Фрэнсис Дик. По рукоять в опасности

   — Она была так добра ко мне в тот день, вы помните, когда сэр Айвэн опознал тело Нормана, — добавила миссис Ньютон. Ее голос при этом дрогнул.
   Я тут же согласился и сказал, что приеду к ней вместе с леди Вестеринг, и миссис Ньютон по моей просьбе объяснила мне, как найти ее дом в Блоксхэме.
   Моей матери предложение миссис Одри Ньютон не понравилось.
   — Поедем, прошу тебя, — сказал я. — К тому же поездка поможет тебе хоть немного отвлечься... — И я повез мать на северо-запад от Лондона в машине Айвэна. Мы приехали вскоре в большую деревню или что-то вроде маленького городка.
   Улица Минтон Террас оказалась рядом очень маленьких домиков с черепичными крышами. Дверь дома № 4 нам открыла полная женщина, которую мы видели в приемном зале морга при опознании тела Нормана Кворна.
   Она пригласила нас в дом. Заметно нервничая, женщина предложила угощение: херес и маленькие пирожные на круглых белых салфетках, вышитых тамбуром и пахнущим кедром, чтобы отпугивать моль.
   Миссис Ньютон, простая, честная женщина, стыдилась своего брата, которым прежде гордилась и восхищалась. Мы выпили почти весь херес и съели почти все пирожные, пока миссис Ньютон объясняла, как и почему Норман оставил этот листок бумаги у нее. — Я ненадолго приехала в Вонтидж и остановилась у него. Я иногда гостила у Нормана, ведь у меня, кроме него, никого нет... не было, а у него никого, кроме меня. Он никогда не был женат. В тот день он собирался уезжать на отдых, он всегда проводил его в одиночестве, и я тоже готовилась к отъезду домой.
   Она умолкла и взглянула на нас: все ли нам понятно. Мы кивнули.
   — Норман должен был уехать на такси на железнодорожную станцию Дидкот, но кто-то, по-моему, с пивоваренного завода, заехал за ним, — продолжала миссис Одри Ньютон. — Мы оба случайно оказались в это время возле окна на лестничной площадке верхнего этажа, когда к воротам подъехал автомобиль. — Она нахмурилась. — Норману появление этого автомобиля очень не понравилось. Странно, но, вспоминая теперь об этом, я почти уверена, что Норман чего-то испугался, хотя тогда мне это и не пришло в голову. Я думала, кроме пивоваренного завода, других интересов у него нет. Да, мне казалось, что пивоваренный завод — это его жизнь.
   И смерть тоже, подумал я.
   — Норман сказал мне, — продолжала снова миссис Ньютон, — что ему лучше уйти, но вдруг вынул из внутреннего кармана своего пиджака конверт, и я увидела при этом его заграничный паспорт, потому что он, как обычно, хотел провести отпуск в Испании. Да, так вот — этот конверт он прямо-таки втиснул мне в руки и сказал, чтобы я обязательно сохранила его у себя, а он потом пришлет за ним... Но, конечно, так никого и не прислал. Я вспомнила о конверте совсем недавно, когда делала уборку в доме Нормана, уже после похорон. Я тогда подумала: что там внутри? Потом вернулась к себе домой, сюда, вскрыла конверт, а там какой-то маленький списочек. А что, если, думаю, это что-то важное для пивоваренного завода? Надо бы отдать список сэру Айвэну. Сэр Айвэн был так добр ко мне, помог похоронить брата! А ведь Норман похитил у завода все деньги... До сих пор не могу поверить в это!
   Я улучил момент и вклинился в поток слов миссис Ньютон.
   — А сейчас конверт здесь, в этом доме? — спросил я.
   — Да, совершенно верно, — подтвердила она, кажется, еще не дослушав моего вопроса. — Норман сказал мне, чтобы я взяла такси, то, которое он заказал для себя, когда оно приедет, конечно, и дал мне денег, чтобы хватило доехать до самого дома. Он был такой щедрый! Ах, я бы никогда не допустила его до беды, если бы он был жив!
