Страница:
Хотя мы сосредоточили свои усилия на активной подготовке к зиме, но в осенних условиях не прекратили полевых работ и продолжали совершать походы вплоть до наступления полной темноты.
В начале марта погода исправилась, выпало несколько ясных дней. «Бивер» произвел длительные разведывательные полеты, чтобы собрать больше сведений для весенних работ. Мы слетали за несколько сот миль на юг от края полярного плато в направлении, по которому, как я надеялся, мы сможем идти к Южному полюсу, ко обнаружили обширные области трещин и поняли, что нам придется направить наши наземные партии западнее, чем мы предполагали. Из самой далекой достигнутой нами точки мы отклонились к востоку, чтобы достигнуть горы Альберта Маркема, а затем вернулись на базу через шельфовый ледник Росса. Особенно интересными были полеты на север вдоль гор Земли Виктории. Они выявили существование больших свободных от снега долин (оазисов), больших озер (в это время года замерзших) и даже обширных речных систем — нечто совсем противоположное тому, чего можно ждать среди традиционно обязательных снегов и льдов Антарктиды. Полеты на север пробудили в нас интерес к этой области, и мы решили летом послать туда партию, чтобы произвести там топографические съемки и геологические исследования. База получила несколько сообщений о том, что на некотором расстоянии от края шельфового ледника Росса, в нескольких сотнях миль к востоку от острова Росса, видели неизвестный остров. Мы вылетели на «Бивере», чтобы отыскать этот остров, и после долгих поисков, охвативших много тысяч квадратных миль безжизненной снежной пустыни, нарушаемой лишь редкими огромными трещинами, пришли к выводу, что остров либо был миражем, либо плодом воображения.
Еще до отплытия из Новой Зеландии я про себя питал надежду, что окажется возможным взять несколько машин с собой в поход на юг, хотя это никогда официально не входило в наш план. Великолепная работа наших тракторов «Фергюсон» на разгрузке судов заставляла теперь считать эту мечту вполне осуществимой, к тому же конструктивные изменения, внесенные Бэйтсом и Эллисом, в значительной степени улучшили поведение тракторов на мягком снегу. Мне очень хотелось как следует испытать тракторы с этими усовершенствованиями в условиях, сравнимых с условиями похода на юг, и потому я решил повторить на тракторе маршрут, по которому прошли пешком Вильсон, Бауэрс и Черри-Гаррард, описавшие его в своей изумительной книге «Самый худший поход в мире». Это потребовало бы перехода через шельфовый ледник Росса от базы Скотт до мыса Крозье на восточной оконечности острова Росса — похода примерно в 100 миль .
Хорошая работа «Фергюсонов» сняла бы еще и другое бремя с моей души — она обеспечила бы нам вторую надежную поддержку в наших работах по созданию складов и позволила бы фактически гарантировать их устройство даже в том случае, если случится что-нибудь непредвиденное с «Бивером» — вещь всегда возможная при риске, связанном с посадкой в неизученных далеких местах, или при полетах с перегрузкой и с максимальной дальностью в очень плохих погодных условиях.
Во вторник 19 марта Эллис, Бэйтс, Малгрю и я выехали с базы Скотт на двух тракторах и четырех нагруженных санях. При плохой видимости мы пробирались по глубокому мягкому снегу через гребни сжатия и трещины, потом в тени горы Эребус по берегу «Безветренной бухты». Продвигались с трудом — два дня ушло на то, чтобы покрыть первые 25 миль . Мы проводили различные эксперименты с санями, ремонтировали и изменяли гусеничный механизм наших «Фергюсонов». Это позволило нам идти вперед в условиях, в каких при нормальной конструкции мы застряли бы в снегу. На третий день мягкий снег кончился, и тракторы достигли гораздо более твердой дороги. Мы быстро проехали вокруг мыса Маккая и вдоль углубления между стеной горы Террор и изломаннымсжатиями льдом шельфового ледника. Наши опасения, что встретятся большие трещины, к счастью, не оправдались: ширина их была не больше двух футов. В вечернем сумраке мы со скрежетом взобрались по длинному ледяному склону на заснеженный уступ уподошвы «Бугра», венчающего мыс Крозье. Здесь мы разбили лагерь и прожили в нем несколько дней. Погода была все время ветреной, температура низкой, мело.
Нам, главное, хотелось отыскать остатки каменного домика, сложенного некогда группой Вильсона, в котором она провела столько мучительных, трудных дней. После нескольких неудачных попыток домик наконец нашли — четыре низких каменных стены без крыши. Он был до половины заполнен снегом и льдом. Над стеной торчал остов саней для перевозки вручную, истертый почти полувековым действием ветра и снега, но все же еще в превосходном состоянии. Мы выкопали лед из домика и открыли много интересных реликвий: несколько карандашей Вильсона, пробирки, термометры, неиспользованные пленки, печку, отапливаемую жиром, тяжелую кирку, кожу и жир императорских пингвинов.
Партия работала, а вокруг свистел ветер, и нам было трудно понять, почему исследователи выбрали такое открытое место, когда рядом можно было легко найти другое, более подходящее.
24 марта мы выехали домой, намереваясь покрыть 50 с лишним миль за одни сутки. Сильный ветер и метель задержали наше отправление. Понадобилась длительная утомительная работа, чтобы раскопать кучи снега, скопившиеся вокруг палаток и тракторов. Выехали в 13 часов 30 минут и осторожно спустились по ледяному склону в углубление у ледника, а затем на хорошей скорости с грохотом покатили к мысу Маккая. Чем дальше мы ехали, тем лучше становилась погода, но температура непрерывно падала. Когда тракторы в темноте пробивались по мягкому снегу «Безветренной бухты», термометр показал — 45°. Фарына одном из тракторов вышли из строя, а на других капризничали, так как мороз действовал на аккумуляторы. При подходе к мысу Прэм поднялся низовой туман; один из карбюраторов обледенел, замерзла одна из топливных трубок. Находить дорогу через гребни сжатия около базы Скотт было долгим делом, и, когда в 3 часа 40 минут утра наши машины въехали на базу Скотт, партия была измучена вконец. Мы покрыли 47, 5 мили за 14 часов, несмотря на то что была одна задержка на два часа. Я был вполне доволен работой тракторов, хотя понимал, что есть еще большие возможности улучшить достигнутые результаты. Решено было продолжать работать над тракторами, чтобы весной взять их на юг.
