Гамильтон Лорел. Прикосновение полуночи

   Она не обращалась ни к кому конкретно, так что никто и не ответил.
   – Фотокамеру нашли? – спросила она почти нормальным голосом.
   – Да, моя королева, – подтвердил Дойл.
   – Он заснял преступление?
   – Возможно, – сказал Дойл.
   – Нам нужно послать пленку на проявку, – добавила я.
   – Что, никто из фейри ее проявить не может?
   – Нет, моя королева.
   – Что еще нашли на этом репортере?
   – Мы не обыскивали тело, – сказала я.
   – Почему?! – спросила она, и в голосе снова проступил почти истерический гнев.
   Я сглотнула и сделала медленный вдох. Сейчас или никогда. Рука Дойла сжала мне локоть, словно предупреждая: "Не надо". Но если я когда-нибудь стану королевой, Андаис придется уступить мне свое место. Она бессмертна, а я нет, так что она все равно останется при дворе. Мне нужно было уже сейчас обозначить какие-то рамки будущих отношений, или я так и не стану королевой по-настоящему. Никогда не буду по-настоящему свободна от ее гнева.
   – На теле есть улики, которые сможет найти команда специалистов. Чем меньше мы будем его трогать, тем лучше ученые сделают свою работу.
   – Что это ты лепечешь, Мередит?
   Дойл крепче сжал мне руку.
   – Ты помнишь, что ты мне сказала, когда убили моего отца?
   Она остановилась и посмотрела на меня. Глаза были настороженными.
   – Я многое тогда говорила.
   – Ты сказала, что не пустишь полицию в холмы фейри. Что никто не станет говорить с полицейскими или отвечать на их вопросы, потому что мы найдем убийц с помощью магии.
   Она застыла на месте и вперилась в меня злым взглядом, но ответила:
   – Я помню эти слова.
   – Магия потерпела неудачу, потому что убийцы владели ею не хуже или даже лучше тех, кто накладывал чары на раны и тело.
   Она кивнула.
   – Я давно думаю о том, что кто-то из этой улыбающейся, льстивой толпы моих придворных – убийца моего брата. Я это знаю, Мередит, и для меня непрекращающаяся пытка, что эта смерть осталась безнаказанной.
   – Как и для меня, – отозвалась я. – Я хочу раскрыть эти убийства, тетя Андаис. Я хочу, чтобы убийца или убийцы были пойманы и наказаны. Я хочу показать прессе, что при Неблагом Дворе существует правосудие и что мы не боимся нового знания и новых путей.
   – Опять ничего не понимаю, – буркнула она, скрестив руки под тугими маленькими грудями.
   – Я хочу связаться с полицией и вызвать команду криминалистов.
   – Кого?
   – Ученых, которые специализируются на помощи в раскрытии преступлений в человеческом мире.
   Она покачала головой.
   – Я не хочу, чтобы здесь слонялась человеческая полиция.
   – Как и я, но нам нужно только несколько человек. Ровно столько, чтобы собрать улики. Все сидхе – титулованные персоны, все имеют дипломатический иммунитет, так что формально мы можем диктовать, до какого предела мы позволим полицейское вмешательство.
   – И ты думаешь, что так мы сможем поймать того, кто все натворил?
   – Да. – Я чуть отступила от Дойла, так что больше не льнула к нему. – Тот, кто это сделал, заботился о магическом преследовании, но ему не могло прийти в голову, что мы используем в земле фейри достижения современной криминалистики. Он не готовился к такому, да в общем, он и не мог себя защитить от такого. Во всяком случае, не абсолютно.
   – Что ты имеешь в виду – не абсолютно?
   – Мы все, даже сидхе, оставляем клетки кожи, волосы, слюну; все это можно использовать, чтобы выследить человека. Наука может воспользоваться частичками, которые меньше тех, что нужны для заклинания. Не прядью волос, а корнем одного волоска. Не фунтом плоти, а невидимой глазу частичкой.
