Людмила Карловна Граудина, Галина Ивановна Кочеткова
Русское слово в лирике XIX века (1840–1900): учебное пособие
Введение
…Прекрасные стихотворения, как живые существа, входят в круг нашей жизни; они то учат, то зовут, то благословляют; среди них есть ангелы-хранители, мудрые вожди, искусители-демоны и милые друзья. Под их влиянием люди любят, враждуют и умирают…
Н. Гумилев
В 2004 г. в Москве небольшим тиражом (550 экз.) вышла в свет выдающаяся по своим достоинствам книга – «Душа России. Пятнадцать веков русской поэзии. Всеобщая энциклопедическая антология». В ней на тысяча трех страницах автор-составитель, поэт В.А. Ленцов, представил великую русскую поэзию «от былинных времен до наших дней». Среди двух тысяч поэтов, произведения которых помещены в этой антологии, Золотой век русской поэзии представлен девяносто девятью поэтами – от всеми любимого Александра Пушкина до мало кому известного Дмитрия Стахеева. В.А. Ленцов в предисловии к книге («от составителя») подчеркнул одну особенность Золотого века в нашей культуре: «…Величайшим завоеванием поэтов Золотого века – считаем то, что изо всех веков век девятнадцатый в сознание людей вошел наиболее зримо, наиболее объемно, видимо, в наибольшей мере доступно сознанию мыслящего человека… Да, потрудились над этим и проза того времени, и драматургия. Но вскормила их духовно – поэзия… Если мы с вами, дорогой читатель, прочтя эту книгу, возьмем да и представим, что породила в вас поэзия Золотого века, все это вместе сложим, то мы вдруг ощутим, как поднимает нас могучая сила, как будто вырастают у нас крылья, и мы парим над трепетной Москвою той поры, над четким Петербургом… И всякий тогдашний житель их, кто молод духом был и был открыт добру, он вдруг становится нам с вами самым близким другом, хотя по сути – он наш прапрадед, но никогда он не состарится в восприятии нашем! Вот такие чудеса сотворяет поэзия! И наивысших высот в этом волшебстве достигли они, поэты Золотого века…»
А.С. Пушкин дал мощный толчок развитию поэзии XIX в., ставшей для русского народа источником вечной красоты, духовности и гармонии. Его творчество в XIX в. навсегда осталось маяком, на который равнялись все последующие поэты – и по уровню интеллекта, и по уровню художественного сознания, и по уровню версификационного мастерства. В обществе укрепилось понимание, что без хороших поэтов и литераторов наступает «беспробудный сон золотой посредственности», как сказал некогда А. Бестужев. Послепушкинская поэзия 40—90-х годов XIX в. – это особый материк, со своими разительными контрастами, драматическими сюжетами и величественными достижениями. Философ и знаток русской культуры И.А. Ильин писал: «Вряд ли есть еще один народ на свете, который имел бы такую поэзию, как русская; и по языку, и по творческой свободе, и по духовной глубине. Да – по глубине. Ибо силою исторического развития оказалось, что русский поэт – есть одновременно – национальный пророк и мудрец, и национальный певец, и музыкант. И в русской поэзии – открытой всему на свете – и Богу – и молитве – и миру; и своему – и чужому; и последней полевой былинке, и тончайшему движению души – мудрость облекается в прекрасные образы, а образы изливаются в ритмическом пении»[1]. Надо обращаться к русской поэзии. «Войти в ее воды, как в воды самой России, и внять ее словам, как глаголу России о ней самой»[2]. Главная особенность поэтов Золотого века состоит в том, что каждый из них, при всем удивительном разнообразии индивидуальностей и талантов, выполнял духовную миссию, которую создатели поэзии осознавали как служение отечеству, своему обществу и народу России.