   — Да, конечно, миссис Ньютон, мы понимаем вас, — перебил я. — Так вы вскрыли конверт только на прошлой неделе?...
   — Да, совершенно верно...
   — И позвонили тогда же сэру Айвэну...
   — Но поговорить с ним мне так и не удалось.
   — Этот список, что был в конверте, у вас?
   — Да. — Миссис Ньютон подошла к буфету и взяла конверт из выдвижного ящика. — Надеюсь, я поступаю правильно, — сказала она, передавая конверт моей матери. — Час назад звонил один человек с пивоваренного завода, спрашивал, не осталось ли у меня каких-нибудь бумаг Нормана. Я сказала, только маленький списочек, а этот человек сказал, что пришлет за ним кого-нибудь сегодня же после полудня.
   Я взглянул на часы. Двенадцать. Полдень.
   — Ты никому не говорила, куда мы едем? — спросил я у матери. — Только Лоис. — Мой вопрос вызвал у матери некоторое недоумение. — Я сказала ей, что мы едем в Блоксхэм повидаться с одной леди и к ленчу нас не будет.
   Таковы женщины, подумал я, переводя взгляд с матери на миссис Ньютон и обратно. Ни одна из них не задумывается над тем, к каким последствиям может привести то, что они говорят.
   — На пивоваренном заводе, — обратился я к миссис Ньютон, — мне сказали, что они не знают вашего имени, не знают даже, что у Нормана Кворна была сестра.
   — Как это не знают, — сказала миссис Ньютон, чрезвычайно удивленная тем, что услышала от меня. — Норман иногда брал меня с собой на праздничные вечера, которые устраивало правление завода. Он очень гордился тем, что его назначили финансовым директором.
   — А кто звонил вам оттуда сегодня?
   — Десмонд Финч. — Ее лицо исказила легкая гримаса. — Неприятный человек. Кто-кто, а уж он-то знает меня.
   Я взял у матери конверт и извлек из него листок бумаги, который оказался, как и говорила миссис Ньютон, кратким списком, состоящим из двух колонок. Одна колонка из шести строчек содержала серии цифр, а другая — тоже из шести строк — какие-то собственные имена или названия. Я спрятал листок обратно в конверт, который оставил открытым.
   Наступило молчание, показавшееся мне слишком долгим. Надо было как можно скорее что-то придумать.
   Наконец я сказал миссис Ньютон:
   — По-моему, вам необходимо уехать на уик-энд куда-нибудь на побережье. Затем я обратился к матери:
   — А еще лучше, если ты поедешь вместе с миссис Ньютон. Тебе полезно будет провести несколько дней вдали от дома.
   — Я никуда не хочу ехать, — сказала мать, изумленная тем, что я предложил ей.
   — Ма, я так редко прошу тебя о чем бы то ни было, — настаивал я. — И сейчас ни о чем бы не просил, если бы это не было так важно. А вам, миссис Ньютон, — обратился я к хозяйке дома, — я обеспечу проживание в отеле высшего класса, если вы согласитесь сразу же собраться в дорогу, захватив с собой все, что понадобится вам на несколько ближайших дней.
   — Но это так неожиданно, — заколебалась она.
   — Согласен. Но часто лучше всего бывает то, что делаешь экспромтом, под влиянием минуты, ведь так?
   Миссис Ньютон покачала головой, но послушалась меня и ушла собираться в путь.
   — Из-за чего такая спешка? И что вообще происходит? — спросила меня мать, когда уже хозяйка дома не могла нас услышать.
   — Не волнуйся. Я хочу, чтобы ты была в безопасности, — прямо сказал я. — Только сделай то, о чем я прошу, ма.
   — А как быть с одеждой? У меня с собой ничего же нет!
   — Купишь там что-нибудь.
   — Ты и правда эксцентричный, Александр.
   — Не больше, чем надо.
   Я прибегнул к помощи своего мобильного телефона и набрал номер пейджера Криса и передал ему сообщение: «Это Ал. Срочно позвони мне».
   Не прошло, наверное, и полминуты, как мой аппарат заверещал. — Это Крис.
   — Где ты?
   — Возле дома Сэртиса.
