“Не обгонишь!” – подумал он и приказал поднять ещё парусов.
   «Невеста ветра» прибавила ходу.
   – Ха, им нас теперь не перегнать! – объяснил довольный Капитан Мажордому и Повару, стоявшим рядом с ним на корме и любовавшимся морем.
   Чтобы паруса выдерживали напор ветра, их, не переставая, смачивали водой.
   – А это ещё зачем? – кисло осведомился Мажордом, которому не очень нравилась большая скорость судна.
   – Господин Мажордом, – тут же встрял довольный Повар, – даже я знаю, что льняное полотно в мокром состоянии становится крепче и туже. А под вашим началом, по-моему, тысяча льняных скатертей.
   – Скатерть – это одно, а парус – совсем другое! – отрезал Мажордом. – Я же не интересуюсь, почему тутошний кок мясо с подливкой готовит вкуснее, чем Королевская Кухня.
   Смерив друг друга уничтожающими взглядами, Повар и Мажордом разошлись по разным бортам и стали прогуливаться в одиночестве, не замечая друг друга.
   К радости Капитана, незнакомое судно не приближалось. Убедившись, что оно не догонит «Невесту ветра», он сходил в свою каюту за трубой.
   – У них полно народу на палубе, хорошее вооружение и отсутствует флаг… – пробурчал Капитан себе под нос, чтобы Повар и Мажордом не расслышали. – Чтобы это значило, буря меня побери?
   Весь день судно шло тем же курсом, что и «Невеста ветра», однако ночью оно исчезло – и утром вокруг не было видно ни паруса.
* * *
   Мажордом обиделся на Повара всерьёз, заперся в своей каюте и Повару стало не с кем спорить.
   Главный Повар заскучал.
   “Один немой – это хорошо. Одни немой и хромой – это плохо. Семь не моих прожор – это очень плохо. Сахар, похоже, отсырел, а карамель слиплась, – это отвратительно!”
   Терзаемый скукой, Главный Повар впал в мрачное настроение (и ведь он не знал, что Солонка вернулась на корабль в компании Скряга…).
   А когда Главный Повар впадал в Мрачное Настроение, ему жизнь была не мила, если кругом все тоже не становились мрачными и угрюмыми.
   А как это сделать?
   Да загрузить подручных работой! Желательно неприятной.
   И Повар пошёл к Капитану.
   Капитан удивился новой странной просьбе.
   – А без меня не справитесь? – пробурчал он.
   – Будь я на своей кухне… – тяжело вздохнул Главный Повар. – Уж дело бы всем отыскалось!
   – Палубу бы не мешало заново проконопатить, – нашёл одно дело Капитан. – Да медные детали корабля начистить. Всякие ручки, скобы и всё такое.
   – Сделают! – обрадовался Главный Повар, недавнюю мрачность с которого – как рукой сняло.
   И через десять минут команда акватиканской кухни была на палубе. Кто под надзором боцмана конопатил щели между досками палубного настила просмоленной паклей, кто начищал корабельный колокол, ручки и поручни. Несколько бедолаг драили напильниками якорь и якорную цепь, потому что Главный Повар по простоте душевной велел и его начистить так, чтобы блестел.
   Моряки, посмеиваясь, с носа наблюдали за всем происходящим.
   Сам Главный Повар стоял на капитанском мостике, широко расставив ноги и, скрестив руки на груди, смотрел сверху вниз на трудящихся поваров и поварят, и в его душе были гармония и покой.

Глава седьмая
Прибытие

   «Невеста ветра» принесла акватиканских поваров прямо к Архипелагу Какао.
   И как раз в тот момент, когда они уверились, что никакого Архипелага нет, всё это выдумки, а есть только море кругом, одно море и больше ничего.
   – Острова!!! – завопили поварята, увидев кусочки суши, похожие на коричные кексы с изюмом.
