Страница:
Природы строгое бесстрастье:
В нем – благодать.
Земное истинное счастье.
Поэт устанавливает необходимое эмоциональное равновесие между тем восторгом, который вызывают у лирического героя картины русской зимы, и тем важным человеческим отношением, которое проектируется красотой пейзажа в его сознании.
В природе, как пишет поэт, «словно тайная есть сила притяженья», она нас учит видеть всю глубину небес с их «нетленною красою» и «звезд полуночных лучистый хоровод». Природа успокаивает и уводит человека от «суетных забот» и «мелочных обид». И вот главный совет поэта, который был дан в стихотворении «Когда провидя близкую разлуку…»:
Другим выдающимся поэтом, оставившим глубокий след в русской поэзии 80-х годов XIX в. и в последующие десятилетия, особенно в творчестве символистов, был Владимир Сергеевич Соловьев — сын историка С.М. Соловьева, автора многотомной «Истории России». Будучи религиозным философом и мыслителем, B.C. Соловьев отличался философским подходом не только в научных и литературно-критических работах, но и в лирических произведениях, в том числе в жанрах исторической и пейзажной лирики. В очерке «Соловьев нашей юности» писатель-эмигрант Б.К. Зайцев вспоминал о нем: «Всегда поражался красотой этого необыкновенного, таинственного лица… – магические глаза, ровно поседевшая длинная борода, общее впечатление духовности и даже музыкальности». И дальше: «Соловьев сразу почувствовался как светлый дух, с которым легко дышать. В построении своем охватывал он Вселенную, над которой сияет Бог. Мир, где мы живем, таинственно соединяется с Богом, и устроен так гармонически и мудро, что внушает просто радость. Зло в нем бесспорно, но тонет в потоке света… Мир – Всеединство. Бог ему трансцендентен, но все в мире тайно и загадочно к Нему тяготеет: а Его Сын – связь»[55].
Своеобразие B.C. Соловьева-поэта заключалось в том, что он в своих стихотворениях связывал в единое поэтическое целое космический, небесный, претворенный в Боге, взгляд на мир с земным – с его природой и красотой. В центре же его лирики всегда была душа человеческая с ее идеалами, страстями и переживаниями. Не Бог в отрыве от лирического героя, и не человек сам по себе с его чувствами и социальными проблемами, и тем более не природа в отдаленной от человека красоте – а все вместе, во Всеединстве. Эту черту как органическое качество русской поэзии подчеркивал в свое время И.А. Ильин: «Русский поэт обладает… некоторой абсолютной чувствительностью; у него пронзенное сердце и потому – пронзительный взгляд…» Он не был только созерцателем природы и быта. «…Русская поэзия долго была представительницей русской религиозности, русской национальной философии и русского пророческого дара»[56].
В соединении трех измерений создавалась поэтика Соловьева, рождавшая обобщающие образы в форме религиозных символов, выразительных аллегорий или впечатляющих олицетворений. С этой точки зрения интересно его стихотворение «Ех oriente lux»[57] (1890), которое и в наше время звучит чрезвычайно актуально.
В поэтическом слове Соловьева, в его художественных образах слиты и пейзаж, и состояние души человека и тот божественный луч, ожидание храма Божия, который освещает и одухотворяет жизненный путь человека.
Поэтическое восприятие природных явлений, воплощенное в некоторых стихотворениях B.C. Соловьева, необычайно близко к символическому. У поэта есть стихотворения, в которых художественный образ создается на основе приема параллелизма. Так, в начале осени 1897 г. поэта поразил мелькающий и быстро исчезающий луч солнца, появляющийся в разрыве осенних облаков. Соловьев написал стихотворение, в котором осмыслил это наблюдение.
В творчестве Соловьева образ Владычицы, Пресвятой Богородицы, небесной Царицы и Мировой Души был одним из центральных. Этот символ для поэта являлся неким духовным абсолютом, важнейшей частью его христианского верования. (См. об этом подробнее в главе «Эволюция поэтики позднего романтизма.
