— Вы выполнили приказание?
   — Конечно.
   — Значит, когда он вытаскивал у вас бумажник, ваши руки уже находились в поднятом положении?
   — Совершенно верно.
   — Вы подняли руки быстро?
   — Да, сэр.
   — Как быстро?
   — Сразу же после его слов.
   — Мистер Арчер, не сочтите за труд продемонстрировать присяжным, насколько быстро вы это проделали.
   Свидетель весьма расторопно вскинул руки вверх.
   — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Получается, что в то время как преступник вытаскивал из левого, дальнего от него кармана вашего пиджака бумажник, пользуясь при этом левой рукой, все, что вы могли видеть, — это его темя. Его волосы должны были находиться как раз на уровне вашего подбородка. Чтобы иметь возможность проделать все так, как вы утверждаете, он неминуемо был вынужден сильно пригнуться.
   — М-м… пожалуй, верно, сэр.
   — Срывая булавку с вашего галстука, он держал пистолет по-прежнему в правой руке?
   — Да, сэр.
   — И действовал левой?
   — Да, сэр. Он ее дернул так сильно, что вырвал вместе с куском материи. В свое время я отдал за этот галстук двадцать долларов, ручная работа.
   — Значит, когда преступник нагнулся, чтобы схватить сумочку женщины, сидевшей справа от вас…
   — Сумочку миссис Лавины, — перебил свидетель.
   — Пусть так, — сухо согласился Мейсон. — Когда он нагнулся, чтобы дотянуться до сумочки миссис Лавины, вы по-прежнему не могли видеть ничего, кроме, на сей раз, его затылка. Ведь он тянулся через ваши колени, не так ли?
   — Да, сэр.
   — Сколько времени ему потребовалось на эту операцию?
   — О, каких-то две секунды.
   — Вы уверены в своем ответе?
   — Ну, возможно, три секунды… скажем даже — четыре. Одним словом, от двух до четырех секунд, мистер Мейсон.
   — Перед этим преступник наклонился и сорвал с вашего галстука бриллиантовую булавку?
   — Да, сэр.
   — Она легко отсоединилась?
   — Учитывая то, с какой силой он дернул ее, — да, легко. Он вырвал ее прямо с куском материи.
   — Сколько времени ему на это потребовалось?
   — Думаю, столько же — от двух до четырех секунд.
   — Сколько времени ему потребовалось на то, чтобы вытащить у вас из пиджака бумажник?
   — Тоже где-то от двух до четырех секунд.
   — После чего преступник отступил назад и захлопнул дверцу?
   — Да, сэр.
   — Все еще направляя на вас оружие?
   — Да, сэр.
   — И держа его по-прежнему в правой руке?
   — Да, сэр.
   — Сколько ушло на закрывание дверцы?
   — Не более двух секунд. От одной до двух.
   — Но в таком случае выходит, что вы смотрели преступнику в лицо отнюдь не все время, пока длилось нападение!
   — Э-э… я… нет, конечно, не на протяжении каждой из десяти секунд.
   — Когда преступник тянулся за сумочкой через ваши колени, вы могли видеть только его затылок. Когда он вытаскивал у вас бумажник, вы могли видеть только его темя. Когда он срывал с вашего галстука бриллиантовую булавку, вы, опять же, могли видеть только его темя. Вы не могли видеть его лица, когда, отступив назад, он захлопывал дверцу, держа пистолет в правой руке. Наконец, согласно вашим же словам, вы не заметили, как преступник приблизился к машине, так как следили за светофором и обернулись, лишь когда он уже распахнул дверцу.
   Свидетель беспокойно заерзал на своем месте.
   — Таким образом, — заключил Мейсон, — тот период, когда вы смотрели ему в лицо, был очень краток, и, по всей вероятности, не превышал одной секунды.
   — Я этого не говорил.
