— Но у нас же нет времени! — сказал Дрейк.
   — Спасибо за информацию, — огрызнулся Мейсон. — Кстати, Пол, ты тоже позаботься, чтобы пара имеющихся в твоем распоряжении девушек откликнулась на объявления «Афродиты». Хорошо бы хоть одной из них получить положительный ответ.
   — О'кей. У меня есть девушки, которые с этим отлично справятся. Какие у тебя планы на завтра? Могу я еще чем-нибудь быть полезен?
   — Пока не знаю. Завтра придется гонять мяч наобум по всему полю, искать лазейки, идти на уловки. Чем черт не шутит, а вдруг повезет? Единственное, что остается адвокату в подобной ситуации, — это внимательно следить за развитием событий и искать в цепи выдвигаемых противником обвинений слабые звенья.
   — Сказанное, конечно, справедливо, но только в том случае, когда подсудимый невиновен, — скользнув по Мэри взглядом, произнес Дрейк.
   — Понимаю, — сказал адвокат, — но все, что кажется очевидным сейчас, в том числе и улики против Альберта Брогана, может оказаться весьма сомнительным завтра.
   — Не забывай, судья настроен к тебе враждебно. К тому же он славится неприязнью ко всяческим блужданиям и бессмысленным вопросам. Он признает только факты, отметая догадки и предположения, как ненужный хлам, и любит, чтобы заседание шло четко, как часовой механизм.
   — Это верно, — согласился Мейсон.
   — Что же тебе остается, кроме как сложить оружие?
   — Двигаться на ощупь.
   — Но судья Иган этого не потерпит!
   — Черта с два! Я буду держаться строго в рамках правил, но уж если повезет нащупать слабое место противника, то, поверь мне, Пол. удар окажется таким быстрым и сокрушительным, что все просто ахнут!
   — В твоей фразе хорошо все, кроме слова «если», — сказал Дрейк.
   — А что насчет доставленной в больницу девушки? Ты видел ее?
   — Да, я съездил туда. Это Инес Кейлор — та, что прилетела со мной из Лас-Вегаса.
   — В каком она сейчас состоянии?
   — К ней вернулось сознание, дело идет на поправку. Опасность миновала. За девушкой наблюдает ее постоянный врач, которого привез с собой ее муж.
   — Ее кто?!
   — Муж. Он-то и выставил доктора Хановера.
   — Да как он посмел!
   — Не кипятись, Перри. Обошлось без бурных эмоций. У парня были письма Инес, кроме того, они узнали друг друга. С ним приехал ее постоянный врач, его фамилия Дойл, а потом появилась и мать девушки.
   — Где находится Кейлор сейчас?
   — В Рестуэй, в частной клинике. После того как доктор Хановер оказал ей первую помощь и в квартиру нагрянули родственники, ему ничего не осталось сделать, кроме как уйти, ведь сама пациентка к нему не обращалась, а привратник факт вызова опроверг. Ему пришлось откланяться. Он пытался связаться с тобой, но где тебя искать, никто не знал. Ты напрасно не предупредил меня об отъезде.
   — Что мы имеем сейчас? — спросил Мейсон.
   — Доктор Дойл не пускает к Кейлор никаких посетителей. Она, естественно, еще слишком слаба, чтобы явиться завтра в суд. Впрочем, это и не понадобится. Она продала нас, Перри.
   Слова Дрейка заставили Мейсона нахмуриться.
   — Не очень-то мне все это нравится, Пол. Если с девушкой что-нибудь случится…
   — Оставь, Перри. Доктор Дойл — приличный врач с хорошей репутацией. С девушкой постоянно находятся ее мать и муж.
   — А они доказали, что таковыми являются?
   — Господи, да прекрати ты воду мутить! Эка невидаль: истеричная девчонка наглоталась снотворного!
   — Если все так просто, то какую же девушку увезла «скорая»?
   — Тут ты загнал меня в угол, — признал Дрейк. — Единственное, что мне удалось установить: санитары не поднимались на третий этаж, где расположена квартира Кейлор. Девушка, которую они забрали, сама спустилась к ним на лифте.
   — И где она сейчас?
   Дрейк пожал плечами:
   — Как я могу разыскать человека, о котором ровным счетом ничего не известно.
   — Где, ты сказал, сейчас находится Кейлор?
   — В Рестуэй.
   — Она в сознании?
