— Нет, — покачал головой адвокат.
— Прекрасно. В таком случае, я разрешаю внести в протокол показания Миртл Анны Хейли, представленные на предыдущем слушании, после засвидетельствования их подлинности и в отсутствие возражений со стороны защиты.
Секретарь суда должным образом принял присягу и зачитал расшифровку показаний Миртл Анны Хейли.
Словно маг, подводящий к захватывающей развязке удивительный трюк, Роджер Фаррис объявил громким голосом на весь зал суда:
— Я приглашаю мистера Баннера Болеса занять место для дачи свидетельских показаний.
Баннер Болес вышел вперед, поднял правую руку, принял присягу, назвал свое полное имя, возраст, адрес, род занятий и удобно устроился в свидетельском кресле.
— Вы знакомы с обвиняемым, Теодором Балфуром-младшим? — спросил Роджер Фаррис.
— Да, сэр. Конечно.
— Как давно вы его знаете?
— Примерно десять лет.
— Чем вы занимались девятнадцатого сентября текущего года?
— Работал на «Балфур Аллайд Ассошиэйтс».
— Какие конкретно обязанности вы выполняли в тот вечер?
— Мистер Гатри Балфур уезжал в Эль-Пасо. Оттуда он направлялся в Мексику. Моей обязанностью было проследить, чтобы он в целости и сохранности сел на поезд.
— Что-то вроде телохранителя?
— Скорее, уполномоченного про улаживанию конфликтов.
— Вы посадили его на поезд, отправляющийся в Эль-Пасо?
— Да.
— Кого еще вместе с ним?
— Его жену, Дорлу Балфур.
— Она села на тот же поезд?
— Да, сэр.
— А где вы находились до того, как отправились на вокзал?
— В доме миссис Флоренс Ингл, знакомой Балфуров, устраивалась вечеринка в честь отъезда мистера Гатри Балфура.
— Вы присутствовали на этой вечеринке?
— Да, сэр.
— Что произошло после того, как вы посадили мистера и миссис Гатри Балфур на поезд?
— Я вернулся к себе в контору.
— У вас есть своя контора в городе?
— Да, сэр.
— Не в здании «Балфур Аллайд Ассошиэйтс»?
— Там у меня тоже есть кабинет, но в городе у меня имеется и своя контора, которая открыта двадцать четыре часа в сутки.
— Я могу спросить с какой целью?
— Люди звонят мне, когда что-то случается, возникают какие-то проблемы.
— И вам позвонили вечером девятнадцатого?
— Нет, сэр.
— Нет?
— Нет, сэр.
— Я думал… О, простите, это было ранним утром двадцатого. Вам позвонили ранним утром двадцатого?
— Да, сэр.
— Кто вам позвонил?
— Обвиняемый.
— Вы имеете в виду Теодора Балфура?
— Да, сэр.
— Вы знаете, откуда он звонил?
— Я знаю только по его словам.
— И откуда он звонил по его словам?
— Из телефонной будки, расположенной на автозаправочной станции на перекрестке Сикаморской дороги и Главной автомагистрали. Автозаправочная станция уже закрылась, но из будки все равно можно было позвонить.
— Что он сказал?
— Попросил меня немедленно к нему присоединиться. Он заявил мне, что попал в беду.
— Что вы сделали?
— Прыгнул в машину и попытался добраться до него как можно скорее.
— Сколько времени у вас это заняло?
— Около двадцати минут.
— Вы дали обвиняемому какие-либо указания по телефону?
— Я велел ему ждать моего приезда.
— Он был у будки, когда вы приехали?
— Нет, сэр.
— Где он находился?
— Я какое-то время покружил по округе, пытаясь его разыскать…
— Это неважно. Скажите нам, где вы, в конце концов, нашли обвиняемого?
— Я нашел его дома.
— Вы имеете в виду в доме мистера Гатри Балфура?
— Да, сэр.
— Он там жил?
— Да, сэр.
— Вы знали это, как уполномоченный по улаживанию конфликтов, нанятый «Балфур Аллайд Ассошиэйтс»?
— Да, сэр.
— И что вы сделали?
— Мне не хотелось никого будить. Я решил выяснить, дома ли обвиняемый.
— Занимая вашу должность в организации, имеете ли вы ключи от домов, в которых проживают руководители «Балфур Аллайд Ассошиэйтс»?
— Да, у меня есть запасные ключи, которые я могу использовать в случае крайней необходимости.
— И вы воспользовались одним из таких ключей?
— Да, сэр.
— Куда вы вначале отправились?
— Во-первых, я заглянул в гараж, чтобы проверить, на месте ли машина, на которой в тот вечер ездил обвиняемый.
— Она оказалась в гараже?
— Да, сэр.
— В каком состоянии?
— Я достал карманный фонарик и обошел автомобиль вокруг, пытаясь найти какие-то следы случившегося, потому что услышав тон голоса обвиняемого, которым он говорил со мной по телефону, я подумал, что…
— Нас не интересует, что вы подумали, — перебил свидетеля Фаррис. — Рассказывайте, что вы сделали.
— Я осмотрел машину.
— Что вы обнаружили?
— Я увидел, что правая передняя фара разбита, на правом крыле имеется вмятина, на переднем бампере, ближе к правой стороне, осталось несколько капель крови, то есть, я предположил, что это кровь. Это были красные пятна, которые высохли и внешне походили на кровь.
— И что вы сделали потом?
— Выключил фонарик, закрыл гараж, отправился к парадному входу дома, вставил свой ключ и пошел наверх.
— Куда конкретно вы пошли?
— В комнату обвиняемого.
— Вам ранее доводилось бывать в этой комнате?
— Да, сэр.
— Вы знали, где она находится?
— Да, сэр.
— И что вы сделали?
— Постучал в дверь и сказал: «Это Баннер, Тед. Впусти меня.»
— Вы получили ответ?
— Нет, сэр.
— Что вы тогда сделали?
— Вошел в комнату.
— Что вы обнаружили?
— Обвиняемый лежал в стельку пьяный, просто в ступоре, на кровати, во всей одежде.
— И в обуви?
— И в обуви.
— В какое время вы увидели обвиняемого в таком состоянии?
— Примерно в два ночи. Я уехал с автозаправочной станции без десяти два, до дома ехать не больше пяти минут и, думаю, осмотр гаража и машины тоже не отнял более пяти минут.
— Когда вы используете слово «машина», какую конкретно машину вы имеете в виду?
— Я имею в виду автомобиль, фотографии которого были приобщены к делу в качестве доказательств, его номер — GMB шестьсот шестьдесят пять.