B.C. Соловьев – поэт духовного обновления».) В статье о Соловьеве Н.В. Банников отметил: «Для стихов Вл. Соловьева характерно стремление вырваться из-под власти вещественного и временного бытия к запредельному, вечному миру». И в другом месте: «Искусство, которому в переустройстве жизни философ отводил важную роль, служит, по Соловьеву, «осуществлению человеком божественных сил в самом реальном бытии природы»[59].
В русской классической поэзии XIX в., фундамент которой был заложен творчеством А. С. Пушкина, проявились самые замечательные качества стиха, его акустического богатства, силы, крепости и выразительности.
При всем разнообразии тенденций и эстетических веяний вечное противостояние человека и природы решалось в поэзии в рамках гуманистических устремлений. Русские поэты боготворили Россию и оставили будущим поколениям, как написала А.Е. Тархова, «огромный портрет родной природы»[60]. В обновляемой жизни России XXI века заветы наших великих предшественников, можно надеяться, не будут забыты.
Стилистика темы эроса в поэзии: душа и чувство
Любовная лирика с названным адресатом
Любовная лирика с неназванным адресатом. Ее особенности в поэзии романтического и демократического направления
В нем – благодать.
Земное истинное счастье.
Поэт устанавливает необходимое эмоциональное равновесие между тем восторгом, который вызывают у лирического героя картины русской зимы, и тем важным человеческим отношением, которое проектируется красотой пейзажа в его сознании.
В природе, как пишет поэт, «словно тайная есть сила притяженья», она нас учит видеть всю глубину небес с их «нетленною красою» и «звезд полуночных лучистый хоровод». Природа успокаивает и уводит человека от «суетных забот» и «мелочных обид». И вот главный совет поэта, который был дан в стихотворении «Когда провидя близкую разлуку…»:
В советское время творчество Великого князя Константина Константиновича Романова замалчивалось: слова его стихов звучали лишь в великолепных романсах П.И. Чайковского, С.В. Рахманинова и др. Только начиная с 90-х годов XX в. стали появляться в печати переиздания его стихотворений.
Любя, надеясь, кротко и смиренно
Свершай, о друг, ты этот путь земной
И веруй, что всегда и неизменно
Христос с тобой!
Другим выдающимся поэтом, оставившим глубокий след в русской поэзии 80-х годов XIX в. и в последующие десятилетия, особенно в творчестве символистов, был Владимир Сергеевич Соловьев — сын историка С.М. Соловьева, автора многотомной «Истории России». Будучи религиозным философом и мыслителем, B.C. Соловьев отличался философским подходом не только в научных и литературно-критических работах, но и в лирических произведениях, в том числе в жанрах исторической и пейзажной лирики. В очерке «Соловьев нашей юности» писатель-эмигрант Б.К. Зайцев вспоминал о нем: «Всегда поражался красотой этого необыкновенного, таинственного лица… – магические глаза, ровно поседевшая длинная борода, общее впечатление духовности и даже музыкальности». И дальше: «Соловьев сразу почувствовался как светлый дух, с которым легко дышать. В построении своем охватывал он Вселенную, над которой сияет Бог. Мир, где мы живем, таинственно соединяется с Богом, и устроен так гармонически и мудро, что внушает просто радость. Зло в нем бесспорно, но тонет в потоке света… Мир – Всеединство. Бог ему трансцендентен, но все в мире тайно и загадочно к Нему тяготеет: а Его Сын – связь»[55].
Своеобразие B.C. Соловьева-поэта заключалось в том, что он в своих стихотворениях связывал в единое поэтическое целое космический, небесный, претворенный в Боге, взгляд на мир с земным – с его природой и красотой. В центре же его лирики всегда была душа человеческая с ее идеалами, страстями и переживаниями. Не Бог в отрыве от лирического героя, и не человек сам по себе с его чувствами и социальными проблемами, и тем более не природа в отдаленной от человека красоте – а все вместе, во Всеединстве. Эту черту как органическое качество русской поэзии подчеркивал в свое время И.А. Ильин: «Русский поэт обладает… некоторой абсолютной чувствительностью; у него пронзенное сердце и потому – пронзительный взгляд…» Он не был только созерцателем природы и быта. «…Русская поэзия долго была представительницей русской религиозности, русской национальной философии и русского пророческого дара»[56].
