Фон Мария. Психология сказки

   Традиционно считается, что великие открытия совершаются благодаря божественному вдохновению или божественной магии, а отнюдь не только по утилитарным мотивам. И это представление, конечно, связано с тем, что люди давно уже заметили, какая большая роль в великих открытиях принадлежит импульсам, получаемым из бессознательного. Справедливость этого наблюдения подтверждается и в наши дни, когда многие замечательные создания науки и искусства обязаны своему возникновению, по свидетельству их творцов, сновидениям и инстинктивным импульсам.
   Вам, наверно, приходилось сталкиваться с ситуацией, когда вы чувствовали, что нечто очень важное скрыто от вашего сознания и вы даже не представляете, что именно. Тогда единственное, что вам остается, — просто прохаживаться по комнате, беря мимоходом в руки все, на чем останавливается ваше внимание, е целью уяснить, почему это притягивает к себе вашу психическую энергию. Взяв привлекшую ваше внимание вещь в руки, хорошо с ней поиграть, не смущаясь тем, что со стороны это может выглядеть несколько смешным. Если вы позволите вашей фантазии вступить в игру с вещью, то вы таким образом дадите возможность подняться наверх чему-то, что скрывалось от вас в бессознательном. Эта установка на чисто детскую игру с вещью, известная человеку с первобытных времен, весьма плодотворна.
   Таким образом, если анима сидит в виде лягушки в болоте и притягивает к себе медную стрелу царевича, то я бы предположила, что в бессознательном имеется какое-то непреодолимое физическое влечение. Человек, которого заколдовали, часто появляется в сказках в образе лягушки, которая, кстати, имеет черты определенного сходства с человеческим телом: у нее маленькие руки и ноги, и вообще среди мелких холоднокровных животных она до известной степени напоминает собой карикатуру на человеческое существо. Мы нередко называем маленьких детей лягушатами. Если какое-то бессознательное содержание проявляет себя в образе лягушки, я обычно делаю отсюда вывод, что оно могло бы стать сознательным, более того — оно нуждается в этом. Существуют бессознательные содержания, которым свойственно ускользать, и такие, которые сопротивляются осознанию, однако в данном случае само это относительное сходство строения лягушечьего и человеческого тела предоставляет хорошую возможность для символического выражения чего-то, что до известной степени захоронено в соматических слоях бессознательного, но при этом имеет несомненный стимул к тому, чтобы вернуться в сознание. Лягушка притягивает к себе медную стрелу. Это, право, забавный мотив, если вспомнить, что лук и стрела играют огромную роль в символике любви.
   Лауренс ван дер Пост является обладателем маленького лука и стрелы — изделия бушменов, обитающих в пустыне Калахари. Так вот, у бушменов если юноша проявляет интерес к девушке, то он делает такого типа лук и стрелу. Бушмены, как известно, умеют накапливать жир на своих ягодицах, что делает их зад заметно выделяющейся частью тела; за счет этих жировых запасов они могут существовать в тяжелые для них времена. Юноша выпускает стрелу из своего лука в упомянутую часть тела заинтересовавшей его девушки. Та извлекает ее и отыскивает глазами того, кто стрелял; если она принимает ухаживание со стороны юноши, то идет к нему и возвращает стрелу, если — нет, то ломает ее и, бросив на землю, топчет ногами. У них до сих пор в употреблении стрелы Амура! Теперь вы понимаете, почему Амур, бог любви у древних греков и римлян, имел при себе лук и стрелы!
   В психологическом плане такую стрелу можно интерпретировать как проекцию. Если я проецирую свой анимус на какого-нибудь мужчину, то происходит как бы перетекание части моей психической энергии к этому мужчине, во время которого я испытываю к нему влечение. По характеру действия это и вправду напоминает полет стрелы, так как заряд психической энергии нацелен на определенный объект. В результате неожиданно устанавливается связь. Стрела, выпущенная бушменом из пустыни Калахари, как бы говорит девушке: «Либидинозная энергия моей анимы попала в тебя», и та принимает ее или отвергает. Однако характерно, что она не оставляет стрелу у себя — она возвращает ее; иначе говоря, юноша должен взять обратно свою проекцию, но посредством этого как раз и устанавливается человеческое взаимоотношение. Весь символизм брака виден на этом примере.
