— А почему все-таки чуть-чуть не подождать, пока я что-нибудь не откопаю об этой девице Колтон?
Мейсон покачал головой:
— Не забывай, Пол, что окружной прокурор прислал повестку моему эксперту по почерку. Я хочу основательно запутать это дело и провернуть его как можно быстрее, чтобы он не успел даже и понять что к чему. Когда окружной прокурор получит те бумаги, пусть у него не останется времени, чтобы разобраться, что они собой представляют.
— Для этого потребуется много работать и, конечно, везение, — протянул Дрейк. — Ну, хорошо, я принимаюсь за дело, тебе же остается лишь уповать на удачу. Молись, чтобы фортуна снизошла к нам. Да, кстати, что там насчет того, что Миликант оказался Хогарти, и как тебе удалось узнать про обмороженную ногу?
Мейсон загадочно улыбнулся Делле Стрит.
— Мне напела об этом одна маленькая птичка, — хмыкнул он.
Глава 11
Мейсон покачал головой:
— Не забывай, Пол, что окружной прокурор прислал повестку моему эксперту по почерку. Я хочу основательно запутать это дело и провернуть его как можно быстрее, чтобы он не успел даже и понять что к чему. Когда окружной прокурор получит те бумаги, пусть у него не останется времени, чтобы разобраться, что они собой представляют.
— Для этого потребуется много работать и, конечно, везение, — протянул Дрейк. — Ну, хорошо, я принимаюсь за дело, тебе же остается лишь уповать на удачу. Молись, чтобы фортуна снизошла к нам. Да, кстати, что там насчет того, что Миликант оказался Хогарти, и как тебе удалось узнать про обмороженную ногу?
Мейсон загадочно улыбнулся Делле Стрит.
— Мне напела об этом одна маленькая птичка, — хмыкнул он.
Глава 11
Судья Кнокс, которого Перри Мейсон очень уважал за блестяще проведенное судебное слушание, впоследствии названное прессой «Делом заикающегося епископа», внимательно оглядел заполненный зал судебных заседаний. — Джентльмены, — обратился он к собравшимся. — Слушается дело, по которому штат Калифорния обвиняет Олдена Лидса в убийстве Джона Миликанта, известного также как Билл Хогарти и Л.К. Конвэй. Обвиняемый был предварительно ознакомлен со своими конституционными правами. Считаю возможным открыть предварительное слушание. Вы готовы?
Боб Киттеринг, представляющий окружного прокурора, худой и нервный тип с беспокойными глазами, ответил:
— В интересах обвинения готовы, ваша честь.
— В интересах защиты готовы, — подхватил Мейсон.
— Тогда начнем, — промолвил судья Кнокс. Первым давал показания следователь. Он рассказал о том, как было обнаружено тело, представил фотографии с изображениями трупа, лежащего на полу в ванной с торчащим под левой лопаткой ножом. Также продемонстрировал фотографии квартиры, подтверждающие, что в ней что-то искали. По просьбе Киттеринга, показал предметы, извлеченные из карманов убитого.
— Как я вижу, — заметил Киттеринг, — у убитого были найдены следующие вещи: перьевая ручка, носовой платок, выкидной нож, шесть долларов и двенадцать центов мелочью, конверт без обратного адреса на имя Л.К. Конвэя с запиской в нем. Здесь же перед вами футляр для ключей из свиной кожи, часы, портсигар и зажигалка. Я обращаю внимание суда на отсутствие бумажника, водительского удостоверения, визитных карточек, денег и спрашиваю вас: правда ли то, что эти, и только эти вещи были обнаружены в карманах убитого?
— Да, это так, — ответил следователь.
— Бумажника при убитом не обнаружено, и не был ли он найден при осмотре квартиры?
— Насколько я знаю, это так: бумажника не нашли.
— Защита вопросов не имеет, — закончил Киттеринг. Следующим давал показания судебный врач. Он сообщил, что смерть наступила в результате удара ножом, который к моменту его прихода все еще оставался в ране. Смерть, по его мнению, наступила мгновенно за восемь — десять часов до осмотра.
Киттеринг показал нож с резной рукояткой и со следами засохшей крови на нем.
— Я обращаю ваше внимание, доктор, на этот нож и спрашиваю: действительно ли это тот нож, который вы увидели в ране убитого, когда прибыли на место происшествия?
— Да, — ответил доктор.
Киттеринг попросил впредь именовать нож «вещественным доказательством А» — для занесения в протокол.
— Не возражаю, — согласился Мейсон.
— Вы можете точнее назвать время наступления смерти? — спросил Киттеринг у врача.
— Я могу определить его достаточно точно по состоянию пищи в желудке убитого, не привязывая время наступления смерти ко времени осмотра тела.
— Что вы имеете в виду, доктор?
— Мы произвели вскрытие и изучили содержимое желудка. Проведя анализ, установили, что он был убит приблизительно через два часа после принятия пищи, состоявшей из баранины, картофеля и зеленого горошка… Чтобы всем было понятно, поясню, что, когда время смерти устанавливается по температуре тела, окоченению и так далее, не приходится говорить о большой точности, поскольку тут сильно влияние индивидуальных особенностей строения тела и внешних факторов. Процесс же пищеварения у всех протекает одинаково, и время наступления смерти может быть определено точно, если известно, в котором часу человек принимал пищу.
— И все же вы можете, — настаивал Киттеринг, — назвать точное время?
— Да, — уверенно ответил врач. — Смерть наступила между десятью и десятью сорока пятью, в тот вечер, когда тело было обнаружено.
— На основе чего вы это установили?
— По состоянию пищи в желудке убитого и времени последнего приема пищи.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — заявил весьма довольный ответом Киттеринг.
— У меня есть несколько вопросов, — вмешался Мейсон. — Скажите, доктор, каким именно образом может быть установлено время наступления смерти?
— В данном случае, — ответил тот, несколько раздражаясь, — подходит несколько способов, но наиболее точным является метод, основанный на анализе содержимого желудка и времени принятия пищи.
— Значит, действуя таким образом, — сказал Мейсон, — вы предполагали, что обед был подан в двадцать десять?
— Действуя таким образом, я предполагал, что обед был подан в двадцать десять, сэр!
— Но, — заметил Мейсон, — о времени его обеда вы знали с чужих слов. Это так?
— Я знаю, что обед был подан в двадцать десять.
— Откуда же вам это известно? — не унимался адвокат. Врач повысил голос:
— Это подтверждает свидетель.
— Но если окажется, что тот ошибся, говоря вам, в какое время был подан обед, то окажется, что и вы неправильно установили время смерти?