   Больше всех обрадовался Бублик, он подозревал, что Скряг и Солонка путешествуют на корабле не ради сухарей, которыми он их снабжал, и скоро набеги на сокровища Главного Повара обнаружат.
   К кораблю подплыла небольшая лодка.
   На борт «Невесты ветра» взошёл важный лоцман, чтобы провести в безопасную гавань.
   – На конкурс прибыли? – улыбнулся во весь рот он. – Добро пожаловать! Ваш корабль – одиннадцатый, и ещё тридцать семь на подходе.
   Главный Повар немного встревожился, услышав, сколько команд собираются принять участие в турнире. Но виду не подал.
   – Ух, скорее бы на берег! – сказал он лоцману. – Руки чешутся что-нибудь состряпать!
   Столица Архипелага Какао лежала перед ними на берегу, как витрина кондитерской.
   Дома – пряники, дома – коврижки, дома – пирожки, дома – пирожные смотрели на окнами на бухту.
   А самое почётное место в этой невиданной витрине занимал многоярусный дворец-торт, кулинарный шедевр, выстроенный не из бисквита и крема, а из камня и дерева.
   «Невеста ветра» лавировала между другими судами, стоявшими в гавани, а Главный Повар как гончая, почуявшая след, крутил носом во все стороны.
   – Так-так… – говорил он, ловя запахи города, – там жарят лук, а там стряпают булочки с корицей. О-о, я чувствую аромат рыбного пирога с укропом и лавровым листом! Очень интересно… Кто-то сушит сухарики с маком… А вон в той стороне, похоже пекут дивный шоколадный торт. А крем уже взбили, ароматизировали ванилью и готовятся делать из него белые розы на бисквитных лепёшечках.
   – А почему на лепёшках, а не на торте? – спросил сбитый с толку потоком слов лоцман, с лёгким испугом поглядывая на Главного Повара.
   – Да потому, друг мой! – вальяжно ответил Главный Повар, – что куда проще сделать розу на бисквитной лепёшечке, а уж потом посадить её на торт. Это же азы!
   «Невеста ветра» бросила якорь.
* * *
   Если лоцман проникся к Главному Повару уважением, смешанным с восхищением, то произвести на таможенника такое же впечатление Главный Повар не смог.
   Тот деловито взобрался на борт и с ходу атаковал Главного Повара портовыми сборами, пошлинами, списками беспошлинных товаров и списками товаров, запрещённых к ввозу.
   Последнее прямо касалось многого из того, что лежало сейчас в трюмах.
   – Как это нельзя?!! – вопил багровый от возмущения Повар. – А из чего же, позвольте полюбопытствовать, я буду делать “Королевское суфле с креветками”?!
   – Не могу знать, – равнодушно отвечал таможенник. – Не положено.
   Капитан, повидавший на веку больше стран, чем Главный Повар, и лучше знакомый с таможнями всех видов, пригласил обоих в каюту.
   О чём они там говорили – осталось секретом, но вышел оттуда Главный Повар, ничуть не успокоившись.
   – Всё!!! – рявкнул он громогласно. – Конкурс отменяется. Со здешними правилами мы сможем состряпать только пресные лепёшки без масла и соли. Конец песне!
   Он с оскорбленным видом сел около грот-мачты на свёрнутый парус и, глядя на залив, принялся свистеть траурный марш.
   Таможенника и это ужасное зрелище не проняло.
   Он собрал бумаги, вручил Капитану лист и сказал:
   – Вот это, помеченное галочкой, мы пропустим, а остальное нет… – и невозмутимо спустился в свою лодчонку, которая понесла его к берегу.
   Капитан со списком в руках подошёл к Главному Повару и начал что-то ему доказывать.
   Опасаясь попасть под горячую руку, повара и поварята сидели в кубрике и лишь голова дежурного торчала из люка. Каждый раз, как только Повар оглядывался в сторону люка, голова ныряла вниз.
   – Ну что? – теребили караульщика.