   — Попробуйте сделать приблизительный расчет. На каждую из описанных вами операций преступник затратил от двух до четырех секунд. Вы заявили, что все нападение заняло секунд десять или того меньше, так как за это время даже не успел смениться сигнал светофора. А теперь, мистер Арчер, хорошенько подумав, скажите присяжным, как долго вы видели лицо нападавшего.
   — М-м… я…
   — Мы слушаем вас, мистер Арчер.
   — Я не могу ответить на этот вопрос.
   — Вы видели его лицо немногим более секунды, не так ли?
   — Все… все произошло так внезапно и быстро, что я, право, затрудняюсь…
   — Именно! — воскликнул Мейсон. — Все произошло так внезапно и быстро, что вам удалось лишь очень смутно, мельком увидеть напавшего на вас мужчину. Впоследствии вы убедили себя, что это был подсудимый.
   — Неправда. На опознании я сразу указал на него.
   — Что ж, ладно. Теперь вернемся к моменту нападения. Вы держали в руке раскаленный прикуриватель?
   — Да, сэр.
   — И подносили его к сигарете?
   — Да, сэр.
   — Одновременно вы следили за сигналом светофора?
   — Совершенно верно, сэр.
   — В момент нападения ваши глаза были обращены на красный сигнал светофора или же на раскаленный докрасна прикуриватель, который вы подносили к своей сигарете?
   — И на то, и на другое. Главным образом на светофор.
   — То есть на яркий красный свет?
   — Да, сэр.
   — А также на прикуриватель, который вы держали в руке?
   — Да, сэр.
   — Прямо рядом со светофором находилась большая неоновая вывеска расположенной на противоположной стороне улицы аптеки, не так ли?
   — Насколько я помню, да.
   — Следовательно, к тому моменту ваши глаза уже немного привыкли к яркому свету?
   — Пожалуй, так.
   — А там, где стоял нападавший, было относительно темно?
   — Ну… несущественно.
   — И вы смотрели на него не дольше секунды. Ведь, кроме того раза, вы больше не видели его лица?
   — Нет, сэр.
   — Итак, вы видели лицо преступника лишь на протяжении какой-то секунды, — проговорил Мейсон, в такт словам покачивая направленным на свидетеля указательным пальцем, — причем когда он находился в относительной темноте, а ваши глаза уже привыкли к сверканию неоновой вывески и яркому огню светофора.
   Арчер пожал плечами:
   — Наверное, все было так, как вы говорите.
   — Не гадайте и не позволяйте мне или кому-то еще давать показания вместо вас. Полагайтесь только на свою память. Повторяю вопрос: так это было или нет?
   — Так.
   Внезапно у присутствующих возникло впечатление, что пиджак вдруг стал Арчеру невероятно велик. Теперь Арчер уже совсем не был похож на того самоуверенного и нагловатого типа, который занял свидетельское место несколько минут назад.
   — Вы заявили, что у автомобиля, в который преступник сел после нападения, было помято правое переднее крыло? — спросил Мейсон.
   — Да, сэр.
   — Вы ехали по направлению к южной окраине города?
   — Да, сэр.
   — А автомобиль преступника стоял на встречной полосе?
   — Да, сэр.
   — Он был запаркован у края тротуара на противоположной стороне улицы?
   — Да, сэр.
   — В таком случае каким же образом вам удалось разглядеть его правое крыло? Вы обладаете способностью видеть предметы насквозь?
   — Нет, сэр. Я заметил, что крыло машины помято, лишь когда, вскочив в нее, подсудимый отъехал от бордюра. Выруливая во второй ряд, он резко кинул автомобиль влево. Я попытался рассмотреть, нет ли на нем каких-либо особых примет, и эта вмятина на крыле сразу же бросилась мне в глаза.
   — Впоследствии вы видели эту машину еще раз?
   — Да, сэр. Я видел ее вчера, во дворе полицейского управления.
   — И вы опознали ее?
   — Да, сэр. Это была та же самая машина.
   — Когда в ночь нападения представители полиции прибыли на место происшествия, вы сообщили им о замеченной вами вмятине на крыле машины преступника?