— Свидетель не ошибается, — уверенно подтвердил врач. — Я разговаривал с ним лично.
— Но не основываясь на показаниях других людей, вы, доктор, можете лишь утверждать, что смерть наступила за восемь — десять часов до того, как вы приступили к осмотру тела, или же не позже, чем через два часа после приема пищи?
— Можно сказать и так, если это вам больше нравится, — раздраженно ответил врач.
— Спасибо, доктор, — с улыбкой поблагодарил Мейсон. — Это все, что я хотел узнать.
— Следующим будет давать показания Джейсон Кэрролл, — объявил Киттеринг.
Появился Кэрролл с застывшим выражением лица и неподвижными глазами. Он назвал свое имя, адрес и был приведен к присяге.
— Скажите, вы присутствовали на похоронах? спросил Киттеринг.
— Да.
— Когда это было?
— Утром в субботу. Семнадцатого.
— Вы узнали покойного?
— Да.
— Вы с ним были знакомы раньше?
— Да.
— Под каким именем вы его знали?
— Я знал его под именем Джона Миликанта, брата Эмили Миликант.
— А можете вы ответить, знал ли его ваш дядя, Олден Лидс, в настоящий момент подсудимый?
— Да, он его тоже знал.
— Под каким именем?
— Протестую по поводу этого вопроса, — перебил Мейсон. — Он не может свидетельствовать о том, что знает его дядя.
— Протест принимается, — произнес судья Кнокс.
— Вы когда-нибудь слышали, как ваш дядя обращался к нему по имени? — продолжил допрос представитель прокурора.
— Да.
— И как же ваш дядя к нему обращался? — спросил довольный удачно найденной формулировкой Киттеринг.
— Он называл его Джоном Миликантом, — прозвучал ответ, которого он ждал.
— Можете проводить перекрестный допрос, — сказал Киттеринг.
— Как я понимаю, вы не питали особой любви к вашему дяде, обвиняемому по этому делу? — поинтересовался Мейсон.
— Напротив, я заботился о нем, — возразил Кэрролл. — Это выразилось хотя бы в том, что я, узнав, как он стал жертвой неразборчивого в средствах авантюриста, всячески старался оградить его собственность от посягательств.
— Под «неразборчивым в средствах авантюристом» вы имеете в виду Эмили Миликант, сестру убитого? — уточнил адвокат.
— Да, ее.
— Теперь, — сказал Мейсон, — представим на минуту, что на скамье подсудимых находится не ваш дядя, а кто-нибудь другой. Это как-нибудь повлияло бы на ваши показания?
— Что вы имеете в виду? — не понял Джейсон Кэрролл.
— А вот что. Предположим, что от его смерти по естественным причинам или в газовой камере Сан-Квентина вам не светила бы никакая выгода. Иными словами, если бы вы не были его наследником и не могли бы поэтому претендовать на часть его состояния, вы бы стали препятствовать его женитьбе и поверили бы в то, что он — убийца?
Киттеринг вскочил на ноги.
— Ваша честь, — воскликнул Кэрролл, — это возмутительно! Неслыханно! Это, в конце концов, непрофессионально! Такие вопросы не могут задаваться в суде!
Судья Кнокс вежливо возразил:
— Вопрос, конечно, не из приятных, однако это не причина, чтоб его игнорировать. Его нельзя назвать вежливым, но он вполне правомерен. Я не знаю закона, по которому адвокат должен быть вежлив и выдержан в разговоре со свидетелем, говорящим явную ложь.
Этот вопрос необходим для того, чтоб выяснить мотивы поступка, и поэтому вполне уместен.
— Отвечайте же на вопрос, — потребовал Мейсон.
— Я совершенно не думал о деньгах моего дяди, — едва слышно проговорил Кэрролл.
— Но вы же, вопреки его воле, поместили его в санаторий, когда поняли, что тот собирается жениться на Эмили Миликант?
— Я сделал это для его же пользы.
— И для своей тоже. Разве не этим объясняется ваш поступок? — язвительно заметил Мейсон.
Немного поколебавшись, Джейсон Кэрролл на мгновение поднял глаза на адвоката:
— Нет, вы не правы.
— И вы никогда не обсуждали с вашими родственниками, которые, кстати, тоже помогали вам в этом деле, что если расстроить женитьбу вашего дяди или объявить его недееспособным, то все его состояние перейдет к вам?
Кэрролл, беспокойно переступая с ноги на ногу, снова ответил «нет» и опустил глаза.
— На эту тему не было разговоров?
— Нет.
— И никто не говорил о такой возможности в вашем присутствии?
После длительной паузы Кэрролл снова выдавил из себя «нет».
— Вы похитили вашего дядю не из-за денег, а проявляя заботу о нем?
— Я протестую! — опять вмешался Киттеринг. — Данные факты не являются свидетельством. Особенно протестую против слова «похитили».
— Протест принимается, — согласился судья Кнокс. Мейсон вежливо улыбнулся в сторону Киттеринга и продолжил:
— Не так давно вы сказали, что хотели объявить вашего дядю недееспособным и поместить в санаторий.
Свидетель замялся, и Мейсон полез в свой портфель.
— У меня есть копия вашего свидетельства, данного под присягой. Если желаете, можете освежить его в памяти, мистер Кэрролл.
— Да, — ответил Кэрролл, — я это говорил.
— И вы привезли его туда, где два санитара по вашей просьбе вытащили старого человека из машины и водворили в санаторий против его воли.
— Я не просил их делать этого.
— И вы не имеете к этому ни малейшего отношения?
— Нет.
— Вы попросили это сделать доктора Паркина К. Лондонбери? Разве не так?
— Я попросил его обеспечить моему дяде необходимое лечение.
— И объяснили, что под словами «необходимое лечение» вы имеете в виду то, что его надо насильно оставить в санатории?
— Что-то вроде этого, — буркнул Джейсон.
— Теперь следующий вопрос. Знакомы ли вы с Инес Колтон?
— Нет! — поспешно воскликнул Джейсон Кэрролл.
— Вы ее не знаете?
— Нет.
— И никогда не встречали?
— Нет.
— А вы знаете кого-нибудь из живущих в доме, где Джон Миликант снимал квартиру?
— Нет.
Мейсон спросил, хищно прищурившись:
— Вы хорошо осознаете, что даете показания под присягой по делу об убийстве?
— Конечно!
— И продолжаете настаивать на своем ответе?
— Да.
— Тогда у меня все, — развел руками адвокат. Было очевидно, что судья Кнокс абсолютно не верит свидетелю.
