Я полагаю, что они погибли, как и Кривонос, при выполнении такого же переворота - очень коварной фигуры. И та же недостаточная для ее выполнения высота. Этот переворот унес много жизней. Такие фигуры требуют высокой квалификации, а достаточного опыта ни у инструктора Кривоноса, ни у Серегина, видимо, не было.
Шла обычная полковая жизнь. Подошло время приступать к переучиванию и мне. По штатному расписанию было два заместителя командира полка по летной подготовке. Иван Фатеев и я. Иван - изумительной души человек. Хороший товарищ, прекрасный летчик. Когда я ему рассказал о том случае с командиром дивизии, он мне посоветовал не расстраиваться и прямо сказал: - Вася, три к носу и все пройдет, это тебе говорит Герой Советского Союза, военный летчик, пилот... Я тебя хорошо знаю и по согласованию с командиром полка буду тебя в летном деле, как говорится, доводить до "кондиции". Дам несколько провозных полетов и выпущу самостоятельно.
Иван был уже инструктором и имел такое право. Я очень был доволен его предложением. На другой день небольшое количество провозных полетов, и через пару дней я вылетел самостоятельно на самолете МИГ-15. Затем стал так же, как и Иван, инструктором. Летное дело пошло у меня как по маслу. Колесников, как-то увидев меня, спросил о моих полетах. Я сказал, что летаю самостоятельно и обучаю летному мастерству других летчиков. Он ответил: Знаю, товарищ майор, что вы летаете неплохо. Так держать.
Я уже был в звании майора. На этом наше недопонимание закончилось.
Дела по службе шли хорошо. Мне поручали руководить полетами. С семьей проблем нет. Жена - надежный помощник. Дочь и сын подрастают. Летное дело с каждым днем стало увлекать все больше и больше. Даже по ночам во сне стал летать.
В один из майских дней начальник штаба полка майор Нечаев сообщил, что со мною желают побеседовать представители Генерального штаба Советской Армии. В кабинете меня ждали два полковника в общевойсковой форме. Промелькнула мысль, неужели им что-то нужно от меня, связанное с фронтом. И вспомнил те три дня, когда мы были с воздушным стрелком в тылу противника. Но мне предложили сесть, один из полковников, увидев на моем лице смущение, тут же успокоил. Мол, прибыли в полк и решили после ознакомления с вашим личным делом, поговорить и предложить учиться в одной из академий Советской Армии. После ряда вопросов другой полковник обратился ко мне по имени и отчеству: - Василий Сергеевич, вы желаете дальнейшую службу в Вооруженных Силах посвятить новой специальности? Для этого вам предлагаем поступить учиться в Академию Советской Армии. Вы пройдете курс обучения в течение трех лет, и вам предложат работать за границей. Изучите один-два иностранных языка - они будут очень необходимы в будущей работе. Я ответил, что подумаю над этим предложением. - Да-да, - согласились полковники. Посоветуйтесь с женой и желательно только с ней. Друзей и товарищей не посвящайте в это дело. Если надумаете, то позвоните.
На том и расстались. Они оставили мне московский телефон. Я вышел из кабинета под впечатлением разговора с представителями Генштаба. Вернулся к себе в кабинет. Сел и стал мысленно анализировать сделанное мне предложение. Задумался. Разобрал все по мелочам. Только что окончил академию, назначен на неплохую должность. Летное дело настолько увлекло меня, что я ему стал отдаваться весь без остатка, тем более с ним все было благополучно, если не считать контузий, которые были во время войны. Они-то и беспокоили в том плане, что из-за них меня могут списать с летной работы в любое время. Но все же решил: если будут во второй раз спрашивать, то откажусь.
Прощание с летной работой
Будничные дни. Но вот наступил день интенсивных полетов. Меня направили руководителем на полигон, где летчики обычно производят бомбометание по искусственно выложенному кругу с крестом в центре. Полигон был расположен на опушке леса в 30 километрах от аэродрома. Первая пара отбомбилась, и я пошел на цель, чтобы проверить результат бомбометания. И когда подошел к кругу с крестом, то у меня начался приступ почек. Помочился и увидел на снегу вместе с мочой кровяные пятна. Пришлось лечь в машину. Пригрелся, полежал немного, и, кажется, все прошло. Через два месяца я был назначен руководителем полетов на аэродроме. Полк построен. Обычно перед началом полетов даются последние указания. Информация о погоде и другие данные, которые могли измениться после принятого накануне решения на шолеты. Подул ветерок. Я почувствовал, что-то заныло в правом боку. Затем нарастаюшая боль. Пришлось руководство передать другому лицу. Врач увез меня в санчасть. После сделанного укола мне стало легче. И я решил рассказать полковому врачу о моих ранениях во время войны. Он выслушал внимательно, а на другой день пришел ко мне на квартиру и вручил направление на обследование в окружной госпиталь в город Минск. В результате врачебная комиссия сделала заключение: "Майор Фролов В.С. по состоянию здоровья ограниченно годен для полетов на реактивных самолетах". Возвратился в часть. Доложил командиру полка о результатах лечения. Он спрашивает: - Что будешь делать? - и, не дождавшись ответа, ушел на доклад к командиру дивизии.
На другой день пришел приказ об откомандировании меня начальником штаба в один из истребительных полков. На душе стало муторно. В войну рвался в бой, мечтал о командирской карьере, а тут штабная работа, с которой, к сожалению, мало знаком. Тем более в истребительный полк. Там свои, отличные от штурмовиков, обычаи. Это мне крайне не понравилось. Хотелось летать, учить молодых летчиков, которые начали поступать в полк. И вот по воле врачей все рухнуло. Написал рапорт, в котором высказал свое несогласие с окружной врачебной комиссией и просил направить меня в Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь в Москву. На следующий день меня направили на очередное медицинское обследование. Прибыл в институт. В палате, куда меня поместили, было три человека, тоже прибывших на обследование. Прошло несколько дней. Меня не обследуют. Я начинаю волноваться. А врач мне и говорит: "Дорогой товарищ, войны-то нет. Куда вы спешите. Обследуем. Проверим все досконально. К обследованию надо подойти внимательно. Может, врачи окружного госпиталя были правы, когда принимали решение о списании вас с летной работы".
