Стивен Фрей
Инсайдер
Моей жене Лилиан и нашим дочерям Кристине и Эшли, благодаря которым каждый день моей жизни — особенный
Пролог
Август 1994 года
Светло-желтые глаза вспыхивали на поверхности воды, словно далекие фары, отражая луч мощного фонаря, прорезавшего луизианскую ночь. Мошки кружились вокруг фонаря, который мужчина держал в руке, а другой управлял катером «Бостонский уэйлер», скользившим над темными глубинами. Мужчина улыбнулся. Он знал, что там, внизу, таятся аллигаторы в четырнадцать футов длиной — самые крупные хищники, способные в мгновение ока разорвать человека на части. Он вытер красным платком капли пота, катившиеся по лбу. Был август, и на Байю-Лафурш даже в два часа ночи стояла удушливая, влажная жара.
Большой мотылек сел на верхнюю губу мужчины. Он схватил его, раздавил и швырнул трепещущее тельце в воду. Из глубин тотчас что-то взмыло и в водовороте черной воды поглотило мотылька. Мужчину это на миг отвлекло, и нос «уэйлера» из пластигласа ударился в толстый пень, почти накрытый приливной волной. От удара, хоть и не сильного, мужчина все же качнулся вперед. Подвесной мотор, который прогнал узкое суденышко через залив — с Пристани Генри в доках крошечного городка Лафитт, промышляющего креветками, до Байю-Лафурш, — заглох. Мужчина ухватился за хромированное рулевое колесо, ругнулся, завел мотор, снова нацелил фонарь на воду впереди и медленно поплыл, огибая пень.
Соленый канал, четверть мили назад сузившийся до двадцати футов, снова расширился, и плыть по нему стало легче. Мужчина провел лучом фонаря по заболоченному берегу, затем по веткам кипарисов, нависавших над ним. Они были покрыты толстым испанским мхом, по которому тянулись шелковистые нити паутины; тут порой можно было увидеть водяного щитомордника, который лежит, дожидаясь возможности ухватить птицу или крысу. За деревьями простирались заболоченные поля и пустынные болота, исчерченные сложным лабиринтом протоков. За исключением немногих энергетиков и рыбаков, люди редко забирались так далеко по Байю-Лафурш. Единственными обитателями здешних мест были аллигаторы и койоты, охотившиеся на белохвостых оленей и нутрий, эту странную оранжевозубую помесь крысы с бобром. Это была самая что ни на есть ничейная земля, и лучше ничего быть не могло.
Мотор снова заглох — на поверхности воды появилось много лилий, и они обвили пропеллер «уэйлера», зажав его, словно удав добычу. Мужчина выключил фонарь и несколько секунд постоял, прислушиваясь, у рулевого управления. Без пульсации мотора на Байю-Лафурш стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь симфонией лягушачьего кваканья да гудения насекомых и тихим плеском воды о гладкий корпус катера. Мужчина поднял взгляд на подернутое туманом безлунное небо, потом обернулся и посмотрел через плечо на Новый Орлеан. Город находился всего в пятидесяти милях отсюда, а мог находиться и в пятистах — до того безлюдно тут было.
Мужчина резко повернул голову вправо и, включив фонарь, направил его луч в ту сторону, откуда послышался голос. К нему подъезжал на побитом металлическом каноэ пожилой худой мужчина; на носу лодки стояла, словно увеличенный орнамент, серая собака. Пес взволнованно махал хвостом и тяжело дышал в удушливой жаре, розовый язык непристойно свисал с блестящих черных губ.
— Я-то думал, что я единственный человек на десять миль в округе, — произнес пожилой мужчина с певучим кейджанским акцентом, забавно растягивая слова. Подъехав к «Бостонскому уэйлеру», он приставил руку к глазам, защищая их от яркого света фонаря. — Зовут Невилл, — объявил он, показав два ряда кривых кофейного цвета зубов, блеснувших под козырьком засаленной шапочки «Мак-Трак». — А это Бэйли. — Невилл указал на пса с печальными глазами, положившего передние лапы на борт лодки. Собака напряженно принюхивалась к большому парусиновому мешку, лежавшему на носу «уэйлера». — Какого черта вы тут делаете в такое время, ночью? — спросил Невилл.
— Я инспектор из «Атлантик энерджи». — Мужчина пристально рассматривал обветренное лицо Невилла, пытаясь выяснить, в самом ли деле это случайная встреча. — Проверяю датчики на родниках.
Невилл стянул свою шапочку и почесал лысину.
— Что-то не помню, чтобы у «Атлантик» были агрегаты в этой части Лафурш. — Он снова накрыл шапочкой свою лысую голову, затем сунул руку в висевший у него на поясе грязный кожаный мешочек, вытащил оттуда щепотку темных листьев жевательного табака и сунул за щеку. — И никогда не встречал тут инспектора-энергетика в такое время ночи. Даже ребята, следящие за рыбой и дичью, теперь спят.
— Всегда кто-то бывает первым, — лаконично сказал мужчина. Он заметил, что Невилл исподтишка разглядывает парусиновый мешок, а также ружье «ремингтон-30-06» и лежавшие рядом с ним блоки шлакобетона.
— М-м-м... — Невилл взглянул на Бэйли. — Тихо, малыш, — мягко произнес он. А пес волновался, подвывал и отчаянно махал хвостом. — Солидное у вас ружье, мистер.
— Я никогда не езжу сюда без огневого подспорья. Не мешает быть поосторожнее, когда далеко уходишь по Лафурш.
— Наверное, так, — согласился с ним Невилл. — Господи, да такой штукой можно одним выстрелом свалить бегущего слона. Остановить аллигатора — без проблемы. Даже крупных наземных хищников.
— Потому я его и держу. — Мужчине не терпелось двинуться дальше, но сначала ему нужно было кое-что узнать. — А вы-то что тут делаете в такую поздноту?
— Проверяю свои капканы на нутрию, — настороженно ответил Невилл.
На большом красном холодильнике, стоявшем между колен Невилла, лежал револьвер — похоже, «рюгер-44 магнум». Вполне возможно, что Невилл в самом деле охотился на аллигаторов, а это запрещалось до сентября, и потому он плыл по Байю-Лафурш глубокой ночью.
— Вы тут живете? — спросил его незнакомец.
— Угу, — не без опаски ответил Невилл, снова взглянув на лежавшее на носу «уэйлера» охотничье ружье. И выплюнул за борт табачную жвачку. Она тотчас расползлась по воде темным пятном. — А что?