Первые две недели апреля было холодно и ветрено, температура упорно держалась между — 35° и — 40°, Мы прилагали все свои усилия, чтобы закончить главные наружные работы. Все продовольствие тщательно переложили и рассортировали. Бочки с горючим (разных сортов) общим числом 1000 штук уложили рядами и отметили их шестами. Все, что требовалось в домиках, перенесли внутрь и уложили на полки. В дни, когда позволяла погода, выезжало по нескольку собачьих упряжек, чтобы люди и собаки сохраняли хорошую форму. Брук и Ганн, смелая пара, пересекли на собаках шельфовый ледник Росса при температуре — 40° и поднялись на возвышенность Уайт. Только ухудшение погоды помешало им взобраться и на возвышенность Блэк. В воскресенье 14 апреля солнце в последний раз коснулось базы Скотт и ушло на зиму. Тусклый свет у нас был по 10 часов в сутки, но воздух казался темным. По ту сторону залива высокие вершины гор Уэстерн, облитые розовым солнечным светом, представляли собой прекрасное зрелище, но залив Мак-Мердо уже замерзал, за исключением широкого открытого прохода посередине, где частые штормы взламывали молодой лед.
Мы обдумывали еще один поход до зимы — совершить паломничество к старому домику Скотта на мысе Эванс. Операция эта оказалась предприятием крупного масштаба. Эллис и Малгрю, таща за собой сани с лагерным оборудованием, перешли на ту сторону залива; Клейдон и Кренфилд сделали то же и воспользовались случаем, чтобы питаться специальными самолетными аварийными рационами и жить в аварийной палатке с оборудованием, которое они всегда брали с собой в полет. Но главный поход состоялся, когда мы в составе восьми человек переехали через залив на четырех собачьих упряжках.
Так как прямая дорога на мыс Эванс требовала езды по опасному молодому морскому льду, то нам пришлось испробовать иной маршрут. Партия отправилась с базы Скотт на санях через гребни сжатия к шельфовому леднику Росса, продолжая путь по мягкому снегу, пока не добралась до самого узкого места на полуострове — мыса Хат-Пойнт. Затем собак направили прямо на седловину, и после напряженных усилий собак и людей упряжки достигли перевала. Здесь, немного отдохнув, мы обмотали собачьей цепью каждый полоз саней, чтобы цепь служила тормозом, и заскользили вниз по другой стороне. В угасающем свете, в снегопад партия попала в зону трещин и, разбив лагерь, заночевала. На утро мы разведали дорогу через трещины и вывели собак и сани вниз, на морской лед.
Пока сани ехали по очень мокрой, липкой поверхности молодого льда, нас трепал сильный ветер. Все были рады достигнуть наконец более толстого льда и взобраться на язык ледника, высовывавшего свою длинную морду в море. Несмотря на многочисленные трещины, большие и малые, упряжки без затруднений пересекли ледяную поверхность языка, хотя опять понадобились тормозные цепи и спуск вниз с другой стороны был стремительным. Лагерь разбили на старом, крепком льду залива.
На следующий день из-за плохой погоды нельзя было двинуться с места; лед впереди был слишком молод и тонок, чтобы рисковать ехать по нему, а с суши на море дул крепкий ветер. Однако на следующее утро погода улучшилась, и мы великолепно прокатились через залив мимо стоящих на грунте айсбергов; высоко над нами последние лучи солнца окрашивали в розовый цвет вершину горы Эребус. Переезд через замерзшую приливную трещину был нетруден, и наши упряжки побежали вверх по небольшому ледяному барьеру ниже скал мыса Эванс; здесь собак привязали к кольям на замерзшей луже в стороне от морского льда. Затем пошли пешком к домику на мысе Эванс. Все мы испытали тяжелое разочарование! Земля вокруг домика была совершенно загажена мусором, пустыми консервными банками и старыми скелетами тюленей, разбросанными повсюду.
Низ домика заполнял лед, и только верхняя его часть была доступна, но и здесь нас встретила неприятная смесь беспорядка и грязи. Очевидно, различные отряды, зимовавшие в домике, не пытались поддержать в нем хотя бы самую скромную чистоту. Домик был плохим памятником великому человеку, и так как мы ничего не могли сделать, то были рады уйти.
Шесть миль до ледникового языка мы проехали за несколько великолепных минут, а затем опять перешли через язык, прежде чем разбить лагерь. На следующий день, несмотря на сильный ветер, упряжки с отличной скоростью переехали залив, пробираясь среди трещин, и быстро поднялись на перевал. Последовали веселый спуск на шельфовый ледник Росса и затем бешеная езда домой. Расстояние в 13 миль партия покрыла за три с половиной часа. Все вернулись разгоряченные, тяжело дыша, но отлично чувствуя себя после напряженного похода.
Так удачно закончился сезон полярных полевых работ. Приятно было сознавать, что уже проложен удовлетворительный маршрут на плато; что два совершенно заполненных склада ждут Банни Фукса и его идущую через континент партию; и — самое важное, может быть, — что хотя Антарктика — грозный противник, но она покорится, если ее атаковать с энтузиазмом и воображением. Мы уверенно вступали в зиму, но ждали с нетерпением возвращения солнца и возобновления нашей битвы с антарктическими стихиями.
Глава 9
В начале марта погода исправилась, выпало несколько ясных дней. «Бивер» произвел длительные разведывательные полеты, чтобы собрать больше сведений для весенних работ. Мы слетали за несколько сот миль на юг от края полярного плато в направлении, по которому, как я надеялся, мы сможем идти к Южному полюсу, ко обнаружили обширные области трещин и поняли, что нам придется направить наши наземные партии западнее, чем мы предполагали. Из самой далекой достигнутой нами точки мы отклонились к востоку, чтобы достигнуть горы Альберта Маркема, а затем вернулись на базу через шельфовый ледник Росса. Особенно интересными были полеты на север вдоль гор Земли Виктории. Они выявили существование больших свободных от снега долин (оазисов), больших озер (в это время года замерзших) и даже обширных речных систем — нечто совсем противоположное тому, чего можно ждать среди традиционно обязательных снегов и льдов Антарктиды. Полеты на север пробудили в нас интерес к этой области, и мы решили летом послать туда партию, чтобы произвести там топографические съемки и геологические исследования. База получила несколько сообщений о том, что на некотором расстоянии от края шельфового ледника Росса, в нескольких сотнях миль к востоку от острова Росса, видели неизвестный остров. Мы вылетели на «Бивере», чтобы отыскать этот остров, и после долгих поисков, охвативших много тысяч квадратных миль безжизненной снежной пустыни, нарушаемой лишь редкими огромными трещинами, пришли к выводу, что остров либо был миражем, либо плодом воображения.