Так и произошло. Центральная врачебная комиссия подтвердила заключение окружной комиссии. Я загоревал. Что же, думаю, делать? Вот тогда и вспомнил о беседе с полковниками, приезжавшими в Лиду, и об оставленном номере телефона. Решил позвонить. На другой день прибыл из Главного управления кадров один товарищ, фамилии его не помню, и говорит: - Не расстраивайтесь, товарищ Фролов, что вас списали с летной работы. Подумайте еще раз о сделанном вам предложении и через 2-3 дня дайте ответ.
Дней через пять я дал согласие поступить на учебу. Мне ответили, чтобы я ждал вызова в полку. Выписался из госпиталя и прибыл на службу. Доложил. Стал собираться в истребительный полк. И тут вызов из Москвы откомандировать в распоряжение Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
Собрал самые необходимые вещи - и вместе с женой и детьми в Москву, в неизвестность. Первое, с чем пришлось столкнуться, - это проблема жилья. Как-никак, а жену, двоих детей на улице не оставишь. Начались поиски. Из дома в дом. Из подъезда в подъезд. Нашел небольшую комнатушку на две солдатские кровати. Но освободится только через 2-3 месяца. Договорились с хозяевами и решили - будем ждать. Но где жить эти месяцы? В этом доме пустовала ленкомната в подвале. Председатель домкома оказался хорошим, понимающим человеком и разрешил временно в ней поселиться.
Пришел на первое собеседование в академию. Сразу вопрос, какой иностранный язык изучал ранее. Ответил, что немецкий. Меня сразу предупредили, что буду изучать испанский язык, который через три-четыре месяца буду знать лучше, чем немецкий, который изучал всю жизнь. Второй язык - английский.
Проходят два года напряженной учебы. Со всеми дисциплинами было нормально, а вот с языком - трудности. В языковой группе четыре человека. Преподавательница меня чаще всех спрашивала. Была очень волевым человеком. В период испанской войны работала переводчицей, сражалась на стороне республиканцев.
Учеба учебой, но у меня была семья. Из подвала ленкомнаты мы переселились в квартиру Львовых. Виктор и Нина - добродушные люди, у которых тоже было двое детей, да еще сосед в третьей комнате с женой. Всего в малогабаритной трехкомнатной квартире нас жило десять человек. Теснота неимоверная, особенно на кухне, не говоря уже о туалете и ванной. Виктор и Нина через полтора года заикнулись о том, что хорошо бы нам подыскать другую квартиру, дескать, категорически настаивают соседи. Возможно, оно так и было. От соседей не было спасения. Они беспробудно пьянствовали, скандалили. Часто сосед приставал ко мне, чтобы я с ним выпил, а я отказывался. Мне надо было заниматься. Тогда он обижался, гнусавил, что я его не уважаю. Пришлось заняться поиском новой квартиры. Но не так-то просто было ее найти.
Намечалось партийное собрание. На нем я прямо сказал, что слушатели находятся в крайне тяжелых жилищных условиях. Также в моем выступлении были предложения и по совершенствованию учебного процесса, методики языковой подготовки. Начальник курса слушал меня внимательно и, когда я упомянул его фамилию, что-то записал в блокнот.
Буквально через два дня меня вызвали к начальнику академии. Генерал спросил, как дела с испанским языком. Я ответил, что нормально. Есть трудности, но стараюсь. "А с квартирой как?" - поинтересовался он и добавил, что через несколько дней все кто имеет детей, будут переселены в барачное строение на территории академии, а после окончания строительства пятиэтажного дома получат нормальную квартиру. В завершение разговора начальник академии посоветовал: - В будущей работе, к которой вы готовитесь, надо быть вдумчивее и самокритичнее.
По-видимому, это пожелание было сделано не без помощи начальника курса.
Новые горизонты
Академию я окончил с отличием и сразу же после учебы был направлен на работу в Мексику. Дочь определили в интернат. С женой и сыном направился на новую работу. Летели через Париж на самолете авиакомпании САС. Нас провожала дочь. Прощания. Слезы. В аэропорту в Мехико нас встретили и привезли в одну из небольших гостиниц недалеко от советского посольства. Проживая в гостинице пришлось самому искать квартиру. Но здесь проще и легче. Вся необходимая информация публиковалась в специальных каталогах. Выбор огромный, находи подходящий вариант и договаривайся с хозяевами. Квартиру, двухкомнатную, удобную во всех отношениях, я нашел рядом с нашим посольством. В нем же было и мое рабочее место.
Мой начальник Лев Глебович Михайлов относился к подчиненным с большим уважением. Понимал с полуслова. Основную работу приходилось вести в вечернее время. Надо было хорошо знать город. Приходилось изучать его досконально до отдельного переулка. Но главное в этой работе - люди, с которыми у тебя должны быть особые отношения, так как без их доверия, дружбы, помощи ничего не сделаешь.
Чтобы не быть голословным, приведу один пример. Познакомился с одним иностранцем. Подружились. Вскоре он проинформировал о том, что в период празднования 26 июля в Гаване на площади Хосе Марти правительственные трибуны будут заминированы. И во время митинга в честь дня "Штурма казармы Монкада" трибуны взлетят на воздух. Иностранец передал мне схему и сроки заложения взрывчатки, а также фамилии лиц-исполнителей. Он входил в группу террористов. Но раскаялся и сообщил мне об этом, зная, что я немедленно проинформирую соответствующие инстанции. Указанные лица были арестованы. При аресте у них были обнаружены взрывчатые вещества и все необходимые к ним принадлежности. Арестованные на суде признались в том, что они планировали теракт. В эту группу входили граждане и других государств. Учитывая, что самого взрыва не последовало, а также чистосердечные признания подсудимых, кубинское правосудие сочло возможным сохранить жизнь террористам.
Я не могу, да и не имею права раскрывать содержание своей новой работы. На ней я пробыл недолго. Несмотря на это, я твердо убедился, что моя профессия сложная, ответственная и к тому же очень опасная. Но об этом как-то и не думалось. Все, как на фронте. Там тебя могли сбить в каждом боевом вылете. Так и на этой работе. Знаешь, что не сегодня, так завтра столкнешься с большой для тебя неприятностью, но об этом не думалось. А напрасно. Сейчас по прошествии многих лет понимаю, каким был беспечным.
