Наконец, Земмлер сказал Вальденбергу, что он бы переставил бочки с маслом в дальний конец кладовки. А когда объяснил своему соотечественнику, зачем это надо, тот впервые потерял самообладание. При этом он вышел из себя настолько, что разразился выражениями, о которых в дальнейшем культурному человеку остается только сожалеть.
   Земмлер его успокоил, и они сели пить пиво, пока «Тоскана» разрезала носом волны, направляясь к югу, в сторону пролива Отранто и Ионического моря. Наконец, Вальденберг рассмеялся.
   — «Шмайссеры», — сказал он. — Чертовы «шмайссеры». Да, давненько их не было слышно в этом мире.
   — Ничего, скоро снова заговорят, — сказал Земмлер.
   Вальденберг задумчиво посмотрел на него.
   — Знаешь, — произнес он наконец. — А мне жаль, что я не сойду на берег вместе с вами.


Глава 19


   Когда Шеннон появился, Саймон Эндин читал номер «Таймс», который купил утром в Лондоне перед отлетом в Рим. Гостиная отеля «Эксельсиор» была почти безлюдна, поскольку большинство из опоздавших к утреннему кофе теперь потягивали его на открытой террасе, поглядывая на грохочущий хаос римских улиц, и старались перекричать этот шум в надежде быть услышанными собеседниками.
   Шеннон выбрал это место для встречи, потому что оно находилось как раз на середине пути между Дубровником на востоке и Мадридом на западе. В Рим он попал впервые и теперь удивлялся, чем так восторгались авторы путеводителей. В городе в это время проходило, как минимум, семь забастовок и одна из них — среди рабочих-мусорщиков. Раскаленный на солнце город тонул в зловонии, исходящем от гниющих фруктов и другого мусора, засыпавшего тротуары улиц и переулков.
   Он опустился в кресло рядом с гостем из Лондона и почувствовал облегчение от прохлады, царившей в помещении.
   Последний час он провел в такси, тая, как масло на сковородке, от невыносимой духоты. Эндин смотрел на него в упор.
   — Давненько вы не появлялись, — холодно произнес он. — Мои партнеры уже начали опасаться, что вы улизнули. Не слишком благоразумно с вашей стороны.
   — Какой смысл появляться до тех пор, пока нечего сообщить?
   Корабль по воздуху не летает. Потребовалось время, чтобы отвести его из Тулона в Югославию. По пути ничего интересного не происходило, так что и сообщать было не о чем. Кстати, вы привезли карты?
   Эндин кивнул на свой пухлый портфель рядом с креслом.
   Получив письмо от Шеннона, он три дня рыскал по трем самым крупным картографическим морским компаниям Лондона, расположенным на Лидснхолл Стрит, а потом еще обошел множество мелких лавок, подбирая лоции всего африканского континента от Касабланки до Кейптауна.
   — Зачем вам такое количество карт? — раздраженно спросил он. — Вполне хватило бы одной или двух.
   — Меры предосторожности, — коротко ответил Шеннон. — Предположим, мы с вами попадаемся на таможне, или береговая охрана вздумает осмотреть корабль в порту. Имей мы только одну лоцию, всем сразу становится ясна цель нашего путешествия. А при таком количестве, мы можем быть спокойны — никто, включая капитана и команду, не догадается, какой именно береговой район меня интересует. Вплоть до последнего момента, конечно, когда мне самому придется им это сообщить.
   Но тогда будет уже поздно. Диапозитивы вы тоже прихватили?
   — Естественно.
   Вторым заданием, которое Шеннон дал Эндину, было сделать слайды со всех фотографий, которые он привез из Зангаро, а также с остальных карт и схем Кларенса и зангарийского побережья.
   Шеннон ранее сам отправил проектор, купленный беспошлинно в лондонском аэропорту, на «Тоскану», в Тулон.
   Теперь он дал Эндину полный отчет о своих действиях, начиная с момента вылета из Лондона. Рассказал о пребывании в Брюсселе, о погрузке «шмайссеров» и другого оборудования на «Тоскану» в Тулоне, о разговоре со Шлинкером и Бейкером в Гамбурге и о погрузке за несколько дней до этого в Югославии, в Плоче.
   Эндин слушал внимательно, не перебивая и время от времени делал пометки в блокноте для собственного отчета, который должен будет предоставить позднее сэру Джеймсу Мэнсону.