   – Вроде как отходит… – сообщал дежурный. – Плеваться меньше стал.
   Наконец Главный Повар, о чём-то долго переговаривавшийся с Капитаном, громко сказал:
   – Так и быть, честь Акватики для нас дороже. Выгружаемся!
* * *
   «Невеста ветра» причалила к пристани, и на берег из трюмов стали выгружать продукты. Но теперь их количество сильно уменьшилось.
   На борту остались и маковое, и ореховое, и конопляное масло, пряности, сухофрукты, половина орехов и сластей.
   Корову Сметанку свести на берег разрешили, а вот кур столица Архипелага видеть у себя не желала.
   Не разрешили сгрузить на причал ликёр шестнадцати сортов, и пять бочонков варенья. Два позволили.
   А вот льняные скатерти Мажордома и сундуки тётушки Гирошимы у таможенника претензий не вызвали и благополучно переехали на берег.
   Солонка и Скряг судно не покинули.
   “Наверное, решили домой на нём вернуться”, – думал Бублик, стоя в толпе поварят на причале. “Даже жалко немного… Ну лучше уж пусть будут подальше от Главного Повара!”
   Выгрузив акватиканцев, «Невеста Ветра» без промедления отчалила, освобождая место у причала другим парусникам.
   Распустив паруса, она ходко пошла прочь от острова.
   По договоренности, заключённой ещё в Акватике, «Невеста ветра» должна была прийти снова через семнадцать дней, по окончании конкурса и забрать команду Королевской Кухни.
   – Всем по повозкам, – прокричал в сложенные ладони Главный Повар. – Это для нас прислали. И рты не развешивайте – хоть и заграница, а ничего удивительного! Не будьте деревенщинами!
   Подбодрив таким образом своих людей, он подал всем пример, скорбно поджав губы, забираясь в экипаж с видом человека, едущего на похороны.
   С шумом и гомоном, шатаясь с непривычки на твердой земле, акватиканцы не без труда разместились в повозках, и поехали через благоухающий город к дворцу-торту.
* * *
   В бесчисленных покоях роскошного дворца без труда нашлось место и для новоприбывшей команды.
   К разочарованию поварят, Главный Повар не очень-то горевал об уплывших пряностях и сладостях. Он деятельно размещал команду в отведённых комнатах одной из башенок, окружавших дворец по периметру на манер именинных свечек.
   Ближе к вечеру все угомонились, разложили домашние вещи на новом месте и, устав от впечатлений, готовились ко сну.
   Главный Повар остановил в коридоре Бублика, который возвращался от тетушки Гирошимы, и сказал:
   – Утром я за тобой зайду, будь готов. Поедем на рынок… – и ухмыльнулся.
   Бублик кивнул и побежал дальше, но про себя подумал: “А почему я? Опять из-за языка?”
   Ранним утром безжалостная рука Главного Повара извлекла Бублика из постели.
   У ближней к башне двери чёрного хода стояла повозка. На Архипелаге Какао не было панаков и перевертышей, и в повозку были впряжены ослики, которых Бублик никогда раньше не видел.
   – Садись, будешь править! – строго приказал Главный Повар.
   Он осмотрел Бублика, словно в первый раз его увидел, и добавил:
   – Нет, всё-таки, как удачно у тебя с языком получилось…
   Бублик пожал плечами, осторожно взял вожжи и попытался сделать всё так же, как если бы в повозку были запряжены самые обыкновенные перевёртыши.
   На выезде из дворца Главный Повар резко соскочил с облучка и, немного заискивая, объяснил преградившим дорогу стражам:
   – Мы на рынок едем. Купить того-сего. Да. Хороший денек, не правда ли?
   Стражи равнодушно кивнули, пропуская повозку.
   Повеселевший Повар снова забрался на неё и, уже не вспоминая о хорошей погоде, приказал Бублику:
   – Гони!
   Через десять минут выяснилось, что ни на какой рынок Главный Повар и не собирался.