В соединении трех измерений создавалась поэтика Соловьева, рождавшая обобщающие образы в форме религиозных символов, выразительных аллегорий или впечатляющих олицетворений. С этой точки зрения интересно его стихотворение «Ех oriente lux»[57] (1890), которое и в наше время звучит чрезвычайно актуально.
Поэт обладал провидческим взором и видел «историю России, ее пути и судьбы; ее опасности, соблазны и крушения; ее призвание, предназначение и смысл ее бытия»[58]. В своем свободолюбии и дерзновенности Россия привержена также духу веры и любви, избирая путеводную идею, единственный для нее возможный символ – «Восток Христа».
«С Востока свет, с Востока сила!»
И к вседержительству готов,
Ирана царь под Фермопилы
Нагнал стада своих рабов.
Но не напрасно Прометея
Небесный дар Элладе дан.
Толпы рабов бегут, бледнея,
Пред горстью доблестных граждан.
…………………
И силой разума и права —
Всечеловеческих начал —
Воздвиглась Запада держава,
И миру Рим единство дал.
Чего ж еще недоставало?
Зачем весь мир опять в крови?
– Душа вселенной тосковала
О духе веры и любви!
…………………
О, Русь! в предвиденье высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?
В поэтическом слове Соловьева, в его художественных образах слиты и пейзаж, и состояние души человека и тот божественный луч, ожидание храма Божия, который освещает и одухотворяет жизненный путь человека.
Поэтическое восприятие природных явлений, воплощенное в некоторых стихотворениях B.C. Соловьева, необычайно близко к символическому. У поэта есть стихотворения, в которых художественный образ создается на основе приема параллелизма. Так, в начале осени 1897 г. поэта поразил мелькающий и быстро исчезающий луч солнца, появляющийся в разрыве осенних облаков. Соловьев написал стихотворение, в котором осмыслил это наблюдение.
Пред читателем возникают три семантических плана изображения. Он видит взаимодействие двух стихий, которое воспринимается человеком как театр действия живых одушевленных существ: осени с ее плачем, ревом бури и рыданьем леса и Владычицы земли, небес и моря — Божественной благости с умиротворяющим взором, посылающей осеннюю улыбку и озаряющей своим взором небосклон.
Я озарен осеннею улыбкой —
Она милей, чем яркий смех небес.
Из-за толпы бесформенной и зыбкой
Мелькает луч, – и вдруг опять исчез.
Плачь, осень, плачь, – твои отрадны слезы!
Дрожащий лес, рыданья к небу шли!
Реви, о буря, все свои угрозы,
Чтоб истощить их на груди земли!
Владычица земли, небес и моря!
Ты мне слышна сквозь этот мрачный стон,
И вот твой взор, с враждебной мглою споря,
Вдруг озарил прозревший небосклон.
1897
В творчестве Соловьева образ Владычицы, Пресвятой Богородицы, небесной Царицы и Мировой Души был одним из центральных. Этот символ для поэта являлся неким духовным абсолютом, важнейшей частью его христианского верования. (См. об этом подробнее в главе «Эволюция поэтики позднего романтизма.
B.C. Соловьев – поэт духовного обновления».) В статье о Соловьеве Н.В. Банников отметил: «Для стихов Вл. Соловьева характерно стремление вырваться из-под власти вещественного и временного бытия к запредельному, вечному миру». И в другом месте: «Искусство, которому в переустройстве жизни философ отводил важную роль, служит, по Соловьеву, «осуществлению человеком божественных сил в самом реальном бытии природы»[59].
* * *
Лучшие стихи русских поэтов Золотого века дышали любовью к родной земле, к несравненной красоте, разнообразию природы России и ее величественной, наполненной грандиозными событиями истории. Поэты приложили все свое уменье, свое удивительное искусство, чтобы в «пропасти забвенья» не исчезла память о поэтическом прошлом России.В русской классической поэзии XIX в., фундамент которой был заложен творчеством А. С. Пушкина, проявились самые замечательные качества стиха, его акустического богатства, силы, крепости и выразительности.
При всем разнообразии тенденций и эстетических веяний вечное противостояние человека и природы решалось в поэзии в рамках гуманистических устремлений. Русские поэты боготворили Россию и оставили будущим поколениям, как написала А.Е. Тархова, «огромный портрет родной природы»[60]. В обновляемой жизни России XXI века заветы наших великих предшественников, можно надеяться, не будут забыты.