   — Нет, сэр, тогда я об этом не упомянул. Я был слишком взволнован. Но уже следующим утром полиция была мною проинформирована.
   — У меня все, — сказал Мейсон.
   В то же мгновение послышался елейный голос Гарри Фритча:
   — Мистер Арчер, по данной теме у меня к вам всего один-единственный вопрос. Если отвлечься от всех этих сложных и путаных выкладок в секундах, вы, насколько я понял, успели достаточно хорошо рассмотреть лицо нападавшего, чтобы его запомнить, не так ли?
   — Я протестую! — вмешался Мейсон. — Ваша честь, вопрос наводящий.
   — Протест принят.
   Фритч торжествующе улыбнулся:
   — Что за человек напал на вас, мистер Арчер? — Это был подсудимый.
   — У меня все, — сказал Фритч.
   Судья Иган, нахмурившись, бросил на него недовольный взгляд.
   — Весь вред наводящего вопроса заключается не в том, что свидетель на него отвечает, а в том, что его задают. Думаю, что обвинению это должно быть понятно не хуже, чем мне.
   — Я признаю свою ошибку и прошу вашу честь простить меня. Я просто хотел сэкономить время, — сказал Фритч.
   — Защита исчерпала свои вопросы к свидетелю? — спросил Мейсона судья Иган.
   — Да, ваша честь, — ответил адвокат. Арчер поднялся и покинул зал.
   — Заседание продолжается, — произнес судья Иган. — В пятницу мы прервались в тот момент, когда вы, мистер Мейсон, проводили перекрестный допрос свидетельницы Марты Лавины. Господин судебный пристав, пригласите миссис Лавину занять свидетельское место. Господин адвокат, вы можете продолжить допрос.
   Войдя в зал, Марта Лавина подошла к свидетельскому креслу, с чуть заметной лукавой улыбкой посмотрела на судью Игана и послала долгий, обволакивающий взгляд в сторону скамьи присяжных.
   Мейсон обернулся к свидетельнице:
   — Миссис Лавина, с тех пор как вы последний раз давали показания перед присяжными, вы разговаривали с мистером Арчером?
   — Нет, я с ним не разговаривала, — ответила она, улыбаясь. — Я полностью отдавала себе отчет в том, что, как свидетельница, я не должна ни с кем обсуждать свои показания, и строго придерживалась этого правила.
   — Однако вы все же беседовали по вопросам, имеющим отношение к делу, с мистером Фритчем?
   — Да, мистер Фритч и я обсуждали кое-какие детали.
   — Он спрашивал вас, какие показания вы собираетесь дать?
   — Нет, он просто задавал мне конкретные вопросы, и я на них отвечала.
   — Эти вопросы были связаны с предстоящей дачей показаний?
   — Они были связаны с событиями, происшедшими в ночь нападения.
   Ваша честь, я должен признать, что действительно имел со свидетельницей небольшую беседу, — поспешно поднимаясь на ноги, вставил Фритч. — Я не провидец и, естественно, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию, должен был сначала хоть в общих чертах выяснить, какие показания она собирается дать.
   — Между прочим, сейчас идет допрос свидетельницы, а не вас, мистер Фритч, — заметил судья Иган. — Вы хотите заявить протест?
   — Что вы, конечно нет.
   — В таком случае сядьте.
   Фритч медленно опустился на сиденье. Мейсон продолжил допрос:
   — Миссис Лавина, теперь я хотел бы выяснить некоторые детали, имеющие отношение непосредственно к нападению.
   — Пожалуйста, мистер Мейсон.
   — Как долго вы были с мистером Арчером в тот вечер?
   — Около полутора часов. Мы заезжали поужинать.
   — Куда?
   — В «Золотой лев».
   — Вы помните, что вы ели?
   — С тех пор прошло уже немало времени, но кое-что я все-таки помню. Мы заказали французские жареные креветки, и я помню, как обсуждала достоинства этого блюда с мистером Арчером.
