Форсит Кейт. Пруд двух лун

   Нахмурившись, Латифа сжала кольцо.
   — Путь до Лукерсирея слишком дальний и опасный, чтобы ты смогла отправиться туда в одиночку, — сказала она. — В особенности из-за какого-то сна. Лишь очень немногие владеют способностью ходить по Дороге Грез, а ты всего-навсего начинающая ведьма — я не видела ни намека на то, что у тебя есть этот Талант! Если бы Мегэн хотела, чтобы я отдала Ключ в твои руки, она сказала бы об этом мне. Но она не отвечает мне, когда я пытаюсь связаться с ней, и мы ничего не слыхали о ней с тех пор, как она исчезла. Я не могу отдать Ключ только потому, что тебе приснился кошмар.
   — Но Мегэн же сказала...
   Голос кухарки смягчился.
   — Вполне естественно, что она тебе снится, ведь ты беспокоишься о ней. А ты девочка впечатлительная, я вижу, что ты плохо спишь в последнее время. Сны — странная штука, детка, часто они всего лишь обрывки спящего сознания.
   — Но почему тогда мне снился Лукерсирей, ведь он для меня ничего не значит...
   Кухарка пожала плечами.
   — Лукерсирей — знаменитый город, окруженный радугами и старинными преданиями. Думаю, вполне естественно, что он тебе снится. — Несмотря на то, что ее слова были ласковыми, в голосе Латифы зазвучала сталь, и она собственническим жестом погладила кольцо.
   — Но...
   — Это был всего лишь сон, девочка. Забудь о нем.
   С того дня Мегэн буквально поселилась в снах Изабо, как и прекрасный мужчина с золотистыми глазами и странное незнакомое существо, дарившие ей ощущение невыносимого блаженства. Они снились ей почти так же часто, как и огонь и кровь. Отчаявшись, Изабо начала пить на ночь ромашковый чай, но даже в самом глубоком сне эти сновидения все равно продолжали преследовать ее.
   В дневное время гостей развлекали циркачи и трубадуры, а сады превратились в что-то вроде ярмарки, с палатками, предлагающими шербеты, желе и чаши с ледяным бельфрутовым вином. Мужчины, собравшись небольшими группками в уголках, вели неспешные беседы, время от времени заканчивающиеся поединком на мечах или состязанием в борьбе. Женщины перемывали кости окружающим и кокетничали, прикрываясь веерами.
   Изабо была исполнена любопытства и праздничного возбуждения. Это уже больше походило на ее представления о жизни во дворце Ри — двор, полный прионнса и банприоннса в великолепных одеждах, плетущих свои интриги. Ей очень хотелось послушать, что будет происходить на Ламмасском Соборе, и она раздумывала, как бы ей найти способ спрятаться где-нибудь в зале. Она сможет подслушать что-нибудь интересное для Мегэн и реабилитировать себя в глазах своей опекунши. Изабо никак не могла отделаться от чувства, что она потерпела неудачу, несмотря на то, что две части Ключа были успешно соединены. Расставаясь с Мегэн, она была слишком уверена в себе, но лишь помощь Селестины позволила ей вообще завершить путешествие. Теперь, когда здоровье и силы Изабо потихоньку начали восстанавливаться, она снова хотела участвовать в сопротивлении.
   Утром Ламмаса, когда они с Латифой делали толстые желтые свечи для ламмасского шабаша, она пылко выразила свое желание старой кухарке.
   — Значит, ты хочешь послушать, о чем будут говорить прионнса? — спросила та. — Что ж, ты усердно трудилась и теперь умеешь неплохо защищать свои мысли. Я разрешу тебе слушать вместе со мной, но ты должна тщательно следить за своими мыслями.
   — Так ты собиралась наблюдать за Ламмасским Собором?
   Латифа улыбнулась ей, и ее маленькие глазки-изюминки затерялись в складках кожи.