   — А он где?
   — Я видел его пять минут назад. Он тут осматривал своих лошадей.
   — Мне нужен шофер и приличный автомобиль, комфортабельный. Это по силам «Юнгу и Аттли»?
   — Нет проблем.
   — Повторяю: машина должна быть комфортабельной. В ней поедут три женщины.
   — Понял. Когда и где?
   — Вчера. Черт с ним, с Сэртисом. Шофер должен приехать в Ламборн, туда, где находится конюшня, принадлежащая Эмили Кокс. Я встречу его там.
   — Срочно?
   — Ультрасрочно.
   — Приступаю.
   Моя мать от волнения стиснула ладони:
   — Что ультрасрочно?
   — У тебя нет случайно булавки?
   Мать так взглянула на меня, словно усомнилась втом, здоров ли я.
   — Так есть или нет? Ты всегда держала ее в несессере.
   Мать достала из сумочки дорожный несессер размером с кредитую карточку. Она возила с собой этот несессер на всякий случай в силу многолетней привычки. Сейчас мать, ни слова не говоря, извлекла из несессера булавку и протянула ее мне.
   Я, как обычно, был одет в джинсы и свитер. Взяв у матери булавку, я положил конверт в карман джинсов и приколол булавкой, чтобы он случайно не выпал, а потом натянул свитер так, чтобы он прикрывал карманы. — А бумага? — спросил я у матери. — У тебя найдется какой-нибудь листок, на котором можно рисовать?
   Она нашла у себя письмо от каких-то знакомых. Я взял конверт от этого письма, полностью раскрыл его и на чистой внутренней стороне шариковой авторучкой матери нарисовал девять маленьких портретов: среди них Десмонда Финча, Пэтси, Сэртиса и даже Тобиаса Толлрайта. Я успел закончить эту работу до появления миссис Ньютон. Когда она быстро сошла вниз по лестнице, неся в руках дорожную сумку, ее настроение показалось мне праздничным.
   Я показал ей листок с нарисованными на нем лицами.
   — Кто в тот день приехал за вашим братом? Может быть, кто-то из тех, кто нарисован здесь? — спросил я.
   Мой вопрос ничуть не удивил ее. Она пристально всмотрелась в нарисованные мной портреты.
   — Вот кто, — твердо сказала она, уверенно показав пальцем на одно из лиц.
   — Вы уверены?
   — Вполне.
   — А теперь — в путь.
   Миссис Ньютон заперла свой дом, и мы поехали в Ламборн.
   — Зачем мы едем в Ламборн? — спросила меня мать.
   — Мне необходимо поговорить с Эмили, — сказал я.
   — А по телефону разве нельзя?
   — Нельзя. Насекомые мешают. Жучки.
   Была пятница, время ленча. Если Эмили уехала на скачки, дело могло бы немного усложниться. Но нет: Эмили оказалась дома, у себя в офисе и читала какие-то документы, обсуждая их со своим секретарем.
   Сильнее удивить ее, чем в этот раз, я уже не смогу, сказала она. Впрочем, она легко согласилась, чтобы я приготовил ленч и налил вина ее нежданным гостям, однако наотрез отказалась присоединиться к «бегству Святого семейства из Египта», резонно заметив, что она не Моисей.
   Я вывел Эмили в гостиную и там объяснил ей взрывоопасность нынешней ситуации.
   — Ты преувеличиваешь, — сказала Эмили.
   — Надеюсь, что так.
   — Я, во всяком случае, не испугалась.
   — А я — наоборот, — сказал я. Эмили удивленно уставилась на меня.
   — Эм, если бы кто-то стоял сейчас у тебя за спиной и грозил, что перережет тебе горло, если я не застрелюсь, и я поверил бы ему, то тогда...
   — Что тогда?
   — Тогда (только без излишней патетики, — сдерживал я себя), тогда я застрелился бы.
   — До этого не дойдет, — после долгого молчания сказала Эмили.
   — И слава Богу. Но Эм, послушайся меня, так надо.
   — А как быть с моими лошадьми?
   — У твоего главного жокея есть домашний телефон. Позвони ему.
