Фьюри Мэгги. Ориэлла (Талисманы власти - 1)

   Харин в одиночестве стоял у края утеса, и в последний раз глядел на страну, где он мог быть королем. В городе начинался праздник. Хвостатыми кометами взлетали фейерверки, наполняя ночь серебристыми искрами, и расцветали в темном небе огромными цветами - красными, зелеными, золотыми. Их мерцающий свет смешивался с языками пламени, поднимавшимися над невольничьим рынком.
   - Ты жалеешь, принц? - Ориэлла неслышно подошла к Харину, а Анвар тенью следовал за ней по пятам. - Если хочешь вернуться, я уверена, твой народ с радостью примет тебя.
   Он покачал головой.
   - У меня нет желания начинать переворот. Кроме того, этот край связан для меня с недобрыми воспоминаниями. Отныне мой путь лежит вперед, а Ксианг обзаведется новым наследником, в этом нет сомнений.
   - Только не с новой царицей.
   Харин резко повернулся и посмотрел Анвару в лицо.
   - Что ты хочешь сказать?
   Глаза юноши пылали мрачным огнем.
   - Я хочу сказать, государь, что Сара - то есть Кизин - бесплодна. Она солгала твоему отцу так же, как солгала когда-то и мне. При таком положении вещей ты по-прежнему наследник престола, и однажды можешь вернуться - если пожелаешь.
   Харин был изумлен.
   - Ты уверен?
   - Совершенно уверен, мой принц.
   - Ориэлла, ты знала об этом?
   Волшебница покачала головой - она не меньше Харина была потрясена словами Анвара. Принц откинул голову назад и разразился хохотом.
   - Клянусь грехами Жнеца! - воскликнул он в злорадном упоении. - Какой сюрприз ожидает моего папашу! Жаль, что когда он об этом узнает, меня там не будет!
   Мысли Анвара определенно двигались в том же направлении. Юноша выглядел опечаленным, и Ориэлла знала, какую тяжесть он носит в сердце, после того как отрекся от Сары. Когда Ксианг узнает, что его супруга бесплодна, Сара станет бесполезна для него, и жизнь девушки может оказаться в опасности. Анвар, хотя и разглядел наконец ее предательскую сущность, все же чувствовал себя виноватым в том, что бросил Сару на произвол судьбы. Интересно, он по-прежнему ее любит? - подумала Ориэлла и тут же задалась вопросом, почему ее так занимает эта мысль.
   Караван уже был готов продолжать путешествие, и они снова тронулись в путь. Тропа петляла меж камней, превращенных ветрами в уродливые жуткие изваяния, напоминающие заколдованный каменный лес. Легкий ветерок зловеще свистел и стонал в этом лесу, словно давно забытые души погибших в неизбывной муке оплакивали свои страдания. Даже лошади то и дело вздрагивали и трясли головами.
   Приблизительно через час тропинка резко оборвалась, проскочив между двумя высокими скалами, за которыми начинался покатый, усеянный галькой откос, странно поблескивавший при свете восходящей луны. Под ними простиралась пустыня. Не веря своим глазам, Ориэлла затаила дыхание.
   - Великие Чатак! - сдавленным голосом воскликнула она. - Неужели это действительно то, что мне кажется?
   Повсюду, куда ни глянь, пустыня сверкала. Ветер вздымал вихри мерцающего песка, и те разлетались потоком разноцветных искр - красных, синих, белых, зеленых! Гребни дюн переливались и мерцали, словно сугробы ранним зимним утром. Даже сейчас, когда луна только-только показалась, приходилось прикрывать глаза руками.
   - Именно то, - ответил Язур, но восхищенная Ориэлла уже успела позабыть свой вопрос. - Пустыня сплошь состоит из драгоценных камней и драгоценной пыли. Видишь, как она блестит? Вот почему нам придется двигаться по ночам днем мы моментально бы ослепли. Мы будем останавливаться задолго до рассвета, ибо к тому времени, когда встанет солнце, все должны быть надежно укрыты.
