— Я сам дам отбой. Если мы покинем виллу вместе, пусть следуют за нами обоими.
   Попрощавшись с Дрейком и спустившись вниз на лифте, Мейсон вышел на улицу, сел в машину и помчался в вечернем транспортном потоке по направлению к северной автостраде. Выехав на нее, он еще сильнее вдавил в пол педаль акселератора, так что стрелка спидометра задрожала на делении с цифрой, превышавшей допустимую правилами скорость. Через несколько минут оживленная часть города осталась позади, и, миновав еще несколько миль, Мейсон свернул у мерцающего красным неоном указателя виллы «Лавина-3».
   Швейцар поставил машину Мейсона на стоянку, вручив ему картонный номерок. Адвокат вошел, снял шляпу и пальто и протянул метрдотелю пять долларов, чтобы тот проводил его к лучшему столику. Часы показывали 22.21.
   Метрдотель взглянул на Мейсона с тем почтением, какое щедрость повсеместно пробуждает в людях.
   — Вы один? — спросил он. Мейсон кивнул. Метрдотель слегка поморщился:
   — Очень нехорошо.
   — Неужели?
   — Но это можно исправить.
   — Если мне что-нибудь понадобится, я дам вам знать, — сказал Мейсон.
   — В любое время буду к вашим услугам, — пообещал метрдотель и проводил его к столику возле эстрады.
   Каждая мелочь на вилле отражала умение Марты Лавины создать то, что принято именовать неуловимой атмосферой.
   Какой-нибудь клуб мог затратить тысячи долларов на интерьер, организацию развлечений и рекламу и все же не суметь найти то свое, особое лицо, которое стало бы зазывающей вывеской для посетителей. И тогда люди просто не стремились бывать в нем.
   Другому же заведению, израсходовав гораздо меньшие средства, тем не менее удавалось создать свою атмосферу. И тогда в него начинали стекаться знаменитости, известные люди заводили привычку проводить там время, заказывая по полдюжине напитков за вечер и обеспечивая тем самым немалый доход владельцам. Заведение становилось прямо-таки пронизано неповторимостью и индивидуальностью. Бывать в нем превращалось в вопрос престижа. В умении создать атмосферу не кроется ничего сверхъестественного. Одни знатоки утверждают, что это результат постепенного совершенствования и так же непредсказуемо, как процесс развития личности. Другие отстаивают мнение, будто атмосфера может достигаться и сразу, хорошо продуманным сочетанием элементов.
   Марте Лавине удалось создать подобную чрезвычайно престижную атмосферу на каждой из своих вилл. Вилла «Лавина-1» обслуживала деловую публику. Вилла «Лавина-2» притягивала литературные и артистические круги. Вилла «Лавина-3» собирала людей богемы и газетного мира. Ходили слухи, что художники и писатели, становившиеся постоянными посетителями, пользовались значительной скидкой при оплате, чем поощрялись их длительные времяпрепровождения за специально отведенными для них столиками. В свою очередь эти люди получали возможность проявить себя и внести лепту в атмосферу заведения своими оригинальными рисунками на стенах, а также разнообразными шаржами, карикатурами и игривыми эпиграммами, сочетавшими в себе бульварный шарм с элементами гротескного юмора.
   Каждый из трех ночных клубов ориентир, шлея только на свой постоянный контингент. Поэтому, хотя случайный посетитель или компания зевак, робко отважившиеся приблизиться к богемной среде, чтобы, неуклюже любопытствуя, поглазеть на знаменитостей, получали внимательный, вежливый прием, они держались в строгой изоляции.
   Наблюдать за известными личностями мог каждый. Причем официанты имели обыкновение нашептывать посетителям имена и характеристики этих лиц, что являлось процедурой не только занимательной для любознательного гостя, но и отнюдь не неприятной для самих знаменитостей, ощущавших на себе пристальное внимание заинтригованных, изучающих глаз.