Содержание, мотивы, жанры послепушкинской поэзии, так же как средства и способы словесно-художественного творчества, хотя и развивались под знаком классической пушкинской поэзии и других поэтов пушкинской поры 1-й трети XIX в., но все же с
течением времени видоизменялись, насыщались новым содержанием и ранее неизвестными формами. Заметно менялись литературные нормы и вкусы эпохи. Поэтическая стихотворная речь, как море, находилась в неустанном движении – приливах, отливах и возмущениях – в соответствии с теми новыми возникавшими направлениями, которые существовали и даже в какое-то время главенствовали в поэзии 2-й половины XIX в. Да, поэт учился у поэта. Но вместе с тем это были и конкретные личности, которые, с одной стороны, различались по своим взглядам и средствам самовыражения, а с другой – объединялись по неким социальным, психологическим и культурологическим причинам в группы, создавая школы, направления, течения.
Часто в учебниках по истории русской поэзии XIX в. творчество авторов рассматривается в отдельных главах, расположенных в хронологическом порядке по персоналиям: А.В. Кольцов; Ф.И. Тютчев; А.А. Фет; Н.А. Некрасов; А.Н. Майков и т. д. В предлагаемой вниманию читателей книге принят другой принцип изложения – по поэтическим школам, группам и направлениям. Так, в отдельных главах излагаются сведения о поэтике любомудров и славянофилов; рефлективной лирике; романтической лирике; демократической лирике; поэтике предсимволистов и т. д.
Вместе с тем внутри каждой главы рассмотрено творчество отдельных поэтов. Причем во главу угла ставилась задача познакомить читателя с самыми выразительными и характерными лирическими произведениями этих поэтов. Так, авторы стремились соединить общее и частное, органично показать индивидуальные различия в творчестве поэтов на фоне живых и динамических процессов развития искусства слова в XIX в.
Во 2-й половине XIX в. поражал фейерверк сверкающих поэтических дарований, которые нередко враждовали между собой. России нужны были и поэты «чистого искусства», открывающие красоту, гармонию мира, и поэты, отражающие драмы, трагедии, конфликты и несовершенства социальной жизни общества. Однако и тем и другим были свойственны некие семантически целостные мотивы с определенным сюжетообразующим потенциалом. Таковы лирические мотивы и темы любви, красоты, родины, судьбы страны и народа.
Еще важнее другое. Глубокие корни общности миропонимания поэтов XIX в., открывающие всечеловеческое их единство, скреплялись великими идеями христианства. Идеи православия были характерны не только для философски настроенных религиозных поэтов типа А.С. Хомякова или B.C. Соловьева, но и гораздо глубже – для личного морального сознания многих поэтов XIX века. Это проявлялось, в частности, в широкой поэтизации христианских идей в лирике, нередко – в религиозной ориентации авторов, в развитии некоторых тематических и жанровых категорий лирических произведений. Например, в пышном расцвете жанра стихотворной «молитвы». Вл. Личутин в статье «Цепь незримая…», опубликованной в журнале «Дружба народов», писал: «…размышлять о национальной культуре помимо истории православия – ошибка непростительная, и мы эту беду укореняли и, вместо того чтобы раскрыть, отмыть взгляд свой для постижения исторических основ, постоянно умножали пелены на глаза, чтобы не знать, не видеть очевидности существа».
В настоящей книге важно было сохранить духовный стержень, определяющий корневую культуру русской поэзии XIX в. Вот эти «мечты и думы» поэтов, так же как и объединяющие поэтов разные школы, группы и направления, рассмотрены в первом разделе.
Как писал Феофан Прокопович, «поэты прививают добродетели душе, искореняют пороки и делают людей, раз они избавлены от вожделений, достойными всякого почета и хвалы. И они делают это тем легче и успешнее, что стихи их в силу наслаждения, порождаемого размером и стройностью, охотнее слушаются, с большим удовольствием прочитываются, легче заучиваются, глубоко западают в души»[3]. Задача этой книги как раз в том и состоит, чтобы обратить внимание читателя на то, как важно научиться понимать поэзию и ценить ее. Этим во все времена начиная с древней классики занималась и занимается поэтика (греч. poietike – поэтическое искусство). Она рассматривает законы построения литературных произведений, в том числе стихотворных, и всю систему изобразительных средств, используемых в этих произведениях.