— Я полагаю, когда наступит сентябрь, будете охотиться на аллигаторов. — Мужчина знал, что Невилл мог заработать немало денег, продавая ценные шкуры и мясо скупщикам черного рынка в доках Лафитта — покупателям, которые не обращают внимания на то, что на хвостах аллигаторов нет ярлыков, строго контролируемых и нелегко выдаваемых инспекторами, следящими за отловом и отстрелом дичи и диких зверей. — Я здесь регулярно бываю и видел немало гигантов. За таких аллигаторов можно получить хорошую цену в Лафитте. Несколько штук были по двенадцать футов длиной, и я видел их снова и снова в одних и тех же местах.
— Вот как? — Невилл попытался не выдать своей заинтересованности. Но один двенадцатифутовый аллигатор мог принести ему почти триста долларов в городских доках, почти столько, сколько он получал за неделю, работая матросом на судах, занимающихся ловлей креветок. — И где же они были?
Мужчина пожал плечами.
— Придется начертить вам карту. Вы в жизни не найдете без нее те места. — Он поковырял на ногте заусеницу, потом поднял на собеседника глаза. — Я бы мог заехать в ваш лагерь, если вы мне скажете, где это.
Невиллу не хотелось раскрывать местонахождение своего дома, но ему нужны были сведения о крупных аллигаторах.
— Значит, двенадцати футов длиной?
— Угу. И я был бы вам благодарен, если в вы их прикончили. Не нравится мне, когда я проверяю датчики, а вокруг плавают эти великаны.
Помедлив несколько минут, Невилл осторожно кивнул.
— Плывите назад, как плыли сюда, потом сверните в первый канал налево. Там проплывете две мили среди ив. У меня единственная хижина в этой стороне Лафурша. Я подумал, что, наверное, приятно будет время от времени иметь компанию.
Мужчина кивнул. Он получил то, что ему требовалось.
— О'кей.
Он нагнулся и, включив мотор «уэйлера», рванул назад, высвобождая пропеллер от водяных лилий. Бэйли быстро перескочил обратно в каноэ.
— Адиос! — рванув вперед, крикнул мужчина, перекрывая рев мотора, и умчался прочь.
Минут через двадцать, когда мужчина уже не сомневался, что оставил Невилла и его излишне любопытного пса далеко позади, он выключил мотор и бросил якорь. Нацелил фонарь на воду, подержал его так несколько минут и насчитал за это время десять пар желтых глаз, отражавших яркий свет. Затем он прошел на нос, вытащил труп из парусинового мешка и с помощью толстых цепей подвесил блоки к шее, запястьям и щиколоткам трупа. Передохнул и поистине геркулесовым усилием перекатил все это за борт. Труп и блоки шлакобетона с громким всплеском погрузились по очереди в воду. К тому времени, когда мужчина, вооружившись фонарем, нацелил его на темную воду, на ней оставалось лишь несколько пузырей. У аллигаторов будет этой ночью пир.
Мужчина повернулся и направился к рулевому колесу. Он воспользуется предложением Невилла заехать, наверное, раньше, чем предполагал обитатель Луизианы. Восхода солнца Невилл уже не увидит.
Атмосфера в самолете была мрачная. В тот день пятеро ответственных сотрудников, тихо сидевших сейчас в пассажирском отсеке самолета, подробнейшим образом представили свою фирму некоему богатому господину, живущему на острове. Несколько дней назад он заявил, что хотел бы предварительно познакомиться с их компанией. Директорам отчаянно нужны были деньги, и они тотчас вылетели на Сент-Крой, желая убедить его стать их партнером. Их компания фактически была банкротом, хотя лишь немногие вне управленческой команды знали, насколько плохи дела.
По окончании презентации инвестор решил не хвататься за «величайшую в его жизни возможность», как ему это было преподнесено. Он почувствовал отчаяние, пронизывавшее строгие костюмы директоров и их излишне уверенную, излишне любезную манеру поведения. Они отвечали на его вопросы общими фразами и уклончиво, да и слишком уж быстро примчались к нему. Будучи опытным инвестором, он знал, что за чрезмерной услужливостью обычно скрывается настоятельная необходимость, а настоятельная необходимость чаще всего является предвестником финансовой катастрофы, к чему он никак не желал иметь отношение.
Время для директоров истекло. На текущем счете компании не было достаточно денег, чтобы выплатить жалованье сотрудникам в конце недели, банк больше не дал бы им кредита, а поступления от заказчиков текли все убывающим ручейком. На следующий день исполнительному директору придется пригласить в Нью-Йорке адвокатов и попросить их составить документы о банкротстве. Других вариантов не было.
Исполнительный директор смотрел сквозь окно в темноту. Подача документов о банкротстве позволит выиграть время, но и только. Без крупного вливания свежего капитала компания обречена. В конечном счете она будет ликвидирована во имя спасения имущества кредиторами, которым повезет, если они получат по пятьдесят центов за доллар своих вложений, — такой сценарий ничего не принесет первоначальному инвестору. Исполнительный директор крепко зажмурился, стараясь не думать о том, какой ему предстоит тяжелый телефонный разговор с этим человеком.
Через несколько минут после взлета бомба была задействована по проводу, который тянулся из багажного отсека к переключателю носового оборудования. Как только колеса полностью ушли в фюзеляж, автоматически пошел отсчет времени, который должен был окончиться через тридцать две минуты, когда самолет окажется над той частью Атлантики, где большая глубина и сильные течения. Где все остатки самолета и летевших в нем исчезнут навсегда уже через две-три минуты после взрыва. И где аварийный локатор, если его электронный пульс выживет после взрыва, заглохнет через двадцать четыре часа, так и не приведя к месту катастрофы спасателей или расследователей.
Мужчина, стоя на палубе яхты, всматривался в звездное небо, напряженно вслушивался. Он знал, что самолет где-то недалеко, и, по мере того как протекали секунды, все с большим трудом сдерживал нетерпение... и волнение. Наконец он услышал вой моторов, а через несколько секунд заметил крошечную вспышку от взрыва бомбы. Потом он увидел большую вспышку, когда огонь перекинулся на баки с горючим и они взорвались, разбрасывая осколки самолета, ливнем искореженного металла полетевшие к воде.
Мужчина медленно выдохнул. Как быстро — одну за другой — осуществил он две чрезвычайно сложные миссии. Его шефы будут довольны. И дело будет жить.
