– Не может быть, Мадж. Ведь мы почти в Стрелакат-Просаде! Успех так близок!
   – Во-во, вечно ты со своим бессмертным оптимизмом. Чтоб я сдох, ежели он не переживет тебя!
   – Эй, красавчик! – К Маджу, оглядывая его с головы до пят, подошла горбатая, кривая на один глаз норка. – Тебе чего-нибудь принесть?
   Может, хочешь чего?
   – Хочу? Еще спрашиваешь, чурбачка ты моя. Хочу уйти. Хочу миллион золотых. Хочу, чтоб дюжина миловидных гурий-выдрочек чесала мне шерсть.
   – Попридержи свои желания, – наподдала ему сзади Виджи, – а то они могут рано или поздно стать навязчивыми идеями.
   – Чушь. – Мадж поглядел на дикарку. – Я не против узнать, что ваша компашка хочет сделать со мной и моими друзьями.
   – Это по части вождя, – буркнула норка и неделикатно плюнула в ближайший куст.
   – Ну, хоть намеками!
   Норка наморщила перекошенный лоб, потом ее осенило:
   – Еда.
   Она радостно улыбнулась и перебросила утыканную шипами палицу с одного плеча на другое.
   – Эй, как тебе оптимистичная оценка наших шансов, шеф? Знакомый разговор, а?
   – Выпутаемся. – Джон-Том споткнулся, но удержался на ногах. – Вот увидишь. Всегда выпутывались. Мы от пиратов ушли, от болотного народца ушли, от нормальных каннибалов ушли, а от ненормальных и подавно уйдем.
   – А шансы, приятель, какие шансы? Они не в нашу пользу. Нельзя же вечно выбрасывать в кости двенацать.
   – Мне нужен только шанс сыграть. Всего несколько минут и суар.
   – Знаешь, – задумчиво протянул выдр, – я почти рад попасть в жаркое. Меня так тошнит от наших блужданий по свету от одного кризиса к другому, что мой энтузиазм почти сошел на нет. – Тут он оглянулся на Виджи, и голос его смягчился. – Конечно, появилось кой-что новое, без чего мне было бы фигово.
   – Расслабься, Мадж. Они не кажутся мне такими уж опасными. У них наверняка нет сверхъестественных способностей.
   – У них стока зубов, что никаких способностей не требуется.
   Людоеды вели настолько примитивную жизнь, что даже не удосужились выстроить что-либо мало-мальски похожее на дома и жили в пещерах на склоне большой скалы. Завидев приближающихся охотников, оттуда гурьбой высыпали детеныши. Окружив пленников, они с интересом заурчали и зачмокали, а двое смельчаков начали швырять в Маджа камешками. Тот уклонялся как мог, а потом очень ласково сказал:
   – Детишки, чего б вам двоим не сходить поиграть в птичек? – И кивнул на скальный карниз футах в двадцати от земли.
   К счастью для него, недоразвитый интеллект местных отроков не был в состоянии оценить ни само предложение, ни вытекающие из него последствия.
   Пленников выстроили перед самой большой пещерой, чтобы вождь мог рассмотреть их. Этот медведь-мутант семифутового роста был достоин звания вождя монстров. Вдобавок к сверхъестественному росту он обладал массивной нижней челюстью с комплектом дополнительных зубов, рудиментарными рожками, выступающим гребнистым хребтом и явно добился своего положения отнюдь не силой слова. Его могучую грудь украшали заплетенные косичками лианы и ожерелья из разноцветных камней и костей. Головной убор был под стать наряду – черепа и перья многочисленных жертв.
   Оглядев четверых пленников, он презрительно фыркнул на каждого по отдельности, а потом, обернувшись, вопросительно рявкнул на предводителя охотников.
   – Городское племя, – ответил тот.
   – Чертовски хорошо. – Медведь понимающе кивнул. – Городское племя не такое сытное, но вкус добрый.
   Мадж дерзко шагнул вперед. Его макушка едва доставала вождю до паха.
   – Эй, ты, вдохновенный уродище, погоди-ка чуток! Нас нельзя есть.