   — Где сейчас находится «Тоскана»? — спросил он, когда рассказ был окончен.
   — Должна быть на юго-западе от Сардинии, по пути в Валенсию.
   Шеннон рассказал о дальнейших планах на ближайшие три дня — погрузка 400 000 боевых патронов калибра 9 мм для автоматов в Валенсии и затем отбытие к цели. При этом он не упомянул о том, что один из его людей уже в Африке.
   — А теперь мне нужно кое-что узнать от вас, — сказал он Эндину. — Что предполагается после завершения операции на рассвете? Должен вас предупредить, что мы не сможем долго ждать, пока придет к власти новый режим, разместится во дворце и объявит о перевороте и новом правительстве.
   — Все продумано, — уклончиво произнес Эндин. — В конце концов, новое правительство и есть основная цель всего предприятия.
   Он достал из портфеля три больших листа бумаги, сплошь заполненных отпечатанным текстом.
   — Это инструкция по вашим действиям после того, как дворец будет занят, а охрана и армия разогнаны или уничтожены.
   Прочтите, запомните и ликвидируйте эти страницы до того, как мы расстанемся, здесь, в Риме. Весь план должен быть у вас в голове.
   Шеннон быстро пробежал глазами первую страницу. Там для него сюрпризов почти не оказалось. Он уже давно предполагал, что человек, которого Мэнсон хочет посадить на место президента, — полковник Боби, и, хотя в тексте президент обозначался литерой "X", он не сомневался, что кандидатура осталась неизменной. Весь остальной план, на его взгляд, был чрезвычайно прост.
   Он взглянул на Эндина.
   — Где вы будете?
   — В ста милях к северу от вас.
   Шеннон понял, что Эндин имеет в виду столицу республики, граничащей с Зангаро с северной стороны. Из этого города идет прямая дорога вдоль побережья к границе и затем в Кларенс.
   — Вы уверены, что получите мое сообщение?
   — В моем распоряжении будет портативный приемник достаточной мощности, «Браун», лучший из тех, что сейчас делают. На таком расстоянии я смогу поймать любое сообщение в том случае, конечно, если оно будет передаваться на требуемой частоте. Судовой передатчик должен обладать достаточной мощностью, чтобы передавать на расстояния и вдвое большие.
   Шеннон кивнул и продолжил чтение. Закончив, он положил листы на стол.
   — Вроде все ясно. И все же, кое-что требует дополнительных разъяснений. В назначенный час я буду передавать на необходимой частоте с «Тосканы», но она в это время будет находиться в море, где-нибудь в пяти-шести милях от берега. И если вы меня не услышите, если будет слишком много помех — это не моя вина. Услышать меня — дело ваше.
   — Передать — дело ваше, — возразил Эндин. — Частота проверяется до начала передачи. Мой приемник должен поймать сообщение с «Тосканы» за сто миль. Может быть, не сразу, но если вы будете передавать в течение тридцати минут — то услышу наверняка.
   — Ну, что ж, хорошо, — согласился Шеннон. — И еще. Сообщение о том, что произошло в Кларенсе, не должно достигнуть ушей зангарийских пограничников. Там будут люди из племени Винду.
   И вам предстоит пройти этот пост. После границы, а именно поблизости от Кларенса, на дорогах тоже могут встретиться отдельные группы Винду. Они очень опасны. Как вы рассчитываете с ними справиться?
   — Справимся. Нам помогут.
   Шеннон предположил, и не без основания, что эта помощь будет исходить от небольшой геологической партии, которая, как было известно Шеннону, работала в республике на Мэнсона.
   Для шефа компании они наверняка раздобудут грузовик или джип, а то и пару охотничьих ружей в придачу. Впервые он подумал, что, несмотря на мерзкий характер, у Эндина, видимо, голова варит неплохо.
   Шеннон заучил наизусть код и частоту, которая ему понадобится для сообщения, и, пройдя вместе с Эндином в туалет, сжег листы. Час спустя они расстались. Больше им нечего было сказать друг другу.

 
   В кабинете, расположенном на уровне шестого этажа над улицами Мадрида, за своим столом сидел полковник Антонио Салазар, начальник экспортного отдела Министерства вооруженных сил Испании (отдел Международной торговли оружием) и просматривал бумаги. Это был седеющий человек средних лет, простой, открытый, чьи помыслы были чисты и бескомпромиссны. Его преданность Испании, дорогой и любимой Испании, преданность и вера во все то, что было ясно и справедливо, а только ясность и справедливость свойственны Испании, сосредоточилась и обрела плоть в конкретном человеке — старом, коротконогом генералиссимусе, который находился в Прадо. Антонио Салазар был франкистом до мозга костей.