   — Ну да. А ты думала, я упущу такую возможность? Ну разумеется, я должна послушать. Но это очень опасно, Изабо. Я разрешу тебе подглядывать вместе со мной, только если ты будешь вести себя тихо, как мышка.
   Изабо взволнованно кивнула.
   — Да я имею в виду не твое тело, поскольку мы будем очень далеко от зала. Я говорю о твоем разуме, девочка. Эта мерзкая служанка Банри тоже будет смотреть и слушать, а нам нельзя привлекать ее внимание. Поэтому тебе придется скрутить свои нетерпеливые мысли и запереть их на замок.
   Изабо снова кивнула, уверенная, что ей по силам справиться с этой задачей. За последние несколько месяцев она очень многое узнала о том, как скрывать свои мысли, и теперь могла спрятать их даже от Латифы, что немало раздражало кухарку.
   Они наблюдали за собранием, надежно скрытые в уединении комнаты Латифы. Старая кухарка разожгла повсюду свечи, сделанные из мурквоуда, боярышника и роз, помогавшие в ворожбе и ясновидении. Изабо очень заинтересовало то, что Латифа добавляла в свечи драгоценные эссенции, чтобы усилить свои Умения, и девушка приберегла эти рецепты на будущее.
   Латифа велела Изабо пристально смотреть в огонь. Чувствуя, как душистый дым затуманивает все ее чувства, она постепенно перестала замечать все вокруг, кроме игры темноты и пламени. Комната за ее спиной померкла, ее охватило ощущение невесомости и головокружения — как будто она взлетела. Чувство было таким, словно Латифа коснулась ее макушки, но это не было физическим прикосновением. Ее точно подняло в воздух, как будто Латифа тащила ее за волосы. Она не видела ничего, кроме пламени, но ей казалось, что она поворачивается, вплетаясь в материю Латифы, как прядь шерсти вплетается в нить. Потом она почувствовала, что несется куда-то, становясь маленькой и невесомой, точно пылинка, танцующая в солнечном луче. Потом она различила в углях какие-то силуэты и услышала слова.
   Гвинет Ник-Шан описывала ужасы, творящиеся на побережье Шантана и Рураха после вторжения Фэйргов. Многие рыбаки и морские охотники были зверски убиты; прибрежные деревушки от бухты Морриган до реки Вальфрам страдали от набегов; судоходство прекратилось, поскольку лодки пробивали и переворачивали из-под воды; а горные деревни кишели беженцами, которым не хватало хлеба, ведь торговые корабли из Риссмадилла так и не пришли.
   — Кроме того, — сдержанно продолжила банприоннса, — продолжительное отсутствие моего мужа, Мак-Рураха, затрудняет разрешение наших проблем.
   — Прионнса находится в отлучке по поручению Ри и не может быть отозван, — прошипела Сани. Изабо удивилась, почему Ри не высказался сам. Она попыталась увидеть служанку Банри, но на огненной картине ее фигура вырисовывалась лишь темным сгорбленным силуэтом.
   Мак-Ахерн сказал, что его люди просто ушли с побережья Тирейча вглубь страны, забрав с собой свои фургоны. Но это лишило их возможности тренировать лошадей в песчаных дюнах и разнообразить свое питание рыбой и моллюсками. Жители Тирейча также были опытными и умелыми торговцами и жалели о прекращении ярмарок. За пять лет, прошедшие с тех пор, как Фэйрги возобновили свои набеги, летние ярмарки постепенно хирели и перестали существовать совсем, что сильно подорвало благосостояние людей Мак-Ахерна.
   Мак-Синн изо всех сил пытался скрыть чувство горечи от предательства Ри, но оно сквозило в каждом его слове. Его страна была захвачена Фэйргами, его люди жестоко убиты, а он сам, лорд клана Мак-Синнов и прямой потомок Синнадар Сирены, стал беженцем, зависящим от милости чужих людей. Его старший сын был убит в битве с Фэйргами, дочь погибла, пытаясь бежать, а последнего оставшегося в живых сына похитили прямо из дворца Ри.
