— Я заметила, как машину занесло налево, затем снова направо, внезапно что-то черное мелькнуло перед фарами и на мгновение, как мне показалось, правая передняя фара погасла.
— Вам показалось?
— Затем она снова загорелась.
— И это произошло на Сикаморской дороге, на участке между улицей Честнат и Главной автомагистралью?
— Да, сэр.
— И именно там вы видели, как свет на мгновение погас, а потом снова зажегся?
— Да, сэр.
— В тот момент вы смотрели в зеркало заднего обзора?
— Да, сэр.
— А вы знали в то время, почему, как вам показалось, свет на мгновение погас, а потом снова зажегся?
— Тогда не знала, теперь знаю.
— Почему?
— Я возражаю на основании того, что для ответа на поставленный вопрос требуется вывод свидетельницы, — заявил Хоуланд. — Вопрос спорный.
— Возражение принимается. Свидетельница может давать показания только о том, что видела, — сказал судья Кадвелл.
— Но, Ваша Честь, она, несомненно, имеет право интерпретировать то, что видит, — заметил обвинитель.
Судья Кадвелл покачал головой.
— Свидетельница может давать показания только о том, что видела, — повторил он. — Интерпретировать их будут присяжные.
Обвинитель помедлил с минуту, а затем сказал:
— Хорошо. Приступайте к перекрестному допросу, мистер Хоуланд.
— Вы записали номер того автомобиля? — спросил адвокат защиты.
— Да.
— В блокнот?
— Да.
— А откуда вы достали блокнот?
— Из своей сумочки.
— Вы вели машину?
— Да.
— С вами вместе кто-нибудь был?
— Нет.
— Вы достали блокнот из сумочки?
— Да.
— И карандаш?
— Не карандаш. Авторучку.
— И записали номер автомашины?
— Да.
— Какой был номер у той машины?
— GMB шестьсот шестьдесят пять.
— У вас с собой этот блокнот?
— Да, сэр.
— Я хотел бы на него посмотреть.
Обвинитель улыбнулся присяжным.
— У нас нет никаких возражений, — сказал он. — Мы с радостью предоставляем этот блокнот для изучения.
Хоуланд подошел к месту дачи свидетельских показаний, взял блокнот, который протянула ему свидетельница, пролистал страницы и заметил:
— В этот блокнот вы вносили самую разную информацию без всякой системы.
— Я не держу в памяти ничего, что можно отметить на бумаге.
— Этот номер — GMB шестьсот шестьдесят пять — последняя запись в блокноте.
— Все правильно.
— Запись сделана двадцатого сентября?
— Где-то в период от нуля часов тридцати минут до половины второго утра двадцатого сентября, — уверенно ответила свидетельница.
— Почему вы не делали никаких записей после этой?
— Потому что, после того, как я прочитала о несчастном случае, я позвонила в полицию. Полицейские забрали у меня блокнот, правда, потом вернули, но предупредили, чтобы я обращалась с ним осторожно, так как это доказательство.
— Понятно, — подчеркнуто вежливо сказал Хоуланд. — А как долго полиция держала блокнот у себя?
— В течение… я не знаю… какое-то время.
— Когда вам его вернули?
— После того, как он находился в полиции, он лежал у окружного прокурора.
— О, значит, полиция передала его окружному прокурору, не так ли?
— Я не знаю. Я знаю, что вернул мне его господин обвинитель.
— Когда?
— Сегодня утром.
— Сегодня утром? — переспросил Хоуланд тоном, в котором смешивались недоверие, скептицизм и сарказм. — А почему господин обвинитель вернул вам его сегодня утром?
— Чтобы он был у меня в свидетельской ложе.
— Чтобы вы могли заявить, что блокнот у вас с собой?
— Не знаю. Наверное.
— А вы помните номер той машины?
— Конечно. Я же вам назвала его. CMB шестьсот шестьдесят пять.
— Когда вы видели этот номер последний раз?
— Когда минуту назад передавала вам блокнот.
— А до этого?
— Сегодня утром.
— В какое время сегодня утром?
— Около девяти.
— А сколько времени вы смотрели на этот номер сегодня около девяти утра?
— Я… я не знаю. Не понимаю, какое это имеет значение.
— Вы смотрели на него в течение получаса?
— Конечно, нет.
— Пятнадцать минут?
— Нет.
— Десять минут?
— Может быть.
— Другими словами, вы сегодня утром запоминали этот номер?
— И что здесь такого?
— А откуда вы знаете, что это тот же номер?
— Потому что это мой почерк. Я именно так его записала.
— Вы видели перед собой номерной знак машины впереди, когда писали эти цифры?
— Естественно.
— Все время, пока писали?
— Да.
— А разве не является фактом, что вы посмотрели на номерной знак, затем остановили машину, вынули блокнот и…
— Конечно, нет! Все произошло так, как я уже говорила вам. Я достала блокнот, сидя за рулем, и записала номер.
— Вы не левша?
— Нет.
— Одна рука оставалась на руле?
— Левая.
— А писали вы правой?
— Да.
— У вас перьевая ручка или шариковая?
— Обычная перьевая.
— Колпачок снимается?
— Да.
— И вы сняли колпачок одной рукой?
— Конечно.
— Вы в состоянии сделать это одной рукой?
— Да. Вы держите ручку — я имею в виду саму ручку — двумя пальцами, а колпачок снимаете большим и указательным.
— Что вы сделали потом?
— Положила блокнот на колени, записала номер, затем снова надела колпачок и положила блокнот и ручку обратно в сумочку.
— Как далеко вы находились от машины, идущей впереди, когда писали?
— Не очень далеко.
— Вы все время видели номер.
— Да.
— Четко?
— Да.
— Вы записывали номер в темноте?
— Нет.
— Очевидно, нет. Он записан очень аккуратно. Вы должны были сделать это при свете.
— Я включила свет в машине, чтобы видеть, что я пишу.
— Если вам пришлось запоминать этот номер сегодня утром, после того, как обвинитель передал вам блокнот, то, значит, вы не знали, что это за номер перед тем, как он передал вам блокнот, не так ли?
— Ну… нельзя ожидать от человека, что он будет помнить номер все время.
— То есть утром вы его не знали?
— Я знала его после того, как мне вернули блокнот.
— Но не перед этим.
— Ну… нет.
Хоуланд с минуту помедлил.
— После того, как вы записали номер, вы поехали домой? — спросил он.
— Да.
— Вы позвонили в полицию?
— Конечно. Я уже говорила вам об этом.