— Вы разговаривали с обвиняемым, когда в два часа ночи оказались у него в комнате?
— Да, сэр.
— Кто-то еще присутствовал при вашем разговоре?
— Никто.
— Только вы двое?
— Да, сэр.
— Что вы сделали?
— Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы разбудить обвиняемого и привести его в такое состояние, чтобы он смог внятно говорить.
— Как вы этого добились?
— Я снял с него пиджак, потом рубашку и майку, намочил полотенца в холодной воде и приложил их к животу и шее обвиняемого. Я посадил его на кровати и начал трясти. Я приложил холодные компрессы ему к глазам и затылку. В конце концов, он пришел в сознание или проснулся, или как там еще это можно определить.
— Он узнал вас?
— О, да.
— Вы можете пересказать состоявшийся разговор, как вы его помните?
— Я спросил его, чего он от меня хочет. Он сообщил мне, что попал в переделку, но сам догадался, как выпутаться.
— И как?
— Он признался мне, что довольно много играл в карты, у него закончились наличные деньги и он стал играть в кредит и задолжал определенному синдикату. Он проиграл, потом проиграл еще раз, долги увеличивались, и синдикат потребовал, чтобы он расплатился.
— Обвиняемый рассказал вам все это?
— Да, сэр.
— Как он говорил?
— Язык у него заплетался. Он был достаточно сильно пьян, но мне удалось это вытянуть из него буквально по кускам.
— Продолжайте.
— Он также сообщил мне, что ему пару раз звонили из синдиката, угрожая, что, если он не заплатит, ему следует пенять на себя. После этого он получил анонимное письмо, в котором говорилось, что, если он не заплатит, они пришлют за деньгами своего человека.
— Он пояснил вам, что, как он думает, означает эта угроза?
— Да, сэр.
— И что?
— Он сказал, что считает, что они пришлют кого-то его избить. Они очень сурово поступают с теми, кто не платит, в первый раз просто избивают, а во второй раз выдают билет в один конец.
— Продолжайте.
Роджер Фаррис с победным видом посмотрел на присяжных, сидевших на кончиках стульев, наклонившись вперед и с повышенным вниманием ловящих каждое слово Болеса.
— Он рассказал, что попытался собрать двадцать тысяч долларов, но не смел обратиться к Аддисону Балфуру. Он надеялся, что ему удастся переговорить с Гатри Балфуром перед отъездом последнего в Мексику, но во время вечеринки возможность так и не представилась. Он знал, что к этому вопросу надо подходить очень тактично, иначе он ничего не получит. У него есть деньги, оставленные его родителями, но это траст-фонд, которым управляет доверенное лицо. Он пробовал связаться с этим человеком, чтобы получить от него какую-то сумму, но тот находился в отпуске за пределами города. Обвиняемый надеялся отложить решение вопроса до возвращения доверенного лица.
— Он сказал вам что-нибудь еще?
— Он разговаривал с одной из приятельниц дяди, миссис Флоренс Ингл.
— Это женщина, которая устраивала вечеринку?
— Да, сэр.
— Когда он с ней разговаривал?
— В тот вечер. Он попросил у нее двадцать тысяч долларов, но она или не могла, или не пожелала их ему предоставить.
— Что он вам еще сообщил?
— Что он выпил больше, чем следовало, что он был уже достаточно пьян часам к десяти в тот вечер, что его отвезла домой какая-то девушка и поставила машину в гараж.
— Он назвал вам имя этой девушки?
— Он сказал, что не знает, кто она, однако, я подумал, что знает. Я не…
— Нас не интересует, что вы подумали, — перебил Фаррис. — Вы прекрасно осведомлены о правилах ведения допроса свидетелей, мистер Болес. Пожалуйста, воздержитесь от ваших собственных заключений. Говорите, что вам сказал обвиняемый, и что вы сказали ему.
— Да, сэр.
— Итак, что сказал вам обвиняемый относительно своего возвращения домой?
— Он сообщил, что его привезла девушка, она сняла с него ботинки, он вытянулся на кровати, он был очень пьян, отправился в туалет, его вытошнило, после этого он почувствовал себя лучше. Он внезапно вспомнил, что то доверенное лицо, что управляет траст-фондом, иногда раньше возвращается из отпуска и останавливается по пути в мотеле в окрестностях города. Это пожилой человек с плохим зрением, он не любит ездить на машине по ночам, и, если ему приходится поздно откуда-то возвращаться, он обычно останавливается в каком-нибудь мотеле по дороге. Обвиняемый сказал, что он решил съездить посмотреть, не появился ли этот человек в городе.
— А потом?
— Он надел ботинки, вышел из дома и отправился в гараж. Из-за полученных угроз и потому, что было уже поздно, он открыл шкафчик, где у него хранится оружие, достал пистолет двадцать второго калибра и опустил в карман.
— Продолжайте.
— Когда он приблизился к гаражу, ему показалось, что мелькнула чья-то тень. Он много выпил в тот вечер, поэтому он решил, что она ему только померещилась. Он открыл гараж и вошел внутрь. Не успел он взяться за ручку дверцы машины, как сзади ему на плечо легла чья-то рука и мужской голос произнес: «Ладно, парень, я пришел за деньгами».
— А дальше?
— Балфур на мгновение оцепенел от страха, затем мужчина, заявивший, что пришел за деньгами, сильно ударил его в грудь, так, что обвиняемый отлетел к стене гаража. Мужчина крикнул: «Это тебе только так, для примера. Садись в машину. Мы с тобой отправляемся в маленькое путешествие. Я научу тебя возвращать долги».
— Что еще произошло?
— Затем обвиняемый, не думая, и опасаясь за свою жизнь, вытащил пистолет из кармана и выстрелил, не прицеливаясь. Он вообще отлично стреляет. Он просто направил пистолет в голову незнакомца. Тот покачнулся и упал. Он не был мертв, лишь потерял сознание. Балфур понимал, что необходимо что-то делать и немедленно. Он затащил его на переднее сиденье машины, закрыл дверцу, сам зашел с другой стороны и нажал газ. Он думал только о том, как поскорее отъехать от дома, потому что он опасался, что кто-то слышал выстрел. Он вырулил на Главную автомагистраль, повернул направо и остановился у закрытой автозаправочной станции на перекрестке с Сикаморской дорогой. Оттуда он позвонил мне из телефона-автомата и попросил немедленно приехать. Он хотел, чтобы я объяснил ему, что в таком случае можно сделать и как отвезти раненого к врачу. После того, как Балфур повесил трубку, он вернулся к машине и обнаружил, что мужчина перестал дышать. Он попробовал пульс — пульса больше не было. Человек умер, пока Балфур звонил. Это значительно изменило ситуацию. Он снова попытался дозвониться до меня, но мой помощник, который взял трубку, сообщил ему, что я уехал.
— Что еще он вам сказал? — спросил Фаррис. — Он открыл вам, что сделал после этого?
— Да, сэр.
— И что?
— Он решил, что проблема упростилась, потому что теперь требовалось только разобраться с трупом. Он здорово протрезвел от полученного шока. Балфур обыскал карманы убитого и вынул оттуда все бумаги — документы, по которым его можно было бы идентифицировать, бумажник, даже носовой платок, чтобы никто ни до чего не докопался по данным, имеющимся в прачечной. Он вынул также ключи, перочинный нож и все личные вещи.
— А потом?
— Он выехал на Сикаморскую дорогу, вылез из машины и положил тело на передний бампер, сорвался с места на максимальной скорости и внезапно нажал на тормоз. Труп слетел с бампера и прокатился по дороге на значительное расстояние. Затем обвиняемый специально проехал по голове, развернул машину и еще раз проехал по ней. Он повторил процедуру несколько раз, чтобы удостовериться, что черты лица стали неузнаваемыми и пулевое ранение незаметно.
— Он сказал вам что-нибудь о том, что пуля находится в голове?
— Он считал, что пуля прошла насквозь и осталась где-то в гараже.
— Продолжайте.
— Обвиняемый попросил меня взять все в свои руки. Я ответил, что, в общем-то, уже больше ничего придумать нельзя. Я чувствовал, что лучше всего отправиться назад на шоссе, найти труп и сообщить в полицию, заявив, что он действовал в целях самообороны, опасаясь за свою жизнь, что тот мужчина первым напал на него.
— И что было сделано?
— Я велел обвиняемому оставаться в доме и сказал, что отправляюсь на поиски трупа. Балфур точно описал, где он его оставил.
— И что произошло?
— Я понял, что опоздал. Когда я появился на месте, там уже стояла патрульная машина. Я решил, что при сложившихся обстоятельствах я не хочу брать на себя ответственность и сообщать в полицию. Я подумал, что лучше подождать и тщательно все продумать.
— Обсудить ситуацию с вашими начальниками?
— Ну, я хотел, чтобы у меня было время все обдумать.
— Вы понимаете, что вам следовало сообщить в полицию?
— Да, сэр.
— Но вы этого не сделали?
— Нет, сэр.
— Почему?
— Мне платят за то, чтобы я следил, чтобы все сложные вопросы решались максимально безболезненно, мне не хотелось создавать вокруг дела ненужный ажиотаж и вообще привлекать к нему внимание. Я планировал встретиться с одним своим приятелем-полицейским и выяснить, нельзя ли уладить дело таким образом, чтобы избежать лишней рекламы. Я точно знал, что если подойду к тем полицейским, что стояли рядом с трупом, дело получит огласку, обвиняемого сразу же возьмут под стражу и отправят в тюрьму и… ну, в общем, я понимал, что это не лучший способ для уполномоченного по улаживанию конфликтов.
— Что вы сделали в конце концов?
— Я вернулся в дом Балфуров, помог Теду Балфуру раздеться и натянуть пижаму. Он снова захотел выпить и я не стал его останавливать. Фактически, я решил, что ему лучше принять еще, чтобы он, может быть, забыл о происшедшем.
— А затем?
— Я забрал у него бумаги, которые он вынул из карманов убитого, и отправился к себе домой.
— А дальше?
— На следующее утро я проснулся довольно поздно. Когда я, наконец, встал, то выяснил, что полиция уже допрашивала обвиняемого, откуда-то они узнали, что именно его машина замешана в дело. Его собирались судить за непредумышленное убийство — наезд на пешехода.
— И что вы сделали?
— Ничего.
Фаррис, словно режиссер телевизионной программы, который закончил ее с точностью до одной секунды, взглянул на часы и обратился к судье Кадвеллу:
— Ваша Честь, подошло время дневного перерыва. В настоящий момент я думаю, что закончил допрос выставленного обвинением свидетеля, но считаю, что лучше объявить перерыв именно сейчас, потому что мне хотелось бы проанализировать ответы мистера Болеса и поразмыслить, не упустил ли я чего-нибудь и, возможно, задать ему потом еще несколько вопросов.
— Минутку, — сказал судья Кадвелл. — У Суда имеется один вопрос к свидетелю перед тем, как мы объявим перерыв. Мистер Болес, вы заявили, что забрали бумаги у обвиняемого, не так ли?
— Да, сэр.
— Что вы с ними сделали?
— Держал у себя какое-то время.
— Где они находятся в настоящий момент?
— Насколько мне известно, у мистера Перри Мейсона.
— Что? — воскликнул судья Кадвелл, привстав со своего места.
— Да, Ваша Честь.
— Вы передали их Перри Мейсону?
— Да, сэр.
— Мистер Мейсон связывался с окружной прокуратурой насчет этих бумаг? — обратился судья Кадвелл к Роджеру Фаррису.
— Нет, Ваша Честь.
— Когда вы передали эти бумаги мистеру Мейсону? — снова повернулся судья Кадвелл к Болесу.
— Точную дату я назвать не могу, но после того, как он включился в дело, то есть взял на себя защиту Теда Балфура. Во время первой части дела обвиняемого представлял Мортимер Дин Хоуланд.
— Мистеру Хоуланду вы ничего не рассказали об этих бумагах?
— Нет, сэр.
— Вы кому-нибудь еще говорили об этих бумагах, кроме мистера Мейсона?
— Нет, сэр.
— И вы передали их мистеру Мейсону?
— Да, сэр.
— Мистер Мейсон! — повернулся судья Кадвелл к адвокату защиты.
— Да, Ваша Честь?
— Суд… — судья Кадвелл внезапно замолчал. — Объявляется обеденный перерыв. Сразу же после того, как присяжные покинут свои места, я прошу представителей обеих сторон подойти ко мне. Суд обращает внимание присяжных на то, что они не должны формировать или выражать никаких мнений о деле, пока им, наконец, не будет предоставлена возможность принять решение. Присяжные не имеют права обсуждать дело между собой и позволять кому бы то ни было обсуждать его в своем присутствии. Объявляется перерыв до двух часов. Мистер Мейсон и мистер Фаррис, пожалуйста, пройдите вперед.
Мейсон и Фаррис подошли к месту, где сидел судья Кадвелл. Заместитель окружного прокурора старался сохранять серьезное и озабоченное выражение лица, как и подобает тому, кто вынужден присутствовать при взбучке, даваемой коллеге. Судья Кадвелл подождал, пока присяжные не покинут зал суда. Затем он обратился к адвокату:
— Мистер Мейсон, это правда?
— Сомневаюсь, Ваша Честь.
— Что?! — воскликнул судья.
— Сомневаюсь.
— Я имею в виду бумаги.
— Кое-какие бумаги были мне переданы, да.
— Мистером Болесом?
— Да, Ваша Честь.
— А он сказал вам, что взял их у обвиняемого или что они были переданы ему обвиняемым?
— Нет, сэр.
— Что они из себя представляют?
— Они у меня с собой, Ваша Честь.
Мейсон достал запечатанный конверт и протянул судье Кадвеллу.
Судья разорвал конверт и стал просматривать содержимое.
— Мистер Мейсон, это очень серьезный вопрос.
— Да, Ваша Честь.
— Это важные улики в рассматриваемом деле. Бумаги в этом конверте представляют из себя доказательства.
— Доказательства чего? — уточнил Мейсон.
— Подтверждающие рассказ Болеса, с одной стороны, — резким тоном ответил судья Кадвелл.
— Это примерно то же, что и история о человеке, который утверждал, что застрелил оленя с трехсот ярдов и олень упал у определенного дуба, а если вы ему не верите, то он покажет вам дум, потому что дуб все еще стоит на месте и подтвердит его рассказ, — заметил Мейсон.
— Вы сомневаетесь в показаниях мистера Болеса?
— Очень сильно.
— Но вы не можете оспаривать тот факт, что эти доказательства — одни из самых важных. Подобные улики должны находиться в руках полиции и…
— Это доказательства чего, Ваша Честь? — повторил Мейсон.
— Вот водительское удостоверение Джексона Эгана.
— Да, Ваша Честь.
— Вы хотите сказать, что оно не имеет значения?
— Я не вижу, какое значение оно может иметь.
— Оно может служить для идентификации. Полиция предпринимала попытки опознать тело. К настоящему моменту сделано только предполагаемое опознание. С абсолютной точностью не было идентифицировано, что перед нами труп Джексона Эгана.
— Но Джексон Эган мертв, — возразил Мейсон. — Он умер два года назад, задолго до того, как рассматриваемое нами вообще случилось.
— А откуда вы знаете, что он умер? — спросил судья Кадвелл. — Вот контракт, который, очевидно, подписывал погибший, на аренду автомашины. Вы все равно продолжаете утверждать, что это неважно, мистер Мейсон?
— Неважно, сэр.
— Вы конечно понимаете, что это доказательства?
— Да, Ваша Честь.
— Вы служите правосудию, вы — адвокат. И ваш долг, как адвоката — передавать любое доказательство, любой физический предмет, который имеет отношение к делу и оказывается в вашем владении, полиции или другим представителям власти. Преднамеренно скрывать или утаивать какие-либо доказательства подобного рода является не только правонарушением, но и невыполнением ваших обязанностей, как адвоката.
Мейсон прямо встретился взглядом с судьей.
— Я отвечу на это обвинение, Ваша Честь, когда оно будет должным образом предъявлено, в должное время и в должном месте.
Судья Кадвелл побагровел.
— Вы намекаете, что я не имею права поднимать этот вопрос?
— Я заявляю, что отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте.
— Я не знаю, является ли это неуважением к Суду, — заметил судья Кадвелл, — но это определенно невыполнение вашего профессионального долга.
— Это ваше мнение, Ваша Честь, — возразил Мейсон. — Если вы намерены предъявить мне обвинение за неуважении к Суду и заключить меня под стражу, я добьюсь получения Хабэас Корпус и отвечу на обвинение в неуважении к Суду. Если вы хотите привлечь меня к судебной ответственности за служебное преступление, я отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте. А пока, если я могу обратить внимание Суда на этот вопрос, слушается дело по обвинению другого человека и любые намеки со стороны Суда, что адвокат обвиняемого виновен в каком-либо нарушении этики, могут настроить присяжных против обвиняемого. Обязанностью Суда является воздержаться от выражения мнения в отношении действий адвокатов.
Судья Кадвелл вдохнул воздух.
— Мистер Мейсон, я намерен приложить все усилия, чтобы права обвиняемого не были никоим образом ущемлены из-за поведения его адвоката. Однако, я считаю, что вы потеряли право на уважение Суда. Совершенно очевидно, что вы, как адвокат предприняли попытку скрыть доказательства. Что касается свидетеля Болеса, я предполагаю, что он постарался искупить свою вину, обратившись к представителям власти и рассказав, что произошло на самом деле, но вы не сделали ничего подобного.
— Я не сделал ничего, кроме защиты прав своего клиента, и я намерен защищать их в меру своих возможностей, — заявил Мейсон.
— Да, у вас совершенно другие представления о профессиональных обязанностях адвоката, нежели у меня, — резким тоном сказал судья Кадвелл. — Это все. Я обдумаю этот вопрос во время обеденного перерыва. Возможно, я решу принять какие-то действия, когда слушание возобновится.
— Прекрасно. В таком случае, я разрешаю внести в протокол показания Миртл Анны Хейли, представленные на предыдущем слушании, после засвидетельствования их подлинности и в отсутствие возражений со стороны защиты.
Секретарь суда должным образом принял присягу и зачитал расшифровку показаний Миртл Анны Хейли.
Словно маг, подводящий к захватывающей развязке удивительный трюк, Роджер Фаррис объявил громким голосом на весь зал суда:
— Я приглашаю мистера Баннера Болеса занять место для дачи свидетельских показаний.
Баннер Болес вышел вперед, поднял правую руку, принял присягу, назвал свое полное имя, возраст, адрес, род занятий и удобно устроился в свидетельском кресле.
— Вы знакомы с обвиняемым, Теодором Балфуром-младшим? — спросил Роджер Фаррис.
— Да, сэр. Конечно.
— Как давно вы его знаете?
— Примерно десять лет.
— Чем вы занимались девятнадцатого сентября текущего года?
— Работал на «Балфур Аллайд Ассошиэйтс».
— Какие конкретно обязанности вы выполняли в тот вечер?
— Мистер Гатри Балфур уезжал в Эль-Пасо. Оттуда он направлялся в Мексику. Моей обязанностью было проследить, чтобы он в целости и сохранности сел на поезд.
— Что-то вроде телохранителя?
— Скорее, уполномоченного про улаживанию конфликтов.
— Вы посадили его на поезд, отправляющийся в Эль-Пасо?
— Да.
— Кого еще вместе с ним?
— Его жену, Дорлу Балфур.
— Она села на тот же поезд?
— Да, сэр.
— А где вы находились до того, как отправились на вокзал?
— В доме миссис Флоренс Ингл, знакомой Балфуров, устраивалась вечеринка в честь отъезда мистера Гатри Балфура.
— Вы присутствовали на этой вечеринке?
— Да, сэр.
— Что произошло после того, как вы посадили мистера и миссис Гатри Балфур на поезд?
— Я вернулся к себе в контору.
— У вас есть своя контора в городе?
— Да, сэр.
— Не в здании «Балфур Аллайд Ассошиэйтс»?
— Там у меня тоже есть кабинет, но в городе у меня имеется и своя контора, которая открыта двадцать четыре часа в сутки.
— Я могу спросить с какой целью?
— Люди звонят мне, когда что-то случается, возникают какие-то проблемы.
— И вам позвонили вечером девятнадцатого?
— Нет, сэр.
— Нет?
— Нет, сэр.
— Я думал… О, простите, это было ранним утром двадцатого. Вам позвонили ранним утром двадцатого?
— Да, сэр.
— Кто вам позвонил?
— Обвиняемый.
— Вы имеете в виду Теодора Балфура?
— Да, сэр.
— Вы знаете, откуда он звонил?
— Я знаю только по его словам.
— И откуда он звонил по его словам?
— Из телефонной будки, расположенной на автозаправочной станции на перекрестке Сикаморской дороги и Главной автомагистрали. Автозаправочная станция уже закрылась, но из будки все равно можно было позвонить.
— Что он сказал?
— Попросил меня немедленно к нему присоединиться. Он заявил мне, что попал в беду.
— Что вы сделали?
— Прыгнул в машину и попытался добраться до него как можно скорее.
— Сколько времени у вас это заняло?
— Около двадцати минут.
— Вы дали обвиняемому какие-либо указания по телефону?
— Я велел ему ждать моего приезда.
— Он был у будки, когда вы приехали?
— Нет, сэр.
— Где он находился?
— Я какое-то время покружил по округе, пытаясь его разыскать…
— Это неважно. Скажите нам, где вы, в конце концов, нашли обвиняемого?
— Я нашел его дома.
— Вы имеете в виду в доме мистера Гатри Балфура?
— Да, сэр.
— Он там жил?
— Да, сэр.
— Вы знали это, как уполномоченный по улаживанию конфликтов, нанятый «Балфур Аллайд Ассошиэйтс»?
— Да, сэр.
— И что вы сделали?
— Мне не хотелось никого будить. Я решил выяснить, дома ли обвиняемый.
— Занимая вашу должность в организации, имеете ли вы ключи от домов, в которых проживают руководители «Балфур Аллайд Ассошиэйтс»?
— Да, у меня есть запасные ключи, которые я могу использовать в случае крайней необходимости.
— И вы воспользовались одним из таких ключей?
— Да, сэр.
— Куда вы вначале отправились?
— Во-первых, я заглянул в гараж, чтобы проверить, на месте ли машина, на которой в тот вечер ездил обвиняемый.
— Она оказалась в гараже?
— Да, сэр.
— В каком состоянии?
— Я достал карманный фонарик и обошел автомобиль вокруг, пытаясь найти какие-то следы случившегося, потому что услышав тон голоса обвиняемого, которым он говорил со мной по телефону, я подумал, что…
— Нас не интересует, что вы подумали, — перебил свидетеля Фаррис. — Рассказывайте, что вы сделали.
— Я осмотрел машину.
— Что вы обнаружили?
— Я увидел, что правая передняя фара разбита, на правом крыле имеется вмятина, на переднем бампере, ближе к правой стороне, осталось несколько капель крови, то есть, я предположил, что это кровь. Это были красные пятна, которые высохли и внешне походили на кровь.
— И что вы сделали потом?
— Выключил фонарик, закрыл гараж, отправился к парадному входу дома, вставил свой ключ и пошел наверх.
— Куда конкретно вы пошли?
— В комнату обвиняемого.
— Вам ранее доводилось бывать в этой комнате?
— Да, сэр.
— Вы знали, где она находится?
— Да, сэр.
— И что вы сделали?
— Постучал в дверь и сказал: «Это Баннер, Тед. Впусти меня.»
— Вы получили ответ?
— Нет, сэр.
— Что вы тогда сделали?
— Вошел в комнату.
— Что вы обнаружили?
— Обвиняемый лежал в стельку пьяный, просто в ступоре, на кровати, во всей одежде.
— И в обуви?
— И в обуви.
— В какое время вы увидели обвиняемого в таком состоянии?
— Примерно в два ночи. Я уехал с автозаправочной станции без десяти два, до дома ехать не больше пяти минут и, думаю, осмотр гаража и машины тоже не отнял более пяти минут.
— Когда вы используете слово «машина», какую конкретно машину вы имеете в виду?
— Я имею в виду автомобиль, фотографии которого были приобщены к делу в качестве доказательств, его номер — GMB шестьсот шестьдесят пять.
— Вы разговаривали с обвиняемым, когда в два часа ночи оказались у него в комнате?
— Да, сэр.
— Кто-то еще присутствовал при вашем разговоре?
— Никто.
— Только вы двое?
— Да, сэр.
— Что вы сделали?
— Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы разбудить обвиняемого и привести его в такое состояние, чтобы он смог внятно говорить.
— Как вы этого добились?
— Я снял с него пиджак, потом рубашку и майку, намочил полотенца в холодной воде и приложил их к животу и шее обвиняемого. Я посадил его на кровати и начал трясти. Я приложил холодные компрессы ему к глазам и затылку. В конце концов, он пришел в сознание или проснулся, или как там еще это можно определить.
— Он узнал вас?
— О, да.
— Вы можете пересказать состоявшийся разговор, как вы его помните?
— Я спросил его, чего он от меня хочет. Он сообщил мне, что попал в переделку, но сам догадался, как выпутаться.
— И как?
— Он признался мне, что довольно много играл в карты, у него закончились наличные деньги и он стал играть в кредит и задолжал определенному синдикату. Он проиграл, потом проиграл еще раз, долги увеличивались, и синдикат потребовал, чтобы он расплатился.
— Обвиняемый рассказал вам все это?
— Да, сэр.
— Как он говорил?
— Язык у него заплетался. Он был достаточно сильно пьян, но мне удалось это вытянуть из него буквально по кускам.
— Продолжайте.
— Он также сообщил мне, что ему пару раз звонили из синдиката, угрожая, что, если он не заплатит, ему следует пенять на себя. После этого он получил анонимное письмо, в котором говорилось, что, если он не заплатит, они пришлют за деньгами своего человека.