Поэтика родственна риторике, практически являясь ее продолжением, но на ином – художественном уровне. По мнению академика С.С. Аверинцева, «поэтику позволительно рассматривать как «инобытие» риторики, особо выделяемый внутри ее раздел»[4]. Риторика учит приобретению твердых навыков в многочисленных формах прозаической речи, причем с целью активного ее воспроизведения. Поэтика же не ставит задачей научить сочинять стихотворения, если объектом ее изучения избрана поэзия: «Poetae nascuntur, oratores giunt» – «Поэтами рождаются, ораторами становятся». Но она учит понимать поэзию, т. е. способности постичь, осознать смысл и значение стихотворного произведения, ориентироваться в его композиции, оценить глубину его мысли, силу чувства, красоту поэтической речи. Без этого трудно себе представить образованного человека.
Интересно, что на протяжении длительной истории обучения искусству речи преподавание риторики и поэтики шло рука об руку. Так, об истории поэтики обычно пишут, начиная с древнегреческого ученого-энциклопедиста Аристотеля (384–322 г. до н. э.), который создал два классических труда античной эстетики – «Риторику» и «Поэтику». Вначале преподавалась риторика как дисциплина более широкого содержания, а затем поэтика как дисциплина более специализированная, созданная в древнейшие времена прежде всего применительно к поэзии. Аристотель свою «Поэтику» начал так: «Мы будем говорить как о поэтическом искусстве вообще, так и об отдельных его видах, о том, какое приблизительно значение имеет каждый из них, и как должна слагаться фабула, чтобы поэтическое произведение было хорошее; кроме того, о том, из скольких и каких частей оно состоит, а равным образом и обо всем прочем, что относится к этому же предмету»[5].
В России основоположник просветительства Феофан Прокопович (1681–1736), талантливый ученый, поэт и теоретик литературы времени Петра I, преподавал в Киево-Могилянской академии на латинском языке написанный им курс риторики «De arte rhetorica librix» и вслед за ним курс поэтики – «De arte poetica». Этой же традиции преподавания курса риторики, а вслед за ней и поэтики, следовали российские академики XVIII в., например А.С. Никольский, затем первый ректор Харьковского университета И.С. Рижский и др. Так, наряду со знаменитым тогда трудом – «Опытом риторики» (М.,1809), И.С. Рижский написал в продолжение темы об искусстве слова и «Науку стихотворства» (СПб., 1811). Книга была издана Академией и отмечена золотой медалью. Она представляла собой один из первых опытов систематического изложения поэтики на русском языке.
Обучая студентов русскому языку и словесности в Московском университете, этой же традиции следовал известный филолог-лингвист, искусствовед и палеограф Ф.И. Буслаев (1818–1897). Он написал специальную главу «Риторика и пиитика» (в работе «Преподавание отечественного языка», 1844), в которой рассказал об особенностях своего преподавательского опыта, сложившегося в процессе чтения этих двух курсов[6].
Проблеме тесной взаимосвязи поэтики и риторики уделял особое внимание и академик В.В. Виноградов в своей работе «О языке художественной прозы»[7].
Когда в конце 20-х годов XX в. риторика была изгнана из школьного и вузовского курса образовательных программ, этот факт не мог не отразиться и на судьбе поэтики. С точки зрения марксистской теории отражения и необходимой, по мнению власти, партийности и классовости гуманитарных наук, не могло быть универсальной науки, пригодной для разных общественных групп. Так, В. Гофман в 30-е годы писал в духе воззрений тех лет: «Все попытки и рецепты оживления и омоложения риторики со стороны людей науки можно уподобить любовному прикладыванию пластыря к деревянной ноге»[8]. Дисциплины такого рода, как он считал, должны быть сданы на попечение филологам и эстетикам и отнесены «к «воздушным» сферам культуры, как нечто отвлеченное, далекое от непосредственных практических интересов общественной жизни»[9].