— Мистер Кэрролл, — произнес он, — уж не хотите ли вы сказать суду, что за все время, пока ваши родственники обсуждали проблему, каким образом вашего дядю, в данном случае подсудимого, объявить недееспособным, ни разу в вашем присутствии не заходил разговор о том, какие выгоды в материальном плане сулит это семье?
Кэрролл поднял глаза на Мейсона, потом перевел взгляд на Киттеринга и прошептал едва слышно:
— Таких разговоров никогда не заходило.
— Достаточно! — зловеще объявил судья. Киттеринг выглядел весьма озабоченным.
— Конечно, мистер Кэрролл, — произнес он, — вы могли в каком-нибудь разговоре заметить, хотя бы к слову, что являетесь наследником дяди, и поэтому стремитесь сохранить его состояние.
— Протестую! Это наводящий вопрос! — вмешался Мейсон.
— Протест принимается, — отреагировал судья Кнокс.
— Ну, хорошо, — поправился Киттеринг. — Обсуждали ли вы когда-нибудь, хотя бы косвенно, вопрос о деньгах, которые вам могут достаться?
— Нет, — ответил Кэрролл.
— Допрос свидетеля окончен, — несколько поспешно объявил Киттеринг. — Приглашается свидетель Фриман Лидс.
Фриман Лидс, сильный человек, чье лицо с годами приобрело угрюмое и вызывающее выражение, был приведен к присяге, сообщил свои имя, адрес и подошел к барьеру.
— Вы приходитесь обвиняемому братом?
— Да.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним о человеке по имени Билл Хогарти?
— Да.
— Когда?
— Да. Всего два или три раза. Когда именно — не помню.
— И что же обвиняемый говорил о Хогарти?
— Возражаю! — заметил Мейсон. — Вопрос несущественный, неправомерный и к делу не относится.
— В дальнейшем я покажу, что он имеет непосредственное отношение к делу, — пообещал Киттеринг.
— В связи с этим протест отклоняется, — произнес судья Кнокс.
— Олден был на Клондайке, сказал Фриман Лидс. — Он рассказывал мне о своих приключениях. Билл Хогарти был его компаньоном. Им удалось найти там золото.
— Обвиняемый описывал вам когда-нибудь внешность Вильяма Хогарти?
— Он говорил, что Хогарти моложе его и физически очень сильный.
Что еще он рассказывал о Хогарти?
— Говорил, что у них были какие-то неприятности.
— Он уточнял, какие именно?
— Как я понял, дело касалось женщины.
— Вопрос не о том, как вы его поняли, — поправил свидетеля Киттеринг. — Он вам говорил об этом?
— Да, он говорил, что были неприятности из-за какой-то танцовщицы.
— Что еще об этом он рассказывал?
— Что однажды из-за женщины между ними произошла перестрелка.
— Он рассказывал, где это произошло?
— На Клондайке.
— Можете начинать перекрестный допрос, — предложил Киттеринг.
— Могу ли я уточнить предмет разговора? — задал первый вопрос Мейсон. — Правильно ли я понял, что обвинение собирается использовать это туманное свидетельство и показать, что убитым был Билл Хогарти?
— Да, мы утверждаем, что это так, — заявил Киттеринг. — Ваша честь, мы собираемся это доказать и предъявим доказательства того, что обвиняемый подписывался именем Билла Хогарти в регистрационных книгах отелей, что он покинул Клондайк под именем Билла Хогарти, что он присвоил долю золота, принадлежащую Биллу Хогарти, что убитый не кто иной, как Билл Хогарти, что он пытался получить от обвиняемого денежную компенсацию, но тот предпочел его убить, нежели расстаться со своими нечестно нажитыми деньгами. Таким образом, становится понятен и мотив убийства.
— И у вас имеется достаточно фактов, чтобы доказать все это? — вежливо поинтересовался Мейсон.
— Мы располагаем всем, что для этого необходимо, — с достоинством ответил Киттеринг. — Кое-что будет доказано на основе логических доводов. Только не пытайтесь разыгрывать удивление, мистер Мейсон. Ваше частное объявление в сиэтлской газете говорит о том, что вы…
— Достаточно! — перебил его судья Кнокс. — Не будем переходить на личности. Можете задавать свидетелю вопросы, мистер Мейсон.
— Благодарю, ваша честь, — поклонился адвокат. — Мистер Лидс, я задам вам тот же вопрос, что и Джейсону Кэрроллу. Велись ли разговоры в вашем присутствии или в присутствии Джейсона Кэрролла о выгодах, которые будет иметь семья, если объявить Олдена Лидса недееспособным или поместить в санаторий? Лидс тяжело вздохнул.
— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.
— Боюсь, что вам придется это сделать, — заметил Мейсон.
— Вопрос совершенно уместный, — согласился судья Кнокс.
— Ваша честь, — возразил Киттеринг, — если адвокат хочет поставить под сомнение показания Джейсона Кэрролла, он должен это делать сам, а не оказывать давление на свидетелей.
— Я не согласен с вами, — заявил судья. — Этот вопрос поможет понять намерения части свидетелей. Очевидно, если Олдена Лидса признают виновным, то его женитьба будет расстроена, что весьма выгодно для родственников. Можете отвечать на вопрос, мистер Лидс.
— Был разговор насчет того, чтобы меня назначить опекуном.
— Шла ли при этом речь, что это для вас выгодно? Несколько секунд Фриман Лидс тяжело молчал.
— Нет, — наконец ответил он.
— И не было разговора о том, что вы унаследуете часть его состояния?
— Нет, — ответил Лидс после некоторого колебания.
— Обвиняемый — ваш старший брат?
— Да.
— Сколько вам было лет, когда он ушел из дома?
— Мне было семь лет.
— И когда вы с ним снова встретились?
— Около пяти лет назад.
— И все эти годы вы не поддерживали с ним связи?
— Нет.
— И даже не слышали о нем?
— Нет.
— И не знали, где он находится?
— Нет.
— Откуда же вы знаете, что обвиняемый — ваш брат? — подвел итог адвокат.
— Я узнал его, — ответил Лидс. Мейсон хитро улыбнулся.
— А вы узнали бы брата, — учтиво осведомился он, — если бы он разорился?
По залу пронесся шепот. В двух или трех местах раздался смех.
Судья Кнокс сказал, с трудом сдерживая улыбку:
— Суду надо вынести решение, поэтому мы не можем допустить веселья в зале. Дело очень серьезное, поэтому попрошу публику сдерживать свои эмоции. Отвечайте на поставленный вопрос, мистер Лидс.