   Но даже ночью необходимо было беречь зрение. Всем раздали специальные головные уборы, и Язур показал, как это делается: надо было натянуть прозрачную ткань на лицо, а другим концом прикрепить ее к повязке. Ориэлла обнаружила, что тонкий материал позволяет все видеть и при этом прекрасно защищает глаза от ослепительного сияния. Даже лошадям и мулам нацепили шарфы из той же самой ткани, а вот Шиа отказалась связываться "с такой чепухой". Она все еще дулась на то, что ей пришлось взбираться по крутой тропинке последней, чтобы не пугать лошадей.
   - Не нужны мне ваши человеческие фокусы, - с отвращением заявила она Ориэлле. - Я кошка, и мои глаза привыкнут.
   Они плыли в мерцающем море самоцветов, в своих странных бледных покрывалах и просторных балахонах похожие на кавалькаду призраков. Копыта лошадей поднимали облака мелкой драгоценной каменной пыли, и за караваном тянулся след, сияющий, подобно холодному пламени. Что это за камни, которые могут давать такое ослепительное сияние? - подумала Ориэлла и тут же выбросила эту мысль из головы. Словно от радостной красоты резвящихся китов, замирало сердце от странной прелести этого края. Но девушка знала от Язура, что пустыня столь же прекрасна, сколь и смертоносна. В считанные минуты мог подняться страшный смерч, и острые грани несомых ветром самоцветов в несколько мгновений могли "обглодать" человека до костей. Кроме того, поговаривали, что это море драгоценностей привлекает драконов.
   - Драконов? - У Ориэллы захватило дыхание. - Здесь есть драконы?
   - Так говорят легенды, - пожал плечами Язур. - Я слышал, в пустыне им легче прокормиться. Ты знаешь, что они питаются солнечным светом?
   - Сказки! - фыркнул Анвар. - Я поверю в его, только когда увижу собственными глазами.
   - Молись, чтобы этого никогда не случилось, - со всей серьезностью отозвался казалимец. - Ходят слухи, что драконы нелюдимые и капризные создания, их легко разозлить и лучше оставить в покое.
   Они ехали всю ночь и под конец так устали, что даже не могли разговаривать. Наконец Язур, бросив взгляд на, казалось бы, неизменный горизонт, объявил, что пора остановиться и разбить лагерь. Ориэлла совершенно выбилась из сил. Неужели только вчера утром она вырвала Анвара из лап смерти? За минувшие сутки произошло столько событий, что у нее не было ни минуты передышки. Девушка спешилась, чувствуя, как подгибаются колени, и обрадовалась, что больше от нее ничего не требуется. Боан мгновенно оказался рядом и увел лошадь, а воины Харина быстро и умело поставили легкие шелковые палатки. Для лошадей и мулов соорудили отдельное укрытие, ибо ни одно живое существо не могло оставаться на солнце в дневные часы.
   В суматохе Ориэлла потеряла из виду своих друзей, за исключением, конечно, Шиа, которая, словно тень, следовала за ней. Получив скудную порцию воды и еды, волшебница отправилась на поиски Анвара и нашла его сидящим в одиночестве у входа в небольшую палатку. Рядом лежал бурдюк с водой, а еда стояла нетронутой. Юноша невидящими глазами смотрел на освещенный факелами лагерь. Его утомленное лицо было красивым и печальным. Ориэлла уже собралась уйти, чтобы не мешать ему, но Анвар - уже в который раз! - почувствовал ее присутствие.
   - Знаешь, - промолвил он, не поворачивая головы, - ты ни разу не сказала: "Я же говорила тебе".
   - Да я бы скорее отрезала себе язык! - запротестовала Ориэлла. - Зачем же бередить твои раны? Анвар вздохнул.
   - Да, ты бы не стала. Ты слишком благородна. Ты предупреждала меня насчет Сары, а я, вместо того чтобы послушаться, оттолкнул тебя. И вот что из этого вышло.
   - Анвар, мне нельзя было бросать тебя. Все мой проклятый характер! Я никогда себе этого не прощу.
