Фостер Алан Дин. Проклятые: Военные трофеи

   Она еще тянет время, подумал Неван. Как пикантно.
   – Сказать, как говорит человек, что мы недружелюбны, – значит самым печальным образом недооценить нашу психологию. – Турлог пристально посмотрел на Страат-иена. – Ваше откровение было случайным.
   – Многие великие открытия делаются случайно, – ответил Неван.
   – А еще большее их число никогда не делается. И лучше бы вам было в этот раз проглядеть. Неужели вы на самом деле думаете, что можно спуститься сюда, напасть на меня с этим, а потом спокойно уйти и рассказать другим?
   – Мне нужно было подтверждение. Засветиться со всем, что я уже знаю, было лучшим способом выманить вас из норы.
   – А теперь вы полагаетесь на свое человеческое военное искусство, чтобы вырваться. – Тяжелый жест клешней. – Вы, люди, лучшие воины во Вселенной, известные Узору, но вы не боги. Вы не всемогущи. Мы оба знаем, что живым вы из этой комнаты не выйдете.
   – А что, если я сообщу вам, что целый взвод людей стоит в полной боевой готовности уровнем выше, и, если я не свяжусь с ними к определенному времени, они будут штурмовать эту комнату?
   – И что они сделают? Убьют меня? Я прожил несколько сотен ваших лет и не испытываю страха перед смертью. Мы рассматриваем жизнь, как тяжкое бремя, опыт, который нужно вытерпеть, а не смаковать. Вероятно, причина этого в том, что мы осуждены слишком страдать от жизни, будучи заключены в физическое облачение, плохо приспособленное для наслаждения ей. В любом случае, ваша игра тщетна. У меня есть средства, позволяющие фиксировать все, что происходит в помещениях, непосредственно прилегающих к моим покоям. Под вашим командованием нет никакого скопления озверевших людей, ждущих вашего сигнала, чтобы растерзать меня. Страат-иен пожал плечами.
   – Согласен: это блеф. Но я бы не пришел сюда, если бы не был уверен, что смогу уйти.
   – Блеф на блефе, – проворчал турлог. – Ключ на ключе. Странная вещь – ключи. Когда они теряются, всегда атом оказывается, что были они где-то рядом. – Глазной стебель поискал притаившуюся Лалелеланг.
   – Все это совсем не сложно, историк. Одна из немногих вещей, которую турлоги любят и охраняют, – уединение.
   – Но никто, если этого можно избежать, не посещает добровольно ваш мир, – ответила она, – и сами вы никогда не проявляли интереса к освоению иных планет. Контакты между турлогами и другими расами и так сведены к минимуму.
   – Нет, вы не поняли. Это ваш высокий спутник смог разгадать это. Мы любим уединение. Как нас ни мало, но наша родная планета кажется нам слишком перенаселенной. И Галактика слишком перенаселена… и слишком негостеприимна, слишком шумна. Блеск, какофония, суета – вот суть тот места, где мы вынуждены делить с другими наше обиталище. Лишь в невообразимо далеких просторах пустоты и тишины находим мы искомое личное одиночество. Самым большим нашим сожалением во все времена было то, что мы не способны выжить в вакууме, поскольку, если бы мы могли, то неизбежно бежали бы в великую пустоту между галактиками. Наша же, – продолжал турлог, – просто роится другими разумными существами. Постоянно размножаясь, они расползаются повсюду, заполняют первозданные незаселенные миры, лишая радости одиночества единственных, кто мог бы ее воистину оценить, загрязняя чистый эфир своими подпространственными переговорами и судами. Триллионы и триллионы их – дышащих, кормящихся, плодящихся. – Голос турлога становился все более расплывчатым. – Одна беспредельная, громоздящаяся чудовищность мыслящей плоти.
   Такого излияния Страат-иен не ожидал.
   – Но вы же не хотите сказать, что Турлог имеет отношение к развязыванию Великой Войны?