   — Вы помните, каким путем, покинув ресторан, вы проследовали к месту происшествия?
   — Конечно. Миновав Харвей-бульвар, мы свернули на Мюррей-роуд, после чего выехали на Крестуэлл, где и произошло нападение.
   — Вы можете воспроизвести детали происшествия?
   — Ваша честь, этот вопрос уже задавался, и на него был получен вполне исчерпывающий ответ, — вмешался Фритч. — В конечном счете, перекрестный допрос не может быть бесконечным.
   — Протест отклоняется.
   Улыбнувшись, Марта Лавина начала рассказ:
   — Как раз когда мы подъезжали к светофору, зажегся красный, и мистер Арчер остановил машину. Он наклонился вперед и стал прикуривать сигарету. Внезапно дверца с левой стороны автомобиля распахнулась, и я увидела человека, стоящего с пистолетом в руке. Это был подсудимый. Он приказал мистеру Арчеру поднять руки и не двигаться.
   — В тот момент мистер Арчер прикуривал сигарету?
   — Я не возьму на себя смелость сказать, что уверена на сто процентов, но склоняюсь к мысли, что это было так. Видите ли, я тогда немного переволновалась.
   — Что сделал преступник?
   — Он наклонился вперед, вытащил из внутреннего кармана пиджака мистера Арчера бумажник, сорвал с его галстука бриллиантовую булавку и схватил мою сумочку, после чего захлопнул дверцу, отбежал на противоположную сторону улицы, вскочил в машину и уехал.
   — Вы хорошо рассмотрели его машину?
   — Да, но, к сожалению, здесь я мало чем могу вам помочь, мистер Мейсон. Я ровным счетом ничего не смыслю в марках и моделях. Я женщина и не интересуюсь техникой.
   — Что было в вашей сумочке?
   — Около ста двадцати долларов наличными.
   — Что еще?
   — Обычные предметы, которые носят в сумочках все женщины. Ключи, губная помада, маленький кошелечек для мелочи, пудреница, записная книжка и, наверно, еще какие-то безделушки.
   — Итак, вы опознали эту сумочку и признали, что она ваша, — произнес Мейсон, беря со стола найденную в трейлерном парке и представленную в качестве вещественного доказательства изрезанную кожаную сумочку.
   — Да, сэр.
   — Именно эта сумочка была с вами в тот вечер?
   — Совершенно верно.
   — Когда вы увидели ее вновь после того, как ее у вас похитили?
   — Мне ее показала полиция.
   — Когда это было?
   — Вскоре после того, как я узнала подсудимого на опознании.
   — Полиция показала вам эту сумочку в ее теперешнем состоянии?
   — Да, мистер Мейсон. Как видите, сумочка необычная, она имеет клапан, в который вделано зеркальце. Так что, когда сумочка открыта, клапан откинут назад, и перед зеркальцем можно в случае необходимости поправить косметику.
   — Вы сами нарисовали мастеру ее эскиз?
   — Эскиз делала не я, но при изготовлении были учтены мои пожелания.
   — У вас все сумочки одинаковые?
   — Да.
   — Сколько их?
   — Несколько, из разного материала. Одна черная из телячьей кожи, одна коричневая, одна красная крокодиловая, одна замшевая.
   — Они были изготовлены специально для вас?
   — Разве это имеет какое-то значение?
   — Я просто пытаюсь помочь вам уточнить свои показания.
   — Я не думаю, что вы пытаетесь помочь мне, мистер Мейсон, — сказала Лавина, холодно улыбаясь. — Скорее, вы пытаетесь запутать меня.
   — Я пытаюсь докопаться до фактов, — возразил адвокат.
   — Мистер Мейсон, я совершенно уверена, что это моя сумочка и, если необходимо, могу указать вам, где я ее приобрела.
   — И вы ни разу не видели ее с тех пор, как лишились во время нападения, и до того момента, как ее вам показала полиция?
   — Ни разу.