Светло-желтые глаза вспыхивали на поверхности воды, словно далекие фары, отражая луч мощного фонаря, прорезавшего луизианскую ночь. Мошки кружились вокруг фонаря, который мужчина держал в руке, а другой управлял катером «Бостонский уэйлер», скользившим над темными глубинами. Мужчина улыбнулся. Он знал, что там, внизу, таятся аллигаторы в четырнадцать футов длиной — самые крупные хищники, способные в мгновение ока разорвать человека на части. Он вытер красным платком капли пота, катившиеся по лбу. Был август, и на Байю-Лафурш даже в два часа ночи стояла удушливая, влажная жара.
Большой мотылек сел на верхнюю губу мужчины. Он схватил его, раздавил и швырнул трепещущее тельце в воду. Из глубин тотчас что-то взмыло и в водовороте черной воды поглотило мотылька. Мужчину это на миг отвлекло, и нос «уэйлера» из пластигласа ударился в толстый пень, почти накрытый приливной волной. От удара, хоть и не сильного, мужчина все же качнулся вперед. Подвесной мотор, который прогнал узкое суденышко через залив — с Пристани Генри в доках крошечного городка Лафитт, промышляющего креветками, до Байю-Лафурш, — заглох. Мужчина ухватился за хромированное рулевое колесо, ругнулся, завел мотор, снова нацелил фонарь на воду впереди и медленно поплыл, огибая пень.
Соленый канал, четверть мили назад сузившийся до двадцати футов, снова расширился, и плыть по нему стало легче. Мужчина провел лучом фонаря по заболоченному берегу, затем по веткам кипарисов, нависавших над ним. Они были покрыты толстым испанским мхом, по которому тянулись шелковистые нити паутины; тут порой можно было увидеть водяного щитомордника, который лежит, дожидаясь возможности ухватить птицу или крысу. За деревьями простирались заболоченные поля и пустынные болота, исчерченные сложным лабиринтом протоков. За исключением немногих энергетиков и рыбаков, люди редко забирались так далеко по Байю-Лафурш. Единственными обитателями здешних мест были аллигаторы и койоты, охотившиеся на белохвостых оленей и нутрий, эту странную оранжевозубую помесь крысы с бобром. Это была самая что ни на есть ничейная земля, и лучше ничего быть не могло.
Мотор снова заглох — на поверхности воды появилось много лилий, и они обвили пропеллер «уэйлера», зажав его, словно удав добычу. Мужчина выключил фонарь и несколько секунд постоял, прислушиваясь, у рулевого управления. Без пульсации мотора на Байю-Лафурш стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь симфонией лягушачьего кваканья да гудения насекомых и тихим плеском воды о гладкий корпус катера. Мужчина поднял взгляд на подернутое туманом безлунное небо, потом обернулся и посмотрел через плечо на Новый Орлеан. Город находился всего в пятидесяти милях отсюда, а мог находиться и в пятистах — до того безлюдно тут было.
Мужчина резко повернул голову вправо и, включив фонарь, направил его луч в ту сторону, откуда послышался голос. К нему подъезжал на побитом металлическом каноэ пожилой худой мужчина; на носу лодки стояла, словно увеличенный орнамент, серая собака. Пес взволнованно махал хвостом и тяжело дышал в удушливой жаре, розовый язык непристойно свисал с блестящих черных губ.
— Я-то думал, что я единственный человек на десять миль в округе, — произнес пожилой мужчина с певучим кейджанским акцентом, забавно растягивая слова. Подъехав к «Бостонскому уэйлеру», он приставил руку к глазам, защищая их от яркого света фонаря. — Зовут Невилл, — объявил он, показав два ряда кривых кофейного цвета зубов, блеснувших под козырьком засаленной шапочки «Мак-Трак». — А это Бэйли. — Невилл указал на пса с печальными глазами, положившего передние лапы на борт лодки. Собака напряженно принюхивалась к большому парусиновому мешку, лежавшему на носу «уэйлера». — Какого черта вы тут делаете в такое время, ночью? — спросил Невилл.
— Я инспектор из «Атлантик энерджи». — Мужчина пристально рассматривал обветренное лицо Невилла, пытаясь выяснить, в самом ли деле это случайная встреча. — Проверяю датчики на родниках.
Невилл стянул свою шапочку и почесал лысину.
— Что-то не помню, чтобы у «Атлантик» были агрегаты в этой части Лафурш. — Он снова накрыл шапочкой свою лысую голову, затем сунул руку в висевший у него на поясе грязный кожаный мешочек, вытащил оттуда щепотку темных листьев жевательного табака и сунул за щеку. — И никогда не встречал тут инспектора-энергетика в такое время ночи. Даже ребята, следящие за рыбой и дичью, теперь спят.
— Всегда кто-то бывает первым, — лаконично сказал мужчина. Он заметил, что Невилл исподтишка разглядывает парусиновый мешок, а также ружье «ремингтон-30-06» и лежавшие рядом с ним блоки шлакобетона.
— М-м-м... — Невилл взглянул на Бэйли. — Тихо, малыш, — мягко произнес он. А пес волновался, подвывал и отчаянно махал хвостом. — Солидное у вас ружье, мистер.
— Я никогда не езжу сюда без огневого подспорья. Не мешает быть поосторожнее, когда далеко уходишь по Лафурш.
— Наверное, так, — согласился с ним Невилл. — Господи, да такой штукой можно одним выстрелом свалить бегущего слона. Остановить аллигатора — без проблемы. Даже крупных наземных хищников.
— Потому я его и держу. — Мужчине не терпелось двинуться дальше, но сначала ему нужно было кое-что узнать. — А вы-то что тут делаете в такую поздноту?
— Проверяю свои капканы на нутрию, — настороженно ответил Невилл.
На большом красном холодильнике, стоявшем между колен Невилла, лежал револьвер — похоже, «рюгер-44 магнум». Вполне возможно, что Невилл в самом деле охотился на аллигаторов, а это запрещалось до сентября, и потому он плыл по Байю-Лафурш глубокой ночью.
— Вы тут живете? — спросил его незнакомец.
— Угу, — не без опаски ответил Невилл, снова взглянув на лежавшее на носу «уэйлера» охотничье ружье. И выплюнул за борт табачную жвачку. Она тотчас расползлась по воде темным пятном. — А что?
— Я полагаю, когда наступит сентябрь, будете охотиться на аллигаторов. — Мужчина знал, что Невилл мог заработать немало денег, продавая ценные шкуры и мясо скупщикам черного рынка в доках Лафитта — покупателям, которые не обращают внимания на то, что на хвостах аллигаторов нет ярлыков, строго контролируемых и нелегко выдаваемых инспекторами, следящими за отловом и отстрелом дичи и диких зверей. — Я здесь регулярно бываю и видел немало гигантов. За таких аллигаторов можно получить хорошую цену в Лафитте. Несколько штук были по двенадцать футов длиной, и я видел их снова и снова в одних и тех же местах.