   – Ты уверена, что это получится? Уверена, что если я позволю это вторжение, это нарушение наших границ, то человеческая наука раскроет это преступление?
   Я облизнула губы.
   – Я уверена, что, если там есть, что находить, они это найдут.
   – Если, – повторила она эхом и снова забегала по комнате, только уже помедленней. – "Если" – значит, что ты не уверена. "Если" – значит, дорогая племянница, что нам все это придется вынести, и все же убийца будет гулять на свободе. Если мы пустим полицейских, а они ничего не смогут узнать о смерти репортера, это уничтожит нашу добрую репутацию, которую я так старательно создавала в последние два десятка лет.
   – Я думаю, они смогут что-то узнать, но даже если нет – на прессу произведет впечатление наша готовность впустить полицию в холмы фейри. Так никто еще не делал, даже при сияющем дворе.
   Она глянула на меня через плечо, но шла при этом к Баринтусу. Медленно. Он и правда стоял на коленях у ее кровати на черном меховом коврике.
   – Так, думаешь, мы обскачем в мнении прессы Тараниса с его сияющим народцем?
   – Я думаю, это покажет, что мы никому не хотим вреда и что мы, неблагие, не поощряем преступлений, в противоположность тому, что о нас говорили веками.
   Она уже стояла напротив Баринтуса, но обращалась по-прежнему ко мне.
   – Ты и правда веришь, что журналисты простят нам смерть своего собрата только за то, что мы вызовем полицию?
   – За шанс изложить всю эту историю кое-кто из них сам прирезал бы собственного фотографа на алтаре с соответствующими молитвами и песнопениями.
   – Умно, Мередит, очень умно. – Тут она обратила внимание на Баринтуса. Она погладила его по щеке жестом любовницы, хотя я знала, что она никогда не спала с ним. – Почему ты никогда не пытался сделать королем моего сына?
   Неожиданный вопрос, если только до нашего прихода Ба-ринтус с королевой не вели совсем другую беседу.
   – Ты не хочешь, чтобы я ответил, королева Андаис, – сказал он со вздохом.
   – Хочу, – сказала она, поглаживая его по щеке, – хочу.
   – Тебе не понравится ответ.
   – Мне в последнее время многое не нравится. Ответь мне, Делатель Королей. Я знаю, что если б мой брат Эссус того пожелал, ты бы помог ему меня убить и усадил его на трон. Но он не хотел убивать собственную сестру. Не хотел брать такой грех на душу. Но ты уверен, что он был бы лучшим правителем, чем я, так ведь?
   Опасный вопрос. Баринтус повторил:
   – Ты не хочешь знать правду, моя королева.
   – Я ее знаю. Я знала ее столетия назад, но чего я не знаю – это почему ты ни разу не взглянул на Кела. Он подкатывался к тебе после смерти Эссуса. Он предлагал тебе помочь меня убить, если ты поможешь ему пораньше занять трон.
   Наверное, тут все в комнате перестали дышать. Этого я не знала. Выражения лиц остальных подсказали мне, что никто из них не знал. Разве что Адайр и Готорн – их лица были скрыты забралами шлемов.
   – Я предупредил тебя о заговоре, – сказал Баринтус.
   – Да, а я велела тебя пытать.
   – Я помню, моя королева.
   Ее улыбка противоречила словам, как и непрекращающиеся ласковые поглаживания лица и плеч Баринтуса.
   – Ты повернулся к Мередит, как только она подросла. Если б у нее тогда была магия, которой она обладает теперь, ты бы предложил ей то, что предлагал Эссусу, так ведь?
   – Ты знаешь ответ, моя королева.
   – Да, – проговорила она, – знаю. Но у Кела всегда хватало силы. Почему ты не посадил его на трон? Почему ты предпочел полукровку, метиску моему сыну, настоящему сидхе?