   За два года до ухода в отставку, в возрасте пятидесяти восьми лет, он был одним из тех, кто ступил на песчаный берег Фуэнгиролы вместе с Франциско Франко. Это было много лет назад, когда каудильо новой Испании считался повстанцем и изгоем, не выполнившим приказ и развязавшим войну против республиканского правительства Испании. Их было тогда всего несколько человек, приговоренных Мадридом к смерти. И они едва не погибли.
   Сержант Салазар был прекрасным солдатом. Он неукоснительно выполнял все приказы, какими бы они ни были, в перерывах между боем ходил к мессе, глубоко и искренне верил в Бога, в Пресвятую Деву, в Испанию и во Франко.
   В другой армии и в иные времена ему не удалось бы дослужиться выше старшего сержанта, а он закончил войну капитаном, одним из «ультра», приближенным к узкому кругу.
   Происхождение у него было самое надежное — из семьи рабочих и крестьян, образование — равное нулю. Но он добрался до звания полковника и был счастлив и исполнен благодарности. Кроме того, ему доверили работу ответственную и секретную, одну из тех, о которых в Испании не принято говорить вслух. Ни один испанец ни при каких обстоятельствах не может знать, что Испания продает оружие, и в больших количествах, практически любому, кто изъявит желание. Официально Испания заявляет о своем отрицательном отношении к торговле оружием, как неэтичной и располагающей к дальнейшему ведению войны в мире, уже и так истекающем кровью. Но это только официально. А втихую эта страна делает на такой торговле деньги, и немалые.
   Антонио Салазар был именно тем человеком, которому можно доверить работу с секретными документами, а также решение вопроса о том, кому разрешить, а кому и отказать в выдаче экспортной лицензии. При этом было точно известно, что рот у него останется на замке.
   Вот уже четыре недели он держит в руках досье, которое и теперь лежит перед ним на столе. Некоторые документы этого досье проверены Министерством обороны, которое подтвердило, не удосужившись поинтересоваться причиной запроса, что 9-миллиметровые патроны не включены в список секретного оружия.
   Побывали эти документы в Министерстве иностранных дел, где тоже не сочли нужным поинтересоваться источником, а просто подтвердили, что продажа такого товара Ираку не противоречит внешней политике Испании. Министерство финансов поступило еще проще — подтвердило получение суммы в долларах с определенного счета Банка Популар.
   Первый лист в досье — разрешение на вывоз, с указанием количества упаковок, из Мадрида в Валенсию и дальнейшую транспортировку на борту судна «Тоскана». Следующим шел лист, требующий его собственной подписи, — лицензия на экспорт.
   Он поднял глаза на гражданского служащего, стоявшего перед его столом.
   — Почему произошли изменения?
   — Полковник, просто потому, что в порту Валенсии яблоку негде упасть уже в течение двух недель. Все забито.
   С этим полковник Салазар спорить не мог. Объяснение логично. В летние месяцы Валенсия действительно всегда запружена судами. Из соседней Гансии привозят миллионы апельсинов. И все же он не любил, когда что-нибудь менялось.
   Предпочитал, чтобы все шло согласно изначально намеченному плану. И этот заказ ему тоже не нравился. Очень уж мал.
   Слишком мал для целой национальной гвардии. На учебных стрельбищах тысяча полицейских используют такой запас боеприпасов в течение часа. Да и Шлинкеру этому он не верил, тем более, что хорошо его знал. Тот пропустил этот заказ через министерство вместе с целой пачкой других, включая 10000 артиллерийских снарядов для Сирии.
   Он снова пробежал взглядом бумаги. За окнами церковный колокол пробил час. Время ланча. В конечном счете, все бумаги оформлены правильно. Включая сертификат получателя. На каждом документе печать. Если бы хоть одна зацепка. В справке или в оформлении покупки судна у компании, которая им владела. Нет, все чисто. Приняв окончательное решение, полковник поставил свою подпись на разрешении на вывоз и протянул всю пачку служащему.
   — Ладно, — буркнул он. — Все в порядке. Кастеллон так Кастеллон.