— Вот как? — Невилл попытался не выдать своей заинтересованности. Но один двенадцатифутовый аллигатор мог принести ему почти триста долларов в городских доках, почти столько, сколько он получал за неделю, работая матросом на судах, занимающихся ловлей креветок. — И где же они были?
Мужчина пожал плечами.
— Придется начертить вам карту. Вы в жизни не найдете без нее те места. — Он поковырял на ногте заусеницу, потом поднял на собеседника глаза. — Я бы мог заехать в ваш лагерь, если вы мне скажете, где это.
Невиллу не хотелось раскрывать местонахождение своего дома, но ему нужны были сведения о крупных аллигаторах.
— Значит, двенадцати футов длиной?
— Угу. И я был бы вам благодарен, если в вы их прикончили. Не нравится мне, когда я проверяю датчики, а вокруг плавают эти великаны.
Помедлив несколько минут, Невилл осторожно кивнул.
— Плывите назад, как плыли сюда, потом сверните в первый канал налево. Там проплывете две мили среди ив. У меня единственная хижина в этой стороне Лафурша. Я подумал, что, наверное, приятно будет время от времени иметь компанию.
Мужчина кивнул. Он получил то, что ему требовалось.
— О'кей.
Он нагнулся и, включив мотор «уэйлера», рванул назад, высвобождая пропеллер от водяных лилий. Бэйли быстро перескочил обратно в каноэ.
— Адиос! — рванув вперед, крикнул мужчина, перекрывая рев мотора, и умчался прочь.
Минут через двадцать, когда мужчина уже не сомневался, что оставил Невилла и его излишне любопытного пса далеко позади, он выключил мотор и бросил якорь. Нацелил фонарь на воду, подержал его так несколько минут и насчитал за это время десять пар желтых глаз, отражавших яркий свет. Затем он прошел на нос, вытащил труп из парусинового мешка и с помощью толстых цепей подвесил блоки к шее, запястьям и щиколоткам трупа. Передохнул и поистине геркулесовым усилием перекатил все это за борт. Труп и блоки шлакобетона с громким всплеском погрузились по очереди в воду. К тому времени, когда мужчина, вооружившись фонарем, нацелил его на темную воду, на ней оставалось лишь несколько пузырей. У аллигаторов будет этой ночью пир.
Мужчина повернулся и направился к рулевому колесу. Он воспользуется предложением Невилла заехать, наверное, раньше, чем предполагал обитатель Луизианы. Восхода солнца Невилл уже не увидит.
* * *
«Гольфстрим-IV» оторвался в ночи от взлетно-посадочной полосы в Сент-Крос, с грохотом пролетел над залитым огнями большим нефтеперерабатывающим заводом и, удалившись на сто миль над Атлантикой, полетел на север. Затем повернул на запад — к Майами.Атмосфера в самолете была мрачная. В тот день пятеро ответственных сотрудников, тихо сидевших сейчас в пассажирском отсеке самолета, подробнейшим образом представили свою фирму некоему богатому господину, живущему на острове. Несколько дней назад он заявил, что хотел бы предварительно познакомиться с их компанией. Директорам отчаянно нужны были деньги, и они тотчас вылетели на Сент-Крой, желая убедить его стать их партнером. Их компания фактически была банкротом, хотя лишь немногие вне управленческой команды знали, насколько плохи дела.
По окончании презентации инвестор решил не хвататься за «величайшую в его жизни возможность», как ему это было преподнесено. Он почувствовал отчаяние, пронизывавшее строгие костюмы директоров и их излишне уверенную, излишне любезную манеру поведения. Они отвечали на его вопросы общими фразами и уклончиво, да и слишком уж быстро примчались к нему. Будучи опытным инвестором, он знал, что за чрезмерной услужливостью обычно скрывается настоятельная необходимость, а настоятельная необходимость чаще всего является предвестником финансовой катастрофы, к чему он никак не желал иметь отношение.
Время для директоров истекло. На текущем счете компании не было достаточно денег, чтобы выплатить жалованье сотрудникам в конце недели, банк больше не дал бы им кредита, а поступления от заказчиков текли все убывающим ручейком. На следующий день исполнительному директору придется пригласить в Нью-Йорке адвокатов и попросить их составить документы о банкротстве. Других вариантов не было.
Исполнительный директор смотрел сквозь окно в темноту. Подача документов о банкротстве позволит выиграть время, но и только. Без крупного вливания свежего капитала компания обречена. В конечном счете она будет ликвидирована во имя спасения имущества кредиторами, которым повезет, если они получат по пятьдесят центов за доллар своих вложений, — такой сценарий ничего не принесет первоначальному инвестору. Исполнительный директор крепко зажмурился, стараясь не думать о том, какой ему предстоит тяжелый телефонный разговор с этим человеком.
Через несколько минут после взлета бомба была задействована по проводу, который тянулся из багажного отсека к переключателю носового оборудования. Как только колеса полностью ушли в фюзеляж, автоматически пошел отсчет времени, который должен был окончиться через тридцать две минуты, когда самолет окажется над той частью Атлантики, где большая глубина и сильные течения. Где все остатки самолета и летевших в нем исчезнут навсегда уже через две-три минуты после взрыва. И где аварийный локатор, если его электронный пульс выживет после взрыва, заглохнет через двадцать четыре часа, так и не приведя к месту катастрофы спасателей или расследователей.
Мужчина, стоя на палубе яхты, всматривался в звездное небо, напряженно вслушивался. Он знал, что самолет где-то недалеко, и, по мере того как протекали секунды, все с большим трудом сдерживал нетерпение... и волнение. Наконец он услышал вой моторов, а через несколько секунд заметил крошечную вспышку от взрыва бомбы. Потом он увидел большую вспышку, когда огонь перекинулся на баки с горючим и они взорвались, разбрасывая осколки самолета, ливнем искореженного металла полетевшие к воде.
Мужчина медленно выдохнул. Как быстро — одну за другой — осуществил он две чрезвычайно сложные миссии. Его шефы будут довольны. И дело будет жить.
Глава 1
Июнь 1999 года
— Сколько вы получаете?
— Вы имеете в виду жалованье или все вместе с компенсацией? — не без задней мысли спросил Джей Уэст. Он только при крайней необходимости раскрывал секретную информацию — даже в такой ситуации, когда от него ждали быстрых и исчерпывающих ответов на все вопросы.
