Фостер Алан Дин. Последнее приключение Флинкса

   По мнению Клэрити мини-драконша оставалась такой же, как и прежде, но кто станет спорить с хозяином?
   — Порт и прилегающие к нему службы остались нетронутыми. Уверена, что там тебе помогут решить все твои проблемы с питомцами.
   Обе женщины проводили Флинкса взглядом. Первой нарушила молчание Вандерворт.
   — Однако какой удивительный молодой человек! Жаль, что его не интересует биомеханика. Уверена, что он бы мог сделать в этой области большие успехи.
   — Это только первые шаги, — возразила Клэрити. — Тебе доводилось слышать об эмоциональных связях, которые могут устанавливаться между людьми и аляспинскими летучими змеями?
   — Нет, но судя по твоим словам, именно так и обстоит дело с нашим знакомым и его питомцами.
   — Но все гораздо сложнее. Эти сумакреа, которых мы обнаружили, тоже эмпатические телепаты. Это их способ общения. Помимо того они используют нечто вроде зачаточного языка, но их эмоциональный язык развит у них гораздо сильнее.
   Вандерворт задумалась над сказанным Клэрити.
   — Если то, что ты говоришь, правда, тогда, милочка, средства, отпускаемые на исследования Тоннеля, должны быть увеличены по меньшей мере в четыре раза. Но это при условии, что те организации, которые выделяют средства, способны заглянуть в будущее. Пусть даже с коммерческой точки зрения это открытие не сулит доходов, но любой результат пойдет во благо. Ведь вследствие всего этого можно ожидать значительного расширения официальных правительственных структур, а значит, и помощи на восстановление нашей фирмы. Как ученый, я аплодирую твоему упорству. Пока что в пределах Содружества, Империи и в прилегающих областях не зафиксировано ни одного случая обнаружения телепатических видов. Правда, ты говоришь, что они не являются телепатическим видом в привычном смысле этого слова.
   — Они телепаты на эмоциональном уровне. Точно так же, как летучие змеи и наш замечательный Флинкс.
   Вандерворт снисходительно улыбнулась.
   — Ну, детка, ведь если между ним и летающим созданием существует взаимная привязанность, это вовсе не означает, что он какой-то особенный.
   — Как раз очень даже особенный! Эйми, он разговаривал с сумакреа. Ведь только благодаря этому мы смогли вернуться назад в колонию. Он разговаривал с ними, включившись в какой-то непостижимый для нас обмен эмоциями! Ему удалось подружиться с ними и убедить их вывести нас в безопасное место.
   — Чушь собачья! Ты просто неверно интерпретируешь то, что видела или слышала. Он не общался с ними, он просто излучал эмоциональное поле, точно так же, как ты и ваш приятель-транкс. А эти сумакреа или как их там, они…
   — Они сами себя так назвали.
   — Пусть так. Они просто догадались, какие чувства вы испытываете, разгадали вашу тоску, ваше желание вернуться домой и поэтому учтиво вызвались проводить вас назад.
   — Извини, Эйми, но все было вовсе не так. Флинкс в действительности эмоциональный телепат, как и сумакреа. Он может устанавливать такую связь и с людьми. Он может сказать, какие чувства я испытываю в каждый конкретный момент.
   Вандерворт насупилась.
   — Такого не может быть, моя дорогая. Человечество изучало телепатию на протяжении вот уже более тысячи лет и сделало вывод, что телепатов просто не существует, даже на эмпатическом уровне. Я допускаю, что твой Флинкс способен излучать эмоциональное поле более интенсивно, нежели остальные, но чтобы читать чувства? Нет, ты что-то недопоняла.
   Вандерворт выпрямилась, сидя в постели, а затем, откинувшись на подушки, покачала головой и принялась поглаживать больную руку.
   — Просто он весьма наблюдательный молодой человек и наверняка способный убеждать, — продолжала Вандерворт.
   Возможно, всему виной было охватившее Клэрити возбуждение, а возможно, желание во что бы то ни стало убедить подругу.
   — Он подвергся генным изменениям, — выпалила она. — Надеюсь, ты когда-нибудь слыхала о запрещенной организации, так называемом Обществе Облагораживателей?
   Если кто-то и способен понимать все с полуслова, так это Эйми Вандерворт — женщина-ученый с сорокалетним стажем работы в области генной инженерии, биомеханики и смежных наук, а также с большим опытом руководства научными исследованиями.