Еще до отплытия из Новой Зеландии я про себя питал надежду, что окажется возможным взять несколько машин с собой в поход на юг, хотя это никогда официально не входило в наш план. Великолепная работа наших тракторов «Фергюсон» на разгрузке судов заставляла теперь считать эту мечту вполне осуществимой, к тому же конструктивные изменения, внесенные Бэйтсом и Эллисом, в значительной степени улучшили поведение тракторов на мягком снегу. Мне очень хотелось как следует испытать тракторы с этими усовершенствованиями в условиях, сравнимых с условиями похода на юг, и потому я решил повторить на тракторе маршрут, по которому прошли пешком Вильсон, Бауэрс и Черри-Гаррард, описавшие его в своей изумительной книге «Самый худший поход в мире». Это потребовало бы перехода через шельфовый ледник Росса от базы Скотт до мыса Крозье на восточной оконечности острова Росса — похода примерно в 100 миль .
Хорошая работа «Фергюсонов» сняла бы еще и другое бремя с моей души — она обеспечила бы нам вторую надежную поддержку в наших работах по созданию складов и позволила бы фактически гарантировать их устройство даже в том случае, если случится что-нибудь непредвиденное с «Бивером» — вещь всегда возможная при риске, связанном с посадкой в неизученных далеких местах, или при полетах с перегрузкой и с максимальной дальностью в очень плохих погодных условиях.
Во вторник 19 марта Эллис, Бэйтс, Малгрю и я выехали с базы Скотт на двух тракторах и четырех нагруженных санях. При плохой видимости мы пробирались по глубокому мягкому снегу через гребни сжатия и трещины, потом в тени горы Эребус по берегу «Безветренной бухты». Продвигались с трудом — два дня ушло на то, чтобы покрыть первые 25 миль . Мы проводили различные эксперименты с санями, ремонтировали и изменяли гусеничный механизм наших «Фергюсонов». Это позволило нам идти вперед в условиях, в каких при нормальной конструкции мы застряли бы в снегу. На третий день мягкий снег кончился, и тракторы достигли гораздо более твердой дороги. Мы быстро проехали вокруг мыса Маккая и вдоль углубления между стеной горы Террор и изломаннымсжатиями льдом шельфового ледника. Наши опасения, что встретятся большие трещины, к счастью, не оправдались: ширина их была не больше двух футов. В вечернем сумраке мы со скрежетом взобрались по длинному ледяному склону на заснеженный уступ уподошвы «Бугра», венчающего мыс Крозье. Здесь мы разбили лагерь и прожили в нем несколько дней. Погода была все время ветреной, температура низкой, мело.
Нам, главное, хотелось отыскать остатки каменного домика, сложенного некогда группой Вильсона, в котором она провела столько мучительных, трудных дней. После нескольких неудачных попыток домик наконец нашли — четыре низких каменных стены без крыши. Он был до половины заполнен снегом и льдом. Над стеной торчал остов саней для перевозки вручную, истертый почти полувековым действием ветра и снега, но все же еще в превосходном состоянии. Мы выкопали лед из домика и открыли много интересных реликвий: несколько карандашей Вильсона, пробирки, термометры, неиспользованные пленки, печку, отапливаемую жиром, тяжелую кирку, кожу и жир императорских пингвинов.
Партия работала, а вокруг свистел ветер, и нам было трудно понять, почему исследователи выбрали такое открытое место, когда рядом можно было легко найти другое, более подходящее.
24 марта мы выехали домой, намереваясь покрыть 50 с лишним миль за одни сутки. Сильный ветер и метель задержали наше отправление. Понадобилась длительная утомительная работа, чтобы раскопать кучи снега, скопившиеся вокруг палаток и тракторов. Выехали в 13 часов 30 минут и осторожно спустились по ледяному склону в углубление у ледника, а затем на хорошей скорости с грохотом покатили к мысу Маккая. Чем дальше мы ехали, тем лучше становилась погода, но температура непрерывно падала. Когда тракторы в темноте пробивались по мягкому снегу «Безветренной бухты», термометр показал — 45°. Фарына одном из тракторов вышли из строя, а на других капризничали, так как мороз действовал на аккумуляторы. При подходе к мысу Прэм поднялся низовой туман; один из карбюраторов обледенел, замерзла одна из топливных трубок. Находить дорогу через гребни сжатия около базы Скотт было долгим делом, и, когда в 3 часа 40 минут утра наши машины въехали на базу Скотт, партия была измучена вконец. Мы покрыли 47, 5 мили за 14 часов, несмотря на то что была одна задержка на два часа. Я был вполне доволен работой тракторов, хотя понимал, что есть еще большие возможности улучшить достигнутые результаты. Решено было продолжать работать над тракторами, чтобы весной взять их на юг.
Первые две недели апреля было холодно и ветрено, температура упорно держалась между — 35° и — 40°, Мы прилагали все свои усилия, чтобы закончить главные наружные работы. Все продовольствие тщательно переложили и рассортировали. Бочки с горючим (разных сортов) общим числом 1000 штук уложили рядами и отметили их шестами. Все, что требовалось в домиках, перенесли внутрь и уложили на полки. В дни, когда позволяла погода, выезжало по нескольку собачьих упряжек, чтобы люди и собаки сохраняли хорошую форму. Брук и Ганн, смелая пара, пересекли на собаках шельфовый ледник Росса при температуре — 40° и поднялись на возвышенность Уайт. Только ухудшение погоды помешало им взобраться и на возвышенность Блэк. В воскресенье 14 апреля солнце в последний раз коснулось базы Скотт и ушло на зиму. Тусклый свет у нас был по 10 часов в сутки, но воздух казался темным. По ту сторону залива высокие вершины гор Уэстерн, облитые розовым солнечным светом, представляли собой прекрасное зрелище, но залив Мак-Мердо уже замерзал, за исключением широкого открытого прохода посередине, где частые штормы взламывали молодой лед.
