* * *
Они возвращались чаще всего уже под утро, после многих часов полета, тысяч километров пути, зачастую в сплошной облачности, прозах, обледенении, резкой болтанке, возвращались, пройдя сквозь плотный заградительный огонь зенитной артиллерии, отбившись от атак ночных истребителей противника...Легко понять то почтение, с которым летчики «дневной» авиации взирали на своих коллег, летавших на «Пе-восьмых». В самом деле, чего стоили одни названия пунктов, которые они бомбили! Представьте себе: война подошла уже к самому Подмосковью, на полетных картах в наших планшетах раздражающе мельтешат названия дачных поселков. Берлин представляется не столько городом, сколько неким мрачным, бесконечно далеким символом фашизма — его так тогда и называли: «Логово фашистского зверя». А для этих ребят Берлин — цель! Вполне конкретная, деловая, почти будничная, хотя и, слов нет, весьма плотно прикрытая зенитным огнем цель.
...Как-то в нелетную погоду я оказался вечером в столовой за одним столиком с командиром дальнего бомбардировщика Пе-8 капитаном Энделем Карловичем Пуссепом — в недалеком прошлом полярным летчиком. Мы были немного знакомы еще с довоенных времен, и я, на правах этого знакомства, прямо выложил ему все, что думал о трудности и рискованности их дальних рейдов.
— Ну да? — удивился Пуссеп. — А мы считаем, что наша работа спокойнее вашей. Иду я себе где-нибудь тысячах на восьми, зенитка достает такую высоту не очень-то прицельно: можно сказать, почти на излете. Истребитель там тоже вроде сонной мухи. Кто мне чего сделает?..
Разумеется, мой собеседник изрядно преувеличил «спокойствие», будто бы сопутствующее его боевой работе. Но преувеличил — я уверен в этом — вполне искренне. И не потому, что не понимал действительной меры грозящих ему опасностей, а потому, что считал риск в истребительной или фронтовой бомбардировочной авиации еще большим. Это, видимо, тоже закономерность: свое, знакомое, привычное дело, с каким бы риском оно ни было связано в действительности, всегда представляется менее страшным, чем то, о котором знаешь со стороны.
А между тем статистика, трагическая военная статистика показывала, что на войне тихих мест нет. Несли тяжелые потери все рода войск, несли их и разные виды авиации, в том числе и дальней бомбардировочной.
В свое время мне пришлось убедиться в этом, что называется, на собственной шкуре.
Через два года после начала войны я был прикомандирован к той самой части, о которой сейчас шла речь, и принял участие в боевых вылетах на дальние цели на Пе-8.
И вот в одном из этих вылетов мне крупно не повезло — наш корабль был сбит.
Особенно досадно было то, что и зенитка-то в ту ночь стреляла нельзя сказать, чтобы очень сильно. В предыдущие вылеты мы не раз попадали в такой огонь, что, пролетая сквозь вспыхнувшие прямо перед нами шапки, чувствовали острый специфический запах разрыва (можно сказать, понюхали пороха не только в переносном, но и в самом буквальном смысле слова!), — и ничего. Обходилось.
А тут и стрельба вроде довольно жидкая — и на тебе, прямое попадание в бомбовый отсек... Сразу ярким пламенем вспыхнули подвешенные на бомбодержателях светящиеся авиабомбы (САБы)... И пошло!
Впрочем, предъявлять какие-либо претензии за случившееся к машине не приходилось. К сожалению, авиационная техника и по сей день не научилась делать совершенно негорящие самолеты. Особенно когда противник специально прилагает столько усилий, чтобы их поджечь.
Все дальнейшее — прыжок на парашюте из горящей машины, приземление в лес, встреча с штурманом Г. Н. Гордеевым, скитания по лесам, только что прочесанным эсэсовскими карателями, выход в расположение партизан Рогнедивской партизанской бригады, возвращение на «Большую землю» в качестве пассажира легкого самолета У-2 эскадрильи капитана Ковалева, — все это уже другая история, к биографии «Пе-восьмого» прямого отношения не имеющая.
Были в боевой практике дальних четырехмоторных бомбардировщиков и более тяжелые потери — когда не возвращался не только самолет, но и никто из экипажа. Ничего не поделаешь — война.
