Фостер Алан Дин. Время перехода

   Он выбрал бутылку и потянул пробку.
   На чувства Джон-Тома воздействовал цунами оркестровой музыки. На этот раз Кулб дал дослушать до конца, пока ошеломительное крещендо не угасло в недосягаемой дали иных пространств и времен, продолжая эхом звучать лишь в памяти Джон-Тома.
   Кинкаджу сверился с наклейкой.
   – Должно быть, этот был любопытной личностью. Чтобы вместить произведение целиком, потребовалось три бутылки. Снова ваша симфония – Двенадцатая, Густав Малер. – Вскарабкавшись к верхнему ряду ящиков, он извлек еще бутылку. – А вот из моих любимых: «Сплетоморф для глузко и угретерша» Прист'ин'инки.
   Обрушившиеся на Джон-Тома звуки были предельно чужды его слуху – атональные, но не хаотичные, диссонирующие, но не вульгарные, и очень-очень сложные.
   – Этот композитор мне не знаком.
   – Неудивительно, юноша. Я толком не знаю даже, из какого это измерения. Гничии не ведают границ.
   – Вы слышали, какого рода музыку я играю. Бетховен и Малер – это замечательно, но нет ли у вас чего полегче, для таких дремучих, как я?
   – Полегче? Вы имеете в виду – наподобие вашей собственной музыки?
   Джон-Том кивнул. Кулб спустился с лестницы, открыл один из нижних ящиков и вынул бутылочку темно-пурпурного стекла.
   Содержавшаяся в ней музыка хоть и была новой, но все-таки знакомой.
   Спутать с другой ее было невозможно – лишь один человек на свете мог извлекать из электрогитары подобные звуки, полные неуемной и одновременно упорядоченной мощи.
   – Давайте отгадаю, – шепнул Джон-Том. – Джими Хендрикс?
   – Да. – Кулб уставился на этикетку. – Из двойного альбома «Дух и нюх». Еще не наскучило?
   – По-моему, новая музыка не может наскучить, сэр. Мне понравилась даже плетенка этого Пристинкивинки.
   Он молча смотрел на шкаф – там, должно быть, тысячи песен, симфоний и прочих посмертных никем не слыханных произведений давно почивших композиторов.
   – Давай перейдем на «ты». У нас есть что послушать.
   Дом сотрясался от музыки весь день и изрядную часть ночи: Кувир воспроизвел для Джон-Тома фрагменты оперы Бартока «Современная Саламбо», избранные места из второго цикла «Кольца» Вагнера и почти весь альбом Джима Моррисона. В конце концов, человек и кинкаджу уснули, утомленные предельным напряжением «Техасской хвалы» Дженис Джоплин.
   Проснулись они уже при свете дня. Джон-Том горячо поблагодарил старика мастера, но тот лишь отмахнулся.
   – Всякий раз, ощутив потребность освежить душу новой музыкой, – приходи в гости. Слушать музыку вдвоем вдвое приятней.
   – Если я сумею попасть домой и вернуться сюда с магнитофоном и охапкой чистых кассет, то поставлю музыкальную общественность на уши до скончания веков.
   – О-о, стоя на ушах, ничего не услышишь, – тихонько рассмеялся Кулб. – Могу ли я быть тебе полезен еще чем-нибудь, Джон-Том?
   Несмотря на недавнее пробуждение, глаза у него слипались. Юноша понимал, что, когда солнце поднимется выше, мастер, принадлежащий к племени ночных работников, должен будет отойти ко сну.
   – Только одним: не порекомендуешь ли проводника до Чеджиджи – и лучше кружным путем? По дороге сюда у нас возникли небольшие разногласия с туземцами, и мне не хочется снова встречаться с ними.
   – А-а, каннибалы? Да, найти проводника, знающего другую дорогу, можно. Я бы предпочел, чтобы ты погостил подольше – у меня еще много музыки, которую мы можем послушать вдвоем.
   – Я непременно вернусь, только с магнитофоном.
   – Я мог бы одолжить тебе несколько бутылок.