   – Не спрашивай, – умолял он.
   Она дважды залепила ему оплеуху, достаточно сильно, чтобы он покачнулся, даже стоя на коленях. Достаточно сильно, чтобы из губы у него потекла струйка крови.
   – Я твоя королева, черт возьми, и ты ответишь на мой вопрос. Отвечай! – провизжала она ему прямо в лицо.
   Баринтус ответил. Кровь струилась по его подбородку.
   – Я предпочту видеть на троне тебя, а не Кела.
   – А Мередит? Что скажешь ты о дочери моего брата?
   – Она будет хорошей королевой.
   – Лучше Кела?
   – Да, – сказал он, и это короткое слово упало в тишину комнаты, как камень, брошенный с огромной высоты. Звук от его падения доносится снизу, но происходит это очень, очень не скоро.
   Мы услышали этот звук:
   – Мередит, ты не сделаешь с Баринтусом ничего, что дало бы тебе шанс от него забеременеть. Ничего, слышишь?
   – Да. – Мой голос звучат сдавленно и хрипло, словно я его сорвала.
   – Свяжись с полицией. Сделай, что сочтешь нужным. Я объявлю двору и прессе, что с этой маленькой проблемой разбираешься ты. Больше мне с этим не надоедай. Не надо докладов, если я сама не спрошу. Теперь убирайтесь. Все. Пошли вон.
   Мы пошли. Все, даже Баринтус. Пошли и были за это благодарны.

Глава 5

   Я позвонила майору Уолтерсу из полицейского департамента Сент-Луиса, тому, кто днем раньше обеспечивал нам охрану в аэропорту. Звонила я по единственной наземной линии в ситхене. Телефон стоял в кабинете королевы, всегда производившем на меня впечатление серебряно-черной версии кабинета Людовика XIV, как если б французский король имел пристрастие к готским танцклубам для развращенных богачей. Кабинет был элегантным, темным, дорогим и восхитительным в том стиле, от которого мурашки бегут по спине; современным, но с привкусом древности: кабинет нувориша, но сделанный как надо. У меня он вызывал легкую клаустрофобию. Слишком много оттенков серого и черного на таком маленьком пространстве, будто некий предприимчивый продавец готских драпировок убедил владельцев завесить его товаром каждый дюйм свободного пространства.
   Белая телефонная трубка на черном секретарском столе казалась человеческой костью. А может, я просто проецировала на нее свои общие ощущения. Сегодняшнее настроение королевы мне было непонятно. По пути сюда я спросила Баринтуса, есть ли у него догадки о причинах такого странного состояния Андаис, и он сказал – нет. Нет догадок.
   Почему я звонила в полицию Сент-Луиса, если формально земли фейри находились в Иллинойсе? Потому что майор Уолтерс был нынешним полицейским посредником между волшебной страной и человеческими властями. Когда-то, почти двести лет назад, к нам было приписано целое полицейское подразделение. Почему? Да потому, что не все американцы согласились с решением президента Джефферсона пустить фейри в Америку. Жители тех мест, которые оказывались в соседстве с нами, были особенно взволнованы. Они не хотели чтобы в их штат переселились монстры из Неблагого Двора. В то время Сент-Луис был ближайшим к нам крупным городом с действующим полицейским департаментом. Так что, хоть мы и жили в Иллинойсе, полицейские проблемы переадресовывались в Миссури и Сент-Луис. Полиции досталась радостная обязанность защищать нас от обозленных людей, а также караулить границы наших владений, чтобы мы не могли за них выйти, сея разрушение и хаос. Если бы дворы фейри не подмазали соответствующим образом кой-какие правительственные инстанции и кой-каких влиятельных личностей, мы, может быть, так и не переселились бы в эту страну. После последней европейской войны между людьми и фейри никто не хотел с нами связываться. Мы казались слишком опасными соседями.