— Когда.
— Позднее.
— После того, как вы прочитали в газетах о случившемся?
— Да.
— То есть о трупе, найденном на дороге?
— Да.
— А перед этим вы в полицию не звонили?
— Нет.
— Почему вы записали номер машины?
Ее глаза победно сверкнули.
— Потому что я знала, что человек, сидевший за рулем, был слишком пьян для того, чтобы вести машину.
— Вы знали об этом, когда записывали номер?
— Да.
— Но почему вы все-таки его записали?
— Чтобы знать, что это за номер.
— Чтобы вы могли дать показания против водителя?
— Чтобы я могла выполнить свой гражданский долг.
— Вы имеете в виду позвонить в полицию?
— Я подумала, что это мой долг — записать этот номер на тот случай, если с водителем что-нибудь случится.
— О, чтобы вы могли давать показания?
— Чтобы я могла сообщить об этом полиции, да.
— Но вы не сообщили в полицию, пока не прочитали в газете о найденном трупе?
— Все правильно.
— Даже после того, как вы увидели таинственное отключение правой фары, вы не позвонили в полицию?
— Нет.
— Вы не считали, что есть повод позвонить в полицию?
— Пока не прочитала в газете о трупе.
— Значит, вы не думали, что имел место несчастный случай, когда вернулись домой, не так ли?
— Я знала, что что-то произошло. Я размышляла о том, что могло вызвать отключение той фары.
— Вы не думали, что имел место несчастный случай?
— Я знала, что что-то произошло.
— Так вы думали или не думали, что имел место несчастный случай?
— Да, я поняла, что, должно быть, произошел несчастный случай.
— Когда вы это поняли?
— Сразу же после того, как вернулась домой.
— И вы записали этот номер для того, чтобы сообщить в полицию, если произойдет несчастный случай?
— Я записала номер, потому что считала, что это мой долг… да.
— Тогда почему вы не позвонили в полицию?
— Мне кажется, что этот вопрос уже задавался несколько раз и на него несколько раз был получен ответ, Ваша Честь, — встал со своего места обвинитель. — Мне не хочется лишать адвоката защиты возможности проводить перекрестный допрос, но, несомненно, одно и то же повторяется снова и снова.
— Я согласен с вами, — кивнул судья Кадвелл.
— Ваша Честь, ее действия противоречат ее словам, а причины, которыми она объясняет свои действия, противоречат действиям, — сказал Хоуланд.
— Вам будет предоставлена возможность выступить в прениях перед присяжными, — ответил судья Кадвелл. — Факт, который вы хотели установить своим перекрестным допросом, уже установлен.
— Это все, — объявил Хоуланд, пожимая плечами и махнув рукой, словно отметая в сторону показания свидетельницы.
— У меня тоже все, миссис Хейли, — сказал обвинитель.
Миссис Хейли покинула место дачи свидетельских показаний, прошла по проходу и опустилась на свое место в зале суда.
Она повернулась к молодой женщине, сидевшей рядом с Мейсоном.
— Все было в порядке? — шепотом спросила миссис Хейли.
Молодая женщина кивнула.
Судья Кадвелл посмотрел на часы и объявил перерыв до двух часов дня.
— Вам показалось?
— Затем она снова загорелась.
— И это произошло на Сикаморской дороге, на участке между улицей Честнат и Главной автомагистралью?
— Да, сэр.
— И именно там вы видели, как свет на мгновение погас, а потом снова зажегся?
— Да, сэр.
— В тот момент вы смотрели в зеркало заднего обзора?
— Да, сэр.
— А вы знали в то время, почему, как вам показалось, свет на мгновение погас, а потом снова зажегся?
— Тогда не знала, теперь знаю.
— Почему?
— Я возражаю на основании того, что для ответа на поставленный вопрос требуется вывод свидетельницы, — заявил Хоуланд. — Вопрос спорный.
— Возражение принимается. Свидетельница может давать показания только о том, что видела, — сказал судья Кадвелл.
— Но, Ваша Честь, она, несомненно, имеет право интерпретировать то, что видит, — заметил обвинитель.
Судья Кадвелл покачал головой.
— Свидетельница может давать показания только о том, что видела, — повторил он. — Интерпретировать их будут присяжные.
Обвинитель помедлил с минуту, а затем сказал:
— Хорошо. Приступайте к перекрестному допросу, мистер Хоуланд.
— Вы записали номер того автомобиля? — спросил адвокат защиты.
— Да.
— В блокнот?
— Да.
— А откуда вы достали блокнот?
— Из своей сумочки.
— Вы вели машину?
— Да.
— С вами вместе кто-нибудь был?
— Нет.
— Вы достали блокнот из сумочки?
— Да.
— И карандаш?
— Не карандаш. Авторучку.
— И записали номер автомашины?
— Да.
— Какой был номер у той машины?
— GMB шестьсот шестьдесят пять.
— У вас с собой этот блокнот?
— Да, сэр.
— Я хотел бы на него посмотреть.
Обвинитель улыбнулся присяжным.
— У нас нет никаких возражений, — сказал он. — Мы с радостью предоставляем этот блокнот для изучения.
Хоуланд подошел к месту дачи свидетельских показаний, взял блокнот, который протянула ему свидетельница, пролистал страницы и заметил:
— В этот блокнот вы вносили самую разную информацию без всякой системы.
— Я не держу в памяти ничего, что можно отметить на бумаге.
— Этот номер — GMB шестьсот шестьдесят пять — последняя запись в блокноте.
— Все правильно.
— Запись сделана двадцатого сентября?
— Где-то в период от нуля часов тридцати минут до половины второго утра двадцатого сентября, — уверенно ответила свидетельница.
— Почему вы не делали никаких записей после этой?
— Потому что, после того, как я прочитала о несчастном случае, я позвонила в полицию. Полицейские забрали у меня блокнот, правда, потом вернули, но предупредили, чтобы я обращалась с ним осторожно, так как это доказательство.
— Понятно, — подчеркнуто вежливо сказал Хоуланд. — А как долго полиция держала блокнот у себя?
— В течение… я не знаю… какое-то время.
— Когда вам его вернули?
— После того, как он находился в полиции, он лежал у окружного прокурора.
— О, значит, полиция передала его окружному прокурору, не так ли?
— Я не знаю. Я знаю, что вернул мне его господин обвинитель.
— Когда?
— Сегодня утром.
— Сегодня утром? — переспросил Хоуланд тоном, в котором смешивались недоверие, скептицизм и сарказм. — А почему господин обвинитель вернул вам его сегодня утром?
— Чтобы он был у меня в свидетельской ложе.
— Чтобы вы могли заявить, что блокнот у вас с собой?
— Не знаю. Наверное.
— А вы помните номер той машины?
— Конечно. Я же вам назвала его. CMB шестьсот шестьдесят пять.
— Когда вы видели этот номер последний раз?
— Когда минуту назад передавала вам блокнот.
— А до этого?
— Сегодня утром.
— В какое время сегодня утром?
— Около девяти.
— А сколько времени вы смотрели на этот номер сегодня около девяти утра?
— Я… я не знаю. Не понимаю, какое это имеет значение.
— Вы смотрели на него в течение получаса?
— Конечно, нет.
— Пятнадцать минут?
— Нет.
— Десять минут?
— Может быть.
— Другими словами, вы сегодня утром запоминали этот номер?
— И что здесь такого?
— А откуда вы знаете, что это тот же номер?
— Потому что это мой почерк. Я именно так его записала.
— Вы видели перед собой номерной знак машины впереди, когда писали эти цифры?
— Естественно.
— Все время, пока писали?
— Да.
— А разве не является фактом, что вы посмотрели на номерной знак, затем остановили машину, вынули блокнот и…
— Конечно, нет! Все произошло так, как я уже говорила вам. Я достала блокнот, сидя за рулем, и записала номер.
— Вы не левша?
— Нет.
— Одна рука оставалась на руле?
— Левая.
— А писали вы правой?
— Да.
— У вас перьевая ручка или шариковая?
— Обычная перьевая.
— Колпачок снимается?
— Да.
— И вы сняли колпачок одной рукой?
— Конечно.
— Вы в состоянии сделать это одной рукой?
— Да. Вы держите ручку — я имею в виду саму ручку — двумя пальцами, а колпачок снимаете большим и указательным.
— Что вы сделали потом?
— Положила блокнот на колени, записала номер, затем снова надела колпачок и положила блокнот и ручку обратно в сумочку.
— Как далеко вы находились от машины, идущей впереди, когда писали?
— Не очень далеко.
— Вы все время видели номер.
— Да.
— Четко?
— Да.
— Вы записывали номер в темноте?
— Нет.
— Очевидно, нет. Он записан очень аккуратно. Вы должны были сделать это при свете.
— Я включила свет в машине, чтобы видеть, что я пишу.
— Если вам пришлось запоминать этот номер сегодня утром, после того, как обвинитель передал вам блокнот, то, значит, вы не знали, что это за номер перед тем, как он передал вам блокнот, не так ли?
— Ну… нельзя ожидать от человека, что он будет помнить номер все время.
— То есть утром вы его не знали?
— Я знала его после того, как мне вернули блокнот.
— Но не перед этим.
— Ну… нет.
Хоуланд с минуту помедлил.
— После того, как вы записали номер, вы поехали домой? — спросил он.
— Да.
— Вы позвонили в полицию?
— Конечно. Я уже говорила вам об этом.
— Когда.
— Позднее.
— После того, как вы прочитали в газетах о случившемся?
— Да.
— То есть о трупе, найденном на дороге?
— Да.
— А перед этим вы в полицию не звонили?
— Нет.
— Почему вы записали номер машины?
Ее глаза победно сверкнули.
— Потому что я знала, что человек, сидевший за рулем, был слишком пьян для того, чтобы вести машину.
— Вы знали об этом, когда записывали номер?
— Да.
— Но почему вы все-таки его записали?
— Чтобы знать, что это за номер.
— Чтобы вы могли дать показания против водителя?
— Чтобы я могла выполнить свой гражданский долг.
— Вы имеете в виду позвонить в полицию?
— Я подумала, что это мой долг — записать этот номер на тот случай, если с водителем что-нибудь случится.
— О, чтобы вы могли давать показания?
— Чтобы я могла сообщить об этом полиции, да.
— Но вы не сообщили в полицию, пока не прочитали в газете о найденном трупе?
— Все правильно.
— Даже после того, как вы увидели таинственное отключение правой фары, вы не позвонили в полицию?
— Нет.
— Вы не считали, что есть повод позвонить в полицию?
— Пока не прочитала в газете о трупе.
— Значит, вы не думали, что имел место несчастный случай, когда вернулись домой, не так ли?
— Я знала, что что-то произошло. Я размышляла о том, что могло вызвать отключение той фары.
— Вы не думали, что имел место несчастный случай?
— Я знала, что что-то произошло.
— Так вы думали или не думали, что имел место несчастный случай?
— Да, я поняла, что, должно быть, произошел несчастный случай.
— Когда вы это поняли?
— Сразу же после того, как вернулась домой.
— И вы записали этот номер для того, чтобы сообщить в полицию, если произойдет несчастный случай?
— Я записала номер, потому что считала, что это мой долг… да.
— Тогда почему вы не позвонили в полицию?
— Мне кажется, что этот вопрос уже задавался несколько раз и на него несколько раз был получен ответ, Ваша Честь, — встал со своего места обвинитель. — Мне не хочется лишать адвоката защиты возможности проводить перекрестный допрос, но, несомненно, одно и то же повторяется снова и снова.
— Я согласен с вами, — кивнул судья Кадвелл.
— Ваша Честь, ее действия противоречат ее словам, а причины, которыми она объясняет свои действия, противоречат действиям, — сказал Хоуланд.
— Вам будет предоставлена возможность выступить в прениях перед присяжными, — ответил судья Кадвелл. — Факт, который вы хотели установить своим перекрестным допросом, уже установлен.
— Это все, — объявил Хоуланд, пожимая плечами и махнув рукой, словно отметая в сторону показания свидетельницы.
— У меня тоже все, миссис Хейли, — сказал обвинитель.
Миссис Хейли покинула место дачи свидетельских показаний, прошла по проходу и опустилась на свое место в зале суда.
Она повернулась к молодой женщине, сидевшей рядом с Мейсоном.
— Все было в порядке? — шепотом спросила миссис Хейли.
Молодая женщина кивнула.
Судья Кадвелл посмотрел на часы и объявил перерыв до двух часов дня.
4
Когда во второй половине дня заседание возобновилось, обвинение постаралось привести дело к логическому завершению, для чего были приглашены несколько свидетелей, дававших показания по техническим аспектам. К половине четвертого допрос свидетелей закончился и представители сторон перешли к прениям.
Обвинитель выступил коротко и сжато, требуя признать подсудимого виновным, и сел на место.
Мортимер Дон Хоуланд, адвокат по уголовным делам старой школы, с сарказмом охарактеризовал показания Миртл Анны Хейли, назвав ее «водителем-парапсихологом», «женщиной», которая в состоянии управлять машиной, даже не глядя на дорогу.
— Обратите внимание на то, как она ехала, — говорил Хоуланд. — Вначале она ведет машину, не смотря на дорогу, потому что достает из сумочки авторучку и блокнот. Затем она открывает блокнот и записывает номер идущей впереди машины. Дамы и господа присяжные, обратите также внимание на то, где она сделала эту запись. Она не открыла блокнот наугад и не нацарапала номер на любой первой попавшейся странице. Она пролистала блокнот до той страницы, на которой была сделана последняя запись, затем аккуратно записала номер движущейся впереди машины. Взгляните на это приобщенное к делу доказательство, — продолжал Хоуланд, взяв в руки блокнот. — Обратите внимание на то, как написан номер. Разве вам удалось бы так аккуратно написать его, если бы вы смотрели на дорогу, сидя за рулем? Конечно, нет. Точно также этого не смогла бы и мастер езды вслепую Миртл Анна Хейли. Она писала его, глядя на страницу, а не на дорогу. Если вы помните, то во время перекрестного допроса я поинтересовался, было ли у нее достаточно света, чтобы видеть то, что она пишет, и что она мне ответила? Она заявила, что включила свет в машине, чтобы получить нужное освещение. Зачем ей было нужно столько света? Потому что она смотрела на то, что пишет, а не на то, куда движется ее машина. Если бы ее глаза смотрели на дорогу, ей не потребовалось бы никакого света в самой машине. Фактически, свет внутри машины уменьшил бы возможности следить за дорогой. Ей нужен был свет для того, чтобы видеть страницу блокнота, куда делалась запись. Она ехала на более высокой скорости, чем машина впереди, потому что она признает, что проскочила мимо нее. Но, дамы и господа, она не смотрела на дорогу. Я согласен допустить, что какой-то несчастный попал под колеса автомашины на этом участке дороги. Кто является более вероятной кандидатурой, чтобы совершить наезд? Водитель машины впереди или женщина, которая признает под присягой, что она увеличила скорость, не глядя, куда едет, и смотрела на страницу в блокноте? А кто вел машину, номер которой так аккуратно записала Миртл Анна Хейли? Обвинение спросило ее о номерном знаке, но НЕ ЗАДАЛО ЕЙ НИ ЕДИНОГО ВОПРОСА О ТОМ, КТО СИДЕЛ ЗА РУЛЕМ! Обвинение даже не поинтересовалось, мужчина или женщина вели ту машину. Мы же не знаем, она могла и ответить, что за рулем впереди сидела женщина.
— Ваша Честь! — перебил адвоката защиты обвинитель. — Мне не очень хочется прерывать речь мистера Хоуланда, но, если мы не осветили один из аспектов, то я прошу разрешения заново открыть дело в настоящий момент. В таком случае я задам дополнительные вопросы свидетельнице Миртл Анне Хейли.
— У вас есть возражения? — обратился судья Кадвелл к Хоуланду.
— Конечно, есть, Ваша Честь. Это старая уловка, попытка прервать выступления адвоката защиты и представить дополнительные доказательства. Это попытка отвлечь внимание присяжных и нарушить порядок ведения судебного процесса.
— Я отказываю вам в ходатайстве, — сказал судья Кадвелл обвинителю.
Хоуланд повернулся к присяжным, развел руками и улыбнулся.
— Вы видите, дамы и господа, с чем нам приходится сталкиваться в этом деле. Не думаю, что есть необходимость выступать с дальнейшими аргументами. Я чувствую, что спокойно могу оставить вопрос на ваше усмотрение. Я верю, что вы вернетесь с единственным справедливым вердиктом, вердиктом, который позволит вам покинуть зал суда с чистой совестью после выполненного долга — НЕ ВИНОВЕН!
Хоуланд сел на свое место.
Судья дал указания присяжным. Присяжные удалились на совещание.
После того, как заседание было прекращено, Мейсон встал с места вместе с другими зрителями. Мортимер Дин Хоуланд протиснулся к Мейсону.
— Так, так, так, мистер Мейсон! Что привело вас сюда?
— Набираюсь опыта ведения дел — учусь у других.
Хоуланд улыбнулся, но его глаза остались серьезными и суровыми. Он смотрел на Мейсона оценивающим взглядом из-под густых бровей, пытаясь найти ответ на свой вопрос на его лице.
— Вам, Мейсон, никаких советов и подсказок не требуется. Мне показалось сегодня утром, что я заметил вас среди зрителей, и я абсолютно уверен, что вы просидели здесь всю вторую половину дня. У вас есть какой-то свой интерес в этом деле?
— Это просто интересное дело.
— Я имел в виду — вы заинтересованы профессионально?
— Конечно, профессионально, — неопределенно ответил Мейсон. — Я не знаю ни одну из сторон. Кстати, а кого убили?
— Труп так и не опознали, — сообщил Хоуланд. — Отпечатки пальцев отправили в ФБР, но они у них не значатся. Очевидно, какой-то бродяга. Голова очень сильно ударилась об асфальт. Череп разбился, словно яичная скорлупа. Затем по голове проехали оба колеса. Черты лица стали неузнаваемыми.
— А одежда?
— Вещи неплохи, но все бирки аккуратно срезаны. Это, конечно, навело нас на мысль, что он когда-то сидел в тюрьме. Но, как я уже сказал, его отпечатки пальцев не значатся в архивах.
— А этот номер внесен в блокнот на странице, где кончаются записи, сразу же за предыдущей? — спросил Мейсон.
— Пойдемте и вы сами увидите, — пригласил Хоуланд, дружески обнимая Мейсона за плечи. — Мне самому хотелось бы, чтобы вы взглянули и сообщили мне свое мнение.
Хоуланд с Мейсоном направились к столу секретаря суда.
— Мы бы хотели взглянуть на доказательство, приобщенное к делу — на блокнот, — обратился Хоуланд к секретарю.
Секретарь протянул ему блокнот.
Мейсон внимательно изучил маленькие аккуратные цифры в нижней части страницы.
— Без света так не напишешь, даже если от этого зависит твоя жизнь, — заметил Хоуланд. — Она не смотрела на дорогу, когда писала это.
— Насколько я понимаю, правая фара на ее машине не разбита? Вы это проверили? — поинтересовался Мейсон.
— Мы проверили множество вещей, — ответил Хоуланд, подмигивая. — Нам также известно, что починить фару не очень сложно. Что вы думаете об этом деле, Мейсон? Какое решение примут присяжные?
— Могут сделать, что угодно.
— Вы считаете, что они не придут к единому мнению? — осторожно спросил Хоуланд.
— Возможно.
— Если честно, — шепотом сказал Хоуланд, — именно этого я и пытался добиться. Это лучшее, на что я надеюсь.
Обвинитель выступил коротко и сжато, требуя признать подсудимого виновным, и сел на место.
Мортимер Дон Хоуланд, адвокат по уголовным делам старой школы, с сарказмом охарактеризовал показания Миртл Анны Хейли, назвав ее «водителем-парапсихологом», «женщиной», которая в состоянии управлять машиной, даже не глядя на дорогу.
— Обратите внимание на то, как она ехала, — говорил Хоуланд. — Вначале она ведет машину, не смотря на дорогу, потому что достает из сумочки авторучку и блокнот. Затем она открывает блокнот и записывает номер идущей впереди машины. Дамы и господа присяжные, обратите также внимание на то, где она сделала эту запись. Она не открыла блокнот наугад и не нацарапала номер на любой первой попавшейся странице. Она пролистала блокнот до той страницы, на которой была сделана последняя запись, затем аккуратно записала номер движущейся впереди машины. Взгляните на это приобщенное к делу доказательство, — продолжал Хоуланд, взяв в руки блокнот. — Обратите внимание на то, как написан номер. Разве вам удалось бы так аккуратно написать его, если бы вы смотрели на дорогу, сидя за рулем? Конечно, нет. Точно также этого не смогла бы и мастер езды вслепую Миртл Анна Хейли. Она писала его, глядя на страницу, а не на дорогу. Если вы помните, то во время перекрестного допроса я поинтересовался, было ли у нее достаточно света, чтобы видеть то, что она пишет, и что она мне ответила? Она заявила, что включила свет в машине, чтобы получить нужное освещение. Зачем ей было нужно столько света? Потому что она смотрела на то, что пишет, а не на то, куда движется ее машина. Если бы ее глаза смотрели на дорогу, ей не потребовалось бы никакого света в самой машине. Фактически, свет внутри машины уменьшил бы возможности следить за дорогой. Ей нужен был свет для того, чтобы видеть страницу блокнота, куда делалась запись. Она ехала на более высокой скорости, чем машина впереди, потому что она признает, что проскочила мимо нее. Но, дамы и господа, она не смотрела на дорогу. Я согласен допустить, что какой-то несчастный попал под колеса автомашины на этом участке дороги. Кто является более вероятной кандидатурой, чтобы совершить наезд? Водитель машины впереди или женщина, которая признает под присягой, что она увеличила скорость, не глядя, куда едет, и смотрела на страницу в блокноте? А кто вел машину, номер которой так аккуратно записала Миртл Анна Хейли? Обвинение спросило ее о номерном знаке, но НЕ ЗАДАЛО ЕЙ НИ ЕДИНОГО ВОПРОСА О ТОМ, КТО СИДЕЛ ЗА РУЛЕМ! Обвинение даже не поинтересовалось, мужчина или женщина вели ту машину. Мы же не знаем, она могла и ответить, что за рулем впереди сидела женщина.
— Ваша Честь! — перебил адвоката защиты обвинитель. — Мне не очень хочется прерывать речь мистера Хоуланда, но, если мы не осветили один из аспектов, то я прошу разрешения заново открыть дело в настоящий момент. В таком случае я задам дополнительные вопросы свидетельнице Миртл Анне Хейли.
— У вас есть возражения? — обратился судья Кадвелл к Хоуланду.
— Конечно, есть, Ваша Честь. Это старая уловка, попытка прервать выступления адвоката защиты и представить дополнительные доказательства. Это попытка отвлечь внимание присяжных и нарушить порядок ведения судебного процесса.
— Я отказываю вам в ходатайстве, — сказал судья Кадвелл обвинителю.
Хоуланд повернулся к присяжным, развел руками и улыбнулся.
— Вы видите, дамы и господа, с чем нам приходится сталкиваться в этом деле. Не думаю, что есть необходимость выступать с дальнейшими аргументами. Я чувствую, что спокойно могу оставить вопрос на ваше усмотрение. Я верю, что вы вернетесь с единственным справедливым вердиктом, вердиктом, который позволит вам покинуть зал суда с чистой совестью после выполненного долга — НЕ ВИНОВЕН!
Хоуланд сел на свое место.
Судья дал указания присяжным. Присяжные удалились на совещание.
После того, как заседание было прекращено, Мейсон встал с места вместе с другими зрителями. Мортимер Дин Хоуланд протиснулся к Мейсону.
— Так, так, так, мистер Мейсон! Что привело вас сюда?
— Набираюсь опыта ведения дел — учусь у других.
Хоуланд улыбнулся, но его глаза остались серьезными и суровыми. Он смотрел на Мейсона оценивающим взглядом из-под густых бровей, пытаясь найти ответ на свой вопрос на его лице.
— Вам, Мейсон, никаких советов и подсказок не требуется. Мне показалось сегодня утром, что я заметил вас среди зрителей, и я абсолютно уверен, что вы просидели здесь всю вторую половину дня. У вас есть какой-то свой интерес в этом деле?
— Это просто интересное дело.
— Я имел в виду — вы заинтересованы профессионально?
— Конечно, профессионально, — неопределенно ответил Мейсон. — Я не знаю ни одну из сторон. Кстати, а кого убили?
— Труп так и не опознали, — сообщил Хоуланд. — Отпечатки пальцев отправили в ФБР, но они у них не значатся. Очевидно, какой-то бродяга. Голова очень сильно ударилась об асфальт. Череп разбился, словно яичная скорлупа. Затем по голове проехали оба колеса. Черты лица стали неузнаваемыми.
— А одежда?
— Вещи неплохи, но все бирки аккуратно срезаны. Это, конечно, навело нас на мысль, что он когда-то сидел в тюрьме. Но, как я уже сказал, его отпечатки пальцев не значатся в архивах.
— А этот номер внесен в блокнот на странице, где кончаются записи, сразу же за предыдущей? — спросил Мейсон.
— Пойдемте и вы сами увидите, — пригласил Хоуланд, дружески обнимая Мейсона за плечи. — Мне самому хотелось бы, чтобы вы взглянули и сообщили мне свое мнение.
Хоуланд с Мейсоном направились к столу секретаря суда.
— Мы бы хотели взглянуть на доказательство, приобщенное к делу — на блокнот, — обратился Хоуланд к секретарю.
Секретарь протянул ему блокнот.
Мейсон внимательно изучил маленькие аккуратные цифры в нижней части страницы.
— Без света так не напишешь, даже если от этого зависит твоя жизнь, — заметил Хоуланд. — Она не смотрела на дорогу, когда писала это.
— Насколько я понимаю, правая фара на ее машине не разбита? Вы это проверили? — поинтересовался Мейсон.
— Мы проверили множество вещей, — ответил Хоуланд, подмигивая. — Нам также известно, что починить фару не очень сложно. Что вы думаете об этом деле, Мейсон? Какое решение примут присяжные?
— Могут сделать, что угодно.
— Вы считаете, что они не придут к единому мнению? — осторожно спросил Хоуланд.
— Возможно.
— Если честно, — шепотом сказал Хоуланд, — именно этого я и пытался добиться. Это лучшее, на что я надеюсь.
5
Мейсон, задумавшись, сидел у себя в кабинете и курил. Делла Стрит уже все убрала со своего стола. Она направилась к двери, потом вернулась, словно что-то забыла, и один за другим начала открывать ящики, вынимать какие-то бумаги и перекладывать их с места на место.
— Делла, почему бы тебе просто не сесть спокойно и не подождать вместе со мной? — обратился к ней Мейсон.
— Боже! Неужели это так бросается в глаза?
Мейсон кивнул.
Она нервно засмеялась.
— Да, подожду несколько минут.
— Звонки прямо переводятся на наш аппарат? — спросил адвокат.
— Да, Герти с коммутатора уже ушла домой. Она все переключила. Если эта женщина…
Деллу прервал телефонный звонок.
Мейсон кивнул секретарше.
— Раз ты здесь, то лучше слушай по параллельному аппарату и стенографируй все, что будет говориться, — сказал он, снимая трубку. — Алло!
— Это мистер Мейсон? — спросил женский голос, который утром обсуждал с адвокатом вопрос гонорара.
Девушка явно горела нетерпением.
— Да.
— Вы были сегодня в суде?
— Конечно.
— И что вы думаете?
— О чем?
— О деле.
— Я считаю, что, скорее всего, присяжные не придут к единому мнению.
— Нет, нет! О свидетельнице.
— О какой свидетельнице?
— О рыжеволосой, естественно.
— Вы имеете в виду миссис Миртл Анну Хейли?
— Да.
— Я не могу вам этого сказать.
— Вы не можете мне этого сказать? — переспросил голос, в котором сразу же послышалось подозрение. — Вы именно для этого туда ходили. Вы…
— Я не могу обсуждать свое мнение о показаниях миссис Хейли с незнакомым человеком, — перебил Мейсон.
— Незнакомым человеком? Но я же ваша клиентка! Я…
— А откуда я знаю, что именно вы — моя клиентка?
— Вы должны были узнать мой голос.
— Иногда голоса звучат очень похоже. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то обвинял меня в клеветническом утверждении.
На другом конце провода какое-то время молчали, затем женский голос спросил:
— А как мне идентифицировать себя?
— Предъявить квитанцию, которую я вручил посыльному, доставившему сто долларов. Если вы мне ее покажете, я буду знать, что имею дело с лицом, которое заплатило мой гонорар.
— Но, мистер Мейсон, неужели вы не понимаете? Я не могу допустить, чтобы вы знали, кто я. Я специально воспользовалась услугами посыльного, чтобы для вас это осталось неизвестным.
— Но я не считаю себя правомочным высказывать свое мнение о показаниях свидетельницы, пока я не уверен, что мое заявление не является диффамационным[1].
— Значит, оно настолько плохое?
— Я просто провозглашаю принцип.
— У меня… у меня квитанция уже на руках, мистер Мейсон. Посыльный мне ее передал.
— В таком случае, приезжайте в мой офис.
Последовало долгое молчание.
— Я специально приняла эти меры предосторожности, чтобы не открывать, кто я, — возразил недовольный женский голос.
— А я специально принимаю эти меры предосторожности, чтобы быть уверенным, что разговариваю со своей клиенткой, — ответил Мейсон.
— Сколько времени вы еще останетесь в конторе?
— Подожду десять минут. Этого достаточно?
— Да.
— Прекрасно. Постучитесь в боковую дверь.
— Вы ужасны! — воскликнули на другом конце провода. — Я хотела организовать все совсем по-иному.
Она повесила трубку.
Мейсон повернулся к Делле Стрит, стенографировавшей разговор.
— Насколько я понимаю, мисс Стрит, вы решили не торопиться домой? Думаете подождать? — улыбнулся адвокат.
— Только попробуй выставить меня из конторы! Меня и стадо слонов отсюда не вытащит! — засмеялась Делла.
Она сняла чехол с пишущей машинки, разложила на столе бумаги и повесила шляпу в шкаф.
Снова зазвонил телефон.
Мейсон нахмурился.
— Наверное, следовало отключить коммутатор после того, как позвонила наша клиентка, — сказал адвокат. — Сходи сейчас… Нет, подожди минутку. Послушай, кто это.
Делла Сняла трубку.
— Алло!.. Кто говорит?.. Откуда?.. Секундочку. Мне кажется, он уже ушел домой. Не думаю, что смогу его поймать. Я сейчас посмотрю. — Она закрыла рукой микрофон телефонной трубки и сообщила: — Какой-то мистер Гатри Балфур из Тихуаны в Мексике. Утверждает, что дело чрезвычайной важности.
— Балфур? — переспросил Мейсон. — Значит, это дядя Теда Балфура, обвиняемого по делу, на слушании которого я сегодня присутствовал. Похоже, Делла, что нас втягивают в эпицентр событий. Скажи оператору международной связи, что тебе удалось меня поймать.
Делла выполнила то, что требовалось, и мгновение спустя кивнула Мейсону.
Адвокат поднял трубку у себя на столе.
На другом конце провода послышался мужской голос. Он явно звонил издалека и звучал не очень четко, но, все равно, по тону сразу же становилось ясно, что говорящий находится в возбуждении.
— Это Перри Мейсон, адвокат?
— Да.
Казалось, возбуждение на другом конце провода еще усилилось.
— Мистер Мейсон, это Гатри Балфур. Я только что приехал с территории бывших индийских поселений племени тарахумаре. Я должен возвращаться в свой базовый лагерь. По почте, приходящей на мое имя сюда в Тихуану, я получил тревожные новости. Похоже, что мой племянник Теодор Балфур обвиняется в непредумышленном убийстве — он кого-то сбил на своей машине. Вы должны были обо мне слышать, мистер Мейсон. Я уверен, что вы знаете о промышленной империи «Балфур Аллайд Ассошиэйтс.». Наши инвестиции размещены по всему миру…
— Да, я слышал о вас, — перебил Мейсон. — Дело по обвинению вашего племянника сегодня рассматривалось в суде.
Голос на другом конце провода внезапно стал срываться от волнения.
— Какой вынесен вердикт?
— Насколько мне известно, присяжные пока не приняли никакого решения.
— Сейчас уже поздно что-нибудь сделать?
— Я думаю, что, скорее всего, присяжные не придут к единому мнению. Почему вы спрашиваете?
— Мистер Мейсон, это крайне важно! Вы даже не представляете, как важно! Моего племянника ни в коем случае не должны ни в чем обвинить!
— Не исключено, что он будет осужден условно, — ответил Мейсон. — В деле есть ряд фактов, благодаря которым оно представляется несколько странным. Имеются кое-какие несоответствия…
— Конечно, там имеются несоответствия! Неужели вы не понимаете? Это инсценированный процесс! Факты подтасованы. Все было сделано с вполне определенной целью. Мистер Мейсон, мне отсюда не вырваться, поскольку я — член археологической экспедиции чрезвычайной важности. У нас возникли кое-какие трудности, мешают случайности, но я играю по-крупному. Ставки очень высоки. Я… Послушайте, мистер Мейсон, я сегодня вечером посажу свою жену на ночной самолет. Она пересядет на другой самолет в Эль-Пасо и будет у вас в конторе утром. Во сколько вы открываетесь?
— В девять. Я прихожу между девятью и десятью часами.
— Пожалуйста, мистер Мейсон, запишите мою жену на девять утра. Я прослежу, чтобы вам был выплачен достойный гонорар. Я проверю, чтобы…
— Вашего племянника представляет Мортимер Дин Хоуланд, — перебил Мейсон.
— Хоуланд! — воскликнули на другом конце провода. — Этот крикливый пустозвон, пытающийся нагнать на всех страх! Он только среднесортный адвокат с громким голосом. Для решения этого дела нужны мозги, мистер Мейсон. Это… Я не в состоянии объяснить. Вы примете мою жену завтра в девять утра?
— Хорошо, — согласился Мейсон. — Однако, я должен вас предупредить, что могу оказаться несвободен, чтобы выполнить то, что вы от меня хотите.
— Почему?
— У меня есть другая связь с этим делом, которая, не исключено, приведет к конфликту интересов. Пока я не заявляю это со всей определенностью, но… По крайней мере, с вашей женой я переговорю.
— Завтра в девять.
— Да.
— Большое спасибо.
Мейсон повесил трубку.
— Да, похоже, что мы все глубже и глубже залезаем на сковородку, — сказал он Делле Стрит.
— Прямо в центр кипящего жира, — заметила секретарша. — Я…
Она внезапно замолчала, так как в дверь кабинета Мейсона из коридора послышался робкий стук.
Делла встала со своего места и отправилась открывать.
В кабинет вошла девушка, которая днем сидела рядом с Мейсоном в зале суда.
— О, добрый вечер! — воскликнул адвокат. — При нашей предыдущей встрече вы были не особенно дружелюбно ко мне настроены.
— Конечно, нет!
— Даже не желали со мной разговаривать.
— Я… Мистер Мейсон, вы… вы поставили меня в такое положение… ну, в общем, в положение, в котором мне совсем не хотелось оказаться.
— Очень плохо. А я боялся, что вы собирались поставить меня в такое положение, в котором я не хотел оказаться.
— Ну, теперь вы знаете, кто я.
— Садитесь, — пригласил Мейсон. — Кстати, а кто вы… если отбросить псевдоним Наличные.
— Делла, почему бы тебе просто не сесть спокойно и не подождать вместе со мной? — обратился к ней Мейсон.
— Боже! Неужели это так бросается в глаза?
Мейсон кивнул.
Она нервно засмеялась.
— Да, подожду несколько минут.
— Звонки прямо переводятся на наш аппарат? — спросил адвокат.
— Да, Герти с коммутатора уже ушла домой. Она все переключила. Если эта женщина…
Деллу прервал телефонный звонок.
Мейсон кивнул секретарше.
— Раз ты здесь, то лучше слушай по параллельному аппарату и стенографируй все, что будет говориться, — сказал он, снимая трубку. — Алло!
— Это мистер Мейсон? — спросил женский голос, который утром обсуждал с адвокатом вопрос гонорара.
Девушка явно горела нетерпением.
— Да.
— Вы были сегодня в суде?
— Конечно.
— И что вы думаете?
— О чем?
— О деле.
— Я считаю, что, скорее всего, присяжные не придут к единому мнению.
— Нет, нет! О свидетельнице.
— О какой свидетельнице?
— О рыжеволосой, естественно.
— Вы имеете в виду миссис Миртл Анну Хейли?
— Да.
— Я не могу вам этого сказать.
— Вы не можете мне этого сказать? — переспросил голос, в котором сразу же послышалось подозрение. — Вы именно для этого туда ходили. Вы…
— Я не могу обсуждать свое мнение о показаниях миссис Хейли с незнакомым человеком, — перебил Мейсон.
— Незнакомым человеком? Но я же ваша клиентка! Я…
— А откуда я знаю, что именно вы — моя клиентка?
— Вы должны были узнать мой голос.
— Иногда голоса звучат очень похоже. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то обвинял меня в клеветническом утверждении.
На другом конце провода какое-то время молчали, затем женский голос спросил:
— А как мне идентифицировать себя?
— Предъявить квитанцию, которую я вручил посыльному, доставившему сто долларов. Если вы мне ее покажете, я буду знать, что имею дело с лицом, которое заплатило мой гонорар.
— Но, мистер Мейсон, неужели вы не понимаете? Я не могу допустить, чтобы вы знали, кто я. Я специально воспользовалась услугами посыльного, чтобы для вас это осталось неизвестным.
— Но я не считаю себя правомочным высказывать свое мнение о показаниях свидетельницы, пока я не уверен, что мое заявление не является диффамационным[1].
— Значит, оно настолько плохое?
— Я просто провозглашаю принцип.
— У меня… у меня квитанция уже на руках, мистер Мейсон. Посыльный мне ее передал.
— В таком случае, приезжайте в мой офис.
Последовало долгое молчание.
— Я специально приняла эти меры предосторожности, чтобы не открывать, кто я, — возразил недовольный женский голос.
— А я специально принимаю эти меры предосторожности, чтобы быть уверенным, что разговариваю со своей клиенткой, — ответил Мейсон.
— Сколько времени вы еще останетесь в конторе?
— Подожду десять минут. Этого достаточно?
— Да.
— Прекрасно. Постучитесь в боковую дверь.
— Вы ужасны! — воскликнули на другом конце провода. — Я хотела организовать все совсем по-иному.
Она повесила трубку.
Мейсон повернулся к Делле Стрит, стенографировавшей разговор.
— Насколько я понимаю, мисс Стрит, вы решили не торопиться домой? Думаете подождать? — улыбнулся адвокат.
— Только попробуй выставить меня из конторы! Меня и стадо слонов отсюда не вытащит! — засмеялась Делла.
Она сняла чехол с пишущей машинки, разложила на столе бумаги и повесила шляпу в шкаф.
Снова зазвонил телефон.
Мейсон нахмурился.
— Наверное, следовало отключить коммутатор после того, как позвонила наша клиентка, — сказал адвокат. — Сходи сейчас… Нет, подожди минутку. Послушай, кто это.
Делла Сняла трубку.
— Алло!.. Кто говорит?.. Откуда?.. Секундочку. Мне кажется, он уже ушел домой. Не думаю, что смогу его поймать. Я сейчас посмотрю. — Она закрыла рукой микрофон телефонной трубки и сообщила: — Какой-то мистер Гатри Балфур из Тихуаны в Мексике. Утверждает, что дело чрезвычайной важности.
— Балфур? — переспросил Мейсон. — Значит, это дядя Теда Балфура, обвиняемого по делу, на слушании которого я сегодня присутствовал. Похоже, Делла, что нас втягивают в эпицентр событий. Скажи оператору международной связи, что тебе удалось меня поймать.
Делла выполнила то, что требовалось, и мгновение спустя кивнула Мейсону.
Адвокат поднял трубку у себя на столе.
На другом конце провода послышался мужской голос. Он явно звонил издалека и звучал не очень четко, но, все равно, по тону сразу же становилось ясно, что говорящий находится в возбуждении.
— Это Перри Мейсон, адвокат?
— Да.
Казалось, возбуждение на другом конце провода еще усилилось.
— Мистер Мейсон, это Гатри Балфур. Я только что приехал с территории бывших индийских поселений племени тарахумаре. Я должен возвращаться в свой базовый лагерь. По почте, приходящей на мое имя сюда в Тихуану, я получил тревожные новости. Похоже, что мой племянник Теодор Балфур обвиняется в непредумышленном убийстве — он кого-то сбил на своей машине. Вы должны были обо мне слышать, мистер Мейсон. Я уверен, что вы знаете о промышленной империи «Балфур Аллайд Ассошиэйтс.». Наши инвестиции размещены по всему миру…
— Да, я слышал о вас, — перебил Мейсон. — Дело по обвинению вашего племянника сегодня рассматривалось в суде.
Голос на другом конце провода внезапно стал срываться от волнения.
— Какой вынесен вердикт?
— Насколько мне известно, присяжные пока не приняли никакого решения.
— Сейчас уже поздно что-нибудь сделать?
— Я думаю, что, скорее всего, присяжные не придут к единому мнению. Почему вы спрашиваете?
— Мистер Мейсон, это крайне важно! Вы даже не представляете, как важно! Моего племянника ни в коем случае не должны ни в чем обвинить!
— Не исключено, что он будет осужден условно, — ответил Мейсон. — В деле есть ряд фактов, благодаря которым оно представляется несколько странным. Имеются кое-какие несоответствия…
— Конечно, там имеются несоответствия! Неужели вы не понимаете? Это инсценированный процесс! Факты подтасованы. Все было сделано с вполне определенной целью. Мистер Мейсон, мне отсюда не вырваться, поскольку я — член археологической экспедиции чрезвычайной важности. У нас возникли кое-какие трудности, мешают случайности, но я играю по-крупному. Ставки очень высоки. Я… Послушайте, мистер Мейсон, я сегодня вечером посажу свою жену на ночной самолет. Она пересядет на другой самолет в Эль-Пасо и будет у вас в конторе утром. Во сколько вы открываетесь?
— В девять. Я прихожу между девятью и десятью часами.
— Пожалуйста, мистер Мейсон, запишите мою жену на девять утра. Я прослежу, чтобы вам был выплачен достойный гонорар. Я проверю, чтобы…
— Вашего племянника представляет Мортимер Дин Хоуланд, — перебил Мейсон.
— Хоуланд! — воскликнули на другом конце провода. — Этот крикливый пустозвон, пытающийся нагнать на всех страх! Он только среднесортный адвокат с громким голосом. Для решения этого дела нужны мозги, мистер Мейсон. Это… Я не в состоянии объяснить. Вы примете мою жену завтра в девять утра?
— Хорошо, — согласился Мейсон. — Однако, я должен вас предупредить, что могу оказаться несвободен, чтобы выполнить то, что вы от меня хотите.
— Почему?
— У меня есть другая связь с этим делом, которая, не исключено, приведет к конфликту интересов. Пока я не заявляю это со всей определенностью, но… По крайней мере, с вашей женой я переговорю.
— Завтра в девять.
— Да.
— Большое спасибо.
Мейсон повесил трубку.
— Да, похоже, что мы все глубже и глубже залезаем на сковородку, — сказал он Делле Стрит.
— Прямо в центр кипящего жира, — заметила секретарша. — Я…
Она внезапно замолчала, так как в дверь кабинета Мейсона из коридора послышался робкий стук.
Делла встала со своего места и отправилась открывать.
В кабинет вошла девушка, которая днем сидела рядом с Мейсоном в зале суда.
— О, добрый вечер! — воскликнул адвокат. — При нашей предыдущей встрече вы были не особенно дружелюбно ко мне настроены.
— Конечно, нет!
— Даже не желали со мной разговаривать.
— Я… Мистер Мейсон, вы… вы поставили меня в такое положение… ну, в общем, в положение, в котором мне совсем не хотелось оказаться.
— Очень плохо. А я боялся, что вы собирались поставить меня в такое положение, в котором я не хотел оказаться.
— Ну, теперь вы знаете, кто я.
— Садитесь, — пригласил Мейсон. — Кстати, а кто вы… если отбросить псевдоним Наличные.