   — Нам пришлось поменять порт погрузки с Валенсии на Кастеллон, — сказал Йоханн Шлинкер двое суток спустя. — Не было другого выхода. Порт Валенсии забит наглухо недели на две, а нам надо было позарез успеть к двадцатому.
   Кот Шеннон сидел на кровати в номере отеля «Минданао», где остановился немецкий торговец оружием.
   — Где этот Кастеллон?
   — В сорока милях севернее вдоль побережья. Порт поменьше и поспокойнее. Для вас даже лучше, чем Валенсия. Вам ведь нужно побыстрее обернуться. Торговый агент в Валенсии оповещен и поедет прямо в Кастеллон, чтобы проследить за погрузкой. Как только «Тоскана» свяжется по радио с береговой службой, ей передадут, чтобы она следовала в другой порт. Если она отправится туда немедленно, то задержка будет не более чем на два часа.
   — А как же мне попасть на борт?
   — Это уж ваше дело, — сказал Шлинкер. — Я на всякий случай предупредил агента, что матрос с «Тосканы», который десять дней назад остался в Бриндизи, должен вернуться, и назвал его имя — Кейт Браун. Как дела с вашими документами?
   — Прекрасно, в полном порядке. И паспорт, и удостоверение матроса торгового судна.
   — Агента вы найдете в таможенной конторе в Кастеллоне, как только она откроется, утром 20-го. Его зовут синьор Москар.
   — Как дела в Мадриде?
   — Разрешение на вывоз предполагает, что грузовик будет загружен под наблюдением армейского представителя между восемью вечера и полночью завтра, 19-го. В полночь он двинется в путь в сопровождении этого представителя и должен появиться у ворот гавани в Кастеллоне в шесть утра, то есть в час открытия. Если «Тоскана» появится вовремя, то уже ночью будет пришвартована у причала. Грузовик гражданский, из той же торговой фирмы, услугами которой я всегда пользуюсь. Там люди опытные и надежные. Я оставил распоряжение управляющему, чтобы он немедленно позвонил мне, как только машина отойдет от склада.
   Шеннон кивнул. Вроде бы все в порядке.
   — Я буду здесь, — сказал он и вышел.
   В тот же день он взял «мерседес» в одной широко известной прокатной фирме с филиалами в Мадриде.
   На следующий вечер, в половине одиннадцатого, он был снова со Шлинкером, и они вместе ожидали звонка. Оба нервничали, как всегда нервничают мужчины, когда успех в деталях продуманной операции зависит от посторонних. Правда, Шлинкер нервничал и по другой причине. Он знал, что если что-то сорвется, неминуемо последует детальное исследование сертификата получателя, который доставал именно он, а этот сертификат такого исследования не выдержит, поскольку не имеет чека от Министерства внутренних дел Багдада. Если это случится, то все остальные дела с Мадридом, гораздо более для него важные, будут прикрыты. Не впервые в жизни он пожалел, что связался с этим заказом, но какой скупец откажется от денег, которые сами собой идут в руки. Все равно, что самому себе надавать пощечин.
   Полночь, а звонка все нет. Половина первого — нет. Шеннон мерил шагами комнату, выплескивая свой гнев и раздражение на толстяка-немца, который все это время потягивал виски. Без двадцати час телефон зазвонил. Шлинкер бросился к аппарату и рывком снял трубку. Сказал несколько слов по-испански и замолчал.
   — Что там? — Шеннон сгорал от нетерпения.
   — Минутку, — сказал Шлинкер и поднял руку, призывая к тишине. Затем, видимо, к телефону подошел кто-то другой, и Шлинкер заговорил так быстро, что Шеннон не мог понять. Он плохо знал испанский. Наконец Шлинкер улыбнулся, несколько раз сказал в трубку «Gracias»17 и положил ее.
   — Все в порядке, — объяснил он. — Грузовик выехал со склада в Кастеллон пятнадцать минут назад в сопровождении охраны.
   Но Шеннона уже и след простыл.
   Грузовик с «мерседесом» тягаться не мог, хотя и выжимал по автостраде от Мадрида до Валенсии 100 километров в час. Сорок минут потребовалось Шеннону, чтобы выбраться из лабиринта окраинных улиц Мадрида, и он понимал, что водитель грузовика знал дорогу лучше. Зато на автостраде он взял свое — 180 километров в час. Внимательно вглядываясь во все разрывающие своим ревом ночную тишину грузовики, он наконец увидел то, что искал. Это случилось в сорока милях к западу от Валенсии, за небольшим городком Реквена.