— Конечно, — подтвердил тот, — я бы его узнал и в этом случае.
— А если бы он появился у вашего черного входа оборванный, с сумой через плечо и попросил у вас хлеба, вы полагаете, что и тогда узнали бы в нем брата, с которым расстались давным-давно? — продолжал Мейсон.
— Да, несомненно.
— Где вы впервые встретились с братом после разлуки, мистер Лидс?
— Олден Лидс приехал ко мне домой.
— На такси?
— Да.
— И что он сказал вам?
— Он спросил, еще не входя в дом, помню ли я его и не может ли он у меня немного пожить, и после небольшой паузы спросил: «Разве ты не помнишь своего родного брата, Олдена Лидса?»
— Понятно! — с улыбкой ответил Мейсон. — А сколько времени длилась эта пауза, то есть с момента его вопроса о том, помните ли вы его, до того, как он попросил разрешения остановиться у вас?
— Минута или две.
— И за это время вы его не узнали?
— Я просто не был абсолютно уверен.
— Понятно. И вы его узнали после того, как он назвал свое имя?
— Я пригласил его в дом.
— И обвиняемый вошел?
— Да.
— И вы с ним поговорили?
— Да, мы говорили примерно около часа.
— Именно тогда он сообщил вам, что нашел золото на Клондайке?
— Он просто сказал, что живет очень хорошо.
— И это, — заметил Мейсон, — окончательно вас убедило, что он — ваш брат?
— Нет, это не так, — ответил Лидс.
— Почему же не так?
— Я узнал его.
— Когда же?
— Сразу, как увидел.
— Еще до того, как он вошел в ваш дом?
— Да, конечно.
— Но ведь вы не назвали его по имени и не сразу впустили? — уточнил адвокат.
— Да, не сразу.
— Вы с ним поздоровались за руку?
— Я уже не помню.
— Кто-нибудь еще присутствовал при этом разговоре?
— Да, но, правда, не с самого начала.
— Кто же это был?
— Джейсон Кэрролл.
— Вы представили обвиняемого Джейсону Кэрроллу?
— Да.
— Помните, что именно вы тогда сказали?
— С тех пор прошло пять лет, — запротестовал свидетель. — Трудно упомнить все подробности по истечение такого времени.
— Да, — согласился Мейсон, — но не для человека с такой замечательной памятью, как у вас. В начале допроса вы сообщили, что вам шестьдесят пять лет. Значит, когда вы встретились с братом, вам было около шестидесяти. Перед этим вы видели его, когда вам было семь, и узнали, несмотря на прошедшие пятьдесят три года. Это так? — Выражение лица адвоката выдавало его торжество.
— Да… Да.
— Что же вы сказали Джейсону Кэрроллу? «Джейсон, это — мой брат Олден»?
— Я не помню.
— Дело в том, — заявил Мейсон, — что вы, очевидно, сказали что-то вроде: «Джейсон, этот человек утверждает, что он — твой дядя Олден».
— Да, наверное, что-то в этом роде.
Мейсон улыбнулся.
— У меня все! — заключил он. Киттеринг хмуро произнес:
— Следующим будет давать показания Оскар Бейкер… Я должен попросить извинения у суда за то, что не направил свидетелям официальных вызовов, и некоторые из них попросили освободить их от обязанности давать показания, поэтому позже мне самому придется дополнить рассказ.
— Мы предоставим вам такую возможность, — сказал судья Кнокс. — Суд заслушает всю имеющуюся информацию по этому делу.
— Оскар Бейкер, — объявил Киттеринг.
Парень лет двадцати двух — двадцати пяти с нездоровым, желтоватым цветом лица, в экстравагантной одежде из самых дешевых магазинов, проследовал через зал заседаний и был приведен к присяге. Его имя — Оскар Бейкер, профессия — официант, возраст — двадцать три года, снимает комнату.
— Где вы работаете? — спросил Киттеринг.
— В ресторане «Голубое и белое».
— Вы работаете там официантом?
— Да.
— Сколько времени вы там прослужили?
— Шесть месяцев.
— И вы работали вечером, седьмого числа этого месяца?
— Да.
— Это была пятница, не так ли?
— Да, сэр.
— В котором часу вы пришли на работу в тот день?
— В четыре часа дня.
— И когда ушли?
— В одиннадцать вечера.
— Вы были знакомы с Джоном Миликантом?
— Да, сэр.
— Вы встречались с ним неоднократно?
— Да, сэр.
— Где?
— У него на квартире. Он живет рядом с нашим рестораном.
— С какой целью вы с ним встречались?
— Я приносил еду, которую он заказывал.
— Он заказывал обед на дом?
— Да, иногда.
— Заказывал еду в вашем ресторане, и вы доставляли заказ, поскольку это входит в обязанности официанта?
— Да, сэр, это так.
— И в этот вечер вы тоже приносили ему обед?
— Да, сэр.
— Каким образом обед был заказан?
— По телефону.
— Кто его заказывал?
— Полагаю, мистер Миликант.
— Что именно он заказал?
— Обед на двоих. Он сказал, что непременно хочет бараньи отбивные с картофелем и зеленым горошком, и попросил принести именно это.
— В котором часу это было?
— Без пяти восемь.
— Почему вы запомнили время?
— Потому что я ему сказал, что придется немного подождать, пока приготовят отбивные: я не был уверен, что они у нас есть.
— Но оказалось, что они у вас были?
— Да. Я переговорил с поваром и выяснил, что у него осталось несколько штук в холодильнике, не так много, чтобы можно было включить их в меню, но вполне достаточно для обеда на двоих.
— И вы доставили еду ему на квартиру?
— Да.
— На квартиру Джона Миликанта? — уточнил Киттеринг.
— Да, сэр.
— Расскажите об этом суду подробнее.
— Хорошо. Я поставил блюда на поднос, накрыл их салфетками и сложенной скатертью и отнес ему домой. Я помнил номер квартиры Миликанта, вернее — Конвэя, мы его знали под этим именем.
— Вы говорите об Л.К. Конвэе? — перебил Киттеринг.
— Да, о Луи Конвэе. Я поднялся на лифте и постучал в дверь. «Войдите!»
— Дверь была не заперта? — спросил Киттеринг.