   – С магнитофоном я буду чувствовать себя увереннее. У него больше шансов уцелеть, если я грохнусь на него.
   Джон-Том печально улыбнулся. Они вместе вышли из мастерской.
   – Что ты намерен делать, когда вернешься в Чеджиджи?
   – Попытаюсь зафрахтовать корабль, который доставил бы нас в одно местечко на востоке Глиттергейстского побережья. По-моему, мы нашли постоянный проход между моим и вашим мирами. Если он еще там, я схожу за магнитофоном и другими вещами.
   – Тогда я надеюсь иметь удовольствие видеть тебя здесь снова. А также услышать твою музыку.
   Человек и кинкаджу пожали друг другу руки.
   Верный своему слову Кулб велел Амальме найти надежного проводника через Просад. Виджи предложила сперва навестить Тейву, а уж потом заниматься поисками неизвестно какого корабля с ненадежным экипажем.
   Летучего коня они нашли в аэроконюшне на дальней окраине. Он весьма обрадовался встрече. Навеки излечившись от страха высоты, он с готовностью согласился донести друзей до восточных заводей – тем более что на сей раз ему не нужно было надрываться в одиночку. Выиграв в карты кругленькую сумму, он в счет погашения долгов привлек к доставке своих карточных партнеров – так что и у Джон-Тома, и у остальных было по собственному рысаку.
   С высоты все леса похожи один на другой, но острый взор Маджа обнаружил знакомое дерево, а уж благодаря дереву отыскали и скалистую гряду, и пещеру. Приземлившись, Джон-Том приступил к последним приготовлениям, пока крылатые кони со смехом болтали о люцерновом вине и заоблачных танцульках.
   Дуара и посох из таранного дерева особого внимания привлечь не должны, и Джон-Том решил взять их с собой, а вот шапку из радужной ящеричьей кожи пришлось оставить.
   Что до остальной экипировки – он заготовил кучу объяснений для любопытствующих, пока не удастся купить пару ботинок, джинсы и рубашку. На обращение золотых Клотагорба в наличные много времени не уйдет – это охотно сделают в первом же ломбарде.
   – Теперь уж будь осторожен наверняка. – Перестраховщик ласково взглянул на него.
   – Ты тоже. Куда теперь?
   – По-моему, в родной деревне все еще ужасно разгневаны на меня, уж будьте покойны. Так что я думаю пойти с твоим парнем выдром и поглядеть, что за край это Колоколесье.
   – Мы будем тебя ждать. – Неужели Виджи плачет? – Я поговорю с твоей любезной Талеей как женщина с женщиной и объясню, куда ты собрался.
   Джон-Том, а как ты доберешься до дома, когда вернешься? Ты ведь не знаешь, сколько будешь отсутствовать, а Тейва не может ждать до скончания века.
   – Мне вообще не нужно, чтоб он ждал. Мы с Маджем прошли пешком полмира, так что небольшая прогулка к дому меня не пугает. – Он в последний раз оглядел вещи и убедился, что наготове несколько факелов.
   – Пожалуй, все. Тейва и его друзья донесут вас до Колоколесья и…
   В грудь ему врезалась мохнатая молния, и Джон-Том чуть не упал вместе с прильнувшим к нему Маджем.
   – Ты не вернешься! – неудержимо рыдал Мадж. Его черный нос и усы были всего в нескольких дюймах от лица Джон-Тома. По мохнатым щекам сбегали слезы. – Я чую, что так и будет! Как тока ты уйдешь в свой мир через эту клепаную дыру, то окажешься в знакомом окружении, среди соплеменников и позабудешь про нас! Позабудешь бедного старого Маджа, и Виджи, и этот слабоумный орех на ножках, Клотагорба, которому нужен твой присмотр в старости. И даже Талею. Ты останешься там, где удобно, приятно и безопасно, а сюда не вернешься!
   Он ухватил Джон-Тома за ворот вымокшей от слез индиговой рубашки и тряхнул его.
   – Слышишь, ты, мерзкая, невежественная, наивная голозадая макака? И что я буду тут без тебя делать?