   – Нет. Это был бы нецивилизованный жест. Мы поддерживаем войну, потому что, как и все мыслящие существа, не имеем желания быть водворены в это метафизическое Назначение Амплитура. Условно, мы не были разочарованы их появлением.
   – Это кощунственно. – Негодование пересилило в Лалелеланг страх.
   – У нас, как совершенно справедливо подметил ваш спутник, совершенно различное видение. Учтите, что из всех разумных существ только турлоги могут одновременно размышлять над двумя вещами. Война показалась нам очень полезным способом замедления, а может быть, и сокращения неконтролируемой экспансии назойливых жизненных форм. Обширные межвидовые конфликты снижают прирост населения и оттягивают ресурсы от освоения блаженно пустых миров. А это, вкратце, способствует уединению. Так оно и случилось, чем мы весьма удовлетворены. Мы приветствуем многотысячные потери с обеих сторон. Было бы гораздо приятнее, если бы были задействованы средства массового уничтожения, и мы, по мере возможности, пытались подвести к их использованию, но Амплитур хочет преобразовать жизнь, а Узор – сохранить цивилизованный мир. И это достойно сожаления. Лишь в одном случае удалось нам заставить атакующих преодолеть нежелание, вызванное предубеждением против уничтожения в удовлетворительных масштабах.
   – Хусилат! – воскликнул Страат-иен. – Вы ответственны за случившееся на Хусилате.
   – Нет. Помутившиеся криголиты несут ответственность за Хусилат. Наши рекомендации дальше не пошли. В конце концов, те, кто превысил свои командные полномочия, были привлечены к ответу Амплитуром. Как жаль, что они такие цивилизованные.
   Неван изучающе глядел на турлога.
   – Итак, вы советуете Узору по вопросам стратегии и тактики, а потом передаете информацию Амплитуру, чтобы те смогли принять должные контрмеры? Исследования привели меня к тому, что именно так обстояло дело на Хусилате, но у меня не было доступа к достаточной статистике, чтобы понять, насколько это была широко распространенная практика.
   – Именно так мы поступаем при первой возможности. И достойно прискорбия, что мы не можем участвовать в каждом бою, в каждой рекогносцировке. И действовать мы также вынуждены ненавязчиво, чтобы не было замечено, что мы играем на обе стороны в ущерб каждой из них. Мы и предположить не могли, что первым, кто это подметит, будет человек. Какой прилив восторга мы испытали, когда ваш вид был втянут в войну! Первоначально ведь нам приходилось дополнительно страховаться, чтобы Амплитур и в самом деле не выиграл войну. Впоследствии же вы очень помогли очистить этот переизбыток от множества роящихся существ. Теперь же, – продолжал турлог, – проблема заключается в том, что ваш собственный вид излишне преумножается, и уже над Узором нависла опасность стать победителем. У нас трудности с вашим обузданием, но мы что-нибудь придумаем. Война, по мере того как она тянется, ослабляет обе противоборствующие стороны. Ваши перенаселенные так называемые цивилизации споткнутся и упадут. И мы с гордостью предвкушаем вашу полную взаимную аннигиляцию. Нам не нужно владычество – нам нужно отсутствие тех, кто владычествует. Лишь тогда Турлог вновь познает истинное уединение. Только тогда мы снова заживем мирно и одиноко.
   – По-моему, вы и сейчас совершенно один, – сказал ему Страат-иен. – Вы здесь изолированы сильнее, чем вам кажется.
   – Я чувствую в ваших словах сарказм вместо сопереживания. – Турлог слегка двинул свою тушу. – Время разговора подошло к концу. Неван напряг пальцы.
   – Вы грузны и неповоротливы. У меня нет оружия, но я и так разорву вас на части.