— Нет. Два парня, то есть я хотел сказать — двое мужчин находились в спальне. Они разговаривали о скачках, и я прислушался, потому что Луи Конвэй иногда располагал ценной информацией о предстоящих заездах. Однако из этого ничего не вышло. Наверное, они догадались, что я подслушиваю, потому что один из них произнес: «Подожди, пока он уйдет, — затем обратился ко мне: — Оставь все на столе, сынок. Я позвоню, когда надо будет прийти за посудой. Сколько с меня?» — «Доллар семьдесят пять», — ответил я. Он протянул мне три доллара и сказал: «Держи. Можешь идти». — «Накрыть на стол?» — спросил я. «Не надо, мы спешим». — «Советую приступить к обеду сразу, — посоветовал я. — Обед разогрет перед самым моим уходом, но по дороге он подостыл». — «Хорошо, сынок, — ответил тот. — Я понимаю. Иди, мы заняты».
— Вы знали этого человека? — спросил Киттеринг.
— Тогда не знал, но теперь знаю. Это был Гай Серл, человек, купивший у Конвэя дело.
— Вам что-нибудь известно о занятии Конвэя? — спросил Киттеринг.
Официант замялся.
— Чем он занимался? — настойчиво повторил представитель прокурора.
— Возражаю! — раздался голос Мейсона. — Вопрос несущественный и к делу не относится.
Судья Кнокс поинтересовался у Киттеринга:
— Этот вопрос поможет установить личность убитого?
— Не совсем так, — уточнил Киттеринг. — Ответ на этот вопрос даст суду представление о его прошлом и…
Боб Киттеринг, представляющий окружного прокурора, худой и нервный тип с беспокойными глазами, ответил:
— В интересах обвинения готовы, ваша честь.
— В интересах защиты готовы, — подхватил Мейсон.
— Тогда начнем, — промолвил судья Кнокс. Первым давал показания следователь. Он рассказал о том, как было обнаружено тело, представил фотографии с изображениями трупа, лежащего на полу в ванной с торчащим под левой лопаткой ножом. Также продемонстрировал фотографии квартиры, подтверждающие, что в ней что-то искали. По просьбе Киттеринга, показал предметы, извлеченные из карманов убитого.
— Как я вижу, — заметил Киттеринг, — у убитого были найдены следующие вещи: перьевая ручка, носовой платок, выкидной нож, шесть долларов и двенадцать центов мелочью, конверт без обратного адреса на имя Л.К. Конвэя с запиской в нем. Здесь же перед вами футляр для ключей из свиной кожи, часы, портсигар и зажигалка. Я обращаю внимание суда на отсутствие бумажника, водительского удостоверения, визитных карточек, денег и спрашиваю вас: правда ли то, что эти, и только эти вещи были обнаружены в карманах убитого?
— Да, это так, — ответил следователь.
— Бумажника при убитом не обнаружено, и не был ли он найден при осмотре квартиры?
— Насколько я знаю, это так: бумажника не нашли.
— Защита вопросов не имеет, — закончил Киттеринг. Следующим давал показания судебный врач. Он сообщил, что смерть наступила в результате удара ножом, который к моменту его прихода все еще оставался в ране. Смерть, по его мнению, наступила мгновенно за восемь — десять часов до осмотра.
Киттеринг показал нож с резной рукояткой и со следами засохшей крови на нем.
— Я обращаю ваше внимание, доктор, на этот нож и спрашиваю: действительно ли это тот нож, который вы увидели в ране убитого, когда прибыли на место происшествия?
— Да, — ответил доктор.
Киттеринг попросил впредь именовать нож «вещественным доказательством А» — для занесения в протокол.
— Не возражаю, — согласился Мейсон.
— Вы можете точнее назвать время наступления смерти? — спросил Киттеринг у врача.
— Я могу определить его достаточно точно по состоянию пищи в желудке убитого, не привязывая время наступления смерти ко времени осмотра тела.
— Что вы имеете в виду, доктор?
— Мы произвели вскрытие и изучили содержимое желудка. Проведя анализ, установили, что он был убит приблизительно через два часа после принятия пищи, состоявшей из баранины, картофеля и зеленого горошка… Чтобы всем было понятно, поясню, что, когда время смерти устанавливается по температуре тела, окоченению и так далее, не приходится говорить о большой точности, поскольку тут сильно влияние индивидуальных особенностей строения тела и внешних факторов. Процесс же пищеварения у всех протекает одинаково, и время наступления смерти может быть определено точно, если известно, в котором часу человек принимал пищу.
— И все же вы можете, — настаивал Киттеринг, — назвать точное время?
— Да, — уверенно ответил врач. — Смерть наступила между десятью и десятью сорока пятью, в тот вечер, когда тело было обнаружено.
— На основе чего вы это установили?
— По состоянию пищи в желудке убитого и времени последнего приема пищи.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — заявил весьма довольный ответом Киттеринг.
— У меня есть несколько вопросов, — вмешался Мейсон. — Скажите, доктор, каким именно образом может быть установлено время наступления смерти?
— В данном случае, — ответил тот, несколько раздражаясь, — подходит несколько способов, но наиболее точным является метод, основанный на анализе содержимого желудка и времени принятия пищи.
— Значит, действуя таким образом, — сказал Мейсон, — вы предполагали, что обед был подан в двадцать десять?
— Действуя таким образом, я предполагал, что обед был подан в двадцать десять, сэр!
— Но, — заметил Мейсон, — о времени его обеда вы знали с чужих слов. Это так?
— Я знаю, что обед был подан в двадцать десять.
— Откуда же вам это известно? — не унимался адвокат. Врач повысил голос:
— Это подтверждает свидетель.
— Но если окажется, что тот ошибся, говоря вам, в какое время был подан обед, то окажется, что и вы неправильно установили время смерти?
— Свидетель не ошибается, — уверенно подтвердил врач. — Я разговаривал с ним лично.
— Но не основываясь на показаниях других людей, вы, доктор, можете лишь утверждать, что смерть наступила за восемь — десять часов до того, как вы приступили к осмотру тела, или же не позже, чем через два часа после приема пищи?
— Можно сказать и так, если это вам больше нравится, — раздраженно ответил врач.
— Спасибо, доктор, — с улыбкой поблагодарил Мейсон. — Это все, что я хотел узнать.
— Следующим будет давать показания Джейсон Кэрролл, — объявил Киттеринг.
Появился Кэрролл с застывшим выражением лица и неподвижными глазами. Он назвал свое имя, адрес и был приведен к присяге.
— Скажите, вы присутствовали на похоронах? спросил Киттеринг.
— Да.
— Когда это было?
— Утром в субботу. Семнадцатого.
— Вы узнали покойного?
— Да.
— Вы с ним были знакомы раньше?
— Да.
— Под каким именем вы его знали?
— Я знал его под именем Джона Миликанта, брата Эмили Миликант.
— А можете вы ответить, знал ли его ваш дядя, Олден Лидс, в настоящий момент подсудимый?