   – Успокойся, Мадж. – Чувствуя, что и у него самого глаза на мокром месте, Джон-Том осторожно отрывал пальцы выдра от рубашки. – Я не смогу навек бросить своего лучшего друга, хоть он и врун, мошенник, вор, пьяница и неисправимый бабник.
   – От этих твоих речей, приятель, у меня на сердце как-то полегчало.
   – Утирая глаза и нос, Мадж отступил на шаг. – Можа, ты и вернешься, но зарекаться я б не стал. Я видал, что бывает, када возвращаешься туда, откуда пришел. Я чертовски уверен, что не поставил бы на твое возвращение и ломаного гроша.
   – Если я почему-то и не вернусь, то не хочу, чтобы ты хныкал и стонал по этому поводу круглые сутки.
   – Кто, я?! – Мадж выдавил подобие улыбки. – Чертова чушь! Да ни в коем разе!
   – Мы неплохо провели время, а? – Джон-Том глянул в сторону пещеры.
   – Поставили на место кое-каких злодеев, повидали любопытные племена, распространили толику доброй воли и вообще нарушили статус-кво. Так что сожалеть не о чем.
   Он опустился на колени, зажег первый факел и на четвереньках пополз в зияющее отверстие.
   – Вот увидите, я вернусь. Скажите Талее, чтоб не падала духом. Я приду за ней.
   – Верняк, приятель!
   Выдры и Перестраховщик махали ему вслед, а Тейва бил копытом о землю. Вот только после прощальной тирады Маджа на душе остался мутный осадок.
   Джон-Том карабкался по знакомому тоннелю до тех пор, пока не смог выпрямиться во весь рост. Закинув мешок за плечи, он поднес факел к земле и пошел по следам, во множестве оставленным здесь во время предыдущей экскурсии. Меньше чем через час провод в полуистлевшей изоляции привел его к расселине, отделяющей один мир от другого.
   В узком коридорчике факел пришлось погасить: с другой стороны горел свет и слышались голоса. Света было вполне достаточно, чтобы одолеть остаток пути до родного мира.
   Едва Джон-Том вышел, как его окликнули:
   – Эй, вы!
   В глаза ударил ослепительный луч мощного фонаря. Юноша зажмурился и загородился ладонью, пытаясь разглядеть крикуна.
   – Что такое?
   Луч опустился, голос стал тише.
   – Больше не суйтесь туда. В этой пещере масса опасных провалов и неисследованных тупиков. Пока что никто не заблудился, но открывать счет сегодня нам не хочется.
   – Извините.
   Теперь, когда глаза привыкли к свету, Джон-Том разглядел, что на него глазеет дюжина людей – одно-два семейства, несколько молодых пар и три юнца, путешествующих в одиночку. У одного из них за спиной висел самодельный рюкзак – точь-в-точь как у Джон-Тома.
   Экскурсовод опять заученно завел монотонным голосом:
   – Повернувшись направо, вы увидите образование, которое мы называем «Застенчивым слоном».
   Все взоры обратились в указанном направлении. Дети заохали и заахали. На появление Джон-Тома никто не обратил внимания: передние решили, что он был сзади, задние – что он вошел с экскурсоводом. Так что юноша просто присоединился к экскурсии и вместе с ней вышел в жаркий солнечный техасский полдень. Перед ним стоял старый дом, в котором пришлось столкнуться сначала с пиратами, а потом с поставщиками наркотиков; позади – вход в пещеру, у въезда на проселок – знак, сообщающий, что здесь находится достопримечательность, а вдали – шоссе, по которому тогда катил восемнадцатиколесный тягач, так напугавший друзей Джон-Тома. К югу отсюда был Сан-Антонио, а в тысяче двухстах с чем-то милях – родной Лос-Анджелес.
   Обернувшись, Джон-Том увидел, как старый экскурсовод запирает вход в пещеру. В нескольких сотнях ярдов отсюда находится небольшое завихрение пространства-времени. Через этот незаметный, неуловимый переход можно попасть в мир говорящих выдр, занимающихся магией черепах, армий разумных насекомых, лютых хорьков и пиратствующих зеленых попугаев.