Но случалось это — если мерить мерками военного времени — сравнительно редко. В общем, Пе-8 оказался машиной довольно живучей.
И уж, во всяком случае, урон, который эти корабли наносили врагу, был неизмеримо весомее их собственных потерь! Счет побед и поражений складывался решительно в пользу «Пе-восьмых». Недаром такой сильный летный и командный состав подобрался в этой части: летчики — командиры кораблей А. Д. Алексеев, С. А. Асямов, М. В. Водопьянов, А. С. Додонов, Н. А. Ищенко, М. Н. Каминский, Б. К. Кондратьев, В. Т. Лавровский, В. В. Пономаренко, Э. К. Пуссеп, М. В. Родных, Л. В. Сумцов, А. П. Чурилин, штурманы В. И. Аккуратов, Л. М. Рубинштейн, А. П. Штепенко, С. М. Романов. С. Ф. Ушаков, опытные авиационные командиры В. И. Лебедев, Г. С. Счетчиков — всех не перечислишь! И, конечно, при всех блестящих воинских качествах этих людей, немалая доля заслуг в боевых успехах части должна быть отнесена на счет отличной машины, на которой они воевали.
* * *
Чего только не заставляет делать война! Бывало, что обстоятельства требовали использования «Пе-восьмых» далеко не по прямому назначению.Об одном таком случае интересно вспомнить.
...Был тихий, теплый летний вечер 1942 года. Тяжелые корабли уже ушли на задание. Все — кроме одного. Он остался стоять у начала взлетной полосы, непривычно окруженный охраной. Не успели мы прокомментировать между собой это обстоятельство, как новые события привлекли к себе наше внимание. На аэродром въехала вереница машин, достаточно пышная даже по нормам мирного времени, а во время войны совсем уж необычная.
Несколько черных лимузинов подъехали к воздушному кораблю. Вокруг его фюзеляжа зашевелилась толпа людей — военных и гражданских. Потом толпа отхлынула от самолета, быстро втянулась в автомобили и отъехала немного поодаль... Закрутились винты, бомбардировщик вырулил на старт, взлетел и ушел на запад, вслед за своими товарищами.
На сей раз перед экипажем этого самолета была поставлена не боевая... впрочем, нет, конечно же боевая задача: доставить советскую правительственную делегацию в Лондон и Вашингтон для переговоров с нашими тогдашними союзниками.
Основной вопрос этих переговоров был очевиден каждому, даже очень далекому от военно-дипломатических проблем, советскому человеку, — это был, разумеется, второй фронт.
Излишне напоминать военную обстановку, сложившуюся к лету сорок второго года. Почти все силы гитлеровской Германии и ее союзников были брошены против Советской Армии. Второй фронт, которого так опасался в свое время еще Бисмарк, — вот что прежде всего могло облегчить нам тяжесть этой беспримерной войны. Но союзники с открытием второго фронта в Европе особенно не торопились. Он не был открыт ни в сорок втором, ни даже в сорок третьем году, и лишь в сорок четвертом, когда выявилась реальная перспектива разгрома гитлеровской Германии одним Советским Союзом, только тогда союзники наконец решились всерьез принять участие в войне в Европе.
Но все это выяснилось впоследствии.
А летом сорок второго года, когда отсутствие второго фронта ощущалось нами острее, чем когда бы то ни было, пренебрегать попыткой ускорить его открытие путем непосредственных дипломатических переговоров не приходилось. Обстоятельства этих переговоров в дальнейшем неоднократно описывались, и не о них сейчас речь. Во всяком случае, самолет я его экипаж свою задачу выполнили сполна. А она была очень непроста, эта задача!