— Какая цифра дохода стояла в прошлом году в вашем «У-2»? «У-2» — это форма, которую ваш наниматель направляет вам в январе, чтобы вы знали, какую сумму должны сообщить в Налоговое управление.
— Я знаю, что такое «У-2», — спокойно произнес Джей, не выказывая раздражения саркастическим тоном интервьюера. Молодой мужчина, сидевший в конференц-зале через стол от него, был, как и Джей, в темном деловом костюме. Вот только костюм у этого человека был сшит на заказ. Он был явно новый, из более добротной материи и идеально облегал его мускулистое тело. А Джей купил свой костюм в магазине, и, несмотря на все старания портного, костюм сидел мешковато. — Коммерческий банк, где я работаю, выдает мне кое-какие премии, которые не фигурируют в «У-2», так что мои доходы на самом деле больше, чем...
— Что за премии? — грубо спросил интервьюер.
Джей с минуту изучал этого мужчину со светлыми, коротко подстриженными волосами и недружелюбным, с квадратной челюстью лицом, пытаясь понять, является ли такое конфронтационное поведение вынужденным или врожденным. Он слышал, что компании на Уолл-стрит часто подвергают тех, кого хотят нанять, по крайней мере одному стрессовому интервью, чтобы посмотреть, как те будут реагировать. Но если этот малый играет, ему можно выдать за такой спектакль премию Ахадемии киноискусства.
— Предоставление залога по ценам ниже рыночных, участие компании в моем плане «401-К» и медицинское страхование по сходной цене.
Мужчина закатил глаза:
— Во сколько же, ради всего святого, все это обходится?
— Сумма получается приличная.
Мужчина нетерпеливо махнул рукой перед лицом:
— О'кей, я проявлю щедрость и к упомянутой вами цифре добавлю двадцать тысяч. А сколько вы получили в прошлом году?
Джей смущенно поерзал на стуле, понимая, что цифра, которую он назовет, не произведет впечатления на банкира, занимающегося инвестициями.
— Здравствуй, Джей. — В дверях конференц-зала стоял Оливер Мэйсон с кожаной папкой под мышкой и приветливо улыбался. — Я рад, что ты сегодня сумел уделить нам время.
Джей взглянул на Мэйсона и, в свою очередь, улыбнулся, радуясь тому, что ему не придется отвечать на вопрос о своих доходах.
— Приветствую вас, Оливер, — произнес он тоном уверенного в себе человека, вставая и обмениваясь с пришедшим рукопожатием. Оливер всегда выглядел ухоженным, как только что выпущенная дорогая спортивная машина. — Спасибо, что вы пригласили меня.
— Не за что. — Оливер сел рядом с Джеем и положил на стол свою папку. И, поведя рукой в сторону Картера Баллока, спросил: — Мой зам поджаривал тебя?
— Ничуть, — ответил Джей, стараясь не выдать того, что перенес поджаривание по третьему разряду. — Мы просто дружески беседовали.
— Ты привираешь. Баллок ни с кем просто не беседует. — Оливер достал из папки два экземпляра резюме Джея. — Баллок так же дружелюбен, как медовый барсук — так, во всяком случае, у нас его по-дружески называют, — пояснил Оливер. — Сокращенно — просто Барсук. — И он двинул по полированному столу Баллоку резюме Джея. — Исходи из этого, Барсук. Извини, что не передал тебе раньше. Но я — капитан, а ты — всего лишь матрос на этом корабле, так что действуй.
— Пошел ты, Оливер. — Баллок толстыми пальцами схватил резюме, быстро проглядел его, что-то буркнул, смял бумагу и швырнул ее в корзину для мусора в дальнем углу конференц-зала.
— Ты знаешь про медовых барсуков, Джей? — спросил Оливер своим от природы холодным гнусавым голосом. И широко улыбнулся, не обращая внимания на то, что Баллок отнюдь не положительно отреагировал на резюме Джея.
Джей отрицательно покачал головой, стараясь забыть то, как его жизнь выбросили сейчас в корзину для бумаг.
— Нет.
— Большинство хищников, нападая на добычу, хватают ее за горло. — Оливер усмехнулся. — А медовые барсуки целятся в пах. Они сжимают челюсти, и жертве, что бы она ни делала, их не разжать. Барсуки не выпускают добычу, пока она не впадает в шок, что, как ты можешь представить себе, наступает довольно скоро, особенно если добыча мужского рода. Затем барсук раздирает ее — еще живую — на куски. — При этих словах Оливер содрогнулся. — Вот ужас!
— Пошел ты вместе со своей мамашей, Оливер. — Однако Баллок впервые осклабился, явно довольный тем, что его так обозвали и что у него репутация человека твердого, как тунгстен.
Оливер закинул обе руки за голову и сцепил на затылке пальцы.
— Не позволяй мне прерывать тебя, Барсук.
Баллок пригнулся к столу — его широкое веснушчатое лицо победоносно сияло.
— Итак, Джей, сколько же вы получили за прошлый год? Значит, появление Оливера Мэйсона не снимает его с раскаленной плиты.
— Сто тысяч долларов, — не без вызова ответил Джей, глядя на расплющенный нос Баллока. На самом деле это было — жалованье плюс премиальные — ближе к девяноста тысячам.
Услышав цифру, Баллок закатил глаза.
— Вы живете в Манхэттене?
— Да. — Джей приготовился к отрицательной реакции. Он знал, что Оливер Мэйсон и Картер Баллок, будучи исполнительными директорами инвестиционной банкирской компании «Маккарти и Ллойд», зарабатывают во много раз больше его.
— Как же, черт побери, вы выживаете на такие деньги в Манхэттене? — пожелал узнать Баллок.
— Сто тысяч долларов — не такая уж презренная сумма, — возразил Джей. Он гордился тем, насколько далеко продвинулся в жизни.
— Вы женаты? — спросил Баллок.
Джей отрицательно покачал головой.
— А где вы живете?
— В Верхней части Западной стороны.
— Снимаете квартиру или она у вас собственная?
— Снимаю.
— С одной или двумя спальнями?
— С одной.
— У вас есть машина?
Джей кивнул.
— Какая?
— "БМВ", — ответил Джей, понимая, что на Оливера и Баллока произведет плохое впечатление, если они узнают, что на самом деле он ездит на побитом, едва работающем «форде-таурус». — Триста двадцать восьмая.
— Паркуете ее в городе? — спросил Баллок.
Джей снова кивнул и бросил быстрый взгляд на Оливера, который смотрел в пространство и, по всей вероятности, обдумывал какое-то дельце, способное принести ему миллионы.
А Баллок откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок.