Автор «Поэтического словаря» А. Квятковский в предисловии с обидой писал: «Еще сравнительно недавно наша поэтика переживала период застоя. Находились литературоведы, которые даже отказывали ей в праве на существование, полагая, что самый термин «поэтика» вышел из употребления. Об этой тенденции третировать поэтику как научную дисциплину писал акад. В.В. Виноградов: «Возникает замысел растворить поэтику в общей концепции теории литературы. Формы воплощения этого замысла разнообразны (ср., например, руководства для высшей школы по теории литературы – проф. Л.И. Тимофеева, проф. Г.Н. Поспелова, В.И. Сорокина, Г.Л. Абрамовича, Л.В. Щепиловой и др., а также относящиеся сюда статьи, брошюры, сборники)»[10].
Однако термин поэтика в дальнейшем закрепился в наименованиях определенных жанров научных трудов: лингвистическая поэтика, теоретическая поэтика… Но все же так и не вернулся в образовательные программы школьных учреждений. Между тем в европейских международных школах поэтика преподается старшеклассникам и в наши дни во всей необходимой полноте общих ее сведений и конкретного содержания. Сейчас и у нас стали вспоминать о духовных истоках и духовном мире поэтического русского слова в школьном образовании. Так, в программе для образовательных учреждений гуманитарного профиля для 10—11-х классов (под редакцией Г.А. Обернихиной), допущенной Министерством образования Российской федерацией (М., 2003), рекомендовано изучение поэтики русских романтиков (А.А. Фета, А.К. Толстого) и поэзии Серебряного века: символистов (Д.С. Мережковского, Ф. Сологуба, З.Н. Гиппиус), акмеистов (Н.С. Гумилева, А.А. Ахматовой), футуристов и эгофутуристов (В. Хлебникова, И. Северянина) – словом, тех поэтов, творчество которых не входило в прежние школьные программы.
Как скромно выразился в одной из телевизионных передач министр образования Андрей Фурсенко, «с образованием у нас было не все в порядке…». Слово делилось на касты с социологической точки зрения. В книгах о поэзии 2-й половины XIX в. можно было встретить такой текст: «…Фет, А. Толстой, Мей, Тютчев – вся плеяда дворянско-крепостнической и либеральной литературы была проведена сквозь строй пародий «искровцев»[11]. Или: «За оболочкой приглаженной, утонченной, рафинированно-созерцательной поэзии Фета «искровцы» обнажили лицо врага, лицо крепостника»[12]. Тех литературоведов, которые находили достоинства в поэтике романтиков того времени, называли буржуазно-дворянскими историками литературы, и неистово критиковали буржуазно-дворянские источники всех, кто недостаточно высоко оценивал «революционную» поэзию и «политический уровень своих поэтических ударов».
Вспомним: еще совсем недавно (до 90-х годов) только с отрицательной оценкой и сниженной стилистической окраской использовались все термины и номинации, которые называли представителей высших социальных групп в XIX в.: дворянин, аристократ, буржуа, предприниматель, помещик, господин, барин, вельможа и т. д. В наши дни активно развивается процесс энантиосемии, и знаки оценок у многих из этих слов меняются на противоположные[13].
Представляется важным напомнить об особой, позитивной роли дворянства как высшего сословия, создававшегося в России на протяжении многих веков, если вспомнить первоначальное название «дворян» еще у Суздальского летописца в Воскресенской летописи под 1215 г. – в описании эпизода убийства князя Андрея Боголюбского, произошедшего, по свидетельству летописи, в 1175 г. В течение столетий дворяне выполняли важную роль на широком поле службы военной и государственной. Начиная со времени царствования Петра I, роль дворян особенно выросла в деле развития в России торговли, искусств, науки и образования. Интересные соображения по поводу русского дворянства высказал И.С. Тургенев в своей незаконченной статье, которая опубликована в полном собрании его сочинений под названием «Несколько мыслей о современном значении русского дворянства»[14]. Сравнивая дворянство западноевропейское и русское, Тургенев писал: «Дворянство на Западе стояло впереди народа, но не шло впереди его; не оно его двигало, не оно его влекло за собою по пути развития. Оно, напротив, упиралось, коснело, отставало. Почти все имена великих европейских деятелей принадлежат не к аристократическому клану; у нас мы видим явление противоположное… дворянство наше, оно служило делу просвещения и образования. Наши лучшие имена записаны на его скрижалях»[15].
Нельзя считать случайностью тот факт, что вся русская поэзия XIX в. была в основном создана поэтами дворянского происхождения[16]. Поэты из дворянских семей имели возможность в детстве получить прекрасное образование, знали не только основные европейские языки, но и древние (греческий, латынь), знакомились с лучшей античной и европейской философской, социологической и поэтической литературой своего времени. Это помогало им даже в самых трудных житейских ситуациях оставаться на уровне высокого искусства, одухотворенного светлыми идеалами и пониманием высшего общественного назначения поэта. Как писал один из замечательных литераторов-эмигрантов К. Зайцев, «именно нашему поколению выпал великий жребий сберечь вверенный ему светоч культуры и сквозь вихрь разбушевавшейся стихии пронести его трепещущее пламя»[17].
Отходя от идеологем послеоктябрьского периода, авторы стремились в настоящей книге пересмотреть отношение к поэтам романтического направления – приверженцам чистого искусства, склоняющимся к поискам совершенного художественного выражения. Таких поэтов, как А.А. Фет, А.Н. Майков, Я.П. Полонский и др., литературоведы нередко ставили на второе место по сравнению с поэтами демократического направления, придерживавшихся в своем творчестве в первую очередь социальных тем.
И.А. Ильин писал: «Как солнце взращивает плод, пронизывая его своими лучами, так художественный замысел поэта должен пронизывать все стихотворение, глядясь в него и сияя из него людям…»[18] Главное – развитый эстетический вкус поэта и художественность его стихотворения. Прямолинейная дидактика вредит любому лирическому произведению любого поэта – будь то сторонник мечтательного романтизма или представитель некрасовской школы. Поэтому казалось важным соблюсти некое равновесие противоположных эстетических позиций, сосредоточившись в большей степени на проблемах научно-объективного анализа материала. И уж, конечно, нельзя было обойти вниманием произведения поэтов-эмигрантов – таких как Д.С. Мережковский, или таких как Великий князь и государственный деятель Константин Константинович Романов (писавший под псевдонимом К.Р.).
Масштаб достижений русской поэзии в XIX в. несравним ни с одним другим веком в отечественной истории. Россия блистала и славилась своими поэтами. А вот затем, как горько заметил А.И. Солженицын, «Россия проиграла двадцатый век», хотя «русская литература, – как он отмечал, – всегда давала высокий нравственный стандарт». А что мы видим сейчас? Взлета поэзии в наше время пока нет. Печально еще и то, что в обществе наблюдается разрыв исторической памяти. Помнят Пушкина и вспоминают периодически поэтов Серебряного века. Весь поэтический Золотой век – в его целостности и разнообразии – почти забыт: не вспоминают ни имен, ни отдельных стихотворных произведений наших уникальных поэтов этого времени[19]. Когда-то философ И.А. Бердяев (1874–1948), будто предвидя дальнейшее развитие общественной жизни в России, сказал: «Должна народиться новая интеллигенция, но она будет очень понижена в своем культурном уровне, ей не свойственны будут высшие запросы духа». Да, действительно… Как заметил в одной из телепрограмм Иван Дыховичный, «в послереволюционное время
В повседневной жизни сейчас наблюдается стремление возвести в норму жестокость, грубую брань, ненормативную лексику. Утверждают, будто бы в нашем обществе поэзией интересуется не более одного процента населения, а может быть, и того меньше: «попса заела…» Ритмы и стихотворные размеры пригодились лишь в рекламе:
Поспешно разрушались церкви,
И долго строились ларьки…»
Что же касается современной песни, то на языке улицы о ней сложилось определенное мнение:
Ко дню рождения жены
Купил диван за полцены.
По поводу стилистики текстов современной песни филолог Э.Д. Головина написала в журнале «Русская речь» статью с характерным названием: «Ту-ту-ту и на-на-на. О языке современной популярной песни». Трудно удержаться, чтобы не процитировать концовку этой статьи: «Стильно – прикольно – бессвязны тексты, написанные М. Фадеевым для исполнительницы, известной как Глюкоза: «Я не любила, она про любовь рассказала, ага, ту-ту-ту, ту-ту-ту, я настроена ту-ту-ту, просто, как она, на-на-на».
И не важно, чо орет,
Важно лишь, чтоб громко…
Качество песенных текстов достойно публичного обсуждения на страницах популярных периодических изданий уже потому, что поп-музыка – естественная и важнейшая для подростков и молодежи эмоционально воспитывающая и формирующая мыслительно-речевые процессы сфера бытия, где подмена искусства халтурой может быть подобна долгому-долгому эху»[20].
Духовное оскудение все же преодолимо. В обществе звучат голоса о том, что интерес к подлинной поэзии снова возродился. Так считает, например, поэт Н. Добронравов. В этом отношении может помочь восстановление связующей нити нынешнего времени с прошлыми эпохами русской культуры и прежде всего с эпохой Золотого века.
Поэзия есть «высшее искусство духа» (по словам Гегеля), нельзя забывать, что ценность ее заключается еще и в том, что она распространяется на многие виды искусства и культуры. Так, поэты 2-й половины XIX в. внесли огромный вклад в развитие музыкальной культуры России. Возвышающая нравственная сила поэзии этого времени вдохновляла лучших отечественных композиторов. На стихотворные тексты поэтов были написаны сотни лирических песен и романсов, которые и сейчас продолжают волновать слушателей своей искренностью, сердечностью и теплотой. Один только П.И. Чайковский написал десятки романсов на слова А. Апухтина, А.К. Толстого, Я. Полонского, А. Плещеева, А. Фета, А. Хомякова, Н. Некрасова, Д. Мережковского, К. Романова (К.Р.) и др.
Русское изобразительное искусство также не оставалось в стороне от наиболее ярких и выразительных проявлений жизни поэтической России. Портреты поэтов, написанные выдающимися русскими художниками, их графика, иллюстрации к лирическим произведениям, которые выставляются в художественных галереях, – оставили нам наглядную память об этой эпохе. Таков, например, известный портрет замечательного поэта К. Фофанова работы И.Е. Репина; его картина, написанная по мотивам поэмы Н.М. Минского «Последняя исповедь»; портрет символиста Ф. Сологуба, написанный К.А. Сомовым; портрет поэтессы З.Н. Гиппиус работы Л. Бакста, с большим мастерством передающий ее красоту, и мн. др.
Не менее важно замечательное наследие поэтов послепушкинского времени – создателей образных, выразительных крылатых слов русского литературного языка. Запас их составил не менее сотни единиц. В основном это те крылатые выражения, которые закрепились в широком употреблении в печатных прозаических и публицистических текстах.
Как не может быть забыта отечественная история, так не может и не должна быть забыта вся полнокровная поэзия Золотого века с ее покоряющей стихией человеческих чувств, возвышенными и часто тяжелыми думами; тонким, острым юмором и негасимым, доходящим до глубины сердца лиризмом.