   Медь является металлом планеты Венера и соотносится также с самой богиней любви Венерой (или Кипридой, поскольку местом ее рождения считался остров Кипр). Поэтому медь имеет отношение ко всему, что связано с проблемами любви. Лягушка в сказке подбирает стрелу — и любовная связь устанавливается. Ярь-медянка, получаемая из меди ядовитая соль, интерпретировалась алхимиками как опасный аспект стихии любви. Медь легко может становиться ядовитой, поскольку очень быстро подвергается внешним воздействиям; это — опасный металл, он мягкий и ковкий, но обладает отравляющими свойствами. Ее можно также использовать для изготовления сплавов, что вполне соответствует характеру любви; она обладает вяжущими свойствами и легко вступает в соединение с другими металлами, подобно тому, как любовь связывает людей вместе. Вероятно, именно благодаря ее способности к соединению этот металл атрибутировали богине любви — Венере. Мягкие металлы обычно представляют женское начало, а твердые — мужское.
   Анима, то есть Царевна-лягушка, убедительно доказывает собравшимся на царский пир, что она на самом деле не является лягушкой. Обладая сверхъестественными способностями, она печет изумительные пироги, может соткать за ночь прекрасный ковер, наконец, предстает перед гостями на пиру писаной красавицей, затмевающей остальных женщин своей красотой. Она бросает во время танца спрятанные ею в рукав остатки пищи — и из них тут же вырастает дерево с сидящим на нем котом, который умеет петь песни и рассказывать сказки. Анима тем самым показывает, что, хотя ей и пришлось вначале появиться в облике, не соответствующем ее сущности, она вовсе не лягушка, а сверхъестественное существо — богиня, способная трансформировать одни элементы в другие.
   Она может также, словно настоящий волшебный, вызвать откуда-то дерево, способное появляться и исчезать, — дар, который она, по-видимому, унаследовала от своего отца. Про нее можно было бы сказать: вот человек, который преображает любого рода реальность в исполненный смысла образец (pattern), которому присуши те же искусство, красота и чувство, что и творческим проявлениям архетипических образов. Анима вносит в жизнь мужчины элемент как несбыточной мечты, так и разочарования. Она дает мужчине ощущение значительности всего совершающегося в его жизни и становится вдохновительницей его творческих фантазий. Ну а то, как данный мужчина реагирует на аниму, зависит от его внутренней установки.
   К сожалению, в нашей сказке все, что создается фигурой, олицетворяющей аниму, появляется во время пиршества. Легко впасть в недооценку подобного проявления анимы. Между тем, случись такое наяву, нам, право же, следовало бы упасть в благоговейном страхе на колени и вопрошать о том, что же за этим скрывается. По-видимому, в относительно слабой реакции на появление среди них богини кроется причина того, почему царевич так беспечно сжигает лягушечью кожу, из-за чего царевна вынуждена удалиться на край света, и он должен приложить неимоверные усилия, чтобы снова ее найти. Так всегда случается, и это является весьма типичным в тех случаях, когда мужчина воспринимает воздействия и проявлении анимы только эстетически, не пытаясь серьезно осмыслить их в нравственном плане.