Познакомился с одним работником МИД Мексики. Интересный во всех отношениях человек. Знакомство состоялось на одном из дипломатических приемов в советском посольстве. Завязалась дружба. Познакомился с его женой, затем с его братом и женой. Поездки на пирамиды в Куатемок. Неоднократно был у них в гостях. Все шло, казалось бы, хорошо. Многое узнал о его работе. Дружба продолжалась более года. Об этом регулярно информировал своего руководителя. На очередной из встреч разговор коснулся вопросов международного положения и роли США. Я признался, что участвовал в боевых операциях на фронте. Был несколько раз сбит. Дважды тяжело ранен. По состоянию здоровья ушел из рядов Советской Армии в запас. И сейчас, работая в гражданских условиях, не хочу, чтобы была развязана новая мировая война, да еще с применением ядерного оружия. Мой собеседник был полностью согласен со мной и тут же спросил: что он конкретно может сделать для этого? Я ему ответил, что для меня война очень хорошо знакома, поэтому все, кто не хочет очередного кровопролития должны объединяться и помогать друг другу в предотвращении новой войны. Он сказал, что готов помогать во всем, в чем может. Я ему ответил, что если возникнет такая необходимость в дальнейшем, то можно будет вернуться к этому разговору.
Проходит время. Месяц, другой. Мой друг потерялся из виду. Я сделал ряд попыток, чтобы найти его, но не удалось. Тогда решил посетить его квартиру, а повод для этого был - пригласить на день рождения моей жены. Его дома не было. Встретила меня его жена. Я передал ей устное приглашение пожаловать к нам в гости, любезно распрощался и ушел.
Накануне дня рождения "мой друг" позвонил нашему военному атташе и сказал, что приглашение получил, но, к сожалению, прийти не сможет и попросил больше его не беспокоить. Военный атташе срочно вызвал меня и сообщил о состоявшемся разговоре. Казалось бы, страшного ничего в этом не было. Конечно, неприятность значительная, но не катастрофа. Стали распускаться слухи, что против меня готовится провокация, поэтому работники КГБ предложили моему начальнику отправить меня в отпуск.
Сели в самолет авиакомпании САС и полетели домой с посадкой в Нью-Йорке и пересадкой в Брюсселе. По условиям авиакомпании САС пассажиру, пересекающему океан самолетами этой авиакомпании, предоставлялось право выбора лететь из Брюсселя в любую столицу европейских государств. Мы выбрали Лондон. В Брюсселе купили кое-какие вещи, уложили в чемодан и отправились в аэропорт. Все было прекрасно. Прилетели в Лондон. Там моросил дождь. Жена попросила достать плащ, купленный в Брюсселе. Открыв чемодан, мы обнаружили там чужие вещи. Закрыли и посмотрели на бирку. Она на один номер не сходилась с нашей, хотя форма и цвет чемодана были такими же, как и наш. Мы заявили работникам аэропорта о случившемся и передали им этот чемодан. Они нас заверили, что наш чемодан найдут и доставят в ту гостиницу, в которой мы запланировали остановиться. И чтобы вы думали? На другой день в гостиницу действительно был доставлен наш чемодан, и мы вылетели в Москву.
Во время отпуска пришла из КГБ бумага. В связи с тем, что против Фролова готовится провокация, целесообразно ему в Мексику не возвращаться. Хочу быть откровенным с читателем. Во всех грехах или недоразумениях, которые имели место в моей жизни, виню только самого себя. Надо полагать, что из Мексики я был откомандирован благодаря усилиям работников КГБ. Да и мое руководство в Москве рассуждало так: жалоб и рекламаций на мою работу не было, но если пришла информация из КГБ о том, что против меня готовится провокация, значит, виноват сам в случившемся. Никто не разбирался. А действительно ли готовилась против меня провокация или нет - неизвестно.
С тех пор прошло много времени. Раньше и особенно сейчас я анализирую те ситуации, которые складывались в Мексике. По-видимому, не следовало мне так энергично знакомиться с иностранными гражданами. Ведь, как правило, изучают людей, особенно интересных для дела, многие годы. А тут не прошло и полгода, а уже стал предлагать дружбу. Так не бывает. Вот и произошел срыв. Привлек внимание прессы, а может быть, и спецорганов страны пребывания.
Как-то мы поехали в Монтерей и Тореон посмотреть, как используются в госхозах закупленные Мексикой советские гусеничные тракторы. На обеде нас угостили национальным блюдом "кабритас" (козлятина с гарниром). Отведав закуску и выпив рюмку текилы (национальный мексиканский алкогольный напиток, выработанный из специальных сортов кактуса) с сангритой (томатный сок с обильным количеством перца), я произнес речь на испанском языке. Не касался политических вопросов, а лишь поблагодарил за теплый и радушный прием. Но, как говорится, не успели встать из-за стола, в прессе появилась статья. Дескать, дипломат Фролов, разъезжая по стране, пропагандирует коммунистические идеи. Вот этого мексиканцы больше всего и боялись. Зачем мне нужно было "высовываться"? Был старший товарищ из советского торгпредства, ему и надо было выступать с речами, но он слабо владел испанским языком.
Было и такое. На новогоднем вечере в советском посольстве мой начальник собирался выступить, но не решался. А я возьми, да и скажи ему: "Давайте, говорите, пока присутствующие не напились и слушают вас". Начальник, к сожалению, понял так: "Давай, пока не напился". А уже был случай, когда за две недели до Нового года, перебрав меру, он сломал ногу. По-видимому, сработала поговорка "У кого что болит, тот о том и говорит". Это мелочь, но испортить отношения с начальством можно из-за мелочей. Позже, на встрече в Москве недоразумение выяснилось. Бывший начальник извинился. Но, как говорят, поезд ушел.
После возвращения из Мексики состояние здоровья резко ухудшилось. Начались очередные приступы почек, и частые головные боли. Подумал: видимо, тяжелые ранения на фронте начинают давать о себе знать. Пришлось лечь в госпиталь.
После госпиталя мне предложили работать в Бюро иностранных военных переводов в должности старшего контрольного редактора с испанским языком. Делали письменные переводы с русского на испанский язык, к примеру, таких изданий, как "Конструкция и техника пилотирования самолета МИГ-15", и др. Мне было интересно переводить, так как я летал на этих самолетах.