   — Если бы мы решительно ударили по Фэйргам и выбили их из Каррига еще тогда, когда они впервые вторглись туда, возможно, теперь вся страна не страдала бы так, — сказал он пылко. — Они превратили мои земли в свой оплот и использовали все для того, чтобы напасть на другие земли. Нам следовало задавить их в зародыше еще пять лет назад! Но лучше поздно, чем никогда.
   Мак-Танах не понес существенных человеческих потерь, поскольку Блессем был защищен от моря Стеной Эйдана, но тем не менее ему тоже было что сказать. Множество пропавших детей было родом из его земель, а двое из них были из его рода и являлись потомками самой Эйслинны Грезящей.
   — Нужно что-то делать, чтобы выяснить, кто похищает наших детей, — воскликнул он.
   Он пожаловался и на полчища опасных существ, наводнивших Эслинн, из-за них охотники, углежоги, лесники и рудокопы боялись заниматься своей работой. Мак-Танаху был нужен металл, чтобы делать плуги, уголь для чанов с виски и древесина, чтобы строить новые фермы.
   — Почему ваши Красные Стражи не очистят леса от этих ужасных рогатых тварей, вместо того, чтобы пьянствовать и волочиться за женщинами? Мое зерно гниет в портах, а в Шантане скоро начнутся голодные бунты. Мы должны снова открыть торговые пути!
   Его слова вызвали шум в зале, ибо военный флот, который послали на север еще на Купалу, просто исчез. С тех пор, как корабли вышли из залива в Мьюир-Финн, о них не было ни слуху, ни духу. Дугалл Мак-Бренн из Равеншо сказал, что люди его отца видели их в море, но мимо устья реки Вальфрам они так и не проходили.
   — Я слышал, что в море снова появились пираты, — сказал Дугалл. — По всей видимости, они скрываются на Прекрасных Островах. Не могли ли они напасть на наш флот?
   — Должно быть, это Фэйрги, — заявил Адмирал королевского флота. — Мои моряки в состоянии отразить нападение этих мерзких пиратов. Только Фэйрги — с их морскими змеями и китами — могут потопить целый флот.
   На него тут же со всех сторон накинулись с критикой, и ему пришлось защищаться.
   — Вы должны понимать, милорды, что за последние почти пятнадцать лет флот никак не обновлялся. Его Высочество Ри сказал, что Фэйрги разбиты, а деньги нужны ему на другие цели. Мы содержали лишь минимально необходимый флот, да и то многие корабли устарели и в плохом состоянии. Большинство наших людей забрали на службу в Красные Стражи, так что наши силы очень подорваны. Нельзя ли отозвать их обратно во флот, чтобы помочь нам привести корабли в порядок?
   — Красные Стражи нужны нам, чтобы усмирить мятежников, — отозвалась Сани. — На самом деле, Ри подписал указ, чтобы каждый клан дал нам еще по двести человек.
   По всему залу пронеслись вздохи и стоны. Сани сказала любезно:
   — Я знаю, что все вы хотите положить конец мятежу, ибо эти гнусные выродки рыщут по всей стране.
   — А как же Фэйрги? — воскликнул Мак-Синн. — Они же куда опаснее, чем горстка непокорных юнцов!
   — Думаю, Ри виднее, что сильнее угрожает стране, — прошипела Сани.
   Дугалл задал вопрос о Лодестаре.
   — Ходят слухи, — сказал он своим холодным насмешливым голосом, — что Лодестар был вовсе не уничтожен ведьмами в День Расплаты, а спрятан где-то в руинах Башни Двух Лун. Ведь наш благословенный Ри несомненно знал бы, если бы Лодестар до сих пор был цел? Это наше самое действенное оружие против Фэйргов, а теперь, возможно, и вообще единственное.