   Чего никто не мог сообразить – от самого Джефферсона до крикливой толпы, – это что полицейское оцепление не могло бы остановить ни одного самого слабого фейри. Удерживали нас в границах фейриленда и заставляли правильно себя вести клятвы, данные нашим королям и королевам, и страх перед ними. Зато полиция не давала людям нам докучать.
   Постепенно, поскольку ничего страшного не происходило, число полицейских кордонов снижалось, пока их не убрали совсем; с тех пор мы обращались к полицейским только в случае нужды. Когда люди по соседству поняли, что нам от них ничего не нужно и мы предпочитаем жить сами по себе, нам все реже и реже приходилось прибегать к помощи полиции. Вскоре приписанным к нам полицейским стали поручать другую работу в других местах, отзывая их иногда по "делам фейри", как это стали называть. К нашим дням полицейское подразделение сократилось до одного-единственного полицейского. В последний раз ему пришлось работать, когда убили моего отца, но поскольку убийство произошло на земле, принадлежащей правительству, полиции перекрыли кислород дважды – сначала ФБР, а потом мы. Ну, не мы, а королева. Я бы пустила в холмы хоть дивизию солдат, если б думала, что они поймают убийц моего отца.
   Поскольку посредник оказался так неэффективен в деле моего отца, я думала, что этот пост упразднят. Но я ошиблась.
   Дойл выяснил, что майор Уолтерс все еще является нашим посредником. Последний реликт из подразделения, созданного лично Томасом Джефферсоном. У майора было самое высокое звание из всех, кто прежде занимал этот пост. Он вызвался на эту должность добровольно, потому что его предшественник среди прочего обеспечивал нашу охрану на пресс-конференциях, что в результате принесло ему тепленькое место шефа безопасности крупной корпорации. Имеющим деньги нравится, когда их охраняет кто-то, прежде работавший на королей. Резюме такого работника приобретает красивую виньетку. Дойлу даже удалось узнать, что у Уолтерса имелся целый список из возможных работодателей. Интересно, как изменится мнение больших корпораций об Уолтерсе после вчерашнего. Работа на королевских особ прекрасно смотрится в резюме, но если королевская особа пострадала, находясь под вашей охраной, – это уже далеко не так прекрасно. Не-а, президенты корпораций явно будут слегка нервничать под защитой человека, у которого собственный подчиненный выстрелил в принцессу Мередит. Люди верят в магию, но не в тех случаях, когда ею пытаются объяснить проколы. Обвинять они предпочитают кого-то, а не что-то.
   Уолтерсу нужно будет реабилитироваться. Он должен оправдаться в глазах общественности. Хотя и я, и мои стражи знали, что он не мог предотвратить случившегося, люди в это не поверят. Майор был главным. Он плохо справился. Вот так все и будут думать.
   Кристина, секретарь моей тетушки, была маленькая, фигуристая и более пышная, чем это предписывается нынешней модой. В свое время она была как раз как надо. Золотистые локоны спадали ей на плечи, а красивое личико оставалось вечно юным. Один из наших вельмож соблазнил ее несколько веков назад, но потом она ему наскучила. Чтобы остаться в волшебной стране, ей надо было стать полезной, и она научилась стенографии, а потом и обращению с компьютером. Наверное, она была одним из самых технически подкованных людей при обоих дворах.
   Она предложила нам позвонить в "Бюро по делам людей и фейри". Логично, наверное, но люди из бюро полезны скорее при социальных или дипломатических проблемах. А если надо что-то реально сделать, не зови политика или бюрократа. Зови копа.
   Я сделала глубокий вдох, быстро помолилась Богине и набрала номер, который мне дала Кристина.
   Он взял трубку на втором гудке.
   – Ваше величество? – произнес он.
   Наверное, у него стоял определитель номера.
   – Не совсем, – сказала я. – Вообще-то принцесса Мередит.