В июле 1965 года троих из БИВПа, и меня в том числе, направили в город Сещу. Ожидалось прибытие кубинских авиационных специалистов на стажировку. На нас возлагалась переводческая работа. Прибыли, разместились в гостинице аэродрома. Проходит день, другой, неделя... В итоге двухмесячного ожидания кубинцы так и не прибыли. Через два дня после информации об отказе кубинцев стажироваться в СССР, мы вернулись в Москву. Наступило заметное похолодание в советско-кубинских отношениях. Причиной тому явилось смещение Н.С. Хрущева, верного друга кубинского народа и гаранта необратимости революционных перемен на Острове свободы.
Через полгода мне предложили работать в Генштабе в должности старшего референта в группе переводчиков испанского языка. Первая моя работа как переводчика состоялась через два месяца. Очень волновался. Будут ли понимать меня иностранцы? Ожидалось прибытие в Генштаб кубинской делегации во главе с начальником аэрофотослужбы Революционных вооруженных сил Кубы. В первый день состоялась встреча кубинских товарищей с руководством 10-го Главного управления. Были затронуты общие вопросы, и беседа прошла, на мой взгляд, удачно. Предстояло переводить лекции преподавателей Военной инженерной академии имени В.В. Куйбышева. Пришлось основательно проштудировать терминологию этой военной отрасли. В течение 15 дней никаких недоразумений с переводом не было. Все шло нормально. Меня понимали. Я почувствовал, что могу быть переводчиком на любых уровнях. Затем в Министерство обороны прибыла кубинская делегация в составе командующего ПВО Республики Куба командантэ (майора) Курбело и командующего ВВС Кубы командантэ Дьеклеса. Красивые, симпатичные молодые люди. Их разместили в одном из особняков, принадлежавших Генеральному штабу. После проведенных в Генеральном штабе бесед мы отправились в поездку по стране. Старшим советской делегации был маршал авиации Е.Я. Савицкий. Нам специально выделили самолет. Прилетели в Армавир, где расположено Высшее авиационное истребительное училище ПВО.
Начальник училища в честь кубинской делегации давал прием. Был накрыт стол на 16 человек. На каждого из присутствующих выставлены бутылка коньяка, а также водка, вино. Уйма закуски, в том числе шесть жареных поросят. Во время приема Дьеклес, решив отрезать поросячью ножку, заметил, что она недожарена, и обратился ко мне со словами: "Василий, поросенок-то сырой". Начальник тыла училища спросил меня, что желает Дьеклес. Я ему ответил, что поросенок недожарен. Он тогда стал просить меня, чтобы я не переводил Савицкому, которого все боялись. И действительно, Савицкий во время поездки проявлял к своим подчиненным грубость, невыдержанность и неуважение. Маршал дает указание заменить поросят. Полковник вскочил как ужаленный и дал команду принести еще шесть поросят, конечно, зажаренных.
Перед вылетом в командировку Савицкий мне, как представителю Генерального штаба и отвечающему за расход денежных средств, сказал, что питание будет предоставлено за счет училища. На самом деле счета пришли в Генеральный штаб. Общая стоимость без спиртного намного превышала смету, утвержденную Председателем Совета Министров СССР. Тогда был такой порядок. Если в Министерство обороны прибывала какая-либо делегация и на протокольные мероприятия отводилось свыше 500 рублей, то смету утверждал Предсовмина.
Из Армавира мы перелетели в Краснодар. Затем посетили Киев и возвратились в Москву. Через некоторое время в Москву прибыл первый заместитель министра Революционных вооруженных сил Республики Куба, член политбюро Хуан Альмейда, который вместе с Фиделем Кастро штурмовал в 1956 году казармы Монкада. Для этого высокого кубинского гостя был организован прием от имени министра обороны СССР Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского. Прием давал первый заместитель министра обороны А.А. Гречко. На обеде присутствовали примерно 20 человек, в том числе и Маршал Советского Союза Н.И. Крылов, командующий Ракетными войсками стратегического назначения. Во время обеда Крылов бесконечно рассказывал анекдоты. А.А. Гречко тоже решил повеселить гостей: "В одной из компаний изрядно выпили спиртного. Один из подвыпивших проглотил штопор. Позвонили врачу и рассказали о случившемся. Врач спрашивает: "Что вы делаете дальше?". Подвыпившие ответили: "Следующие бутылки открываем вилкой". Хуан Альмейда слушал мой перевод внимательно, но почему-то не засмеялся. Я перевел еще раз. Он опять не смеется... Гречко меня спрашивает: - Почему гость не смеется? Видимо, вы перевели неправильно.
Альмейда, обратив внимание на то, что меня допрашивает Гречко, попросил задать ему вопрос: "Почему Каин убил Авеля?" Гречко ответил, что не знает. Тогда Альмейда и сказал: "За старые анекдоты". После этого все присутствующие расхохотались.
Перед прилетом делегации в Москву из Гаваны пришла радиограмма, где излагалась просьба Хуана Альмейды не устраивать для него торжественных встреч и тем более пышных приемов. Забронировать небольшую, уютную гостиницу, где можно было бы отдохнуть несколько дней. Получив эту радиограмму, мы долго думали о программе пребывания и решили устроить Альмейду в доме отдыха ВТО. Нас встречал народный артист СССР Царев со своей супругой. Поужинали. После небольшого концерта пошли отдыхать. На другой день после завтрака нам устроили катание на лодках. В первую лодку к матери Царева, которой было далеко за 70 лет, посадили Альмейду и меня. Покатались. Затем обед и опять небольшой концерт вечером. Хуан подошел ко мне и говорит: - Куда ты меня привез? Я хочу видеть молодых русских девушек, а ты мне подсунул 80-летнюю бабушку. Поехали обратно в Москву.
Об этом я проинформировал Царева. Он был очень раздосадован. Однако я сумел его убедить, что произошло неожиданное изменение в программе, причем не по вине гостей.
Так на этом закончилась моя переводческая работа.
В 1965 году после демобилизации из рядов Советской Армии я перешел работать в Международное транспортное управление гражданской авиации. Был создан отдел по работе с представителями Аэрофлота. В связи с тем, что я владею испанским, английским и немного немецким языками, имею опыт работы за границей и два высших образования, меня охотно взяли на должность инженера отдела.
