашка упала на пол. О'Брайен засмеялся нежно и чувственно. Спустив платье с плеч, он обнажил ее грудь. Видя, как смуглые широкие руки ласкают ее шелковистую белую кожу, Элизабет возбуждалась все сильнее. Она потянулась за поцелуем, наслаждаясь ласкающим прикосновением мягких волос на его груди к коже своих сосков.
   — Так красива… — прошептал О'Брайен, наклоняясь поцеловать углубление между ее грудей. — И запретна…
   — Не запретна, — покачала головой Элизабет. — Только не сегодня.
   Она понимала, насколько опасно заниматься этим в конторе, можно сказать, у всех на виду. Наверное, назавтра Элизабет пожалеет о содеянном, но сейчас ей было все равно. Она устала все время поступать правильно, соблюдать этикет. Ей надоело только отдавать, ничего не получая взамен. Сегодня Элизабет отдастся наслаждению, которое обещает ей О'Брайен, а завтра смело встретит последствия этого поступка.
   О'Брайен заставил ее отступить назад на несколько шагов, пока она не оперлась о письменный стол. Элизабет освободилась от своего платья и корсета на косточках, вслед за ними нижние юбки оказались на полу возле ее ног. О'Брайен нагнулся и приподнял полу ее нижней сорочки, чтобы снять ботинки.
   — Это не обязательно. — Элизабет сама не узнала своего голоса. — Кто-нибудь может войти…
   — Я хочу все или ничего, — прошептал он в ответ. Их взгляды встретились. Сквозь шелк чулок Элизабет чувствовала жар его рук, этот жар передавался ей, поднимаясь вверх по бедру.
   — Быстрее, быстрее, — шептала она, но О'Брайен не спеша расшнуровал ботинки, развязал подвязки и стянул чулки. Элизабет никогда не считала свои ноги особенно чувственными, но прикосновения О'Брайена просто сводили ее с ума. Наконец О'Брайен выпрямился. На нем по-прежнему были панталоны, на Элизабет же осталась одна только льняная сорочка. От его прикосновений, аромата его тела у Элизабет кружилась голова, она вся дрожала от возбуждения.
   — Лиз, скажи мне, чего тебе хочется, — попросил О'Брайен. — Я сделаю тебя счастливой, ты этого заслуживаешь.
   Элизабет прижала руку к щеке. Она знала: все, что он говорит, — ложь. Эти слова он шептал всем своим женщинам, даже жене… Но они звучали искренне, и этого было достаточно.
   — Люби меня, — прошептала она.
   — Я люблю тебя…
   — Нет, дотронься до меня, — Элизабет взяла его руку и положила ее между своих бедер. Лишь тонкая ткань сорочки отделяла его руку от ее влажной плоти, которую прежде ласкал только ее муж. — Разденься и люби меня…
   О'Брайен застонал. Элизабет испугалась, не сказала ли она чего-то неподобающего, но он взял ее на руки и осторожно опустил на пол. Элизабет не чувствовала жесткого пола под собой, она ощущала только горячие руки О'Брайена, когда он снимал с нее сорочку.
   Он осыпал ее поцелуями с ног до головы. Элизабет пылала, теряя голову от желания. Почему раньше она не испытывала ничего подобного? Почему ее муж не дарил ей такого наслаждения, как этот человек?
   О'Брайен ловко скинул с себя панталоны, чулки и ботинки, и между обнаженной кожей их тел не осталось никаких преград, кроме теплого вечернего воздуха, пронизанного их страстью. Теплый ветерок доносил через открытое окно стрекотание цикад. О'Брайен поцеловал сосок Элизабет, и она застонала.
   Почувствовав его горячее дыхание в низу живота, там, где густо росли темные завитки волос, Элизабет робко запротестовала.
   — Лиззи, — голос О'Брайена убаюкивал ее, — ты пахнешь огнем и медом. Клянусь Господом, я должен это попробовать, не то сойду с ума. — Его слова были нелепы, но действовали на нее успокоительно. — Лиз, милая Лиззи, — шептал О'Брайен, поглаживая упругие завитки волос.