   – У меня под панцирем внизу кнопка, которую я могу нажать, чуть просев. Хочу заострить ваше внимание на том, что в настоящее время мы находимся в герметично запечатанном помещении. А также, вам, может быть, известен тот факт, что благодаря очень замедленному метаболизму, турлоги выживают, пусть и не очень длительное время, при пониженном атмосферном давлении, которое губительно для всех прочих форм живых существ, дышащих кислородом. Я вовсе не подразумеваю под упоминанием об этих обстоятельствах ничего, что можно было бы рассматривать в том же свете, как, скажем, извлечение предмета, разработанного специально для уничтожения других живых существ, будь то нож или ружье. Я просто довожу до вашего сведения, что если вы сделаете движение в мою сторону, я расслаблюсь. Кнопка, о которой я вам поведал, окажется нажатой, что приведет к одновременному запечатыванию входной двери, через которую вы сюда проникли, и откачиванию воздуха в той степени, которая будет неприятна для меня, но смертельна для вас.
   – Но вы ведь этого не сделаете. – Страат-иен смотрел в выпученные окуляры.
   – Не сделаю? – Тело в тяжелом панцире немного осело, Лалелеланг резко глотнула воздух. – Почему не сделаю?
   Глаза Невана не моргали, голос был ровный и холодный.
   – Потому что я вам говорю, что вы не можете.
   Турлог чуть заметно задрожал. Транслятор заскрежетал:
   – Я… собираюсь…
   – Не собираетесь. – Неван сделал шаг вперед, Лалелеланг метнула на него безумный взгляд. – Вы сделаете следующее: подниметесь очень осторожно с предмета, на котором сидите верхом, и отойдете влево, так, чтобы оказаться рядом с иллюминатором. После этого вы будете стоять там, пока я не скажу вам делать другое.
   – Я… не… – Глазные стебли бегали в явном возбуждении. Турлог поднялся и тяжело просеменил к окну до потолка, так же неохотно, как борец сумо, покидающий татами по решению рефери. На пластинах панциря заиграли блики рассеянного солнечного света.
   Хохолок Лалелеланг был полностью поднят, переливающиеся перья светились в нездоровом свете.
   – Он сделал в точности, что вы приказали, Неван. Почему?
   – Не сейчас, – рассеянно ответил он и направился к турлогу. Тот ждал его у окна, не в силах сойти с места.
   – Вся команда турлогов занята двойной игрой? Отвечать!
   Клокочущий ответ раздался не сразу. Турлог говорил помимо своей воли.
   – Нет. Те, кто выбран в этом участвовать, стараются действовать согласованно. Другие же тяготеют к традиционной изоляции и предпочитают не иметь-контактов ни с одной из сторон.
   Страат-иен издал удовлетворенное рычание.
   – Значит, не весь вид повинен целиком. И то уже что-то. – Он удвоил концентрацию.
   – Прекратите… это, – промямлил турлог.
   – Вынужден. – Неван не отрываясь смотрел сосредоточившись на хозяина.
   – Вы… как амплитур.
   – Заткнуться! – После того как все его подозрения и страхи подтвердились, Невану было не до нежностей. Он знал, что Лалелеланг пялится на него, открыв клюв от удивления, но не мог даже на секунду перевести на нее взгляд. То, что он делал, требовало полного внимания. Сфокусировать усилия помогали память и знание. Хусилат, его прадеды, погибшие родственники, которых он не знал, о которых уже не узнает. И большая часть этой муки – по вине двуличных турлогов. Но не случись Хусилата, не было бы и Возрожденных, не было бы бесценного Раньи-аара, не было бы пробуждения дремлющего в Человеке таланта, равного амплитурскому. Вероятно, так оно было бы и лучше. Откуда ему знать? И никто не узнает. Дар раскрылся, стал реальностью, передавался из поколения в поколение, и тем, кто обладал этим даром, приходилось им пользоваться. Хорош он или плох, но ни его, ни возможностей им открываемых, игнорировать нельзя. Он решил начать с глазных стеблей и добраться до жизненно важных органов. Вопросы, конечно, возникнут. Много вопросов. Турлоги высоко уважаемы. Но он найдет выход, изобретет удовлетворительные предлоги. Гибкое крыло схватило его, встряхнув его разум, если не руку.
   – Вы не можете. Это турлог, цивилизованное существо.
   – Предатель. Он предал вас, меня, весь Узор. Не лучше криголита или мазвека, – жестко ответил он. Она увидела убийственный блеск в его глазах и отпрянула. – Он должен умереть.
   – Будут вопросы.
   – Я разберусь с ними, где бы они ни подняли голову. С такими нужно разбираться. Другого пути нет.
   Он склонился вперед. Парализованный турлог дрожал, но убежать не пытался. Не мог. Импульс, вложенный Страат-иеном в его сознание был непреодолим. «Хотя…»
   Он ведь может избавить ее от сцены насилия, осознал он. Он выпрямился и обратился к беспомощному противнику властным тоном.
   – Встреча прошла очень интересно. Мы высоко ценим высказанные вами мнения, а вы, несомненно, оцените наши. Вы согласны? Турлог ответил без промедления.
   – Да… Очень… интересно.
   – Иногда бывает полезно, чтобы представители различных видов обменивались мнениями, хотя бы и по самым незначительным поводам. Не так ли?
   – По незначительным поводам. – Турлога пошатывало. – Это очевидно.
   – А теперь нам пора. – Страат-иен повернулся и направился к выходу.
   Пришибленная, но все воспринимающая Лалелеланг засеменила рядом. – После того, как мы уйдем, вы обнаружите, что дальнейшее существование не имеет для вас никакого смысла, и примете должные меры к исправлению этого положения. Спасибо за то, что уделили нам время.
   – Заходите еще.

***

   Турлог двинулся обратно к возвышению на полу. Лалелеланг напряглась, когда он протянул тяжелую конечность к невидимым кнопкам, но он просто открыл дверь.
   Дверь закрылась за ними тут же. Они снова были в подземном коридоре.
   Она дождалась, когда покажется лифт.
   – А как ты можешь быть так уверен?
   – Уверен в чем? – Он шел рядом с ней, глядя прямо перед собой, выражение на лице мрачное, мысли неизвестно где. Необходимо будет оповестить Ядро о предательском двурушничестве определенных турлогов. Этих конкретных антисоциальных чужеземцев нужно обработать, как он только что обработал их представителя на Чемадии. Надо будет послать или перевести на соответствующие позиции людей. Операция будет нешуточная и займет много времени, но все же менее рискованная, чем пытаться устранить изменников всем скопом. Физическое насилие такого масштаба неизбежно привлечет к Ядру слишком много грубого внимания.
   Кроме того, в этом нет необходимости. Те турлоги, что орудуют в составе сил Узора, доступны для индивидуального подхода и дознания. А потом, если необходимо, можно с ними и разобраться. Пухлое изменение посредством ментального внушения системы взглядов выявленных двурушников будет более чем неадекватным решением: оно не исключает опасности того, что Амплитур снова вступит в контакт с бывшим союзником, обработанным таким образом. Весь этот древний заговор должен быть устранен без следа, так, чтобы Узор и не догадался о его существовании. А для этого необходимо, чтобы несколько членов Ядра провели правильное внушение.
   Лалелеланг оглядывалась вдоль прохода.
   – Как вы можете быть уверены, что теперь, после того, как мы ушли, он не вернется к прежним мыслям и не будет действовать, как прежде?
   – Потому что знаю это из моего предшествующею опыта. Он подчинится моим указаниям.
   – А он не вспомнит, что вы с ним проделали и не примет контрмеры?
   Он коротко покачал головой, зная, что этот жест ей знаком и она его поймет.
   – Если он попробует припомнить наше посещение, то его посетят смутные и расплывчатые воспоминания ни о чем особенном. Со временем он перестанет пытаться вспомнить. – Тон его был зловещим. – И тогда он исполнит мое последнее предписание.
   Двери лифта раздвинулись, они вошли.
   – Вы совершили насилие над его сознанием.
   Он нажал кнопку того уровня, на который им было нужно. Двери закрылись, и кабина двинулась вверх.
   – Нет. Я просто ему это внушил, а он воспринял.
   Она очень остро ощущала, что в кабине они совершенно одни. И, однако, он не двинулся на нее.
   – В точности так же, как вы «внушили» ему убраться от кнопки для снижения давления и застыть без движения у окна? Это гораздо больше, чем простое внушение. Он не мог сопротивляться вам. Он был беспомощен.
   – Я могу говорить очень убедительно, – сказал он ей, понимая, что никакими словами не сотрет в ней того, что она видела собственными глазами.
   – Тут дело было не только в искусных словах. У турлога еще хватило здравого смысла, чтобы распознать это. Он успел сказать, что вы воздействуете на его сознание, как амплитур. Вы обработали его так же действенно, как если бы на вашем месте был амплитур. – Учитывая положение, в котором они находятся, она очень хорошо владела собой. Он не мог этим не восхищаться. – Полковник Неван, кто вы?
   Он вздохнул.
   – Это дар, которым обладают очень немногие из нас. И все – потомки возрожденных коссуутов. Вы помните суть амплитурского эксперимента – они видоизменили захваченных в плен человеческих детей, заставив путем генетического вмешательства в мозг и тело поверить, что они представители Ашрегана, и драться на своей стороне. Когда же великий Раньи-аар, первый ашреган-человек, захваченный Узором, добился хирургического восстановления своего человеческого Я, произошла перемена, которую не предвидели ни восстановленные, ни хирурги-гивистамы, проводившие операции. Амплитуры вставил в мозг каждого человеческого ребенка с задницей ашрегана по специально разработанному нервному центру. Этот нервный центр был специально рассчитан на то, чтобы блокировать способность человеческой психики сопротивляться проникновению в нее амплитуров. Гивистамские же хирурги искусственно отсекли этот придаток от остальных участков мозга. Они думали, что этого хватит раз и навсегда, но недооценили заложенную в амплитурской органической инженерии сопротивляемость. Без ведома хирургов и кого бы то ни было, нервные связи спонтанно регенерировались. Но вместо того чтобы прирасти нервными окончаниями опять туда же, куда это предусмотрели амплитуры, этот искусственный нервный центр проник и прирос к другому, ранее не задействованному участку головного мозга человека. И тем самым был активизирован такой человеческий талант, о котором ранее и не подозревали. Оказалась задействованной своего рода способность «внушать» другим разумным существам, подобная той, которая всегда была у амплитуров. В случае с нами их хитроумная генетическая манипуляция ударила по ним самим. Так же, как и амплитуры, мы не в состоянии «внушать» представителям собственного вида. И – в отличие от них – мы не можем связываться друг с другом телепатически. Зато, насколько мы понимаем, полностью восстановилась наша способность не поддаваться их вмешательству. И в этом смысле мы более совершенны и, следовательно, более опасны, чем они. Но только для них и их союзников.
   Мы очень разборчиво подходим к тому, когда и где можно применить нашу способность. Очень разборчиво. Вы видели пример тому во время битвы за возвращение дельты, когда сержант Коннер убедил отделение массудов вернуться на поле боя.
   – А, так вот почему вы неоднократно меня об этом расспрашивали.
   Страат-иен кивнул.
   – Я сказал ему, что вы ничего не подозреваете, и это была правда. В то время. – Он оценивающе посмотрел на нее. – Я не ожидал, что турлог сможет угрожать нам обоим в той степени, чтобы я не мог справиться с ним физически. Но когда такое произошло, у меня не оставалось другого выхода – только внушение. Ни на что другое просто не было времени. Совершенно спокойный, он нажал кнопку «стоп». Лифт замер между уровнями. Она смотрела, как он поворачивается к ней лицом.
   – К сожалению, вы увидели сегодня более чем достаточно, чтобы понять, что происходит, даже если бы турлог и не подсказал вам ключ к истине. И теперь, когда вы заставили меня все объяснить и сами все поняли, что, по-вашему, мне надлежит сделать с вами? – Кулаки его сжались, мускулы напряглись в ожидании. Что она теперь могла сделать? Она молчала, но мозг ее бешено работал. Ответ ее был для него полной неожиданностью. Но ведь, так долго проведя в ее обществе, столько пронаблюдав за ней, он мог бы и предположить, что скажет она что-то из ряда вон выходящее.
   Она не стала умолять сохранить ей жизнь, не стала пытаться изложить свою точку зрения. Она и не попыталась с ним спорить. Она просто сказала:
   – Разрешите мне изучать вас!
   – Простите?
   – Изучать вас, ваш народ, видоизмененных людей. Ведь им необходим историк. Тот, кто сможет неявно наблюдать за ними, фиксировать их деятельность, и это не может быть другой человек, который обязательно по нелепости засветит их перед остальным Узором, не говоря уже об остальной, неусовершенствованной части Человечества. Посторонний, со специальной подготовкой, способный пронаблюдать, проанализировать, внушить что-нибудь полезное… отнюдь не насильственно.
   – Сами себя изучим, – проворчал он.
   – Но не так, как сможет не-человек. Я могу предоставить взгляд со стороны на ваше состояние и развитие, которого вы иначе не получите. И кроме тот, могу поспорить, что среди вас нет ни единого ученого-социоисторика.
   – Я ни об одном не знаю, – взорвался он, – но это же не значит…
   – Конечно, значит, – быстро перебила она. – Вы все обучены военному ремеслу, ведению боя. Этому всех людей обучают испокон веков. Так и должно быть. И у вас нет ни времени, ни навыков, чтобы должным образом рассмотреть себя. Понимаете? Очень многое можно познать.
   – И, я полагаю, именно вы этим и займетесь?
   – А кто лучше меня к этому подготовлен? Кто среди представителей других рас больше времени потратил на ваше изучение? – Внезапно он понял, что ее возбуждение вызвано желанием, а не страхом. – Я вижу это, просто как продолжение той работы, которую я уже и так веду. Очень интересное продолжение.
   – Смертельное продолжение.
   – Задумайтесь, какую неоценимую роль может это сыграть для вашего народа, – горячо спорила она. – Я могу быть рядом: наблюдать, записывать, анализировать. Это даст вам качественно отличную картину вашего развития. Он прислонился к стене кабины.
   – А когда вы решите, что фактов накопилось достаточно, то в один прекрасный день исчезнете и откроете все ваши изыскания Узору, и они устроят нам погром.
   – Нет! – Ярость в ее голосе поразила его. Поразила она и ее, но она не извинилась и не отступила. Вот один из тех моментов, подумалось ей, когда полезно бывает перенять некоторые из человеческих качеств, изученных ею. – Я этим буду заниматься не только ради вас, но и ради себя. И я абсолютно все, записи и прочее, буду отдавать под ваш непосредственный контроль. Кроме того, – стойко заявила она, – до тех пор, пока я работаю в сопровождении вас, убить вы меня в любой момент успеете. Мне кажется, что я, в данном случае, рискую гораздо больше вас. Довольно долго он не мог вымолвить ни слова и только смотрел на нее в немом восторге.
   – Записи легко скопировать, – вымолвил он, наконец.
   – Я буду все оригиналы тут же отдавать вам на хранение, как только они будут сделаны.
   – Вы торгуетесь ради спасения собственной жизни.
   – Я спорю ради предоставившейся уникальной научной возможности, – возразила она. Как он ни пытался, но не мог убедить себя в том, что она хоть в чем-то лжет. – Если бы не так, разве бы я предложила находиться все время в непосредственной близости от вас? – Гребешок ее, наконец, расслабился. – Это было бы величайшим достижением моей профессиональной карьеры. Наконец-то после меня осталось бы что-то действительно полезное. У вас на сохранении, конечно.