   — Да. Одна из моих девушек знает медсестру, которая работает в этой клинике, так что информация точная. Кейлор понемногу поправляется, но сильно нервничает и по той или иной причине ни в коем случае не хочет выступать свидетельницей в суде. Из-за этого она и пыталась наложить на себя руки.
   — Пусть твои ребята наблюдают за клиникой. Расставь их так, чтобы девушка не могла ускользнуть оттуда без их ведома. И собери мне сведения о докторе Дойле.
   На лице Дрейка появилось выражение явного несогласия с адвокатом. Чуть помедлив, он произнес:
   — Хорошо, Перри. Я выполню все, как ты говоришь. В конце концов, тебе самому за это платить.

Глава 14

   Когда в понедельник, в десять часов утра, суд собрался на заключительное заседание, эффект произошедших за уик-энд событий стал очевиден.
   Плотно сжатые губы присяжных и каменные маски враждебности на их лицах ясно свидетельствовали, что большая часть их уже читала газетные сообщения об опознании Альберта Брогана как убийцы Дафны Хоуэлл. От непредвзятости присяжных не осталось и следа. Их прежний настрой сменился мрачной неприступностью палачей.
   Поднявшись со своего места, Мейсон обратился к судье:
   — Ваша честь, у меня заявление, которое я хочу сделать в отсутствие присяжных.
   Судья Иган нахмурился.
   — Хорошо, — произнес он, немного поколебавшись. — Они будут удалены из зала на то время, пока защита будет делать свое заявление. — Он повернулся к скамье присяжных: — Ввиду того что предстоящая речь защитника имеет предметом вопросы процедурного характера, которые не входят в компетенцию присяжных, им предлагается покинуть зал. При этом присяжным следует помнить запрет касательно ведения разговоров, обсуждения или позволения кому бы то ни было обсуждать слушаемое дело в их присутствии.
   Судья Иган слегка наклонил голову. Присяжные удалились.
   После того как они покинули зал, Мейсон произнес:
   — Прежде всего, с вашего позволения, я хотел бы воспользоваться случаем и…
   — Суд догадывается о характере предстоящего заявления защиты. Сделайте его по возможности кратким, мистер Мейсон, — перебил Иган.
   — Я хочу обратить внимание вашей чести на появившиеся в прессе сообщения об имевшем недавно место опознании моего подзащитного в качестве убийцы Дафны Хоуэлл.
   — И что же? — холодно спросил судья Иган.
   — Тон упомянутых сообщений неминуемо вселил в присяжных недоверие и предвзятость к подсудимому.
   — Почему вы так считаете?
   — Это с очевидностью следует из самого содержания названных статей, ваша честь.
   — У вас имеются доказательства того, что присяжные их читали?
   — Данный факт невозможно установить без непосредственного опроса, который, в свою очередь, лишь акцентировал бы внимание присяжных на теме опознания, что также не в интересах моего подзащитного, — сказал Мейсон.
   — Хорошо. Что вы предлагаете?
   — Я предлагаю распустить настоящий состав присяжных, признав его полномочия недействительными, и продолжить слушание дела с новым составом, предварительно изолировав присяжных на весь период судебного разбирательства.
   — Одну минуту, ваша честь! — вскочив на ноги, заговорил помощник окружного прокурора Гарри Фритч.
   Сделав ему знак замолчать, судья Иган обратился к Мейсону:
   — У вас имеются объективные основания считать, что кто-либо из присяжных читал упомянутые вами статьи?
   — К сожалению, я не имею возможности привести конкретные факты, ваша честь, но информация получила в прессе чрезвычайно широкую огласку. Если суд опросит присяжных — хотя такой опрос очень нежелателен, — читали ли они текущие газеты, то я осмелюсь утверждать, что по крайней мере девять из двенадцати ответов окажутся утвердительными.
   — Присяжные были проинструктированы не читать сообщений, имеющих непосредственное отношение к делу, — сказал судья Иган.
   — И естественно, не являясь провидцами, чтобы выяснить, имеет то или иное сообщение отношение к делу или нет, они должны были сначала его прочитать.
   — Не обязательно, — возразил судья. — Я с вами не согласен и не считаю, что нам следует брать под сомнение добросовестность присяжных в плане выполнения ими наказа суда.
   — Ваша честь, разрешите взять слово, — попросил Гарри Фритч.
   — Я еще не закончил, — ответил Иган. — Итак, суд отклоняет предложение защиты о смене состава присяжных. Вы что-то хотели сказать, господин помощник окружного прокурора? Прошу!