   Многие художники в значительной мере были обязаны своей репутацией ненавязчиво-неизменной рекламе официантов виллы «Лавина-3». Кроме того, если кто-нибудь из них жаловал свое избранное творение стенам клуба или же создавал какое-либо иное особо занятное произведение для одной из комнат, официант, как бы между делом, показывал такого художника посетителю, привлеченному в заведение главным образом своим любопытством и желанием впитать атмосферу.
   И тем не менее прежде всего своим успехом Марта Лавина была обязана той манере, в которой она придавала заведению должную степень раскрепощенности, никогда, однако, не позволяя зайти делу слишком далеко.
   Наименее респектабельные забегаловки старались завлечь публику, нанимая исполнительниц стриптиз-шоу, которые после окончания представления затесывались в толпу посетителей, ища возможности прицепиться к какой-нибудь компании и торгуя напитками на комиссионных условиях.
   У Марты Лавины подобного не допускалось. Ее танцовщицы были действительно танцовщицами. Ее хостессы были скромного поведения, с необычайно изящными фигурами и одеждами.
   Говорят, будто однажды Марта Лавина сказала: «Хорошая хостесса должна отвечать трем требованиям: обладать невинной внешностью, возбуждающим телом и не иметь под платьем ничего, кроме соблазнительных изгибов».
   Все заведения Лавины размещались неподалеку от города в тщательно продуманных точках.
   Сидя за своим столиком на вилле «Лавина-3», Мейсон разглядывал публику в зале ресторана.
   Около двадцати завсегдатаев за длинным столом были вовлечены в оживленную, приправленную алкоголем дискуссию. Они, очевидно, недавно закончили ужин и сейчас принялись за кофе и ликеры, посвящая оставшуюся часть вечера общению. Официанты оставили этот столик в уединении, подходя получить заказ лишь тогда, когда кто-либо из сидевших за ним подзывал их взмахом руки.
   Острый контраст между тем, как обслуживалась эта компания, и той манерой, в которой официанты вежливо обращали внимание простых посетителей на значимость пространства, занимаемого ею, подтверждал, что эта группа была элементом той «атмосферы», которую Марта Лавина так стремилась поддерживать и которая так хорошо окупалась.
   Свободных столиков оставалось немного, большую часть времени в заведении было людно, и Мейсон решил, что наплыв посетителей не спадет, пожалуй, и после полуночи.
   Отличить профессиональных хостесс было сложно. Они держались совершенно незаметно и не вступали в переговоры с присутствующими.
   Однако когда зазвучала танцевальная мелодия, Мейсон, наблюдавший за парами на площадке, заметил ужинавших до этого в уединении двоих мужчин, танцующих с молодыми симпатичными девушками. Когда танец закончился, девушки присоединились к мужчинам за их столиком. Они были общительны, с яркой внешностью и спокойными манерами и практически ничем не отличались от других красивых молодых женщин, присутствовавших в зале.
   Мейсон подал знак метрдотелю, и тот заспешил к его столику.
   — Петти сегодня здесь? — спросил адвокат. Брови метрдотеля слегка приподнялись:
   — Вы знаете Петти?
   — Я знаю того, кто знает ее.
   — В данный момент ее нет поблизости, но я мог бы поискать, — проговорил метрдотель, не отрывая глаз от скатерти.
   — Я хочу предложить ей составить мне компанию, если, конечно, она согласится, — сказал Мейсон и вложил еще пять долларов в руку метрдотеля. — То было за столик. Это — за Петти, — пояснил он.
   — Подождите немного, — попросил метрдотель. Делая заказ официанту, Мейсон придирчиво выбрал блюда, продемонстрировав, что желает все самое лучшее и не беспокоится о цене.
   Когда заказ принесли, адвокат лениво принялся за еду, отрешенно поглядывая на танцующих.