— Так, давайте вот о чем подумаем, — сказал он, поглаживая подбородок. — Вы получаете сто тысяч долларов в год без каких-либо вычетов, кроме трат на себя, что составляет после выплаты налогов около семидесяти тысяч. Я проявлю великодушие и буду считать, что вы имеете чистыми шесть тысяч долларов в месяц. — Он постучал по ручке кресла, явно получая удовольствие от своего анализа.
Для Баллока, подумал Джей, жизнь сводится к цифрам и почти ни к чему больше.
— По всей вероятности, вы платите около четырех тысяч в месяц за квартиру, коммунальные услуги, кредит на машину, парковку и страховку. Я уверен, что у вас немалая задолженность и за обучение. — И Баллок посмотрел на Джея, ожидая подтверждения.
Но Джей ничем не показал, что Баллок прав. Ни слова, ни жеста, указывавших на то, что каждый месяц он выписывал чек на солидную сумму в погашение сорока тысяч долларов — плюс проценты, — которые он занял, чтобы оплатить четыре года обучения в колледже.
— Остается две тысячи в месяц на еду, одежду, светскую жизнь, — продолжал Баллок, — и чтобы отложить на домик в пригороде, который придется купить, когда вы встретите свой идеал и девушка захочет иметь свое гнездышко. Проблема в том, что на свои деньги вы сможете купить ей коробку с двумя спальнями в Джерси-Сити, а не просторный особняк в Гринвиче, как должно. — Он хохотнул. — А в коммерческом банке ваш рост ограничен. Следующие сорок лет ваше жалованье будет повышаться по мере роста инфляции, а потом вас отправят в отставку, дав вам золотые часы и медицинскую страховку. Может быть. — Баллок покачал головой. — Бедняк вы, дружище. Вы — хомяк на бегущей дорожке, и сойти с нее вы не можете.
Джей не дрогнул, несмотря на точность произведенных Баллоком расчетов. Сто тысяч долларов в год выглядело кучей денег, но в радиусе пятидесяти миль от Нью-Йорка на них далеко не уедешь. Ему почти нечего предъявить за шесть лет работы в Нэйшнл Сити Бэнк оф Нью-Йорк в качестве сотрудника финансового отдела, дающего займы компаниям средней величины. И хотя в банке возможности для повышения лучше того, что обрисовал Баллок, они все-таки невелики.
— Стойте-ка, — воскликнул Баллок, хлопнув себя по лбу. — Я чуть не забыл про эти замечательные блага, которые вы упомянули. Например, возможность получать деньги под заклад по ставкам ниже рыночных — вы же не сможете этим воспользоваться, так как не в состоянии будете купить недвижимость.
Джей почувствовал, как Оливер ткнул в его голень носом начищенного до блеска черного мокасина с кисточкой.
— Я же говорил тебе. — Оливер снова переключился на интервью. — Мой приятель Баллок на лету ловит мяч, верно? Мы не слишком выпускаем его на публику, но он устраивает ад на торговом поле. — Оливер хмыкнул. — Барсук действует, исходя из золотого правила: золотые правила устанавливает он. Запомни это. Живи каждый день на работе в фирме «Маккарти и Ллойд» согласно такому простому принципу — и ты преуспеешь.
Джей окинул взглядом Оливера. Тридцать восемь лет — на десять лет старше Джея. Красивое, очень загорелое лицо после уик-эндов, проведенных на собственном пятидесятифутовом шлюпе в заливе Лонг-Айленд. Темно-карие глаза были все время в движении — он подмечал все, что происходит вокруг, тем самым давая мозгу прокрутить как можно больше информации. На тонких губах играла улыбка человека, который «держит мир на коротком поводке», длинные иссиня-черные волосы зачесаны назад и щедро смазаны гелем, чтобы не съезжали на широкий покатый лоб. Темно-синие подтяжки делили его накрахмаленную белую рубашку на три части, и с шеи элегантно свисал гермесовский галстук с идеально нарисованным кусочком дерна посреди узла.
Джей поспешил улыбнуться Оливеру:
— Эта кличка очень подходит.
Баллок скрестил руки на груди, довольный тем, что он так точно вычленил личные доходы Джея Уэста и таким образом установил его ранг.
— Мы все знаем, что коммерческие банки платят много меньше того, что платим мы. Они не могут себе это позволить, потому что по-настоящему не рискуют. — Оливер произнес это голосом, каким вел заседания, еще более гнусавым, чем обычно. — Но мы не это тут обсуждаем. Мы тут для того, чтобы обсудить поступление Джея на работу к «Маккарти и Ллойду» в возглавляемый мною отдел арбитражной оценки активов.
— Но почему именно он? — Баллок ткнул пальцем в Джея, а потом в скомканное резюме, лежавшее возле мусорной корзины. — Не обижайтесь, молодой человек, но резюме у вас в лучшем случае средненькое. — Баллоку было тридцать три года, значит, он был всего на пять лет старше Джея, тем не менее он без стеснения называл его «молодой человек», потому что зарабатывал намного больше. — Вы учились в Лихае. — Баллок откинул голову. — Это хороший университет, но, безусловно, не первоклассный, он не принадлежит к Айви-лиг[1]. К тому же вы даже еще не окончили Школу бизнеса.
— Да я же...
Но Баллока было не прервать.
— Там тонна молодых людей с серебряными резюме. — Он махнул в сторону окна. — Людей, окончивших Принстон, Гарвард или Йель. Людей, обладающих опытом и подготовкой, какие нам нужны. Мы можем привлечь самые сливки. Зачем нам мучиться с вами?
— Хватит...
— Почему ты хочешь нанять его, Оливер? — спросил Баллок, не обращая внимания на вторую попытку Джея повернуть течение. — Забудем о том, в какой школе он учился или не учился, — у него же нет никакого опыта работы с арбитражем. Он понятия не имеет, как определить, какие акции будут потенциально перекуплены, или как установить их стоимость. Он — чиновник, дающий займы в среднем коммерческом банке и получающий собачье дерьмо на жизнь.
— Точно! — Джей изо всей силы ударил кулаком по столу.
Оливер и Баллок оба вздрогнули от этого неожиданно громкого звука.
— Я изголодался. — Джей постарался удержаться от улыбки при виде изумленного выражения, появившегося на лице Баллока. — Я буду работать семь дней по двадцать четыре часа. Я отдам всего себя фирме. Я буду делать все, что требуется.
— Сколько вы получаете?
— Вы имеете в виду жалованье или все вместе с компенсацией? — не без задней мысли спросил Джей Уэст. Он только при крайней необходимости раскрывал секретную информацию — даже в такой ситуации, когда от него ждали быстрых и исчерпывающих ответов на все вопросы.