Так началась моя работа в Аэрофлоте. Оперативная работа с представителями Аэрофлота за границей, протокольные вопросы и т.д. Несмотря на то, что мне была предложена небольшая должность, к работе я приступил с большим желанием. Ведь я снова вернулся в авиацию. Хотя работа на земле, но все же в авиации.
Шла обычная полковая жизнь. Подошло время приступать к переучиванию и мне. По штатному расписанию было два заместителя командира полка по летной подготовке. Иван Фатеев и я. Иван - изумительной души человек. Хороший товарищ, прекрасный летчик. Когда я ему рассказал о том случае с командиром дивизии, он мне посоветовал не расстраиваться и прямо сказал: - Вася, три к носу и все пройдет, это тебе говорит Герой Советского Союза, военный летчик, пилот... Я тебя хорошо знаю и по согласованию с командиром полка буду тебя в летном деле, как говорится, доводить до "кондиции". Дам несколько провозных полетов и выпущу самостоятельно.
Иван был уже инструктором и имел такое право. Я очень был доволен его предложением. На другой день небольшое количество провозных полетов, и через пару дней я вылетел самостоятельно на самолете МИГ-15. Затем стал так же, как и Иван, инструктором. Летное дело пошло у меня как по маслу. Колесников, как-то увидев меня, спросил о моих полетах. Я сказал, что летаю самостоятельно и обучаю летному мастерству других летчиков. Он ответил: Знаю, товарищ майор, что вы летаете неплохо. Так держать.
Я уже был в звании майора. На этом наше недопонимание закончилось.
Дела по службе шли хорошо. Мне поручали руководить полетами. С семьей проблем нет. Жена - надежный помощник. Дочь и сын подрастают. Летное дело с каждым днем стало увлекать все больше и больше. Даже по ночам во сне стал летать.
В один из майских дней начальник штаба полка майор Нечаев сообщил, что со мною желают побеседовать представители Генерального штаба Советской Армии. В кабинете меня ждали два полковника в общевойсковой форме. Промелькнула мысль, неужели им что-то нужно от меня, связанное с фронтом. И вспомнил те три дня, когда мы были с воздушным стрелком в тылу противника. Но мне предложили сесть, один из полковников, увидев на моем лице смущение, тут же успокоил. Мол, прибыли в полк и решили после ознакомления с вашим личным делом, поговорить и предложить учиться в одной из академий Советской Армии. После ряда вопросов другой полковник обратился ко мне по имени и отчеству: - Василий Сергеевич, вы желаете дальнейшую службу в Вооруженных Силах посвятить новой специальности? Для этого вам предлагаем поступить учиться в Академию Советской Армии. Вы пройдете курс обучения в течение трех лет, и вам предложат работать за границей. Изучите один-два иностранных языка - они будут очень необходимы в будущей работе. Я ответил, что подумаю над этим предложением. - Да-да, - согласились полковники. Посоветуйтесь с женой и желательно только с ней. Друзей и товарищей не посвящайте в это дело. Если надумаете, то позвоните.
На том и расстались. Они оставили мне московский телефон. Я вышел из кабинета под впечатлением разговора с представителями Генштаба. Вернулся к себе в кабинет. Сел и стал мысленно анализировать сделанное мне предложение. Задумался. Разобрал все по мелочам. Только что окончил академию, назначен на неплохую должность. Летное дело настолько увлекло меня, что я ему стал отдаваться весь без остатка, тем более с ним все было благополучно, если не считать контузий, которые были во время войны. Они-то и беспокоили в том плане, что из-за них меня могут списать с летной работы в любое время. Но все же решил: если будут во второй раз спрашивать, то откажусь.
Прощание с летной работой
Будничные дни. Но вот наступил день интенсивных полетов. Меня направили руководителем на полигон, где летчики обычно производят бомбометание по искусственно выложенному кругу с крестом в центре. Полигон был расположен на опушке леса в 30 километрах от аэродрома. Первая пара отбомбилась, и я пошел на цель, чтобы проверить результат бомбометания. И когда подошел к кругу с крестом, то у меня начался приступ почек. Помочился и увидел на снегу вместе с мочой кровяные пятна. Пришлось лечь в машину. Пригрелся, полежал немного, и, кажется, все прошло. Через два месяца я был назначен руководителем полетов на аэродроме. Полк построен. Обычно перед началом полетов даются последние указания. Информация о погоде и другие данные, которые могли измениться после принятого накануне решения на шолеты. Подул ветерок. Я почувствовал, что-то заныло в правом боку. Затем нарастаюшая боль. Пришлось руководство передать другому лицу. Врач увез меня в санчасть. После сделанного укола мне стало легче. И я решил рассказать полковому врачу о моих ранениях во время войны. Он выслушал внимательно, а на другой день пришел ко мне на квартиру и вручил направление на обследование в окружной госпиталь в город Минск. В результате врачебная комиссия сделала заключение: "Майор Фролов В.С. по состоянию здоровья ограниченно годен для полетов на реактивных самолетах". Возвратился в часть. Доложил командиру полка о результатах лечения. Он спрашивает: - Что будешь делать? - и, не дождавшись ответа, ушел на доклад к командиру дивизии.
На другой день пришел приказ об откомандировании меня начальником штаба в один из истребительных полков. На душе стало муторно. В войну рвался в бой, мечтал о командирской карьере, а тут штабная работа, с которой, к сожалению, мало знаком. Тем более в истребительный полк. Там свои, отличные от штурмовиков, обычаи. Это мне крайне не понравилось. Хотелось летать, учить молодых летчиков, которые начали поступать в полк. И вот по воле врачей все рухнуло. Написал рапорт, в котором высказал свое несогласие с окружной врачебной комиссией и просил направить меня в Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь в Москву. На следующий день меня направили на очередное медицинское обследование. Прибыл в институт. В палате, куда меня поместили, было три человека, тоже прибывших на обследование. Прошло несколько дней. Меня не обследуют. Я начинаю волноваться. А врач мне и говорит: "Дорогой товарищ, войны-то нет. Куда вы спешите. Обследуем. Проверим все досконально. К обследованию надо подойти внимательно. Может, врачи окружного госпиталя были правы, когда принимали решение о списании вас с летной работы".