   Как сказал бы Мадж, это офигенно нереально.
   Туристы рассаживались по машинам. Джон-Том просился к нескольким, пока одна молодая пара не согласилась подбросить его до Сан-Антонио. С удобством расположившись на заднем сиденье «Вольво», он снимал заплечный мешок, когда взгляд его упал на встроенные в потолок многофункциональные часы – они показывали не только время, но и точную дату.
   Он знал, что отсутствовал больше года, но одно дело абстрактное знание, а другое – его конкретное солидное воплощение в виде холодных зеленоватых букв и цифр на табло. Как отреагируют родители на его появление после годичного молчания? К счастью, он не относился к числу маменькиных сынков, звонивших домой раз в неделю. Родители привыкли к долгим периодам молчания своего занятого упорной учебой сына – но не в течение же года?!
   А что скажет куратор в университете? А друзья и более-менее постоянные подружки вроде Сьюзен и Мариэлы? И им, и всем остальным придется принять на веру тщательно разработанную версию.
   Ему подвернулась уникальная возможность (Джон-Том попутно отметил, что отчасти это действительно так) поработать в правительственных спецслужбах. В ответ на неизбежный вопрос, в чем состоит работа, он многозначительно улыбнется и ответит, что в данный момент не может углубляться в подробности. Тогда его родители, друзья и все остальные (будем надеяться) многозначительно кивнут в ответ и замнут тему.
   А вот от университетского руководства отвертеться так просто не удастся. Придется отрабатывать внезапно брошенные занятия, ублажать профессоров. Однако Джон-Том не сомневался, что сумеет вернуть жизнь в привычную колею.
   Автомобиль свернул на шоссе, направляясь на юго-восток. Мимо проносились машины, выдыхая дымное марево, напомнившее ему болотный край.
   Откуда-то доносился странный аромат, и Джон-Том не сразу понял, что так пахнет сам воздух. В другом мире не было ни промышленности, ни двигателей внутреннего сгорания, и его воздух – а в общем, и обитатели сохранили девственную чистоту.
   Конечно же, он вернулся. А вот Талея, его единственная любовь, осталась. Точнее – его единственная любовь в том мире. А что поделывает сейчас Мариэла? А Сьюзен? Как они проглотят байку о работе в каких-то секретных службах? Поднимет ли она его в глазах девушек?
   Женщина на переднем сиденье настроила радио на местную рок-станцию, и салон заполнили медоточивые восторги торгового клана Макдоналдсов, открывших в Сан-Антонио три новых гамбургерных рая, реклама «По-Фолькс», дезодоранта и подержанных-автомобилей-сехабла-эспаньол.
   «Ковбои» опять пробивались в финал. За время его отсутствия ничего не изменилось.
   Или почти ничего.

…МНОГО ПОЗЖЕ…

   По дороге вдоль реки размашисто шагал великан, невероятно длинный и нескладный. Лицо у него, будто водорослями, было покрыто спутанной растительностью, а в глазах горел огонек безумия.
   Заметив это явление, она не запаниковала и не кинулась бежать, а замерла на месте.
   Великан увидел ее. За спиной у него были толстый деревянный посох с утолщением на конце и несколько раздутых мешков. Может, коробейник, подумала она.
   – Здравствуй. – В голосе великана не слышалось никакой угрозы, скорее усталость. – И кто же мы будем?
   Вместо ответа она метнулась вперед и впилась зубами ему в ногу чуть пониже колена. Завопив от боли, он заскакал на одной ноге, пытаясь стряхнуть нападающую и одновременно удержать на плечах свою поклажу.
   Когда длиннющая нога лягнула воздух в третий раз, она слетела и растянулась на песке.
   Вскочив на ноги, она принялась яростно отплевываться, утирая рот:
   – Тьфу! Тьфу! Тьфу! Воняет!
   Восстановив равновесие, великан ощупал свою не так уж и пострадавшую ногу и смерил юную выдру внимательным взглядом, находясь в полной готовности увернуться или отбить следующую атаку.