   — Я не знаю, Дугалл, — впервые за все время раздался тихий и слабый голос Ри. — Я долго слышал песнь Лодестара и думал, что он до сих пор должен был быть цел и невредим. Но песня затихла, и теперь я знаю, что это лишь мои воспоминания, которые мучают меня. Лодестар уничтожила Мегэн Повелительница Зверей, а я считал, что она неспособна на это. Но она безжалостная и бессердечная ведьма, а сил у нее было явно достаточно, чтобы подавить силы Наследия Эйдана, так что никакой надежды нет. Мы не можем рассчитывать на то, что Лодестар поможет нам отогнать Фэйргов.
   Собор превратился в желчную свару. Линли Мак-Синн с горечью в голосе, который не попытался даже понизить, сказал, что убийство ведьм не принесло им никакой пользы, а лишь сделало оставшихся в живых совершенно беззащитными перед Фэйргами. Аласдер Мак-Танах зашикал на него, назвав его речь изменнической. Мак-Синн огрызнулся:
   — А мне плевать. Это правда. Тысячу лет ведьмы защищали нас от свирепого морского народа, а теперь, когда их не осталось, у нас нет никакой защиты, и мы можем лишь покинуть побережья. А без возможности свободно плавать по морям мы не выживем!
   Спор заходил все дальше и дальше, и обстановка начала накаляться. Ри вступал в спор совсем редко, а когда делал это, казалось, что он почти не слушал, о чем говорили. Майи не было, но ее служанка Сани говорила так уверенно, точно сама была Банри, и никто не осмеливался ни перечить ей, ни выказывать неуважения.
   И действительно, под конец Собора ее голос звучал чаще всех остальных, и она говорила от имени Ри, как будто была его женой. Изабо показалось, что она искусно подогревает напряжение и нерешительность, вместо того, чтобы искать решение проблем, но никто другой, похоже, не заметил, как она подзуживала Мак-Синна и дразнила Адмирала, а если кто-то и заметил, то ни один из них не осмелился ничего сказать. Она даже высмеяла родственника Ри, Дугалла, когда тот начал настаивать на том, чтобы они направили все средства на восстановление флота, строительство новых кораблей и защиту побережья. Несколькими ловкими фразами она выставила его пустоголовым франтом, спустившим все свое наследство на игру в карты и роскошную одежду.
   Затем приняли Маргрит Эрранскую и главу дипломатической миссии из Тирсолера. Ник-Фоган выступила с заверениями в своем дружественном отношении, предложив помочь Эйлианану в борьбе с Фэйргами людьми и припасами. Джаспер поблагодарил ее и принял ее помощь, правда, довольно осторожно.
   Барон Невилл Сен-Клер произнес длинную и цветистую речь об их общих предках и необходимости сплотиться перед лицом надвигающейся опасности. Он рассказал о том, как Фэйрги опустошали их северное побережье в последние несколько лет. Филде попыталась заключить с Фэйргами мирный договор, но их посланцы вернулись обратно с отрубленными руками и языками.
   Затем он тактично коснулся собственных потерь Ри и со множеством цветистых оборотов попросил разрешения пропустить флотилию торговых кораблей торговать в Дан-Горме, упомянув об их нужде в зерне, вине, соли и стекле.
   При этих словах постоянные возражения Мак-Танаха стали менее настойчивыми. Прионнса Блессема очень подозрительно относился к Ярким Солдатам и выступал против них. Однако, стоило лишь барону Невиллу заговорить о торговле, как его возражения иссякли, хотя он и пробормотал на ухо Ри что-то насчет кошмаров, снившихся его родственнице.
   — Лучше бы нам быть осторожными, — пробурчал он.
   Он явно не хотел, чтобы его услышали другие прионнса, хотя Латифа и Изабо отчетливо разобрали его слова благодаря способностям кухарки к усилению звуков. Сани, наделенная острым слухом, тоже услышала его и прошипела:
   — Вы собираетесь поставить под угрозу важное торговое соглашение из-за того, что вашей родственнице что-то приснилось?