Так и произошло. Центральная врачебная комиссия подтвердила заключение окружной комиссии. Я загоревал. Что же, думаю, делать? Вот тогда и вспомнил о беседе с полковниками, приезжавшими в Лиду, и об оставленном номере телефона. Решил позвонить. На другой день прибыл из Главного управления кадров один товарищ, фамилии его не помню, и говорит: - Не расстраивайтесь, товарищ Фролов, что вас списали с летной работы. Подумайте еще раз о сделанном вам предложении и через 2-3 дня дайте ответ.
Дней через пять я дал согласие поступить на учебу. Мне ответили, чтобы я ждал вызова в полку. Выписался из госпиталя и прибыл на службу. Доложил. Стал собираться в истребительный полк. И тут вызов из Москвы откомандировать в распоряжение Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
Собрал самые необходимые вещи - и вместе с женой и детьми в Москву, в неизвестность. Первое, с чем пришлось столкнуться, - это проблема жилья. Как-никак, а жену, двоих детей на улице не оставишь. Начались поиски. Из дома в дом. Из подъезда в подъезд. Нашел небольшую комнатушку на две солдатские кровати. Но освободится только через 2-3 месяца. Договорились с хозяевами и решили - будем ждать. Но где жить эти месяцы? В этом доме пустовала ленкомната в подвале. Председатель домкома оказался хорошим, понимающим человеком и разрешил временно в ней поселиться.
Пришел на первое собеседование в академию. Сразу вопрос, какой иностранный язык изучал ранее. Ответил, что немецкий. Меня сразу предупредили, что буду изучать испанский язык, который через три-четыре месяца буду знать лучше, чем немецкий, который изучал всю жизнь. Второй язык - английский.
Проходят два года напряженной учебы. Со всеми дисциплинами было нормально, а вот с языком - трудности. В языковой группе четыре человека. Преподавательница меня чаще всех спрашивала. Была очень волевым человеком. В период испанской войны работала переводчицей, сражалась на стороне республиканцев.
Учеба учебой, но у меня была семья. Из подвала ленкомнаты мы переселились в квартиру Львовых. Виктор и Нина - добродушные люди, у которых тоже было двое детей, да еще сосед в третьей комнате с женой. Всего в малогабаритной трехкомнатной квартире нас жило десять человек. Теснота неимоверная, особенно на кухне, не говоря уже о туалете и ванной. Виктор и Нина через полтора года заикнулись о том, что хорошо бы нам подыскать другую квартиру, дескать, категорически настаивают соседи. Возможно, оно так и было. От соседей не было спасения. Они беспробудно пьянствовали, скандалили. Часто сосед приставал ко мне, чтобы я с ним выпил, а я отказывался. Мне надо было заниматься. Тогда он обижался, гнусавил, что я его не уважаю. Пришлось заняться поиском новой квартиры. Но не так-то просто было ее найти.
Намечалось партийное собрание. На нем я прямо сказал, что слушатели находятся в крайне тяжелых жилищных условиях. Также в моем выступлении были предложения и по совершенствованию учебного процесса, методики языковой подготовки. Начальник курса слушал меня внимательно и, когда я упомянул его фамилию, что-то записал в блокнот.
Буквально через два дня меня вызвали к начальнику академии. Генерал спросил, как дела с испанским языком. Я ответил, что нормально. Есть трудности, но стараюсь. "А с квартирой как?" - поинтересовался он и добавил, что через несколько дней все кто имеет детей, будут переселены в барачное строение на территории академии, а после окончания строительства пятиэтажного дома получат нормальную квартиру. В завершение разговора начальник академии посоветовал: - В будущей работе, к которой вы готовитесь, надо быть вдумчивее и самокритичнее.
По-видимому, это пожелание было сделано не без помощи начальника курса.
Новые горизонты
Академию я окончил с отличием и сразу же после учебы был направлен на работу в Мексику. Дочь определили в интернат. С женой и сыном направился на новую работу. Летели через Париж на самолете авиакомпании САС. Нас провожала дочь. Прощания. Слезы. В аэропорту в Мехико нас встретили и привезли в одну из небольших гостиниц недалеко от советского посольства. Проживая в гостинице пришлось самому искать квартиру. Но здесь проще и легче. Вся необходимая информация публиковалась в специальных каталогах. Выбор огромный, находи подходящий вариант и договаривайся с хозяевами. Квартиру, двухкомнатную, удобную во всех отношениях, я нашел рядом с нашим посольством. В нем же было и мое рабочее место.
Мой начальник Лев Глебович Михайлов относился к подчиненным с большим уважением. Понимал с полуслова. Основную работу приходилось вести в вечернее время. Надо было хорошо знать город. Приходилось изучать его досконально до отдельного переулка. Но главное в этой работе - люди, с которыми у тебя должны быть особые отношения, так как без их доверия, дружбы, помощи ничего не сделаешь.
Чтобы не быть голословным, приведу один пример. Познакомился с одним иностранцем. Подружились. Вскоре он проинформировал о том, что в период празднования 26 июля в Гаване на площади Хосе Марти правительственные трибуны будут заминированы. И во время митинга в честь дня "Штурма казармы Монкада" трибуны взлетят на воздух. Иностранец передал мне схему и сроки заложения взрывчатки, а также фамилии лиц-исполнителей. Он входил в группу террористов. Но раскаялся и сообщил мне об этом, зная, что я немедленно проинформирую соответствующие инстанции. Указанные лица были арестованы. При аресте у них были обнаружены взрывчатые вещества и все необходимые к ним принадлежности. Арестованные на суде признались в том, что они планировали теракт. В эту группу входили граждане и других государств. Учитывая, что самого взрыва не последовало, а также чистосердечные признания подсудимых, кубинское правосудие сочло возможным сохранить жизнь террористам.
Я не могу, да и не имею права раскрывать содержание своей новой работы. На ней я пробыл недолго. Несмотря на это, я твердо убедился, что моя профессия сложная, ответственная и к тому же очень опасная. Но об этом как-то и не думалось. Все, как на фронте. Там тебя могли сбить в каждом боевом вылете. Так и на этой работе. Знаешь, что не сегодня, так завтра столкнешься с большой для тебя неприятностью, но об этом не думалось. А напрасно. Сейчас по прошествии многих лет понимаю, каким был беспечным.