   Первая его фраза была профессиональной, вторая – содержала налет подозрительности.
   – Чем я заслужил такую честь, принцесса?
   Прозвучало это почти враждебно.
   – Кажется, вы на меня злитесь, майор Уолтерс.
   – В газетах сказано, что вы не доверяете способности моих людей вас защитить. Что у копов квалификации не хватает.
   Я не ожидала, что он будет так прямолинеен. Он оказался больше копом, чем политиком.
   – Могу ответить только, что я не дала прессе ни намека на то, что сомневаюсь в способностях ваших людей.
   – Тогда почему нас отстранили от охраны второй пресс-конференции?
   Гм-м, это была скользкая тема.
   – Мы оба знаем, что ваш сотрудник выстрелил в меня не по своей воле, а под действием чар, ведь так?
   – Да, наш экстрасенс обнаружил на нем остатки магического воздействия.
   – Мне безопасней находиться в ситхене, но вашим людям – нет. Кто-то наложил чары на полицейского в здании со стальными балками и перегородками, среди сплошной техники. Дайте тому же чародею действовать внутри ситхена, в волшебной стране – и вашим сотрудникам будет угрожать гораздо большая опасность подпасть под чары.
   – А репортеры – им такая опасность не грозит?
   – Они не вооружены, – возразила я. – Много вреда они не нанесут.
   – Значит, мы просто не проходим по вашим стандартам? – Он был зол, и я не совсем понимала, на что именно он злится.
   Секретарь королевы, должно быть, услышала достаточно из нашего разговора, чтобы дать мне намек. Она постучала пальцем по заголовку в "Сент-Луис постдиспетч": "Полиция не смогла защитить принцессу".
   Ох.
   – Майор Уолтерс, мне только что показали газету. Прошу прощения, что не поняла, какое воздействие окажет эта ситуация на вашу жизнь. Я немного зациклилась на опасности для собственной жизни.
   – Мне не нужны ваши извинения, принцесса. Мне нужно, чтобы мои люди могли защищать вас во время открытых мероприятий.
   – Сколько грязи на вас уже вылилось? Вас пытаются сделать козлом отпущения?
   – Это не ваше дело, – отрезал он, что было равнозначно положительному ответу.
   – Думаю, мы можем помочь друг другу, майор.
   – Каким образом?
   – Вы сидите?
   – Угу, – сказал он невесело.
   Я коротко пересказала ему все, что знала об убийстве Беатриче и репортера, и сообщила, что королева поручила мне разобраться с этим. На том конце трубки молчали так долго, что я наконец не выдержала:
   – Вы еще здесь, майор?
   – Здесь, – выдавил он.
   – Мне жаль, что "дела фейри" вдруг так ужасно осложнились. Прошу прощения, что это нарушает ваши планы.
   – Что вы можете знать о моих планах?
   – Я знаю, что вы собирались занять место шефа службы безопасности в крупной корпорации после почетной отставки в начале будущего года. Я знаю, что вы приняли должность нашего посредника, заботясь о своем резюме. Я знаю, что печальный инцидент с покушением на меня вряд ли зачтется вам в плюс на вашей новой работе.
   – Вы чертовски много знаете для принцессы.
   Я не стала это комментировать, не зная, было это комплиментом или оскорблением.
   – Но что, если я со всей очевидностью продемонстрирую свое к вам доверие, майор Уолтерс?
   – Что вам от меня нужно? – Подозрительность из него так и сочилась.
   – Мне нужна команда криминалистов. Я обеспечила сохранность места преступления, но мне сейчас нужны достижения науки, а не магии.
   – Не вы ли только что прочли мне лекцию об опасности, которой подвергнутся мои люди, явившись к вам в холм?
   – Да, и потому я приглашаю только вас лично, криминалистов и, может, еще одного-двоих сверх того. Мои стражи смогут защитить от магии индивидуально каждого из вас, если группа будет достаточно маленькой.