   Что ж, Клэрити не постигло разочарование. Вандерворт отреагировала, как будто ее ужалили. Она тотчас выпрямилась и уставилась на коллегу, затем медленно откинулась на подушку. Так она и лежала, переплетая пальцы, пока до нее не дошло, что это может нанести вред больной руке. В раздражении она остановилась.
   Когда она заговорила, голос ее звучал ровно, вежливо и сдержанно.
   — Откуда у тебя такое предположение? И никаких «милочка» или «дорогая моя». Холодный, деловой тон.
   — Он сам мне сказал. — Клэрити пыталась вспомнить, как это произошло.
   — Мы стали близки. Если не ошибаюсь, ему тогда хотелось излить кому-нибудь душу. Нет, не хотелось, а требовалось. Ведь с каждым годом ему все труднее удержать это в себе.
   — Так значит, мой лучший генный инженер в свободное от работы время понемногу занимается психологией? А тебе не приходило в голову, что он просто хотел произвести на тебя впечатление? А может быть, просто морочил голову?
   — Это вовсе не для того, чтобы производить впечатление. И тому у него есть доказательства гораздо более убедительные, чем самые лучшие из слов. По-моему, он пошел на эту откровенность потому, что между нами возникла близость, а он хотел сохранить некоторую дистанцию.
   — Какой, однако, обаятельный молодой человек! — задумчиво произнесла Вандерворт. — Разумеется, он прав. Вам непременно надо сохранять дистанцию. Держись от него на расстоянии, моя дорогая. Не позволяй себе чересчур увлекаться им, не дай вскружить себе голову.
   Пришел черед Клэрити недоумевать.
   — Но почему? Что в этом плохого? Неужели только из-за того, что шайке беспринципных мерзавцев взбрело в голову позабавиться с его ДНК еще до того, как он родился? Неужели он от этого сразу превратился в чудовище? Ты ведь сама сказала, какой он исключительный молодой человек — спокойный, вежливый, рассудительный, привлекательный. Правда, сам он так не считает. А еще отважный и мужественный. Ведь ради меня он подвергал себя опасности не раз и не два. Скажи, какое из этих качеств должно настораживать меня? Признаюсь, не всегда приятно думать, что мужчина рядом с тобой прекрасно знает, какие чувства ты испытываешь, но ведь он же неспособен читать мысли. И если он действительно тот, за кого себя выдает — эмоциональный телепат — я не вижу причин его опасаться.
   — Ты для него просто находка, Клэрити. И вообще-то ты права. Если он всего-навсего эмоциональный телепат, тебе нет причин его опасаться. Но вот это как раз нам и неизвестно. Мы не знаем, мы не представляем себе, кем он может еще оказаться. Вдруг кем-то еще, в чем ему не хочется признаться? Или о чем он сам не догадывается? Ведь это так и есть — никто, включая его самого, не ведает, кем он может стать, несмотря на все его обаяние.
   — Значит, ты полагаешь, что он может измениться и стать тем, кого следует опасаться?
   — Я всего лишь хочу сказать, что раз дело касается результатов деятельности Общества Облагораживателей, ни в чем нельзя быть уверенным, ничего нельзя предсказать. Члены Общества принадлежали к числу самых талантливых генинженеров нашего времени. И одновременно самых неуравновешенных. Они пытались сотворить то, что никому бы никогда и в голову не пришло. И при этом совершенно не задумывались о последствиях. Большинство же их жертв вызывало содрогание. Лишь в некоторых из них угадывались человеческие существа. А несколько, считанные единицы, так и не были найдены. Так что тело и душа твоего молодого человека подобны бомбе с часовым механизмом. Только время взрыва неизвестно. Сейчас, возможно, он почти нормален, в зависимости от того, насколько этот эмпатический талант, который он себе приписывает, действительно присущ ему. Твой Флинкс может остаться нормальным еще долгие годы. А потом совершенно неожиданно могут дать знать о себе те изменения, что накопились в его душе и теле, во всей его личности. Как, по-твоему, почему деятельности Облагораживателей так быстро был положен конец?
   — Потому что евгенические опыты над людьми запрещены самой Церковью.
   Вандерворт лукаво улыбнулась.