— Он пояснил вам, что, как он думает, означает эта угроза?
— Да, сэр.
— И что?
— Он сказал, что считает, что они пришлют кого-то его избить. Они очень сурово поступают с теми, кто не платит, в первый раз просто избивают, а во второй раз выдают билет в один конец.
— Продолжайте.
Роджер Фаррис с победным видом посмотрел на присяжных, сидевших на кончиках стульев, наклонившись вперед и с повышенным вниманием ловящих каждое слово Болеса.
— Он рассказал, что попытался собрать двадцать тысяч долларов, но не смел обратиться к Аддисону Балфуру. Он надеялся, что ему удастся переговорить с Гатри Балфуром перед отъездом последнего в Мексику, но во время вечеринки возможность так и не представилась. Он знал, что к этому вопросу надо подходить очень тактично, иначе он ничего не получит. У него есть деньги, оставленные его родителями, но это траст-фонд, которым управляет доверенное лицо. Он пробовал связаться с этим человеком, чтобы получить от него какую-то сумму, но тот находился в отпуске за пределами города. Обвиняемый надеялся отложить решение вопроса до возвращения доверенного лица.
— Он сказал вам что-нибудь еще?
— Он разговаривал с одной из приятельниц дяди, миссис Флоренс Ингл.
— Это женщина, которая устраивала вечеринку?
— Да, сэр.
— Когда он с ней разговаривал?
— В тот вечер. Он попросил у нее двадцать тысяч долларов, но она или не могла, или не пожелала их ему предоставить.
— Что он вам еще сообщил?
— Что он выпил больше, чем следовало, что он был уже достаточно пьян часам к десяти в тот вечер, что его отвезла домой какая-то девушка и поставила машину в гараж.
— Он назвал вам имя этой девушки?
— Он сказал, что не знает, кто она, однако, я подумал, что знает. Я не…
— Нас не интересует, что вы подумали, — перебил Фаррис. — Вы прекрасно осведомлены о правилах ведения допроса свидетелей, мистер Болес. Пожалуйста, воздержитесь от ваших собственных заключений. Говорите, что вам сказал обвиняемый, и что вы сказали ему.
— Да, сэр.
— Итак, что сказал вам обвиняемый относительно своего возвращения домой?
— Он сообщил, что его привезла девушка, она сняла с него ботинки, он вытянулся на кровати, он был очень пьян, отправился в туалет, его вытошнило, после этого он почувствовал себя лучше. Он внезапно вспомнил, что то доверенное лицо, что управляет траст-фондом, иногда раньше возвращается из отпуска и останавливается по пути в мотеле в окрестностях города. Это пожилой человек с плохим зрением, он не любит ездить на машине по ночам, и, если ему приходится поздно откуда-то возвращаться, он обычно останавливается в каком-нибудь мотеле по дороге. Обвиняемый сказал, что он решил съездить посмотреть, не появился ли этот человек в городе.
— А потом?
— Он надел ботинки, вышел из дома и отправился в гараж. Из-за полученных угроз и потому, что было уже поздно, он открыл шкафчик, где у него хранится оружие, достал пистолет двадцать второго калибра и опустил в карман.
— Продолжайте.
— Когда он приблизился к гаражу, ему показалось, что мелькнула чья-то тень. Он много выпил в тот вечер, поэтому он решил, что она ему только померещилась. Он открыл гараж и вошел внутрь. Не успел он взяться за ручку дверцы машины, как сзади ему на плечо легла чья-то рука и мужской голос произнес: «Ладно, парень, я пришел за деньгами».
— А дальше?
— Балфур на мгновение оцепенел от страха, затем мужчина, заявивший, что пришел за деньгами, сильно ударил его в грудь, так, что обвиняемый отлетел к стене гаража. Мужчина крикнул: «Это тебе только так, для примера. Садись в машину. Мы с тобой отправляемся в маленькое путешествие. Я научу тебя возвращать долги».
— Что еще произошло?
— Затем обвиняемый, не думая, и опасаясь за свою жизнь, вытащил пистолет из кармана и выстрелил, не прицеливаясь. Он вообще отлично стреляет. Он просто направил пистолет в голову незнакомца. Тот покачнулся и упал. Он не был мертв, лишь потерял сознание. Балфур понимал, что необходимо что-то делать и немедленно. Он затащил его на переднее сиденье машины, закрыл дверцу, сам зашел с другой стороны и нажал газ. Он думал только о том, как поскорее отъехать от дома, потому что он опасался, что кто-то слышал выстрел. Он вырулил на Главную автомагистраль, повернул направо и остановился у закрытой автозаправочной станции на перекрестке с Сикаморской дорогой. Оттуда он позвонил мне из телефона-автомата и попросил немедленно приехать. Он хотел, чтобы я объяснил ему, что в таком случае можно сделать и как отвезти раненого к врачу. После того, как Балфур повесил трубку, он вернулся к машине и обнаружил, что мужчина перестал дышать. Он попробовал пульс — пульса больше не было. Человек умер, пока Балфур звонил. Это значительно изменило ситуацию. Он снова попытался дозвониться до меня, но мой помощник, который взял трубку, сообщил ему, что я уехал.
— Что еще он вам сказал? — спросил Фаррис. — Он открыл вам, что сделал после этого?
— Да, сэр.
— И что?
— Он решил, что проблема упростилась, потому что теперь требовалось только разобраться с трупом. Он здорово протрезвел от полученного шока. Балфур обыскал карманы убитого и вынул оттуда все бумаги — документы, по которым его можно было бы идентифицировать, бумажник, даже носовой платок, чтобы никто ни до чего не докопался по данным, имеющимся в прачечной. Он вынул также ключи, перочинный нож и все личные вещи.
— А потом?
— Он выехал на Сикаморскую дорогу, вылез из машины и положил тело на передний бампер, сорвался с места на максимальной скорости и внезапно нажал на тормоз. Труп слетел с бампера и прокатился по дороге на значительное расстояние. Затем обвиняемый специально проехал по голове, развернул машину и еще раз проехал по ней. Он повторил процедуру несколько раз, чтобы удостовериться, что черты лица стали неузнаваемыми и пулевое ранение незаметно.
— Он сказал вам что-нибудь о том, что пуля находится в голове?
— Он считал, что пуля прошла насквозь и осталась где-то в гараже.
— Продолжайте.
— Обвиняемый попросил меня взять все в свои руки. Я ответил, что, в общем-то, уже больше ничего придумать нельзя. Я чувствовал, что лучше всего отправиться назад на шоссе, найти труп и сообщить в полицию, заявив, что он действовал в целях самообороны, опасаясь за свою жизнь, что тот мужчина первым напал на него.