   Если подобному легковесному восприятию анимы попытаться подыскать аналогию не во внутренней, а во внешней жизни, то это означало бы относиться к какой-нибудь конкретной женщине, скажем, как это делал Дон Жуан, то есть слегка флиртуя с ней, что мы и видим в сказке во время пира. Разве мало художников и писателей, создающих прекрасные произведения, но попробуйте спросить их о смысле ими сделанного, и они уклонятся от ответа, говоря, что психологическая интерпретация разрушает произведение искусства. Такая установка типична для многих современных художников, не желающих растравлять себе душу размышлениями о всей серьезности того, что несут в себе их произведения. В результате они готовы утверждать, что в своем произведении не преследовали никакой другой цели, кроме развлекательной, чтобы доставить себе и зрителю художественное наслаждение, то есть, по сути дела, приравнивают свое творчество к «игре на пиру». Поэтому мы имеем право сказать, что исходное затруднение, выражающееся в определенной предубежденности сознания, все еще сохраняется, чем и объясняется то, что все рушится у героев сказки, как только кожа брошена в огонь. Сознательная установка не принимает аниму всерьез, в результате чего происходит катастрофа, и царевичу необходимо пройти через множество испытаний, прежде чем он снова обретет ее.
   Интересно, что, когда он находит ее, она сидит во дворце, расположенном в лесу, судя по всему, в сооружении, которое мы бы интерпретировали как более женственный аспект символа Самости. такое здание обычно является символом самого глубокого мистического опыта, описываемого в сочинениях христианских мистиков, например у Терезы Авильской. Упоминаемая ею «внутренняя крепость» из золота и серебра — достаточно известный образ для сокровеннейшего центра души (psyche), который в аналитической психологии называется Самостью.
   В этой крепости, или замке, обитает некое опасное существо которого никто не видел. Не вполне ясно: либо это отец-колдун, либо, возможно, дракон. Так или иначе, девушка находится в его власти, и жениху необходимо добраться до нее и бежать с ней как можно быстрее от этого места — не то их ждет страшная беда. Если сопоставить эту историю с другими, близкими ей по сюжету, то вы увидите, что опасную фигуру, о которой только что шла речь, в большинстве случаев отождествляют с дьяволом. Недооценивание фигуры анимы становится, как видим, причиной необычного компенсаторного процесса. Анима подвергается порче со стороны фигуры, воплощающей темную сторону образа Бога.
   Чем упорнее тот или иной мужчина не желает понять значение анимы для своего сознания, тем большую та проявляет склонность становиться дьявольской или отождествляться с бессознательным в целом и образом Бога. В результате этот мужчина вынужден бессознательно как бы возвести ее на престол и поклоняться ей, словно Богу, — и всего лишь потому, что ему недостает осознания того, что он делает. Такое состояние очень похоже на одержимость дьяволом, да и переживается оно субъективно как религиозная эмоция.
   Нечто подобное можно наблюдать, исследуя феномен нацизма. Нацисты или, скажем, коммунисты, не признают существования внутренних психических фактов самих по себе, вне их обусловленности внешними по отношению к ним детерминантами: расовыми, в случае нацизма, или социально-классовыми — для коммунистов. Вследствие этого их эмоциональная жизнь приобретает резко выраженный бессознательный характер и связывается с живущим в их бессознательном образом Бога; отсюда и проистекает тот странный «религиозный» фанатизм, с которым мы сталкиваемся во всех подобного рода движениях. Их участники готовы даже умереть за свое дело, или, если понадобится, разжечь мировой пожар. Почему, спрашивается, так круто, если речь идет всего лишь о национальной политической программе? Кроме того, вы постоянно будете обнаруживать, что они фактически проецируют на свои политические идеи, за которые готовы погибнуть, не что иное, как Царство Божие. Они хотят установить его на земле «справедливым образом» и, следовательно, имеют право расправиться с любым инакомыслящим или умертвить «каких-нибудь несколько тысяч человек». Беседуя с такими людьми, вы убеждаетесь, что это их бессознательная эмоциональная установка. Они по большей части являются одержимыми, и их энтузиазм — это не что иное, как проекция образа Бога, с которым прочно связана их идеалистическая эмоция. Это красноречивый пример контаминации анимы с образом Бога, когда символ Самости имеет тенденцию обернуться разрушительной одержимостью.