   - Значит, нас уже двое таких, - мрачно усмехнулся Анвар. - О боги, почему я был так слеп и не видел, кому из вас можно доверять? Знаешь, сегодня я много думал, вспоминал, как ты защищала меня в Академии от Миафана, как относилась ко мне, когда я был твоим слугой. Помнишь, ты вышла в метель после Солнцеворота, чтобы купить для меня гитару, - и что же я? - Казалось, юноша дивится собственной глупости. - Я говорил тебе оскорбительные слова, я оттолкнул тебя - потому, что защищал Сару. А что сделала ты? Ты спасла меня от смерти, ты объявила меня своим мужем, а она лишь жаждала моей гибели, чтобы самой стать королевой! Боги, какой же я страшный дурак, Ориэлла! Слепой, тупоголовый болван! - Его трясло, и Ориэлла обняла юношу, успокаивая, как он успокаивал ее на вершине утеса. Анвар склонил голову ей на плечо, и она погладила его вьющиеся светло-русые волосы.
   - Знаешь, что бы я сделала, будь мы с тобой в Нексисе? - мягко сказала волшебница. - Я бы обошла с тобой все таверны и накупила бы тебе больше выпивки, чем ты видел за всю свою жизнь. Форрал всегда говорил, что для разбитого сердца - это единственное лекарство.
   Горизонт на востоке начал светлеть, и занимающаяся заря заставила их укрыться в палатке. Ориэлла задернула занавеску, и ослепительный свет померк. Анвар робко улыбнулся.
   - Если когда-нибудь мы доберемся до города, я с удовольствием приму твое предложение - но должен признаться, что разбитое сердце тут ни при чем, - я страдаю от разочарования, унижения и злости на самого себя, за собственную легковерность. - Его губы скривились. - Я не могу простить себе, что подвел тебя.
   Ориэлла сжала его руку.
   - Не упрекай себя, Анвар, все уже позади. Сара была возлюбленной твоей юности - и ты любил ее. Разве ты виноват, что она изменилась? Лучше ляг и поспи. Может, когда ты отдохнешь, все представится тебе в лучшем свете.
   Юноша невольно усмехнулся.
   - Вот видишь, ты снова печешься обо мне. А мне казалось, что все должно быть как раз наоборот.
   - Ничего, ты тоже на кое-что годишься! А теперь - спать, а не то!..
   - А не то ты натравишь на меня свое чудовище? - Анвар обеспокоенно покосился на Шиа - в тесноте палатки пантера казалась просто огромной.
   - Не волнуйся, она хороший друг и присмотрит за нами обоими, - Ориэлла протянула руку чтобы погладить лобастую голову Шиа, и была вознаграждена сонным мурлыканьем.
   - Он мне нравится, - сказала пантера.
   - Правда? - Ориэлла была удивлена. Шиа никогда не говорила ничего подобного о ком-нибудь другом, даже о Боане.
   - Мне он тоже нравится.
   Волшебница повернулась к Анвару, но тот уже спал, разметавшись на подушках. Несмотря на мерцающую пыль, покрывающую лицо молодого человека, было видно, что он устал, изможден и придавлен своим горем. Повинуясь порыву, Ориэлла протянула руку и нежно коснулась его щеки. И вдруг, как и в лагере невольников, у нее бешено забилось сердце. Что-то на мгновение изменилось и тут же вновь встало на место. Словно обжегшись, девушка отдернула руку, и в этот момент некая волна неведомой силы прошла сквозь нее, и была эта сила очень похожа на ту, что когда-то освободила энергию браслетов Затбара. Какое-то время Ориэлла сидела совершенно неподвижно, недоверчиво глядя на свою ладонь и дожидаясь, когда восстановится дыхание, а сердце снова станет биться ровно, как обычно.
   - Ты тоже почувствовала это? - спросила она у Шиа.
   - Что именно? - сонно отозвалась та.
   - Ладно, пустяки! - Ориэлла попыталась собраться с мыслями, но почему-то перед ее внутренним взором вдруг встало лицо Форрала, нежное и сияющее, каким оно было в тот первый день их близости. Горе и одиночество пронзили девушку с такой силой, что она невольно застонала. Измученная и запутавшаяся, волшебница дала волю слезам и вскоре, не переставая плакать, заснула.