   Они проехали столичными улочками, выехали за Город и покатили узкой, но хорошо накатанной дорожкой.
   Повар изредка сверялся с бумажкой, которую прятал в широком рукаве.
   Дорога попетляла между холмами и вывела их в укромную бухточку.
   Маленькая бухта была забита кораблями ещё теснее, чем столичная гавань. И у берега, как ни в чем не бывало, стояла на якоре «Невеста ветра».
   На берег были выгружены все те товары, что не пропустила таможня. Их охраняли мореходы с «Невесты Ветра», а Капитан сидел под полосатым навесом в компании других капитанов, наслаждаясь тенёчком и выпивкой.
   – Ну вот, – отсалютовал он кружкой Главному Повару, – говорил я вам, всё будет путём. Все без исключения, кого в городе завернули, плывут сюда спокойно, и разгружаются на здоровье. Беспошлинно.
   Пока Капитан и Повар отмечали победу над таможней, Бублик глазел на корабли в бухте. Кораблей было много и большая часть, действительно, ещё вчера стояла бок о бок с «Невестой ветра» в столичной гавани.
   Но многие прямиком шли сюда, минуя порт. Чуть вдалеке, на рейде виднелось чернобокое двухмачтовое судно.
   – Помогай, малец, грузиться будем! – подошёл с ящиком в руках один из мореходов.
   Бублик соскочил с повозки и побежал к груде вещей. Ящики и мешки для него были тяжелы, а вот корзинки с курами – в самый раз.
   Бублик поднял одну.
   Подержал и опустил.
   Потому что между куриными корзинками спокойно лежали Солонка и Скряг. Скряг спал, подёргивая во сне задними лапками, а Солонка чистила шёрстку.
   Увидев Бублика, она приветливо пискнула что-то очень похожее на:
   “Наконец-то! Сколько можно тебя ждать? Солнце спину печёт!”
   Бублик жалобно смотрел на крыс.
   “Ну почему вам на корабле не сиделось?” – читалось в его взгляде.
   Солонка в ответ смотрела на него безмятежно-безмятежно, словно они тысячу лет назад уговорились встретиться именно на этом месте
   Бублик снял куртку, чтобы легче было носить корзинки под набирающим силу солнышком, и снова поднял одну.
   Когда вернулся за следующей, Скряг и Солонка уже сидели в куртке, как Бублик и думал.
   Бублик разместил корзинки с курами поближе к себе и осторожно положил там же куртку с крысами.
   Мореходы быстро погрузили всё остальное, Капитан и Повар допили контрабандный горький эль и повозка поехала обратно в столицу, а «Невеста ветра» отправилась к другим островам Архипелага.
   Капитану не хотелось идти с порожними трюмами обратно, отвозя акватиканцев после турнира домой, и он собирался загрузить «Невесту ветра» отборными какао-бобами, скупая их на плантациях Архипелага.
   Главный Повар пришёл в чудесное расположение духа, чему виной в немалой степени был горький эль, и принялся на память перечислять название рецептов из своей поваренной книги.
   А Бублик подумал “Мы ведь ещё не видели ни другие команды, ни тех, кто нас сюда пригласил…”

Глава восьмая
Хорошенькое начало…

   Главный Повар считал, что он один такой умный, – но как выяснилось, все участники кулинарной баталии, у кого продукты не пропустила таможня, спокойно получили их через бухту контрабандистов.
   В каждой башне-свечке пышного торта размешалась команда-участница.
   Места в башнях было много, каждый поварёнок, не говоря уж о поварах, смог занять по отдельной комнате.
   Главный Повар и Главный Мажордом заняли по две, а тётушка Гирошима – три. Одна комната у неё была отведена под багаж, вторая – для приёма больных, а третья – для отдыха. Всё это называлось лазаретом.
   На следующий день к полудню акватиканскую команду пригласили в главный зал дворца пред светлые очи устроителей турнира.