   Символ Самости, или образ Бога, которого не желают признавать, обладает в высшей степени разрушительными свойствами, потому что, когда его не признают, он становится силой, действующей из-за спины, в результате чего мы имеем дело с разрушительными эмоциями и массовыми предрассудками всех сортов. Вот почему бесполезно в разговоре с такого рода одержимыми апеллировать к логике и здравому смыслу; их эмоциональная жизнь целиком привязана к образу Самости, чего они не осознают, поскольку не способны взглянуть на себя с психологической точки зрения в то время, как Самость полностью остается вне их — в проекции. Подобная регрессия фигуры, воплощающей аниму, — крайне опасная, разрушительная вещь. Царевна в сказке говорит: «Если бы ты пришел чуть позже, ты бы никогда больше не увидел меня», что может подразумевать не только прекращение всякого реального психологического развития, но также и смерть данного индивида. Поэтому от царевича потребуется немало усилий и терпения, чтобы заставить эти содержания бессознательного вернуться назад, так как в противном случае они будут проявляться лишь на эстетическом уровне, а затем снова исчезать в бессознательном.
   Дворец в лесу приводит нас к алхимическому символизму. Металлы всегда ассоциируются с планетами: железо обычно символизирует планету Марс и войну; серебро связано с Луной, женственностью, белым началом, это мягкий металл, легко вступающий в соединение с другими металлами; что касается золота, то оно обычно ассоциируется с Солнцем. Стеклянный дворец с железными, серебряными и золотыми дверями предстает носителем четырех субстанций Самости, что сравнимо, например, с участием четырех элементов при получении философского камня. Железо (или свинец) символизирует собой стадию нигредо (nigredo), за железом следует серебро, представляющее стадию альбедо (albedo), то есть белизны, преобладания женского начала, за ними наступает черед золота, иными словами, красной стадии — рубедо (rubedo), когда, собственно, и появляется золото. Стекло — это субстанция, представляющая дух или духовную материю в конкретной форме Однако в нашей сказке алхимический символизм Самости выступает с негативным оттенком, поэтому я бы предпочла и все названные элементы рассматривать с таким же отрицательным знаком, констатируя, что фигура анимы становится пленницей собственной бесчеловечной жестокости. У людей в наше время преобладает отрицательный образ Самости, и это делает человека невероятно бесчувственным. Некоторые нацисты убивали в своей душе всякое человеческое чувство с почти спортивным азартом, ибо предполагалось, что искусственно выработанная и не знающая жалости бесчувственность является признаком героизма.
   В своей работе «Психология переноса» Юнг отмечает, что сегодня бессознательное в качестве реакции на угрозу полного растворения индивида в массе развивает в людях отвердение индивидуального начала. В современном человеке вы легко сможете разглядеть эту тенденцию к отвердеванию индивидуального. Если процесс отвердевания принимает неправильные формы или совершается бессознательно, то следствием его становится бесчувственность, которой се обладатели — если они к тому же одержимы — очень гордятся. Что касается их лидеров, то они, соответственно, демонстрируют несгибаемую волю и решительность; закостенение индивидуального в данном случае произошло неправильным образом. Мы можем сказать, что сегодня у нас имеется только один выбор: или стать бессердечными и несущими разрушение субъектами (таким путем бессознательно защищая себя), или стать твердыми, скорее, внутренне, нежели внешне. В первом из указанных случаев мы одержимы символикой Самости, вместо того чтобы быть се слугами.
   Таким образом, четыре субстанции в сказке указывают на кватерность Самости, однако с негативным оттенком: символика становится разрушительной, если к ней относиться неправильно.
   Смертоносный аспект одержимого или заклятого существа до известной степени приоткрывается на материале другой сказки, на сей раз датской, носящей название «Король Линдорм» («King Lindorm»). «Линдорм» — кельтско-германское слово, означающее «змей» или «дракон»; им называют также течение реки, имеющее змееобразную форму, как, например, у реки Лиммат или же у реки Линдт у нас в Цюрихе. Оно может означать также большого червя или ящерицу — летучего дракона, королевского дракона, напоминающего своим видом змею.