   На лице Фритча появилась ухмылка:
   — Благодарю, ваша честь. Теперь в этом уже нет необходимости.
   — В таком случае, если вам нечего сказать суду, то мне есть, что сказать вам, мистер Фритч. Хотя я и не знаю, каким образом информация об опознании Альберта Брогана просочилась в прессу, но я совершенно уверен, что, прими прокурор должные меры предосторожности, этого бы не произошло. У меня за плечами немалый опыт, и я знаю, что говорю. Допущенная огласка была, мягко выражаясь, весьма преждевременной. Подобный шаг нельзя квалифицировать иначе, как неблагоразумный. Кроме того, я склонен считать, что он был, по всей видимости, преднамеренным. В результате возникла ситуация, в которой защита обрела право подать апелляцию. Объясните, что помешало придержать информацию об опознании до тех пор, пока судебное разбирательство не закончится?
   — Но, ваша честь, — возразил Фритч, — мы не имеем возможности контролировать средства массовой информации. Газетчики добывают сведения по своим каналам…
   — Одним из которых является болтливость служащих окружной прокуратуры, — перебил судья Иган. — Если бы вы действительно приложили усилия к сохранению факта опознания в тайне, то, я уверен, вам бы это прекрасно удалось. Говоря «вы», я, конечно, обращаюсь не к вам лично, а к прокурорскому ведомству в целом. На этом, пожалуй, закончим спор. Пристав, пригласите присяжных.
   Всем своим видом демонстрируя, что принятое им решение окончательно и обжалованию не подлежит, судья Иган метнул сердитый взгляд сначала на Фритча, потом на Мейсона и стукнул по столу председательским молотком.
   Судебный пристав вызвал присяжных, которые снова заняли места на отведенной для них скамье.
   — Заседание продолжается! — выкрикнул судья Иган.
   — Если суд позволит, — начал Мейсон, вновь поднимаясь на ноги, — защита хотела бы удостовериться, что все свидетели выполняют распространяющиеся на них процедурные правила и что ни одно лицо, которому предстоит выступить свидетелем, в данный момент не находится в зале.
   — А как насчет свидетелей, уже давших свои показания? — вежливо осведомился Гарри Фритч.
   — Если вы абсолютно уверены, что они ни при каких обстоятельствах не будут вызваны вторично, то я не возражаю. Учтите, что я не позволю оставшемуся в зале свидетелю повторно занять свидетельское место.
   — Обычно для лиц, закончивших дачу показаний, делается исключение, и им разрешают присутствовать.
   — В данном случае такого исключения не будет, — сказал Мейсон. — Я требую точного соблюдения всех процедурных правил.
   — Всем свидетелям по делу Альберта Брогана просьба покинуть зал суда, — постановил судья Иган. — Итак, начнем. Если не ошибаюсь, в пятницу мы прервались, когда перекрестный допрос Марты Лавины был в самом разгаре?
   — Ваша честь, — заговорил Гарри Фритч, — во время этого перекрестного допроса возникла одна маленькая неясность, и, чтобы рассеять ее, я хотел бы, прежде чем мы двинемся дальше, просить у суда позволения вернуть на свидетельское место Родни Арчера, дабы он ответил всего на несколько вопросов, что в дальнейшем значительно облегчит разбирательство и окажет ощутимую помощь присяжным в их работе.
   При этом Фритч исполнил небольшой полупоклон в сторону присяжных, тем самым как бы желая продемонстрировать, что делаемый им шаг продиктован исключительно заботой о них и вниманием к ним. Судья Иган обратил взгляд на Мейсона: — Думаю, что в данной ситуации мне лучше руководствоваться мнением защитника.
   — Никаких возражений, — ответил адвокат. — Защита не менее обвинения заинтересована в прояснении фактов.
   — Тем лучше, — заключил судья Иган. — Пусть мистер Арчер вернется на свидетельское место. Вы, миссис Лавина, как свидетельница, согласно установленным правилам не должны слышать его показаний, поэтому я прошу вас удалиться в комнату для свидетелей. Судебный пристав вызовет вас, когда будет нужно.
   Марта Лавина встала и с улыбкой произнесла:
   — Хорошо, ваша честь, — после чего покинула зал суда, сопровождаемая хищными мужскими взглядами.
   Несколько мгновений спустя в дверях появился бурлящий еле сдерживаемым негодованием Родни Арчер.