— Да, он его тоже знал.
— Под каким именем?
— Протестую по поводу этого вопроса, — перебил Мейсон. — Он не может свидетельствовать о том, что знает его дядя.
— Протест принимается, — произнес судья Кнокс.
— Вы когда-нибудь слышали, как ваш дядя обращался к нему по имени? — продолжил допрос представитель прокурора.
— Да.
— И как же ваш дядя к нему обращался? — спросил довольный удачно найденной формулировкой Киттеринг.
— Он называл его Джоном Миликантом, — прозвучал ответ, которого он ждал.
— Можете проводить перекрестный допрос, — сказал Киттеринг.
— Как я понимаю, вы не питали особой любви к вашему дяде, обвиняемому по этому делу? — поинтересовался Мейсон.
— Напротив, я заботился о нем, — возразил Кэрролл. — Это выразилось хотя бы в том, что я, узнав, как он стал жертвой неразборчивого в средствах авантюриста, всячески старался оградить его собственность от посягательств.
— Под «неразборчивым в средствах авантюристом» вы имеете в виду Эмили Миликант, сестру убитого? — уточнил адвокат.
— Да, ее.
— Теперь, — сказал Мейсон, — представим на минуту, что на скамье подсудимых находится не ваш дядя, а кто-нибудь другой. Это как-нибудь повлияло бы на ваши показания?
— Что вы имеете в виду? — не понял Джейсон Кэрролл.
— А вот что. Предположим, что от его смерти по естественным причинам или в газовой камере Сан-Квентина вам не светила бы никакая выгода. Иными словами, если бы вы не были его наследником и не могли бы поэтому претендовать на часть его состояния, вы бы стали препятствовать его женитьбе и поверили бы в то, что он — убийца?
Киттеринг вскочил на ноги.
— Ваша честь, — воскликнул Кэрролл, — это возмутительно! Неслыханно! Это, в конце концов, непрофессионально! Такие вопросы не могут задаваться в суде!
Судья Кнокс вежливо возразил:
— Вопрос, конечно, не из приятных, однако это не причина, чтоб его игнорировать. Его нельзя назвать вежливым, но он вполне правомерен. Я не знаю закона, по которому адвокат должен быть вежлив и выдержан в разговоре со свидетелем, говорящим явную ложь.
Этот вопрос необходим для того, чтоб выяснить мотивы поступка, и поэтому вполне уместен.
— Отвечайте же на вопрос, — потребовал Мейсон.
— Я совершенно не думал о деньгах моего дяди, — едва слышно проговорил Кэрролл.
— Но вы же, вопреки его воле, поместили его в санаторий, когда поняли, что тот собирается жениться на Эмили Миликант?
— Я сделал это для его же пользы.
— И для своей тоже. Разве не этим объясняется ваш поступок? — язвительно заметил Мейсон.
Немного поколебавшись, Джейсон Кэрролл на мгновение поднял глаза на адвоката:
— Нет, вы не правы.
— И вы никогда не обсуждали с вашими родственниками, которые, кстати, тоже помогали вам в этом деле, что если расстроить женитьбу вашего дяди или объявить его недееспособным, то все его состояние перейдет к вам?
Кэрролл, беспокойно переступая с ноги на ногу, снова ответил «нет» и опустил глаза.
— На эту тему не было разговоров?
— Нет.
— И никто не говорил о такой возможности в вашем присутствии?
После длительной паузы Кэрролл снова выдавил из себя «нет».
— Вы похитили вашего дядю не из-за денег, а проявляя заботу о нем?
— Я протестую! — опять вмешался Киттеринг. — Данные факты не являются свидетельством. Особенно протестую против слова «похитили».
— Протест принимается, — согласился судья Кнокс. Мейсон вежливо улыбнулся в сторону Киттеринга и продолжил:
— Не так давно вы сказали, что хотели объявить вашего дядю недееспособным и поместить в санаторий.
Свидетель замялся, и Мейсон полез в свой портфель.
— У меня есть копия вашего свидетельства, данного под присягой. Если желаете, можете освежить его в памяти, мистер Кэрролл.
— Да, — ответил Кэрролл, — я это говорил.
— И вы привезли его туда, где два санитара по вашей просьбе вытащили старого человека из машины и водворили в санаторий против его воли.
— Я не просил их делать этого.
— И вы не имеете к этому ни малейшего отношения?
— Нет.
— Вы попросили это сделать доктора Паркина К. Лондонбери? Разве не так?
— Я попросил его обеспечить моему дяде необходимое лечение.
— И объяснили, что под словами «необходимое лечение» вы имеете в виду то, что его надо насильно оставить в санатории?
— Что-то вроде этого, — буркнул Джейсон.
— Теперь следующий вопрос. Знакомы ли вы с Инес Колтон?
— Нет! — поспешно воскликнул Джейсон Кэрролл.
— Вы ее не знаете?
— Нет.
— И никогда не встречали?
— Нет.
— А вы знаете кого-нибудь из живущих в доме, где Джон Миликант снимал квартиру?
— Нет.
Мейсон спросил, хищно прищурившись:
— Вы хорошо осознаете, что даете показания под присягой по делу об убийстве?
— Конечно!
— И продолжаете настаивать на своем ответе?
— Да.
— Тогда у меня все, — развел руками адвокат. Было очевидно, что судья Кнокс абсолютно не верит свидетелю.
— Мистер Кэрролл, — произнес он, — уж не хотите ли вы сказать суду, что за все время, пока ваши родственники обсуждали проблему, каким образом вашего дядю, в данном случае подсудимого, объявить недееспособным, ни разу в вашем присутствии не заходил разговор о том, какие выгоды в материальном плане сулит это семье?
Кэрролл поднял глаза на Мейсона, потом перевел взгляд на Киттеринга и прошептал едва слышно:
— Таких разговоров никогда не заходило.
— Достаточно! — зловеще объявил судья. Киттеринг выглядел весьма озабоченным.
— Конечно, мистер Кэрролл, — произнес он, — вы могли в каком-нибудь разговоре заметить, хотя бы к слову, что являетесь наследником дяди, и поэтому стремитесь сохранить его состояние.
— Протестую! Это наводящий вопрос! — вмешался Мейсон.
— Протест принимается, — отреагировал судья Кнокс.
— Ну, хорошо, — поправился Киттеринг. — Обсуждали ли вы когда-нибудь, хотя бы косвенно, вопрос о деньгах, которые вам могут достаться?
— Нет, — ответил Кэрролл.