   У короля и королевы нет детей. Проснувшись после свадебной ночи, они обнаружили над своим ложем надпись, гласящую, что у них никогда не будет детей. Как-то раз королева, потерявшая уже всякую надежду, встречает старушку, которая обещает помочь в ее горе. Она советует королеве прийти ночью в северо-западную часть сада и взять с собой чашу, которую она должна будет перевернуть вверх дном и оставить в таком положении до утра. Утром, когда она придет за чашей, она обнаружит под ней красную и белую розы. Если королева съесть красную розу, у нее родится мальчик, если белую, то девочка, однако ни в коем случае ей не следует съедать обе розы одновременно, потому что это приведет к великому несчастью.
   Королева поступает так, как ей было посоветовано, и на следующее утро находит под чашей две розы. И тут ей приходит на ум, что если она съест красную розу и у нее родится мальчик, то, когда он подрастет, наверняка уйдет на войну, и его могут убить, а если она съест белую розу и у нее родится девочка, то ей тоже придется с ней расстаться, когда, достигнув положенного возраста, та выйдет замуж. Королева не видит причины, почему бы ей не съесть обе розы и не родить двойню. "Гак она и поступает, но производит на свет не двойню, а ужасного дракона, тварь мужского пола. Тот немедленно начинает демонстрировать свой отвратительный характер, угрожая разрушить замок и проглотить любого встречного, если его желания не будут удовлетворены. Когда король, который в момент его рождения был на войне, возвращается домой, дракон встречает его и приветствует как отца. Пораженный король восклицает: «Да ну, неужто я твой отец?». «Да — отвечает дракон, — а если ты не захочешь быть моим отцом, я уничтожу и тебя, и твой замок».
   И вот страх погибнуть в пасти дракона овладевает жителями королевства. Когда дракону исполняется двадцать лет, у него возникает желание жениться. Король пытается втолковать ему, что никто не захочет выйти за него замуж, но дракон неумолим и заявляет, что если король не найдет для него невесты, то он уничтожит короля и замок. И вот прекрасную принцессу находят, но в первую же брачную ночь чудовище пожирает ее. Та же судьба постигает и следующую невесту, и скоро обеспечивать дракона женами становится непростым делом. Однако дракон все более и более распаляется, и король, исполненный отчаяния, отправляется к старому пастуху и просит его отдать свою дочь в жены дракону. Пастуху не хочется этого делать, но он вынужден уступить и рассказывает дочери о предложении короля.
   Зная, что ее ожидает, девушка с плачем убегает в лес. Там она встречает старушку, которая спрашивает ее, чем она так сильно опечалена. Девушка рассказывает, что она должна стать женой дракона и неизбежно погибнуть, после чего старушка предлагает ей свою помощь и рассказывает, что нужно делать. Когда свадебный пир закончится и наступит время шествовать в спальню для молодых, девушка должна надеть на себя одну поверх другой десять рубашек и, когда свет в спальне погаснет и дракон скажет, что ей нужно снять с себя рубашку, ответить, что охотно это сделает, но он тоже должен снять с себя одну из своих кож. Так ей следует поступать раз за разом, снимая с себя по одной девять рубашек. К этому времени дракону уже будет нечего стягивать с себя, а на ней останется еще одна рубашка. Он будет тогда лежать на постели словно глыба кровоточащего мяса, и ей нужно будет сечь его ореховыми прутьями, погруженными в раствор щелока (все это должно быть заранее приготовлено в спальне), до тех пор, пока дракон почти не распадется на части. После этого она должна искупать его в сладком молоке и закутать в девяти рубашках, а потом на короткое время заснуть, держа его в своих объятиях.
   Девушка делает все так, как ей было сказано, а когда просыпается, то обнаруживает у себя в объятиях прекрасного принца, который теперь освобожден от лежавшего на нем проклятия. Чуть позже в этой сказке появляется злодей, которому на какое-то время удается оклеветать принцессу, но мы, в интересах нашей темы, должны сосредоточить внимание только на первой части этой сказки.