   Надев лучшие костюмы, акватиканцы робко пошли вслед за проводником по лабиринтам торта. (Он и построен-то был из светлого пористого песчаника, напоминающего ванильный бисквит.)
   Главный зал был таким же круглым, как и сам дворец. На полу черной плиткой были выложены тонкие линии, словно кто-то острым ножом разделил круглый зал, как торт, на множество ломтиков. В центре же было возвышение, немножко напоминающее праздничный кекс.
   В зале их ждала парочка ужасно не похожих друг на друга личностей.
   Император Архипелага – так называлось высшая власть на островах Какао, – был в четыре раза шире любого плотного человека. Даже Главный Повар рядом с ним выглядел довольно худощавым.
   Вторым лицом в государстве Какао был Канцлер. Вид у него был такой, словно он медленно умирал от истощения и внешне Канцлер очень напоминал ощипанную костлявую курицу. Его сухая голова, покрытая редкими волосами, была меньше лоснящегося кулака Императора.
   Словно в пику царящему кругом разноцветью своё голенастое тело Канцлер затянул в узкий чёрный костюм.
   Неизвестно, встречал ли он подобным образом каждую команду, но акватиканцев осмотрел сурово.
   “На победу и не рассчитывайте!” – лично так расшифровал Бублик кислый взгляд.
   Зато Император принял их очень радушно.
   – Дружище! – завопил он, увидев Главного Повара. – Ты ли это? Сколько лет, сколько зим! Ну здравствуй, здравствуй, старый разбойник!
   После холодного приёма со стороны Канцлера, услышав слова Императора, акватиканцы приободрились.
   Главный Повар и Император зашагали под ручку по залу, вспоминая прошлое, а Канцлер принялся объяснять поварам и поварятам условия турнира:
   – Турнир, уважаемые господа иноземные кондитеры, разделен нами на четыре тура. В первом принимают участие все приехавшие, а побеждает одна вторая от числа участников. Эта половина принимает участие во втором туре, где опять же, только половина от половины пройдёт в третий тур. И так до финала. Ну, а уж там мы определим, кто искусней всех… – последние слова Канцлер произнёс с какой-то затаённой угрозой, развернулся на острых каблуках и пошёл прочь из зала, оставив акватиканцев растерянными и напуганными.
   Разговор Императора и Главного Повара завершился, и акватиканцы вернулись в свою башню.
   Чем дальше оставался круглый зал, тем угрюмее становилось радостное от неожиданной встречи с давним приятелем лицо Главного Повара.
   К башне он подходил мрачнее тучи и чернее пережжённого сахара.
   – Да уж, попались мы… – вздохнул он на пороге своей комнаты. – Это у него я четыре года назад конкурс в Аквилоне выиграл. Ноздря в ноздрю шли, но мой торт был лучше. Кто же мог подумать, что он станет Императором в этом захолустье? Знал бы – и близко к островам не подошёл! Император мне того торта до конца жизни не простит!
   Нельзя сказать, что от таких слов настроение у остальных заметно поднялось.
* * *
   Расстроенные визитом в круглый зал, акватиканцы мрачно разошлись по комнатам.
   Бублик сходил к тётушке Гирошиме, прополоскал рот, показал ей в очередной раз язык и пошёл обратно в свою каморку. Под курткой у него топорщился прихваченный для крыс румяный батон.
   Скряг и Солонка батону обрадовались, но и без Бубликова подарка вид у них был сытый. Они уже нашли свои, крысиные дороги в каменном торте и, видно, пользовались ими в полную силу.
   Бублик закрыл дверь на задвижку, разделся, потушил свечку и забрался в просторную кровать. И подумал, что в тесной палатке на берегу Мерона ему было куда лучше и веселее.
   Ведь там были друзья. Шустрик, Полосатик, Затычка, Пробой…, – когда же он сможет рассказать им обо всём, что накопилось за недели вынужденного молчания?