— Допрос свидетеля окончен, — несколько поспешно объявил Киттеринг. — Приглашается свидетель Фриман Лидс.
Фриман Лидс, сильный человек, чье лицо с годами приобрело угрюмое и вызывающее выражение, был приведен к присяге, сообщил свои имя, адрес и подошел к барьеру.
— Вы приходитесь обвиняемому братом?
— Да.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним о человеке по имени Билл Хогарти?
— Да.
— Когда?
— Да. Всего два или три раза. Когда именно — не помню.
— И что же обвиняемый говорил о Хогарти?
— Возражаю! — заметил Мейсон. — Вопрос несущественный, неправомерный и к делу не относится.
— В дальнейшем я покажу, что он имеет непосредственное отношение к делу, — пообещал Киттеринг.
— В связи с этим протест отклоняется, — произнес судья Кнокс.
— Олден был на Клондайке, сказал Фриман Лидс. — Он рассказывал мне о своих приключениях. Билл Хогарти был его компаньоном. Им удалось найти там золото.
— Обвиняемый описывал вам когда-нибудь внешность Вильяма Хогарти?
— Он говорил, что Хогарти моложе его и физически очень сильный.
Что еще он рассказывал о Хогарти?
— Говорил, что у них были какие-то неприятности.
— Он уточнял, какие именно?
— Как я понял, дело касалось женщины.
— Вопрос не о том, как вы его поняли, — поправил свидетеля Киттеринг. — Он вам говорил об этом?
— Да, он говорил, что были неприятности из-за какой-то танцовщицы.
— Что еще об этом он рассказывал?
— Что однажды из-за женщины между ними произошла перестрелка.
— Он рассказывал, где это произошло?
— На Клондайке.
— Можете начинать перекрестный допрос, — предложил Киттеринг.
— Могу ли я уточнить предмет разговора? — задал первый вопрос Мейсон. — Правильно ли я понял, что обвинение собирается использовать это туманное свидетельство и показать, что убитым был Билл Хогарти?
— Да, мы утверждаем, что это так, — заявил Киттеринг. — Ваша честь, мы собираемся это доказать и предъявим доказательства того, что обвиняемый подписывался именем Билла Хогарти в регистрационных книгах отелей, что он покинул Клондайк под именем Билла Хогарти, что он присвоил долю золота, принадлежащую Биллу Хогарти, что убитый не кто иной, как Билл Хогарти, что он пытался получить от обвиняемого денежную компенсацию, но тот предпочел его убить, нежели расстаться со своими нечестно нажитыми деньгами. Таким образом, становится понятен и мотив убийства.
— И у вас имеется достаточно фактов, чтобы доказать все это? — вежливо поинтересовался Мейсон.
— Мы располагаем всем, что для этого необходимо, — с достоинством ответил Киттеринг. — Кое-что будет доказано на основе логических доводов. Только не пытайтесь разыгрывать удивление, мистер Мейсон. Ваше частное объявление в сиэтлской газете говорит о том, что вы…
— Достаточно! — перебил его судья Кнокс. — Не будем переходить на личности. Можете задавать свидетелю вопросы, мистер Мейсон.
— Благодарю, ваша честь, — поклонился адвокат. — Мистер Лидс, я задам вам тот же вопрос, что и Джейсону Кэрроллу. Велись ли разговоры в вашем присутствии или в присутствии Джейсона Кэрролла о выгодах, которые будет иметь семья, если объявить Олдена Лидса недееспособным или поместить в санаторий? Лидс тяжело вздохнул.
— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.
— Боюсь, что вам придется это сделать, — заметил Мейсон.
— Вопрос совершенно уместный, — согласился судья Кнокс.
— Ваша честь, — возразил Киттеринг, — если адвокат хочет поставить под сомнение показания Джейсона Кэрролла, он должен это делать сам, а не оказывать давление на свидетелей.
— Я не согласен с вами, — заявил судья. — Этот вопрос поможет понять намерения части свидетелей. Очевидно, если Олдена Лидса признают виновным, то его женитьба будет расстроена, что весьма выгодно для родственников. Можете отвечать на вопрос, мистер Лидс.
— Был разговор насчет того, чтобы меня назначить опекуном.
— Шла ли при этом речь, что это для вас выгодно? Несколько секунд Фриман Лидс тяжело молчал.
— Нет, — наконец ответил он.
— И не было разговора о том, что вы унаследуете часть его состояния?
— Нет, — ответил Лидс после некоторого колебания.
— Обвиняемый — ваш старший брат?
— Да.
— Сколько вам было лет, когда он ушел из дома?
— Мне было семь лет.
— И когда вы с ним снова встретились?
— Около пяти лет назад.
— И все эти годы вы не поддерживали с ним связи?
— Нет.
— И даже не слышали о нем?
— Нет.
— И не знали, где он находится?
— Нет.
— Откуда же вы знаете, что обвиняемый — ваш брат? — подвел итог адвокат.
— Я узнал его, — ответил Лидс. Мейсон хитро улыбнулся.
— А вы узнали бы брата, — учтиво осведомился он, — если бы он разорился?
По залу пронесся шепот. В двух или трех местах раздался смех.
Судья Кнокс сказал, с трудом сдерживая улыбку:
— Суду надо вынести решение, поэтому мы не можем допустить веселья в зале. Дело очень серьезное, поэтому попрошу публику сдерживать свои эмоции. Отвечайте на поставленный вопрос, мистер Лидс.
— Конечно, — подтвердил тот, — я бы его узнал и в этом случае.
— А если бы он появился у вашего черного входа оборванный, с сумой через плечо и попросил у вас хлеба, вы полагаете, что и тогда узнали бы в нем брата, с которым расстались давным-давно? — продолжал Мейсон.
— Да, несомненно.
— Где вы впервые встретились с братом после разлуки, мистер Лидс?
— Олден Лидс приехал ко мне домой.
— На такси?
— Да.
— И что он сказал вам?
— Он спросил, еще не входя в дом, помню ли я его и не может ли он у меня немного пожить, и после небольшой паузы спросил: «Разве ты не помнишь своего родного брата, Олдена Лидса?»
— Понятно! — с улыбкой ответил Мейсон. — А сколько времени длилась эта пауза, то есть с момента его вопроса о том, помните ли вы его, до того, как он попросил разрешения остановиться у вас?
— Минута или две.
— И за это время вы его не узнали?
— Я просто не был абсолютно уверен.
— Понятно. И вы его узнали после того, как он назвал свое имя?
— Я пригласил его в дом.
— И обвиняемый вошел?
— Да.
— И вы с ним поговорили?
— Да, мы говорили примерно около часа.