Стилистика темы эроса в поэзии: душа и чувство
Любовь всегда была и есть главная тема искусства. И это вполне понятно. Здесь сходятся все нити человеческой жизни, все эмоции; через любовь человек соприкасается с будущим, с вечностью…со всем прошлым человечества.
Петр Успенский
В области искусства, и особенно в поэзии, любовь – «подлинная царица», как писала в статье «О любви» поэтесса Зинаида Гиппиус. Для русской поэзии Золотого века тема любви была стержневой, ведущей; она «засверкала всеми гранями»[61]: не было ни одного поэта, какой бы эстетической или философской ориентации он не придерживался, миновавшего этой темы[62]. Поэтические образы любви – той любви, которая представлялась поэтам во всем ее таинстве и красоте, – были на редкость многоразличны и многоцветны. Но важно отметить, что сами философские суждения о любви, парадоксы любви и ее толкования поэтами воплощались обычно в рамках сложившихся традиционных жанров словесного творчества. Ими создавался параллельный мир ценностей искусства, который в музыкальном и живописном выражении продолжает жить еще и сегодня, окружая нас до сих пор – в форме ли звучащих песен и романсов, в многообразии концертных исполнений, в красочных полотнах художников или в иллюстрациях книг и даже просто в переиздаваемых томиках стихотворных произведений поэтов. Представление о том, что любовь – высшая христианская ценность, что «Бог есть любовь», пронизывало в России не только философские и проповеднические трактаты, но и поэтическую словесность всего XIX в. В своей лекции «Россия в русской поэзии» И.А. Ильин отмечал: «Русская поэзия не построена искусственно… Она есть порождение и излияние русского сердца — во всей его созерцательности, страстности, искренности; во всем его свободолюбии и дерзновенности; во всем его Богоискательстве; во всей его непосредственности и глубине…»[63].
В любовной лирике XIX в. вообще не найдешь ни у одного поэта пошлой или циничной интерпретации этой темы. Даже когда поэт разочарован, охвачен тоской и пишет о трагедийных сторонах любви, его художественное творчество осознается им как некий «божественный глагол». Поэтом используются избранные, незаменимые, не обыденные и не затертые от повседневного употребления слова. По тем признакам, по которым содержание лирического произведения на тему любви в XIX в. «врастало» в его форму и выражалось в ней, можно выделить три группы стихотворных произведений:
1) любовная лирика с названным адресатом;
2) любовная лирика с неназванным адресатом; это, по преимуществу, лирика в поэзии романтического и демократического направления;
3) любовная лирика песенного и романсного типа.
В любовной лирике XIX в. вообще не найдешь ни у одного поэта пошлой или циничной интерпретации этой темы. Даже когда поэт разочарован, охвачен тоской и пишет о трагедийных сторонах любви, его художественное творчество осознается им как некий «божественный глагол». Поэтом используются избранные, незаменимые, не обыденные и не затертые от повседневного употребления слова. По тем признакам, по которым содержание лирического произведения на тему любви в XIX в. «врастало» в его форму и выражалось в ней, можно выделить три группы стихотворных произведений:
1) любовная лирика с названным адресатом;
2) любовная лирика с неназванным адресатом; это, по преимуществу, лирика в поэзии романтического и демократического направления;
3) любовная лирика песенного и романсного типа.
Любовная лирика с названным адресатом
К этой группе отнесены все те стихотворения, которые поэт предназначал какому-то конкретному лицу, иногда называя имя или даже имя с фамилией, иногда называя только инициалы (типа «К И.», «Послание И… П…») или символически обозначая его: «К N…», «К N.N.» «К ***». В случае когда поэт прибегал к символике, он не хотел по каким-то причинам публично называть имя избранницы. Бесспорно, однако, что героиня, которой предназначалось стихотворение, не просто догадывалась о его существовании, но, как правило, знала о нем.