   — Откуда?
   — Пока не знаю, — сказал я. — Но откуда бы ты ни звонила, пользуйся только мобильным телефоном.
   — По-моему, все это ужасно глупо.
   . — Знаешь, Эм, как бы я хотел сейчас быть в Шотландии и писать свои картины, — сказал я, — но я здесь. И прыгаю через пропасть, которой никто, кроме меня, кажется, не видит. Ей Богу, клянусь тебе, меня очень заботит твоя безопасность.
   — Ал... — Из груди Эмили вырвался долгий, покорный вздох. — Зачем тебе это?
   Зачем!
   Вечный вопрос.
   Вопрос, на который нет ответа.
   Почему мне не безразлично, что — хорошо, а что — плохо?
   Отчего одни люди преступают Закон, а другие стоят на страже Закона? Что заставляет этих других рисковать собственной жизнью?
   Эмили быстро вышла из гостиной и оставила меня разглядывать картину, которую я подарил ей, ту самую, где я пытался изобразить не просто игру любителей гольфа в непогоду, но стойкость человеческого духа.
   Впрочем, разглядывал я ее недолго. Отколов конверт Кворна от кармана своих джинсов, я снял картину с гвоздя, на котором она висела, повернул тыльной стороной к себе и втиснул конверт между холстом и рамой в левый нижний угол, так что конверт там засел надежно и никто бы не увидел его.
   Снова повесив картину на гвоздь, я вышел из гостиной на кухню проверить, как обстоят дела с ленчем.
   Моя мать и миссис Ньютон не походили на двух подружек, но были подчеркнуто вежливы друг с другом и вели беседу о том, как сажать герань. Я слушал их рассеянно, почти не воспринимая того, что слышу. Их слова доходили до моего сознания как бы сквозь пелену умопомрачения. В любую минуту в домик в Блоксхэме мог вломиться или уже вломился кто-то с пивоваренного завода... «Косо срезанные стебельки надо погрузить в удобрение, — говорила в эту минуту миссис Ньютон, — а потом посадить в торфяные горшочки, полные компоста». На подъездную дорожку въехал большой автомобиль, остановившийся напротив окна кухни. Шофер, одетый в темно-синий морской китель, плоское кепи с глянцевым козырьком и черные кожаные перчатки, вылез из машины. Он разглядывал дом Эмили, словно желая убедиться, что не ошибся и приехал куда надо. Я вышел из дома к шоферу.
   — Куда я должен ехать? — спросил шофер.
   — Хорошо бы в Торбей. Найди приличный отель с видом на море, чтобы они были довольны.
   — Они?
   — Да, моя мать, моя жена и сестра того человека, что украл деньги пивоваренного завода. Надо поместить женщин в безопасное место.
   — Безопасное от Сэртиса?
   — И других бандитов.
   — Твоя мать и жена могут узнать меня.
   — Без парика, румян, косметики, белых оборок? Вряд ли.
   Крис Юнг улыбнулся.
   — Как устрою женщин в отеле, позвоню, — сказал он.
   — Кто ты сегодня?
   — Аттли.
   Когда я вернулся на кухню, Эмили, приготовив для себя сандвич, говорила по телефону со своим главным жокеем:
   — Я уезжаю на уик-энд... Нет, я позвоню вам... — Затем последовали указания относительно лошадей. — Завтра в Фонтвелле очень напряженные скачки. Я переговорю с владельцами...
   Еще несколько фраз, и Эмили с недовольным видом положила трубку.
   — Ну, дорогие мои, — беспечным тоном заговорил я, глядя на всех трех женщин, — не будем терять времени.
   — И все же — почему мы должны куда-то ехать? — спросила моя мать. — Я в самом деле не понимаю, в чем дело.