   — Она — Ник-Эйслин, — многозначительно заявил прионнса, но Ри или не слышал, или не придал его словам значения, поскольку ничего не ответила на это. Мак-Танах, откинувшись на спинку своего кресла, пожал плечами. Изабо подумала, а не мучили ли родственницу Мак-Танаха те же кошмары, что и ее — башни в тумане, языки пламени, солдаты в серебряных доспехах, ревущие: «Смерть! Смерть!», льющаяся ручьями кровь.
   Когда барон Сен-Клер, наконец, закончил, Ри со вздохом сказал:
   — Благодарю вас, милорд. Это, разумеется, нужно обдумать. Возможно, вы подождете в вестибюле, пока мы выслушаем мнение наших прионнса.
   Барон Невилл и его сторонники довольно неохотно вышли из зала, а оставшиеся снова принялись спорить. Злобные замечания Сани заставляли умолкнуть всех, кто выступал против тирсолерцев. Когда Ламмасский Собор, наконец, завершился, разногласия между прионнса и Ри были глубже, чем когда-либо до этого. Единственное, по поводу чего удалось достичь согласия, было разрешение флоту Яркой Страны пройти через шлюзы в озеро Бертфэйн. Изабо очень удивилась почему только ей одной заверения Ярких Солдат в дружбе показались лживыми. Даже Латифа пришла в возбуждение при мысли о ярмарке, гадая вслух, не привезут ли тирсолерцы пламенник.
   — Я уже сто лет не делала рагу с пламенником, — сказала она, спеша вместе с Изабо обратно в кухню. — Если даже оно не сможет поднять аппетит Джаспера, тогда ничто не сможет!
 
   Празднества длились целую неделю, завершившись Всеобщими Скачками, когда все горожане отправились на верховую прогулку, стегая ивовыми прутами пограничные столбы, чтобы они остались в общественной памяти. Это был шумный парад, сопровождаемый всеобщим весельем и винопитием, который закончился праздником на главной площади Дан-Горма. Обычно в конце Всеобщих Скачек Ри легонько стегали прутиками, чтобы напомнить ему о том, что он всего лишь слуга народа, но в этом году он был слишком болен, чтобы выйти из дворца.
   Изабо думала, что ей будет некогда прохлаждаться, но через два дня после Ламмаса Латифа обнаружила, что у нее закончились все запасы очитка, использовавшегося для лечения Ри. Никто лучше Изабо не знал, где найти целебные травы, поэтому ее и послали в лес. Она не сказала Латифе, что точно знает, где растет это редкое растение, решив выкроить себе несколько часов и погулять с Лазарем. Сначала она съездила на полянку, где на развалинах старого дома набрала очитков и аккуратно спрятала их в карман своего фартука. Потом они с Лазарем поскакали по лесу, наслаждаясь теплым деньком.
   Она пыталась держаться от моря подальше, но Лазарь сам свернул в ту сторону, и она немного виновато подумала, что не будет никакого вреда, если она взглянет на море одним глазком. Вскоре в воздухе начал явственно ощущаться соленый морской бриз и послышался грохот бьющихся о скалы волн. Она подъехала к мысу, где море устремлялось в отверстие в скалах, взлетая в небо фонтаном соленых брызг и производя зловещий шум. Эти звуки пугали Лазаря, поэтому она отпустила его пастись, а сама улеглась на краю утеса, глядя на, беспокойно вздымающееся и опускающееся море. Она почти уже собралась возвращаться домой, когда услышала за спиной легкие шаги.
   — Вижу, ты не прислушалась к моему совету держаться от моря подальше, — сказал хрипловатый голос.
   — Нет, — ответила Изабо. — Но я больше не спускалась на пляж.
   — Боишься песчаных скорпионов? — спросила ее черноволосая знакомая. — Изабо кивнула, и женщина, презрительно фыркнув, сказала: — Ну, они выходят только на рассвете и на закате, так что сейчас их бояться нечего.