   – Насчет сходства не уверен, а вот наклонности узнаю! Сходи-ка скажи своему отцу, что старый друг пришел повидать его.
   Юная выдра в сборчатых шортах и ожерелье из цветов сосредоточенно сдвинула брови.
   – Видеть папу? Вонючка хочет видеть папу?
   – Да. – Джон-Том не удержался от улыбки: когда этот пушистый комочек не пытается никому ампутировать ногу, он совершенно очарователен. – Видеть папу.
   Малышка немного поразмыслила и поскакала по дороге.
   – Иди за мной.
   Шагая следом, Джон-Том стремился насытить душу окружающим пейзажем.
   Лес пребывал неизменным от века; колокольные деревья отзывались мелодичным звоном на малейшее дуновение ветерка.
   Крохотная выдра почти скрылась из виду, остановилась и нетерпеливо поджидала, пока человек поравняется с ней, потом снова бросилась вперед.
   – Быстро-быстро, вонючка! Ты очень медленно.
   Он усмехнулся и прибавил шагу.
   Малышка привела его к речушке, на пологом берегу которой стояло несколько домиков, остальные же дома выстроились вдоль кромки воды.
   Она указала на землянку с большой овальной дверью, взиравшую широкими окнами на воду. Когда они подошли поближе, вокруг тут же материализовалась троица юных выдр, обступивших Джон-Тома кольцом. К счастью, больше никто не захотел попробовать, каков он на вкус.
   Провожатая нырнула в дом, и, ожидая ее возвращения, он опустил свою ношу на землю, но расслабиться все равно не смог, вынужденный легкими шлепками по лапкам оборонять пряжки и узлы.
   – Да уж, вы яблоки от отцовской яблони на все сто!
   – Кто это с отцовской яблони? – повелительно поинтересовались сзади. Джон-Том повернулся к говорившему, и глаза их встретились.
   Мадж на мгновение онемел, что уже само по себе говорило об испытанном им потрясении. Оправившись, он ринулся к другу.
   – Да никак привидение? – Ладони выдра и человека встретились. – Не-а, для привидения ты тяжеловат. Ну, не думал, приятель, что ты вернешься! Мы уж вроде как и не надеялись, вот так.
   – На приведение дел в порядок ушло больше времени, чем я ожидал, Мадж. Привет, Виджи! – воскликнул Джон-Том, заметив появившуюся на пороге выдру в украшенном цветочной аппликацией фартуке.
   – Я рада, Джон-Том, что ты вернулся. Мы беспокоились о тебе что ни день.
   Маджа настойчиво дергала за жилет маленькая лапка.
   – Папа знает вонючку?
   Тот отмахнулся от дочери, попав ей по мордочке. Перекувырнувшись через голову, она молниеносно вскочила на ноги и прытко вернулась поглазеть на Джон-Тома, держась подальше от лап отца.
   – Это человек, про которого я вам говорил.
   – Джун-Тум? – Другой выдренок сунул палец в рот. – Тот, кого папа все время спасал?
   – Ну, время от времени уж точно, – закашлялся Мадж.
   Но заткнуть рот выдренку оказалось не так просто.
   – Ты сказал, все время, папа. Спасал человека все…
   – Заткнись, отпрыск! Щенки, они такие. – Он виновато улыбнулся другу:
   – Бестолковые, сам знаешь: недослышат да и выдумают.
   – Ага, знаю.
   – Тада добро, значица, пожаловать, кореш! Расскажи, чего ты делал все это время на том свете.
   – Да нечего рассказывать, – пожал плечами Джон-Том. – Это тот же унылый, зловонный и опасный мир, который ты уже видел.
   Он посмотрел вдоль реки. Заметив этот взгляд, Мадж подтолкнул его локтем в бок.
   – Но ты ж не особо волновался насчет одной рыжеволосой самки, а, парень? Волноваться нечего. Она, так сказать, хранила домашний очаг с самого твоего ухода. Признаюсь, мы время от времени теряли надежду, а вот она – никогда. Это не в духе нашей огневолосой. Ну, была у нее пара приключеньиц, но в остальном…
   – Мадж!