   — Вам не удалось впоследствии найти ничего из ее содержимого?
   — Нет.
   — Зеркальце на клапане довольно тяжелое?
   — Оно сделано из толстого стекла. Я немного суеверна. Когда разбивается зеркальце — это плохая примета, поэтому я попросила мастера вставить во все мои сумочки вот такие толстые зеркала и защитить их с обратной стороны стальными пластинками.
   — Так же, как и на сумочке, которую я сейчас держу в руках?
   — Совершенно верно. И так же, как зеркальце на той сумочке, что со мной сейчас.
   — И содержимое вашей сумочки тем вечером было приблизительно таким же, что и сейчас?
   — Пожалуй, да.
   Она щелкнула замочком сумочки, раскрыла ее, заглянула внутрь и довольно небрежно закрыла.
   — Миссис Лавина, вы курите?
   — Да.
   — Вы предпочитаете какую-то определенную марку сигарет?
   — «Лаки».
   — Вы не знаете, курит ли мистер Арчер?
   — Конечно знаю.
   — Он курит?
   — Да.
   — Вы случайно не помните, какую марку?
   — Я… затрудняюсь ответить.
   Мейсон сказал:
   — Миссис Лавина, я вовсе не пытаюсь каким-то нечестным способом заставить вас дать неверные показания и поэтому хочу сообщить вам, что задавал подобный вопрос мистеру Арчеру, и он ответил, что, по его мнению, вы курите «Лаки», а он предпочитает «Честерфилд». Вы согласны с его словами?
   — Я не совсем уверена относительно марки, которую курит мистер Арчер, но раз он сам заявил, что предпочитает «Честерфилд», то ему, конечно, виднее, и я соглашусь.
   — Вы курили в тот вечер, пока находились с мистером Арчером?
   — Естественно.
   — Вы курили перед ужином?
   — Да.
   — Во время ужина?
   — Да.
   — И после ужина?
   — Да.
   — Вы курили в момент нападения?
   — Я… не могу вспомнить… Думаю, нет.
   — Но вы курили в его машине после ужина?
   — Пожалуй, да.
   — И поскольку вы предпочитаете не ту марку сигарет, которую курит он, то курили свои сигареты?
   — Да.
   — Могу я посмотреть на них?
   — Мне кажется, защиту увело в сторону от обсуждаемого вопроса, — произнес Фритч. — Ваша честь, вы не находите, что перекрестный допрос становится беспредметным?
   — Вы хотите заявить протест? — спросил судья Иган.
   — Да, я протестую против последнего вопроса защиты на том основании, что он выходит за рамки рассматриваемой темы, является несущественным, некомпетентным и не имеет отношения к тому, о чем допрашивалась свидетельница во время прямого допроса.
   — Я думаю, ваша честь, через несколько мгновений смысл моей просьбы станет понятен, — сказал Мейсон.
   — Протест обвинения отклоняется, — решил судья Иган.
   — В вашей сумочке сейчас есть сигареты, миссис Лавина?
   — Конечно.
   — Можно на них взглянуть?
   Мгновение поколебавшись, свидетельница, не скрывая раздражения, откинула клапан сумочки, открыла ее и погрузила в нее руку.
   Мейсон всем телом подался к свидетельскому месту, но Марта Лавина резко отвернулась и, оказавшись к нему спиной, быстро извлекла из сумочки серебряный портсигар и протянула его адвокату.
   Раскрыв портсигар, Мейсон произнес:
   — Я держу в руках серебряный портсигар со встроенной зажигалкой и содержащий сигареты «Лаки Страйк». На его крышке в овальной рамке имеются инициалы «М. Л.». — Он поднял портсигар так, чтобы тот был виден присяжным, после чего повернулся к Марте Лавине и продолжил: — Портсигар принадлежит вам, миссис Лавина, уже довольно давно, не так ли? Это по нему хорошо заметно. Даже инициалы на крышке несколько стерлись.