   – Пресса обрушилась на весь департамент, особенно пресса Сент-Луиса.
   – Теперь мне это известно. Давайте покажем им, что принцесса Мередит и ее стражи не верят всей этой грязи. Я действительно доверяю вам, майор Уолтерс. Вам и хорошей команде криминалистов. Так как, майор? Будете играть на нашей стороне, или оставить вас в покое? Я могу сделать вид, что этого звонка не было, и начать новую попытку с шефа местной полиции.
   – А почему вы с него не начали? – поинтересовался Уолтерс.
   – Потому что вы – наш посредник. Я уважаю этот титул. По протоколу я должна звонить вам. Кроме того, вы почти так же заинтересованы в успешном раскрытии дела, как и я.
   – Почему вы так думаете?
   – Не будьте наивны, майор. Департаменту припекли пятки. Они найдут, на кого повесить вину, и скорее всего это будете вы. Давайте покажем департаменту, что вы сохранили мое доверие, – и они от вас отстанут. Они все отдадут, лишь бы раскрыть новое преступление и получить преступника. Они с ног собьются, пытаясь достать вам все, что понадобится.
   – Похоже, вы знаете, как здесь вертятся винтики.
   – Политика есть политика, майор, и я выросла в самой ее гуще. – Я присела на край стола и попыталась расслабить плечо. Поврежденные мышцы напряглись во время беседы с королевой. Интересное обстоятельство. Но теперь у меня болела рука, и это было совсем неинтересно. О чем я жалела в связи с моей частично человеческой природой – так это о невозможности исцеляться мгновенно.
   – Мне нужен коп, майор Уолтерс, а не политик. Мне нужен тот, кто понимает, что за болтовней уходит время. Ценные следы, может быть, теряются прямо в эту минуту. Мне нужен человек, который будет больше думать о том, как распутать дело, а не о его политических последствиях. Я думаю, что такой человек – вы, а сейчас, когда ваша политическая звезда так тесно связана с моей, у вас двойной стимул.
   – Почему вы так в этом уверены? Почему вы думаете, что я просто не брошу все к черту?
   Я подумала и сказала:
   – Из-за выражения вашего лица, когда вчера в аэропорту вам пришлось разделить власть с Баринтусом. Из-за того, что вы едва не выругали меня сейчас по телефону, вместо того чтобы льстить и угождать. Я не могла быть в этом уверена при таком высоком чине, как у вас, но вы больше коп, чем политик, Уолтерс. А если б вы знали, как мало я люблю политиков, вы бы поняли, какой это комплимент.
   – Вы довольно ловко играете в политические игры для того, кто их не любит.
   – Я умею делать множество вещей, которые мне не нравятся, майор Уолтерс. Как и вы, без сомнения.
   Опять молчание.
   – Если мы не распутаем это дело, мне конец, и не важно, сколько доверия мне вы продемонстрируете. Вы или кто другой.
   – Но если распутаем... – бросила наживку я.
   Он утробно хохотнул.
   – Тогда я стану звездой и солнцем департамента, а президенты корпораций будут распихивать друг друга локтями, чтобы предложить мне зарплату побольше. Да-а...
   – Так вы со мной, или этого звонка не было?
   – Я с вами.
   Я улыбнулась.
   – Хорошо. Можете браться за телефон и достаньте мне криминалистов как можно быстрее.
   – Как мне объяснить шефу, почему вы решили пустить нас в ваши драгоценные земли? – спросил он. Да, он определенно был скорее копом, чем политиком.
   – Объясните, что виновник наверняка обладает дипломатическим иммунитетом, но мы надеемся, что следствие послужит развитию взаимного сотрудничества и торжеству правосудия.
   – Вы хотите получить гада, который это сделал?
   – Да, – подтвердила я.
   – Наверное, вы меня не помните – я был всего лишь одним из копов в оцеплении, – но я видел вас, когда погиб ваш отец. Вам отдали его меч.