Мы обдумывали еще один поход до зимы — совершить паломничество к старому домику Скотта на мысе Эванс. Операция эта оказалась предприятием крупного масштаба. Эллис и Малгрю, таща за собой сани с лагерным оборудованием, перешли на ту сторону залива; Клейдон и Кренфилд сделали то же и воспользовались случаем, чтобы питаться специальными самолетными аварийными рационами и жить в аварийной палатке с оборудованием, которое они всегда брали с собой в полет. Но главный поход состоялся, когда мы в составе восьми человек переехали через залив на четырех собачьих упряжках.
Так как прямая дорога на мыс Эванс требовала езды по опасному молодому морскому льду, то нам пришлось испробовать иной маршрут. Партия отправилась с базы Скотт на санях через гребни сжатия к шельфовому леднику Росса, продолжая путь по мягкому снегу, пока не добралась до самого узкого места на полуострове — мыса Хат-Пойнт. Затем собак направили прямо на седловину, и после напряженных усилий собак и людей упряжки достигли перевала. Здесь, немного отдохнув, мы обмотали собачьей цепью каждый полоз саней, чтобы цепь служила тормозом, и заскользили вниз по другой стороне. В угасающем свете, в снегопад партия попала в зону трещин и, разбив лагерь, заночевала. На утро мы разведали дорогу через трещины и вывели собак и сани вниз, на морской лед.
Пока сани ехали по очень мокрой, липкой поверхности молодого льда, нас трепал сильный ветер. Все были рады достигнуть наконец более толстого льда и взобраться на язык ледника, высовывавшего свою длинную морду в море. Несмотря на многочисленные трещины, большие и малые, упряжки без затруднений пересекли ледяную поверхность языка, хотя опять понадобились тормозные цепи и спуск вниз с другой стороны был стремительным. Лагерь разбили на старом, крепком льду залива.
На следующий день из-за плохой погоды нельзя было двинуться с места; лед впереди был слишком молод и тонок, чтобы рисковать ехать по нему, а с суши на море дул крепкий ветер. Однако на следующее утро погода улучшилась, и мы великолепно прокатились через залив мимо стоящих на грунте айсбергов; высоко над нами последние лучи солнца окрашивали в розовый цвет вершину горы Эребус. Переезд через замерзшую приливную трещину был нетруден, и наши упряжки побежали вверх по небольшому ледяному барьеру ниже скал мыса Эванс; здесь собак привязали к кольям на замерзшей луже в стороне от морского льда. Затем пошли пешком к домику на мысе Эванс. Все мы испытали тяжелое разочарование! Земля вокруг домика была совершенно загажена мусором, пустыми консервными банками и старыми скелетами тюленей, разбросанными повсюду.
Низ домика заполнял лед, и только верхняя его часть была доступна, но и здесь нас встретила неприятная смесь беспорядка и грязи. Очевидно, различные отряды, зимовавшие в домике, не пытались поддержать в нем хотя бы самую скромную чистоту. Домик был плохим памятником великому человеку, и так как мы ничего не могли сделать, то были рады уйти.
Шесть миль до ледникового языка мы проехали за несколько великолепных минут, а затем опять перешли через язык, прежде чем разбить лагерь. На следующий день, несмотря на сильный ветер, упряжки с отличной скоростью переехали залив, пробираясь среди трещин, и быстро поднялись на перевал. Последовали веселый спуск на шельфовый ледник Росса и затем бешеная езда домой. Расстояние в 13 миль партия покрыла за три с половиной часа. Все вернулись разгоряченные, тяжело дыша, но отлично чувствуя себя после напряженного похода.
Так удачно закончился сезон полярных полевых работ. Приятно было сознавать, что уже проложен удовлетворительный маршрут на плато; что два совершенно заполненных склада ждут Банни Фукса и его идущую через континент партию; и — самое важное, может быть, — что хотя Антарктика — грозный противник, но она покорится, если ее атаковать с энтузиазмом и воображением. Мы уверенно вступали в зиму, но ждали с нетерпением возвращения солнца и возобновления нашей битвы с антарктическими стихиями.
Глава 9
Организация станции Саут-Айс
Кроме разгрузки «Магга-Дана», окончания постройки домика базы и различных складов и мастерских первым нашим необходимым делом было создание станции милях в трехстах вглубь от Шеклтона. В период составления планов мы называли эту станцию «Склад-300», так как кроме использования ее в качестве зимней метеорологической и гляциологической станции она должна была Стать тем складом, от которого наша трансконтинентальная экспедиция окончательно отправится в путь. Зимой в состав работников станции должны были войти Хэл Листер (гляциолог), Кен Блейклок (топограф и метеоролог) и Ион Стивенсон (геолог и гляциолог). Хэл, начальник станции, уже провел зиму на ледяном куполе в составе Британской северогренландскои экспедиции; станция называлась Норт-Айс (северный лед), и именно потому, что Листер чувствовал себя здесь «как дома», мы стали скоро называть склад-300 Саут-Айс (южный лед).
Когда экспедиция прибыла в Шеклтон, то считалось еще возможным, что Саут-Айс будет заложен наземной партией, поддержанной с воздуха, хотя и было известно, что, может быть, придется рискнуть на выполнение всей операции только с помощью самолетов. Раньше чем принять решение, необходимо было произвести дальнюю воздушную разведку, чтобы выбрать место для станции и определить возможный маршрут к ней.
Вероятно, к счастью, в первые дни по прибытии судна не было летной погоды, и можно было сосредоточить все силы на работах по Шеклтону. Сперва большую часть рабочей силы требовала разгрузка. Пользуясь тремя сноу-кэтами, «Уизелом» и тракторами «Маскег», нам удавалось перевозить по 75 тонн в день с судна в Шеклтон. В этой работе нам очень помогли Дэвид Далглиш, его брат Робин, Стенли Эванс и Дэвид Лимберг — из рекогносцировочной партии Королевского общества.