— Именно тогда он сообщил вам, что нашел золото на Клондайке?
— Он просто сказал, что живет очень хорошо.
— И это, — заметил Мейсон, — окончательно вас убедило, что он — ваш брат?
— Нет, это не так, — ответил Лидс.
— Почему же не так?
— Я узнал его.
— Когда же?
— Сразу, как увидел.
— Еще до того, как он вошел в ваш дом?
— Да, конечно.
— Но ведь вы не назвали его по имени и не сразу впустили? — уточнил адвокат.
— Да, не сразу.
— Вы с ним поздоровались за руку?
— Я уже не помню.
— Кто-нибудь еще присутствовал при этом разговоре?
— Да, но, правда, не с самого начала.
— Кто же это был?
— Джейсон Кэрролл.
— Вы представили обвиняемого Джейсону Кэрроллу?
— Да.
— Помните, что именно вы тогда сказали?
— С тех пор прошло пять лет, — запротестовал свидетель. — Трудно упомнить все подробности по истечение такого времени.
— Да, — согласился Мейсон, — но не для человека с такой замечательной памятью, как у вас. В начале допроса вы сообщили, что вам шестьдесят пять лет. Значит, когда вы встретились с братом, вам было около шестидесяти. Перед этим вы видели его, когда вам было семь, и узнали, несмотря на прошедшие пятьдесят три года. Это так? — Выражение лица адвоката выдавало его торжество.
— Да… Да.
— Что же вы сказали Джейсону Кэрроллу? «Джейсон, это — мой брат Олден»?
— Я не помню.
— Дело в том, — заявил Мейсон, — что вы, очевидно, сказали что-то вроде: «Джейсон, этот человек утверждает, что он — твой дядя Олден».
— Да, наверное, что-то в этом роде.
Мейсон улыбнулся.
— У меня все! — заключил он. Киттеринг хмуро произнес:
— Следующим будет давать показания Оскар Бейкер… Я должен попросить извинения у суда за то, что не направил свидетелям официальных вызовов, и некоторые из них попросили освободить их от обязанности давать показания, поэтому позже мне самому придется дополнить рассказ.
— Мы предоставим вам такую возможность, — сказал судья Кнокс. — Суд заслушает всю имеющуюся информацию по этому делу.
— Оскар Бейкер, — объявил Киттеринг.
Парень лет двадцати двух — двадцати пяти с нездоровым, желтоватым цветом лица, в экстравагантной одежде из самых дешевых магазинов, проследовал через зал заседаний и был приведен к присяге. Его имя — Оскар Бейкер, профессия — официант, возраст — двадцать три года, снимает комнату.
— Где вы работаете? — спросил Киттеринг.
— В ресторане «Голубое и белое».
— Вы работаете там официантом?
— Да.
— Сколько времени вы там прослужили?
— Шесть месяцев.
— И вы работали вечером, седьмого числа этого месяца?
— Да.
— Это была пятница, не так ли?
— Да, сэр.
— В котором часу вы пришли на работу в тот день?
— В четыре часа дня.
— И когда ушли?
— В одиннадцать вечера.
— Вы были знакомы с Джоном Миликантом?
— Да, сэр.
— Вы встречались с ним неоднократно?
— Да, сэр.
— Где?
— У него на квартире. Он живет рядом с нашим рестораном.
— С какой целью вы с ним встречались?
— Я приносил еду, которую он заказывал.
— Он заказывал обед на дом?
— Да, иногда.
— Заказывал еду в вашем ресторане, и вы доставляли заказ, поскольку это входит в обязанности официанта?
— Да, сэр, это так.
— И в этот вечер вы тоже приносили ему обед?
— Да, сэр.
— Каким образом обед был заказан?
— По телефону.
— Кто его заказывал?
— Полагаю, мистер Миликант.
— Что именно он заказал?
— Обед на двоих. Он сказал, что непременно хочет бараньи отбивные с картофелем и зеленым горошком, и попросил принести именно это.
— В котором часу это было?
— Без пяти восемь.
— Почему вы запомнили время?
— Потому что я ему сказал, что придется немного подождать, пока приготовят отбивные: я не был уверен, что они у нас есть.
— Но оказалось, что они у вас были?
— Да. Я переговорил с поваром и выяснил, что у него осталось несколько штук в холодильнике, не так много, чтобы можно было включить их в меню, но вполне достаточно для обеда на двоих.
— И вы доставили еду ему на квартиру?
— Да.
— На квартиру Джона Миликанта? — уточнил Киттеринг.
— Да, сэр.
— Расскажите об этом суду подробнее.
— Хорошо. Я поставил блюда на поднос, накрыл их салфетками и сложенной скатертью и отнес ему домой. Я помнил номер квартиры Миликанта, вернее — Конвэя, мы его знали под этим именем.
— Вы говорите об Л.К. Конвэе? — перебил Киттеринг.
— Да, о Луи Конвэе. Я поднялся на лифте и постучал в дверь. «Войдите!»
— Дверь была не заперта? — спросил Киттеринг.
— Нет. Два парня, то есть я хотел сказать — двое мужчин находились в спальне. Они разговаривали о скачках, и я прислушался, потому что Луи Конвэй иногда располагал ценной информацией о предстоящих заездах. Однако из этого ничего не вышло. Наверное, они догадались, что я подслушиваю, потому что один из них произнес: «Подожди, пока он уйдет, — затем обратился ко мне: — Оставь все на столе, сынок. Я позвоню, когда надо будет прийти за посудой. Сколько с меня?» — «Доллар семьдесят пять», — ответил я. Он протянул мне три доллара и сказал: «Держи. Можешь идти». — «Накрыть на стол?» — спросил я. «Не надо, мы спешим». — «Советую приступить к обеду сразу, — посоветовал я. — Обед разогрет перед самым моим уходом, но по дороге он подостыл». — «Хорошо, сынок, — ответил тот. — Я понимаю. Иди, мы заняты».
— Вы знали этого человека? — спросил Киттеринг.
— Тогда не знал, но теперь знаю. Это был Гай Серл, человек, купивший у Конвэя дело.
— Вам что-нибудь известно о занятии Конвэя? — спросил Киттеринг.
Официант замялся.
— Чем он занимался? — настойчиво повторил представитель прокурора.
— Возражаю! — раздался голос Мейсона. — Вопрос несущественный и к делу не относится.
Судья Кнокс поинтересовался у Киттеринга:
— Этот вопрос поможет установить личность убитого?
— Не совсем так, — уточнил Киттеринг. — Ответ на этот вопрос даст суду представление о его прошлом и…