   Просмотрев шоу, которое оказалось значительно интереснее, нежели неизменные представления в заурядных ночных кабаре, Мейсон почувствовал, что за ним украдкой, так, что он едва ощущал этот взгляд, с еле уловимой улыбкой на губах наблюдает молодая стройная женщина. Ее глаза были такими карими, что черный зрачок казался неотличим от радужной оболочки. Убедившись, что Мейсон заметил ее, она направилась к его столику, двигаясь так плавно, что каждая линия ее фигуры проступала через облегающее платье, в которое она была одета.
   Мейсон откинулся на спинку стула.
   — Петти?
   Улыбаясь, она протянула ему руку.
   — Добрый вечер. Очень приятно вас видеть. Мы уже встречались?
   Обойдя вокруг столика, Мейсон помог ей сесть. Почти в ту же секунду над ними склонился расторопный официант, и Петти заказала виски с содовой, выбрав шотландскую марку двенадцатилетней выдержки.
   Сидя и поигрывая кофейной ложечкой, Мейсон ощутил, как внимательно его рассматривает девушка.
   — Я очень благодарен, что вы сжалились надо мной, — сказал он ей. — Мне было ужасно тоскливо сегодня. Ужинать в одиночестве — занятие не из приятных.
   Она улыбнулась в ответ:
   — Теперь вы уже не в одиночестве.
   — Я польщен. Счастливый случай, выпавший на мою долю, полностью компенсирует скуку предыдущих часов этого вечера.
   — Вы спросили обо мне, назвав мое имя?
   — Да.
   — Откуда вы меня знаете?
   — Я слышал о вас, — ответил Мейсон. — Вы были заняты?
   Она быстро покачала головой и после короткой паузы сказала:
   — Нет. Меня здесь не было. Я… я ходила домой…
   Мейсон промолчал.
   — Одна, — добавила она.
   Лицо Мейсона продолжало хранить безучастное выражение. Немного успокоившись, она продолжила разговор:
   — От кого вы слышали обо мне?
   — С вами знаком мой друг.
   — Но я здесь совсем недавно.
   — Об этом я уже догадался.
   Она улыбнулась:
   — Что-что, а болтливым вас не назовешь. Официант принес виски. Мейсон наклонился к девушке, и ее глаза взглянули на него поверх края бокала. Оценивающие глаза, таящие неуловимое, не поддающееся с ходу определению выражение.
   Она была высока, изящна, с длинными темными ресницами и каштановыми, отливавшими в полумраке бронзой волосами. Ее губы были аккуратно подведены помадой и поэтому, казалось, всегда чуть-чуть улыбались, даже когда глаза светились осторожностью и недоверием.
   Шоу закончилось, и оркестр заиграл танцевальную мелодию. Мейсон вскинул брови в молчаливом вопросе.
   Ее кивок выглядел почти застенчиво.
   Мейсон поднялся из-за стола, и мгновение спустя она уже скользила по танцплощадке в его объятиях.
   Несколько минут оба молчали.
   — Вы действительно хорошо танцуете, — наконец сказала она.
   — Благодарю за комплимент, а то мне уже начало казаться, что я кружусь по паркету в обнимку с кустом репейника, — признался Мейсон.
   Она засмеялась, на мгновение прильнув к нему крепче. Мейсон ясно ощутил изгибы скрытого под складками материи тела, и ему стало очевидно, что, помимо платья, бальных туфель и чулок, на ней не было надето абсолютно ничего.
   — Вы любите танцевать, не так ли? — спросил адвокат.
   — Обожаю, — ответила она, но потом задумчиво добавила: — С некоторыми. Мне… мне нравится танцевать не со всеми.
   Она снова притихла, и по ее плавным движениям Мейсон понял, что она целиком растворилась в ритме музыки.
   Когда они вернулись за столик, она принялась задумчиво рассматривать адвоката.
   — Вы не такой, как все, — произнесла она. Мейсон рассмеялся:
   — По-моему, это вам мужчины должны постоянно говорить подобные слова!