   — Значит, мы можем спуститься?
   Женщина нахмурилась, потом пожала плечами и ответила:
   — А почему бы и нет? — Но, встав на лестницу, остановилась, передумав. — Нет, я знаю гораздо лучшее место, где можно спуститься на пляж. Пойдем, я покажу тебе.
   Изабо разрывалась на части. Ей очень хотелось продолжить знакомство с черноволосой женщиной, но она боялась, как бы та не увидела Лазаря, щиплющего травку на поляне. Но если она прикажет Лазарю уходить, то не сможет добраться до дома.
   Поразмыслив некоторое время, она все-таки послала жеребцу мысленный приказ, а потом пошла за женщиной по краю утеса к реке. Так, объяснила женщина, гуляя по песчаным дюнам Стрэнда, они могли избежать опасных скал и утесов побережья Равеншо.
   Сначала им пришлось перейти реку — но женщина привела ее к одному из множества массивных шлюзов, перекрывавших поток, и всего за несколько минут они перебрались на другой берег по узким мосткам над огромными железными балками. Изабо загляделась на шлюзы, зачарованная резким перепадом между уровнем воды в Бертфэйне и в заливе по другую сторону дамбы.
   — Как тебя зовут? — спросила женщина.
   — Изабо, — ответила она застенчиво. — Хотя большинство называет меня Рыжей.
   — Не трудно догадаться почему!
   — А как тебя зовут?
   Женщина немного поколебалась, но потом ответила:
   — Мораг.
   Мораг была по-настоящему таинственной личностью. Она все время куталась в свой плед, а когда они шли по песку, то не сняла башмаков и не заткнула подолы юбок за пояс, как сделала Изабо. Она ничего не рассказывала о себе, уходя от ответа, когда Изабо пыталась расспросить ее, давала загадочные ответы на вопросы, где она родилась и где живет, а иногда и вовсе не отвечала. Изабо не настаивала, поскольку сама не хотела обсуждать подобные темы, и ни словом, ни намеком не коснулась своей собственной тайной жизни, хотя и сильно подозревала, что Мораг и сама была ведьмой. Ибо не было, казалось, ничего такого, чего она не знала бы о море.
   Она начертила на песке схему, объясняющую влияние лун на приливы и отливы, и показала, как можно определить, насколько высокой будет приливная волна. Глаза Изабо расширились от удивления, когда она увидела водоросли, присохшие к камням вала в пятидесяти футах над ее головой. Мораг набрала для нее морского винограда и научила ее определять, когда его можно есть. Они тыкали мурену палкой и смотрели, как она стегает по воде своим флюоресцирующим хвостом. Мораг даже раскопала гнездо песчаного скорпиона, показав ей крошечное, но смертельно опасное существо, прятавшее голову под хвостом, чтобы защитить бусинки глаз от солнечного света.
   Увлекшись, Мораг не заметила, как плед съехал у нее с плеч, и Изабо впервые обратила внимание на то, что та ждет ребенка. То, как она автоматически прикрывала свой живот, напомнило Изабо о беременной женщине, которую она видела как-то в горной деревушке. Той женщине оставалось до родов гораздо меньше, поэтому ее живот был значительно больше, и все же ее осанка, кулак на пояснице, чтобы облегчить боль в спине, и даже мечтательное отсутствующее выражение, время от времени мелькавшее на лице Мораг, безошибочно напомнили Изабо ту горянку.
   — Мораг! — вскрикнула Изабо. — У тебя будет малыш! Я и не подозревала.
   — Да, — ответила та, инстинктивно погладив выступающий живот. — Но до этого еще несколько месяцев.
   — Твой муж, должно быть, рад без памяти, — воскликнула Изабо, надеясь вытянуть еще немного информации о жизни загадочной знакомой. Но Мораг лишь кивнула, улыбнулась и сменила тему.