Познакомился с одним работником МИД Мексики. Интересный во всех отношениях человек. Знакомство состоялось на одном из дипломатических приемов в советском посольстве. Завязалась дружба. Познакомился с его женой, затем с его братом и женой. Поездки на пирамиды в Куатемок. Неоднократно был у них в гостях. Все шло, казалось бы, хорошо. Многое узнал о его работе. Дружба продолжалась более года. Об этом регулярно информировал своего руководителя. На очередной из встреч разговор коснулся вопросов международного положения и роли США. Я признался, что участвовал в боевых операциях на фронте. Был несколько раз сбит. Дважды тяжело ранен. По состоянию здоровья ушел из рядов Советской Армии в запас. И сейчас, работая в гражданских условиях, не хочу, чтобы была развязана новая мировая война, да еще с применением ядерного оружия. Мой собеседник был полностью согласен со мной и тут же спросил: что он конкретно может сделать для этого? Я ему ответил, что для меня война очень хорошо знакома, поэтому все, кто не хочет очередного кровопролития должны объединяться и помогать друг другу в предотвращении новой войны. Он сказал, что готов помогать во всем, в чем может. Я ему ответил, что если возникнет такая необходимость в дальнейшем, то можно будет вернуться к этому разговору.
Проходит время. Месяц, другой. Мой друг потерялся из виду. Я сделал ряд попыток, чтобы найти его, но не удалось. Тогда решил посетить его квартиру, а повод для этого был - пригласить на день рождения моей жены. Его дома не было. Встретила меня его жена. Я передал ей устное приглашение пожаловать к нам в гости, любезно распрощался и ушел.
Накануне дня рождения "мой друг" позвонил нашему военному атташе и сказал, что приглашение получил, но, к сожалению, прийти не сможет и попросил больше его не беспокоить. Военный атташе срочно вызвал меня и сообщил о состоявшемся разговоре. Казалось бы, страшного ничего в этом не было. Конечно, неприятность значительная, но не катастрофа. Стали распускаться слухи, что против меня готовится провокация, поэтому работники КГБ предложили моему начальнику отправить меня в отпуск.
Сели в самолет авиакомпании САС и полетели домой с посадкой в Нью-Йорке и пересадкой в Брюсселе. По условиям авиакомпании САС пассажиру, пересекающему океан самолетами этой авиакомпании, предоставлялось право выбора лететь из Брюсселя в любую столицу европейских государств. Мы выбрали Лондон. В Брюсселе купили кое-какие вещи, уложили в чемодан и отправились в аэропорт. Все было прекрасно. Прилетели в Лондон. Там моросил дождь. Жена попросила достать плащ, купленный в Брюсселе. Открыв чемодан, мы обнаружили там чужие вещи. Закрыли и посмотрели на бирку. Она на один номер не сходилась с нашей, хотя форма и цвет чемодана были такими же, как и наш. Мы заявили работникам аэропорта о случившемся и передали им этот чемодан. Они нас заверили, что наш чемодан найдут и доставят в ту гостиницу, в которой мы запланировали остановиться. И чтобы вы думали? На другой день в гостиницу действительно был доставлен наш чемодан, и мы вылетели в Москву.
Во время отпуска пришла из КГБ бумага. В связи с тем, что против Фролова готовится провокация, целесообразно ему в Мексику не возвращаться. Хочу быть откровенным с читателем. Во всех грехах или недоразумениях, которые имели место в моей жизни, виню только самого себя. Надо полагать, что из Мексики я был откомандирован благодаря усилиям работников КГБ. Да и мое руководство в Москве рассуждало так: жалоб и рекламаций на мою работу не было, но если пришла информация из КГБ о том, что против меня готовится провокация, значит, виноват сам в случившемся. Никто не разбирался. А действительно ли готовилась против меня провокация или нет - неизвестно.
С тех пор прошло много времени. Раньше и особенно сейчас я анализирую те ситуации, которые складывались в Мексике. По-видимому, не следовало мне так энергично знакомиться с иностранными гражданами. Ведь, как правило, изучают людей, особенно интересных для дела, многие годы. А тут не прошло и полгода, а уже стал предлагать дружбу. Так не бывает. Вот и произошел срыв. Привлек внимание прессы, а может быть, и спецорганов страны пребывания.
Как-то мы поехали в Монтерей и Тореон посмотреть, как используются в госхозах закупленные Мексикой советские гусеничные тракторы. На обеде нас угостили национальным блюдом "кабритас" (козлятина с гарниром). Отведав закуску и выпив рюмку текилы (национальный мексиканский алкогольный напиток, выработанный из специальных сортов кактуса) с сангритой (томатный сок с обильным количеством перца), я произнес речь на испанском языке. Не касался политических вопросов, а лишь поблагодарил за теплый и радушный прием. Но, как говорится, не успели встать из-за стола, в прессе появилась статья. Дескать, дипломат Фролов, разъезжая по стране, пропагандирует коммунистические идеи. Вот этого мексиканцы больше всего и боялись. Зачем мне нужно было "высовываться"? Был старший товарищ из советского торгпредства, ему и надо было выступать с речами, но он слабо владел испанским языком.
Было и такое. На новогоднем вечере в советском посольстве мой начальник собирался выступить, но не решался. А я возьми, да и скажи ему: "Давайте, говорите, пока присутствующие не напились и слушают вас". Начальник, к сожалению, понял так: "Давай, пока не напился". А уже был случай, когда за две недели до Нового года, перебрав меру, он сломал ногу. По-видимому, сработала поговорка "У кого что болит, тот о том и говорит". Это мелочь, но испортить отношения с начальством можно из-за мелочей. Позже, на встрече в Москве недоразумение выяснилось. Бывший начальник извинился. Но, как говорят, поезд ушел.
После возвращения из Мексики состояние здоровья резко ухудшилось. Начались очередные приступы почек, и частые головные боли. Подумал: видимо, тяжелые ранения на фронте начинают давать о себе знать. Пришлось лечь в госпиталь.
После госпиталя мне предложили работать в Бюро иностранных военных переводов в должности старшего контрольного редактора с испанским языком. Делали письменные переводы с русского на испанский язык, к примеру, таких изданий, как "Конструкция и техника пилотирования самолета МИГ-15", и др. Мне было интересно переводить, так как я летал на этих самолетах.