   Она нетерпеливо повела рукой:
   — Давайте не будем перебивать друг друга.
   — Согласен.
   — Вы не такой, как все. Вы сильный, уверенный, вы настоящий мужчина. И вы не хищник.
   — Это можно считать комплиментом?
   — В том смысле, какой я в это вкладываю, — да.
   — Продолжайте, — попросил Мейсон. Но она замолчала.
   Мейсон снова сделал знак официанту.
   — В этом нет необходимости, — запротестовала она. — Мы отличаемся от девушек в обычных барах.
   Официант наклонился к Петти:
   — То же самое?
   Она кивнула, добавив:
   — Только сделайте менее крепким, Чарли. Официант обернулся к Мейсону. Адвокат заказал двойной бренди.
   Когда официант ушел, она объяснила:
   — Для нас не имеет значения, заказывают ли клиенты напитки. Мы не работаем на комиссионных условиях.
   — Интересно, — произнес Мейсон, — а как же вы работаете?
   — Иначе, нежели полагает большинство. Мейсон не отреагировал на ее слова.
   — Мы часть атмосферы. Мы действительно хостессы, и не более, — продолжила она.
   — И сколько вас?
   — Когда как. Обычно мы приходим по предварительной договоренности с клиентом, но когда человек случайно заходит сюда и он одинок и… приятен, он может найти себе партнершу для танцев или собеседницу. Миссис Лавина считает, что если кто-то неприкаянно маячит в таком заведении, как наше, то общая картина портится, и на вилле не поощряют подобных одиночек, — пояснила она.
   — Как не поощряют и слишком буйное веселье.
   — Миссис Лавина хочет, чтобы люди чувствовали себя здесь естественно, чтобы они приятно проводили время, но она не любит шумной публики. Она стремится, чтобы…
   — Продолжайте, мне интересно, — попросил Мейсон. Едва Петти начала рассказывать о Марте Лавине, лицо ее оживилось.
   — Понимаете, ее ведь контролируют, и переступи, вернее, слишком переступи она черту дозволенного — и ее клубы моментально прикроют.
   Мейсон кивнул, и уголки его рта расплылись в широкой улыбке.
   — С другой стороны, здесь, конечно, отнюдь не воскресная школа, — спешно добавила девушка. — Марта Лавина умеет создать атмосферу, причем яркую атмосферу. И тот, кто приходит посмотреть на знаменитостей, никогда не остается недоволен.
   Люди, сидящие за тем длинным столом, чрезвычайно интересны. Вон тот темноволосый человек в роговых очках во главе стола — замечательный художник. Это он написал картину «Девушка у изгороди из колючей проволоки». Рядом с ним очень симпатичная натурщица, она сейчас в моде. Говорят, она живет с…
   — Не стоит воспроизводить мне весь каталог, — прервал ее Мейсон. — Меня не интересует атмосфера.
   — Что же вас интересует?
   — В данный момент — вы. Она покачала головой:
   — Я не продаюсь.
   — Вы ведь работаете здесь?
   — Но я не продаюсь.
   — Я не о том спросил, — сказал Мейсон. — Просто мне очень хорошо с вами.
   Она пристально посмотрела на него:
   — Вы действительно не такой, как все. Вы… лучше. Заиграл оркестр, и они снова пошли танцевать. На сей раз в движениях девушки прибавилось естественности. Она позволила Мейсону прижать себя крепче, и он почувствовал прикосновение ее упругих молодых бедер, ее гибкую, стройную талию.
   — Как здорово, — произнесла она, когда музыка смолкла. — Вы мне начинаете нравиться. Нет, правда: вы мне определенно нравитесь!
   — И это взаимно, — сказал Мейсон, — хотя со мной такое случается редко.
   — Со мной такое тоже бывает нечасто. Я не слишком гожусь для своей работы. Я никогда не могу подойти к человеку, пока не присмотрюсь к нему как следует.
   — Значит, и за мной вы тоже наблюдали, прежде чем подойти?
   — Конечно.
   — Я рад, что выдержал экзамен.
   — Как мне вас называть?
   — Перри.
   Она слегка наморщила лоб:
   — Довольно необычное имя.
   Мейсон посмотрел ей в глаза:
   — Тем не менее это мое настоящее имя. Кроме того, добавлю, что я холост, что мое хобби — окружающие люди и что я уже давно вышел из того возраста, когда стараются угнаться за сенсацией.
   — Вас интересуют люди? — удивилась она.
   — Например, вы в данный момент.
   — Мне понравилось танцевать с вами.
   — У вас это тоже получается просто божественно, — сказал Мейсон. — У вас какое-то необыкновенное прикосновение…
   — Это моя профессия, — прервала она, как бы желая закрыть тему, но тут же уточнила: — Танцевать.
   — И вам нравится?
   — Танцевать — да. То, что это моя профессия, — нет.
   — Почему?
   — Слишком много сопутствующих моментов.
   — Например?
   — Это допрос?
   — Вовсе нет. Мне просто интересно, с чем вам приходится сталкиваться.
   — С разным.
   Мейсон улыбнулся:
   — Но ведь совершенно ясно, что вам надо на что-то жить, и вы, наверное, получаете процентную компенсацию… — Он поднял руку, чтобы привлечь внимание официанта.
   — Не надо больше заказывать! — запротестовала она.
   — Почему?
   — Я не хочу.
   — А что вы хотите?
   — Еще танцевать.
   Прозвучали две композиции. Она танцевала, прильнув к его плечу, иногда поднимая лицо, иногда наклоняя голову так, что ее лоб касался края его подбородка. Во время последнего танца на нее вдруг нашла задумчивость.
   Провожая ее назад к столику, Мейсон произнес:
   — Меня мучает совесть. Вы убили на меня столько времени.
   — Я это делала с удовольствием.
   — У вас, вероятно, должно быть какое-то соглашение с хозяевами виллы, по которому вы получаете денежное возмещение за проведенное здесь время…
   — Вам не хочется куда-нибудь поехать? — неожиданно спросила она.
   — Куда?
   — Туда, где будет немного повеселее.
   Мейсон пристально посмотрел на нее:
   — Вы долго колебались, прежде чем произнести это. Верно, Петти?
   Она взглянула ему в глаза и проговорила:
   — Верно.
   — Вы всегда так нерешительны?
   — Да. Но если делаю шаг, то иду до конца.
   — Следовательно…
   — …предложение остается в силе.
   — Тогда пойдемте отсюда, — сказал Мейсон.
   Он подозвал официанта, оплатил счет, получив пальто и шляпу, дал девушке-гардеробщице на чай, провел Петти к выходу и, поймав взгляд служащего автостоянки, кивнул.
   Но Петти отменила его знак взмахом руки.
   — Вам не понадобится ваша машина. Мы поедем в моей.
   Мейсон вскинул брови.
   — Все будет в порядке, — успокоила она. — Эдди! Машину, пожалуйста.
   Служащий автостоянки кивнул. Огромный черный автомобиль подкатил к подъезду. Ловко выскочив из него, шофер в униформе распахнул дверцу.
   Петти поблагодарила его улыбкой. Мейсон помог ей забраться в машину и сел рядом. Массивная дверца захлопнулась.
   — Куда мы направимся? — поинтересовался Мейсон.
   — В одно уютное местечко.
   — Насколько я понимаю, — произнес адвокат, взглянув на часы, — теперь вы уже догадались, кто я, и это что-то вроде особого приема, оказываемого…
   — Нет, — перебила она. — Мне совершенно безразлично, кто вы такой. Просто вы мне нравитесь.