   А где-то посреди долгого яркого дня Анвар вдруг пошевелился и застонал, мучимый каким-то кошмаром. Его рука коснулась руки волшебницы. Та, не просыпаясь, крепко сжала ее, и юноша перестал метаться. В таком положении и застал их Харин - лежащих рядом рука в руке. Он долго смотрел на них, пока сонная Шиа не открыла один глаз. Принц поспешно отступил и задернул клапан палатки. И поскольку человек удалился, не сделав попытки причинить им вреда, Шиа впоследствии забыла рассказать об этом визите.
   Глава 29
   КРЫСЫ В КАНАЛИЗАЦИИ
   Старая пекарня так изменилась, что, окажись здесь сейчас Анвар, он едва ли узнал бы родные пенаты. После смерти жены Торл утратил покой. Его магазинчик в Пассаже был уничтожен пожаром, и ему пришлось вернуться в свою тесную пекарню на задворках города. Но без Риа и Анвара дела шли все хуже и хуже, и, несмотря на все усилия Берна спасти дело, которое ему предстояло унаследовать, пекарня медленно разваливалась - штукатурка осыпалась, крыша нуждалась в починке. Внутри прочно обосновались грязь и паутина, а стены давно уже требовали ремонта.
   "Неудивительно, что мы растеряли покупателей", - с отвращением думал Берн, доставая из печи завтрашний хлеб. Торл стал теперь вздорным, угрюмым стариком и больше не желал рано вставать, чтобы каждый день печь свежий хлеб. Да, по правде говоря, едва ли стоило это делать. Берн, нахмурившись, посмотрел на кучу черствых буханок, сваленных у окна. Вся округа знала, в каких условиях нынче готовится когда-то знаменитый хлеб Торла, и никто не желал к нему даже притрагиваться.
   Именно в этот момент в пекарню вошел и сам объект мрачных размышлений Берна. Пламя в печи ярко вспыхнуло, и вслед за Торлом в комнату влетело облако клубящегося снега; крупные хлопья вспыхивали, как искры, при свете фонаря. С подачи Волшебного Народа новый Совет постановил, что уличное освещение излишняя роскошь, и в темных переулках расцвела преступность, а людям приходилось постоянно таскать с собой собственные фонари.
   - Веселая ночка, - проворчал Торл. - Проклятая зима!
   - Вытри ноги, отец! - автоматически крикнул Берн, хотя и знал, что это бесполезно. Торл, как всегда, пожал плечами и начал складывать черствый хлеб в мешок.
   - Схожу в таверну, - пробормотал он. - Харкас возьмет эти сухари для свиней.
   - Отец, хватит! - запротестовал Берн. - Так дальше продолжаться не может. Если бы ты не пропивал деньги, которые дает тебе Харкас, можно было бы уже давно сделать ремонт и печь хлеб, который стали бы есть люди. Кроме того, не больно-то много он тебе и платит. В последнее время ты и напиваешься-то редко.
   - Не суйся не в свое дело, Берн!
   - Не в свое дело? Это дело - все что у меня есть, а ты позволяешь ему вот так ни за что ни про что развалиться! Торл нахмурился.
   - Ну и что? Что толку вкалывать, если этот проклятый Волшебный Народ высасывает все соки из города! Там налоги, тут пошлины... Да я скорее сожгу это все к дьяволу, чем положу хоть грош в мошну магов!
   Не на шутку встревоженный, Берн примирительно предложил:
   - Слушай, отец, может, и мне сходить с тобой, а? Я бы не отказался от кружки пива, а там глядишь, может, нам бы удалось вытянуть из Харкаса побольше денег. Ну, что скажешь?
   - Нет! - резко выкрикнул Торл и тут же смущенно отвернулся. - Только не сегодня, ладно, Берн? На улице грязно, а у тебя был тяжелый день. Зачем тебе тащиться по сугробам просто для того, чтобы составить мне компанию? Отдыхай. Сходим в другой раз. - И не успел сын и глазом моргнуть, как пекарь был уже за дверью.