   Если у меня и были сомнения в том, что я обратилась к нужному человеку, то теперь они рассеялись. Вслух я сказала:
   – Да, отдали.
   – Поймать этого парня – не значит поймать убийцу вашего отца.
   – Это очень проницательное замечание для того, кто видел меня всего дважды.
   – Ну, я видел вас чаще – там и тут, по случаю.
   – Признаю ошибку, и все же вы слишком проницательны, неуютно проницательны.
   – Простите. Как-нибудь, когда мы поймаем этого парня и если принцессы фейри не отказываются выпить с простыми полицейскими майорами, я расскажу вам, почему я стал копом.
   Теперь была моя очередь проявить проницательность.
   – Вы потеряли близкого человека, и гада, который это сделал, не нашли.
   – Вы знали, – сказал он тоном обвинителя.
   – Нет, клянусь.
   – Тогда это чертовски верная догадка.
   – Скажем так: человеку с ноющей раной легче угадать такую же рану у другого.
   Он хмыкнул, а потом проворчал:
   – Да, наверно, так. Чем вы займетесь, пока я буду поднимать всех на ноги?
   – Буду допрашивать свидетелей.
   – Знаете, было бы неплохо, если б допросы проводил я.
   – Большинство фейри, кто мог что-то видеть, никогда не покидали наши земли. Они побаиваются людей, особенно людей в форме. Все они помнят последнюю войну с людьми.
   – Это было почти четыре века назад, – поразился он.
   – Я знаю.
   – Я к этому никогда не привыкну.
   – К чему?
   – Что вы, ребята, выглядите такими юнцами, а помните эту страну еще до того, как сюда приплыл мой прапрапрадед.
   – Не я, майор. Я всего лишь простая смертная девушка.
   – Да уж... Мне с вами будет непросто, – хмыкнул он.
   – Я расскажу вам, если удастся вытрясти из свидетелей что-то полезное.
   – Я предпочел бы сам решать, что полезное, а что нет.
   – Тогда поторопитесь, майор, но я не могу обещать, что с вами все станут говорить. Я даже не пообещаю, что вы будете сидеть в той же комнате, где я стану говорить со свидетелями. Кое-кто из них при виде человека-полицейского просто откажется отвечать.
   – Тогда зачем мне ехать?
   – Затем, чтобы стать плечом к плечу, когда на нас набросятся журналисты, и показать, что мы сотрудничаем в этом расследовании. И прихватите с собой того полисмена, который в меня стрелял.
   – Зачем, во имя Господа?
   – Потому что его карьера в противном случае тоже рухнет.
   – Он не будет представлять для вас опасность?
   – Мы дадим ему амулет, укрепляющий психические щиты. Если я найду, что он недостаточно крепок для выполнения своих обязанностей, я дам вам знать, и мы проводим его наружу.
   – Почему вы беспокоитесь о судьбе одного-единственного молодого копа?
   – Потому что он мог прожить всю жизнь спокойно, если б держался подальше от фейри. Самое меньшее, что мы должны попытаться сделать, это сгладить последствия.
   – Я сейчас начну звонить, но вы меня озадачили, принцесса Мередит. Вы чуть ли не слишком хороши, чтобы быть настоящей. – И он повесил трубку.
   Я сделала то же самое. Слишком хороша, чтобы быть настоящей. Мой отец учил меня всегда поначалу действовать лаской, потому что кнут можно попробовать потом. Но если ты попробовал на ком-то кнут, ласке он уже никогда не поверит. Так что ласка, ласка и еще раз ласка, пока не настанет время перестать быть ласковой – а тогда бей насмерть. Я подумала, последовал ли он собственному совету в тот летний день, или промедлил, потому что считал другом того, кто обернулся против него. Я бы многое отдала за то, чтобы найти упомянутую персону и задать ей этот вопрос.