   — Да, он у меня много лет, и я им очень дорожу. Это подарок.
   — Он при вас постоянно?
   — Да.
   — Тогда не могли бы вы ответить присяжным, — произнес Мейсон, слегка оживившись, — как могло получиться, что этот портсигар, который был в вашей сумочке в ночь нападения — сумочке, которую у вас отнял грабитель и ничего из содержимого которой, по вашим же собственным словам, вам впоследствии не удалось найти, — как этот портсигар мог здесь, сегодня, оказаться при вас?
   Марта Лавина стояла на свидетельском месте, держа в безжизненной руке серебряный портсигар. Ее лицо казалось вылепленным из гипса.
   — Итак, — произнес адвокат после небольшой паузы, — вы можете ответить на мой вопрос?
   — В ту ночь при мне не было этого портсигара. Я не говорила, что он находился в моей сумочке, мистер Мейсон.
   — Но вы заявили, что в вашей сумочке, помимо прочих безделушек и косметических принадлежностей, были сигареты…
   — Именно! — торжествующе воскликнула она. — Тем вечером я забыла положить в сумочку портсигар и обнаружила это сразу, как только вышла из дома. Я остановилась у автомата и купила пачку «Лаки Страйк» и спички. Они были в сумочке, когда ее схватил грабитель, но портсигара там не было.
   — В таком случае, выходит, что мистер Арчер ошибся, сообщив нам в своих показаниях, что в тот вечер вы курили «Лаки», доставая их из серебряного портсигара со встроенной зажигалкой?
   Во взгляде свидетельницы внезапно появилось выражение затравленного животного.
   — Он ошибся, миссис Лавина? — повторил Мейсон.
   — Ваша честь, — вмешался Фритч, — я протестую против этого вопроса, как не связанного с воспоминаниями свидетельницы!
   — Протест принят, — согласился судья Иган.
   — Миссис Лавина, вы сейчас утверждаете, что тем вечером при вас не было этого портсигара? — спросил Мейсон. — И что при вас была пачка «Лаки Страйк» и что, прикуривая, вы пользовались спичками из купленного вами вместе с сигаретами коробка?
   — Да… я просто пытаюсь вспомнить некоторые детали.
   — Всего минуту назад ваше заявление на этот счет было весьма бойким, — заметил Мейсон. — Неужели вас так смутили, по всей вероятности, ошибочные слова мистера Арчера о вашем портсигаре?
   — Нет, — огрызнулась она.
   — Вы утверждали, что помните, как купили пачку «Лаки Страйк» и спички. Так оно и было на самом деле?
   — Я… думаю, да.
   — Вы в этом уверены?
   — Да.
   — Абсолютно уверены?
   — Да.
   — Уверены в этом настолько же, насколько уверены в любых других данных вами показаниях?
   — Да! — теряя терпение, произнесла она.
   — Уверены относительно оставленного дома портсигара настолько же, насколько уверены относительно того, что нападавшим был подсудимый?
   — Да.
   — То есть если выяснится, что вы ошиблись относительно портсигара, то это значит, что вы могли ошибиться и относительно личности преступника?
   — Вопрос неправомочен! — запротестовал Фритч.
   — Я просто прошу свидетельницу еще раз проверить свои показания и определить уровень их достоверности, — возразил Мейсон.
   — Протест отклоняется, — сказал Иган. — Свидетельница, отвечайте на вопрос.
   — Да! — холодно отрезала она.
   — Теперь возможность того, что сделанное вами заявление ошибочно, практически исключается, — сказал Мейсон, — и, значит, любые противоречащие ему показания мы должны рассматривать как неверные. Я правильно вас понял, миссис Лавина?
   — Да, конечно, мистер Мейсон. Но учтите, что речь идет только об одном конкретном портсигаре.
   — Нет, сейчас я имею в виду вообще любой портсигар, — уточнил адвокат. — Следует ли считать любое заявление относительно того, что в тот вечер в вашей сумочке находился какой бы то ни было портсигар, ошибочным?