   Модный, явно не из дешевых костюм плотно, не образуя ни единой складки, облегал его статную фигуру. Однако, когда он опустился в свидетельское кресло, задравшиеся о подлокотники полы пиджака продемонстрировали собравшимся толстую подбивку, недвусмысленно дававшую понять, в сколь значительной степени брюшковатый обладатель этих одежд был обязан своей элегантностью маленьким хитростям портняжного искусства.
   Видимо, заметив это, Арчер попробовал прижать локти к бокам, держа руки вровень с подлокотниками, но обнаружил, что так сидеть слишком тесно, и вытащил их обратно. Помедлив в нерешительной позе, он поерзал и, наконец, отыскав компромиссный вариант, сел немного боком, осторожно водрузив один локоть на подлокотник, а другой опустив вниз и прижав к себе.
   Гарри Фритч начал допрос:
   — Мистер Арчер, я хотел бы попросить вас вспомнить обстоятельства нападения.
   — Да, сэр.
   — Вы можете точно описать присяжным свои действия в тот момент, когда преступник распахнул дверцу машины и приставил вам к лицу пистолет?
   — Да, сэр.
   — Пожалуйста, расскажите суду и присяжным, что вы делали.
   — Я закуривал, — ответил Арчер. — Я нажал электрический прикуриватель на приборном щитке, и, когда он, разогревшись, выпрыгнул, поднес его к сигарете. Именно в этот момент подсудимый распахнул дверцу и приказал мне не двигаться. Я поднял обе руки вверх, и раскаленный прикуриватель выскочил у меня из пальцев.
   — Что с ним произошло потом?
   — Не знаю. Наверно, он упал на сиденье и тогда-то и прожег ту круглую дыру в обшивке, которая видна на фотографии.
   — Говоря о фотографии, свидетель обращается к вещественному доказательству номер пять, — сообщил Фритч, доставая из стопки и подавая Арчеру фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре.
   — Совершенно верно, сэр.
   — Вам удалось позднее найти этот прикуриватель и вернуть его на место в приборный щиток?
   — Да, сэр. Я обнаружил его на полу в салоне машины как раз перед прибытием полиции. Я поднял его и вставил обратно в щиток.
   — Благодарю вас, — сказал Фритч, после чего обратился к судье Игану: — Я хотел уточнить этот момент, чтобы впоследствии исключить какие-либо недоразумения.
   — Отложите свои комментарии на потом! Обсуждение свидетельских показаний еще не началось, — сказал судья Иган, явно раздраженный неуместной бойкостью помощника прокурора, открыто стремившегося вытащить Марту Лавину из того нелегкого положения, в которое Мейсону удалось ее загнать на перекрестном допросе в пятницу вечером.
   Арчер поднялся, чтобы покинуть зал.
   — Одну минуту, — произнес Мейсон. — У меня есть несколько вопросов к свидетелю.
   — Пожалуйста, — со слащавой любезностью пропел Фритч.
   Мейсон не удержался от сарказма:
   — Я очень признателен, что вы разрешаете мне подвергнуть свидетеля перекрестному допросу.
   Фритч густо покраснел.
   Судья Иган ударил по столу председательским молотком:
   — Я настоятельно советую защите воздержаться от выпадов личного характера, — произнес он, понимая, однако, что стычка с адвокатом была спровоцирована Фритчем умышленно.
   Мейсон обернулся к Арчеру:
   — Вы обсуждали с кем-нибудь только что изложенный вами факт в период уик-энда?
   Быстрота, с которой последовал ответ Арчера, свидетельствовала, что вопрос был им предвиден и ответ на него заранее отрепетирован.
   — В субботу мистер Фритч попросил меня подробно рассказать ему о том, что произошло во время нападения, и я это сделал.
   — Как случилось, что когда вы давали свидетельские показания в пятницу вечером, то не упомянули эпизод с прикуривателем?
   — Но меня о нем никто не спрашивал!
   — Возможно, мне удастся освежить вашу память, мистер Арчер, — сказал Мейсон. — Разве не соответствует действительности тот факт, что на последнем заседании мистер Фритч попросил вас описать, что произошло, когда вы остановили машину у перекрестка?
   — Да, сэр.
   — Почему же вы тогда не сообщили нам…
   — Ваша честь, я протестую! — вскочив со своего места, вмешался Фритч. — Я протестую против попыток защиты с помощью подобных вопросов бросить тень на показания свидетеля. Если мистер Мейсон хочет взять под сомнение что-либо из сказанного мистером Арчером в пятницу, то пусть обратится к тексту протокола и, исходя из него, изложит свои претензии, после чего предоставит свидетелю возможность дать объяснения.