   На постель, в ноги, плюхнулось что-то увесистое: крысы избаловались до того, что спать на полу не желали, предпочитая шерстяное одеяло.
   Бублик решительно подпихнул кого-то из них (наверное, Скряга) ногой поближе к краю, чтобы можно было вытянуться, обхватил руками подушку и уснул.
   В самый глухой ночной час что-то заскрипело. Бублик спросонья подумал: “Опять крысы!”
   Он приподнялся на локте, – но в лунном свете, проникающем в комнатку через зарешеченное окно, были прекрасно видны беспробудно спящие Скряг и Солонка, вольготно развалившиеся на одеяле. А поскрипывание шло от двери.
   Бублик замер, всматриваясь и прислушиваясь: похоже, что с той стороны кто-то настойчиво пытался открыть запертую дверь.
   Бублику стало жутковато.
   Что может понадобиться ночью в почти пустой комнате? Только он сам.
   Не крыс же ради сюда ломятся?
   Хорошо, что задвижка была сделана из массивного бруса, она перекрывала небольшую дверь крохотной каморки не хуже, чем запоры – ворота Цитадели Акватики.
   Но тот, кто был по ту сторону двери, очень старался, настойчиво и трудолюбиво.
   Вдруг поскрипывание сменилось равномерными жжикающими звуками.
   Бублику и так было страшно, а от этого стало ещё хуже.
   Но просто сидеть и слушать он не мог.
   Выбравшись из кровати, он на цыпочках подошёл к двери, чтобы узнать, что же там жжикает.
   В щели между дверью и косяком ходила туда-сюда тонюсенькая пилка, медленно, но упорно вгрызаясь в дерево.
   Бублик понял, какую глупость он сморозил, когда закрывал дверь: мудрый мастер, сделавший задвижку, предусмотрел и такую возможность. Он защитил конец бруса полоской жести. А Бублик задвинул брус слишком далеко, и против щели в двери было чистое дерево.
   Бублик так разозлился сам на себя, что даже страх прошёл. Он неслышно вернулся к кровати, откинул крышку своего сундучка, стоявшего рядом, и достал небольшой узкий ножичек, каким всегда чистил картошку и морковку.
   Потом вернулся к двери, улучил момент и подставил под зубья пилки тупую спинку лезвия. Пилка возмущённо заскрипела зубами, царапая металл.
   Это очень не понравилось тому, кто стоял за дверью. Он выдернул пилку и стал подпиливать брус снизу.
   Но Бублик уже успел отодвинуть брус назад, буквально на два пальца, и теперь металлическая накладка легла точно там, где и должна была быть.
   И задвижка стала пилке не по зубам.
   Тот, кто стоял за дверью, понял это и, мягко ступая, ушёл.
   Бублик подумал: “Может быть, подождать у двери до утра?” Но сон победил страх, Бублик решил, что в случае чего он обязательно проснётся, и забрался под одеяло.
   Пока он воевал с невидимым врагом за дверью, Скряг потихоньку перебрался на его подушку.
   Бублик сердито водворил нахала обратно в ноги.
   “А говорят: “крысы чуткие сторожа”!..” – подумал он мрачно. – “Тут голову, похоже, скоро отпилят, а эти даже не проснутся. Кому я мог понадобиться? И зачем?”
* * *
   Сказать, что Бублик проснулся угрюмым – ничего не сказать.
   У него даже живот закрутило, когда он открыл глаза и вспомнил о ночном происшествии.
   А главное, он никак не мог понять, почему пытаются попасть именно в его комнату? И как теперь быть дальше? Ждать каждую ночь, пока кто-то неизвестный будет ломиться в дверь? Или в окно?
   Ответов на свои вопросы Бублик не нашёл и пошёл завтракать, то есть хлебать жидкую кашицу.
   За завтраком, пока прочие дружно жевали, Главный Повар толкал вдохновляющую речь:
   – Не упадем лицом в грязь! – призывал он. – Не посрамим родных стен! Состряпаем и перестряпаем всех прочих! Так ведь, орлы мои?