   – Успокойся, милашка. – Он оглянулся на Виджи. – Старина Джон-Том знает, када его приятель шутит. Вперед, костлявое видение больного ока, я тебя провожу.
   – И я, и я!
   Малышка, испробовавшая Джон-Тома на зуб, увязалась следом. Мадж ласково взъерошил шерсть у нее на затылке.
   – Это Застава. Воображает себя заградительным постом семьи.
   – Она всегда ограждает ее, пытаясь урвать клок мяса из пешего незнакомца?
   – Обычно, – с преувеличенным весельем ответил Мадж. – Она тебе понравится. Они все тебе понравятся. Не успеешь оглянуться, как они будут звать тебя дядюшкой.
   Заметив манипуляции одного из своих непоседливых отпрысков, выдр заорал:
   – Эй, Ломаджин, поставь сейчас же, или я сброшу тебя в ручей!
   Они вместе разогнали выдрят, и Мадж с интересом пригляделся к мешкам.
   – Что это у тебя? Хлам из твоего мира?
   – Да, сокровища. Но мне стоило бы поторопиться с их показом, пока твои отпрыски не растащили все, что плохо привязано.
   – Чтоб мои детишки стащили?!
   – А почему бы и нет? Ведь у их наставника самые прыткие пальцы в этом мире.
   Мадж воздел одну лапу к небу, а вторую прижал к груди.
   – Да чтоб я стал кухонной золой, ежели када учил плоть от плоти своей брать, что им не принадлежит! – И извиняющимся тоном добавил:
   – Клянусь, приятель, не учил. Они сами собой до этого дошли.
   С помощью выдра Джон-Том закинул тяжелый груз за плечи. Ну, теперь недалеко – всего лишь долгая прогулка до Западной опушки.
   – Если за это отвечает какой-нибудь ген, то в твоем потомстве он, несомненно, проявился.
   Мадж нахмурился и неуверенно почесал затылок.
   – Чтой-то я не припоминаю в своем роду никаких Ген. Ничего, они вырастут будь здоров – мать оказывает на них благотворное влияние. – Он обернулся к дочери:
   – Милашка, будь добра, дай папочке любимую дорожную шляпу.
   Застава пулей влетела в дом и через мгновение появилась на пороге, держа красную фетровую шляпу, увенчанную двумя длинными перьями – желтым и белым. Мадж аккуратно пристроил ее между ушей.
   – А что стало с зеленой?
   – А что стало с твоим лицом? – Мадж кивнул на спутанную бороду. – Время уносит все, даже зеленые шляпы.
   Тропа от берега свернула снова в лес.
   – А все ж я ее не выбросил, – помолчав, продолжил Мадж. – Валяется где-то в комоде – вроде как в память об наших совместных странствиях.
   Там что ни пятнышко – то история.
   – Выходит, я вернулся лишь затем, чтобы обнаружить этакого столпа общества, отягощенного семьей и гражданским долгом. Мадж, чем ты живешь теперь?
   – Ты уже спрашивал об этом. Я отвечу так же – живу вот. Я гляжу, дуара еще с тобой.
   На правом плече Джон-Тома висел знакомый инструмент с двойным набором струн, сияя и сверкая, как в тот день, когда умелые руки Кувира Кулба возродили его.
   Лак, которым покрыл его кинкаджу, защищал дуару не хуже брони.
   – Угу. Давал там и тут небольшие концерты. Жизнь бродячего менестреля со временем становится второй натурой.
   Вдали замаячила знакомая роща. За время его отсутствия тут изменилось немногое. Вековые расширенные пространственно дубы выглядели, как прежде. Цветов стало больше – явно дело рук Талеи. С нависающей над дверью Клотагорба ветви донесся знакомый вопль: Сорбл поприветствовал их и скрылся в верхнем окне, чтобы сообщить радостную весть чародею.
   Все внимание Джон-Тома сосредоточилось на соседнем дереве, каждый изгиб, каждый лист которого прочно отпечатался в его памяти. Мадж заметил его взгляд и подал знак своему шумному выводку умолкнуть.