Наверху, в Шеклтоне, шли заключительные работы по постройке главного домика под руководством Ральфа Лентона. И здесь нашим людям помогали гости. Майор Гас Уотсон участвовал в экранировании генераторов, лейтенант Джордж Лаш и сержант Чарльз Лефевр устанавливали систему горячей воды и ставили печные трубы, в то время как Кеннет Поуэлл работал на электропроводке. Пожалуй, больше всего досталось двум плотникам, Джону Раймонду и Дугласу Прайору, которые помогали Ральфу не только на стройке домика, но еще и в сооружении четырех отдельных построек: самолетной мастерской, склада частей транспортных машин, водородного сарая и склада аварийных запасов. К тому времени, когда все эти постройки были закончены и длинные ряды запасов и бочек с топливом были выложены на снегу, площадка Шеклтона стала весьма обширной. С востока на запад она протянулась на 800 ярдов , а с севера на юг — на 400 ярдов .
При строительстве антарктической базы всегда возникает проблема: что делать с той материальной частью, которую нельзя разместить под крышей? В прошлом экспедиции пробовали строить туннели из упаковочных ящиков. Когда их заносило снегом, можно было ходить внутри образовавшегося туннеля и доставать что нужно, вскрывая с торца соответствующий ящик. Недостаток этого способа в том, что поверхность снежного покрова поднимается на высоту туннеля и этот нанос имеет тенденцию захватывать все более и более широкий участок, что может стать очень неудобным. Мы намеревались построить платформы из стальных частей мачт; на этих конструкциях наши запасы были бы подняты над поверхностью, и метель могла бы проходить под ними, и мы надеялись, что скоплений снега не образуется. Но когда в предыдущем году взломало припай, пропало столько этих частей, что уже нельзя было сооружать такие платформы. Все же в Шеклтоне заметили, что там, где нет препятствий ветру, снег не скапливается. И действительно, когда в январе 1957 года мы вернулись, следы гусениц, оставленные машинами в предыдущем году, можно было ясно различить на поверхности. Поэтому решено было выложить запасы и бочки с топливом в длинные, далеко отстоящие друг от друга ряды, нигде не ставя ящик на ящик. Таким образом, верхи ящиков оставались открытыми у поверхности, и было совсем просто находить их и выкапывать то, что требовалось.
К 18 января разгрузка близилась к окончанию. Погода была достаточно хорошей для близких полетов, и Джон Льюис взял с собой Джона Хипа на «Остер», чтобы обследовать ледовые условия и поискать тюленей между Шеклтоном и заливом Фазеля. Хип, член геологического надзора Фолклендских островов, занимался изучением морского льда и сопровождал нас на «Магга-Дане», чтобы использовать редкую возможность исследовать лед в море Уэдделла. Тюлени были нужны на корм собакам, чтобы продержаться зимой, и я попросил капитана Петерсена пройти на судне вдоль кромки льдов с партией охотников на тюленей, чтобы запасти еще 45 туш; этого нам хватило бы до самых походов в октябре.
20 января можно было произвести первый разведывательный полет в глубь континента. В 11 часов утра Гордон Хэслоп вылетел с Кеном Блейклоком, Джорджем Лоу и мною в качестве пассажиров. В этом первом полете я решил оставить горы Терон на востоке и лететь прямо на юг, к большой цепи, впоследствии названной хребтом Шеклтона. Блейклок и Голдсмит уже побывали на горах Терон в наземном походе, и, хотя мы и ожидали, что найдем дорогу через них, казалось, что самое важное — знать, какие задачи возникнут при переходе через большой горный массив на юге.
В 50 милях от Шеклтона самолет прошел над складом, оставленным Блейклоком и Голдсмитом. Далеко на западе видна была огромная трещина-ущелье, обнаруженная в прошлом году, уходившая вдаль за пределы видимости. От восточного ее конца изогнутая полоса очень больших трещин тянулась в сторону материка, где сливалась с поясом трещин, отмечавшим место соединения находящегося на плаву шельфового ледника с берегом. Ясно было, что весь шельфовый ледник сильно изломан и нет возможности избежать этой области, когда экспедиция двинется в поход со своими транспортными машинами. Через час с небольшим мы увидели слева на траверзе самую высокую из гор Терон — Фаравей и вскоре уже летели над оконечностью большого, идущего с востока на запад ледника, выдвинувшегося на шельфовый ледник тремя языками. Все три были чудовищно изрезаны трещинами. Впоследствии мы назвали этот ледник ледником Слессора в честь сэра Джона Слессора, председателя Комитета экспедиции. На юге лежал западный конец хребта Шеклтона, а от него далеко на запад тянулась высокая, сильно изрезанная трещинами область. Она спускалась примерно на 1000 футов ледопадом и ясно выделяла береговую границу шельфового ледника Фильхнера. В это время года громадные каскады льда, казалось, образуют непроходимый барьер, и мы поэтому повернули на восток, к горам, в поисках дороги на юг по ледникам.
Теперь самолет летел через горы, все время набирая высоту и держа курс на восток, вдоль на вид преодолимого ледника, мимо серо-черных гребней и вершин. Здесь и там красные и желтые скалы разнообразили пейзаж, местами, где лед был обнажен от снега, обдуваемая ветрами поверхность ледника проступала синими пятнами. Мы представили себе наши гусеничные машины с тяжело нагруженными санями, пытающиеся взобраться на эти крутые и скользкие склоны. Правда, трещины были видны, и их можно будет поэтому избежать, но внешний вид поверхности напоминал, что там, где снег еще лежит, он должен скрывать много предательских ловушек.
На высоте 6200 футов самолет оказался примерно на 1500 футов над обширным снежным полем, питавшим спадающий на юг ледник, вдоль которого мы летели. Перейдя к курсу на юг, самолет, оставив позади горы, оказался над огромным, идущим с востока на запад ледником, который впоследствии был назван ледником Рековери. Ширина его равнялась 40 милям , а длина была не меньше длины ледника Слессора, хотя верхней его части не было видно. Вдоль северной стороны ледника тянулся хребет Шеклтона, южная сторона отмечена цепью скалистых пиков, которые получили название «нунатаки Уичавей», а далее на много миль к востоку и западу шел обрывистый, ниспадающий ледяной склон. За главной цепью нунатаков Уичавей через волнистую трещиноватую снежную и ледяную поверхность проступали редкие выходы скал. Сделав круг над самыми южными из них, возвышавшимися примерно до 5000 футов , мы осмотрели южный горизонт в бинокли и не увидели ничего, кроме подымающихся кверху волнистых снежных полей. Здесь и там белые блестящие полосы указывали, видимо, на трещиноватые участки, но гор больше не было видно, и у нас возникла уверенность, что сейчас сверху видно само полярное плато. Удостоверившись, что в этой области можно найти подходящий участок для Саут-Айса и что близость нунатаков будет помогать определять местонахождение станции с воздуха, мы повернули обратно и после пяти часов двадцати минут полета приземлились в Шеклтоне.