   — Позвольте мне подумать…
   — Вы помните, как покупали пачку сигарет «Лаки Страйк»?
   Наступила долгая пауза.
   — Вы можете ответить на мой вопрос?
   — Да.
   — Разве стали бы вы держать их в бумажной пачке, будь у вас в сумочке другой серебряный портсигар?
   — Видите ли, мистер Мейсон, иногда я одалживаю портсигар у одной из своих девочек…
   — Почему?
   — В случаях, если… ну… не очень часто.
   — Сообщите суду имя одной из своих, как вы их назвали, девочек, у которой вы когда-либо брали портсигар, — попросил Мейсон.
   — Инес Кейлор.
   — Инес Кейлор — хостесса, работавшая у вас в то время, когда на машину Родни Арчера было совершено нападение?
   — Да.
   — Она по-прежнему работает у вас?
   — Да.
   — И все это время работала у вас постоянно?
   — Да.
   — Вы знаете, где она сейчас находится?
   — Да, знаю.
   — Где же?
   — Она сейчас под надзором врача. В связи с этим судебным разбирательством ее затравили до такой степени, что…
   — Достаточно, — перебил судья Иган. — Вас просили сообщить, где в настоящий момент находится свидетельница Кейлор. Отвечайте на заданный вопрос.
   — Она в частной клинике, в Рестуэй.
   — Вы не знаете, есть ли у нее квартира в Лас-Вегасе? — спросил Мейсон.
   — Я знаю лишь, что время от времени она туда ездила на несколько дней.
   — Ее работа ей это позволяла?
   — Я не требую, чтобы мои хостессы работали все ночи подряд. Они вольны отдыхать, когда хотят и сколько хотят.
   — И Кейлор предпочитала проводить значительную часть свободного времени в Лас-Вегасе?
   — Она любила азартные игры.
   — А не существует ли двух девушек по имени Кейлор?
   — Работающих у меня?
   — У вас или еще у кого-то.
   — Но, мистер Мейсон, я, право, не могу сказать вам, сколько в Соединенных Штатах насчитывается девушек по фамилии Кейлор.
   — А скольких из них вы знаете?
   — Одну.
   — Только одну?
   — Да.
   — У Инес Кейлор нет сестры?
   — Нет.
   — Скажите, Инес Кейлор и Петти Кейлор — это одно и то же лицо?
   — Под именем Петти ее знают посетители.
   — В вашем штате нет двух девушек по фамилии Кейлор?
   — Мистер Мейсон, я просто не понимаю, откуда у вас могла возникнуть эта идея.
   — Значит, нет?
   — Нет.
   — И никогда не было?
   — Минутку… я должна подумать… Видите ли, одних своих хостесс я знаю лучше, других хуже…
   — Повторяю: у вас когда-нибудь работала другая девушка по фамилии Кейлор?
   — Я должна проверить по своим книгам. К тому же вопрос едва ли корректен, мистер Мейсон. Работающие у меня хостессы, как правило, берут вымышленные имена. Основания к этому очевидны.
   — Я спрашиваю, — терпеливо повторил адвокат, — можете ли вы вспомнить какую-либо другую девушку по фамилии Кейлор, которая когда-либо у вас работала?
   — Нет.
   — Какую-либо другую девушку, которая проходила под этим именем?
   — Кажется… кажется, я смутно припоминаю… Иногда случается, что новая девушка берет имя своей предшественницы. Если они внешне похожи, новенькой удается таким образом подхватить ее популярность и престижное положение. Другими словами, когда одна девушка уходит, другая может, взяв ее имя, некоторое время пользоваться ее популярностью. Во всяком случае, тогда ей уже не приходится начинать с нуля. Понимаете, в такого рода работе все решает мнение посетителей. Эта своеобразная устная реклама значит для хостессы чрезвычайно много. Например, если в какой-нибудь компании кто-то услышит о девушке лестный отзыв, то, оказавшись на вилле, спросит о ней.