   Фритч замолчал, с учтивым видом ожидая решения судьи.
   По губам Мейсона скользнула чуть заметная улыбка. Он произнес:
   — Прошу собравшихся обратить внимание на то, что я предвидел такую ситуацию. У меня в кармане лежит выдержка из сделанной судебным секретарем стенограммы последнего заседания, в которой излагается в точности то, о чем я сейчас говорил.
   — Ваша честь, я протестую! Заявление защитника о том, что он предвидел мое возражение, не имеет под собой никакой почвы, — снова вмешался Фритч.
   — Протест принят, — сказал судья Иган. — Обсуждение дела еще не начато, поэтому защите следует воздержаться от каких бы то ни было комментариев. Зачитайте стенограмму, мистер Мейсон.
   Вынув из кармана отпечатанный на машинке листок бумаги, Мейсон произнес:
   — Мистер Арчер, в пятницу, на утреннем заседании суда, вас попросили описать события, происшедшие вслед за тем, как вы подъехали к перекрестку, и вы сообщили:
   «Я снизил скорость и остановился на красный сигнал светофора. Разговаривая со спутницей, которая сидела справа от меня, я на какое-то время отвлекся и не смотрел налево. Кроме того, ожидая, когда загорится „зеленый“, я должен был постоянно следить за светофором. В этот момент кто-то резко распахнул находящуюся с моей стороны дверцу машины. Я обернулся узнать, в чем дело, и обнаружил у себя перед носом дуло пистолета, который держал в руках подсудимый. Подсудимый приказал мне поднять руки, что я сразу же сделал. Потом он быстро вытащил из внутреннего кармана бумажник, сорвал с галстука бриллиантовую заколку и, наклонившись через мои ноги, схватил сумочку моей спутницы, после чего ударом ноги захлопнул дверцу и отскочил от машины. Это было проделано так быстро, что едва я успел сообразить, что происходит, как все уже закончилось.
   ВОПРОС: Что было потом?
   ОТВЕТ: Я отчетливо видел, как подсудимый перебежал через дорогу, туда, где стояла его машина. Она стояла на встречной полосе с включенными фарами. Двигатель, очевидно, не был заглушен, потому что едва подсудимый, сев в машину, захлопнул дверцу, как она мгновенно рванула с места на большой скорости.
   ВОПРОС: Вам удалось рассмотреть машину, за руль которой сел нападавший?
   ОТВЕТ: Да, удалось. Это была относительно недавняя модель «шевроле» светлого цвета, причем правое переднее крыло машины было немного помято».
   Мейсон опустил бумагу.
   — Были ли вам заданы эти вопросы и такими ли были ваши ответы, мистер Арчер?
   — Да.
   — Почему же в ваших ответах не упоминается эпизод с прикуривателем?
   — На это я могу только повторить, что о прикуривателе меня никто не спрашивал.
   — Но разве вас не просили рассказать, что произошло, когда вы подъехали к перекрестку?
   — Да, сэр.
   — И вы достаточно хорошо поняли этот вопрос?
   — Я понял его в том смысле, что меня попросили изложить детали, непосредственно связанные с происшествием, — ответил Арчер. — Мне как-то не пришло в голову, что от меня требуют также сообщить, что я делал руками, как сидел, о чем разговаривал и так далее. К примеру, я не довел до сведения суда, что, подъехав к перекрестку, нажал ногой педаль тормоза и не снимал ее, ожидая смены сигнала светофора. В моей машине автоматическая коробка скоростей, и нет необходимости переключать передачи. Я пренебрег этим эпизодом, как и эпизодом с прикуривателем, ибо рассудил, что он не является существенным.
   Речь Арчера была такой уверенной, что стала очевидна ее тщательная предварительная подготовка.
   — Обратимся теперь к упомянутой вами фотографии, фигурирующей в деле как вещественное доказательство номер пять, — сказал Мейсон.
   — Да, сэр.
   — На ней отчетливо видна круглая дыра в обшивке переднего сиденья вашей машины.
   — Да, сэр.
   — Вы знаете, когда был сделан снимок?
   — Нет, сэр. Он был сделан полицией, но я не знаю когда.
   — Вы передавали свою машину полицейским?
   — Да, сэр. Они предложили обследовать ее в надежде, что, быть может, им удастся обнаружить на дверце отпечатки пальцев нападавшего.
   — Когда вы им передали машину?
   — На следующее утро после нападения. — Когда вы получили ее назад?