Схема разведывательных полетов из базы Шеклтон
Таким образом, приблизительное место для устройства Саут-Айса было выбрано, но оно лежало за такими орографическими препятствиями, которые могли оказаться грозными наземными барьерами. Необходимо было исследовать различные возможные маршруты. Мы знали, что ледники, спускающиеся через горы Терон, вероятно, дают легкий доступ к высоколежащим за ними льдам, но окажется ли возможным перебраться через хребет Шеклтон столь далеко к востоку от базы и каков характер верхней части гигантских ледников Слессора и Рековери?
Следующим хорошим летным днем было 22 января, и Джон Льюис вылетел с Кеном Блейклоком, Тэффи Уильямсом, Джорджем Лоу и мною, чтобы исследовать район вокруг гор Терон. Дойдя через гору Фаравей до западного конца гор Терон, самолет повернул на северо-восток вдоль высоких обрывов, затем на юго-восток вверх по леднику, видимо не изломанному, по бокам которого выступали скалистые выходы. Верхнее снежное поле плавно сливалось с широким снежным куполом на южной стороне горы, но за ним поверхность круто понижалась, и вскоре самолет уже летел над крайними трещиноватыми зонами ледника Слессора. Здесь, примерно в 70 милях к востоку от точки, в которой мы пересекли его, ширина ледника составляла от 25 до 30 миль , и его южный край окаймляли холмы северного предгорья хребта Шеклтона. Вдоль ледника шел ряд сложных морщинистых трещиноватых зон, похожих на срединные морены, делавшие ледник явно непроходимым барьером для наземного путешествия. К северо-востоку, казалось, были видны верхние снежные поля, из которых выходил ледник, но из-за нехватки горючего уже нельзя было осмотреть этот район и пришлось повернуть опять к горе Фаравей и базе.
Пролетая мимо вертикальных обрывов гор, мы видели, что поверхность под нами явно пригодна для приземления. Льюис посадил «Оттер» приблизительно в полутора милях от крутого склона, над обрывом, чтобы избежать заснеженных участков, так как поверхность там может оказаться чересчур мягкой и ненадежной. Я отправился к скалам и через 20 минут подошел к краю небольшого замерзшего ручья, протекающего вдоль подошвы ряда осыпей. В разгаре лета этот ручей днем был бы быстрым потоком талой воды, образующейся под действием тепла солнечных лучей. Но сейчас через замерзшую поверхность ручья легко было перейти, и я торопливо вскарабкался на 50 футов по осыпи к подошве обрыва. Здесь, к моему удивлению и радости, я увидел ряд чередующихся пластов известняка, сланца и угля. И в известняках и в сланцах содержались ископаемые растения, которые, по-видимому, могли послужить для установления возраста пород.
Тем временем Джон Льюис на самолете подрулил поближе к скалам обрыва; вскоре я оказался на борту, и мы направились на базу. Теперь стало ясно: чтобы установить, есть ли через горы Терон возможная наземная дорога или нет, необходимо совершить гораздо более дальний полет над верхней частью ледника Слессора, через восточную часть хребта Шеклтона и далее на юг, к намеченному нами району за нунатаками Уичавей. Для такого полета нужно было увеличить радиус действия «Оттера», и Питер Уэстон занялся установкой вспомогательного бака, с помощью которого самолет мог бы находиться в воздухе 14 часов.
Все это время в Шеклтоне продолжалось строительство, и стало возможным перевести всю береговую партию с «Магга-Дана» наверх, на базу, чтобы судно могло отправиться за тюленями. Перебрались на судно Райно Голдсмит и Тони Стюарт, возвращавшиеся в Англию вместе с Питером Джеффрисом, который отправлялся на базу Королевского общества в Халли-Бей. Мы попросили двух плотников экспедиции Королевского общества, Раймонда и Прайора, остаться в Шеклтоне, пока судно будет отсутствовать, чтобы продолжать оказывать нам помощь в достройке различных построек.
24 января Джон Льюис взял капитана Петерсена в полет на «Остере», чтобы осмотреть морской лед вдоль обратного курса на залив Фазеля и далее на север. За последовавшие три дня партия на судне добыла достаточное число тюленей для наших зимних нужд, а пока шла заготовка, мы попытались совершить окончательный дальний разведывательный полет, но застали и горы Терон и ледник Слессора окутанными низкими облаками. Вынужденные вернуться вскоре после полудня, мы полетели над «Магга-Даном» и партиями, охотившимися на тюленей на льду. С воздуха было хорошо видно, насколько им трудно доставлять убитых тюленей на судно через большие гребни сжатия вдоль кромки льда. Почти всюду эти зазубренные гребни поднимались на 12—15 футов, что делало почти невозможным перетаскивание вручную тюленьих туш весом каждая несколько сот фунтов. В конце концов с этими трудностями справились, протянув по льду стальные тросы от судна и перетягивая с помощью лебедки тюленей через преграждающие путь гребни сжатия. Приближалось время отхода судна. В этот день в Шеклтоне устроили вечеринку, на которой отдыхали и веселились члены обеих экспедиций и около половины команды судна. Пожалуй, самым смешным эпизодом вечеринки была выходка нескольких здоровенных парней, которые пронесли через переполненную комнату Дуга Прайора и подвесили его за подтяжки на угол двери. Он висел, как паук на своей паутинке, и барахтался, пока наконец не отцепился и не рухнул бесформенной массой.
Когда экспедиция прибыла в Шеклтон, то считалось еще возможным, что Саут-Айс будет заложен наземной партией, поддержанной с воздуха, хотя и было известно, что, может быть, придется рискнуть на выполнение всей операции только с помощью самолетов. Раньше чем принять решение, необходимо было произвести дальнюю воздушную разведку, чтобы выбрать место для станции и определить возможный маршрут к ней.