   Выхватив из темноты светом фар армейский джип, эскортирующий крытую восьмитонку, он прочел на борту грузовика название фирмы, которую упоминал Шлинкер. Впереди грузовика ехала еще одна машина, четырехдверный военного образца автомобиль. На заднем сидении одиноко сидел офицер.
   Шеннон вдавил педаль газа в пол, и «мерседес» рванул дальше, в сторону побережья.
   У Валенсии он поехал по окружной дороге, огибающей спящий город, в сторону шоссе Е26, по направлению к Барселоне.
   Автострада вела на север от Валенсии и кишела грузовиками, везущими апельсины, и всевозможными другими машинами, нагруженными товарами с ферм. Дорога шла мимо волшебно-прекрасной крепости Сагунто, вытесанной легионерами из скалы, а позднее превращенной маврами в цитадель Ислама. Шеннон приехал в Кастеллон в начале пятого утра и поехал по направлению, указанному стрелкой, — «Puerto»18.
   Порт Кастеллон находится в пяти километрах от города, и ведет туда узкая прямая дорога, протянувшаяся до самого моря.
   Гавань и порт пропустить невозможно, так как дорога упирается прямо в них.
   По обыкновению средиземноморских портов, он делится на три части — одна для грузовых кораблей, другая для яхт и прогулочных лодок и третья — для рыболовецких суденышек. В Кастеллоне, если стоять лицом к морю, торговая гавань расположена слева и, как все порты Испании, огорожена решеткой с воротами и снабжена вооруженной охраной Гражданской Гвардии. В самом центре расположена контора начальника порта и неподалеку великолепный яхт-клуб с рестораном, чьи окна выходят с одной стороны на торговый порт, а с другой — на прогулочную и рыболовецкую стоянки. С противоположной от моря стороны конторы расположились в ряд пакгаузы.
   Шеннон свернул налево, остановил машину на обочине дороги и вышел. Пройдя по периметру приблизительно половину забора, он обнаружил ворота. В будке клевал носом привратник. Ворота оказались заперты. Пройдя немного дальше, он через прутья решетки к огромному своему облегчению увидел «Тоскану», мирно покачивающуюся на небольших волнах у дальнего причала. Он решил дождаться шести.
   Без четверти шесть он был у ворот, улыбаясь и приветливо кивая строгому представителю Гражданской Гвардии, который гордо, игнорируя все знаки внимания, смотрел в сторону. В лучах восходящего солнца он увидел армейский автомобиль, грузовик и джип, припаркованные в ста ярдах от ворот. В 6.10 у ворот появилась гражданская машина и загудела. Из нее вышел щегольски одетый коротышка-испанец. Шеннон подошел к нему.
   — Сеньор Москар?
   — Si19.
   — Меня зовут Браун. Я матрос, который должен здесь вернуться на корабль.
   Испанец удивленно поднял бровь.
   — Рог favor? Que?20.
   — Браун, — повторил Шеннон. — «Тоскана». Лицо испанца просветлело.
   — Ah, si. El marinero21. Пойдемте, прошу вас.
   Ворота открылись, и Москар показал свой пропуск. Он сказал несколько слов охраннику и таможеннику, которые открыли ворота, и показал на Шеннона. Кот несколько раз поймал слово «маринеро» и передал свой паспорт и удостоверение матроса. Потом прошел за Москаром в таможню. Час спустя он был на борту «Тосканы».
   Осмотр начался ровно в девять. Без предупреждения.
   Декларация капитана была представлена и проверена. Она оказалась в полном порядке. На причале уже стояли грузовик, армейский автомобиль и джип. Армейский капитан из сопровождающих, худой, болезненного вида, почти безгубый, разговаривал с двумя таможенниками. Через некоторое время они поднялись на борт в сопровождении Москара и проверили груз, что был указан в декларации. И не более того. Ткнулись во все укромные уголки и щели, но так и не заглянули в трюм. Открыли дверь склада, окинув взглядом ворох цепей, бочек с маслом и банок с краской, и закрыли ее. Больше всего их интересовал вопрос, почему капитану Вальденбергу понадобилось на таком маленьком судне семь человек команды. Им объяснили, что Дюпре и Вламинк — служащие компании, которые отстали от своего корабля в Бриндизи, и что по дороге в Латакию их высадят на Мальте. Удостоверений у них нет, так как они все вещи оставили на борту своего корабля. Когда Вальденберга спросили, о каком корабле идет речь, он назвал один, который видел в гавани Бриндизи. Испанцы молча смотрели на своего начальника. Он взглянул на армейского капитана, пожал плечами и удалился. Еще через двадцать минут началась погрузка.