   С этого момента Элизабет не могла уже больше сопротивляться. Она лежала на дощатом полу своего кабинета, полностью отдавшись его властным губам и рукам. Никто не доставлял ей подобных ощущений, не прикасался к ней так, как О'Брайен. Он увлекал ее все дальше и дальше в океан наслаждения; она металась по полу, звала его по имени. Внезапно волна экстаза застала Элизабет врасплох. У Элизабет перехватило дыхание. Прикосновения мужа всегда были ей приятны, но никогда еще она не испытывала такого блаженства.
   — Что… что ты сделал со мною? — прошептала Элизабет, когда наконец немного пришла в себя. Лицо О'Брайена возникло перед ней. Он улыбался, но весело, а не насмешливо.
   — Не говори мне, что твой муж не выполнял свой супружеский долг должным образом. Лиз, с тобой обращались хуже, чем я думал.
   Он поцеловал ее в грудь, в шею, в губы. Вкус его поцелуя был странным, хотя и довольно приятным. Постепенно дыхание Элизабет стало ровным. Она ждала, что он захочет войти в нее, но О'Брайен не спешил. В конце концов она набралась храбрости и спросила:
   — А… как же ты?
   Он снова хрипло рассмеялся.
   — Я думал, что с вас на сегодня хватит, хозяйка. — О'Брайен подтрунивал над ней. Он понимал, что она имеет в виду, но ему было приятно ее смущение.
   — Нет, — она погладила его по руке. — Ты… ты разве получил удовольствие? — Элизабет почувствовала, как ее щеки заливаются краской.
   — Знаешь ли, это вовсе не обязательно, — сказал О'Брайен, положив ей голову на грудь. Он говорил с ней терпеливо и ласково, как с ребенком.
   — Не обязательно?
   — Нет. — Он уселся на полу, поджав под себя ноги. — Иногда мужчина получает удовольствие, а иногда просто доставляет его. По-моему, это даже справедливо.
   Элизабет села рядом с ним. Их одежда была разбросана по всему полу. Если бы кто-нибудь, проходя под окнами, заглянул в кабинет, то мог бы увидеть владелицу завода и ее управляющего, сидящих на полу совершенно обнаженными. Элизабет откинула локон волос со лба и заставила себя поглядеть прямо в глаза О'Брайену.
   — Не говори ничего, Лиззи, — сказал он мягко. — Только не сегодня. Позволь, я помогу тебе одеться, и оставь меня вспоминать о том, как ты кричала от удовольствия, а не читала мне проповедь, которую сейчас собираешься произнести.
   Элизабет в ужасе прикрыла рот рукой.
   — Ты хочешь сказать, что я издавала какие-то звуки? — «Как животное», — подумала она.
   О'Брайен улыбнулся и поцеловал ее.
   — Почти никаких, любовь моя. — Элизабет уронила голову на колени.
   — Давай, ты оденешься, и я смогу пойти на склад проверить, как идут дела, — уговаривал он ее.
   Взрыв… Джессоп… покойный муж… жена О'Брайена… Все это снова нахлынуло на Элизабет. «Только не сегодня, — решила она. — Я не стану сейчас об этом думать».
   Элизабет поднялась и позволила О'Брайену помочь ей одеться. Он был так же нежен, как и тогда, когда снимал с нее одежду. Наконец ее туалет был приведен в относительный порядок, волосы с грехом пополам уложены. О'Брайен тоже облачился в свой грязный и мятый костюм. Элизабет наблюдала за ним, пока он одевался. Стоя в тени, она разглядывала его, не боясь быть застигнутой, и невольно сравнивала с мужем. Пол был высок, но худощав. У О'Брайена широкие плечи и грудь, и весь он состоит словно бы из одних мускулов. Элизабет улыбнулась: этого мужчину природа ни в чем не обделила. Внезапно ей захотелось прикоснуться к его мужской плоти, почувствовать, как она наливается силой…
   — О нет, хватит на сегодня, — сказал О'Брайен, пристально взглянув на Элизабет. Но как он сумел прочитать ее мысли, недоумевала она, смущенная своими чувственными фантазиями.