   Она взялась за черный шелковый шнур и потянула его. Плотные шторки упали на окна. Стекло между кабиной водителя и остальной частью салона было светонепроницаемым, заднее стекло машины прикрывала занавеска, и боковые шторки, скользнув на окна, когда девушка потянула за шнурок, полностью изолировали пассажиров от окружающего мира.
   — Это еще что? — спросил Мейсон.
   Она придвинулась и упруго прильнула к нему:
   — Разве вам не хотелось побыть со мной наедине?
   Мейсон рассмеялся и обнял ее за плечи, другой рукой обвив талию.
   Она прижалась к нему крепче, и он провел ладонью по гладкой поверхности ее платья, пытаясь проверить, не спрятано ли под одеждой миниатюрное оружие. Вскоре он убедился, что даже почтовую марку едва ли можно было укрыть под тонким слоем облегающей шелковой материи.
   Плавно катясь, автомобиль влился в поток уличного движения.
   — Куда мы едем? — спросил Мейсон.
   — Сейчас это не имеет значения. Я вам нравлюсь?
   — Да.
   — Что же вы остановились?
   Мейсон рассмеялся:
   — Я искал на вас пистолет или нож.
   — Но вы проверили только с одной стороны. Проверьте с другой.
   Она изменила позу.
   — Ну что же вы? — подбодрила она. — Проверьте теперь с этого бока.
   — Нет, — произнес Мейсон. — Единственным оружием, которым вы обладаете, вас наделила сама природа.
   Она улыбнулась и положила голову ему на плечо:
   — Почему вам захотелось видеть именно меня?
   — Мне порекомендовали вас как приятную собеседницу.
   — Кто порекомендовал?
   — Один знакомый.
   — Я не со многими уезжаю так, как с вами. Обычно я только танцую и все.
   — Вам нравится ваша работа?
   — Не особенно.
   — Но вам нравится Марта Лавина?
   — Она прелесть. Такая понимающая и рассудительная. Работая у нее, не остаешься в накладе.
   — У вас много клиентов?
   — Относительно. Наступила долгая пауза. Петти потянулась всем телом:
   — Вы не такой, как все. Мейсон от души рассмеялся.
   — Я совершенно серьезно, — прибавила девушка.
   — Но куда же мы все-таки едем, Петти?
   — В одно местечко.
   — А конкретнее?
   — Увидите.
   Мейсон слегка шевельнулся, осторожно прижав ее рукой к своей груди. Чуть погодя Петти спросила:
   — Это все?
   — Да, — ответил Мейсон.
   Она сжалась в комочек, но вскоре успокоилась и затихла так надолго, что Мейсон подумал, не задремала ли она.
   Автомобиль резко сбавил скорость, сделал крутой поворот, прополз, вероятно, по какому-то узкому переулку, вырулил на более свободное пространство, остановился, откатился немного назад, потом немного вперед и замер.
   Девушка протянула руку и дернула шелковый шнур. Шторки поднялись. Мейсон мысленно отметил, что они, очевидно, находятся на парковочной площадке во дворе какого-то здания. Воздух был пронизан тяжелым запахом помойки с примесью слабого аромата жареного лука. Уличный фонарь не горел.
   Мейсон посмотрел на часы. Дорога туда, где они сейчас находились, заняла двадцать две минуты.
   Шофер распахнул дверцу и застыл в ожидании. Мейсон вышел и помог выбраться Петти.
   — Куда теперь? — спросил он.
   — Оставьте пальто и шляпу в машине, — проинструктировала она.
   Девушка поднялась по трем ступенькам неосвещенного крыльца, отворила наружную дверь, вставив ключ, отперла и распахнула внутреннюю.
   Тусклый свет маленькой пятнадцативаттной лампочки под самым потолком делал различимым уходящий вверх лестничный пролет.
   Петти дала Мейсону знак прикрыть за собой дверь и положила руку на деревянные перила. Скользнув по их поверхности, ее пальцы сжались, и девушка начала подниматься наверх.
   Мейсон последовал за ней.