   Причиной всех бед, как мы видим, становится жадность королевы: она бы хотела и пенни сохранить, и пирог съесть. Ей казалось, что она произведет на свет двойню; не исключено, что она предполагала родить гермафродита — близкого родственника дракона. Алхимики говорят о драконе или двуполом чудовище, когда имеют в виду что-то безобразное, противоестественное и негативное. Его необходимо разрезать на куски, изничтожить, то есть таким образом освободить, потому что он представляет собой соединение противоположностей на крайне бессознательном уровне. И в этом случае дракон отсылает нас к уже рассматривавшемуся ранее мотиву замка, в котором исчезает Царевна-лягушка. Речь идет о ситуации, в которой собственно человеческое одержимо Самостью, вместо того, чтобы быть осознанным и приведенным в связь с архетипом Самости. Подобное нередко приходится обнаруживать у больных с пограничным состоянием и среди людей, которые вследствие характера своих специальных занятий, скажем мифологией или первобытной культурой, невольно соприкоснулись с материалом бессознательного. Эти люди не способны установить личностный контакт с этим материалом, но становятся одержимы им. Они говорят как бы «из архетипа», оставаясь внутренне ему не причастными, и «возвещают» архетипический материал подобно старому шаману, но этот материал не смыкается с их современным уровнем сознания, и они никогда не пытаются вопрошать себя о нем.
   Архетипические структуры (patterns) настолько насыщены смыслом и оказывают настолько сильное эмоциональное воздействие, что люди подобного типа рассуждают, как правило, так словно читают по книге, и буквально тонут в своем материале, вместо того, чтобы его понимать. В качестве примера я сошлюсь на тип личности, с которым вам, наверно, приходилось встречаться в условиях современной цивилизации, — я имею в виду тип самодовольного мага. Существуют мужчины и женщины, которые, вместо того чтобы осознавать содержания своего бессознательного, становятся одержимы ими; в результате они отождествляют себя с архетипом Самости и усваивают позу Мудрого Старца или Великой Матери. Они всегда способны возвестить какую-нибудь великую истину, но если вы внимательно проанализируете то, что они говорят и как себя ведут при этом, то поймете, что их устами говорит овладевший ими архетип. Судя по всему, бессознательный материал, рупорами которого они являются, в высшей степени значителен, но их собственная личность потеряла при этом какую-либо форму и индивидуальное лицо в силу того, что они расширили себя сверх всякой меры за счет этого материала (вошли в состояние психической инфляции).
   Обычно существует взаимосвязь между подобным состоянием личности и ее моральной установкой. Такие люди суть «радиодикторы» архетипа, и чувствующая функция у них (т. е. способность субъективной, в том числе нравственной, оценки) в значительной степени нарушена. Такое состояние почти равносильно «моральному безумию». Гитлер — яркий пример подобного типа личности. Его воздействие на людей было огромным, но если бы вы проанализировали его выступления, то увидели бы, что великие истины, которые он изрекал своим слушателям, извлекая их внутренним чутьем из бессознательного, всегда были перемешаны с самыми отвратительными-аморальными отбросами человеческой культуры.
   Но поскольку подобные крупицы истины открывались ему благодаря его необычайной близости к бессознательному, то людей захватывало то, что он говорил, и они не сознавали, что ко всему этому щедро примешан моральный мусор.
   В лице Гитлера мы имеем, конечно, наиболее яркий образец этого типа, однако и в повседневной жизни нам приходится встречаться с такого сорта людьми — я имею в виду людей с неэтической, т. е. постоянно меняющейся, изворотливой установкой, что подходит для архетипа, но не для человеческого существа; нередко они вполне нормальны в психическом отношении, тем не менее они исполняют роль «радиодикторов» для своих бессознательных содержаний, которые требуют выражения и производят сильное впечатление на окружающих. Как правило, их влияние имеет пагубный характер. Некоторые люди способны заметить их нравственную неполноценность, однако другие, менее склонные подвергать вещи критической проверке или просто беспечные в нравственном отношении, попадаются в ловушку. Именно к таким, пограничным в психическом отношении, личностям относятся слова Юнга о том, что комплекс эго и архетип Самости у них наложились друг на друга, контаминировались, так что в результате оба приобрели уродливый, размытый характер