   Когда О'Брайен застегивал панталоны, Элизабет заметила, что он возбужден. Ее взгляд возбуждает его, поняла Элизабет.
   — Хочешь, я провожу тебя до дома? — спросил О'Брайен, поднимая с пола свою шляпу и отряхивая ее от пыли. Когда они выходили из кабинета, он положил ей руку на плечо.
   — Нет, ты выходи первый, а я чуть позже. — Элизабет смотрела в пол, не смея взглянуть ему в глаза.
   О'Брайен помедлил. Она чувствовала, он на нее смотрит, будто ждет каких-то ее слов. Но что тут можно сказать? Наконец он нагнулся и поцеловал ее в щеку. Элизабет провела рукой по его волосам.
   — Спокойной ночи, — прошептала она.
   — Спокойной ночи, Лиззи.
   О'Брайен выскочил из двери, споткнулся и тихо выругался. Что-то о чертовых собаках. Потом он ушел, а Элизабет осталась стоять в темноте. Снова одна.

13

   — Святые угодники, во что я ввязался? — размышлял О'Брайен вслух. Он спускался по гранитным ступеням со склона холма, надеясь, что в суматохе после сегодняшнего взрыва никто не заметил, как он выходил из конторы.
   О'Брайен вытер пот со лба. Ему потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы отказаться от предложения Элизабет и не овладеть ею прямо на полу ее кабинета. Господи, он мечтал об этом несколько недель! Но все-таки он передумал, не смог обойтись с нею как с очередной из своих многочисленных женщин. Она была не служанка из таверны и не похотливая женушка какого-нибудь престарелого джентльмена. Наверное, Лиз не знала иного мужчины, кроме своего мужа. О'Брайен застонал. Проклятое чувство ответственности! Что мешало ему наплевать на сознание вины и воспользоваться благоприятными обстоятельствами? Судя по всему, Элизабет была бы прекрасной возлюбленной.
   С другой стороны, О'Брайен прекрасно понимал, что, отдавшись ему, Лиз считала бы себя прелюбодейкой. Он не хотел причинять ей такую боль. Не хотел, чтобы она переживала те муки раскаяния, которые он неоднократно испытывал сам. О'Брайен мечтал доставить ей удовольствие, сделать Элизабет счастливой.
   Черт возьми, он сам виноват во всем. Он наврал Элизабет. С самого начала обманывал ее, выдавая себя за О'Брайена, так что теперь он для нее — женатый человек. Но, Господи, как ему хотелось заняться любовью с Лиз! Он до боли сжал кулаки. Он желал ее больше всех остальных женщин, которых знал. Служанка из таверны была искусна и опытна в постели, но он отдал бы всю ее умелость за целомудренные и страстные прикосновения Элизабет.
   Одна мысль о ней заставляла кровь О'Брайена кипеть. Может, стоит пойти в таверну и прихватить оттуда домой красотку, просто чтобы снять напряжение? «Только не сегодня ночью», — подумал О'Брайен. Он еще чувствовал вкус Лиз на кончике своего языка. О'Брайен зажмурился и представил округлые линии ее груди и аромат ее шелковистых волос. Конечно, его влекло тело Элизабет, но ему нравился и ее ум, ее самостоятельность и независимость. О'Брайен часто слышал от рабочих шутку, что в браке с Лоуренсом именно Элизабет будет главой семьи. Ему нравилась женщина, которая умеет постоять за себя и готова дать отпор мужчине.
   О'Брайен со стоном открыл глаза. Что же ему теперь делать? Один раз он избавил Элизабет от необходимости совершить прелюбодеяние, действительное или воображаемое, но он не был уверен, что сможет это сделать и в следующий раз. О'Брайен бредил этой женщиной днем и ночью. Его преследовал запах ее волос, звук ее голоса. Внезапно он остановился посреди дороги. Матерь Божья, он всегда был так осторожен, как же это произошло?