Отличительная черта лирики с названным или только обозначенным символами адресатом заключалась в том, что в качестве лирических героев в этих стихотворениях выступали конкретные лица – та, которой предназначалось стихотворение, и сам поэт. Вся предметно-содержательная часть стихотворения (диктум) создавалась поэтом на основе пережитых ими событий и чувств, о которых знали он и она. Таково, например, послание А.А. Фета «А.Л. Бржеской»:
Чувства обуревали поэта, и он посвятил А.Л. Брежской еще два стихотворения под одним и тем же заголовком «Ей же». В одном из них он писал:
Это состояние души поэта перед ликом Любви лучше других выразил Ф.И. Тютчев в своем стихотворном посвящении «Е.Н. Анненковой» (в замужестве кн. Голициной):
Трудно не упомянуть об одном великосветском стихотворении, написанном А.Н. Апухтиным – «В альбом Е.Е.А.», которое также предназначено не названной полным именем, но покорившей сердце поэта красавице:
Комментаторам и литературоведам не всегда удается установить, к кому были обращены стихотворные строки. К такого рода загадочным посвящениям относится, например, изящное и краткое стихотворение Ф.И. Тютчева:
К***
Из нескольких лирических стихотворений Ф.И. Тютчева с не названным, но обозначенным адресатом, одно прославилось, став великолепным романсом:
К.Б.
Всегда волнующая концовка романса напоминает о том «золотом времени» молодости, когда впервые встретились юная Амалия Максимилиановна Крюденер (урожденная гр. фон Лархенфельд) и поэт:
Это стихотворение написано поэтом в 1870 г., а другое стихотворение, упомянутое в начале романса («Я помню время золотое…»), написано поэтом, как считают специалисты, не ранее 1834 г. В эти годы поэт находился в Баварии и был увлечен Амалией Крюденер; тогда он создал стихотворение, о котором Н.А. Некрасов написал, что оно «принадлежит к лучшим произведениям» Тютчева, «да и вообще всей русской поэзии».
Лирическое стихотворение с названным адресатом – это своеобразное зеркало прошедшего эпизода жизни поэта. В стихотворении, как правило, присутствуют два героя и отражается реальный характер произошедших событий, поэтическую оценку которых дает автор.
Отличительная черта лирики с названным или только обозначенным символами адресатом заключалась в том, что в качестве лирических героев в этих стихотворениях выступали конкретные лица – та, которой предназначалось стихотворение, и сам поэт. Вся предметно-содержательная часть стихотворения (диктум) создавалась поэтом на основе пережитых ими событий и чувств, о которых знали он и она. Таково, например, послание А.А. Фета «А.Л. Бржеской»:
Грустный фон стихотворения и «болезненный крик» души – это отклик на смерть А.Ф. Бржеского в 1868 г., связанного с героиней стихотворения родственными узами. С центральным образом у поэта ассоциируются лишь самые высокие чувства. В первой публикации стихотворения полное имя своей героини поэт не назвал. Оно было впервые опубликовано в журнале «Огонек» в 1879 г. (№ 8) под заглавием «А.Л. Б-ой». Критик Н.Н. Страхов в том же 1879 г. писал Фету: «Ваше последнее стихотворение – какая прелесть!
Далекий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык.
…………………
Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес,
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье, —
Прочь этот сон, – в нем слишком много слез!
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
1879
Как это тепло и трогательно. Один знакомый нашел только, что огонь не может плакать. Тонкое замечание». Фет ответил в своем письме на эти слова так: «Не говорят ли: солнце на закате плачет. А что оно, как не огонь?» Поэтические образы этого стихотворения покорили и Л.Н. Толстого. В том же 1879 г. он писал поэту: «Я все хвораю, дорогой Афанасий Афанасьевич, и от этого не отвечал вам тотчас же на ваше письмо с превосходным стихотворением. Это вполне прекрасно. Коли оно когда-нибудь разобьется и засыплется развалинами, и найдут только отломанный кусочек: в нем слишком много слез, то и этот кусочек поставят в музей и по нем будут учиться».