   – А на спор?! – зарычал главный людоед.
   Джон-Том шагнул вперед и встал рядом с Маджем, демонстрируя если не превосходство в размерах, то хотя бы солидарность. Во всяком случае, глядя гиганту в глаза, ему не приходилось задирать голову.
   – Мадж прав, черт подери! Я сыт по горло тем, что каждый встречный-поперечный вместо приветствия стремится сожрать нас. Где же ваша благовоспитанность и традиционное хлебосольство?
   Вождь озадаченно поскреб низкий лоб.
   – Это ты чего толкуешь?
   – Не лучше ли нам подружиться?
   – Дружбу не едят.
   – Если половина вашего племени вместо попыток скушать соседей научится сотрудничать с другой половиной, – расхаживая взад-вперед перед вождем и его приспешниками, назидательно начал Джон-Том, – то проблем у вас станет гораздо меньше и не придется то и дело драться друг с другом.
   – Я люблю драться, – ухмыльнулся во всю пасть волк. – И кушать тоже.
   – Кушать все любят. Но у цивилизованных народов не принято есть тех, кто хочет дружить с вами. Это ведет к напряженности.
   – Нужны витамины и минеральные соли, – вставил окончательно сбитый с толку вождь.
   Джон-Том кивнул на окружающую их зеленую стену джунглей.
   – Здешний край богат, тут масса пропитания. Вам незачем есть случайных прохожих. – Он погрозил медведю пальцем. – Хватать и пожирать всякого, кто вторгнется на вашу территорию, – это дикость, недомыслие и нелепость. А в доказательство я спою вам об этом песню.
   Мадж возвел очи горе и мысленно скрестил пальцы. То ли нежданный град обвинений довел дикарей до оцепенения, то ли их заинтересовало, что же споет речистый обед, но никто не помешал Джон-Тому взять суар. Мадж тем временем попятился и зашептал на ухо своей даме:
   – Он хочет попытаться напеть этой банде лапшу на уши. Я уж видал это прежде: порой помогает, а порой тока хуже становится.
   Джон-Том постарался на славу – вряд ли со дня появления в этом мире он пел более сладостные и дивные напевы. И они делали свое дело: невооруженным глазом было видно, что людоеды подпали под их власть, хотя магия была тут вовсе ни при чем. Просто Джон-Том пел о любви, о жизни и дружбе, о повседневной всеобщей доброте к ближнему и о том, что между разумными существами должно царить взаимопонимание. Он изливал в песне противоречивые чувства, которые питал к этому миру, он размышлял, как можно его улучшить, как обуздать насилие и анархию и как сплоченными усилиями превратить его в рай для всех и каждого.
   По искаженным гримасами переживаний щекам и расширенным ноздрям побежали слезы. Даже вождь тихонько хлюпал носом. Наконец Джон-Том опустил суар и посмотрел ему прямо в глаза.
   – Таким я вижу идеальный ход событий. Может, я чересчур наивен и оптимистичен…
   – Сработал что надо, вот так. – Мадж ткнул Виджи локтем в бок.
   – …но мир должен стоять именно на этих принципах. Я уже давно это чувствовал, только не было случая излить это в песне.
   Вождь всхлипнул и утер глаза кулачищем.
   – Мы любим музыку. Человек, ты поешь красиво. Нельзя терять такую прелесть, потому мы не едим тебя.
   Джон-Том обернулся и торжествующе ухмыльнулся друзьям. Вождь указал налево – из пещеры по соседству с его собственной вышла медведица-людоедка ростом почти с него.
   – Моя дочка. Любит музыку тоже. Слушала ты?
   – Слушала, – ответила она, сморкаясь в кусок дерюги, которого хватило бы на целый мешок.
   – Такие добрые мысли должны быть с нами всегда. – Вождь поглядел на Джон-Тома. – Я верю в то, что ты поешь. Ты остаешься с нами и поешь все одинокие дни и ночи.
   – Эй, погодите-ка! Я не против поделиться с вами мыслями и музыкой, но боюсь, что не смогу заниматься этим на постоянной основе. Видите ли, мы с друзьями выполняем миссию огромной важности и…
   – Ты остаешься.
   Похожий на кувалду кулак вождя разрубил воздух в дюйме от носа Джон-Тома, потом указал на стоящую рядом юную дикарку. Джон-Том подумал, что выглядит она не так уж отвратительно и даже довольно стройна – для профессионального борца.
   – Ты остаешься и женишься на моей дочке. Тпру!
   – Боюсь, что не могу этого сделать.
   Над юношей тут же нависла двухтонная туша медведя.
   – Как так, моя дочка не понравилась?!
   – Не в том дело. – Джон-Том выдавил бледную улыбку. – Просто, э-э, из этого не будет проку. В том смысле, что мы не состоим даже в отдаленном родстве, то есть межплеменном.
   – А что ты толковал о разумных племенах, работающих вместе?
   – Ну да, работающих, но не живущих же – то есть я имею в виду брак и все такое.
   – Он хочет сказать, ваша чудовищность, – подхватил Мадж, когда протесты Джон-Тома выродились в неразборчивый лепет, – что и сам не ведает, чего несет. Уж я-то знаю, я-то слушаю его словесный понос уже поболе года.
   – А, вот еще, – быстро вставил Джон-Том. – Я женат.
   – О, не проблема! – Вождь вознес обе лапы над головой, и из уст его полилась непрерывным потоком неразборчивая тарабарщина. Потом он опустил лапы и криво ухмыльнулся. – Во! Теперь ты разведенный и вольный жениться опять.
   – По законам моей страны – нет.
   – А хоть бы и нет, но ты живешь теперь по закону здешней страны.
   Подь сюда.
   Медведь схватил Джон-Тома за правое запястье и чуть ли не по воздуху поволок к дочери. Она возвышалась над женихом на добрый фут и весила фунтов восемьсот.
   – Дорогой!
   Девица обхватила его обеими лапами, и юноше представилась редкая возможность испытать настоящие медвежьи объятия. Результатом контакта – к счастью, кратковременного – были помятые ребра, отшибленный дух да ощущение, будто он неделю провел на столе у костоправа. Должно быть, нареченная догадалась, что синюшный цвет лица вряд ли говорит о добром здравии. Пока Джон-Том взахлеб хватал ртом воздух, вождь воздел руки и торжественно оповестил племя:
   – Вечером большая свадьба, все приходят, масса танцев и песен, масса еды. Хотя не из гостей, – спохватившись, добавил он.
   Уточнение было встречено несколькими огорченными возгласами, но они потонули в потоке всеобщего ликования. Сия буколическая сценка тут же напомнила Джон-Тому радостную ночь шабаша из «Фантастической симфонии» с собой в главной роли.[1]
   – Значица, его чудовищность милосердно отпускает нас? Какое великодушие!
   – Мне кажется, даже своими едва ворочающимися мозгами он сообразил, что невежливо есть товарищей жениха, – заметила Виджи.
   – Ага, до свадьбы. Вот увидишь, что будет потом. А можа, не погодишь и не увидишь, потому как нам абсолютно ни к чему слоняться тут и ждать выяснения. Как тока он отвернется – испаряемся.
   – А как же Джон-Том?
   – А что он нам? – В голосе Маджа не было и тени дружелюбия. – Он сам влез в эту милую западню, заливая про любовь, жисть и дружбу, про взаимопонимание меж разумными существами и прочую дребедень. Пусть сам себя отсюда выпевает. Мы не можем слоняться тут и ждать свадьбы, чтоб узнать, что с ним будет. Нам надо позаботиться о себе и надо делать ноги, пока наши милые хозяева настроены по-доброму… Как насчет тебя, старичок? – зашептал выдр стоявшему рядом еноту.
   – Боюсь, на этот раз мне наверняка придется согласиться с тобой.
   Бедолага Джон-Том впутался в грандиозную сплошную неприятность. Тут я выхода не вижу, уж будьте покойны, – с сожалением хмыкнул Перестраховщик. – И лучше ему что-то придумать до наступления вечера.
   Заниматься любовью с горой небезопасно. Ежели она забудется, он может очнуться разломанным вдребезги, как его дуара.
   Выдры вполне разделяли воззрения енота на перспективы супружеской жизни Джон-Тома.
   Юношу и его суженую отвели в отдельную пещеру. Пол в ней был посыпан чистым песочком, имелись стол, стулья, пара шезлонгов на диво современного дизайна. Не зная, чем заняться, юноша прилег на один из них. Людоедка тут же пристроилась на соседнем, и дерево тревожно скрипнуло.
   Покой жениха и невесты, хмыкнул он. Все равно что приемный покой хирурга. Ему не было позволено выходить, но мимо входа то и дело мелькали его товарищи – очевидно, им была предоставлена полная свобода передвижения. Это заставило мысли Джон-Тома заработать быстрее. Мадж не станет болтаться здесь до бесконечности, ожидая, пока приятель выпутается из очередного затруднения. Выдр ему друг, но не дурак;
   Джон-Том знал, что если в ближайшее время что-нибудь не предпримет, то останется сам по себе. А тем временем людоедка, лежа в шезлонге, со страстью взирала на него.
   Устав от затянувшегося молчания и бесполезных раздумий, он подал голос:
   – Знаешь ли, толку от этого не будет, я уже говорил твоему отцу.
   – Откуда знаешь? Еще не пробовали.
   – Да ты приглядись получше. Я вижу тебя, ты видишь меня. Я вижу различия.
   – Я вижу двоих. Чего еще надо?
   Да, с такой зубодробильной логикой разговор затянется.
   – Ты уже была замужем?
   – Однажды. Здорово было.
   – Но сейчас ты свободна?
   – Ага.
   – А что случилось с первым мужем?
   – Сломался.
   – О-о?
   Лучше бы закруглить беседу, лихорадочно соображал Джон-Том, но его обычно молниеносная, пусть и не всегда точная смекалка на этот раз отказала. Поскольку в эту ситуацию его вовлекли суар и песни, то вряд ли удастся выпутаться с их помощью. Эх, была бы цела дуара! Если бы да кабы… А может, другому людоеду его суженая покажется привлекательной? «И что она во мне нашла?» – ломал голову Джон-Том. Ну конечно же, дело не в его личном шарме, а в очаровавших все племя сладостных напевах.
   – А как тебя зовут?
   Не то чтобы ему было интересно, но молчание становилось нестерпимым.
   – Апробация.
   Джон-Том едва не улыбнулся: хорошенькое прозвище для не очень хорошенькой леди!
   – И что будем делать дальше?
   – Что хотишь. Ты будешь муж, я буду жена. Если хочешь чего, скажи мне. Жена должна угождать мужу, даже если он еще не муж. Так заведено.
   – То есть как? – Сверкнувшая в мозгу догадка начала понемногу проясняться. – Ты хочешь сказать, что если я от тебя потребую что только в голову взбредет – ты обязана выполнить?
   – Кроме как помочь тебе удрать.
   Тупик. А может, и нет?
   – И по обычаю все женщины твоего племени должны вести себя именно так?
   – Именно. Так заведено. Так правильно.
   Он сел, повернувшись к медведице лицом.
   – А что, если я скажу, что это не только не правильно, но и противоестественно?
   Массивная челюсть невесты съехала на сторону в недоуменной гримасе.
   – Не понимаю, чего толкуешь.
   – Предположим, я скажу – а ты должна мне верить, ведь я твой будущий муж, не забывай, – что мужчины и женщины равны, и не дело, когда одни все время угождают другим.
   – Но это не правильно! Так всегда было заведено.
   – Понимаю. Хотелось бы мне, чтоб тут оказалась какая-нибудь феминистка вроде Кэйт Милле или Глории Стайнем и прочитала тебе лекцию.
   – Я не знаю этих имен. Они – волшебные богини?
   – Кое-кто считает именно так.
   Джон-Том встал и подошел к людоедке. Ее габариты внушали трепет.
   Исполинские лапы с длинными мощными когтями могли бы разом переломить ему хребет. От одного взгляда на жуткую морду в сердце закрадывался страх, но в глубине больших, в общем-то даже привлекательных глаз ощущались незаполненный вакуум и стремление к знаниям. Откликнется ли она на новые идеи, тем более провозглашенные чужаком?
   – По-моему, я тебе нравлюсь. Апробация, хоть мы и несхожи.
   – Сильно нравишься.
   – Но это не означает, что ты должна жить как раба. Это не означает, что каждая женщина твоего племени должна жить как раба любого мужчины.
   Эта истина ничуть не меняется, говорим мы о выдрах или о людоедах.
   Пришли другие времена, Апробация, и настал час тебе и твоим сестрам измениться вместе с ними.
   – Как это измениться?!
   – Ну, примерно так…
   Мадж пытался заглянуть в глубину брачной пещеры.
   – Музыки не слышу, но вижу, что губы его шевелятся. Накличет старина Джон-Том словами бурю, уж я-то его знаю. Он может всяких чудес натворить и достаточно хитроумен, чтоб сбить с толку целый Магистрат.
   Вот увидишь, милашка. Через часик она станет изрекать благоразумные мысли.
   И действительно, вскоре Апробация выскочила из пещеры, чтобы высказаться, но изрекала она отнюдь не благоразумные доводы, а буквально кипела негодованием. Когда стражи отказались выпустить Джон-Тома, она просто зашвырнула обоих в кусты.
   – Не годится невесте покидать брачную пещеру до пира. – Ей заступил дорогу еще один воин, большой ягуар.
   – А-а-а-а, усохни, ты, ты… самец!
   И лапа, чуть-чуть не дотянувшая до размеров автомобильной шины, вошла в тесный контакт с челюстью ягуара.
   Остальные воины ринулись утихомиривать разбушевавшуюся дочь вождя.
   До Джон-Тома никому уже не было дела, и он прошествовал мимо театра военных действий, ухмыляясь, как Чеширский Кот.
   – Приготовься уходить, – бросил Мадж подруге.
   – А? Хоть она и дерется с охраной, но из селения нас вряд ли выпустят.
   – Просто приготовься. Все верняк, как я и говорил: Джон-Тому не всегда нужно петь, чтоб творить чудеса.
   Женское население деревни отложило домашние дела и вышло из пещер, внимательно прислушиваясь к Апробации, которая провозглашала подхваченную у Джон-Тома феминистскую программу, одновременно отбиваясь от полудюжины охотников. Большинства мужчин, занимавшихся подготовкой к свадьбе, в селении не было, иначе они нашли бы речь Апробации весьма любопытной. Сбившиеся плотной толпой женщины начали недовольно ворчать и что-то выкрикивать.
   – Очень интересно, – заметила Виджи, краем уха услышавшая несколько отрывочных фраз, но Мадж потянул ее за руку.
   – Пошли, милашка, надо быть готовыми слинять, как тока подойдет Джон-Том.
   – Крайне интересно, – упиралась она. – Ничего подобного не слыхала.
   Мадж тоже кое-что расслышал и тянул Виджи чуть ли не с отчаянием.
   Тут драка утихла: вернулся вождь с остальными воинами.
   – Нехорошо начинать празднество без нас, – с укором сказал он. – Будет масса времени наиграться, когда свадебная церемония закончится.
   – Никакой свадебной церемонии! – Всклокоченная, тяжело дышавшая Апробация была явно не настроена идти на попятную. – Да кто ты такой есть, чтоб мной командовать?!
   – Кто я есть? Кто я есть?! Да я есть твой отец! Я есть вождь этого племени!
   Надо было видеть его побагровевшую физиономию!
   – А по какому праву?!
   Онемев от возмущения, вождь пробрался сквозь ряды туземцев, расталкивая их налево и направо, и хотел влепить дочери пощечину, но она парировала удар и ответила прямым в зубы. Несколько воинов хотели схватить ее, но наткнулись на преградивших дорогу женщин. Дремотную тишину вечера взорвали вопли и рычание, воздух наполнился клочьями шерсти и шкур – словом, пыль столбом!
   Уклоняясь от битвы, вождь предпочел заступить дорогу Джон-Тому, пытавшемуся на цыпочках проскользнуть мимо бранной сечи.
   – Ты! Ты навлек на нас эту беду. Ты толковал с моей дочкой и забил ей голову суеверной чепухой! Что за злые чары ты сотворил? Женитьба отменяется. Обед возвращается.
   Он потянулся к Джон-Тому, быстро отскочившему в сторону.
   – Апробация!
   Юноша выкрикнул это имя несколько раз, но она была чересчур занята пробуждением разума у мужчин путем проламывания их черепов.
   Вождь подступал, скверно ухмыляясь.
   – Я ем тебя сам, ем сырым, на обед. По кусочку за раз. Пожалуй, начинаю с головы.
   Медведь опять протянул лапы. Джон-Том увидел, что Мадж мчится за своим реквизированным луком, но выдру никак было не поспеть вовремя.
   Хитромудрый план дал осечку. Мадж прав – удача в конце концов повернулась к человеку спиной.
   И тут его прикрыла широченная спина, а ее обладательница взревела:
   – Ты больше никого не ешь без моего позволения!
   От шагов ринувшейся на вождя фигуры задрожала земля.
   – Пошли, чувак! – Лук был уже у Маджа. – Уносим отсюдова ноги!
   Слегка очумевший от столь бурного проявления посеянной им среди туземных дам смуты, Джон-Том позволил увести себя с поля боя. Никто не пытался их задержать, и вскоре друзья, беспрепятственно вернув свои вещи и припасы, незаметно ускользнули.
   – Кто это был? – наконец промямлил Джон-Том, когда они порядком отдалились от пещер. – Кто меня спас?
   – Толком не знаю, – ответила Виджи, – но по-моему, это была миссис вождь. Джон-Том, я и сейчас толком не пойму, что случилось. Ради всего святого, что ты наговорил невесте, если она и остальные женщины так взъярились?
   – Правду сказать, такой реакции я не ожидал. Я всего лишь усадил ее и рассказал о…
   – Стой, парень, – энергично перебил его Мадж. – Мы можем вернуться к этому попозже, а? Сейчас надо поберечь дыхание, чтоб нас отделяло от этого скопища как можно больше деревьев.
   – Разумеется, но я…
   – Разумеется, но ты сможешь поговорить об этом потом, када сможем присесть и поболтать, не опасаясь погони, ладно?
   Джон-Том уловил, куда клонит выдр, и прикусил язык. Можно и уступить просьбе друга, ничего страшного – тем более Виджи вряд ли нуждается в помощи этой теории.

Глава 14

   Каннибалам, занятым выяснением отношений, явно было не до преследования. Вряд ли они быстро вернутся к нормальной жизни.
   Маджу следовало бы радоваться по поводу столь легкого избавления, а он вместо этого шел понурый, погрузившись в пучины тоски, и на все вопросы отвечал исключительно односложно. Наконец Джон-Том не выдержал:
   – Мадж, тебя что-то терзает?
   – Разумеется, терзает, приятель. Усталость. Я устал от вонючих джунглей, от беготни, устал мчаться за тобой на край света всякий раз, када жисть вроде начинает налаживаться. А тут еще проблема. – В виде пояснения он начал чесать левый бок, понемногу переходя на спину. – С самого Чеджиджи у меня все зудит, а в последние дни и вовсе спасу нет.
   Надо думать, подцепил какую-нибудь сыпь. Хуже всего посередине спины, но туда я не дотягиваюсь.
   – Милый, надо же было сказать! – Виджи остановилась и начала стаскивать с него жилет. – Дай-ка посмотрю.
   Пока она осматривала спину и плечи Маджа, человек и енот получили возможность немного передохнуть.
   – Ну, чего там? – не утерпел Мадж, но Виджи не отвечала. Когда она наконец подала голос, слова предназначались вовсе не Маджу.
   – Джон-Том, по-моему, тебе надо на это взглянуть.
   Он подошел, и открывшееся зрелище отняло у него дар речи.
   Спина выдра совершенно облысела. С первого же взгляда под мышку, которую Мадж только что чесал, стало ясно, что скоро плешь доберется и сюда. Проведя лапой по ноге, Виджи собрала целую горсть шерсти.
   – Да что с вами? Что стряслось?
   – Боюсь, это не просто сыпь, Мадж.
   – Что значит «не просто»? У меня что, проказа?
   – Нет, не совсем, – пробормотала Виджи.
   Мадж взвился.
   – То есть как это «не совсем»?! Не будет ли кто-нибудь любезен сказать, что стряслось? Это всего-навсего клепаный зуд. Видите?
   Он почесал правое предплечье, но, убрав ладонь, увидел полоску голой кожи.
   – Ох вы лапочки мои! – Он в ужасе уставился на Джон-Тома. – Приятель, ты должен этому помешать! – Со лба Маджа упал клок шерсти. – Сделай чегой-нибудь, отпой это про-о-о-чь!..
   Он яростно заметался туда-сюда, теряя шерсть.
   – Попытаюсь, Мадж.
   Джон-Том перебросил суар на грудь и пропел все подходящие песни, какие только пришли в голову, завершив попурри торжественной ведущей темой рок-оперы «Волосы». Все втуне: парша Маджа усугублялась. Когда выдр, утомившись, через несколько минут прервал свою гонку, на его теле не осталось ни волоска.
   Перестраховщик разглядывал выдра со своей обычной флегматичной невозмутимостью.
   – Первый раз вижу лысую выдру. Несимпатично.
   – Что ж я буду дела-а-а-ать?!
   – Для начала перестанешь выть, – с упреком ответил Джон-Том.
   – Уж лучше б я помер!
   – И перестанешь молоть вздор.
   Виджи обнимала Маджа, стараясь его утешить. Потом слегка отстранилась и воззрилась на его хребет.
   – По-моему, уже начало отрастать обратно.
   – Не насмехайся надо мной, милашка. Я знаю, что обречен скитаться по свету в таком вот виде, голым лысым изгнанником, словно человечий выродок.
   – Нет, в самом деле! – Волнение в ее голосе было неподдельным. – Погляди сам.
   Виджи поднесла левую лапу Маджа к его носу. Джон-Том подошел взглянуть. Действительно, из кожи выглядывали крохотные кончики волос.
   Шерсть отрастала прямо на глазах. Мадж едва не запрыгал от восторга.
   – Она вернется! Какое облегчение. Я уж думал, с беднягой Маджем покончено. В таком виде невозможно показаться на глаза старым знакомым. Ладно, приятели, расходитесь, а то снова занесете мне инфекцию.
   К ночи коричневая блестящая шерсть, отросшая на полдюйма, покрыла все тело выдра. К утру она достигла нормальной длины. Новые шерстинки были необычайно толсты, но по цвету и на ощупь казались нормальными, и Мадж не придал такой малости никакого значения – похож на себя, и ладно.
   Но к концу дня он это сходство утратил.
   – И када, по-вашему, они перестанут расти? – оглядывая себя, ворчал он.
   – Не волнуйся, – ласково потрепала его Виджи, – если отрастут еще, мы тебя подстрижем.
   Беда была в том, что шерсть все росла, а подстричь ее было нечем, кроме сабли. Так что она все отрастала с той же невероятной скоростью и уже достигла футовой длины. Это замедлило движение отряда, поскольку Мадж то и дело наступал на покрывающую ноги шерсть и падал. Ботинки ему пришлось снять давным-давно. В конце концов он решил прибегнуть к помощи сабли, но стрижка только ускорила процесс.
   К утру очередного дня отряд состоял из трех путников и одного спотыкающегося клубка шерсти. Выдру приходилось придерживать лапой свисающую на глаза челку, чтобы видеть дорогу.