   — Хм... Эмили знает... Дело в том, что... Ну, в общем, все вы знаете, что такое заложники. Это могучее средство воздействия. У меня есть основания опасаться, что кого-то из вас могут захватить и тогда мне придется делать то, о чем даже думать противно. Вам лучше для безопасности пока что спрятаться. Понимаю, это кажется неправдоподобным и мелодраматичным, но так надо, чтобы потом не пришлось ни о чем сожалеть. А теперь — в путь. Наслаждайтесь отдыхом. Да, вот еще что: никому, повторяю, никому ни слова о том, где вы находитесь, и пользуйтесь только мобильным телефоном Эмили, если вам надо будет кому-то позвонить. Стать заложником — дело малоприятное.
   — Типун тебе на язык, — весело огрызнулась Эмили, не переставая жевать свой сандвич.
   Моя мать и миссис Одри Ньютон казались испуганными, но слова Эмили и тон, которым они были сказаны, похоже, немного успокоили их.
   — Надолго мы едем? — спросила моя мать.
   — До понедельника или вторника, — сказал я.
   А может, до среды или четверга. Я и сам не имел об этом понятия.
   Я обнял мать, поцеловал Эмили и пожал руку миссис Ньютон.
   — Шофера зовут мистер Аттли, — сообщил я женщинам.
   — Можно просто Си-Вай, — сказал шофер, весело подмигнул мне, и был таков.

* * *

   Сидя в машине Айвэна на автостоянке торгового центра, я попытался дозвониться до Маргарет Морден.
   Она была на какой-то встрече, так, во всяком случае, ответили мне в ее офисе. Нет, передать ей срочное сообщение невозможно, встреча происходит за городом, и до понедельника застать миссис Морден не удастся. И даже в понедельник она занята целый день.
   Вот так.
   Тобиас, помнится, говорил, что улетает на уикэнд в Париж и будет у себя в офисе не раньше вторника.
   Я ненавидел уик-энды. Своих у меня, в общем -то, не было. Они проходили как-то незаметно, ничем не отличаясь от всех прочих дней недели. Я работал, независимо от того, наступил ли уик-энд или нет.
   А пока что я сидел в машине, раздумывая над тем, что делать дальше, и от неожиданности чуть не подпрыгнул на сиденье, когда в руке у меня зазвонил телефон.
   Это был Сам. Приятная неожиданность.
   — Ты где? — спросил он.
   — Где-то в машине. Одному Богу известно, где.
   — А Вивьен?
   — Уехала на уик-энд с подругами.
   — Так если ты сейчас один, то давай ко мне, выпьем чего-нибудь.
   — Вы в Лондоне?
   — Разумеется, в Лондоне.
   — Буду у вас через часок.
   Я подъехал к столичной резиденции графа Кинлоха на Чесхэм-плэйс и припарковался в метре от парадного входа. У Самого на столе был только эль. Признак, что у дяди Роберта хорошее настроение.
   — Достойные вчера были похороны, — заметил дядя Роберт, до краев наполняя стаканы. — Душа Айвэна, надеюсь, ни в чем не упрекнет нас.
   — Да.
   После долгого молчания дядя Роберт спросил:
   — Что у тебя на уме, Ал?
   Я медлил с ответом, и дядя Роберт, настаивая, сказал:
   — Я догадываюсь, что значит твое молчание. Объясни, в чем же все-таки дело.
   — Хорошо, — начал я, решив как можно нагляднее представить дяде Роберту возникшую ситуацию. — Представьте себе высокую стену и вдоль каждой ее стороны — тропу, уходящую куда-то вдаль. Я по одну сторону этой стены, а Пэтси и кое-кто еще — по другую. И все мы движемся в одном направлении, чтобы найти один и тот же горшок с золотыми монетами в конце нашего пути. При этом мне не видно, что делают они, а им не видно, что делаю я. По обеим сторонам стены на этом пути немало ям, и никто не застрахован от ошибок.
   Дядя Роберт, слушая меня, хмурился.
   — Вчера, после похорон Айвэна, миссис Конни Холл, ближайшая соседка Айвэна и матери, рассказала мне, что в ту ночь, когда Айвэн умер, она видела его очень расстроенным. И где! Возле дома, на улице, он искал в мусорных мешках коробку из-под салфеток, на которой был записан нужный ему номер телефона. Он так и не смог найти эту коробку. Миссис Холл рассказала об этом еще и Пэтси, так что теперь мы, то есть я и Пэтси, одновременно стартовали по разные стороны стены. Мать сказала мне, — продолжал я после небольшой паузы, — что номер телефона, который искал Айвэн, записала на выброшенной потом коробке она. Это номер телефона одной женщины, которую мы встречали в Лестершире. Мать совсем забыла про этот телефон, до того ли ей было в эти дни, и только вчера вспомнила, что Айвэну звонила какая-то женщина. Трубку сняла мать, потому что Айвэн был в это время в ванной. Эта женщина просила, чтобы Айвэн позвонил ей, и назвала номер своего телефона. Та женщина, которую мы встретили в Лестершире, — сестра Нормана Кворна. Я не знал ее имени и позвонил на пивоваренный завод. Там могли знать, как ее зовут. С моей стороны это была ошибка.
   — Почему? — спросил Сам.
   — Потому что мой звонок стал кое для кого сигналом тревоги.
   — Тревоги?
   — Да. Сразу же возник вопрос: зачем это мне вдруг понадобилось выяснять имя сестры Нормана Кворна и номер ее телефона? Я думаю, теперь по ту сторону стены, где находится Пэтси, строят разного рода догадки и опрашивают доносчиков.
   Дядя Роберт сидел неподвижно, внимательно слушая меня.
   — Сегодня утром, — продолжал я, — мне стало известно имя этой женщины и ее адрес. Мне сообщили эти данные в полиции Лестершира. Это они нашли тело Нормана Кворна. Ну а затем мы с матерью поехали к сестре Кворна, потому что миссис Одри Ньютон — так зовут эту женщину — сказала мне по телефону, что у нее остался какой-то список, который передал ей брат. Она хотела отдать список Айвэну, но была согласна, чтобы за ним приехала леди Вестеринг. — Я сделал несколько глотков из своего стакана. — Кто-то из тех, что по ту сторону стены, — а кто, я могу лишь догадываться. — спрашивал миссис Ньютон, не оставил ли ей брат каких-нибудь бумаг, прежде чем отправился за границу. Да, сказала она, оставил какой-то маленький список и больше ничего.
   Дядя Роберт ждал, не скажу ли я что-то еще, но я молчал. Тогда он сам спросил меня:
   — А что это за список?
   — Мне кажется, этот список — указательный столб на пути к горшку с золотыми монетами. Без него просто бессмысленно искать этот горшок.
   Сам застыл от удивления.
   — Те, что по другую сторону стены, узнают теперь, что список у меня. Раз уж вы спросили, что у меня на уме, так я скажу: я думаю о том, как бы, минуя возможные опасности, отыскать украденные деньги.
   — Но, Ал...
   — Им известно, что я умею прятать ценности. Я имею в виду рукоять церемониальной шпаги принца Карла-Эдуарда.
   — Это моя вина, жаль, что все так получилось. Не надо было мне говорить об этом с Айвэном, когда Пэтси могла нас слышать.
   — Теперь уже ничего не изменишь.
   — Ты надежно спрятал этот список?
   — Полагаю, что да.
   — Если я правильно тебя понял, ты считаешь, что одного этого списка уже достаточно, чтобы выйти на украденные у завода деньги?
   — Не исключено, что так оно и есть.
   — Но, разумеется, Пэтси захочет получить эти деньги, чтобы завод снова прочно стоял на ногах.
   — Дело в том, — вздохнул я, — что завод выкарабкается и без этих денег. Между прочим, в какой-то мере благодаря и моим усилиям. Казна постепенно снова пополнится, пенсионеры завода получат компенсацию, бедные несчастные вдовы смогут больше не экономить пакетики для заварки чая, завод сумеет нанять тех работников, которых пришлось уволить, и фирма станет такой же преуспевающей, какой была прежде. Вот почему нет гарантий, что Пэтси или кто-то другой, найдя украденные деньги, захочет использовать их для погашения долгов завода.
   Сам испуганно смотрел на меня.
   — Теоретически, — сказал я, — через год или два года процветания завод может быть снова ограблен.
   — Ал!...
   — Тогда заводу придет конец, потому что вторично кредиторы ни на какие уступки не пойдут.