Кто скажет нам?…
…………………
И в ночь идет, и плачет, уходя…
Чувства обуревали поэта, и он посвятил А.Л. Брежской еще два стихотворения под одним и тем же заголовком «Ей же». В одном из них он писал:
Использованный поэтом стилистический прием повтора («опять весна»… «опять», «опять», «опять») выполняет в строфе эмоционально-усилительную функцию и создает приподнятое, «весеннее» и жизнеутверждающее настроение. Философ П.Д. Успенский (1878–1947) в работе «Искусство и любовь» высказал убеждение в том, что «только искусство может говорить о любви»[64]. Дальше развивая эту мысль, он подчеркивал: «Влияние женщины на душу мужчины похоже на влияние природы на человека. Тут действует соприкосновение с той же самой тайной… Человек высшего развития должен очень много понимать через любовь… Любовь для него всегда будет чудом, и в ней никогда для него не будет ничего простого… Он никогда не будет умалять значения любви, никогда не будет говорить о ней простыми словами».
Опять весна! опять дрожат листы
С концов берез и на макушке ивы.
Опять весна! опять твои черты.
Опять мои воспоминанья живы.
Это состояние души поэта перед ликом Любви лучше других выразил Ф.И. Тютчев в своем стихотворном посвящении «Е.Н. Анненковой» (в замужестве кн. Голициной):
Романтическая нота таинственности и некоторой недосказанности нередко присутствует в лирических стихотворениях с адресатом, скрытым за обозначениями «К N…», «К N.N.», «К ***» или под.
И в нашей жизни повседневной
Бывают радужные сны.
В край незнакомый, в мир волшебный,
И чуждый нам и задушевный,
Мы ими вдруг увлечены.
…………….
Трудно не упомянуть об одном великосветском стихотворении, написанном А.Н. Апухтиным – «В альбом Е.Е.А.», которое также предназначено не названной полным именем, но покорившей сердце поэта красавице:
Стилистика этих строк особая. Стихи звучат в разговорной и шутливой тональности. Поэт написал так, чтобы вызвать улыбку шутливой деталью – стать «разорванной перчаткой» очаровательной напарницы по танцу… При всех различиях в стилистике приведенных посланий обращает на себя внимание общая манера построения текста. В них используется, во-первых, прямое обращение к адресату; во-вторых, поэтические образы создаются по немногим внешним и скупым чертам, носящим автобиографический характер.
Вчера на чудном, светлом бале,
От вальса быстрого устав,
Вы, невзначай и задрожав,
Свою перчатку разорвали.
И я подумал: «О, мой бог!..
(А на душе так было сладко)
Я был бы счастлив, если б мог
Быть той разорванной перчаткой!»
Комментаторам и литературоведам не всегда удается установить, к кому были обращены стихотворные строки. К такого рода загадочным посвящениям относится, например, изящное и краткое стихотворение Ф.И. Тютчева:
К***
Интересно, что в прижизненные издания произведений поэта это стихотворение не включалось.
Уста с улыбкою приветной,
Румянец девственных ланит
И взор твой светлый, искрометный —
Все к наслаждению манит…
Ах! Этот взор, пылая страстью,
Любовь на легких крыльях шлет
И некою волшебной властью
Сердца в чудесный плен влечет.
Из нескольких лирических стихотворений Ф.И. Тютчева с не названным, но обозначенным адресатом, одно прославилось, став великолепным романсом:
К.Б.
По свидетельству Я.П. Полонского, инициалы в заглавии стихотворения обозначают сокращение переставленных слов «Баронессе Крюденер».
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
Всегда волнующая концовка романса напоминает о том «золотом времени» молодости, когда впервые встретились юная Амалия Максимилиановна Крюденер (урожденная гр. фон Лархенфельд) и поэт:
В заключительных строках использованы два выразительных стилистических приема: антитеза «воспоминанье – жизнь» и восходящая градация с повтором – «И то же в вас очарованье / И та ж в душе моей любовь!..»
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, —
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
Это стихотворение написано поэтом в 1870 г., а другое стихотворение, упомянутое в начале романса («Я помню время золотое…»), написано поэтом, как считают специалисты, не ранее 1834 г. В эти годы поэт находился в Баварии и был увлечен Амалией Крюденер; тогда он создал стихотворение, о котором Н.А. Некрасов написал, что оно «принадлежит к лучшим произведениям» Тютчева, «да и вообще всей русской поэзии».
В стихотворении, в отличие от того, которое Ф.И. Тютчев написал в 1870 г., нет действия, нет намека на отношение поэта к героине. Выражено лишь одухотворенное чувство любви к жизни и осознание того, как стремительно уйдет этот миг счастливого и беззаботного состояния души. По жанру это стихотворение ближе к медитативной лирике.