   - Что он там еще затеял? - пробормотал Берн, и, торопливо прикрыв печь, накинул на плечи залатанный плащ, зажег фонарь И вышел из пекарни. Отцовские следы четко отпечатались на снегу, и юноша рысью пустился вдогонку.
   Торлу было очень холодно. В одной руке он держал мешок, в другой - фонарь, так что ему никак не удавалось поплотнее завернуться в плащ. Пытаясь запахнуть его, пекарь выронил мешок, и буханки посыпались на снег. Чертыхаясь, он остановился и начал собирать их.
   - Проклятый Ваннор, - ругался Торл. - И какого дьявола я этим занимаюсь, если у него кончилось золото? - По правде говоря, пекарь, конечно, знал, какого дьявола: Торл помогал Ваннору и его товарищам из чистой ненависти - он горел желанием отплатить Волшебному Народу за разрушенную семью, разорение и исковерканную жизнь, а с такими мыслями десяток черствых буханок и известная доля риска - невысокая цена за сладкое чувство мести.
   Ваннор со своими людьми скрывался в лабиринте туннелей, вырытых уровнем выше основных стоков, служащих для того, чтобы отводить талый снег и воду после ливней. Более чистые, чем собственно канализация, они должны были оставаться достаточно сухими, по крайней мере, до весны. В северной части города у Волшебного Народа было мало сторонников, так что повстанцы получали все необходимое от тех, кто жил наверху. Водосток под домом Торла был идеальным местом, а учитывая горькую ненависть пекаря к Волшебному Народу, ему можно было доверять. Кроме того, в пекарне обычно горел огонь, и немного тепла проникало под землю, хоть чуть-чуть согревая промерзшие туннели. Карлек, в прошлом гарнизонный механик, провел трубу, выходившую прямо в печь, так что повстанцы могли разводить огонь, не опасаясь предательского дыма. И, конечно, пекарь регулярно снабжал их хлебом. "Вот уж действительно, - подумал Торл, благодаря мне, Ваннор неплохо устроился".
   Идти было недалеко. Обогнув пекарню, Торл нырнул в узкий переулок, идущий вдоль высокой стены конюшни. Он тщательно осмотрелся, но сюда обычно никто не захаживал. Поставив мешок, пекарь нагнулся и, кряхтя, поднял крышку люка, который был устроен прямо в мостовой. Прихватив с собой хлеб и фонарь, Торл спустился в колодец и задвинул за собой крышку. Он даже и не подозревал, что за ним наблюдают.
   Берн с трудом мог поверить своим глазам: его папаша полез в канализаций Он быстро вышел из своего укрытия и побежал к люку как раз в тот момент, когда из шахты донесся приглушенный голос Торла.
   - Это я. Послушай, мне надо увидеться с Ваннором. Похоже, мой сын начинает что-то подозревать.
   Берн замер. Ваннор? Купец был объявлен вне закона, и по всему городу ходили слухи, что он собирает войско против Волшебного Народа. Берну потребовалось лишь несколько секунд, чтобы прийти к очевидному заключению, которое решало все его затруднения. Торл будет казнен за измену и навсегда убран с дороги - да к тому же, должно быть, за донос полагается награда. Можно будет начать новое дело... Берн стремительно вскочил. Куда же бежать? В Академию? Нет, гарнизон ближе. Они поймают одновременно и смутьянов, и Торла. Но сначала нужно позаботиться о награде. Новый командующий, Ангос, говорят, был грязным наемником - такой и родную мать продаст, назови только цену! И что такого, если он со своими воинами обеспечит Берну наследство? То и дело поскальзываясь на подтаявшем снегу, сын Торла со всех ног кинулся в гарнизон.
   ***
   - Говорю тебе, она жива! - Миафан ударил костлявым кулаком по теплому пледу, покрывавшему постель, и лицо его, перечеркнутое повязкой на выжженных глазах, исказилось от гнева.
   Браггар наклонился к Элизеф и прошептал ей на ухо:
   - Ты уверена, что вместе с глазами она не спалила ему и мозги?
   - Что ты сказал?! - Миафан с поразительной точностью повернулся к магу Огня и поднял руку. С его пальцев стремительно потек холодный туман, собрался тусклым облачком у башмаков Брагтара, а потом принял образ блестящей змеи, которая резво поползла вверх по его ногам. Браггар усилием воли подавил крик и попытался сделать отводящие пассы, но слишком поздно: свирепая голова оказалась на уровне его лица. Змея зашипела, обнажив острые клыки, из которых сочился яд.
   - Нет, нет, Миафан! - поспешно крикнула Элизеф. - Он не это хотел сказать! Он уже раскаивается!
   - Она права, Владыка! Я.., я прошу прощения! - еле слышно прохрипел Браггар. Змея исчезла. Миафан злобно засмеялся, но тут же оборвал смех.
   - Так какие же у тебя предложения по этому поводу? Волшебница нахмурилась.
   - По поводу Брагтара, Владыка?
   - Да нет же, идиотка! По поводу Ориэллы! Она возвращается! Возвращается за мной, за всеми нами! Она преследует меня во сне, и в глазах ее - смерть...
   - Владыка, такого просто не может быть! - запротестовал Браггар. - Она же утонула во время бури. Мы все это почувствовали...
   - Но недостаточно сильно! - рявкнул Миафан. - Совсем не так, как когда твой болван Деворшан дал себя убить! Элизеф непроизвольно ойкнула, а он снова усмехнулся.
   - О, я с самого начала знал о вашей затее все. Может, я и слепой, но, да будет тебе известно, здесь от меня ничто не ускользнет.
   - Это к делу не относится, - бесстрастно произнесла Элизеф. Ориэлла мертва. Какая разница, что мы недостаточно сильно почувствовали ее уход? В конце концов нас разделял океан, не говоря уже о том, что все мы были потрясены, ведь она напала на тебя.
   - Элизеф, ты просто дура! - взорвался Миафан. - Ориэлла жива и представляет колоссальную угрозу! Если мы хотим сохранить то, чего добились, ее необходимо остановить. - Руки Верховного вцепились в кристалл, висевший у него на шее. - А что с этим проклятым Анваром? Уж он-то точно пережил этот ваш идиотский шторм.
   - Да кто такой, черт подери, этот Анвар? - вмешался Браггар.
   Элизеф недоуменно пожала плечами:
   - Понятия не имею.
   - Он слуга госпожи Ориэллы, - донесся из угла почтительный голос Элевина. Мажордом почти неотлучно ухаживал за своим хозяином, и они забыли о его присутствии. - Мой господин никогда не любил беднягу, - продолжал он, - хотя тот был самым прилежным парнишкой, которого я когда-либо...
   - Заткнись! - выпалил Миафан. - Да, против моей воли она сделала этого ублюдка своим слугой. Я хочу, чтобы он умер, вы слышите меня? Голову на кол! Вырвать сердце из груди! Тело разрубить и втоптать в землю! Я хочу...
   - Тише, тише, Владыка, - пробормотала Элизеф, протягивая ему бокал вина. Мы с Браггаром позаботимся об обоих, обещаю.
   - Да не об Ориэлле, тупица! Я желаю, чтобы ее привели ко мне живой. Я хочу ее... - Миафан похотливо облизнулся и мечтательно замурлыкал. Браггар открыл было рот, но Элизеф сделала ему знак молчать.
   - Не тревожься. Владыка, - сказала волшебница. - Можешь спокойно доверить это дело нам. Останься с ним, Элевин. - И, взяв Браггара за руку, увлекла его прочь от постели Владыки.
   Когда они выходили из комнаты, Элевин почтительно поклонился.
   - Еще вина, господин? - слуга взял бокал из руки Миафана, и, вытащив из кармана клочок бумаги, высыпал его содержимое, зеленоватый порошок, в вино. Затем протянул бокал Миафану. - Этот сорт лучше, не правда ли, повелитель?
   Миафан сделал глоток и почмокал губами.
   - Неплохо, неплохо... Я не узнаю винограда, но очень неплохо...
   Внезапно он обмяк, повалился на подушки и тихонько засопел. Элевин вытащил у него из пальцев бокал и выпрямился. Вся его услужливость немедленно испарилась. Осторожно выглянув в коридор, он прокрался к покоям Элизеф, и, приложив ухо к стене, прислушался.
   Апартаменты волшебницы представляли из себя чисто выбеленную комнату, просторную, но скудно обставленную; мебель можно было назвать элегантной, но она была неудобной, и ее явно не хватало. Браггар примостился на деревянном стуле, в душе проклиная Элизеф за ее упорное стремление изображать перед всем миром этакую скромницу. Он знал, что дверь в дальнем конце комнаты ведет в роскошную спальню: ковры, шелковые драпировки и все такое - поистине храм наслаждения! Маг с неприязнью вспомнил, что с тех пор, как Элизеф начала интересоваться Деворшаном, ему, Браггару, было наотрез отказано в доступе в это святилище. О, как он был счастлив, когда этот хилый юнец погиб!
   - Вина? - Элизеф достала бокалы из шкафа в углу.
   - А покрепче ничего нет? Волшебница возвела очи к потолку.
   - Ты слишком много пьешь, Браггар, - отрезала она. - Как я могу на тебя положиться, если ты постоянно подшофе?
   - Заткнись и дай мне выпить! - прорычал Браггар. "Ну погоди, - подумал он. - Когда-нибудь я заставлю тебя заплатить за все твои шуточки! И тогда ты будешь умолять о снисхождении - или больше того!" Эта мысль в сочетании с бокалом крепкой настойки, который Элизеф неохотно вручила ему, принесла некоторое успокоение.
   - Ну, так что ты думаешь? - резкий голос Элизеф рассеял приятные мечты. Я вижу, тебя уже нет смысла спрашивать, - добавила она, усаживаясь в кресло перед камином с бокалом белого вина в руке.
   - Какая жалость, что тебе больше некого спросить, - огрызнулся Браггар и с удовлетворением отметил, как скривилось от гнева ее лицо. - Что я могу сказать? Ясно, что в башке у Миафана что-то повредилось. Как она могла остаться в живых?
   Элизеф нахмурилась.
   - Я так не думаю, - сказала она. - Вспомни, как близки они были? Уж если кто и знает, жива ли Ориэлла, так это он.
   - Чепуха! Старый дурак впал в детство, и ты это знаешь. Мы должны положить конец его страданиям и сами взять власть.
   - Браггар, дубовая твоя голова! - огрызнулась Элизеф - Верховный нужен нам как прикрытие. Он позаботился распустить слухи, что именно его магия уничтожила призраков Чаши. Нам удалось протолкнуть Навиша в представители купцов, а этот тупоголовый наемник, Ангос, за деньги сделает все, что угодно, но долго они не протянут, если за ними перестанут видеть Владьжу Смертные боятся его как огня, но если он вдруг исчезнет, я не представляю, как удержать город в руках.
   - Но если он всего лишь прикрытие, почему же мы пляшем под его дудку?
   Элизеф сделала глоток вина.
   - Как правило - нет, но если Ориэлла действительно уцелела, нельзя допустить, чтобы она вернулась. Может, Миафан и хочет оставить ее в живых, но я не хочу. Я уже все обдумала. Нам известно, где она была в море, а зная силу и направление бури, легко вычислить, что если она жива, то сейчас наверняка в Южных Царствах.
   - Юг! Как же ты собираешься ее там найти? - возразил Браггар. - Даже если бы мы могли отправить туда войска, южане сочли бы это вторжением, а война нам сейчас совсем некстати! Кроме того, я слышал, что они не любят магов, и если Ориэлла действительно там, то все решится само собой.
   - Зачем полагаться на случай, когда у нас есть и другие средства? - Элизеф лукаво посмотрела на него. Браггар знал: волшебница ждет, пока он спросит, что она имеет в виду, а потом снова уличит его в глупости. Отказавшись играть в ее игру, маг одним махом проглотил содержимое своего бокала и встал, чтобы налить себе новую порцию.
   - Ты всегда слишком много о себе воображала, - сказал он.