   В половине первого «Тоскана» снялась с якоря и, покинув гавань Кастеллона, направилась в сторону мыса Сан Антонио.
   Кот Шеннон, чувствуя невероятную усталость после того, как все закончилось, и твердо зная, что теперь его уже никто остановить не в силах, стоял на палубе, облокотившись на перила, и смотрел на медленно удаляющиеся зеленые апельсиновые рощи Кастеллона. К нему подошел Карл Вальденберг.
   — Это последняя остановка?
   — Последняя, когда мы открывали люки. В Африке нам придется забрать еще нескольких человек, но пришвартовываться мы не будем. Людей подбросят на катере. Палубные рабочие, грузчики. Во всяком случае такие у меня о них сведения.
   — Но у меня лоции только до Гибралтара, — возразил Вальденберг.
   Шеннон расстегнул молнию своей ветровки и вытащил из-за пазухи целую кипу карт, половина из которых были те, что передал Эндин в Риме.
   — Вот это поможет вам добраться до Фритауна в Сьерра Леоне. Там мы бросим якорь и подберем людей. Прибыть туда нужно в полдень 2-го июля. Это время встречи.
   Капитан ушел к себе в каюту, чтобы начать работу по составлению курса, а Шеннон остался на своем посту один. Над кормой кружили чайки, бросаясь на лакомые кусочки, время от времени вылетающие из камбуза, где орудовал Чиприани, готовя ланч. Каждый новый кусочек хлеба или овощей птицы встречали восторженным пронзительным криком и камнем бросались следом.
   Если прислушаться, среди птичьего базара можно было услышать и другой звук — кто-то насвистывал «Испанский Гарлем».

 
   Далеко на севере другой корабль поднял якорь и, следуя за маленьким портовым катером-лоцманом, вышел из порта в Архангельск. Теплоход «Комаров» был совсем новым — трех лет от роду и водоизмещением более 5000 тонн.
   На мостике было тепло и уютно. Капитан и штурман стояли рядом и смотрели на проплывающие мимо левого борта причал и пакгаузы. Впереди было открытое море. В руках у обоих было по чашке черного дымящегося кофе. Рулевой вел корабль по курсу, проложенному штурманом, а слева от него светился экран радара, по которому бегала неугомонная радужная стрелка, прощупывая лежащую впереди поверхность океана, где можно встретить ледяные глыбы айсбергов, которые никогда не тают, даже самым жарким летом.
   На корме, прислонившись к перилам, стояли два человека и смотрели вслед удаляющемуся русскому арктическому порту. Над головами у них развевался красный флаг со скрещенными серпом и молотом. Профессор Иванов зажал в зубах смятый картонный фильтр папиросы и втянул носом холодный просоленный воздух.
   Оба были тепло одеты, поскольку даже в июне на Белом море нельзя одеться по-летнему. Рядом с профессором стоял молодой начинающий геолог, взволнованный первой в жизни заграничной командировкой.
   — Товарищ профессор...
   Иванов вынул изо рта окурок и выбросил за борт, в пенящуюся белой гривой волну.
   — Знаете, друг мой, — перебил он геолога, — поскольку мы с вами теперь уже, как говорится, в одной упряжке, называйте меня просто Михаилом Михайловичем.
   — Но в институте...
   — Мы же с вами не в институте. Мы на борту корабля. И в течение ближайших месяцев и здесь, и в джунглях должны будем жить бок о бок.
   — Понятно, — сказал молодой человек, но, по всей видимости, доводы профессора его не убедили. — Вы когда-нибудь раньше бывали в Зангаро?
   — Нет, — сказал учитель.
   — А вообще в Африке? — настаивал пытливый ученик.
   — В Гане.
   — Что она из себя представляет?
   — Джунгли, болота, москиты, змеи и люди, которые не понимают ни черта из того, что вы им говорите.
   — Но по-английски-то они понимают. А мы с вами оба говорим по-английски.