   — И не только поэтому, моя дорогая. Облагораживатели замахнулись на нечто такое, что превосходило их собственные возможности, они пытались вмешаться в святое святых человеческой природы. Они поставили себе задачу улучшить ее — уничтожить серьезные заболевания еще в генах, устранить последствия старения, увеличить физическую выносливость и повысить уровень интеллектуального развития. Что ж, это было бы прекрасно. Но они пытались производить и другие опыты. От некоторых становится страшно. Они пытались переделать человеческое тело, приспособить его для того, к чему оно вовсе не предназначено, к тому, что вовсе недостижимо для человека. Они пытались запустить ускоренный эволюционный механизм, чтобы перескочить некоторые стадии развития. Так что дело не ограничивалось только косметическими усовершенствованиями.
   Вандерворт посмотрела на свою руку в пластиковом лангете.
   — Слишком много, пугающе много их экспериментов кончилось позорным провалом. Для целого ряда жертв смерть стала спасительным избавлением. Кое-что мне доводилось видеть своими глазами. Тогда я была еще молода и только начинала проявлять интерес к генной инженерии. Повзрослев, я, как это часто случается, обнаружила, что во мне проснулся какой-то патологический интерес к Обществу и его деятельности. Через эту стадию проходит любой, кто изучает генную инженерию. Люди пытаются докопаться до истины, что почти невозможно. А то, что удается узнать, наводит на мысль, что Облагораживатели в равной степени были блестящими учеными и безумцами. Это тот случай, когда научная мысль и инженерный талант словно срываются с цепи.
   — Ты многое помнишь, — заметила Клэрити. — А что в конечном счете стало с ними? Я тоже кое-что читала, будучи студенткой. Интересно, насколько это соответствует тому, что знаешь ты.
   — Ты имеешь в виду членов общества? Большинство из них были убиты во время схваток с миротворческими силами, когда те прибыли арестовывать их. Некоторые предпочли сдаться и пройти очистку сознания. В их числе был младший брат моей матери, — добавила Вандерворт, не дрогнув лицом. — Нет, он не принадлежал к узкому внутреннему кругу, просто разделял их взгляды.
   Клэрити изумленно уставилась на старшую подругу.
   — Я даже не подозревала, Эйми… Вандерворт мягко улыбнулась.
   — А как ты могла подозревать? Разве на мне написано, какой информацией я располагаю? И вообще, подобными штуками не принято хвастаться. Мой дядя был блестящим биомехаником. Нет, не гением, конечно, не первооткрывателем. Но он был специалистом высочайшего класса в своей области. Его спасло лишь то, что он был в числе сочувствующих Облагораживателям и не принимал непосредственного участия в незаконной деятельности Общества. Когда я была маленькой девочкой, он, бывало, рассказывал мне истории. Тогда они казались мне забавными. Вот ты сказала, что Флинксу было необходимо излить кому-то душу. Как мне теперь кажется, моему дяде требовалось то же самое. Поэтому он исповедывался перед маленькой девчушкой, которая в то время имела очень смутное представление о том, что он рассказывает. Уверена, он даже и не предполагал, что в один прекрасный день я изберу себе то же поприще, что и он. И запомню многое из того, что он мне говорил. И вышло именно так. Дядя беспрестанно что-то твердил о древних земных философиях, сочинил историю о создании сверхлюдей. В его представлении они не знали, что такое боязнь или сомнения, были преисполнены жизненной силы, уверенности в себе, были способны побороть любые трудности, решить любые проблемы.
   Клэрити с облегчением рассмеялась.
   — Вот уж не о Флинксе будет такое сказано! Да, он сильный, но в пределах нормы. Я знала мужчин куда более сильных, чем он. Я знаю о его хворях, поэтому нельзя сказать, что он невосприимчив к болезням. Что касается умственного развития, то у него оно, конечно, повыше, чем у среднего молодого человека девятнадцати лет, но ведь можно привести десятки других факторов, способных повышать интеллект и влиять на развитие. Я провела в его обществе достаточно времени и ни разу не заметила, чтобы он выдвигал какие-нибудь заумные идеи или же пытался объяснить мне необъяснимое. В результате вмешательства Облагораживателей в его организм он получил лишь способность читать эмоции других людей, да и то я не взялась бы утверждать на сто процентов, что это дело рук сумасшедших гениев генетики. Не исключено, что наш Флинкс — просто естественный мутант.