   — Тем же вечером.
   — И вы уверены, что, когда вы передавали машину полиции, эта дыра на обшивке уже существовала?
   — Может быть, вы даже знаете, когда она на ней появилась?
   — Во время нападения.
   — Но не раньше?
   — Конечно нет.
   — Вы в этом уверены?
   — Совершенно.
   — Достав портсигар, вы предложили сигарету своей спутнице?
   — Вы имеете в виду миссис Лавину?
   — Я имею в виду ту женщину, которая находилась с вами в машине.
   — Это была миссис Лавина.
   — Вы предложили ей сигарету?
   — Я… не помню.
   — Но сделать это было бы так естественно, ведь верно?
   — Да, безусловно.
   — Она курит? — Ода.
   — Может, вы все-таки вспомните, как предложили ей сигарету?
   — Да, я вспомнил.
   — И она взяла ее?
   — Да.
   — Но в таком случае, — направляя на свидетеля указательный палец, громко произнес Мейсон, — вы ошибаетесь относительно прикуривателя. Вы должны были поднести его сперва к ее сигарете, а не к своей, как вы нам здесь заявили.
   — Нет… одну минуту, я действительно ошибся. Я не предлагал ей сигареты. В тот вечер я уже делал это, и она отказалась, потому что я курю «Честерфилд», а она предпочитает «Лаки». Она курила свои сигареты.
   — Но вы, однако, подносили к ее сигарете прикуриватель?
   — Нет. У нее был портсигар со встроенной зажигалкой, и она пользовалась ею.
   — Вы видели этот портсигар сами или вам о нем кто-то рассказывал?
   — Я видел его сам.
   — В тот вечер?
   — Да.
   — Сколько раз?
   — Несколько.
   — Раз шесть?
   — Да, по меньшей мере.
   — Или десять?
   — Возможно. Я не считал, сколько она выкурила сигарет. Тогда я не предполагал, что мне придется отчитываться о том, как и когда она открывала сумочку, чтобы достать из нее портсигар.
   — Но все-таки вы полагаете, что она проделала это не менее шести раз?
   — Пожалуй, да.
   — Вы заявили, что успели хорошо разглядеть лицо нападавшего.
   — Да.
   — Достаточно хорошо, чтобы запомнить?
   — Конечно, я ведь смотрел на него.
   — Прямо ему в лицо?
   — Да.
   — Как долго?
   — Все время, пока длилось нападение, мистер Мейсон.
   — Которое, как вы ранее нам сообщили, произошло чрезвычайно быстро.
   — Да, сэр.
   — Сколько оно длилось?
   — Считанные секунды.
   — Тридцать секунд?
   — Нет, поменьше.
   — Двадцать?
   — Пожалуй, еще меньше.
   — Сколько же?
   — Вероятно, от пяти до десяти секунд.
   — Но не более десяти секунд?
   — Нет.
   — И на протяжении всего этого времени вы смотрели нападавшему прямо в лицо?
   — Да, сэр. Именно поэтому я и не заметил, что прикуриватель, выпав из моих пальцев, прожигает в обшивке дыру.
   — Сперва грабитель вытащил у вас из пиджака бумажник?
   — Да, сэр.
   — И сунул его себе в карман?
   — Да, сэр.
   — Затем сорвал с вашего галстука бриллиантовую заколку?
   — Да, сэр.
   — После чего наклонился и схватил сумочку вашей спутницы?
   — Миссис Лавины, ее сумочку.
   — Пусть так, — произнес Мейсон. — Бумажник вы держали в правом внутреннем кармане пиджака?
   — Да, сэр.
   — Пиджак был расстегнут?
   — Нет, сэр. Я ношу пиджак застегнутым, у меня такая привычка.
   — Следовательно, чтобы вытащить ваш бумажник, преступнику пришлось добираться до него через вырез пиджака, то есть сверху?
   — Да, сэр.
   — Но для этого ему понадобилось бы нагнуться вперед, опустив голову почти до уровня вашего подбородка?
   — Да, сэр. Так оно и было.
   — В какой руке нападавший держал пистолет? В правой или в левой?
   — Он держал его… в правой.
   — Следовательно, в то время, как его левая рука шарила у вас в пиджаке, слева на вас был направлен пистолет?
   — Да, сэр.
   — Грабитель прежде всего потянулся за вашим бумажником?
   — Сразу же, как только распахнул дверцу.
   — Даже прежде, чем приказал вам поднять руки?
   — Это произошло одновременно.