   – Перестряпаем! – вразнобой, давясь кусками, подтвердили кухонные орлы.
   – Устряпаем! – пискнул кто-то остроумный с конца стола, где сидели поварята.
   – Сегодня – день разминки! – не обращая внимания на последний выкрик, продолжил свою речь Главный Повар. – На наше счастье не все ещё прибыли, поэтому мы попечём сегодня того-сего, разных мелочей. Покажем себя чуть-чуть, карты на стол выкладывать не будем.
   То, сё и разные мелочи (по разумению Главного Повара) были:
   три сотни песочных пирожных с масляным кремом,
   полторы сотни песочных корзиночек с кремом и фруктами,
   сотня слоёных бантиков, обсыпанных сахарной пудрой,
   полсотни слоеных трубочек с белковым кремом,
   двести бисквитных пирожных с мармеладом и орехами
   и сто пирожных “картошка” с “глазками” из розового масляного крема.
   В полуподвале каждой башни имелась образцовая кухня со всем, что надо отряду кулинаров.
   Были там и духовые шкафы, и разделочные столы, и плиты для жарки и варки.
   Но Главный Повар всё равно был недоволен.
   – Ну что это за духовой шкаф?! – возмущался он гневно. – Это не шкаф, это коробка от обуви! Здесь даже полусотни пирожных не сделаешь! И о н и называют э т о кухней! А ещё на конкурс приглашают. Да у меня скалки шире их разделочных столов!
   Но, несмотря на его ворчание, кухня была удобной и даже уютной. Пока Главный Повар бесновался, повара и поварята распаковали ящики, достали свои поварешки, скалки и терки, повесили сита и укрепили мясорубки.
   И работа потихоньку закипела.
   Замесили тесто для песочных и слоёных пирожных. Застучали венчики, взбивающие белки с желтками для бисквита.
   Кухня наполнилась рабочим шумом. Запахло подрумянившимися орехами, которые поджаривали для того, чтобы украсить ими пирожные.
   Два повара в четыре руки привычно наполняли формы для пирожных песочных тестом, накручивали на специальные рожки полоски слоёного теста для трубочек, резали и крутили бантики, выкладывая их на широкие железные листы.
   Другие повара, стараясь не дышать, выливали бисквитное тесто в форму.
   – Всем замереть! – раздался рык Главного Повара.
   Кухня онемела и обездвижела, форма с бисквитным тестом отправилась в духовку.
   Повара и поварята замерли, боясь произвести малейшее сотрясение. Чтобы капризное тесто не осело от толчка, не стало плоской лепёшкой.
   Бисквит неторопливо пёкся, миллионы воздушных пузырьков наполняли его, делая пышным и нежным.
   Главный Повар стоял около духового шкафа и поварским нюхом угадывал то мгновение, после которого бисквиту уже ничего не угрожает.
   – Отмереть! – раздался его успокоившийся голос.
   Кухня ожила.
   В другом духовом шкафу выпекались песочные корзиночки, скоро настал черёд и слоёных пирожных.
   Подошло время для кремов.
   Пока выпеченные заготовки остывали, на кухне опять завели свою песню взбивалки всех конструкций. В одном углу взбивали масло для масляного крема, в другом – белки с сахаром для белкового.
   На плитах уваривались сиропы и повидла, кипела вода. Фрукты резали на красивые кусочки и опускали на мгновение в кипяток.
   Главный Повар лично проконтролировал, как унесли в прохладную кладовую бисквитные пласты: они должны были пролежать в прохладе всю ночь, и лишь потом их можно пропитать сиропом, чтобы сделать торты и пирожные не из сухого, а из пропитанного бисквита.
   Дело близилось к концу: в корзинки укладывали фрукты, выдавливали из отсадочных мешков с кремом всякие цветочки и листочки, завитушки и зубчики.