   — Все, что ты говоришь, вполне возможно, дорогая моя. Это и есть главная беда несчастных Облагораживателей, в том числе и моего дяди — они поставили перед собой великую цель, ради которой трудились, не покладая рук, но не создали ничего стоящего, напротив, навлекли на несчастных, которых пытались «облагородить», неисчислимые страдания. Правда, Флинкс, надо отдать ему должное, не производит впечатление несчастного человека. Да и внешне с ним все в порядке. Церкви и правительству пришлось изрядно потрудиться, чтобы засекретить сведения о тех подопытных, кого не удалось уничтожить, деформировать или хирургическим путем привести в подобное человеку состояние. То есть, о считанных единицах, буквально двоих-троих, из которых, возможно, получилось что-то еще. Нечто такое, чего не могли предвидеть даже сами Облагораживатели с их сумасбродным подходом к евгенике. Нечто совершенно невиданное.
   — Как эмпатическая телепатия? Вандерворт усилием воли заставила сесть себя прямо и потянулась к зачарованной Клэрити.
   — А так как я имела личный интерес к их деятельности и их истории, то в первые годы самостоятельных исследований проводила в лаборатории, нежели мои коллеги. Я так и не утратила своего увлечения тем, что в конце концов составляет самую драгоценную и самую манящую область науки. Как признанный ученый и научный руководитель, я постоянно получала доступ к определенной информации, которую принято держать в секрете от широкой публики, да и от исследователей низших рангов.
   Вандерворт взглянула на Клэрити, а потом снова опустила глаза.
   — Я никогда не подозревала, я представить себе не могла, что кто-то из этих особенных людей до сих пор жив. Впрочем, интересно отметить, что даже спустя много лет в самых секретных документах Облагораживатели до сих пор фигурируют как действующая организация. Те подопытные, кого удалось спасти и реабилитировать, признаны нормальными людьми. По идее, белых пятен в этом деле уже не осталось, и тем не менее кое-что все же всплывает.
   — И по-твоему, Флинкс — одно из этих пятен?
   — Если то, что он утверждает, верно, то да.
   — Скажи, а твой дядя рассказывал тебе об эмпатической телепатии или о чем-нибудь подобном?
   — Нет, никогда. Но я расскажу тебе одну историю, которая наверняка заставит тебя задуматься. — Вандерворт поудобнее устроилась на больничной койке. — Существуют туманные упоминания об одном безымянном свидетеле, оказавшемся при захвате последней группы самых несгибаемых членов Общества. Случай этот имел место примерно шесть лет назад на какой-то заштатной планете. Правительство тогда решило, что приберет этого свидетеля к рукам, так же, как и остальных.
   Вандерворт в упор посмотрела на Клэрити.
   — Имеющиеся свидетельства допускают возможность того, что этот некто сжался в точку, увлекая за собой весь складской комплекс, группу миротворческих сил и членов Общества.
   Клэрити еще долго смотрела в упор на Вандерворт, прежде чем нарушить тишину нервным смехом.
   — Ну и бредни, скажу я тебе. Но даже если все это правда, какое отношение это имеет к Флинксу, ведь он сейчас здесь. Ты сама видела, как он ушел в административную часть. Он что, напоминает тебе точку?
   — Нет, моя дорогая.
   — Твоя история и все эти документы, судя по всему, имеют отношение к кому-то другому.
   — Да, очевидно ты права. Само собой разумеется, хоть он и был втянут в эту историю, но в точку не сжался.
   Больше она не сказала ничего, а продолжала сидеть в постели, дожидаясь, когда ее любимица уловит смысл ее намеков.
   — Ты подразумеваешь нечто такое, что вообще лишено смысла.
   — Я абсолютно ничего не подразумеваю. — Вандерворт следила глазами за передвижениями медицинского персонала через занавеску, отделяющую ее палату от соседней. — В любом случае он свободный человек, и кто он такой, а также чем занимается, вовсе не наше дело.
   — Верно. — Клэрити даже удивилась, почему у нее отлегло от души.
   — Ну, а теперь можешь бежать ему вдогонку. Только постарайся сохранить хотя бы маленькую Дистанцию. Не забывай о том, что я тебе сказала и не теряй голову. Говорю тебе, детка, для твоего же блага. Кто знает, может быть, он просто приятный молодой человек, наделенный даром эмпатической телепатии. Или не наделенный. Но если то, что он о себе заявляет, верно, то в любой день у него может открыться что-либо еще.
   Клэрити поднялась со стула.
   — По-моему, здесь ты ошибаешься. Мне кажется, я его хорошо изучила.