Для ее выполнения пришлось дважды пролететь над оккупированной, охваченной огнем войны Европой, над водами Атлантики, ледниками Гренландии. Пересекать штормовые фронтальные зоны. Садиться на промежуточных аэродромах наперегонки с затягивающим летное поле туманом. Взлетать при почти ураганном боковом ветре, когда форма и размеры аэродрома не позволяли тяжелому Пе-8 выполнять разбег как полагается — строго против ветра. На обратном пути маршрут полета пролегал с запада на восток — навстречу движению солнца, — и продолжительности короткой летней ночи не хватало для того, чтобы пройти весь перегон из Лондона в Москву от начала до конца в темноте. К тому же ветер на высоте полета оказался не совсем таким, как рассчитывали в своем прогнозе синоптики (метеорологическими данными по Центральной Европе союзники, по понятным причинам, не располагали, и составление надежных прогнозов погоды над этим районом было чрезвычайно затруднено). В результате рассвет застал машину... над занятой врагом территорией! Так и пришлось нашим товарищам, имея правительственную делегацию на борту, пересекать линию фронта в свете лучей утреннего солнца, надеясь лишь на скорость и высотность своей машины...
Да, не легко было выполнить этот перелет! Но экипаж во главе с командиром корабля — уже знакомым нам Героем Советского Союза майором Э. К. Пуссепом — и первым штурманом Героем Советского Союза А. П. Штепенко сумел преодолеть все трудности и успешно выполнил выпавшее на его долю государственно важное задание.
* * *
...А еще через десять лет старый, добрый «Пе-восьмой» вновь попал в центр внимания всей авиационной — да и не одной только авиационной — общественности.В начале пятидесятых годов в нашей стране были возобновлены развернутые исследования высоких широт Арктики, начатые в свое время еще знаменитой зимовкой четверки папанинцев на дрейфующей станции «Северный полюс».
В 1952 году на лед была высажена станция «Северный полюс-2». В высадке принимала участие мощная летная группа полярной авиации. В ее состав входили летательные аппараты многих типов — от вертолетов Ми-4 и легких бипланов Ан-2 до... до нашего старого знакомого Пе-8.
На сей раз ветеран войны выступал в несколько неожиданной для него роли... бензовоза. Его емкие баки — баки дальнего бомбардировщика! — вмещали гораздо больше бензина, чем требовалось для полета от мест расположения баз горючего до выдвинутых далеко на север аэродромов подскока, с которых средние и легкие самолеты экспедиции уходили непосредственно на дрейфующую ледовую площадку станции СП-2. Прилетев на такой аэродром подскока, Пе-8 отдавал своим собратьям весь излишек бензина (это был весьма солидный «излишек»!), за исключением нужного ему самому для возвращения к базе горючего, и улетал за следующей порцией.
А закончил свое участие в этой экспедиции старик «Пе-восьмой», надо сказать, весьма эффектно: взлетев на мысе Шмидта, пришел без посадки в Москву, да к тому же пришел не прямиком, а «завернув» по дороге на Северный полюс. Посмотрите по карте — такой маршрут и сегодня, честное слово, производит впечатление.
Кстати, ветераном войны был не только самолет, но и едва ли не весь его экипаж, во главе с командиром корабля Героем Советского Союза В. Н. Задковым.
Так эта славная машина снова еще раз с честью проявила себя более чем через пятнадцать лет после рождения. Пример долголетия, достаточно редкий в авиационной практике, — не много можно назвать отраслей техники, в которой старое так быстро заменялось бы новым. Мы знаем, что добрых двадцать лет летали над нашей страной — по мирным, а во время войны и ло боевым заданиям — легкомоторные учебные У-2 (По-2). Дотянул до такого же срока — и даже превзошел его — одномоторный транспортный и сельскохозяйственный Ан-2. Не меньше прожил в разных модификациях и двухмоторный пассажирский самолет, известный у нас под индексом Ли-2. Вот, пожалуй, и все известные мне авиационные «долгожители». Но ни один из них не идет ни в какое сравнение по размерам, по весу, по скорости и высоте полета с Пе-8! Да и обстоятельства их становления и внедрения в производство сложились как-то благополучнее — более спокойно, что ли, — чем у этого самолета. Ему же свое место под солнцем приходилось завоевывать с боем — и в переносном, и в буквальном смысле этого слова.
Такой, с бою взятый успех — дорого стоит!
И не только для самолета. А и для людей — способных, энергичных, преданных своему делу, смелых людей, которые этот самолет проектировали, строили и летали на нем в дни мира и в дни войны.