— Какая цифра дохода стояла в прошлом году в вашем «У-2»? «У-2» — это форма, которую ваш наниматель направляет вам в январе, чтобы вы знали, какую сумму должны сообщить в Налоговое управление.
— Я знаю, что такое «У-2», — спокойно произнес Джей, не выказывая раздражения саркастическим тоном интервьюера. Молодой мужчина, сидевший в конференц-зале через стол от него, был, как и Джей, в темном деловом костюме. Вот только костюм у этого человека был сшит на заказ. Он был явно новый, из более добротной материи и идеально облегал его мускулистое тело. А Джей купил свой костюм в магазине, и, несмотря на все старания портного, костюм сидел мешковато. — Коммерческий банк, где я работаю, выдает мне кое-какие премии, которые не фигурируют в «У-2», так что мои доходы на самом деле больше, чем...
— Что за премии? — грубо спросил интервьюер.
Джей с минуту изучал этого мужчину со светлыми, коротко подстриженными волосами и недружелюбным, с квадратной челюстью лицом, пытаясь понять, является ли такое конфронтационное поведение вынужденным или врожденным. Он слышал, что компании на Уолл-стрит часто подвергают тех, кого хотят нанять, по крайней мере одному стрессовому интервью, чтобы посмотреть, как те будут реагировать. Но если этот малый играет, ему можно выдать за такой спектакль премию Ахадемии киноискусства.
— Предоставление залога по ценам ниже рыночных, участие компании в моем плане «401-К» и медицинское страхование по сходной цене.
Мужчина закатил глаза:
— Во сколько же, ради всего святого, все это обходится?
— Сумма получается приличная.
Мужчина нетерпеливо махнул рукой перед лицом:
— О'кей, я проявлю щедрость и к упомянутой вами цифре добавлю двадцать тысяч. А сколько вы получили в прошлом году?
Джей смущенно поерзал на стуле, понимая, что цифра, которую он назовет, не произведет впечатления на банкира, занимающегося инвестициями.
— Здравствуй, Джей. — В дверях конференц-зала стоял Оливер Мэйсон с кожаной папкой под мышкой и приветливо улыбался. — Я рад, что ты сегодня сумел уделить нам время.
Джей взглянул на Мэйсона и, в свою очередь, улыбнулся, радуясь тому, что ему не придется отвечать на вопрос о своих доходах.
— Приветствую вас, Оливер, — произнес он тоном уверенного в себе человека, вставая и обмениваясь с пришедшим рукопожатием. Оливер всегда выглядел ухоженным, как только что выпущенная дорогая спортивная машина. — Спасибо, что вы пригласили меня.
— Не за что. — Оливер сел рядом с Джеем и положил на стол свою папку. И, поведя рукой в сторону Картера Баллока, спросил: — Мой зам поджаривал тебя?
— Ничуть, — ответил Джей, стараясь не выдать того, что перенес поджаривание по третьему разряду. — Мы просто дружески беседовали.
— Ты привираешь. Баллок ни с кем просто не беседует. — Оливер достал из папки два экземпляра резюме Джея. — Баллок так же дружелюбен, как медовый барсук — так, во всяком случае, у нас его по-дружески называют, — пояснил Оливер. — Сокращенно — просто Барсук. — И он двинул по полированному столу Баллоку резюме Джея. — Исходи из этого, Барсук. Извини, что не передал тебе раньше. Но я — капитан, а ты — всего лишь матрос на этом корабле, так что действуй.
— Пошел ты, Оливер. — Баллок толстыми пальцами схватил резюме, быстро проглядел его, что-то буркнул, смял бумагу и швырнул ее в корзину для мусора в дальнем углу конференц-зала.
— Ты знаешь про медовых барсуков, Джей? — спросил Оливер своим от природы холодным гнусавым голосом. И широко улыбнулся, не обращая внимания на то, что Баллок отнюдь не положительно отреагировал на резюме Джея.
Джей отрицательно покачал головой, стараясь забыть то, как его жизнь выбросили сейчас в корзину для бумаг.
— Нет.
— Большинство хищников, нападая на добычу, хватают ее за горло. — Оливер усмехнулся. — А медовые барсуки целятся в пах. Они сжимают челюсти, и жертве, что бы она ни делала, их не разжать. Барсуки не выпускают добычу, пока она не впадает в шок, что, как ты можешь представить себе, наступает довольно скоро, особенно если добыча мужского рода. Затем барсук раздирает ее — еще живую — на куски. — При этих словах Оливер содрогнулся. — Вот ужас!
— Пошел ты вместе со своей мамашей, Оливер. — Однако Баллок впервые осклабился, явно довольный тем, что его так обозвали и что у него репутация человека твердого, как тунгстен.
Оливер закинул обе руки за голову и сцепил на затылке пальцы.
— Не позволяй мне прерывать тебя, Барсук.
Баллок пригнулся к столу — его широкое веснушчатое лицо победоносно сияло.
— Итак, Джей, сколько же вы получили за прошлый год? Значит, появление Оливера Мэйсона не снимает его с раскаленной плиты.
— Сто тысяч долларов, — не без вызова ответил Джей, глядя на расплющенный нос Баллока. На самом деле это было — жалованье плюс премиальные — ближе к девяноста тысячам.
Услышав цифру, Баллок закатил глаза.
— Вы живете в Манхэттене?
— Да. — Джей приготовился к отрицательной реакции. Он знал, что Оливер Мэйсон и Картер Баллок, будучи исполнительными директорами инвестиционной банкирской компании «Маккарти и Ллойд», зарабатывают во много раз больше его.
— Как же, черт побери, вы выживаете на такие деньги в Манхэттене? — пожелал узнать Баллок.
— Сто тысяч долларов — не такая уж презренная сумма, — возразил Джей. Он гордился тем, насколько далеко продвинулся в жизни.
— Вы женаты? — спросил Баллок.
Джей отрицательно покачал головой.
— А где вы живете?
— В Верхней части Западной стороны.
— Снимаете квартиру или она у вас собственная?
— Снимаю.
— С одной или двумя спальнями?
— С одной.
— У вас есть машина?
Джей кивнул.
— Какая?
— "БМВ", — ответил Джей, понимая, что на Оливера и Баллока произведет плохое впечатление, если они узнают, что на самом деле он ездит на побитом, едва работающем «форде-таурус». — Триста двадцать восьмая.
— Паркуете ее в городе? — спросил Баллок.