   Первый раз в жизни О'Брайен почувствовал, что влюбился.
 
   В течение двух дней Элизабет избегала О'Брайена. Все свои распоряжения она посылала через Джонни Беннета. Сама же старалась все время работать в кабинете, не появляясь на заводе. О'Брайен тоже не делал никаких попыток увидеть ее.
   На самом деле Элизабет не была так уж сильно занята. У нее накопилось много работы, но она не могла сосредоточиться на ней. Если бы кто-нибудь вздумал проследить за ней, то увидел, что целых два дня Элизабет сидит перед окном, задумчиво вертя в руках перо. Она делала вид, что работает, но все ее мысли были заняты управляющим. От одной мысли о нем Элизабет бросало в жар. Всякий раз, закрывая глаза, она представляла себе его прикосновения, ласки, поцелуи, и ее охватывало желание.
   Элизабет понимала, что это грех, но ей было все равно. Она хотела О'Брайена еще больше, чем в тот вечер. Ни о чем другом Элизабет думать не могла. Джессоп и даже жена О'Брайена потеряли для нее всякое значение. Чувства к нему полностью захватили Элизабет, и она не знала, как ей быть.
   Элизабет выглянула в окно. На улице начинало темнеть. Она попыталась представить, что будет делать О'Брайен вечером. Пойдет ли он в таверну к своей рыжей подружке или останется у себя в коттедже и будет мечтать о хозяйке завода Лоуренса, лежа на своей пуховой перине?
   Элизабет ни за что не уступит О'Брайена этой рыжей шлюшке. Ей так нужны его нежные ласки! Но теперь она мечтала и о другом. Элизабет сама хотела прикасаться к нему, дарить ему наслаждение, как он дарил его ей, не требуя ничего взамен. Элизабет понимала: у их отношений с О'Брайеном нет будущего и позднее ей придется жестоко расплачиваться за них. Но где-то в глубине души Элизабет чувствовала, что она очень пожалеет, если не воспользуется этой возможностью; подобное чувство приходит только раз в жизни.
   Элизабет прекрасно отдавала себе отчет, насколько опасно для нее заводить роман с О'Брайеном. Как поведет себя Джессоп, если узнает? Возможно, ему все равно, он ведь признал, что их отношения почти прекратились. Но он может пожелать вернуть собственность своего брата и подать иск о лишении ее наследства. Пол оставил завод Элизабет по завещанию, но в английских судах подобные завещания оспаривались сплошь и рядом, и многие женщины оставались без гроша. Даже если завод не отберут, процесс может отпугнуть клиентов, а без заказов гибнет любой завод.
   Следовало также учитывать опасность забеременеть. К счастью, Элизабет не стоило слишком сильно об этом беспокоиться. Все женщины в ее роду трудно беременели, никто из них не рожал, не пробыв замужем хотя бы пяти лет.
   Элизабет бросила перо в пустую чернильницу и встала. Направляясь к двери, она перешагнула через Лэйси.
   — Ной?
   — Да, мэм, — отозвался клерк.
   Элизабет помедлила. Здравый смысл, перенятый ею от матери, подсказывал, что она должна немедленно упаковать вещи и ехать в Филадельфию. Если она извинится перед Джессопом за свое поведение, он примет ее обратно. Элизабет была в этом уверена. Она снова наденет уродливое кольцо с рубином и выйдет за него замуж. Это будет удобный и необременительный союз.
   Но Элизабет мечтала о другом. Брак ее родителей был удобным, и такими же были браки ее знакомых. Элизабет было нужно то, что ей мог дать только О'Брайен, — страсть. В нем чувствовалось страстное желание жить, подобное тому, которое Элизабет приходилось подавлять в себе в угоду окружающим.
   «Так что к черту удобство…»
   — Ной, ты не передашь мистеру О'Брайену записку, когда пойдешь домой?