   — Моя дорогая Клэрити, не ты ли мне рассказывала, что по его собственным словам, он сам себя толком не знает.
   — Но как он мог быть тогда в том складе, раз сейчас он находится здесь, к тому же в полном здравии? Надеюсь, твоей руке уже лучше?
   — Спасибо, милая. Я иду на поправку. Мы поговорим с тобой позже. Не забывай, что мы по-прежнему полноправные представителя фирмы «Колдстрайп». Так что относись к этому небольшому перерыву как к незапланированному отпуску, к тому же оплачиваемому. Я уже решила, что обращусь с просьбой об этом. Это касается всех оставшихся в живых сотрудников. Уверена, что наши спонсоры нас поддержат.
   — В таком случае я могла бы немного развлечься. — Клэрити повернулась и направилась к выходу из лазарета.
   «Да, милая девочка, — подумала Вандерворт, — иди, развлекись немного, только будь осмотрительной».
   Их замечательный молодой человек не производил впечатления сжавшегося в одну точку. Он был целым и нормальным от макушки до пяток. Что ж, возможно, в прочитанный ею много лет назад отчет закралась ошибка. Или же попросту кто-то пытался замести следы, выдавая невообразимое за реальное. Из этого следовало, что в том разрушенном складе произошло нечто не поддающееся объяснению. И если Флинкс — тот самый некто, обозначенный в отчетах цифровым шифром, это означает одно. Он, не сжавшись до точки, уцелел в то время, как склад вместе со всеми, кто там был, нашел свой конец. Что же там произошло на самом деле в тот день и час?
   Это гораздо интереснее какой-то точки. Ведь это наводило на некоторые интересные мысли.
   Лежа в постели со сломанной рукой, Вандерворт располагала временем, чтобы хорошенько все обдумать.
   Флинкс обедал один за пустым столом в окружении таких же пустых столов. Причина его обособленности стала ясна Клэрити, как только та вошла в административную часть. Перед Флинксом во всей своей красе лежала Пип, растянувшись во весь стол. Рядом присоседился Поскребыш. Оба летучих змея приподняли головы над столом, напоминая земных кобр, и слегка расправили крылья. Они выпрашивали пищу.
   Флинкс неторопливо кидал им куски, а сам в это время попивал из высокого стакана какую-то темную жидкость. Клэрити решила, что это белковый напиток. Питательно, но безвкусно.
   Неожиданно Клэрити поняла, что Флинкс ни разу не обсуждал с ней проблемы питания. Должно быть, он принадлежал к тем людям, для которых пища была не более, чем биологическим топливом. Этим же, наверное, объясняется его поджарость.
   — Тебе привет от Эйми. Флинкс оторвал взгляд от стола.
   — Я рад, что ей лучше. А еще я рад, что здесь, наконец, все улеглось. Это значит, что как только все будет готово, мы без проволочек улетим отсюда. Меня ждут кое-какие дела, которые нужно уладить прежде, чем я вернусь сюда изучать сумакреа.
   Клэрити подсела к нему, убедившись, однако, что между ними осталось расстояние.
   — Флинкс, нам надо с тобой кое о чем поговорить.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил он, нахмурясь.
   — Я вернулась к себе, в свой мир. Мне нет необходимости лететь куда-то дальше.
   — Ты хочешь остаться здесь? После всего, что случилось?
   Флинкс бросил небольшой соленый кусочек в сторону Поскребыша, наблюдая, как змееныш тотчас метнулся к нему, чтобы поймать на лету.
   — Ведь здесь моя работа и мои друзья. Те, кому повезло остаться в живых. Здесь еще столько предстоит сделать! Восстановить архив, заново оборудовать лабораторию…
   — Но какое тебе до этого дело? Ты ведь генинженер, а не строитель. Я постоянно думал о том, что мы оба говорили, что ты сама сказала по пути сюда, и потому решил, что, возможно, тебе захочется немного развеяться, совершив небольшое путешествие. Как ты смотришь на то, что это будет Новая Ривьера?
   — Но это исключено, Флинкс. Конечно, я бы с радостью отправилась туда, честное слово. Ведь я всю жизнь мечтала о подобном путешествии.
   — Что же, в таком случае, тебя держит? Для «Учителя» это пара пустяков, — Флинкс улыбнулся Клэрити такой доверчивой и невинной улыбкой, что у той защемило сердце. — Разве нам плохо было вдвоем, когда мы летели сюда в Аляспина?