Вероятно, к счастью, в первые дни по прибытии судна не было летной погоды, и можно было сосредоточить все силы на работах по Шеклтону. Сперва большую часть рабочей силы требовала разгрузка. Пользуясь тремя сноу-кэтами, «Уизелом» и тракторами «Маскег», нам удавалось перевозить по 75 тонн в день с судна в Шеклтон. В этой работе нам очень помогли Дэвид Далглиш, его брат Робин, Стенли Эванс и Дэвид Лимберг — из рекогносцировочной партии Королевского общества.
Наверху, в Шеклтоне, шли заключительные работы по постройке главного домика под руководством Ральфа Лентона. И здесь нашим людям помогали гости. Майор Гас Уотсон участвовал в экранировании генераторов, лейтенант Джордж Лаш и сержант Чарльз Лефевр устанавливали систему горячей воды и ставили печные трубы, в то время как Кеннет Поуэлл работал на электропроводке. Пожалуй, больше всего досталось двум плотникам, Джону Раймонду и Дугласу Прайору, которые помогали Ральфу не только на стройке домика, но еще и в сооружении четырех отдельных построек: самолетной мастерской, склада частей транспортных машин, водородного сарая и склада аварийных запасов. К тому времени, когда все эти постройки были закончены и длинные ряды запасов и бочек с топливом были выложены на снегу, площадка Шеклтона стала весьма обширной. С востока на запад она протянулась на 800 ярдов , а с севера на юг — на 400 ярдов .
При строительстве антарктической базы всегда возникает проблема: что делать с той материальной частью, которую нельзя разместить под крышей? В прошлом экспедиции пробовали строить туннели из упаковочных ящиков. Когда их заносило снегом, можно было ходить внутри образовавшегося туннеля и доставать что нужно, вскрывая с торца соответствующий ящик. Недостаток этого способа в том, что поверхность снежного покрова поднимается на высоту туннеля и этот нанос имеет тенденцию захватывать все более и более широкий участок, что может стать очень неудобным. Мы намеревались построить платформы из стальных частей мачт; на этих конструкциях наши запасы были бы подняты над поверхностью, и метель могла бы проходить под ними, и мы надеялись, что скоплений снега не образуется. Но когда в предыдущем году взломало припай, пропало столько этих частей, что уже нельзя было сооружать такие платформы. Все же в Шеклтоне заметили, что там, где нет препятствий ветру, снег не скапливается. И действительно, когда в январе 1957 года мы вернулись, следы гусениц, оставленные машинами в предыдущем году, можно было ясно различить на поверхности. Поэтому решено было выложить запасы и бочки с топливом в длинные, далеко отстоящие друг от друга ряды, нигде не ставя ящик на ящик. Таким образом, верхи ящиков оставались открытыми у поверхности, и было совсем просто находить их и выкапывать то, что требовалось.
К 18 января разгрузка близилась к окончанию. Погода была достаточно хорошей для близких полетов, и Джон Льюис взял с собой Джона Хипа на «Остер», чтобы обследовать ледовые условия и поискать тюленей между Шеклтоном и заливом Фазеля. Хип, член геологического надзора Фолклендских островов, занимался изучением морского льда и сопровождал нас на «Магга-Дане», чтобы использовать редкую возможность исследовать лед в море Уэдделла. Тюлени были нужны на корм собакам, чтобы продержаться зимой, и я попросил капитана Петерсена пройти на судне вдоль кромки льдов с партией охотников на тюленей, чтобы запасти еще 45 туш; этого нам хватило бы до самых походов в октябре.
20 января можно было произвести первый разведывательный полет в глубь континента. В 11 часов утра Гордон Хэслоп вылетел с Кеном Блейклоком, Джорджем Лоу и мною в качестве пассажиров. В этом первом полете я решил оставить горы Терон на востоке и лететь прямо на юг, к большой цепи, впоследствии названной хребтом Шеклтона. Блейклок и Голдсмит уже побывали на горах Терон в наземном походе, и, хотя мы и ожидали, что найдем дорогу через них, казалось, что самое важное — знать, какие задачи возникнут при переходе через большой горный массив на юге.
В 50 милях от Шеклтона самолет прошел над складом, оставленным Блейклоком и Голдсмитом. Далеко на западе видна была огромная трещина-ущелье, обнаруженная в прошлом году, уходившая вдаль за пределы видимости. От восточного ее конца изогнутая полоса очень больших трещин тянулась в сторону материка, где сливалась с поясом трещин, отмечавшим место соединения находящегося на плаву шельфового ледника с берегом. Ясно было, что весь шельфовый ледник сильно изломан и нет возможности избежать этой области, когда экспедиция двинется в поход со своими транспортными машинами. Через час с небольшим мы увидели слева на траверзе самую высокую из гор Терон — Фаравей и вскоре уже летели над оконечностью большого, идущего с востока на запад ледника, выдвинувшегося на шельфовый ледник тремя языками. Все три были чудовищно изрезаны трещинами. Впоследствии мы назвали этот ледник ледником Слессора в честь сэра Джона Слессора, председателя Комитета экспедиции. На юге лежал западный конец хребта Шеклтона, а от него далеко на запад тянулась высокая, сильно изрезанная трещинами область. Она спускалась примерно на 1000 футов ледопадом и ясно выделяла береговую границу шельфового ледника Фильхнера. В это время года громадные каскады льда, казалось, образуют непроходимый барьер, и мы поэтому повернули на восток, к горам, в поисках дороги на юг по ледникам.
Теперь самолет летел через горы, все время набирая высоту и держа курс на восток, вдоль на вид преодолимого ледника, мимо серо-черных гребней и вершин. Здесь и там красные и желтые скалы разнообразили пейзаж, местами, где лед был обнажен от снега, обдуваемая ветрами поверхность ледника проступала синими пятнами. Мы представили себе наши гусеничные машины с тяжело нагруженными санями, пытающиеся взобраться на эти крутые и скользкие склоны. Правда, трещины были видны, и их можно будет поэтому избежать, но внешний вид поверхности напоминал, что там, где снег еще лежит, он должен скрывать много предательских ловушек.