   — Да, мэм.
   Подойдя к его столу, Элизабет вынула перо из пальцев Ноя и быстро набросала на клочке бумаги:
   «О'Брайен, нужно обсудить одно дело. Встретимся в восемь у меня за ужином».
 
   Элизабет сложила записку и отдала ее Ною не раздумывая.
   — На сегодня хватит. Отнеси записку и отправляйся домой.
   — Но еще нет шести часов, — возразил Ной, вставая со стула. — Я не закончил работу.
   — Работа подождет до утра, — улыбнулась Элизабет. — Иди домой. Тебя ждет семья, Ной.
   — Хорошо… как скажете… — Клерк посмотрел на нее с удивлением.
   Она открыла перед ним дверь конторы и вручила ему его шляпу.
   — Ступай. Спокойной ночи, Ной.
   Когда он ушел, Элизабет вернулась в кабинет за своей соломенной шляпкой.
   — Пойдемте, — позвала она собак. — Сегодня вечером приглашены гости, и я не хочу опаздывать.
   Элизабет очень тщательно выбирала наряд к ужину. Она хотела выглядеть соблазнительной, но не распутной.
   Элизабет стояла перед овальным в полный рост зеркалом, внимательно изучая выбранное платье.
   Оно было сшито из темно-зеленого итальянского шелка, корсет с корсажем соединялись спереди незаметными крючками. Рукава до локтей были отделаны небелеными кружевами. Из-под верхней шелковой юбки, расходящейся спереди, виднелись такие же небеленые кружева.
   Прежде чем сделать окончательный выбор, Элизабет трижды сменила прическу. Сначала она собрала все волосы наверх, но это ее старило. Тогда Элизабет расчесала локоны вниз, но стала выглядеть слишком по-детски. Наконец она собрала несколько густых прядей, зачесала их назад и укрепила зеленой лентой, так что волна черных локонов сбегала на ее обнаженную спину. Сверху она прикрепила маленькую шляпку из полупрозрачного накрахмаленного батиста.
   Элизабет с улыбкой рассматривала себя в зеркале, поворачиваясь в разные стороны. Она была довольна. Возможно, она не так молода, как та Рыжая, но у нее прямой нос, полные губы и на лице нет ни одной оспины.
   Снизу до нее донесся лай собак. Элизабет поняла, что это О'Брайен. Она взглянула на часы. Было только половина восьмого, он пришел слишком рано. Элизабет прикусила губу. О'Брайен понял, зачем его позвали. Через минуту в дверь ее спальни постучали.
   — Да?
   — К вам мистер О'Брайен, — сообщила одна из горничных. — Куда его провести, хозяйка?
   — Проводите его в гостиную и скажите кухарке, что пора подавать ужин. Я присоединюсь к нему через минуту.
   Элизабет слышала шаги горничной, удалявшиеся в направлении центральной лестницы. Она еще раз взглянула в зеркало.
   — Ты уверена, что этого хочешь? — прошептала Элизабет. — Ты готова продать душу дьяволу из-за своих плотских страстей?
   Да. Элизабет отвернулась от зеркала. Она была уверена в этом больше, чем в любом из своих решений. План Элизабет был прост. Она была готова спать с О'Брайеном, если им удастся держать свои отношения в секрете. Если пойдут слухи, репутация Элизабет будет погублена, и тогда не только ни один порядочный мужчина в колониях не предложит ей руку и сердце, но и все заказчики прекратят сотрудничать с нею.
   Элизабет спустилась в гостиную, стараясь сохранять спокойствие. Улыбаясь, она перешагнула через лежавшую у дверей Азией и вошла в комнату.
   — Мистер О'Брайен, я рада, что вы нашли для меня время, — Элизабет говорила спокойно и вежливо. Она знала, что их наверняка подслушивает какая-нибудь горничная. О'Брайен, повернувшись к ней спиной, рассматривал портрет Элизабет на стене. Пол заказал его в Англии еще до того, как они поженились.