   Обратный путь с пляжа во дворец был длинным и трудным. К тому времени, когда Изабо доплелась до перекидного моста, она стерла все ноги и ужасно устала, но ее глаза стали от возбуждения еще более синими, чем морская вода. За один-единственный день она узнала о море больше, чем за все годы обучения у Мегэн.
   Вернувшись на кухню, Изабо получила жестокую выволочку за то, что так задержалась, и Латифа пообещала, что больше никуда ее не отпустит, если она будет позволять себе такие вольности. Вздохнув, она вернулась на свою табуретку у вертела и принялась мечтать о море. Возможно, когда-нибудь ей удастся увидеть морского змея, или голубого кита, или даже Фэйрга. Мораг описала ей, как эти таинственные морские жители с песнями и свистом плывут по волнам, ныряя за жемчужинами, а их дети цепляются за длинные волосы своих матерей, и Изабо решила, что это должно быть восхитительное зрелище.
   Девушка договорилась встретиться со своей новой подругой через неделю, так что в назначенный день она ускользнула из кухни, не сказав никому, куда идет, в надежде, что Латифа решит, что она выполняет поручение какой-нибудь другой служанки, или будет так занята, что вообще ее не хватится.
   Но была у Изабо и еще одна причина, чтобы отправиться в лес. Повелители лошадей из Тирейча просто очаровали ее, и ей не давал покоя тот факт, что волшебное седло и узда до сих пор находились |у нее. Облачная Тень сказала ей, что упряжь принадлежала клану Мак-Ахернов и что ее потеря очень их печалила, поэтому Изабо приняла решение вернуть им пропажу.
   Как и обычно, Изабо поехала верхом на Лазаре, который каким-то сверхъестественным образом всегда знал, когда понадобится ей. Девушке оставалось лишь дойти до опушки, а жеребец уже поджидал ее там, пританцовывая от радости, что видит ее. В то утро она направила его к дереву, в котором спрятала узду и седло, и некоторое время усердно полировала его потертую кожу. Затем она оседлала Лазаря, который покорился магической упряжи, как никогда бы не покорился никакой другой форме принуждения.
   Изабо пустила Лазаря в галоп по длинным лесным лугам, и ее взъерошенные кудри загорелись на солнце так же ярко, как и его грива. Конь и наездница двигались в одинаковом ритме, точно слившись воедино. Никогда еще Изабо не ощущала магию Седла Ахерна столь полно; ощущение было таким, будто от копыт Лазаря отскакивают искры, словно они вот-вот оторвутся от земли и понесутся по сверкающим солнечным лучам прямо в пылающее сердце солнца.
   Наконец Изабо осадила Лазаря и склонилась вперед, зарывшись лицом в его гриву и гладя влажную шею жеребца. Она уже жалела о своем решении. Седло позволило им с Лазарем проскакать из Элинна в Риссмадилл за небывало короткое время и дало обоим силы держаться еще долго после того, как их естественные силы были исчерпаны до дна. Теперь, когда они оба были снова полны сил, упряжь делала жеребца быстрым, точно птица, а ее саму — такой же искусной наездницей, как любой тигернан.
   Эта стремительная скачка привела их к тракту, выходившему из западных ворот и скрывавшемуся в лесу. Это был основной маршрут из Риссмадилла в западные земли, и именно по этой дороге повелители лошадей должны были возвращаться домой.
   Изабо сняла седло и отвела жеребца обратно в лес, потом уселась на придорожном камне и начала ждать. Сначала она услышала их — негромкий гул, от которого задрожала земля и начали осыпаться листья. Потом она почуяла их — резкий запах лошадей, пота и пыли — и лишь после этого на повороте дороги показалось облако пыли. Она поднялась, обтерев влажные от волнения руки о юбку. Кавалькада завернула за поворот, ветер подхватил затрепетавшие флаги и вымпелы, солнце засверкало на металлических мундштуках и кольцах. Впереди гарцевал высокий рогатый жеребец с радужными крыльями и отливавшей золотом шкурой.