   — Вы здесь живете? — спросил он.
   Девушка не ответила.
   Лестница заканчивалась дверью. Петти открыла ее, вошла в длинный коридор, пересекла его, распахнула одну из дверей по правой стороне и приглашающе улыбнулась Мейсону.
   Адвокат шагнул следом.
   Они оказались в довольно просторном, очень просто обставленном помещении.
   Вдоль одной из стен тянулась длинная, красного дерева стойка бара. Рядом стояли вращающиеся табуреты, там и тут в беспорядке виднелось несколько складных стульев. Бармен за стойкой смешивал коктейль. Несколько человек сидели на табуретах.
   Дверь, ведущая во внутреннюю часть помещения, отворилась. Оттуда, быстро прикрыв ее за собой, появился мужчина в галстуке бабочкой и вечернем смокинге.
   В это краткое мгновение Мейсон успел расслышать отчетливое «врррр» — звук, производимый шариком из слоновой кости, когда он, замедляя бег, перескакивает по делениям рулетки, прежде чем остановиться.
   Мужчина приблизился к ним, приветливо улыбаясь. Он был высок, смугл, строен, на вид лет тридцати с небольшим, с холодными серыми глазами и черными волосами, зачесанными назад со лба так гладко, что производили впечатление лакированной кожи.
   — Добрый вечер, Петти, — произнес он. — Ты знаешь, кто с тобой?
   Она улыбнулась:
   — Мой спутник может представиться сам.
   — Нет необходимости, — сказал мужчина. — Это Перри Мейсон, адвокат.
   Петти вздрогнула, испуганно ойкнув.
   — Надеюсь, мистер Мейсон, что в данный момент вы не занимаетесь исполнением своих служебных обязанностей? — осведомился человек в смокинге.
   — А если да?
   — Это не будет иметь существенного значения в том случае, если дело не касается непосредственно нас.
   — Я здесь не по поручению окружного прокурора, если вы это имеете в виду, — улыбаясь, произнес адвокат.
   — Не угодно ли принять участие в игре?
   — Конечно. Ведь именно с этой целью я был сюда доставлен?
   Мужчина улыбнулся:
   — Пытаться темнить с таким человеком, как вы, мистер Мейсон, пустая затея. Мы будем лишь бесконечно рады получить часть ваших доходов.
   — А Петти?
   — Ей выплатят установленную сумму за доставку вас сюда и небольшие комиссионные в процентах от вашего проигрыша.
   — Но, предположим, я выиграю?
   — Такое, конечно, тоже возможно, — согласился мужчина. — В этом случае хостессе придется самой побеспокоиться о себе. Подобное считается не особо предосудительным.
   — Что ж, войдем! — сказал Мейсон.
   — Сюда, пожалуйста.
   — Перри Мейсон — адвокат! — воскликнула Петти. — И как я только сразу не догадалась! Я же знала, что с этим именем связано что-то… что-то такое… И это ради вас я лезла из кожи вон!
   — Я позабочусь, чтобы вы получили компенсацию независимо от исхода игры, — пообещал адвокат.
   Мужчина открыл дверь. В комнате, куда они вошли, за исключением складных стульев, столика с жетонами, двух столов для игры в рулетку и двух столов, за которыми шла игра в очко, мебель отсутствовала.
   — Сожалею, что мы не можем предложить вам более изысканную обстановку, мистер Мейсон, но, смею заверить, игра идет активно и ставки высоки, — извинился мужчина в смокинге. — Увы, власти не хотят отнестись к нам с пониманием, и время от времени мы вынуждены менять место.
   — И тогда вы ставите об этом в известность хостесс? — спросил адвокат.
   — Не хостесс. Шоферов.
   — Понимаю. Это обеспечивает определенную степень безопасности.
   — Совершенно верно, — согласился мужчина. — А теперь, мистер Мейсон, мы с удовольствием примем от вас чек на любую сумму.