   — Добрый вечер. — О'Брайен обернулся к ней. На нем были домотканые короткие штаны цвета индиго, белая батистовая рубашка со стоячим воротничком и домотканый камзол с пуговицами вишневого дерева. Строгий костюм только подчеркивал его грубоватую красоту. О'Брайен показал на портрет, висевший над камином, в котором тлели угли, смягчая прохладу сентябрьского вечера.
   — Женщина на портрете не очень похожа на вас, красива, но не похожа.
   — Мне кажется, художник придавал жеманный вид всем женщинам, которых рисовал. — Элизабет подошла к нему, стараясь вести себя так, будто не впервые приглашает мужчину на ужин, чтобы потом затащить в свою постель. — Не хотите ли аперитив? Думаю, наше дело мы обсудим после ужина.
   — Нет, спасибо, ничего не надо. — О'Брайен протестующе поднял руку. — Мне нужна ясная голова, когда вы рядом, хозяйка.
   Она взглянула на него. О'Брайен вызывающе ухмыльнулся. Элизабет ненавидела эту ухмылку, от нее прямо в дрожь бросало.
   — Давайте перекусим чего-нибудь, — предложила Элизабет, указывая на небольшой столик, накрытый возле окна в сад. О'Брайен отодвинул для нее стул и, когда она садилась, слегка коснулся ее руки. Элизабет подняла на него глаза.
   — Ради Бога, скажите, прежде чем я сяду, — прошептал он. — Вы вызвали меня, чтобы соблазнить или чтобы уволить?
   Элизабет улыбнулась, тон его голоса убедил ее, что она поступает правильно.
   — Это зависит от вас, — прошептала она в ответ.
   О'Брайен сел и взял салфетку с китайской фарфоровой тарелки.
   — От чего же именно? — спросил он. Элизабет тоже расправила салфетку и положила ее на колени.
   — От того, согласитесь ли вы с моими условиями.
   Звук шагов приближающегося слуги прервал их разговор. Элизабет мило улыбнулась и заговорила о бондаре, который должен был приехать через две недели. Им подали холодную ветчину и жареную свинину, горошек, тыквенное печенье, яблочный пирог и фрукты. Элизабет и О'Брайен вели ни к чему не обязывающий разговор, какой и подобает вести хозяйке и ее служащему. Они говорили о заводе, о конкуренте из Нью-Джерси, о тех, кто жил на заводе Лоуренса. Элизабет с трудом сдерживала волнение и почти не могла есть. Она боялась, вдруг кто-нибудь из слуг заподозрит неладное. О'Брайен же ел с завидным аппетитом, прося добавки каждого блюда и нахваливая талант кухарки. Наконец трапеза подошла к концу, тарелки были убраны, и Элизабет отпустила слуг по домам, сказав, что ей необходимо обсудить с управляющим положение дел на заводе.
   Элизабет встала из-за стола. Во время ужина напряжение немного отпустило ее. О'Брайен был очень приятным собеседником. Разговоры о заводе и работающих на нем людях нравились ей больше, чем болтовня о непомерных ценах на индийский шелк. Однако теперь Элизабет снова занервничала. Что, если на самом деле она его вовсе не интересует? Может быть, он просто согласен ублажать свою хозяйку, не желая потерять работу? Элизабет посмотрела на О'Брайена; тот наблюдал за нею, откинувшись на спинку стула.
   Она безусловно ему нравилась. Каждая женщина умеет прочитать такое в глазах мужчины.
   — Я Постараюсь облегчить вашу задачу, Лиз. — О'Брайен закинул руки за голову. — Скажите, зачем вы меня позвали?
   — Вы знаете зачем, — тихо ответила Элизабет, и щеки ее вспыхнули румянцем.
   — Да? — Он внимательно смотрел на нее.
   Элизабет очень не любила эту его манеру принуждать ее говорить то, что ей было трудно произносить вслух. Она медленно подошла к О'Брайену, шурша жесткими юбками в такт шагам.