   — Но не думаешь же ты, в самом деле, что Пэтси до такой степени нечестна и коварна?
   — Пэтси, может быть, и нет, но Сэртис... Люди часто рубят сук, на котором сидят.
   — Неужели Сэртис так глуп?
   — Достаточно глуп, чтобы продолжать запугивать меня.
   — Но Пэтси! Просто не верится...
   Дядина доброта мешала ему видеть людские пороки.
   — У Пэтси есть люди, преданные ей, люди, восхищающиеся ею и во всем послушные ей. Это Десмонд Финч, Оливер Грантчестер и кое-кто еще, лезущие из кожи вон, только чтобы угодить ей. Взять хоть бы Лоис, горничную матери. Пэтси нашла ей это место, и Лоис прониклась доверием к Пэтси, но вчера, мне кажется, начала догадываться, что за улыбкой ее благодетельницы прячется змеиное жало. Однако у Лоис уже вошло в привычку отчитываться кое в чем перед Пэтси, и я думаю, что сразу Лоис от этой привычки не избавится, так что мне лучше пока не появляться в доме Айвэна. — Но должна же Пэтси понимать, что ты заинтересован в процветании пивоваренного завода, — сказал дядя Роберт, у которого, похоже, поведение Пэтси не укладывалось в голове.
   — Двенадцать лет она уже таит обиду на меня. Все эти годы она боялась, что я займу ее место в сердце Айвэна. Теперь-то она знает, что такая опасность ей не грозила. Но я уверен, что она легко поддастся внушению, будто я пытаюсь найти миллионы пивоваренного завода в своих корыстных целях.
   — Нет, Ал, не может быть!
   — Почему нет? Трезвонит же она всем и каждому, что это я украл «Золотой кубок короля Альфреда». Не знаю, верит ли она сама в это, но не сомневаюсь, что убедить ее в моей алчности нетрудно.
   — Но кто оказывает на нее такое влияние?
   — Тот, кто заинтересован в этом, кто жаждет направить ее злую волю против меня. Достаточно слегка отвлечь внимание — и фокус удался: следите за моей правой рукой, а тем временем я левой вытаскиваю из вашего кармана бумажник.
   — Почему бы тебе самому не сказать все это Пэтси? — хмурясь, спросил дядя Роберт.
   Мне стало смешно.
   — Не далее как вчера я похвалил ее за все, что она сделала, чтобы достойно похоронить отца, так она моментально заподозрила меня в сарказме. В ее глазах я подлый и злой негодяй, что бы я ни сделал, все — подозрительно. — Я пожал плечами. — Впрочем, я привык к этому. Но как раз сейчас дело усложнилось.
   — Она идиотка.
   — Сама она так не считает.
   Дядя Роберт опять наполнил наши стаканы.
   — Как бы мне не опьянеть, — сказал я. — Джеймс говорит, что напоить тебя допьяну — единственный способ выиграть у тебя в гольф.
   Однако сейчас у меня были дела поважнее гольфа. Лучше оставаться трезвым, подумал я.

* * *

   Я отказался от предложения дяди Роберта переночевать у него и вместо этого снял номер в маленьком отеле, каких в Лондоне, наверное, сотни. В таких отелях останавливаются туристы. На ужин я съел гамбургер и потом отправился бродить по ярко освещенным улицам среди молодых людей с рюкзаками за спиной. Ничто не объединяло меня с ними. Я чувствовал себя старым.
   Мобильный телефон был при мне, я позвонил Крису и поговорил с ним, сидя возле фонтанов и бронзовых львов Трафальгарской площади.
   — Я дома, — сказал Крис. — У моих пассажирок комнаты с чудесным видом на море. Они в отеле в Пэйгнтоне, в Девоне.
   — Как называется отель?
   — "Редклифф". Твоя мать не захотела остановиться в отеле «Империал» в Торки, потому что бывала там с сэром Айвэном. «Редклифф» примерно в трех милях оттуда, в окрестностях Тортея. Все женщины, по-моему, остались вполне довольны. Говорили между собой о всяких покупках.