   Малыши были достаточно понятливы, чтобы сообразить, насколько важен для взрослых этот миг.
   Дверь распахнулась. На пороге показалась Талея, ставшая чуточку старше и чуточку красивее. Она хлопотала по дому, и ее рыжие волосы были скрыты под косынкой, а талия повязана большим рабочим фартуком.
   Даже ветер утих, чтобы не нарушать эту картину.
   Джон-Том медленно опустил поклажу на землю.
   – Привет, Талея.
   Она выронила метлу, ответив ему долгим взглядом.
   – Джон-Том…
   И медленно пошла навстречу, а он, застыв на месте, пристально вглядывался в каждую ее черточку, каждый волосок. И тут она пнула его в голень – ту самую, с которой сняла пробу Застава. Джон-Том завопил.
   – «Привет, Талея. Привет, Талея»! И больше тебе нечего сказать после многолетней отлучки, ты, пустоголовый сукин сын?! Столько лет!
   Ни письма, ни единой вшивой открытки!
   – Но, Талея, радость моя, между мирами нет почтовой связи!
   Она наступала, а он, как мог, отскакивал на здоровой ноге.
   – Только не выдумывай своих заумных чаропевческих оправданий!
   Столько лет я ждала тебя, столько лет надеялась, что ты все же вернешься и я смогу высказать, как сердита, что ты ушел без меня.
   Четверо выдрят чинно сидели неподалеку, старательно усваивая этот неожиданный урок взрослости. Мадж стоял рядом, мысленно подсчитывая круги, пока Талея гонялась за извиняющимся Джон-Томом вокруг дерева.
   – Смарите внимательно, можа это вас чему-нибудь да научит, – внушал папаша потомству. – Люди вечно откалывают что-нибудь эдакое. Так они выражают свои чувства после долгой разлуки. Люди – как часы, их всегда надо заводить. Скоро у этой парочки завод кончится. Тада их охватит любовь, и они упадут друг другу в объятия.
   И действительно, Талея вскоре запыхалась. Джон-Том дал ей выпустить пар и, будто следуя совету Маджа, прижал к себе. У нее хватило сил лишь на то, чтобы слабо молотить кулачками ему в грудь. Но вскоре удары сменились контактами совсем иного рода.
   – Теперь дама плачет, – задумчиво сказала Застава. – Он делает ей больно?
   – Нет. Они просто показывают друг другу любовь, – пояснил Мадж.
   – Человеки чокнутые, – сказал Царапка, один из двух сыновей.
   – Абсолютно. Все люди чокнутые, а эти двое пуще других. Зато они бывают смешными. Дадим им еще пару минут потискаться, а потом глянем, что там мой старый друг принес из своего мира, а?
   Но до того, как это произошло, явился Клотагорб. Старый чародей двигался чуточку медленнее и чуточку суетливее, чем до ухода Джон-Тома, но его мудрый взор не упускал ничего.
   – Хорошо, что ты снова с нами, мальчик мой. Я всегда чувствовал – с той самой поры, как ты объявился среди нас и мы разделались с Броненосным народом, – что твое место здесь. Зайдем в дом, на солнце жарковато.
   Все зашли в Древо Клотагорба. Выдрята демонстрировали чудеса благовоспитанности, и Маджу приходилось лишь раз в две минуты шлепать одного или другого, чтобы не высовывались. Джон-Том сидел в своем любимом кресле, прихлебывая селесассовый чай, а Талея притулилась рядом на полу. Сорбл подавал угощение.
   – Смешно: пока я жил здесь, я думал только о доме, а когда попал домой, не переставая мечтал очутиться здесь. – Джон-Том улыбнулся жене, положившей голову ему на колено. – Ну, а раз Талея осталась здесь, мое возвращение стало просто неизбежным. Дома я должен был привести в порядок дела. Я говорил всем и каждому, что выполнял секретную правительственную миссию и что, наверно, скоро придется снова уехать на более длительный срок. Все были озадачены и смущены, особенно родители, но в конце концов проявили понимание. Сказали, что если хорошо платят и я доволен, то все к лучшему.