— И что было сделано?
— Я велел обвиняемому оставаться в доме и сказал, что отправляюсь на поиски трупа. Балфур точно описал, где он его оставил.
— И что произошло?
— Я понял, что опоздал. Когда я появился на месте, там уже стояла патрульная машина. Я решил, что при сложившихся обстоятельствах я не хочу брать на себя ответственность и сообщать в полицию. Я подумал, что лучше подождать и тщательно все продумать.
— Обсудить ситуацию с вашими начальниками?
— Ну, я хотел, чтобы у меня было время все обдумать.
— Вы понимаете, что вам следовало сообщить в полицию?
— Да, сэр.
— Но вы этого не сделали?
— Нет, сэр.
— Почему?
— Мне платят за то, чтобы я следил, чтобы все сложные вопросы решались максимально безболезненно, мне не хотелось создавать вокруг дела ненужный ажиотаж и вообще привлекать к нему внимание. Я планировал встретиться с одним своим приятелем-полицейским и выяснить, нельзя ли уладить дело таким образом, чтобы избежать лишней рекламы. Я точно знал, что если подойду к тем полицейским, что стояли рядом с трупом, дело получит огласку, обвиняемого сразу же возьмут под стражу и отправят в тюрьму и… ну, в общем, я понимал, что это не лучший способ для уполномоченного по улаживанию конфликтов.
— Что вы сделали в конце концов?
— Я вернулся в дом Балфуров, помог Теду Балфуру раздеться и натянуть пижаму. Он снова захотел выпить и я не стал его останавливать. Фактически, я решил, что ему лучше принять еще, чтобы он, может быть, забыл о происшедшем.
— А затем?
— Я забрал у него бумаги, которые он вынул из карманов убитого, и отправился к себе домой.
— А дальше?
— На следующее утро я проснулся довольно поздно. Когда я, наконец, встал, то выяснил, что полиция уже допрашивала обвиняемого, откуда-то они узнали, что именно его машина замешана в дело. Его собирались судить за непредумышленное убийство — наезд на пешехода.
— И что вы сделали?
— Ничего.
Фаррис, словно режиссер телевизионной программы, который закончил ее с точностью до одной секунды, взглянул на часы и обратился к судье Кадвеллу:
— Ваша Честь, подошло время дневного перерыва. В настоящий момент я думаю, что закончил допрос выставленного обвинением свидетеля, но считаю, что лучше объявить перерыв именно сейчас, потому что мне хотелось бы проанализировать ответы мистера Болеса и поразмыслить, не упустил ли я чего-нибудь и, возможно, задать ему потом еще несколько вопросов.
— Минутку, — сказал судья Кадвелл. — У Суда имеется один вопрос к свидетелю перед тем, как мы объявим перерыв. Мистер Болес, вы заявили, что забрали бумаги у обвиняемого, не так ли?
— Да, сэр.
— Что вы с ними сделали?
— Держал у себя какое-то время.
— Где они находятся в настоящий момент?
— Насколько мне известно, у мистера Перри Мейсона.
— Что? — воскликнул судья Кадвелл, привстав со своего места.
— Да, Ваша Честь.
— Вы передали их Перри Мейсону?
— Да, сэр.
— Мистер Мейсон связывался с окружной прокуратурой насчет этих бумаг? — обратился судья Кадвелл к Роджеру Фаррису.
— Нет, Ваша Честь.
— Когда вы передали эти бумаги мистеру Мейсону? — снова повернулся судья Кадвелл к Болесу.
— Точную дату я назвать не могу, но после того, как он включился в дело, то есть взял на себя защиту Теда Балфура. Во время первой части дела обвиняемого представлял Мортимер Дин Хоуланд.
— Мистеру Хоуланду вы ничего не рассказали об этих бумагах?
— Нет, сэр.
— Вы кому-нибудь еще говорили об этих бумагах, кроме мистера Мейсона?
— Нет, сэр.
— И вы передали их мистеру Мейсону?
— Да, сэр.
— Мистер Мейсон! — повернулся судья Кадвелл к адвокату защиты.
— Да, Ваша Честь?
— Суд… — судья Кадвелл внезапно замолчал. — Объявляется обеденный перерыв. Сразу же после того, как присяжные покинут свои места, я прошу представителей обеих сторон подойти ко мне. Суд обращает внимание присяжных на то, что они не должны формировать или выражать никаких мнений о деле, пока им, наконец, не будет предоставлена возможность принять решение. Присяжные не имеют права обсуждать дело между собой и позволять кому бы то ни было обсуждать его в своем присутствии. Объявляется перерыв до двух часов. Мистер Мейсон и мистер Фаррис, пожалуйста, пройдите вперед.
Мейсон и Фаррис подошли к месту, где сидел судья Кадвелл. Заместитель окружного прокурора старался сохранять серьезное и озабоченное выражение лица, как и подобает тому, кто вынужден присутствовать при взбучке, даваемой коллеге. Судья Кадвелл подождал, пока присяжные не покинут зал суда. Затем он обратился к адвокату:
— Мистер Мейсон, это правда?
— Сомневаюсь, Ваша Честь.
— Что?! — воскликнул судья.
— Сомневаюсь.
— Я имею в виду бумаги.
— Кое-какие бумаги были мне переданы, да.
— Мистером Болесом?
— Да, Ваша Честь.
— А он сказал вам, что взял их у обвиняемого или что они были переданы ему обвиняемым?
— Нет, сэр.
— Что они из себя представляют?
— Они у меня с собой, Ваша Честь.
Мейсон достал запечатанный конверт и протянул судье Кадвеллу.
Судья разорвал конверт и стал просматривать содержимое.
— Мистер Мейсон, это очень серьезный вопрос.
— Да, Ваша Честь.
— Это важные улики в рассматриваемом деле. Бумаги в этом конверте представляют из себя доказательства.
— Доказательства чего? — уточнил Мейсон.
— Подтверждающие рассказ Болеса, с одной стороны, — резким тоном ответил судья Кадвелл.
— Это примерно то же, что и история о человеке, который утверждал, что застрелил оленя с трехсот ярдов и олень упал у определенного дуба, а если вы ему не верите, то он покажет вам дум, потому что дуб все еще стоит на месте и подтвердит его рассказ, — заметил Мейсон.
— Вы сомневаетесь в показаниях мистера Болеса?
— Очень сильно.
— Но вы не можете оспаривать тот факт, что эти доказательства — одни из самых важных. Подобные улики должны находиться в руках полиции и…
— Это доказательства чего, Ваша Честь? — повторил Мейсон.
— Вот водительское удостоверение Джексона Эгана.
— Да, Ваша Честь.
— Вы хотите сказать, что оно не имеет значения?
— Я не вижу, какое значение оно может иметь.
— Оно может служить для идентификации. Полиция предпринимала попытки опознать тело. К настоящему моменту сделано только предполагаемое опознание. С абсолютной точностью не было идентифицировано, что перед нами труп Джексона Эгана.
— Но Джексон Эган мертв, — возразил Мейсон. — Он умер два года назад, задолго до того, как рассматриваемое нами вообще случилось.
— А откуда вы знаете, что он умер? — спросил судья Кадвелл. — Вот контракт, который, очевидно, подписывал погибший, на аренду автомашины. Вы все равно продолжаете утверждать, что это неважно, мистер Мейсон?
— Неважно, сэр.
— Вы конечно понимаете, что это доказательства?
— Да, Ваша Честь.
— Вы служите правосудию, вы — адвокат. И ваш долг, как адвоката — передавать любое доказательство, любой физический предмет, который имеет отношение к делу и оказывается в вашем владении, полиции или другим представителям власти. Преднамеренно скрывать или утаивать какие-либо доказательства подобного рода является не только правонарушением, но и невыполнением ваших обязанностей, как адвоката.
Мейсон прямо встретился взглядом с судьей.
— Я отвечу на это обвинение, Ваша Честь, когда оно будет должным образом предъявлено, в должное время и в должном месте.
Судья Кадвелл побагровел.
— Вы намекаете, что я не имею права поднимать этот вопрос?
— Я заявляю, что отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте.
— Я не знаю, является ли это неуважением к Суду, — заметил судья Кадвелл, — но это определенно невыполнение вашего профессионального долга.
— Это ваше мнение, Ваша Честь, — возразил Мейсон. — Если вы намерены предъявить мне обвинение за неуважении к Суду и заключить меня под стражу, я добьюсь получения Хабэас Корпус и отвечу на обвинение в неуважении к Суду. Если вы хотите привлечь меня к судебной ответственности за служебное преступление, я отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте. А пока, если я могу обратить внимание Суда на этот вопрос, слушается дело по обвинению другого человека и любые намеки со стороны Суда, что адвокат обвиняемого виновен в каком-либо нарушении этики, могут настроить присяжных против обвиняемого. Обязанностью Суда является воздержаться от выражения мнения в отношении действий адвокатов.
Судья Кадвелл вдохнул воздух.
— Мистер Мейсон, я намерен приложить все усилия, чтобы права обвиняемого не были никоим образом ущемлены из-за поведения его адвоката. Однако, я считаю, что вы потеряли право на уважение Суда. Совершенно очевидно, что вы, как адвокат предприняли попытку скрыть доказательства. Что касается свидетеля Болеса, я предполагаю, что он постарался искупить свою вину, обратившись к представителям власти и рассказав, что произошло на самом деле, но вы не сделали ничего подобного.
— Я не сделал ничего, кроме защиты прав своего клиента, и я намерен защищать их в меру своих возможностей, — заявил Мейсон.
— Да, у вас совершенно другие представления о профессиональных обязанностях адвоката, нежели у меня, — резким тоном сказал судья Кадвелл. — Это все. Я обдумаю этот вопрос во время обеденного перерыва. Возможно, я решу принять какие-то действия, когда слушание возобновится.
18
Мейсон, Делла Стрит, Марилин Кейт и Пол Дрейк сидели в кабинке в небольшом ресторанчике, где обычно обедал Мейсон, когда в суде слушалось дело.
— Итак, Перри, в каком мы оказываемся положении? — спросил Пол Дрейк.
— В опасном. Это лжесвидетельство, причем самое умное и смелое, из тех, что мне приходилось слышать, — признался Мейсон.
— Он умен, — подтвердила Марилин Кейт, — чрезвычайно умен и могуществен.
Мейсон кивнул.
— У него юридическое образование. Несомненно, что он знает все уловки, используемые при ведении перекрестного допроса. Подготовлен не хуже меня. Его слово против моего, а он так представил свою версию, что она имеет фактическое подтверждение.
— Но он не сообщил в полицию об имеющихся доказательствах, — заметил Дрейк.
— Ну и что? — возразил Мейсон. — Он это признает. Окружной прокурор не станет принимать по отношению к нему никаких мер. Он просто скажет, что Болесу следовало представить эти доказательства в окружную прокуратуру или в полицию, и чтобы он больше такого не делал. Вот и все. Обвиняемый оказывается в отвратительном положении. Рассказ хитрый. Он вызвал у присяжных определенную долю симпатии к Теду Балфуру. Если Тед займет место дачи свидетельских показаний и представит примерно такую же версию, скажет, что полагался на совет более опытного, старшего по возрасту человека, некоторые из присяжных будут голосовать за оправдание. В конце концов, они придут к какому-то компромиссному решению.
— А насколько обосновано твое заявление о том, что нельзя дважды нести уголовную ответственность за одно и то же преступление? — поинтересовался Дрейк.
— Итак, Перри, в каком мы оказываемся положении? — спросил Пол Дрейк.
— В опасном. Это лжесвидетельство, причем самое умное и смелое, из тех, что мне приходилось слышать, — признался Мейсон.
— Он умен, — подтвердила Марилин Кейт, — чрезвычайно умен и могуществен.
Мейсон кивнул.
— У него юридическое образование. Несомненно, что он знает все уловки, используемые при ведении перекрестного допроса. Подготовлен не хуже меня. Его слово против моего, а он так представил свою версию, что она имеет фактическое подтверждение.
— Но он не сообщил в полицию об имеющихся доказательствах, — заметил Дрейк.
— Ну и что? — возразил Мейсон. — Он это признает. Окружной прокурор не станет принимать по отношению к нему никаких мер. Он просто скажет, что Болесу следовало представить эти доказательства в окружную прокуратуру или в полицию, и чтобы он больше такого не делал. Вот и все. Обвиняемый оказывается в отвратительном положении. Рассказ хитрый. Он вызвал у присяжных определенную долю симпатии к Теду Балфуру. Если Тед займет место дачи свидетельских показаний и представит примерно такую же версию, скажет, что полагался на совет более опытного, старшего по возрасту человека, некоторые из присяжных будут голосовать за оправдание. В конце концов, они придут к какому-то компромиссному решению.
— А насколько обосновано твое заявление о том, что нельзя дважды нести уголовную ответственность за одно и то же преступление? — поинтересовался Дрейк.