   — Почему вам нравится дразнить меня? Вы хотите, чтобы я себя возненавидела?
   О'Брайен встал из-за стола.
   — Вы не правы, я не хочу, чтобы вы себя ненавидели. Я просто должен быть уверен, что вы не пожалеете о содеянном, Лиз.
   Он остановился совсем рядом с Элизабет.
   — Поэтому вы так и поступили той ночью? — Мучительно было задавать этот вопрос, но ей необходимо знать правду. — Поэтому вы тогда не воспользовались положением и не… овладели мной? Я подумала… может быть, я вам не очень нравлюсь. — Элизабет опустила глаза.
   — Нет, Лиз, я не сделал этого не потому, что не хочу вас. Я жажду близости с вами. Но понимаете ли вы, как это опасно для вас? Я могу всего лишь потерять работу, а вы…
   Элизабет прижала палец к его губам.
   — Я взрослая женщина и отвечаю за свои поступки.
   — Да, вы взрослая женщина, признаю. — Он нежно провел рукой по ее груди.
   — О'Брайен, я говорю серьезно. Послушайте. — Она придержала пальцами его подбородок, заставляя смотреть ей прямо в глаза. — Никто не должен об этом знать, ни одна живая душа. Представляете, что может произойти, если нас раскроют?
   — Джессоп?
   — Беда не в том, что я потеряю Джессопа. Дело не в нем. Он больше не желает жениться на мне.
   Я имею в виду завод. Джессоп может опротестовать завещание и отнять у меня завод. Если он подаст в суд, я растеряю заказчиков и поставщиков.
   — Я понимаю. — О'Брайен коснулся ее щеки. Элизабет глубоко вздохнула, пытаясь подобрать подходящие слова.
   — Итак, наши отношения возможны лишь при следующих условиях: мы будем встречаться, когда я сочту это возможным. И, разумеется, я не стану вам платить. Ни гроша.
   — За кого вы меня принимаете, Лиз? — О'Брайен был глубоко оскорблен. — Я не жду от вас платы.
   — Наши отношения прекратятся, когда я захочу их прекратить, без всяких вопросов и обсуждений. И если вы хоть кому-нибудь проговоритесь, клянусь всеми святыми, я заставлю вас пожалеть о том, что вы вообще покинули свою Ирландию!
   — Ого! — О'Брайен присвистнул. Его рука по-прежнему покоилась у нее на груди. — И что я получу, если соглашусь на все эти условия?
   Элизабет взглянула в его зеленые глаза.
   — Вы получите меня, О'Брайен.
   Он подумал с минуту, не отводя взгляда от глаз Элизабет, потом улыбнулся и кивнул.
   — Справедливое соглашение, — произнес О'Брайен хриплым шепотом. — Даже более чем справедливое, ведь речь идет о вас, Лиз.
   О'Брайен обнял Элизабет, и она закрыла глаза. Она думала, что он ее поцелует, но О'Брайен прижал ее голову к своей груди и стал гладить по волосам. Он обращался с ней бережно и заботливо, как влюбленный. Элизабет таяла в его руках и лишь большим усилием воли заставила себя вспомнить, что они заключили деловое соглашение. Это будет просто равный обмен плотскими удовольствиями, не более того. Элизабет подняла голову.
   — Только не в моем доме, вам понятно? — О'Брайен покрыл ее лоб и щеки легкими, едва ощутимыми поцелуями.
   — Скажите, где.
   О'Брайен провел рукой по ее бедру, и даже через несколько слоев одежды Элизабет ощутила жар этого прикосновения.
   — Не знаю, может быть, в конторе? — прошептала она.
   — Не слишком-то романтично, дорогая; возможно, забавно, но не романтично. И, конечно, очень неудобно. — Он поцеловал голубую жилку на ее шее.
   Элизабет рассердилась. Она приняла такое важное и трудное решение и теперь не могла придумать, как же воплотить его в жизнь. О'Брайен наклонился и поцеловал ее в грудь.