   Клэрити отвернулась от него, притворившись, что наблюдает за змеями, хотя на самом деле ей было трудно взглянуть ему в глаза.
   — Это было чудесное время, но теперь мне снова пора за работу.
   — Не понимаю. Ведь после всего, что ты пережила, твоя фирма наверняка не будет против отпуска. Если все упирается в деньги, если тебе неловко, я готов буквально за все заплатить.
   Флинкс протянул к ней руку, но Клэрити слегка отпрянула. Это получилось совершенно машинально, помимо ее воли. И хотя жест ее был едва уловим, однако не ускользнул от Флинкса.
   — Так, значит, дело в чем-то другом. Значит, все, что я только что сказал, не имеет отношения к предмету нашего разговора. Ты ведь только что отшатнулась от меня. Дернулась в сторону.
   — Просто нервы сдают, вот и все. После стольких дней, проведенных в темноте, после всех этих похищений, побегов, стрельбы… У меня это не проходит так быстро, как у тебя, Флинкс.
   Флинкс нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо. Клэрити показалось, что взгляд янтарных глаз пронзил ее насквозь.
   — Так в чем же тогда дело? Признайся, Клэрити!
   — Я уже сказала тебе.
   Она жалела, что пошла на этот разговор. Поначалу ей казалось, что она сумеет повернуть его в нужное русло, но не сумела.
   — Мне пора идти. Надо заняться кое-какими делами.
   Но едва она повернулась, чтобы уйти, как Флинкс потянулся и довольно бесцеремонно схватил ее за руку. Он редко когда провоцировал первым контакт с другим человеком. От него не ускользнул ее испуганный вздох, и он тотчас почувствовал, как ее пронзил страх.
   На этот раз это был страх вовсе не перед темнотой. Это был страх перед черной бездной иного рода.
   — Признайся, с какой стати ты стала бояться меня? Я всегда старался держать тебя на некотором расстоянии от себя, как только мы становились чересчур близки. Но потом я решил, что все изменилось. Несмотря даже на то, что я рассказал тебе. А теперь все снова стало не так. Что случилось? Только не пытайся меня убедить, что я не прав.
   — Я не могу, — ее голос прозвучал едва слышно. — Разве я смогла бы скрыть от тебя свои чувства, даже если бы захотела?
   Флинкс отпустил ее руку.
   — Нет, не смогла бы. И я ощущаю твой страх. Но он не так прост и однозначен. Ты запуталась в собственных чувствах, ты сама не знаешь, что в действительности ко мне испытываешь.
   — Ну, пожалуйста! — умоляла Клэрити. — Не надо!
   К собственному удивлению, она обнаружила, что вот-вот расплачется.
   — Может, так оно и есть. Может, мне просто не по себе от того, что рядом со мной человек, которому все время известно, что я чувствую…
   — Но это же бывает не все время. Моя способность то обостряется, то исчезает…
   — А как мне в это поверить? Клэрити повернулась и опрометью бросилась вон. Сидевшие за дальними столами проводили ее взглядами, потом переключили свое внимание на Флинкса и снова уткнулись в свои тарелки. Флинкс медленно перевел взгляд на стол перед собой. Уловив его внутренний дискомфорт, Пип выжидающе уставилась на него. Вскоре она снова принялась за еду, однако время от времени удивленно поглядывала на хозяина. Поскребыш, хоть и пребывал в недоумении, но все же продолжал есть с прежним аппетитом. Флинксу удалось сосредоточить свое внимание на кормежке летучих змеев только наполовину.
   Интересно, что все-таки произошло? Отчего Клэрити так резко изменилась к нему? Ведь одно дело — принять решение остаться на работе, и совсем другое — испытывать страх. Флинкс, схватив ее за руку, ощутил в ней именно страх.
   Во время их перелета с Аляспина на Тоннель она постоянно заигрывала с ним, а теперь этого как не бывало.
   Судя по всему, эти перемены не имели ровным счетом никакого отношения к их мытарствам в темноте пещер нижних уровней Тоннеля. Исходящая от нее неприязнь была направлена на него, а не на совместно пережитые испытания.
   Флинкс не сомневался, что сумакреа наверняка бы правильно интерпретировали ее чувства, но ведь ему еще далеко до их мастерства и тонкости восприятия. Поэтому Флинксу удавалось ощутить только терзающий ее страх, но не причины, его порождающие.