На высоте 6200 футов самолет оказался примерно на 1500 футов над обширным снежным полем, питавшим спадающий на юг ледник, вдоль которого мы летели. Перейдя к курсу на юг, самолет, оставив позади горы, оказался над огромным, идущим с востока на запад ледником, который впоследствии был назван ледником Рековери. Ширина его равнялась 40 милям , а длина была не меньше длины ледника Слессора, хотя верхней его части не было видно. Вдоль северной стороны ледника тянулся хребет Шеклтона, южная сторона отмечена цепью скалистых пиков, которые получили название «нунатаки Уичавей», а далее на много миль к востоку и западу шел обрывистый, ниспадающий ледяной склон. За главной цепью нунатаков Уичавей через волнистую трещиноватую снежную и ледяную поверхность проступали редкие выходы скал. Сделав круг над самыми южными из них, возвышавшимися примерно до 5000 футов , мы осмотрели южный горизонт в бинокли и не увидели ничего, кроме подымающихся кверху волнистых снежных полей. Здесь и там белые блестящие полосы указывали, видимо, на трещиноватые участки, но гор больше не было видно, и у нас возникла уверенность, что сейчас сверху видно само полярное плато. Удостоверившись, что в этой области можно найти подходящий участок для Саут-Айса и что близость нунатаков будет помогать определять местонахождение станции с воздуха, мы повернули обратно и после пяти часов двадцати минут полета приземлились в Шеклтоне.
Схема разведывательных полетов из базы Шеклтон
Таким образом, приблизительное место для устройства Саут-Айса было выбрано, но оно лежало за такими орографическими препятствиями, которые могли оказаться грозными наземными барьерами. Необходимо было исследовать различные возможные маршруты. Мы знали, что ледники, спускающиеся через горы Терон, вероятно, дают легкий доступ к высоколежащим за ними льдам, но окажется ли возможным перебраться через хребет Шеклтон столь далеко к востоку от базы и каков характер верхней части гигантских ледников Слессора и Рековери?
Следующим хорошим летным днем было 22 января, и Джон Льюис вылетел с Кеном Блейклоком, Тэффи Уильямсом, Джорджем Лоу и мною, чтобы исследовать район вокруг гор Терон. Дойдя через гору Фаравей до западного конца гор Терон, самолет повернул на северо-восток вдоль высоких обрывов, затем на юго-восток вверх по леднику, видимо не изломанному, по бокам которого выступали скалистые выходы. Верхнее снежное поле плавно сливалось с широким снежным куполом на южной стороне горы, но за ним поверхность круто понижалась, и вскоре самолет уже летел над крайними трещиноватыми зонами ледника Слессора. Здесь, примерно в 70 милях к востоку от точки, в которой мы пересекли его, ширина ледника составляла от 25 до 30 миль , и его южный край окаймляли холмы северного предгорья хребта Шеклтона. Вдоль ледника шел ряд сложных морщинистых трещиноватых зон, похожих на срединные морены, делавшие ледник явно непроходимым барьером для наземного путешествия. К северо-востоку, казалось, были видны верхние снежные поля, из которых выходил ледник, но из-за нехватки горючего уже нельзя было осмотреть этот район и пришлось повернуть опять к горе Фаравей и базе.
Пролетая мимо вертикальных обрывов гор, мы видели, что поверхность под нами явно пригодна для приземления. Льюис посадил «Оттер» приблизительно в полутора милях от крутого склона, над обрывом, чтобы избежать заснеженных участков, так как поверхность там может оказаться чересчур мягкой и ненадежной. Я отправился к скалам и через 20 минут подошел к краю небольшого замерзшего ручья, протекающего вдоль подошвы ряда осыпей. В разгаре лета этот ручей днем был бы быстрым потоком талой воды, образующейся под действием тепла солнечных лучей. Но сейчас через замерзшую поверхность ручья легко было перейти, и я торопливо вскарабкался на 50 футов по осыпи к подошве обрыва. Здесь, к моему удивлению и радости, я увидел ряд чередующихся пластов известняка, сланца и угля. И в известняках и в сланцах содержались ископаемые растения, которые, по-видимому, могли послужить для установления возраста пород.
Тем временем Джон Льюис на самолете подрулил поближе к скалам обрыва; вскоре я оказался на борту, и мы направились на базу. Теперь стало ясно: чтобы установить, есть ли через горы Терон возможная наземная дорога или нет, необходимо совершить гораздо более дальний полет над верхней частью ледника Слессора, через восточную часть хребта Шеклтона и далее на юг, к намеченному нами району за нунатаками Уичавей. Для такого полета нужно было увеличить радиус действия «Оттера», и Питер Уэстон занялся установкой вспомогательного бака, с помощью которого самолет мог бы находиться в воздухе 14 часов.
Все это время в Шеклтоне продолжалось строительство, и стало возможным перевести всю береговую партию с «Магга-Дана» наверх, на базу, чтобы судно могло отправиться за тюленями. Перебрались на судно Райно Голдсмит и Тони Стюарт, возвращавшиеся в Англию вместе с Питером Джеффрисом, который отправлялся на базу Королевского общества в Халли-Бей. Мы попросили двух плотников экспедиции Королевского общества, Раймонда и Прайора, остаться в Шеклтоне, пока судно будет отсутствовать, чтобы продолжать оказывать нам помощь в достройке различных построек.
24 января Джон Льюис взял капитана Петерсена в полет на «Остере», чтобы осмотреть морской лед вдоль обратного курса на залив Фазеля и далее на север. За последовавшие три дня партия на судне добыла достаточное число тюленей для наших зимних нужд, а пока шла заготовка, мы попытались совершить окончательный дальний разведывательный полет, но застали и горы Терон и ледник Слессора окутанными низкими облаками. Вынужденные вернуться вскоре после полудня, мы полетели над «Магга-Даном» и партиями, охотившимися на тюленей на льду. С воздуха было хорошо видно, насколько им трудно доставлять убитых тюленей на судно через большие гребни сжатия вдоль кромки льда. Почти всюду эти зазубренные гребни поднимались на 12—15 футов, что делало почти невозможным перетаскивание вручную тюленьих туш весом каждая несколько сот фунтов. В конце концов с этими трудностями справились, протянув по льду стальные тросы от судна и перетягивая с помощью лебедки тюленей через преграждающие путь гребни сжатия. Приближалось время отхода судна. В этот день в Шеклтоне устроили вечеринку, на которой отдыхали и веселились члены обеих экспедиций и около половины команды судна. Пожалуй, самым смешным эпизодом вечеринки была выходка нескольких здоровенных парней, которые пронесли через переполненную комнату Дуга Прайора и подвесили его за подтяжки на угол двери. Он висел, как паук на своей паутинке, и барахтался, пока наконец не отцепился и не рухнул бесформенной массой.