Джей снова кивнул и бросил быстрый взгляд на Оливера, который смотрел в пространство и, по всей вероятности, обдумывал какое-то дельце, способное принести ему миллионы.
А Баллок откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок.
— Так, давайте вот о чем подумаем, — сказал он, поглаживая подбородок. — Вы получаете сто тысяч долларов в год без каких-либо вычетов, кроме трат на себя, что составляет после выплаты налогов около семидесяти тысяч. Я проявлю великодушие и буду считать, что вы имеете чистыми шесть тысяч долларов в месяц. — Он постучал по ручке кресла, явно получая удовольствие от своего анализа.
Для Баллока, подумал Джей, жизнь сводится к цифрам и почти ни к чему больше.
— По всей вероятности, вы платите около четырех тысяч в месяц за квартиру, коммунальные услуги, кредит на машину, парковку и страховку. Я уверен, что у вас немалая задолженность и за обучение. — И Баллок посмотрел на Джея, ожидая подтверждения.
Но Джей ничем не показал, что Баллок прав. Ни слова, ни жеста, указывавших на то, что каждый месяц он выписывал чек на солидную сумму в погашение сорока тысяч долларов — плюс проценты, — которые он занял, чтобы оплатить четыре года обучения в колледже.
— Остается две тысячи в месяц на еду, одежду, светскую жизнь, — продолжал Баллок, — и чтобы отложить на домик в пригороде, который придется купить, когда вы встретите свой идеал и девушка захочет иметь свое гнездышко. Проблема в том, что на свои деньги вы сможете купить ей коробку с двумя спальнями в Джерси-Сити, а не просторный особняк в Гринвиче, как должно. — Он хохотнул. — А в коммерческом банке ваш рост ограничен. Следующие сорок лет ваше жалованье будет повышаться по мере роста инфляции, а потом вас отправят в отставку, дав вам золотые часы и медицинскую страховку. Может быть. — Баллок покачал головой. — Бедняк вы, дружище. Вы — хомяк на бегущей дорожке, и сойти с нее вы не можете.
Джей не дрогнул, несмотря на точность произведенных Баллоком расчетов. Сто тысяч долларов в год выглядело кучей денег, но в радиусе пятидесяти миль от Нью-Йорка на них далеко не уедешь. Ему почти нечего предъявить за шесть лет работы в Нэйшнл Сити Бэнк оф Нью-Йорк в качестве сотрудника финансового отдела, дающего займы компаниям средней величины. И хотя в банке возможности для повышения лучше того, что обрисовал Баллок, они все-таки невелики.
— Стойте-ка, — воскликнул Баллок, хлопнув себя по лбу. — Я чуть не забыл про эти замечательные блага, которые вы упомянули. Например, возможность получать деньги под заклад по ставкам ниже рыночных — вы же не сможете этим воспользоваться, так как не в состоянии будете купить недвижимость.
Джей почувствовал, как Оливер ткнул в его голень носом начищенного до блеска черного мокасина с кисточкой.
— Я же говорил тебе. — Оливер снова переключился на интервью. — Мой приятель Баллок на лету ловит мяч, верно? Мы не слишком выпускаем его на публику, но он устраивает ад на торговом поле. — Оливер хмыкнул. — Барсук действует, исходя из золотого правила: золотые правила устанавливает он. Запомни это. Живи каждый день на работе в фирме «Маккарти и Ллойд» согласно такому простому принципу — и ты преуспеешь.
Джей окинул взглядом Оливера. Тридцать восемь лет — на десять лет старше Джея. Красивое, очень загорелое лицо после уик-эндов, проведенных на собственном пятидесятифутовом шлюпе в заливе Лонг-Айленд. Темно-карие глаза были все время в движении — он подмечал все, что происходит вокруг, тем самым давая мозгу прокрутить как можно больше информации. На тонких губах играла улыбка человека, который «держит мир на коротком поводке», длинные иссиня-черные волосы зачесаны назад и щедро смазаны гелем, чтобы не съезжали на широкий покатый лоб. Темно-синие подтяжки делили его накрахмаленную белую рубашку на три части, и с шеи элегантно свисал гермесовский галстук с идеально нарисованным кусочком дерна посреди узла.
Джей поспешил улыбнуться Оливеру:
— Эта кличка очень подходит.
Баллок скрестил руки на груди, довольный тем, что он так точно вычленил личные доходы Джея Уэста и таким образом установил его ранг.
— Мы все знаем, что коммерческие банки платят много меньше того, что платим мы. Они не могут себе это позволить, потому что по-настоящему не рискуют. — Оливер произнес это голосом, каким вел заседания, еще более гнусавым, чем обычно. — Но мы не это тут обсуждаем. Мы тут для того, чтобы обсудить поступление Джея на работу к «Маккарти и Ллойду» в возглавляемый мною отдел арбитражной оценки активов.
— Но почему именно он? — Баллок ткнул пальцем в Джея, а потом в скомканное резюме, лежавшее возле мусорной корзины. — Не обижайтесь, молодой человек, но резюме у вас в лучшем случае средненькое. — Баллоку было тридцать три года, значит, он был всего на пять лет старше Джея, тем не менее он без стеснения называл его «молодой человек», потому что зарабатывал намного больше. — Вы учились в Лихае. — Баллок откинул голову. — Это хороший университет, но, безусловно, не первоклассный, он не принадлежит к Айви-лиг[1]. К тому же вы даже еще не окончили Школу бизнеса.
— Да я же...
Но Баллока было не прервать.
— Там тонна молодых людей с серебряными резюме. — Он махнул в сторону окна. — Людей, окончивших Принстон, Гарвард или Йель. Людей, обладающих опытом и подготовкой, какие нам нужны. Мы можем привлечь самые сливки. Зачем нам мучиться с вами?
— Хватит...
— Почему ты хочешь нанять его, Оливер? — спросил Баллок, не обращая внимания на вторую попытку Джея повернуть течение. — Забудем о том, в какой школе он учился или не учился, — у него же нет никакого опыта работы с арбитражем. Он понятия не имеет, как определить, какие акции будут потенциально перекуплены, или как установить их стоимость. Он — чиновник, дающий займы в среднем коммерческом банке и получающий собачье дерьмо на жизнь.
— Точно! — Джей изо всей силы ударил кулаком по столу.
Оливер и Баллок оба вздрогнули от этого неожиданно громкого звука.
— Я изголодался. — Джей постарался удержаться от улыбки при виде изумленного выражения, появившегося на лице Баллока. — Я буду работать семь дней по двадцать четыре часа. Я отдам всего себя фирме. Я буду делать все, что требуется.