   – Я не очень…
   Видя его колебания, она отважилась на последний свой аргумент.
   – Не забывайте, что в любой момент вы можете внушить мне, чтобы я все забила о сегодняшнем. Вы даже можете внушить, чтобы я забила вообще все, что знаю. Вы можете внушить, чтобы я убила себя, как сделали это с турлогом. – Ее певучий, дрожащий голос смягчился. – Насколько я разобралась, вы вполне могли уже внушить мне это, заронить в сознание. Но я все равно стою здесь и предлагаю вам помощь и доверие. Она ухитрилась предвидеть все – от возможных возражений до зримых альтернатив. Ему тяжело было поспевать за ходом ее мысли. Впервые он осознал, какой воистину небывалый разум скрывается за этими бледно-голубыми глазами, птичьей головой, откровенно декоративными перьями.
   – Но вы могли бы убить меня, – пробормотал он, – и улизнуть с полученными знаниями. Она издала свистящий смех.
   – Я же вейс. – Неужели вы искренне способны представить меня, несмотря даже на все, что я пережила, замышляющей и претворяющей в жизнь план убийства человека? И даже если бы я настолько рехнулась, чтобы попытаться, неужели вы думаете, что не смогли бы остановить меня?
   – Извините. Ставки слишком велики, и я вынужден рассматривать всякую возможность.
   – Я знаю. – Она откровенно ему сочувствовала, и от этого было только тяжелее. – Позвольте мне сказать вам, что вы в настоящее время испытываете. Вы чувствуете себя в изоляции – как от нормальных людей, так и от вашего особого вида. Вы уникальны. Как, в своем роде, и я. Мы оба в изоляции, полковник Неван. Вы – по генетическому предопределению, я – по выбору профессии. И если каждый окажется в состоянии понять ситуацию другого, то это позволит нам работать вместе ко взаимной выгоде.
   – Вы сумасшедшая, вы знаете? – пробормотал он.
   – Нет. Я просто из тех, кто полностью посвятил себя своему призванию.
   И я вижу уникальную возможность записать и изучить одно из интереснейших явлений в развитии межрасовых отношений за последние тысячелетия. Я не думаю, что это повод рядить меня в тогу сумасшедшего. Может случиться даже так, что подобные вам и представляют из себя тот самый необнаруженный фактор, который позволит отмести мою пессимистическую гипотезу. Он моргнул.
   – А как это возможно? Я же говорил вам, что на других людей мы воздействовать не можем.
   – А кто вправе говорить, что вы можете, а что – нет? Каким образом ваш народ может или не может влиять на пути развития Галактики? В настоящее время ваше присутствие на общественной сцене Узора хрупко и запретно. Но кто может сказать, как и когда это может измениться? Вы представляете из себя совершенно новую составляющую социальной эволюции. Никто не мотает сказать, в каком направлении может в будущем сказаться ваше влияние, а тем более, когда кончится война. В каждом новом поколении ваш талант может усиливаться или ослабевать. Невозможно предсказать. Можно только записывать и изучать, анализировать, с тем, чтобы вы как можно лучше были подготовлены к тому, что может произойти. Так позвольте мне, которая способна предложить кое-что из того, что не могут сделать ваши сородичи, поучаствовать в этом. Я нужна вам, полковник Неван. Вам и вашему народу понадобится мой взгляд. Хрупкая, оперенная, пышно украшенная фигурка выжидательно смотрела на него. Он знал, что одной рукой может свернуть тонкокостную, гибкую шею, так же, как мог внушить ей, что, выйдя на поверхность, следует первым делом утопиться в море или прыгнуть с крыши самого высокого здания. Она беспомощна перед ним – физически и ментально. Вот только… слова ее не лишены смысла.