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
…………………
Ты беззаботно вдаль глядела…
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.
Лирическое стихотворение с названным адресатом – это своеобразное зеркало прошедшего эпизода жизни поэта. В стихотворении, как правило, присутствуют два героя и отражается реальный характер произошедших событий, поэтическую оценку которых дает автор.
Любовная лирика с неназванным адресатом. Ее особенности в поэзии романтического и демократического направления
Русская поэзия XIX в. дала не только глубокое и многостороннее освещение вечной темы любви – она выразила возвышенное, облагороженное, теплое и светлое отношение к ней: «язык любви, язык чудесный…», как писал М.Ю. Лермонтов. Поэты воспели глубину, многообразие любви, ее нежность и страсть, преклонение перед любимым человеком, волшебные силы любви, возвышающие его.
Известны замечательные образцы поэтических стихотворных произведений, в которых были переданы тончайшие нюансы переживаний и размышлений влюбленного. Как писал КГ. Паустовский, «…у любви тысячи аспектов, и в каждом из них свой свет, своя печаль, свое счастье и свое благоухание».
При всем разнообразии стихотворных форм выражения любви в XIX в. нельзя не заметить некую общность в стихотворной технике, в приверженности поэтов к традициям, сложившимся до них и уходящим в прошлое, особенно в том, что касается жанров стихотворных произведений. Наиболее характерными в этом отношении были такие жанры, как элегия, стансы, идиллия, сонет, триолет, медитативная миниатюра. Особыми чертами отличались жанры песни и романса. Было немало сходного в совокупности бытующих мотивов любовной лирики.
Многое зависело и от сложившихся представлений о любви в той среде, из которой вышел поэт, – от его мировоззрения, отличительных черт образования и таланта, от преобладавших в обществе взглядов. Не могло не сказаться также влияние поэтических школ, групп и направлений. Так, весьма значительными были различия в сфере романтической поэзии 40—50-х годов и демократической гражданской поэзии 50—60-х годов.
В течение послепушкинского периода поэзия складывалась в противоборстве разных начал, что отражало возраставшие исторически обусловленные противоречия жизни, с одной стороны, и различное понимание эстетики и целей поэзии, с другой. «Вообще, когда мы говорим о двух поэтических лагерях, нужно иметь в виду большую пестроту и сложность отношений как внутри каждого из лагерей, так и в отношениях между ними, особенно если учитывать эволюцию общественной и литературной жизни… Поэты-демократы испытывали определенное (и положительное тоже) влияние со стороны поэтов чистого искусства: Никитин, например, в своей лирике природы… И все же в целом между двумя поэтическими движениями проходит достаточно четкий водораздел»[65]. Стилистика Эроса в поэзии разных направлений также характеризовалась заметными различиями. В этом отношении представляет определенный интерес творчество таких корифеев поэтического воплощения чувства любви, как Ф.И. Тютчев и Н.А. Некрасов. Вспомним о некоторых сторонах их поэзии.
Вершиной творчества в области любовной лирики Ф.И. Тютчева признан цикл его стихотворений, вошедших в историю русской поэзии под названием «денисьевского». Стихи этого цикла посвящены Е.А. Денисьевой, отношения с которой поэт называл «последней любовью»:
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
Стихи потрясают читателя насыщенностью страстной, жгучей любви, соединенной с мучительными страданиями… Образ любви у Тютчева – это образ величайшего напряжения, «рокового поединка», образ неравной борьбы двух любящих сердец. Противопоставление, контраст, антитеза – вот главные стилистические средства, которые помогли поэту выразить сущность переживаемого чувства. Самым сильным, стержневым для этого цикла, является стихотворение «Предопределение»:
Важно подчеркнуть самые сильные художественные стороны лирики денисьевского цикла, поставившие эти стихотворения на уровень шедевров не только национального, но и мирового значения. В творчестве поэта соединились два таланта, которые «своей неразрешимой тайной» обвораживают нас – талант мыслителя и талант художника. Причем сила художественного выражения должна быть поставлена на первое место. В любовной лирике Тютчева есть запоминающиеся мысли и слова, которые сохранились в культурном сознании общества как крылатые фразы, как красноречивые аксиомы и бесспорные истины (типа «любовь, любовь – гласит преданье…») и др. Приведем самые популярные из них:
Известны замечательные образцы поэтических стихотворных произведений, в которых были переданы тончайшие нюансы переживаний и размышлений влюбленного. Как писал КГ. Паустовский, «…у любви тысячи аспектов, и в каждом из них свой свет, своя печаль, свое счастье и свое благоухание».