В июле 1965 года троих из БИВПа, и меня в том числе, направили в город Сещу. Ожидалось прибытие кубинских авиационных специалистов на стажировку. На нас возлагалась переводческая работа. Прибыли, разместились в гостинице аэродрома. Проходит день, другой, неделя... В итоге двухмесячного ожидания кубинцы так и не прибыли. Через два дня после информации об отказе кубинцев стажироваться в СССР, мы вернулись в Москву. Наступило заметное похолодание в советско-кубинских отношениях. Причиной тому явилось смещение Н.С. Хрущева, верного друга кубинского народа и гаранта необратимости революционных перемен на Острове свободы.
Через полгода мне предложили работать в Генштабе в должности старшего референта в группе переводчиков испанского языка. Первая моя работа как переводчика состоялась через два месяца. Очень волновался. Будут ли понимать меня иностранцы? Ожидалось прибытие в Генштаб кубинской делегации во главе с начальником аэрофотослужбы Революционных вооруженных сил Кубы. В первый день состоялась встреча кубинских товарищей с руководством 10-го Главного управления. Были затронуты общие вопросы, и беседа прошла, на мой взгляд, удачно. Предстояло переводить лекции преподавателей Военной инженерной академии имени В.В. Куйбышева. Пришлось основательно проштудировать терминологию этой военной отрасли. В течение 15 дней никаких недоразумений с переводом не было. Все шло нормально. Меня понимали. Я почувствовал, что могу быть переводчиком на любых уровнях. Затем в Министерство обороны прибыла кубинская делегация в составе командующего ПВО Республики Куба командантэ (майора) Курбело и командующего ВВС Кубы командантэ Дьеклеса. Красивые, симпатичные молодые люди. Их разместили в одном из особняков, принадлежавших Генеральному штабу. После проведенных в Генеральном штабе бесед мы отправились в поездку по стране. Старшим советской делегации был маршал авиации Е.Я. Савицкий. Нам специально выделили самолет. Прилетели в Армавир, где расположено Высшее авиационное истребительное училище ПВО.
Начальник училища в честь кубинской делегации давал прием. Был накрыт стол на 16 человек. На каждого из присутствующих выставлены бутылка коньяка, а также водка, вино. Уйма закуски, в том числе шесть жареных поросят. Во время приема Дьеклес, решив отрезать поросячью ножку, заметил, что она недожарена, и обратился ко мне со словами: "Василий, поросенок-то сырой". Начальник тыла училища спросил меня, что желает Дьеклес. Я ему ответил, что поросенок недожарен. Он тогда стал просить меня, чтобы я не переводил Савицкому, которого все боялись. И действительно, Савицкий во время поездки проявлял к своим подчиненным грубость, невыдержанность и неуважение. Маршал дает указание заменить поросят. Полковник вскочил как ужаленный и дал команду принести еще шесть поросят, конечно, зажаренных.
Перед вылетом в командировку Савицкий мне, как представителю Генерального штаба и отвечающему за расход денежных средств, сказал, что питание будет предоставлено за счет училища. На самом деле счета пришли в Генеральный штаб. Общая стоимость без спиртного намного превышала смету, утвержденную Председателем Совета Министров СССР. Тогда был такой порядок. Если в Министерство обороны прибывала какая-либо делегация и на протокольные мероприятия отводилось свыше 500 рублей, то смету утверждал Предсовмина.
Из Армавира мы перелетели в Краснодар. Затем посетили Киев и возвратились в Москву. Через некоторое время в Москву прибыл первый заместитель министра Революционных вооруженных сил Республики Куба, член политбюро Хуан Альмейда, который вместе с Фиделем Кастро штурмовал в 1956 году казармы Монкада. Для этого высокого кубинского гостя был организован прием от имени министра обороны СССР Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского. Прием давал первый заместитель министра обороны А.А. Гречко. На обеде присутствовали примерно 20 человек, в том числе и Маршал Советского Союза Н.И. Крылов, командующий Ракетными войсками стратегического назначения. Во время обеда Крылов бесконечно рассказывал анекдоты. А.А. Гречко тоже решил повеселить гостей: "В одной из компаний изрядно выпили спиртного. Один из подвыпивших проглотил штопор. Позвонили врачу и рассказали о случившемся. Врач спрашивает: "Что вы делаете дальше?". Подвыпившие ответили: "Следующие бутылки открываем вилкой". Хуан Альмейда слушал мой перевод внимательно, но почему-то не засмеялся. Я перевел еще раз. Он опять не смеется... Гречко меня спрашивает: - Почему гость не смеется? Видимо, вы перевели неправильно.
Альмейда, обратив внимание на то, что меня допрашивает Гречко, попросил задать ему вопрос: "Почему Каин убил Авеля?" Гречко ответил, что не знает. Тогда Альмейда и сказал: "За старые анекдоты". После этого все присутствующие расхохотались.
Перед прилетом делегации в Москву из Гаваны пришла радиограмма, где излагалась просьба Хуана Альмейды не устраивать для него торжественных встреч и тем более пышных приемов. Забронировать небольшую, уютную гостиницу, где можно было бы отдохнуть несколько дней. Получив эту радиограмму, мы долго думали о программе пребывания и решили устроить Альмейду в доме отдыха ВТО. Нас встречал народный артист СССР Царев со своей супругой. Поужинали. После небольшого концерта пошли отдыхать. На другой день после завтрака нам устроили катание на лодках. В первую лодку к матери Царева, которой было далеко за 70 лет, посадили Альмейду и меня. Покатались. Затем обед и опять небольшой концерт вечером. Хуан подошел ко мне и говорит: - Куда ты меня привез? Я хочу видеть молодых русских девушек, а ты мне подсунул 80-летнюю бабушку. Поехали обратно в Москву.
Об этом я проинформировал Царева. Он был очень раздосадован. Однако я сумел его убедить, что произошло неожиданное изменение в программе, причем не по вине гостей.
Так на этом закончилась моя переводческая работа.
В 1965 году после демобилизации из рядов Советской Армии я перешел работать в Международное транспортное управление гражданской авиации. Был создан отдел по работе с представителями Аэрофлота. В связи с тем, что я владею испанским, английским и немного немецким языками, имею опыт работы за границей и два высших образования, меня охотно взяли на должность инженера отдела.
Так началась моя работа в Аэрофлоте. Оперативная работа с представителями Аэрофлота за границей, протокольные вопросы и т.д. Несмотря на то, что мне была предложена небольшая должность, к работе я приступил с большим желанием. Ведь я снова вернулся в авиацию. Хотя работа на земле, но все же в авиации.