При всем разнообразии стихотворных форм выражения любви в XIX в. нельзя не заметить некую общность в стихотворной технике, в приверженности поэтов к традициям, сложившимся до них и уходящим в прошлое, особенно в том, что касается жанров стихотворных произведений. Наиболее характерными в этом отношении были такие жанры, как элегия, стансы, идиллия, сонет, триолет, медитативная миниатюра. Особыми чертами отличались жанры песни и романса. Было немало сходного в совокупности бытующих мотивов любовной лирики.
Многое зависело и от сложившихся представлений о любви в той среде, из которой вышел поэт, – от его мировоззрения, отличительных черт образования и таланта, от преобладавших в обществе взглядов. Не могло не сказаться также влияние поэтических школ, групп и направлений. Так, весьма значительными были различия в сфере романтической поэзии 40—50-х годов и демократической гражданской поэзии 50—60-х годов.
В течение послепушкинского периода поэзия складывалась в противоборстве разных начал, что отражало возраставшие исторически обусловленные противоречия жизни, с одной стороны, и различное понимание эстетики и целей поэзии, с другой. «Вообще, когда мы говорим о двух поэтических лагерях, нужно иметь в виду большую пестроту и сложность отношений как внутри каждого из лагерей, так и в отношениях между ними, особенно если учитывать эволюцию общественной и литературной жизни… Поэты-демократы испытывали определенное (и положительное тоже) влияние со стороны поэтов чистого искусства: Никитин, например, в своей лирике природы… И все же в целом между двумя поэтическими движениями проходит достаточно четкий водораздел»[65]. Стилистика Эроса в поэзии разных направлений также характеризовалась заметными различиями. В этом отношении представляет определенный интерес творчество таких корифеев поэтического воплощения чувства любви, как Ф.И. Тютчев и Н.А. Некрасов. Вспомним о некоторых сторонах их поэзии.
Вершиной творчества в области любовной лирики Ф.И. Тютчева признан цикл его стихотворений, вошедших в историю русской поэзии под названием «денисьевского». Стихи этого цикла посвящены Е.А. Денисьевой, отношения с которой поэт называл «последней любовью»:
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
«Денисьевский цикл, – писал литературовед Б. Бухштаб, – своего рода роман, психологические перипетии которого и самый облик героини напоминают нам романы Достоевского»[66]. Эти стихотворения относятся ко времени зрелого творчества поэта – они написаны в 50—60-е годы[67].
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
…………………
Стихи потрясают читателя насыщенностью страстной, жгучей любви, соединенной с мучительными страданиями… Образ любви у Тютчева – это образ величайшего напряжения, «рокового поединка», образ неравной борьбы двух любящих сердец. Противопоставление, контраст, антитеза – вот главные стилистические средства, которые помогли поэту выразить сущность переживаемого чувства. Самым сильным, стержневым для этого цикла, является стихотворение «Предопределение»:
Ф.И. Тютчев писал и о других формах женской любви, которая для него могла быть целостной, трогательной, гармоничной и созидательной.
Любовь, любовь – гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…
Важно подчеркнуть самые сильные художественные стороны лирики денисьевского цикла, поставившие эти стихотворения на уровень шедевров не только национального, но и мирового значения. В творчестве поэта соединились два таланта, которые «своей неразрешимой тайной» обвораживают нас – талант мыслителя и талант художника. Причем сила художественного выражения должна быть поставлена на первое место. В любовной лирике Тютчева есть запоминающиеся мысли и слова, которые сохранились в культурном сознании общества как крылатые фразы, как красноречивые аксиомы и бесспорные истины (типа «любовь, любовь – гласит преданье…») и др. Приведем самые популярные из них: